Обещание о Весне

Падающий снег только украшал расцветающие земли Севера. Ужасающая стольких людей, несущая беды и знамение тёмных времён Зима уходила, будто унося с собой все печали и невзгоды, что так долго царили на их материке. Мало кто знал в строении различных догадок отчего подобное могло произойти, раз страшная напасть решила отступить так скоро. Но для королевы Сансы предположений мейстеров из Староместа было ныне вполне достаточно. Эти аномалии в погоде и изменении в климате удивительным образом способствовали плодовитости земли, и в наступившем году они благодарили Богов за их милость, за сытный урожай, что нёс только благие надежды. Видя радость людей на улицах и в замке, Санса чувствовала облегчение. Тяжесть короны никогда не переставала быть для неё важнейшим из испытаний, и она принимала все невзгоды, связанные со своим титулом. В отличие от многих монархов, что Санса успела узнать, королева Старк всегда помнила о своём долге, о людях, за жизни которых отвечала, за их благополучие. И она надеялась, что у неё получалось. В делах политических всё шло на лад. На границах почти не замечалось беспорядков после разгрома банды бывших жителей Железных островов. Они отказались присягнуть Яре и сформировали свою шайку, которую при объединении войск Северной и Южной границ удалось устранить и привести виновных к суду, а в лесах стало безопаснее продвигаться. Торговые отношения процветали. Внутри королевства развивалась экономика, проводились аграрные реформы, шёл вклад денежных и трудовых ресурсов в постройку новых кораблей с целью возвращения флоту Севера былых возможностей. На их истерзанных землях наконец царил мир, которого так жаждали все люди, уставшие от бесконечной череды войн, приносящих лишь страдания. Наблюдая за тем, как менялся их мир, Сансе казалось таким странным не чувствовать облегчения. Ведь после стольких горечей это время являлось упоением, но она всё равно осознавала, что невольно ждала подвоха в каждом дне, познав, как в любое мгновение жизнь может перемениться в далеко не лучшую сторону, а безопасность — исчезнуть. Ей до сих было тяжело спокойно спать. Умиротворение казалось совершенно недостижимым, особенно моменты сильной тоски по родным, живым и давно погибшим… Потому Санса так погружалась в работу, исследуя отчёты, рассматривая различные модели поведения подчинённых и дальнейшую череду государственных дел несмотря на случавшиеся предупреждения мейстера, что ей стоило не забывать об отдыхе. Но ей с трудом удавалось придерживаться его рекомендаций, и часто она усмехалась пониманию, что наконец пришло её время начать проявлять непослушание указаний от старших лиц. Остальные же часто успевали заслужить наказания разной степени строгости. Работа казалась единственным верным отвлечением от мыслей о своих близких. О том, как чувствовал себя Бран, занимающий престол, о котором никогда не думал, при этом теряясь в своих способностях Трёхглазого ворона, ведь там она могла лишь надеяться на доверенных лиц. Санса помнила, как долго ей пришлось убеждать Бриенну остаться в Королевской гавани с Подриком, чтобы охранять её брата. Лишь им она доверяла на Юге, зная, что они сумеют защитить Брана и позаботиться о нём. О том же в те дни леди Старк решилась попросить и Сэма, друга Джона. Он так много рассказывал ей о молодом Тарли, что Сансе казалось разумным попытаться довериться ему, к тому же за краткое время их знакомства он произвёл впечатление честного человека. Сэм и его Лили решили остаться на Юге и, приняв её просьбу с честью, благодарили Сансу за мирный приют на Севере. На это она отвечала улыбкой и заверением, что на Севере им всегда будут рады. И всё же тогда Санса видела, как тоска по Джону и несправедливость его ссылки омрачала их всех. Сэм осмелился просить её о милости для друга, хотя должен был знать, что она сама сделала всё для него и планировала бороться за его помилование, что и сделала, когда независимость Севера укрепилась после коронации. Но Джона не оказалось на Стене, он ушёл с Вольным народом, и Санса не решилась пытаться досаждать ему. Ей было страшно, что он просто отвергнет её, и после этого уже ничто не смогло бы исцелить девичью сломленную душу… Ей так недоставало смелости Арьи, которая не стала бы мириться