Миллион таблеток тому назад

В океанах мартини льдина. У ворот грустят колесницы. Ты ждала своего Моби Дика сверкающим белым принцем, Пришедшим с тёплым бризом, но это был лишь призрак Из тех далёких времён, когда ты ещё хотела быть актрисой.

— Валя, Валя, Валя! Рита посмотрела на коллегу, не моргая, и лишь успевала следить за тем, как одна за одной из подставки исчезают настойки, налитые в рюмки. Кажется, она словила себя на ощущении, что Валя с кем-то соревнуется, и эти состязания она намерена выиграть. — Антонова, остановись, молю. Я ещё не видела тебя пьяной и не хочу. — Рита мягко перехватила её руку и опустила вместе с ещё полной рюмкой на месте. Валентина лишь ухмыльнулась — это такая редкая эмоция на лице, что Власовой даже кажется непривычной. Не может понять, идёт ей или нет. — Поверь мне, Рита, чтобы напиться, мне нужно здорово постараться! Мы, знаешь ли, в медицинском институте чистый спирт пили. Много и с удовольствием. Власова прыснула и перехватила чуть грубоватыми пальцами настойку, опрокидывая её в себя. В конце концов, по кондиции им нужно хоть как-то совпадать, а она на сто процентов уверена, что напьётся Валя вот прямо сейчас. Высокий градус так приятно обжёг горло, а послевкусие вишни в шоколаде осталось на языке, нёбе и даже губах. Маргарита перевела взгляд на коллегу. Она готова была поклясться или поставить полцарства на то, что Антонова не пила давно, очень давно, и, кажется, сегодня в планах было настоящее шоу. — Скажи же, неплохие настойки, да? — Рита ухмыльнулась и немного сощурила глаза, начиная играть в свою постыдную игру. — Еще закажем. И, это… ты закусывай, может, товарищ патологоанатом? Валя надула губы и демонстративно откусила от хрустящего солёного огурца. — Какая же ты бываешь нудная, Власова. Жуть!

***

Маргарита, впрочем, как и в большинстве случаев, была абсолютно права — напиться Антоновой не составило никаких трудов. Уже через полчаса такой упорной работы над своим состоянием Валя путала буквы и адски рвалась танцевать куда-то в кучу совершенно нелицеприятных посетителей того же бара. Власова не отпускала её под тысяча и одним предлогом, не понимая, как внятно можно объяснить этой сумасшедшей женщине, почему ей нельзя на танцпол. Если честно, Рита и не помнила, насколько Антонова в курсе по поводу её ориентации, но так или иначе — мужчин она не очень жаловала, особенно пьяных. Одна только мысль о том, что Валентину будет трогать, да даже просто смотреть на неё, какой-то левый мудак, заставляла вену на лбу у капитана пульсировать, а желваки ходить туда-сюда. Ладно, если быть совсем откровенным, Рита бы просто их убила. Сжимала бы горло, пока все косточки не прохрустели. — Валечка, — Власова уложила руку на её плечо, заставив посмотреть себе в глаза, — давай не будем провоцировать судьбу и моё желание набить половине посетителей данного места морду, а? Антонова икнула и как-то шально улыбнулась. Да, это не сулило ничего хорошего, и Рита почему-то отчётливо понимала это. Боже, дай ей сил стерпеть эту женщину во имя любви! — Власова, а ты что это? Клеишься ко мне? — её улыбка действительно была одной из самых красивых в мире, и Рита абсолютно точно осознавала это, причём, даже слишком хорошо. Каждая клеточка её тела отзывалась на эту улыбку. И это было огромной проблемой. — Валь, ты с ума сошла, скажи мне? Господи, как же паршиво Рите было врать самой себе, ей, всему миру и так по кругу. Но надо было — иначе никак. Для Антоновой это, впрочем, был совсем не аргумент. Прям совсем. — Маргарита-а-а-а, — Валя протянула это практически ей на ухо, благо, близость позволяла, и шумно дыхнула градусом ей в лицо, — я всё знаю. Рука, которая до этого была на плече у Антоновой, переместилась на бедро и сжала мягкую кожу под пленом капрона. Держать себя в руках было очень и очень сложно. Практически невозможно. Её парфюм, её волосы, её обыденная красная помада, абсолютно бешеные черти в мириаде океана глаз (таких, кажется, Власова ещё не видела) — всё это заставляло сердце пульсировать чаще, а тягость внизу живота сжималась в комок. — Да, клеюсь, и? — привычная Рита вернулась в своё амплуа и ухмыльнулась. Она вспомнила, что сильнее и юрче Антоновой. Она в этой игре — альфа. Валентина, кажется, не была готова к такому повороту событий и прочно вцепилась в ручку стула. Правила игры, казалось, сейчас выходили за пределы невинного флирта, а это всё после троих детей и тонны лет замужества кануло в омут. — Переспим? Это было единственное, что додумалась выдать Антонова, очевидно, особенно не шевеля извилинами.

