Влекомые ветром

      Ветер усиливался. Здесь, среди невысоких холмов, под бездонным небом, похожим на перевернутую чашу, покрытую темно-синей глазурью, особенно ясно ощущалась беспомощность перед хлесткими ударами ветра. Волны песка, змеясь, с тихим шорохом меняли направление; огонь, обложенный камнями, плясал на черных поленьях, но ветер то и дело вырывал добычу из его цепких языков и, словно смеясь, сдувал с прогоревшей древесины чешуйки пепла, заставляя их взметываться вверх и в сторону и вспыхивать напоследок алыми звездами.       «Ветер усиливает огонь», — думал Гаара, не замечая, как полы его светлого плаща то вздуваются и рвутся прочь, то беспомощно повисают, волочась по песку. Он сидел на сухой коряге, оставшейся от некогда царственного саксаула, у подножья холма, надеясь загородиться от ветра. Но ветер был повсюду и дул во всех направлениях. От него невозможно было отвернуться, спрятаться, убежать, так что Гаара смирился и лишь слегка щурился, когда лицо его обдавало ледяной волной.       Подняв глаза, Казекаге увидел на вершине холма большое раскидистое дерево — белый саксаул. Его широкий корявый ствол выгибался, как спина потягивающегося кота. Казалось, он затем выпрямится и спружинит на разбрызганные по небу капли молока…       Игру воображения Гаары испортил человеческий силуэт, притаившийся у толстого белесого корня. Казекаге не любил, когда за ним ходили по пятам, поэтому его охрана держалась на расстоянии.       — Джинэ, — негромко произнес Гаара, — спустись ко мне.       Куноичи, закутанная в плащ, с лицом, скрытым под маской АНБУ, бесшумно спрыгнула вниз.       — Сегодня холодно: погрейся немного у огня.       — Казекаге-доно, мне не положено.       — Кажется, это решаю я?       Куноичи безмолвно поклонилась и подошла ближе. Отбросив полу плаща, она протянула руку к огню. Руку защищала перчатка и металлические пластины поверх нее.       — Сними маску.       Джинэ той же рукой сдернула маску, открывая взору Казекаге серьезное лицо. В ночи, в тени, лишь изредка озаряемое вспышками костра, оно казалось темным. Гаара пристально посмотрел на куноичи, затем произнес:       — Твое лицо кажется таким суровым. Ты редко улыбаешься?       Джинэ внутренне содрогнулась от этого вопроса. На мгновение в ее глазах промелькнуло недоумение: что угодно от нее господину Казекаге? И почти тотчас же вспыхнуло желание преодолеть вызванное им смущение и ответить прямо, смело:       — Как и вы, Казекаге-доно.       Гаара невольно улыбнулся и заметил, что губы куноичи тоже слегка тронула усмешка.       — Ты уже вполне освоилась, не так ли? Нравится тебе служить в моей личной охране?       — Нравится, господин.       Светлые глаза Каге продолжили изучать лицо Джинэ. Она стояла перед ним, делая вид, что греет руки и глядит в огонь, страдая скорее от неловкости, чем от холода.       — У нас с тобой много забот: мы призваны защищать Суну. Но это не значит, что мы не можем позволить себе наслаждаться простыми вещами, такими, например, как тепло этого костра.       «Что может быть нужно от меня господину Казекаге?» — снова растерянно подумала Джинэ.       Гаара беззвучно вздохнул: куноичи сняла одну маску, но, кажется, никак не желала снимать другую.       — У тебя ведь есть брат, не так ли?       Джинэ кивнула.       — Сколько ему лет?       — Пятнадцать.       — Он учится в Академии?       — Нет, господин, в обычной школе.       — Доставляет много хлопот?       Джинэ покачала головой.       — Нам с тобой повезло: у нас есть братья, — мягко заметил Гаара. — Разве привязанности не призваны согревать нас, как этот костер, среди суровых ветров переменчивой судьбы?       — Братская любовь может быть кусачей и едкой, как дым.       Казекаге невольно наморщил лоб.       — Ты на все смотришь мрачно?       — Я вижу достаточно ясно. Вижу то, что показывает мне жизнь. Если ее картины мрачны — то не моя вина.       Ветер завыл и засвистел, светлый плащ Каге и темный плащ АНБУ взметнулись в едином порыве, огонь задрожал, прибиваясь к земле.       «Терпение, — сказал себе Гаара, — нужно много терпения. Я должен заслужить ее доверие заново, хотя теперь вижу, насколько моя задача сложна: сквозь такую защиту непросто будет пробиться».       — Джинэ, я знаю, что ты умеешь гасить ветер. Попробуй сделать это сейчас.       Лицо куноичи оживилось, глаза заблестели в свете костра.       — Я помогу тебе вспомнить, как ты делала это раньше. Во всей Суне не найдется другого шиноби, который делал бы это как ты — одним лишь усилием воли. Ты гордость этой деревни, никогда об этом не забывай.       Джинэ слушала Каге нахмурившись, затаив дыхание. С этой минуты чем больше он говорил с ней, тем быстрее заполнялись пустые страницы ее прошлого. Это были кривые, неуклюжие символы, но сквозь них наконец-то проглядывал смысл.              