подобным. Но сестра хотела путешествовать, познать этот мир не в войне, найти себя и свой путь. Санса понимала её чувства и только поддержала, надеясь, что ещё сможет увидеть Арью. От неё приходили вести, но слишком редко, чтобы успокоить волнение старшей сестры Старк. Санса всё больше ощущала ненавистное одиночество, что преследовало её так долго. В душе оно принималось как старый знакомый, от которого уже не спрятаться. Чувствовать себя одинокой она уже привыкла в Королевской гавани в роли пленницы, а после и в Долине и даже в собственном доме, когда настали самые тёмные времена в её жизни. Но Санса поклялась, что не даст им влиять на неё и пыталась идти дальше ль своих кошмаров, коих казалось чересчур много для юной девушки. Такие мысли уводили её в тоску о прошлом, воспоминания, столь приятные сердцу и в тоже время тихую грусть, осознание, как сильно она скучала по тому времени, своей семье… И только после возвращения Джона в Винтерфелл спустя почти два года эти вечера стали наполняться большей радостью. Именно он стал настаивать на заслуженном отдыхе для неё, развеивал все сомнения касаемо её заслуг для Севера. С его приездом Сансе действительно становилось легче. И она чувствовала, как по-настоящему обретает счастье. Когда, почти не имея надежды, Санса отдала помилование Тормунду, приехавшему как представитель своего народа для разрешения нескольких вопросов, она удивлялась своему выбору в попытке рискнуть. Но Джон вернулся. В землях с одичалыми он принял своё прошлое и был готов заслужить данное ему милование, которое совершенно не требовалось ему дома. Здесь, в Винтерфелле, как и на всём Севере, он считался героем Долгой ночи и ничто не омрачало его жизни, кроме тяжких воспоминаний, которые не отпускали. Санса знала каково это. Никто из них уже не сможет освободиться от той ноши. Но они были живы. И пытались не забывать об этом. Возможно, потому она дала согласие на организацию празднования ежегодного важного для Севера, но позабытого в пучине войн. В мирное время люди помнили об этом дне, когда солнце входило в особенную пору позднего холодного периода шедшего года, влияя на длительность вечеров, что становилось для них символа возрождения, который с давних времён почитали. Санса знала, что её подданные тоже пострадали за эти годы, и важность праздника возрастала в том, что раз столица не забывала о дорогой северянам традиции, значит и остальные части королевства могли следовать примеру попыток отпустить все заботы хотя бы на один вечер. И теперь, наблюдая за царившим в Великом чертоге весельем, Санса понимала, что поступила правильно. Людям нужно давать передышку, доказательство стабильности. Это было важно для всех. Барды играли старые песни, милорды и леди танцевали и принимали яства. Всюду слышался смех в искренней радости. Санса была довольна получившейся реализацией того, о чём просили её, но сама всё же не разделяла подобного восторга. Она не могла так просто отпустить свою ношу, пусть и не надевала сегодня короны. Хоть та и была проста, но Санса носила её лишь на важных политических переговорах и церемониях. Для неё оставалось необходимым не ставить себя в глазах других выше остальных, ведь это было несправедливо. И корона сама по-настоящему являлась лишь символом. Власть заключалась на вере людей. И Санса старалась их не подвести. Королева не забывала о своей роли, не снимая улыбки, что была лишь искренна лишь отчасти, даже позволив паре лордов увести её в танец. Внутри она всё ещё ощущала напряжение. И это пугало её. В один момент Санса почувствовала, как ей становится дурно. Воздуха не хватало, а перед глазами словно всё плыло. Видно, её всё же нашли последствия пары последних бессонных ночей, которые она пыталась скрыть. В комнатах было слишком душно, и Санса знала, что ей нужно наружу. Как можно незаметнее она вышла из залы, веря, что почти все слишком поглощены развлечениям сегодня и возможностями пиров: вкусной едой, изысканным вином, шансом вывести в свет юное поколение, создать почву для брачных союзов. На последнее ей хотелось устало вздохнуть, ведь для многих Санса Старк оставалась золотым свитком, ведущим к власти и богатствам Севера, даже несмотря на её условие, что мужчина будет обязан взять родовое имя Старк. Но она