Дьявол с ангельским лицом

      К концу августа погода совсем испортилась: с середины месяца то постоянные ливни, то ветер, а если повезет-все разом. Воздух похолодел, стал тяжелым, но не таким давящим, как в начале июня. Теперь я могу вдохнуть полной грудью. Обычно люди впадают в депрессии и их терзают меланхолии в таких условиях, но… это точно не про меня. Я с детства люблю дождь и сырость, грозы. В такие дни становится легче и спокойнее. На дух не переношу жару. Всегда кажется будто ты умираешь от давления температур-очень неприятное чувство. В этом году лето я провела в деревне у бабушки. В свои шестнадцать лет мне абсолютно плевать на какие-то роскошные городские удобства, санатории и тому подобную ерунду. Нет, я не отрицаю и уважаю такой отдых, но в деревне я себя чувствую комфортнее. Бабушка все время меня ждет… Ей приходится нелегко – кризисы в стране дают о себе знать. Постоянно чего-то не хватает, но она держится, не бежит от такой жизни. Да было бы куда… Везде одно и то же. Все перебиваются как могут. Только наверху едят «черную икру», да запивают боль простого народа «Араратом». Снова пошел дождь. Капли забегали по стеклу. Поезд наконец набрал скорость. Я возвращаюсь домой. Хотя домом это назвать… знаете, сложно. Мать пьет от безысходности и постоянно пускается во все тяжкие, а отец… Отец меня любит, очень сильно. Он мой единственный луч солнца, луч надежды… Школа, где я учусь. Там мне не всегда рады, а точнее почти никогда. Постоянные сплетни, насмешки и грязь переполняют это место. Это прозвучит смешно, но среди всего этого дерьма я все-таки смогла найти Человека. Надя или Щука, как я её люблю называть за своеобразные верхние клычки, единственная, кто меня там любит. И кого люблю я. Мы встретились с ней в 3 классе: она побила какого-то дворового мальчишку и пробегала мимо меня, мы столкнулись, встретились лбами и с того дня больше не расходились. Драчунья ещё та-никогда не даст себя в обиду и терпеть не может несправедливость. Впрочем, как и я. Из размышлений меня вывел чей-то голос. Я оторвалась от окна и заметила семь пытливых взглядов. Все были пацанами лет шестнадцати-семнадцати. Одеты кое-как, лица раскрашены. Целая картина помещалась на лице одного, причем краски были разнообразными: и красный, и синий, и даже фиолетовый. Его карие глаза смотрели в упор на меня, от чего по телу пробежали мурашки. Я притворилась, что не замечаю их и отвернулась в надежде, что они выйдут на следующей станции. -Исемең ничек, чибәркәй? — спросил вдруг он. Я растерялась ещё больше, но ничего не ответила, хотя по-татарски понимала прекрасно. Видно, взгляд меня выдал, так что тот не унимался: — Аңлаганыңны күрәм. Минем исемем Вахит.— он ещё пристальней начал всматриваться мне в глаза, от чего его друзья засмеялись. Я уже не знала куда себя деть и все же решилась ответить: -Минем исемем Сылу. Мондый тонда миңа мөрәҗәгать итмә — без таныш түгел.- выдала я с серьезным видом. Глаза парня засияли, и чуть заметная улыбка озарила его лицо. Он больше ничего не говорил, только смотрел и изучал, будто пытался предугадать мой следующий шаг. Его друзья уже разговорились, не обращая на Вахита никакого внимания. Мы ехали молча около получаса: все это время мне было не по себе: то ли от волнения, то ли от предстоящего учебного года, то ли от… Нет, я не из тех девчонок, которые влюбляются и вешаются на первого встречного, но что-то меня заинтересовало в этом молодом человеке. Сама я пока не знаю что… Я его вижу впервые, но уже успела заметить, какие у него печальные глаза. Есть в его взгляде одновременно и что-то пугающее, и что-то душевное? Да не может такого быть! Он же один из тех бандитов, что орудуют на улицах Казани. Он один из тех гавнюков, что плюют в спину старикам ради смеха! И как я могла найти во взгляде такого человека что-то душевное? Отец мне много рассказывал про таких, как эти ребята. Про то, как они насилуют и убивают, как они дерутся, отстаивая честь своей улицы, а по факту гибнут невинные люди. Никогда не забуду историю одной девочки. Ей было всего лишь тринадцать… Только вдумайтесь- тринадцать лет! В этом возрасте дети должны расцветать с новой силой, становится ещё прекраснее. В этом возрасте девочки ещё играют в куклы или в дочки-матери. Однако совсем юную, тринадцатилетнюю Гульшат постигла совсем другая участь: тело девочки с многочисленными следами изнасилования нашли в реке прошлой весной. Видимо, она