Танзаку-гай захватила весна. Сначала шквал птичьих голосов обрушился на его сады и окрестности, затем пышно зацвела слива: белая, розовая, багровая, — и воздух наполнился ее ароматами. Между тем дождевые тучи излились еще не до конца, так что с серого неба то и дело накрапывало, но уже ничто не могло остановить наступления тепла и весенних праздников.       Ярмарка-выставка доживала свое, а день ее торжественного закрытия совпадал с началом праздника весеннего цветения. Танзаку пуще прежнего разукрасился фонариками, флажками, вывесками и разноцветными лотками с уличной едой и игрушками. Из съехавшихся в город купцов и торговцев лишь малая часть еще не закончила своих дел, остальные праздновали заключение сделок или подсчитывали грядущие барыши.       Тен-Тен, стоя возле туалетного столика в спальне, изучала содержимое баночки, которую держала в руках. Поднеся ее к лицу и понюхав склизкую субстанцию, куноичи поморщилась и вздохнула, а затем бросила взгляд на свое отражение в зеркале. Повернулась так и эдак, подняла подбородок и опустила, потрогала кончиками пальцев темные круги под глазами. Полуночный образ жизни, который она вела в последнее время, как-то не очень благоприятно сказывался на ее лице.       «Или мне кажется? — думала Тен-Тен, слегка нахмурившись под своим собственным придирчивым взглядом. — Может, всегда так было, просто я не замечала? Пока не начала мысленно вычитать двадцать три из двадцати девяти…»       Отшвырнув баночку и даже не удосужившись завинтить крышку, куноичи упала на кровать и раскинула руки в стороны. Потянулась, зевнула и застыла в одной позе, глядя в потолок.       «Значит, ничего не вышло… Рано отчаиваться, конечно, у нас есть еще два дня: завтра и послезавтра, — но что потом? Ждать еще год? Интересно, будет ли на следующей ярмарке Сансё… Черт, это мешает мне думать. Что же я могла упустить?..»       Мысленно перебирая события прошедших дней, встречи и разговоры, а также отчеты своих чунинов, Тен-Тен предприняла очередную попытку нащупать какой-нибудь след.       «Слишком много новых лиц? Неужели мы спугнули Кисараги? Или что-то смутило его в нашей легенде?»       Она ждала Сансё только через час, но он явился раньше. Услышав осторожный стук в дверь, Тен-Тен быстро скатилась с кровати и выскочила в гостиную, на ходу оправляя рубашку.       — Вот что значит гостиница такого уровня, — с улыбкой входя в комнату, заметил Джучи с порога. — Никаких неудобных вопросов посетителям.       — Думаешь, тут проходной двор? Это просто я изначально взяла себе номер с посещениями — с расчетом на визиты моей охраны, конечно.       — Так я внесен в список желанных лиц?       Не ответив на этот вопрос, Тен-Тен знаком предложила гостю расположиться на диване и заперла дверь. Улыбка на лице Джучи погасла, он сел и какое-то время задумчиво молчал, постукивая пальцами по ручке софы.       «Он расстроен, — подумала куноичи. — Это все из-за нашей неудачи. Как подбодрить его?»       — Так чудесно выглядит Танзаку, — пытаясь изобразить радостную улыбку, сказала Тен-Тен.       — М? Да, пожалуй. Все словно с ума сошли… Сплошная суета, в которой просто невозможно ничего понять.       — Сыграем?       — Если хочешь.       — А ты чего хочешь?       Джучи сделал неопределенный жест рукой.       — Я сегодня не настроен принимать решения, тем более что толку от этого мало. Приказывайте вы, Исана-сан, а я повинуюсь.       Тен-Тен, взявшаяся было за коробку для го, положила ее рядом с собой на диван.       — Тогда просто отдохнем. Знаешь, ко мне сегодня подходил Носимару и как-то не очень пристойно шутил, намекая на то, что Исана-сан похитила все свободные вечера Сансё-сана или что-то вроде того. Мне пришлось прибегнуть к грубости…       — Правда? — слегка оживившись и приподняв брови, поинтересовался Джучи. — Не представляю тебя грубой… Что же ты сделала?       — Да ничего особенного: повернулась к нему спиной и заговорила с первым попавшимся господином.       — О, это действительно грубо…       — Говорят, Носимару потратил за эти две недели едва ли не миллион рё.       — Он — мог.       — Говорят, он вчера бегал с выпученными глазами целый день, лихорадочно пытаясь отыскать кого-нибудь хоть для самой паршивой сделки, чтобы отчитаться перед отцом за потраченное время и деньги.       Сансё ответил беззвучным смешком, затем посмотрел на Тен-Тен с теплотой во взгляде и вздохнул. Куноичи не видела этого: она теребила полу рубашки, стараясь придумать еще что-нибудь интересное.       — Зачем ты стараешься утешить меня? — вдруг серьезно спросил Джучи. — Разве ты сама не расстроена неудачей?       — Расстроена…       — Почему же прямо об этом не скажешь?       Тен-Тен вскочила с дивана и прошлась по комнате.       — Да, я расстроена! — остановившись, воскликнула она. — И зла… Это моя первая настоящая миссия за последние пять лет — миссия столь высокого ранга, — и я ее провалила! Сколько надежд было возложено на меня… Я была единственным человеком, подходящим на эту роль — лучшим! Мне дали людей, дали денег, дали информацию… Чего же мне удалось достичь?.. — Куноичи взмахнула рукой, будто ей не хватало слов, чтобы выразить все свои чувства.       — Вот именно, — отозвался Сансё. — Я в таком же положении. К тому же господин Кацукава теперь откажется возместить мне расходы, так что я благополучно обобрал сам себя.       Тен-Тен сочувственно покачала головой. Джучи улыбнулся.       — Так-то лучше.       — Что ты хочешь этим сказать? — удивилась куноичи.       — Только то, что не люблю чересчур сдержанных людей. Знаешь, каково это, когда ты чувствуешь, что человек кипит внутри, а видишь перед собой каменное лицо?       — Знаю…       — Тогда ты знаешь и то, чем сжатый кулак отличается от раскрытой ладони.       — Конечно! Это два совершенно разных подхода к тайдзюцу… — заметив усмешку на губах Саснё, Тен-Тен смолкла.       — Неизвестно, что спрятано в кулаке. Скрытные люди всегда немного высокомерны: они прячут свои чувства от посторонних, потому что те недостойны их судить.       — Поверь мне, чрезмерно воодушевленные личности тоже иногда бывают весьма доставучими…       — Охотно верю, — с улыбкой ответил Джучи. Он охватил взглядом фигуру стоявшей перед ним молодой женщины целиком, стараясь запомнить ее такой: в простой рубашке и брюках, в бамбуковых тапочках, с блестящими волосами, собранными в два оданго.       «Еще одна ночь, — думал он. — Всего одна…»       Тен-Тен смутилась под этим взглядом и отошла к окну, чтобы, слегка отодвинув ширму, выглянуть во двор. Его пространство было освещено несколькими ажурными светильниками, которые выхватывали из ночной темноты лишь ствол платана. Ветви тонули во мраке.       Какое-то печальное оцепенение овладело куноичи. Она с таким нетерпением ждала прихода Сансё, а теперь вдруг поняла, насколько бессмысленными были ее ожидания.       «Послезавтра я покину Танзаку-гай, и скорее всего мы больше никогда не увидимся, — уныло думала Тен-Тен. — И что же мы делаем? Сплетничаем о Носимару?..»       — Я устала за эти дни. Пожалуй, лучше нам обоим поспать.       Джучи от огорчения не сразу смог ответить.       — Спокойной ночи, — вымолвил он, тщетно силясь улыбнуться.       Куноичи скрылась за дверью. Было слышно, как она включила воду в ванной. Джучи смотрел на дверь со смесью сожаления и обиды, словно этот кусок древесины был ответственен за его чувства.       «Ну да, — сказал он себе. — Я сам виноват: не придумал, как удержать ее…»       Придвинув ближе доску для го, он провел по ней пальцами, затем поднялся с софы и подошел к окну в том месте, где несколько минут тому назад стояла Тен-Тен. Джучи погладил ширму, затем наклонился к стеклу и прижался к нему лбом, ощущая приятную прохладу. Широкое дерево во дворе, наполовину освещенное фонарями, казалось золотистым столпом, на который опирался широкий черный купол. Джучи простоял в одном положении несколько минут.       — С чего я решил… — сорвалось с его губ.       Оттолкнувшись от окна, он подошел к столу и выпил немного воды из стакана, затем, скрестив руки, принялся ходить по комнате из угла в угол — благо, ковер смягчал звук его шагов. Время от времени Джучи останавливался и смотрел на дверь спальни.       — Как ты можешь?.. — обращался он с горьким упреком то ли к ней, то ли к ее хозяйке.       Наконец, устав бессмысленно мерить шагами замкнутое пространство, Джучи решил присесть на диван. При этом он как-то неловко задел доску для го, так что та упала на ковер.       — Хм!       Молодой человек быстро наклонился и поднял доску. Оглядев ее, он с легкой усмешкой, слегка прикусив губу, как мальчишка, собирающийся созорничать, чуть отодвинул в сторону крючок, затем положил доску на ручку дивана. Сбалансировав ее так, чтобы доска сохраняла равновесие, Джучи смотрел на нее какое-то время, затем поднес руку и легким движением изящных пальцев совершил толчок. Доска для го накренилась, быстро сползла и громко грохнулась об пол в том месте, куда не доходил ковер. Коробка раскрылась на лету, так что камешки рассыпались с дробным стуком.       Всего через несколько секунд дверь спальни распахнулась и на пороге появилась Тен-Тен с кунаем в руке. Джучи быстро изобразил на своем лице сожаление.       — О, прости! — воскликнул он и, опустившись на колени, подобрал расколовшуюся доску с пола. Прищелкнув как бы с досады языком, Джучи добавил: — Какая жалость…       — Как ты меня напугал! Я думала, нападение… — Куноичи швырнула кунай на кровать и подошла, чтобы помочь.       Джучи поднял глаза и замер: Тен-Тен стояла перед ним в ночной рубашке из достаточно тонкой, почти невесомой ткани, сшитой в два слоя, и с распущенными волосами. Эти чудесные густые волосы темно-каштанового цвета спускались ниже лопаток, слегка закручиваясь на концах в крупные завитки. Серебристо-серая, почти белая ночная рубашка не скрадывала линий груди, плеч и шеи и имела довольно глубокий разрез, стянутый тонкими лентами над грудью. Одним легким движением Тен-Тен опустилась на колени и принялась собирать камни для го.       