хорошо понимала, что любой мог солгать в брачных обетах, всегда оставаясь верным своей семье. Санса вовсе не хотела думать о браке. Она знала, что в запасе у неё лишь пара лет, пока лорды не начнут настаивать, когда стратегия в виде советов не даст результата, ведь ей нужен наследник. Но у неё ещё было время. Санса верила, что успеет найти нужный выход, чтобы снова не стать заложницей в своём доме. Она наконец выбралась из душащих стен, выходя во двор, принимая свежий вечерний воздух. Ей сразу стало легче. Шум празднования был близок, но больше не давил громкими звуками. Санса усмехнулась. Вот до чего она дошла: сбегала с собственного пира. Прислонившись к ближней колонне, Санса наблюдала за парой снежинок, парящих на лёгком ветру. Как же здесь было хорошо. И отчего душный климат Юга когда-то казался ей лучше северного простора? Сколь сильно всё изменилось… Вдруг позади послышался шум быстрых шагов, и Санса обернулась, с удивлением глядя на прерывающего её уединение Джона. Он подбежал к ней, с облегчением находя её взгляд:  — Санса, слава Богам, ты здесь! О чём ты думала? Она не сразу поняла его, с трудом вернувшись из своих мыслей, поздно замечая, как мужские руки обвили её, накидывая на плечи тёплый плащ. А ведь Санса совсем позабыла о том, чтобы чем-нибудь прикрыться, даже не успев почувствовать холода. Она заворожённо смотрела на Джона, что с суровостью и беспокойством глядел на неё:  — Санса, нельзя так выходить в безлюдные места, особенно во время, когда полно… Но она прервала его, невольно засмеявшись. Быть может, то было из-за выпитого вина или простой иронии, но ей стало весело от осознания, что она заслужила поучительного гнева за странную, неразумную выходку, а выговор делает именно Джон. Конечно, Санса знала, что он был прав, но всё же… Так здорово оказалось на мгновение побыть просто собой, всего лишь Сансой, без масок леди и королевы. И только Джон мог осмелиться говорить с ней подобным указательным тоном, верно, вызванным его заботой, которую она безгранично ценила. Санса с радостью осознала, он всегда видел в ней именно её саму, душу и человека, а не титул… Впрочем, как ещё могла вести себя семья?.. На мгновение она замерла, просто глядя на Джона. Грозная суровость почти покинула его взгляд, сменяясь привычной мягкостью, когда он поправил на её плечах, удостоверившись, что теперь холод ей не страшен. Санса улыбнулась его заботливым касаниям, понимая, что должна хотя бы немного объясниться о своём внезапном и глупом побеге и убедить в наступившем её хорошем самочувствии:  — В залах нечем дышать. Мне нужен был воздух. Джон покачал головой на её слова об этой выходке, при этом не сдержав улыбки, пусть и продолжив:  — Ты же понимаешь, что… Она перебила его кивком, не желая слушать то, что осознавала и так:  — Я знаю, Джон. Но сейчас ты ведь здесь. А значит можно было ничего не бояться. Хотя его это не особо смогло убедить, Санса знала, что он всегда беспокоился, помня о страшных вещах, что случились с ними. После его возвращения она замечала, с каким упорством мужчина пытался обеспечить все основы для уверенности в безопасности их дома и его жителей. За эти месяцы Джон успел поработать в разных областях, но теперь Санса уже окончательно закрепила его в статусе советника, что давало ему больше возможностей на постах руководителя, ведь она видела, как это было для него значимо. Хотелось верить, что больше никому не выпадет участь пережить бессонные ночи в страхе приближающейся беды. И они пытались этого достичь. И при этом Санса не могла не замечать, как Джон выделял ей безопасность выше всех. И не только из-за её титула и значимости. Он словно боялся, что опасность может неожиданно нагрянуть именно на неё. Джон заботился о её защищённости, физическом здоровье, душевном состоянии. Она уже и не помнила, когда в его глазах Санса не видела желания улучшить всё, будто в попытках достичь чего-то для внутреннего успокоения. Каждый вечер она и Джон находились в кабинете или в её покоях, просто разговаривая. Они касались тем о делах королевства и семьи, с улыбкой вспоминали старые времена и с грустью говорили о потерянных родных и своих шансах… Им обоим было о чём сожалеть, но в минуты отчаяния одного другой сразу приходил на помощь с неизмеримой