Теряя контроль

      Без стука, да и к чему ему стучать, капитан заходит в кабинет. Лицо не хмурое, что удивительно. На нём что-то наподобие снисхождения и спокойствия.        Осанка уже на автомате выравнивается. Я убираю выбившуюся прядь за ухо. Волнение пронзает каждый палец, отбивающий неведомый ритм о папки с делами.  — Добрый день, тебе тут… — до сих пор переваривая сказанное анонимом, начинаю я, — звонили. Обращались довольно фривольно.        Часть про некую Грейс я решаю опустить. Пока понаблюдаю за тем, что есть.  — М-м, что-нибудь ещё?        Кажется, капитан совсем не заинтересован, раз даже не удосуживается уточнить, кто звонил.  — Сначала просили передать что-то, но так и не сообщили что. Сказали, обратятся лично, — сказать или не стоит? — И ещё кое-что…        Стук в дверь прерывает нас. Может, к лучшему? Безмятежность Аккермана пропадает. Недовольно бубня, он подходит к двери и проворачивает ключ в скважине. Почему он всегда закрывает дверь в кабинет?        Я не считаю должным проследить за визитом очередного офицера. Вместо этого неволей погружаюсь в раздумья. Имя девушки до сих пор не выходит из головы. Даже не столько имя, сколько её статус по отношению к Аккерману.        Сестра? Насколько я знаю, Ривай – единственный ребёнок в семье. Девушка? Вполне… если так, то как она выглядит и что с ней произошло? Как ни странно, первая часть вопроса интересует меня больше просто потому, что хочется знать, какие девушки по вкусу капитану.        Казалось бы, как это поможет мне? Я ведь не побегу краситься в блондинку при первой возможности. Но что, если девушка похожа на меня? Будет ли резон чувствовать себя заменой?  — Офицер Зоэ?.. Ханджи? — второй вариант действует куда лучше. Я сразу откликаюсь. — Ты не договорила. Слушаю.  — Н-не важно… не важно, — шепчу я. «— Грейс была славной девушкой, пока не начала торговать собой. Берегите себя, Ханджи. Возможно, капитан не справится с этим».