пробыла в воде не меньше трех дней, так как смотреть на уже холодную, синюю, всю в синяках и порезах хрупкую маленькую Гульшат было невозможно. Не могу представить, что испытала её мать. Женщина осталась совсем одна, с мужем, как я узнала позже, они давно разошлись. Вот что представляют из себя эти люди! Конечно, это дело замяли, но всем известно, что причастен Хади Такташ. В них нет ничего человеческого, нет ничего хорошего, а своими понятиями они только пытаются оправдывать совершенные преступления. Нет, я не могу этого понять, никогда не пойму! Я облегченно вздохнула, когда заметила, что ребята начали суетиться и подбирать вещи: видно, они уже скоро выходят. Поезд остановился в десяти километрах от Казани, в каком-то небольшом поселке. Я снова ощутила на себе взгляд карих глаз, которые на этот раз показались мне ещё глубже и темнее , будто пытались сказать… А впрочем не важно, что там мне могло показаться. Я не собираюсь больше пересекаться с этим человеком. Никогда. Оставшись в полном одиночестве, я закрыла глаза и прислушалась: навязчиво и тревожно ударялись колеса поезда о рельсы, где-то издалека доносился слабый гудок автомобиля. Значит, я уже близко. Значит, я скоро буду дома… На перроне меня никто не ждал. Отец обычно работает допоздна на заводе, старается ради нашей семьи, от которой практически ничего не осталось. Когда мне было семь лет, мама впервые начала пить, но тогда я ещё не понимала, я была несмышленым ребенком. Я жила в своем беззаботном мире, не думала наперед и всегда была рада любым переменам. Забота отца помогала мне поддерживать тот барьер между мягким и пушистым, словно кучевое облако, миром грез и острой реальностью вперемешку с ложкой смертельного яда. Каждую ночь в сквозь сон я слышала крики- ругань матери и отца, но каждое утро я просыпалась и все забывала. Ну или внушала себе то, что я ничего не слышала. Мама всегда перебегала от одной работы к другой, так как нигде не задерживалась из-за своей страсти к алкоголю. Сколько бы папа ни пытался все наладить, оплатить лечение-все срывалось. Будучи в седьмом классе, я впервые увидела настоящую школу, то есть место, где дети лживые и злые. Я всегда старалась не выделяться из толпы и была спокойным ребенком, но жертвой выбрали именно меня. Девчонки из моего класса вдруг переменились, стали злыми и жестокими. Сейчас я даже не могу вспомнить конкретной причины, по которой надо мной начали издеваться… А может её и не было- просто этим стервам надо было самоутвердиться за счет более слабого человека. Все началось с легких насмешек, которым я сначала не придавала значения, но через пару месяцев все стало серьезнее. Как-то раз я рассорилась с одной девочкой. Вика никогда не отличалась дружелюбием, однако подлизывалась к каждому учителю, чтобы получить пятерку, чуть что- сразу в слезы. Так вот, мы тогда ещё были в классе и ждали учителя. Завязался спор и вдруг, она меня ударила в живот. Удар был настолько сильным, что у меня перехватило дыхание. Я вся покраснела, но слезы сдержала, а эта тварь смотрела мне прямо в лицо, улыбаясь. С этого случая все и началось. Вика встала во главе компании девчонок, которые за моей спиной говорили обо мне гадости. В те годы я ещё сильнее привязалась к Наде, мы стали неразлучны. Незаметно я оказалась прямо у дверей в свою квартиру. В нос сразу же ударил запах сырости и плесени.Прежде чем войти, я прислушалась. Тихо. Значит, никого нет. Отец, должно быть, на ночной смене, а мать…она все чаще не ночует дома. Я отворила дверь — в квартире и правда было пусто. Я облегченно вздохнула, и прошла на кухню- на плите оставались остатки яичницы, а на столе стояла кружка с недопитым чаем. Я ощутила какое-то внутреннее спокойствии и одновременно безысходность. С одной стороны, я не буду свидетелем ещё одних разборок родителей и смогу наконец спокойно уснуть, но пустота квартиры переросла в душевную, и я снова начала прокручивать в голове худшее, что может со мной случится. На глазах уже начали появляться слезы, которые медленно скатывались по холодным щекам. Я перевела взгляд на улицу. Начинало темнеть. Я присела за стол и открыла окно- дождь закончился, а небо стало яснее. Подойдя ещё ближе к подоконнику, я попыталась сделать более глубокий вдох, как будто он был последним в моей жизни. Свежий воздух последней августовской ночи моментально подействовал-забылось все плохое, мысли стали яснее. Это был глоток воздуха перед удушьем.