поддержкой. Возможно, это и позволяло людям по-настоящему жить дальше. Не просто встречать утро и проводить дни лишь в заботах и труде, а при этом видеть радости жизни, чувствовать её дары, которые нельзя упускать. После прожитых трагедий обязательно нужно, чтобы рядом был кто-то… И только после возвращения Джона Санса это поняла, осознавая, что только ему могла доверять настолько. Ни один человек больше не мог знать и понимать её так, как он. И, Боги, как же сильно она скучала по нему. Пусть Джон уже жил в Винтерфелле месяцы, но почти при каждом воспоминании о той глубокой тоске Сансе необходимо было увидеть его, чтобы верить, что это не сон. Что, в своей череде, приводило их к паре неловких столкновений в поздние часы, должные для одиночества безбрачных людей, при припоминаниях которых её щёки были готовы принять алый оттенок, но ей удавалось себя сдерживать. Теперь осознавать, что Джон был дома, казалось сродни достижению наибольшего счастья, облегчающее простое существование. Он оставался единственным, с кем было возможно поделиться своими мыслями и идеям, выслушать совет и принять поддержку при любом из решений. Даже их частые споры из прошлого стали таким редким явлением, случаясь по большей части с вопросом о безопасности Сансы, обеспечение которой в последнее время Джон взял как свою обязанность, когда ей казалось, что не было так много поводов для столь грозной системы. Самым лучшим охранником был для неё Призрак, что почти всегда находился рядом, лишь периодически уходя охотиться как было в эти дни. С виду грозный лютоволк оставался с нею почти безобидным зверьком, которого она любила, безмерно радуясь, что теперь и он жил дома, как и Джон. Без них всё казалось пустым и холодным, как тогда было и внутри Сансы. Она давно поняла, что домом зовётся место из-за семьи, близких и любимых, что были рядом. И только с этого года стая начала возвращаться в родные края. Из залов доносились красивые мелодии и голоса собравшихся, но, видно, никто не начал их поиски, что казалось прекрасным. Сансе не хотелось уходить. Миг становился столь безупречным в безлюдном дворе, рядом с Джоном, со слабо падающем снегом. Столь редкое спокойствие завладело её душой, и она была только рада поддаться ему. Санса зачарованно смотрела на вечернее небо, с которого падали маленькие снежинки, что следовали к земле, и вновь удивлялась тому, как же красив мог быть этот снег, при этом же обладая возможностью иметь смертельные последствия. Холод здесь был страшным оружием. Но они выжили, пройдя чрез едва ли не все опасности этого мира. Оглянувшись к Джону, она видела, как и он глядел на их двор, задумавшись. И только сейчас Санса заметила, что поверх тёплой туники, не предназначенной для улицы, на нём не было плаща. Неужели он сразу отдал её свой плащ, не задумавшись о себе?  — Джон, твой плащ… — Она сразу же обеспокоилась за него, но он только рассмеялся. Лишь недавно звук его смеха перестал быть редким явлением, и Санса всё равно замирала каждый раз, ловя этот звук, который отражался в ей сердце резким биением. Таким Джон позволял себе быть не часто, расслабленным и открытым, давая своей улыбке завладеть им. И каждый миг, подобный этому, для неё был бесценным даром, запечатлевшимся в её памяти. Во время его ссылки воспоминания оказывались важнейшими и прекрасными настоями для израненной души, при этом обладая острой горечью в осознании как далеко он был… Но то оставалось в прошлом. И Санса не давала себе забыться, желая, чтобы и Джон не упускал заботу о себе, но на её суровый взгляд он с улыбкой проговорил:  — После множества ночей за Стеной эти снежинки мало чем мне грозят, к тому же вечера становятся всё теплее. А тобой рисковать нельзя. Она с наигранной обречённостью покачала головой, тоже не в силах сдержать улыбку, подавив желание попытаться его образумить, ведь сейчас он не покинет её ради такой мелочи, а плащ от неё также откажется принять. И действительно, их вечера становились всё менее холодными, что лишь больше удивляло и доказывало, как непредсказуем их мир. Девичьей взгляд скользнул вниз, замечая столь знакомую ткань и меха, которые когда-то соединились в её руках для Джона в знак её принятия его как часть их семьи, ведь слов всегда казалось недостаточно. И