Диковинный лес

      Альберт и не заметил, как отключился на деревянном и холодном полу прихожей. Прихожая была в деревенском стиле, на пороге постелен тонкий, бельгийский ковёр из вискозы серого цвета. И внутристенный, старый шифоньер из древесины, в котором висели вешалки, а на одной из них бордовое пальто матери, которое оставалось совершенно нетронутым, однако на воротнике было едва заметное грязное пятно. Настенная лампа, от которой исходил тихий, звенящий звук, если она была включена и то меркла через час после использования, хорошо вписывалась в атмосферу деревенского стиля. Прихожую едва освещал тусклый, дневной свет доносящийся из гостинной, которая находилась прямо по короткому коридору с серыми, однотонными обоями, под которыми было ещё несколько, уже старых слоёв обоев со времён пребывания прошлых жителей. В левом углу коридора красовалась густая паутина, которую не убирали в течении долгих месяцев.       Парень думал, что мать серьёзно больна и в последний раз выходила на улицу несколько месяцев назад, поэтому письма и телеграммы, которые она, возможно, писала были даже не отправлены ему из-за её состояния здоровья. В таком случае, ей бы носили продукты Авила и Джозеф, а так же помогали бы по хозяйству, хотя наверняка завалены своим, если до сего момента не уехали из этого холодного городишки и штата. Но Джозеф неоднократное количество раз говорил, что даже за несметные богатства не покинет этот город, пока тот живой. Он был привязан к своей ферме и дорожил ею всей душой. Как-то раз, пару лет назад, ему предложили выкупить его ферму за немалое количество долларов. Однако, он отклонил предложение. Что-то необузданно тянуло его к этой ферме.

***

Альберт лениво потянулся и наконец-таки поднялся с пола, а походную сумку потянул за собой по полу. Он разглядывал каждые мелочи, каждую пылинку. Всё то, что он видит никогда не было ему настолько дорого, как ферма дяде Джозефу. В этих холодных стенах прошли его самые малые годы, удачи и неудачи, счастье и горе, радость и смех. И счастье от того, когда его отец был рядом. Альберт, медленно передвигаясь по коридору опомнился, что приехал не вспоминать своё детство, а найти мать. Перед тем, как издать звук своего существования, он нечаянно брякнул походной сумкой, которая упала на пол. — Ма-ам?,— вытянул из себя Альберт, недоумевая. Дом пуст. Было настолько тихо, что он слышал только собственное дыхание. Спокойствие парня пошатнулось.        Альберт прошёл на слегка обшарпанную, маленькую кухню. Малый, круглый стол в правом углу, две табуретки стоящие рядом и средний,серый холодильник, стоявший неподалёку был наполовину забит самыми разными, но новыми продуктами, словно их купили совсем недавно. Они стояли совсем нетронутыми. Внимание Альберта приковало полувыпитое бывшее молоко, которое уже забродило и стало кефиром, от которого несло чем-то мерзким. Парень закрыл дверцу холодильника и подошёл к небольшому окну с белоснежно выстиранными занавесками. На улице была невероятно хорошая погода, которая нехарактерна для Джуно, яркое солнце светило в окно, небо оставалось чистым, ветки деревьев плавно раскачивались от слабого ветра.       И наконец, парень зашёл в спальню матери. Двуспальная, аккуратно застеленная постель стояла в дальнем углу возле занавешенного окна. Старый комод расположился возле постели. Настольный светильник был очень пыльным, на туалетном столике стояла мамина шкатулка, которую она невероятно ценила и запрещала всяк входящему смотреть на то, что внутри. А если это случалось, то приходила в гнев и красновато-медные, янтарные глаза словно становились очень тёмными и безумными от ярости. Мэрилин в обычное состояние уравновешенная и умиротворённая, но такой реакции от неё никто не мог ожидать. После такой внезапной реакции люди, которые одним глазком заглянули в эту несчастную, старинную шкатулку тут же забывали, что видели. Эта шкатулка была практически их семейной реликвией, если бы она давала хотя бы взглянуть на то, что крылось внутри. Альберт глубоко вздохнул и решил открыть шкатулку. Но она имела мелкую скважину, которую не заметишь издалека. Мэрилин всегда хранила ключ на тонкой верёвочке на своей изящной, лебединой шее, даже спала с ним и никогда не снимала. Однако в этот раз загадочная шкатулка была открыта. Парень, дрожащими от волнения и любопытства пальцами приоткрыл шкатулку и порезал указательный палец. Альберт, стоявший в недоумении пытался понять каким образом он это сделал. Из маленького, но глубоко пореза шла кровь. Парню поплохело от её вида и качавшись, быстрым шагом прошёл в уборную.