Миллион таблеток тому назад

Когда в твоих садах отцветут цветы,

Вспомни тот бар, что для тебя был святой святых,

Чьи чертоги таили тайны толстосумов седых;

Ты была настоящим китобоем, ведь там водились киты.

Качественный сон — это непозволительная роскошь, которой Маргарита Власова никогда не могла похвастаться. Кажется, будто в очереди к Морфею она послала божество прямиком на три буквы и была исключена из касты благословенных на «поспать больше, чем три часа». Каждую ночь она ворочалась, считала овец, баранов, то есть, своих бывших и бывших своих подруг, потом переходила на более экзотических животных, а в кульминации танцев с бубном — стабильно выпивала рюмку рома. Ни-че-го. Кажется, таким образом у неё выросла толерантность к алкоголю, хотя Майский, когда они где-то самозабвенно бухали вместе, называл это алкоголизмом. Пару раз Рита даже пробовала курить траву. Оказалось, что её стаж в 20 лет любви к сигаретам — вообще не панацея, и кроме осипшего горла никаких эффектов она не получила. В общем, эксперимент не удался.  Отличалась ли эта ночь хоть чем-то от тысячи предыдущих ночей? Разумеется, нет. Тот же ритуал после работы: душ, макароны с яйцом — самый лучший холостяцкий ужин, пара сигарет подряд на утеплённом балконе, а потом — прискакивания и пристукивания в поисках сна. Ни в одном глазу, совершенно. Власова чертыхнулась, устало опустив голову на подушку, и поняла, что рюмку, кажется, нужно повторить.   — Риточка, а вот это уже точно похоже на алкоголизм, — проговорила она сама себе под нос, наливая горячительный напиток в охлаждённый рокс. Горло обожгло сразу после того, как стакан был опустошён, и приятное послевкусие, невероятно сладкое и даже шоколадное что ли осталось пощипывать язык и слизистую. Рита прикрыла глаза и сосредоточилась на своих мыслях — в конце концов, должно же в этой пустой голове быть хоть что-то, из-за чего сон отсутствует напрочь. Там, кстати, не было ничего нового — бесконечное прокручивание полезных или бесполезных версий, ощущение ноющей боли в районе ребра после удара подозреваемого, и, конечно же, она. В этом мире не было ни единого человека, кто мог бы занимать такое количество памяти и полочек в голове капитана Власовой, как Валя. Мысли о ней были похожи на перегон тяги к героину, когда ты в завязке и смакуешь одну мысль об инъекции. Пошловатое, конечно, сравнение, но какое есть. Она была хедлайнером всех ритиных снов, основным источником её фантазий и самой главной тайной жизни капитана. Как минимум, потому что она лет в 17 зареклась влюбляться в замужних женщин. Не то что обожглась — искупалась в лаве и вернулась обратно.  Однако сегодня среди всего этого бесподобного дерьма голова всё же выдала что-то дельное. Нужно было спросить у Валентины хоть что-то про снотворное. Интересно, а патологоанатомы вообще выписывают рецепты?  Рука Риты потянулась за телефоном. 

***

Сучья натура любого зимнего утра состояла из нескольких важных частей: обязательно прогреть машину, потому что Стёпа не может, приготовить завтрак, потому что Стёпа — не может, отвезти детей в школу — почему? Потому что Стёпа, мать его, не мо-жет.  — Девочки, давайте быстрее, пожалуйста.  Валя выглядела дико уставшей, её доконала абсолютно каждая частичка этого дня, а ведь он только начался, и наивысшей точкой наслаждения, конечно же, стал скандал. Справедливости ради, уже давненько в их семье не поднимался вопрос ревности — Антонова была слишком домашней и приличной женщиной, чтобы изменять, а Степан уже очень давно был женат на работе. Но эта ночь выдалась действительно необычной. Рита написала где-то в три, телефон не издал ни звука, но мигнувшего экрана было достаточно, чтобы Валентина открыла глаза и быстро среагировала — издержки профессии. Миллион вопросов про снотворное, объяснение ситуации, оправдания в стиле Власовой по типу «да не нужен мне врач» и «я просто не хотела тебя отвлекать», праздные сообщения о том, как у кого дела, и настоящее запойное общение на пару часов. Кажется, такого расслабления от простой переписки Валя не чувствовала давно. Степан не был в восторге. Почему-то аргумент о том, что переписка была с Власовой, абсолютно его не устроила и где-то даже вывела из себя, поэтому на работу они разъезжались молча — криков и ругани хватило на сегодня, завтра и через год. 