этот плащ всё ещё служил им. С не уходящей улыбкой Санса провела ладонью по уже огрубевшим мехам, произнося:  — Не верится, что ты сохранил его за все эти годы. Джон мягко усмехнулся, находя её взгляд:  — Разве могло быть иначе? Он всегда напоминал мне, что я больше не один… Она замерла, чувствуя горечь в последних словах. Ей было известно, что, пока Джон жил за Стеной, этот плащ он почти не носил, заменив на одеяния одичалых. Для него он стал символом дома Старк, принадлежности к нему. А тот тяжкий период Джон не знал кем был и хотел позабыть обо всём… Санса понимала это чувство и не могла его винить. Теперь то, что этот плащ оставался с ним доказывал его выбор, принятие настоящего себя. Пусть ему и пришлось многое пережить, будучи поверженным разным граням: Сноу, Старк, Таргариен… Но сейчас Джон, казалось, принял все стороны себя, обретя этот столь необходимый мир в душе. Сансе же было неважно что за родовое имя стояло с ним. Она знала лишь, что это Джон. Её семья. Её опора. Больше было и не нужно. Санса вновь взглянула на ткань, вспоминая ту искреннюю радость Джона, когда она подарила ему этот плащ с символом Старков. Как много тогда это значило для них. Пусть они и первыми воссоединились из Старков, будучи семьёй, но как же мало они знали друг друга. За годы жизнь изменила их, а в детстве они почти не общались, за что Санса часто винила себя, за те глупость и подражание. Они казались лишь незнакомцами, которых свела судьба… И это на многое повлияло для них. Эта мысль вела к чересчур трепетной теме, которую не хотелось затрагивать. И Санса проговорила:  — Знаешь, а ведь он уже довольно изношен. Похоже, придётся создать новый. Джон замер, покачав головой:  — Санса, не стоит…  — Но я хочу, — Она посмотрела на него с нежной заботой, которую он всегда проявлял к ней, и ей хотелось хоть как-то ответить кроме благодарности. — Мне было бы только в радость. Я уже давно не шила что-то помимо простых узоров. Времени на любимое занятие, всегда успокаивающее её и дающее отдых для восстановления внутренних сил, почти не было. Королевские дела становились едва ли не единственным, о чём она могла думать, но до сих пор у неё получалось уделять шитью хотя бы час, чтобы окончательно не утонуть в бесконечных делах. И ей действительно хотелось разбавить его составляющие чем-нибудь кроме ткани платьев. Иногда у Сансы появлялись мысли сделать нечто новое для Арьи, подходившее по её удобства, но каждый раз в момент начала продумывания макета тоска по сестре становилась слишком сильной, чтобы верно сосредоточиться. Понимая всё это, Джон не стал спорить, зная, что Санса не отступит. С усмешкой он оглядел двора, вновь задумчиво рассматривая так редко пустующее место. Сколь много у них с ним связано воспоминаний, полных радости и горечи. Здесь они проводили свои детские годы, а после прощались с домом в ожидании приключений; здесь Санса едва осознавала, что вернулась, когда Север ещё принадлежал Болтонам; в этом месте она видела, как Джон был готов убить её мучителя, но остановился ради неё… Она до сих пор с трудом принимал ту часть своей истории, но не собиралась давать ей власти над собой. Её жизнь никогда не станет сломленной из-за гнили других людей. Санса давно поклялась себе в этом… И здесь она часто находилась в скрытой надежде услышать, как отпираются ворота, и увидеть кого-нибудь из близких. И, когда это наконец случилось, она с трудом верила, так медленно приближаясь к Джону, и, осознав, обнимала его, боясь отпускать. И теперь они были здесь, негласно разделяя эти воспоминания, продолжая делиться… Так Джон вздохнул, тихо произнося:  — Я помню последний из пиров Лета в честь приезда короля Роберта. Я почти всё время провёл здесь. Было почти также безлюдно. Сердце Сансы сжалось при мысли о том, как сильно ему тяжело приходилось жить под клеймом бастарда. И ненавидела себя прошлую, за своё гадкое игнорирование его, когда была важна каждая поддержка. Но она наивно следовала матери… А ведь никто из них не знал правды. Как бы тогда всё изменилось… Неожиданно Джон усмехнулся, предаваясь очередному фрагменту памяти:  — Именно тогда Тирион дал мне столь важный совет… И теперь я понимаю, как много пользы он имел для меня. Санса прикусила губу, решаясь спросить:  — Что он