Куноичи не обращала внимания на молодого человека, пока не заметила, что он выхватывает у нее из-под носа камешки, к которым она тянется. Тогда Тен-Тен начала искоса поглядывать на Сансё. Вот уже камней осталось не так много. Джучи снова забрал один из тех, к которому примерялась куноичи, и зажал его в руке. Тен-Тен взглянула ему в лицо и увидела теплую улыбку и искрящиеся лукавством темно-синие глаза.       — Я все видела! Отдай! Черные — мои…       — Он попал в окружение белых.       Куноичи подползла ближе, взяла Сансё за руку и попыталась разжать пальцы. Когда он понял, что ей это удастся, лицо его вытянулось от удивления. Опомнившись, Тен-Тен ослабила хватку.       — Не получается! Ты такой сильный…       — Издеваешься?       — Вовсе нет…       Сансё разжал пальцы: в руке ничего не было.       — Как так?! — Куноичи погладила его по ладони, словно не веря своим глазам, и попалась: Джучи крепко сжал ее пальцы, а когда она подняла голову, подался вперед и быстро поцеловал Тен-Тен в губы.       Не успев толком отстраниться, почувствовав, что Тен-Тен готова была ему ответить, Джучи обхватил ее за шею и привлек к себе. Их глаза встретились всего на секунду перед новым, на этот раз долгим, поцелуем.       — На полу… не очень… — выдохнула куноичи. — …На диван?       — Он такой неудобный, — отвечал Джучи, не отрывая взгляда от ее алых губ.       Затем оба, не сговариваясь, в общем порыве поднялись и скрылись за дверью спальни с такой скоростью, что обескураженной софе, оказавшейся в досадном одиночестве, оставалось лишь выразить свое неодобрение единственным жестом, который был ей доступен: разведенными в стороны деревянными ручками.              Джучи лежал на боку, вытянув руку, на которой, как на подушке, расположилась Тен-Тен. Он смутно различал ее лицо в ночном полумраке и не решался сменить положение. Однако ему все-таки пришлось это сделать. Куноичи приподнялась.       — Что? — спросила она.       — Рука онемела. — Сансё улыбнулся и повернулся на спину, растирая правое плечо.       Тен-Тен легла на живот, опираясь на локти. Несколько тяжелых прядей ее темных волос скользнули вперед, обрамляя лицо и шею. Предприняв безуспешную попытку завести их за уши, чтобы не мешали, куноичи произнесла:       — Забавно, если ты все-таки Кисараги. Это было бы настолько полным провалом, что о нем стали бы слагать легенды.       Сансё с интересом посмотрел на нее снизу вверх.       — Ну нет, — сказал он. — Я никогда не имел дел с контрабандистами, и вообще, свои деньги я заработал честно — если не считать карточных выигрышей, но там мне просто везло.       — А что, у тебя есть деньги?       — Небольшой капитал.       Тен-Тен усмехнулась.       — А у меня — небольшой магазин.       — Что бы ты сказала, если бы я предложил вложить свои капиталы в твой магазин?       — Ну нет! Любовь любовью, а дело делом. Надо прежде очень хорошо подумать…       — Здравый подход. — Сансё улыбнулся. — Я только хотел убедиться, что наши отношения не ограничатся одним лишь Танзаку.       Услышав это, Тен-Тен почувствовала себя неприлично счастливой и опустила голову, чтобы скрыть выражение лица за волосами. Как только волнение схлынуло, она снова подняла глаза и, протянув руку, нежно погладила Джучи по щеке и подбородку.       — Сансё, — ласково произнесла куноичи, чувствуя потребность назвать то, благодаря чему ее сердце переполнялось теплотой и медленно таяло.       — На самом деле меня зовут Джучи.       — Джучи, — с мягкой улыбкой повторила Тен-Тен.       — Имя Исана тебе не подходит: оно слишком холодное для тебя. — Он коснулся ее волос, как будто хотел отвести их за ушко, а затем погладил ладонью ее шею. — Думаю, твое имя должно означать радость. Мне кажется, оно похоже на звон колокольчика…       Внутренние часы куноичи сбились; чувствуя себя совершенно потерянной во времени, она посмотрела в сторону окна.       — Интересно, который час?       — Кажется, предрассветные сумерки наступают: я могу четче видеть твое лицо.       — Правда… Знаешь, у тебя красивый и необычный цвет глаз. Они темно-синие, но такие ясные… Кроме тебя я только у одного человека видела такие глаза, и то, если мне не изменяет память, — у моей подруги. Впрочем, столько лет прошло…       — Что же с ней стало?       — Исчезла. Такое случается с шиноби. С тех пор я не знаю даже, жива ли она. Я была так обижена и расстроена, что в сердцах пожелала ей… ох… пожелала ей одиночества. Подумала: «ну и оставайся одна!» Только мне кажется, что это пожелание вернулось ко мне, потому что с тех пор я почти всегда была одна. Конечно, у меня были и друзья, и подруги, и боевые товарищи, но никто не понимал меня, как она. Наверное, нам больше всего западают в душу именно такие сложные люди. Они как гёдза с васаби — по сравнению с ними все кажется пресным и скучным. У меня было двое таких друзей: один погиб на войне, а другая… исчезла. Как же они меня раздражали иной раз — и как мне их не хватало… — Тен-Тен опустила голову, будто рассматривала узоры на шелковой простыне, которые сама же выводила пальцем.       — Мне жаль. — Джучи погладил ее по волосам, сначала медленно и осторожно, потом смелее и, наконец, взлохматил их и забросил куноичи на лицо, стараясь отвлечь ее и развеселить.       Это сработало — Тен-Тен улыбнулась. Тогда он прижал ее к себе и положил на лопатки. Оказавшись сверху, Джучи наклонился поцеловать ее так, чтобы она забыла все: тревоги, огорчения, друзей, подруг и рассвет, просившийся в окна.              Джучи, опьяненный любовью и ароматами весны, проходя через сквер, засаженный сливами и усыпанный белыми и розовыми лепестками, приостановился и поднял лицо к посветлевшему небу. Солнце едва ли виднелось над крышами восточного Танзаку, но уже ласкало своими теплыми лучами пробуждающийся город. Никого не было поблизости, а сердце Джучи переполнилось, так что он пропел едва слышно строки из какой-то популярной песенки:       

Устыдитесь, красавицы,

Моя любимая прекрасна, как сама Ками,

И она дала слово быть со мной…

             В это же время по улице, примыкавшей к скверу, шел в сопровождении слуги Сукидзава Носимару. Он первым заприметил Сансё и поспешил опереться на плечо своего человека, приготовляясь изображать себя более пьяным, чем на самом деле являлся. Но вот и Джучи увидел Носимару и подошел поздороваться.       — Ну что, Сансё, сегодня, кажется, и сливы цветут, и птицы поют для тебя, а?       Агент Кацукава почувствовал, как кровь приливает к его щекам, и понял, что на этот раз не в силах побороть смущение. Покраснев, он отвернулся в сторону, делая вид, что любуется позолоченной солнцем улицей. Носимару следил за собеседником слишком острым для подвыпившего человека взглядом. Вдруг ноги его слегка подогнулись, одна рука тяжелее легла на плечо слуги, а другая сделала взмах в поисках опоры. Джучи пришел на помощь, подставив собственное плечо. Приобняв Сансё, Носимару склонился ближе к его уху и произнес с усмешкой:       — Некоторые секреты хранить приятно.       Наследник дома Сукидзава надеялся уловить аромат женских духов, который мог исходить от волос его приятеля, но ничего особенного не почувствовал. Однако его хитрости все же принесли кое-какие плоды: оказавшись совсем рядом с Сансё, Носимару на секунду опустил глаза и увидел скрытый за воротом характерный кровоподтек фиолетового цвета с багровыми точками.       «Так они все-таки любовники…»              В кабинете Старейшины Звездопада на какое-то время повисла тишина. Конор-сан только что закончил читать вслух послание Даймё Страны Огня, суть которого сводилась к тому, что вопрос переселения рокабуши в большей степени касается шиноби, а следовательно, в принятии какого-либо решения Даймё полностью полагается на господина Хокаге и Старейшину Звездопада и оставляет за собой право утвердить договор, если тот будет заключен. Этот ответ означал, что обращение к Седьмому Хокаге неизбежно.       Конор и Кенара невольно обратили взгляды на Неджи, но лицо его оставалось непроницаемым. Если Старейшина осознавал, с какими трудностями пришлось бы столкнуться бывшему Хьюга по возвращении в Деревню Листа, то Кенара могла об этом лишь догадываться.       — Ожидаемо, — коротко произнес Неджи.       Кенара, вспомнив о технике рассеянной чакры, отвела взгляд. Из ее положения ей видно было кусочек улицы и верхушку красного клена, на котором распустились пушистые кисти багровых цветков. Из почек готовились выпорхнуть листья.       Кенару нельзя было назвать наивным человеком, и она привыкла просчитывать худшие варианты развития событий. Если куноичи не расспрашивала Хьюга о прошлом, то только потому, что догадывалась, насколько болезненными должны быть его воспоминания. Из известных ей фактов и поведения Неджи нетрудно было сделать вывод о том, что он тайно оставил родную деревню и, по сути, являлся таким же отступником, как она сама. Возможно, у него были особые причины поступить подобным образом — Кенара искренне надеялась на это, — но интуиция подсказывала ей, что сорвать покровы с прошлого, никого не ранив при этом, невозможно. Такому гордому и требовательному к себе человеку, как Хьюга, должно быть невыносимо признавать…       Куноичи хотела мысленно произнести «собственную трусость», но не смогла. Слова «трусость» и «малодушие» не должны были стоять в одном предложении с именем Неджи. Кенара не имела ни одного доказательства того, что решение Неджи было полностью свободно от этих позорных проявлений слабости, но она верила… Верила — и из чувства глубокого уважения к Хьюга не хотела слышать ничего, что в какой-либо мере бросало на него тень.       Глядя на неподвижную фигуру Неджи, откинувшуюся на спинку стула, Кенара чувствовала, что разделяет его переживания.       