***

— Рит, как твой сон? Антонова появилась в буфете как-то неслышно, хотя обычно её каблуки стучали за километр. Обувь, духи, казалось, даже позитивный дух патологоанатома люди были способны различить в воздухе, а в особенности – Власова.  Если быть честным, товарищ капитан вчера была уже немного поддатая, когда отчаялась писать Валентине по поводу своих проблем со сном. И, если ещё честнее, — даже не рассчитывала на ответ. Она и сама не отцифровала, чего в этой СМС-ке было больше — желания справиться с бессонницей или рвения хотя бы на небольшое время поговорить с Валей не отделе. И вот оно — вуаля. После плотной переписки в утренние часы ещё и вопрос с псевдозаботой.  Власова заметно прыснула. Ну, конечно, куда же без сарказма? Это был её завтрак, обед, ужин и, кажется, периодически заменял ей лейкоциты в крови.   — Валечка, ну тут же всё очень просто, — Рита развернулась на стуле даже резче, чем сама того ожидала, и перехватила запястье Антоновой, сжав его поплотнее, — нет сна — нет проблем.  Справедливости ради, выглядела Рита неважно: конечно, восточная красота оставалась при ней практически в любых обстоятельствах, исчезая разве, когда они с Майским едят что-то в больших количествах и наперегонки. Но тем не менее – огромные тёмные мешки под глазами и заметно побледневшая кожа выдавали определённые загвоздки с ночным времяпрепровождением.  — Власова, ну ты как дитя, ей богу. Почему нельзя просто взять и сказать? — её обычно достаточно открытый взгляд мелькнул в сторону соприкосновения их рук, но Валя свою не одёрнула. — Я бы тебе намешала микстур, придумала бы лечение. Рита! — Лучше бы ты мне сказку прочитала, — прошептала капитан себе под нос и отвела взгляд, совершенно не желая выслушивать очередное нравоучение. Во-первых, она очень давно вышла из возраста послушания, во-вторых, не являлась членом семьи Антоновой, чтобы терпеть её медицинское занудство.  – А? – Б. Зачем мне, говорю, твои пилюли, если я сама себе пиздтый врач. Хоть одно рациональное объяснение будет? Если нет, то я пошла.  Валя громко кашлянула, уставилась на Власову и скрестила руки на груди. Нет, конечно, недосып — это повод быть агрессивной, но у Риты, кажется, это было просто паттерном поведения.  — То есть, — Валентина делала так нечасто, но пришла к выводу, что самое время манипуляций, — я из-за тебя с мужем поругалась, потому что пришлось в ночи тебе консультацию выписывать, а ты ещё и язвишь? Да, и правда что: нет прекраснее пациента, чем тот, что замолчал навсегда.  Рита аж подскочила — да, скрывать искренние эмоции не было её сильной стороной, но их не было настолько много, чтобы переживать о подобном. Изначально она не вдуплила (а какой ещё глагол применить к Власовой), какую плеяду чувств она испытывает по отношению к данной новости: либо это было очень хорошо, либо это был полный пиздец. Хотелось бы первое, но… судя по взгляду Вали, ожидалось второе.  Повисло неловкое молчание: Рита не знала, как перестать так яро скрываться толику наслаждения после слов коллеги, а Валя — Валя просто не врубала, стоило ли это говорить в целом? Первой нарушила тишину Власова: — Расстроилась? — Да, очень.  Рита про себя улыбнулась. Нет, у неё не было желания наблюдать, как Валя ментально страдает, но воспользоваться косяком мужа она никак не могла. В общем, самое время.  — Давай выпьем. Расскажешь, что и как. М? Антонова молча кивнула. И совершенно не поняла — а почему, собственно, она согласилась?