сказал? Последовал новый вздох:  — Принять свой статус, используя его, как щит, не давать ему быть слабостью. Тогда это всё имело столько значения, — Джон взглянул наверх, на падающий снег. — А сейчас… Мне уже многое безразлично из того… Но это было не всё. Однако Санса не хотела давить, зная, что столь личным человек мог делиться лишь по своему решению, сама часто испытывая эти ощущения закрытости, которое редко покидало её, находя исключение в компании лишь одного человека, что сейчас стоял рядом с ней. Она аккуратно коснулась его плеча, тихо проговорив:  — Мы повзрослели. И поняли, что на самом деле было важно. Откровенность становилась всё более безграничным между ними, и этот миг ей захотелось открыться ему ещё в одном воспоминании.  — Во время празднования коронации здесь тоже было тихо. Я вышла всего на минуту на зубцы, нуждалась хотя бы в одном мгновение наедине. Я чувствовала себя так непривычно и одиноко, — Она обратила взор вперёд, зная, что Джон уже посмотрел на неё с сожалением, чего ей не хотелось видеть. — Я всё ждала увидеть хотя бы кого-нибудь из вас… Надеялась увериться, что всё идёт верно. Мне было страшно, как это не смешно…  — Санса, — В его голосе было столько мольбы и горечи, что она обернулась к нему, наблюдав, как Джон подошёл чуть ближе, нежно касаясь её ладони, пока в мужском взгляде не скрывалось вина на себя, что прозвучала вновь. — Прости меня за это. Слова звучали так, словно он носил их с собой так долго, что они стали новыми цепями для его души. Санса же с непониманием смотрела на него:  — За что ты просишь прощения? Ты не виноват в том… Но Джон покачал головой, негласно моля дать ему сказать, открыть одни из тех мыслей, которые не давали ему покоя после возвращения, когда он снова встретил её, узнав, как долго она была одна, позволив всем покинуть её и дом ради них. И Джон не мог простить себе, что допустил подобное. Все мысли тогда были лишь о себе, и эгоизм занимал верх так долго, что лишь поздно пришло осознание, что надо ехать обратно. Не только ради них, но и себя. Это понимание долго терзало его, но после слов Сансы эти чувства заставили наконец просить незаслуженного прощения:  — Нет, мы все виноваты. В Королевской гавани мы так замкнулись в себе, что не поняли, на что обрекаем тебя в своём выборе. А ты оставалась здесь… Ему сложно было подобрать слова, что объяснить всё, но Санса встретила его покаяние с мягкой улыбкой, выражающей понимание. Она покачала головой, проговорив:  — Джон, не нужно… Я всё понимала ещё тогда. Мы все были подавлены и… Нам было нужно время, чтобы принять всё то… Я никогда не винила Брана, Арью или тебя… Он с горечью вздохнул:  — Я не могу отвечать за них, но мне оправданий уже не найти. Санса же сжала его руку, заставляя слушать:  — Мы столько пережили. Тебе был необходим тот поход, чтобы отдохнуть. На твоих плечах оказалась слишком многое, — На миг она замолчала, видя в его глазах постепенное принятие её слов, и затем проговорила. — Главное, что сейчас ты здесь. Большего мне не нужно. Джон закрыл глаза, с трудом принимая правду, и Санса, повинуясь порыву, обняла его, ощущая, как лицо мужчины зарывалось в полураспущенные волосы, когда руки крепко обвили талию. Каждое их объятие становилось лучшим лекарством для тяжких ран, долго заживающих в душе, превращаясь в невидимые шрамы. Но Джону было необходимо доказать себе возможность излечения, и он прошептал:  — Прости меня. Санса улыбнулась, замечая, что этот разговор был так похоже на тот, что произошёл несколько лет назад у камина в Чёрном замке:  — Нечего прощать.  — Я настаиваю. Она уже слышала улыбку в его тоне и отстранилась, возвращая руки его ладоням:  — Хорошо. Я тебя прощаю. Они рассмеялись, чувствуя несказанное облегчение от ещё одного разрешённого раскрытия своих призраков прошлого. Санса была рада, что им удалось снова достигнуть этого. Взаимное понимание с Джоном значило для неё так много. С самого его приезда рядом с ним она чувствовала, что начинала жить, а её душа возрождаться. Он был нужен ей. Как и она нужна ему. И наконец-то они оба понимали это. Вдруг в залах начала звучать удивительная незнакомая мелодия, с непривычными мотивами. Санса замерла, слушая, как нежный девичий голос стал звучать в песне, что завораживала.