В душе бывшего Хьюга и в самом деле царило смятение. Он не только не понимал, как должен поступить в сложившейся ситуации, но и осложнял себе задачу, оценивая собственные поступки со всех сторон и придираясь к каждому из них. Явиться в Коноху — бросить вызов всем, кого он знал; признать свое существование — плюнуть в лицо тем, кто его оплакивал; отказаться от встречи с Наруто — струсить… Во всех возможных вариантах Неджи оказывался негодяем, но при этом не мог руководствоваться этим, как аргументом.       «При чем тут вообще я? — думал он. — Какая разница, как я буду выглядеть, если у меня есть цель?..»       Понять, насколько его личные проблемы связаны с судьбой рокабуши, было невозможно. Сама его личность должна была дискредитировать этот народ в глазах Хокаге. Как отделить себя от них, как остаться в стороне?       «Рем… Мне все-таки придется прибегнуть к его помощи».       Очнувшись от собственных мыслей и поняв, что от него вот уже несколько минут в полном молчании ждут ответа, Хьюга вздохнул и выпрямился.       — Думаю, переговоры будет вести номинальный старейшина Опоку, — произнес он.       Конор кивнул.       «Наконец-то! Полагаю, такому человеку, как он, непросто наступить на горло собственной гордыне».       Поднявшись с места, Конор-сан заметил:       — Возвращение в Опоку может быть сопряжено для тебя с некоторыми трудностями. Я должен предпринять меры… Вернусь через полчаса, а ты пока набросай примерный план дальнейших действий и прикинь, что потребуется от меня. Может, официальное послание Даймё Клыков?       Проходя мимо Кенары, сидевшей на стуле в нише у окна, он обронил, не останавливаясь:       — Даже не думай. — И, взглянув ей в лицо, сделал страшные глаза.       Куноичи опустила голову. Конечно, этот человек не имел никакого права ей командовать, но что поделать, если его советы основывались на здравом смысле?       Дверь за Конором притворилась.       Неджи встал, взял свой стул и поставил его у стены, рядом с нишей. Он теперь сидел всего в паре шагов от Кенары, и она видела его лицо: слегка нахмуренные брови и плотно сжатые губы. Одна половина лица была повернута к окну и казалась несколько бледной, вторая утопала в тени. Глаза Неджи были опущены и находились в покое. Светлая радужка без видимого зрачка на солнце приобретала едва уловимый лавандовый оттенок.       — Я должен вернуться в Опоку. Будешь ли ты ждать моего возвращения? — Он слегка повернул голову, хотя глаза его оставались неподвижны.       — Я хотела бы отправиться с тобой, но, боюсь, мое присутствие может послужить поводом для нападения или твоего ареста. Это опасно в землях, где за тебя никто не вступится перед Казекаге. Думаю, Гаара-сама уже знает, что ты достиг Звездопада и тем самым закрепил за собой статус официального лица. Он не сможет причинить тебе вред без хорошего предлога.       Неджи нетерпеливо мотнул головой и нахмурился.       — Я говорю не о своей безопасности…       — Я знаю! — быстро прервала его Кенара. — Я лишь хочу объясниться.       — Но при этом не ответила на мой вопрос.       «Какой вопрос?» — подумала куноичи и, вспомнив, слегка покраснела.       — Да, конечно, я буду ждать твоего возвращения и каждый день ожидать новостей, — преодолев смущение, как можно серьезнее сказала она.       Неджи беззвучно вздохнул. Положение его во всех смыслах являлось затруднительным, но отступать перед трудностями было не в характере Хьюга.       — С некоторых пор, думая о своем будущем, я связываю его с тобой. Впервые за много лет я не чувствую себя одиноким. Я понимаю, насколько неопределенно наше положение, и осознаю все риски, однако должен спросить тебя, разделяешь ли ты мои чувства? — Глаза Неджи не могли ничего выражать, но черты его лица смягчились.       Кенара смотрела на него со смущением и растерянностью. Она, конечно, знала, что вызывает у бывшего Хьюга интерес, но не ожидала, что он будет в сложившихся обстоятельствах говорить об этом так серьезно.       — Ты стал мне очень дорог, это правда, — собравшись с силами, ответила она. — Никто и никогда еще не был мне так близок. Но я не вижу для себя будущего и не понимаю, чего вправе ожидать.       Неджи про себя вздохнул с облегчением и чуть свободнее откинулся на спинку стула.       — На данный момент худший из всех вариантов, которые кажутся мне реалистичными, — возвращение в Опоку и изоляция. Было бы самонадеянно и эгоистично ожидать, что ты в этом случае согласишься разделить мою судьбу.       Несмотря на то что Хьюга говорил уверенно, уверенности он как раз и не испытывал, поэтому с помощью рассеянной чакры внимательно наблюдал за куноичи.       — Что ж, в моем случае замена смертной казни изгнанием была бы даже милостью, — тихо сказала она.       Оба замолчали на некоторое время. Худший для Неджи вариант мог оказаться спасением для Кенары. Вопрос о том, что бы он предпочел, хоть и не был озвучен, но словно повис в воздухе.       «Не может быть, чтобы мне пришлось делать такой выбор, — мрачно думал Хьюга. — Судьба не может дважды так жестоко посмеяться надо мной!»       — Все же, надеюсь, рокабуши обретут свободу и новый дом, — сказала Кенара. — Не думай, что я хотела бы сохранить себе жизнь ценой будущего твоего народа.       — Я так не думал.       — И все же это были тяжелые мысли.       — Виной всему неопределенность.       — Во мне ты можешь быть уверен. То, что я испытываю к тебе, вполне определенно…       Теплая улыбка коснулась губ Неджи, он собирался взять Кенару за руку и, возможно, воплотить в жизнь чуть более далеко идущие планы, но дверь распахнулась и в кабинет вошел Конор. Он был настолько захвачен собственными мыслями, что не заметил напряжения, возникшего между молодыми людьми. Или сделал вид, что не заметил.              Снова закапал легкий дождь. Одна туча, темно-серая в середине и почти белая по краям, напоминавшая собою рваное одеяло, наползала с юга, распластываясь по лазури неба, но будучи не в силах охватить его целиком. Не скрыла туча и солнца, так что оно словно бы еще ярче сияло за легкой вуалью мелких капель, и над Танзаку появилась двойная радуга.       Прохожие останавливались, чтобы поглядеть на небо; те, кто состоял в знакомстве друг с другом, сдержанно делились восторгами; дети прыгали и кричали; из окон высовывались любопытные головы.       Джучи тоже не смог отказать себе в том, чтобы поглазеть на двойную радугу, и жалел только, что Исаны не было рядом. Заложив руки за спину, он медленно шел, улыбаясь и подняв лицо к небу, и вдруг услышал, как его окликают по имени, и обернулся.       У глухой стены ближайшего дома остановился паланкин, который несли на своих плечах двое крепких слуг. Полог был откинут в сторону, так что Джучи заметил промелькнувшее в окне желтоватое лицо и без труда узнал Эбиске-сана. Молодой человек приблизился к паланкину и с поклоном приветствовал знакомого торговца.       Эбиске-сан убрал полку, освободив место напротив себя, положил на него плоскую подушку и знаком предложил Сансё сесть в паланкин. Слуги, воспользовавшись свободной минутой, принялись растирать натруженные плечи.       Как только Сансё, отделенный от торгового агента дома Аояма расстоянием меньшим чем в полметра, устроился, скрестив ноги, тот плотно задвинул полог. Пространство внутри паланкина освещалось сквозь небольшие решетчатые отверстия, но все равно лица обоих собеседников находились преимущественно в тени.       «Вот оно», — с волнением подумал Джучи.       — Возможно, вы догадываетесь, от чьего имени я должен обратиться к вам?..              Когда Джучи покидал паланкин Эбиске-сана, до его уха долетела последняя напутственная фраза:       — Если вам действительно дорога эта дама, заставьте ее уехать и дайте ей понять, что в этом месте лишь один человек может искать себе покупателей на известного рода товар.       — Благодарю за совет. — Джучи поклонился. — Ваши слова нашли путь в мое сердце.       Он шел по той же улице, только теперь его лицо не озаряла улыбка: оно казалось озабоченным и едва ли не хмурым. Дождь усилился, радуги больше не было.       «Я не должен изменять своим планам и вызывать подозрения, — думал Джучи. — Только бы ночи дождаться! Только бы…»       К счастью, день был расписан до глубокого вечера. На одном из мероприятий в крытой галерее Сансё встретил наследницу Ририн, но, разделенный с ней толпой и связанный уговором, мог общаться с Исаной только с помощью взглядов и улыбок. Увы, передать таким образом взбудоражившие его новости он был неспособен. Едва дождавшись полуночи, Джучи поспешил в гостиницу «У платана».       Он не заметил, как взбежал по лестнице и оказался у двери в номер. Ему послышался едва уловимый гул голосов. Нахмурившись, Джучи быстро постучал. Дверь распахнулась.       — Сансё-сан! — Тен-Тен смущенно улыбнулась. Бросив взгляд за ее плечо, Джучи увидел Хидаритэ. — Пожалуйста, проходите…       Предложив агенту Кацукава расположиться на софе, куноичи обернулась к своему «телохранителю».       — На сегодня ты свободен.       — Минуту. — Джучи поднял ладонь, знаком останавливая Хидаритэ. — Исана-сама, могу я попросить вашего человека задержаться и подождать за дверью? Возможно, после моих новостей у вас появятся для него поручения.       Удивленно вскинув брови, Тен-Тен кивнула.       — Хидаритэ, займи пост в коридоре. И постарайся не пугать гостей, если они вздумают бродить ночами по коридору.       Чунин кивнул и, смерив косым взглядом молодого торгового агента, раздающего ему и его джонину указания, вышел из номера.       — Что? Что случилось?       — Я нашел его!       Глаза Тен-Тен, с нетерпением уставившиеся на Джучи, сверкнули.       — Нашел Киса…       — Да! Его агент — Аояма Эбиске-сан.       — Не может быть! Разве он не слаб здоровьем для таких дел?       — Несомненно, слаб. Пока мы разговаривали, его лицо пару раз искажалось от боли. Но тем нужнее ему деньги, не так ли? Лекарств от его болезни нет, но существуют средства, которые могут избавить его от мучений и позволить прожить остаток дней не без радости.       — Верно… верно! — Тен-Тен не заметила, как схватила Джучи за руки, и теперь уже он крепко сжимал ее пальцы в ответ. Этого было недостаточно: Джучи привлек ее к себе и обнял.       — Даже не верится… Но послушай, я должен признаться тебе кое в чем.       Куноичи вместо того, чтобы отстраниться, сильнее прижалась к Сансё и зажмурилась. Сердце ее замерло. Что-то он ей скажет?..       Взяв себя в руки, Тен-Тен высвободилась из объятий и внимательно посмотрела на него.       — Говори же.       — Я искал Кисараги вовсе не для того, чтобы заключить с ним сделку. Господин, что меня нанял, глава дома Кацукава, поручил мне разыскать этого человека, чтобы ему отомстить.       — Как?!       Джучи отвечал Тен-Тен беспокойным и грустным взглядом.       — Прости… Это тайна, которую я должен был тщательно оберегать. Господин Кисараги виновен в смерти мужа племянницы Кацукава-сама.       — Но как это возможно? Разве люди Кисараги не проверяли тебя и связи твоего торгового дома? Как они могли упустить такое?       — Речь о двоюродной племяннице. Они носят разные фамилии и никогда не были близки. Однако история этой семьи, хоть и проживающей в другой стране, но находящейся в кровном родстве с Кацукава-сама, тронула его сердце. Глава семьи был убит, торговое предприятие доведено до разорения, молодая женщина с тремя малыми детьми оказалась на улице и чудом смогла передать письмо своему двоюродному дяде в Страну Когтей. Кацукава-сама был возмущен и разгневан. Он помогал племяннице от чужого имени, продумывая план мести. У него были и другие причины недолюбливать Кисараги: они касались гражданской войны на периферии, которая, как известно, ведется с помощью оружия этого господина.       — И в чем же заключается месть?       — Внутреннее чувство справедливости Кацукава-сама удовлетворит только полный крах Кисараги. Что касается меня, я лишь должен раскрыть его личность — даже ценой заключения сделки. Эбиске-сан озвучил мне сумму задатка, и я его заплачу. Исана, прости, но дом Ририн останется без оружия: даже если я выведу тебя на Кисараги, даже если вы договоритесь о чем-либо, он может не успеть организовать поставку в Страну Луны. Лучше тебе вообще не связываться с ним, чтобы не запятнать имя Ририн обвинениями в контрабанде. — Джучи искал глаза Исаны взглядом, но она смотрела себе под ноги.       Он тщился понять, насколько она огорчена или в ярости и удастся ли ему вымолить прощение, но когда Тен-Тен подняла голову, оказалось, что по ее губам блуждает усмешка.       — Дни Кисараги сочтены. Сансё… Джучи… Нас сама судьба свела!       Эти слова требовали осмысления. Джучи подошел к столу и налил себе воды из графина. Напившись и отставив стакан в сторону, он еще какое-то время простоял спиной к Исане, а когда повернулся, казался спокойнее.       — Так ты не просто наемный шиноби — ты здесь по службе? А Ририн лишь прикрытие?       Тен-Тен молчала и кусала губы.       — Я знал. Точнее, догадывался. Ты джонин? Какой деревни? Хотя, — прервал сам себя Джучи, — последний вопрос излишний: я уверен, ты шиноби Листа, самой могущественной и… неравнодушной из деревень, к тому же покровительствующей Танзаку. Стало быть, твои телохранители тоже шиноби? Никак чунины?       — Не надо! Пожалуйста, не гадай, Джучи! Я не имею права раскрывать свою личность… Достаточно того, что у нас общие цели.       — Ты хочешь арестовать Кисараги?       — Да. Взять всю его шайку. Это сложный и долгий процесс, но главное, что у нас есть зацепка — Эбиске-сан. Когда закончатся праздники и Танзаку будет открыт, мы установим за Эбиске слежку или устроим допрос. Так или иначе, до Кисараги мы доберемся, можешь не сомневаться. Я отправлю Хидаритэ прямо сейчас. — Тен-Тен выглянула в коридор и, подозвав чунина, какое-то время инструктировала его приглушенным голосом.       Джучи сел на софу и в волнении стучал пальцами по лакированной деревянной ручке. Вскоре куноичи вернулась к нему. Опустившись на диванчик, она застыла в неудобной позе и принялась машинально теребить рукав рубашки.       — Ты не собиралась мне признаваться, верно? — с горечью в голосе спросил Джучи. — Какую же судьбу ты прочила мне? Тюремный срок за пособничество контрабандистам?       — Нет! — воскликнула Тен-Тен. — С тех пор, как я убедилась, что ты не человек Кисараги, я предполагала, что ты пойдешь как свидетель по этому делу и мой подставной агент. Джучи, я не хочу причинять тебе зло!       — Правда? — Выражение лица молодого человека смягчилось. — Я, наверное, сделался совсем глуп, раз верю каждому твоему слову.       — И я тебе верю… Наше положение таково, что все держится на доверии. Просто мы не имели права на откровенность до тех пор, пока не изменились обстоятельства.       — Так союз торговых домов Стран Когтей и Луны все еще в силе? — с легкой улыбкой спросил Джучи, подсаживаясь ближе к Тен-Тен.       — Безусловно…