***

— Ты наглая, ты невозможная, ты абсолютно не-вы-но-си-ма-я. Рита слушала это с привычным ей надменным лицом, периодически потягивая из крайне сексуального «рокса» виски. Чистый, разумеется. Это же Власова. Кстати, все вышеперечисленные характеристики были ей присвоены из-за одного единственного факта — она просто заставила Валю принять холодный душ, прежде чем бесцеремонно заваливаться к ней на кухню. Да, хотелось немного отрезвить эту взбалмошную пьяную женщину. К сожалению (или к счастью — Рита пока не поняла), ничего не вышло, поэтому Валентина сейчас и выдавала эти тирады, стоя в растянутой майке на марокканской плитке голыми ногами. — И вообще, почему у тебя нет цветных вещей? Ты вообще слышала что-то о красном? Фиолетовом там? Пожалуй, из красного в этом доме сейчас были только капилляры в глазах Власовой, даже вина такого оттенка не водилось. — Нет, не знаю, я предпочитаю быть монохромной. — Рита устало усмехнулась и продолжила глядеть на Валю. Она была, безусловно, прекрасна. Растрёпанные кудри улеглись на плечи, помада не оставила на губах и следа. Губы, кстати, очень нравились Рите — в женщинах она предпочитала натуральность, и Антонова очень вписывалась в определение этого слова. Даже несмотря на то, что рот Вали нёс совершенно откровенную пургу, и вообще, пьяной она была крайне забавной. — Ты пить будешь? Ещё? — Вале безусловно было хватит, но Власова очень хотела досмотреть спектакль до самого конца. Почему-то казалось, что кульминация явно не в словесном поносе и порицании власовского гардероба, ой, далеко не в этом! — Буду, — Валя пожала плечами, почему-то мгновенно успокоившись, и присела на стул, — наливай. Рита послушалась. Это было редким свойством её поведения, но сегодня пришлось идти на жертвы. Холодный виски плавно перетёк из горлышка бутылки в стеклянный стакан, и Антонова отхлебнула. Да, вкусным этот напиток назвать было нельзя, Валя всю жизнь предпочитала шампанское, и про спирт она наврала, просто отступать было некуда. Опьянение вернулось и накрыло с новой силой, Рита раскололась на много маленьких Риточек, потому что в глазах начало четвериться, но снова стало хорошо. До неприличия. — Так что, переспим? Власова усмехнулась и решила вернуться к уже затрагиваемому разговору, просто чтобы довести Валю до истерии, невроза или банально поржать. Она вообще любила так упражняться с натуралками, которые таяли от одних только сильных прикосновений к плечам, шее или даже талии. Правда, с одной ремаркой — Антонову она не трогала даже пальцем. Валя выглядела задумчиво: в голове явно решалась какая-то задача или теорема, уравнение из тысячи и одного неизвестного, и верного ответа не было. Зато была мнимая храбрость, включившаяся где-то в пятой точке, и абсолютно явное алкогольное опьянение. Антонова решительно встала со своего стула, в два шага преодолела расстояние между ними, перекинув ногу через ноги Риты, уселась на её бёдра. И, если быть откровенными, вторая к такой прыти не была готова. Как минимум, потому что сдерживать себя стало до невозможности трудно, а в случае с Ритиным темпераментом это почти всегда заканчивалось плохо. Очень плохо. Синяками, следами от ремня на запястьях, долгими протяжными стонами и абсолютно негодной для использования простынёй. Здесь так было нельзя, с Валей — так было нельзя. Она была особенной в глазах Власовой всегда, и даже сейчас, абсолютно пьяной и доступной, таковой и оставалась. Антоновой такие игры со самообладанием не нравились: в конце концов, она всегда была кошкой, и почему-то в её голове общение с женщинами в сексуальном подтексте должно было строиться легче, чем с противоположным полом. Валя сократила расстояние между ней и капитаном до невозможного минимума и втянула Власову в поцелуй. Её губы были горячими, гладкими, вкусными (возможно — это виски, возможно — это темперамент), такими, что ноги сковала приятная тягость. Рита уже успела просчитать все ходы вперёд, поэтому сжала одной рукой затылок Антоновой, не позволив патологоанатому ни на йоту прервать поцелуй, а второй — нагло, совершенно непотребно гладила её бёдра и спину. Язык обжигал нёбо, скользил по идеально ровным зубам, забирал в плен второй; дыхание было рваным и нечастым, отрываться не хотелось до дрожи по линии позвоночника. Рита оторвалась первой, ведь это она вела игру, это она задавала правила, это она всегда была первой. Антонова выглядела растеряно, возбуждённо, абсолютно по-женски сексуально и так зависимо. Каждая мысль о том, что женщину мечты сейчас можно уложить лицом о столешницу и трахнуть так, как никогда в жизни этого не делал её муж, её бывшие, настоящие и будущие, лелеяла мозг, заставляла мышцы пресса сжиматься, впрочем, как и кулаки. — Иди спать, Антонова. На сегодня тебе хватит. Всего.