The world is a ruin Broken swords Ash and bone*

Слова проникали в сознание, затрагивая каждую частичку души, и Санса не могла понять почему… Уже долгое время ни одно из творений бардов не затрагивало её столь глубоко.

Is there nothing to believe in Fallen heroes A burning throne*

Она взглянула на Джона, видя, что эта мелодия оказала на него такое же влияние. Песнь отличалась от всех своей искренностью, чувством признания прошлого и принятия будущего.

The world is changing In tales we keep writing*

 — Никогда ещё не слышала этой песни, — тихо произнесла Санса, боясь нарушить магию, что создавал для них голос.

Will we find a new beginning? Free of war? Free of games? *

 — Подобных ещё не создавали, — Джон усмехнулся. — Мир действительно изменился. И мы стали частью этого.

For no one will sit On the Iron throne The dragon was vanquished In her madness With steel and snow*

При новых словах Санса заметила, как Джон опустил взгляд, вспомнив старые размышления о прошлом, которые приводили его лишь к тому, что необходимо идти дальше.

We look to tomorrow Beyond sorrow And crumbling halls*

Санса наблюдала, как с грустной улыбкой он вернулся к ней, тихо произнося:  — Словно передаёт все наши мысли. Она кивнула, продолжая слушать.

We expand our horizons Beyond maps And beyond walls*

Они засмеялись, улавливая лишь им понятную иронию, и Джон проговорил:  — Как же правдиво.  — И так красиво, — Санса вспомнила, как раньше подобные баллады приводили её в самые разные чувства и как та маленькая девочка мечтала стать героиней своей легенды. Сейчас же она знала, как могли обернуться такие желания.

The world is ageing And cities are rebuilding*

Музыка становилась всё лиричнее и на мгновение ей пришла странная мысль, как прекрасно было бы под неё танцевать. Пусть даже и здесь, в безлюдном дворе, где всё ещё падал снег.

For Winter is ending There’s a promise Of Spring*

 — Зима кончается, а Весна приближается, — Санса мягко усмехнулась. — Как странно слышать подобное дома. Джон издал смешок, также улыбаясь:  — Но это правда. И нам придётся привыкнуть к этому. Она кивнула, принимая эту истину:  — Как и ко многому другому. Они и не заметили, как начались новые слова, но успели уловить только те, что имели для наибольшее значение.

Like Bran the Broken The boy who lived*

 — Вот мы и стали героями легенд, — Джон рассмеялся. — Вскоре станут известны баллады о Долгой ночи, череде войн, о красоте Северной королевы. Санса застыла, перестав смеяться, изумлённая его комплиментом. Как много слышала она лести о своей внешности, но лишь в словах Джона Санса замечала искреннее восхищение, что заставило и замирать её сердце, будто она вновь была той наивной девочкой. И, отойдя от невольного морока, Санса произнесла в ответ:  — Как и о храбром рыцаре Сноу, спасающим мир. Джон поразился её словам, не в силах принять эту честь:  — Я вовсе не рыцарь, Санса. Она мягко улыбалась, зная, что он в ответ будет противостоять, но девица Старк не приняла его:  — Может не с титулом, но в делах… Ты настоящий рыцарь из тех старых легенд. Санса была удивлена, как смело она открыла ему эти потаённые мысли. Но то было правдой: он её рыцарь. Пусть эта тайна так долго хранилась в девичьем сердце, но постепенно начинала раскрываться под влиянием наступившего волшебства вечера. Осознав, как сильно рискнула, она почти с испугом посмотрела на него, но видела лишь нежный взгляд, обращённый к ней, и попытки скрыть волнение. Они совсем отвлеклись от звучавшей песни, лишь теперь замечая, как строки заглушались доносившейся до них безупречной мелодией, полной мотивов романтических баллад. Неожиданно Джон принял для себя непривычную позу кавалера, следуя внезапной идее, и притянул ей руку в приглашении, говоря:  — Тогда, вероятно, миледи не откажет мне в этой чести. Санса с изумлением смотрела на него, не веря, что он решается на подобное, но устоять пред его чарующей улыбкой было невозможно, и она приняла его ладонь, позволяя им забыться. Джон не обладал обширными познаниями в данном искусстве, и они попросту двигались в такт музыке, соблюдая лишь несколько изысканных па, где вела дама. Санса была счастлива. Этот скромный танец казался самым значимым и личным, в отличие от тех многих, когда ей приходилось носить маску вежливой леди. Сейчас же её улыбка была настоящей, как и смех, когда она сделала оборот вокруг него с соединением их рук, а затем почувствовала, как ладони Джона нежно придерживали её за талию, пока свои Санса положила на мужские плечи. Они двигались медленно, просто кружась вокруг себя, уже не вслушиваясь в звучащие слова, лишь наслаждаясь красотой вокруг и их моментом. Санса забыла обо всём, думая только о Джоне, находившимся так близко. Всё походило на прекрасный сон из давних одиноких дней. Она прижалась к нему сильнее, пряча лицо в его плече, боясь того, что всё закончится, а он мягко поцеловал её в висок, будто чувствуя переполняющее волнение в девичьей душе. Эти мгновения отражались в их сердцах, казавшись невидимым соединением двух душ, что негласно так стремились друг к другу, пусть до сих пор частично отрицая правду, боясь признаться окончательно в своих чувствах, дать им волю для обретения то невозможное, о коем никогда не прекращали мечтать. Но сейчас Санса невольно допустила себе раскрыться, позабыв об осторожности. Разум был не слышен, а сердце начинало биться в чрезмерном темпе, и казалось, что оно было слышно громче музыки. Она подняла взгляд к нему, осознавая, насколько близко они находились друг к другу. Санса почти ощущала его дыхание на своей кожи, испытывая дрожь от появившихся образов из самых запретных мыслей, и противостоять им было так трудно. Они оба замерли. Джон стоял рядом, их губы казались столь близки… Санса наблюдала, как он, тяжело дыша неспешно переводил свой взгляд от них к её глазам, борясь, как и она, с этим искушением, желанием поддаться и дать сердцам расцвести в новом будущем. Оба понимали, что подобный шаг изменит всё, окончательно и бесповоротно. Но были ли они готовы к этому? Страх о том, как легко можно разрушить то, что было возрождено, захватывал, и этот риск казался слишком пугающим. Они ещё не до конца приняли свою историю. Им нужно было ещё немного времени. Мысли проносились в сознании, а они так и продолжали стоять. Санса не хотела давить на него, зная, как тяжелы были для его сердца подобные чувства, и хотела дать ему выбор. Решить: хотел ли он этого. Она была готова принять любой его ответ, и не важно сколько должно пройти времени. Та песня давно закончилась, и кто-то вспомнил балладу о Принце Стрекоз. Пришла пора возвращаться в реальность. Санса улыбнулась и отступила:  — Нас скоро могут начать искать. Джон, казалось, с трудом приходил в себя, осознавая произошедшее, и только кивнул:  — Ты права. Но всё же в тоже мгновение подал ей руку, вызывая у неё новую улыбку:  — Позволите сопроводить, Ваша милость? Она засмеялась. Они пришли в зал почти мало кем замеченные, и до конца вечера Санса с трудом могла отвести взгляд от Джона. Все её чувства к нему, которые так долго она пыталась скрывать, одним сказочным мгновением захватили душу, и она с усилием пыталась удержать себя от глупостей. А встречая его ответный взгляд, полный глубоких размышлений, Санса осознавала, что вскоре настанет момент, когда им не удастся убежать от очевидного. И тогда они должны будут решить, как поступить. И это либо разделит их вновь, либо объединит до конца жизни. Раньше она всегда боялась подобных дум, но сейчас, впервые за долгое время, у неё появилась надежда, что пришла с пониманием взаимности её любви, пусть Джон ещё только сам начинал принимать эти чувства. И она будет ждать его.