Вечер того же дня

      Несмотря на усталость, я спешу домой, дабы скорее смыть макияж, пот и остатки этого дня, а затем вальнуться в кровать и проспать до обеда следующего.       Так было бы в идеале. Если дойду до дома, это уже будет чудо. На деле я только-только заканчиваю работу с архивными документами, попутно отправляя запрос судмедэкспертам в криминальную лабораторию.         Тяжёлый вздох, голова гудит, взгляд цепляется за часы.  — Господь со мной, — ладонь сама находит лоб. Пальцы лениво стягивают очки. — Не прошла и неделя…        Несколько стаканчиков из-под кофе пропадают прямо на моих глазах. Капитан Аккерман что-то недовольно бурчит.  — Закругляйся.  — Да я бы с удовольствием свернулась в калачик прямо на полу у батареи.  — Нам в разные стороны. Я вызову тебе такси, если нет возражений.        Возражения есть, но они улетучиваются, когда я вспоминаю, сколько необходимо сделать пересадок, ведь одна из веток метрополитена закрыта на ремонтные работы.  — Спасибо, Ривай… — несколько томов дела рябят в глазах. Манят похлеще подушки. Голова опускается на бумаги. Причмокивая, я протягиваю руки.  — Ханджи, я не собираюсь тащить тебя. Твоё пальто, — скорее всего, он протягивает его мне прямо сейчас.  — Оставь меня на дежурство, — я пытаюсь вложить в эту фразу как можно больше драматизма.  — На дежурстве нельзя спать, — сквозь приближающийся сон я слышу, как Аккерман цокает. Спа-а-ать. — Я бы вынес тебя на плече, но, боюсь, коллеги не поймут. Так что, будь добра, встань. Не задерживай ни себя, ни меня.  — Можно я останусь? Проведу здесь остаток моих дней? — напевая под нос строчки из песни Бруно Марса, я поднимаю голову. — Не нужно вызывать такси. Руки и мозг пока не отказывают.  — Как тебе угодно.       Спустя пять минут выпинываний меня из участка, десяти минут ожидания такси и двадцати минут поездки в последнем, я, наконец, оказываюсь дома. — Кровать… кровать-кровать-кровать, — проворачивая ключ, шепчу я.        Сумка оказывается на полу, плащ на вешалке, обувь находит свой покой где угодно, но не там, где положено. Сейчас меня интересует только постель. Как бы не хотелось скорее оказаться в объятиях одеяла я понимаю, что снять макияж просто необходимо. Каким бы тяжёлым не был рабочий день или ночь в баре, убрать с лица остатки дня – программа минимум.        Щелчок. Я бегло окидываю ванную взглядом, попутно расстёгивая пуговицы на рубашке. Выбираю плейлист для водных процедур. Ступор и недоумение стоят по обе стороны от меня. Не припоминаю, чтобы оставляла грязное нижнее бельё на полу…        Сердце замирает, катится прямо в пятки, когда до меня доходит дым до боли знакомых сигарет. Я сглатываю и понимаю – он здесь.        Тихие шаги раздаются за спиной.  — Кажется, кто-то оставил здесь небольшой беспорядок, — раздаётся над ухом. Один только голос заставляет каждый волосок на теле подняться.  — Уходи, — просто выставишь его из дома, и дело с концом.        Я убираю телефон в передний карман широких брюк. Надежда написать кому-нибудь ещё теплится во мне. — Я приготовил нам ужин, дорогая, — с этой фразой следует поцелуй в макушку. Я морщусь, стискивая зубы.  — Ух-хо… — я не успеваю закончить фразу. Ладонь Теда оказывается на горле, с силой сжимая последнее. Я, хватаясь за его руку, начинаю судорожно ловить воздух.        По позвонку проходит дуло пистолета. Проходит и останавливается в зоне затылка.  — Я помогу тебе раздеться. После ужина сходим в душ и затем сможем развлекаться всю ночь напролёт. Именно этим ты занималась с тем уёбком?! — я отлетаю, ударяясь о холодную сталь ванны.        Острая боль проникает в каждую клеточку головы. Я щурюсь, злобно шипя и прикладывая ладонь к месту ушиба. Тёплая влага ощущается на кончиках пальцев.  — И каков он в постели, а? — Олбрайн сокращает расстояние и грубо хватает меня за хвост. Очки оказываются на полу, душка сломана. — Отвечай, когда я разговариваю с тобой.       Буду дерзить, сделаю только хуже. Для начала я окидываю взглядом тело ублюдка. Он похудел. Сильно. Кожа на лице стала бледной, сухой и дряблой. Зрачки в норме… Закапал капли? Нос красный и раздражённый.  «Он под психостимулятором. Амфетамин?..» — проносится в голове.  — Пошли, — Тед рывком поднимает меня с пола. — Ужин стынет.        Я прохожу на кухню под гнетущим взглядом Теда и дулом пистолета, утыкающимся мне в поясницу. Хорошо, что телефон лежит в переднем кармане брюк, иначе был бы давно изъят.        Нужно уединиться. Под любым поводом. Уединиться и написать Риваю. Из всех имеющихся в телефоне контактов должным образом мне сможет помочь только он.  — Ты не уйдешь от меня, поняла? Я достану тебя везде, Ханджи.        Олбрайн поддевает мой подбородок. Я пытаюсь отвернуться. Он пытается поцеловать меня, вжимая в кухонный стол. Тот со скрипом отшатывается.  — Пора раздеть тебя, — с этими словами бастард начинает расстёгивать пуговицы на моей рубашке.        Глаза замирают в испуге. Я вспоминаю про засосы, оставленные Риваем. Один только вид страстных и оставленных с явной любовью кровоподтёков приведёт Теда в остервенение. Капелька пота мешается с кровью и скатывается по виску.  — Я хочу обработать, — указывая пальцем на место ушиба, твёрдо говорю я. На мгновение Тед прекращает терроризировать пуговицы. Он с изумлением смотрит на место ушиба. — Господи, милая, откуда это? — я с удивлением перевожу взгляд на парня, но моментально убираю эту эмоцию и делаю вид, что всё так, как надумал себе этот сукин сын. — Получила при исполнении? Н-да, руководство совсем не ценит своих сотрудников.        Похоже, он действительно считает, что болячку я получила не с пару минут назад…  — Обработай рану и доставай вещи. Я хочу, чтобы к утру ты собрала все шмотки. Ясно? — я положительно киваю. Вера в возможность скорее оповестить Аккермана растёт. — Хорошо.        Я спокойно прохожу в комнату, стараясь вести себя естественно и незаметно достать телефон. Быстро. Быстро и скрытно. Руки подрагивают. Сердце бьётся всё сильнее. Я ощущаю дрожь во всём теле.  — Да, милая, твой телефон. Пусть он побудет у меня.        Я проклинаю себя за столь длинный код на телефоне и за то, что пальцы соскальзывают на цифры, которым не место в пароле. «Он здесь», – всё, что удаётся набрать. — Что ты делаешь? Давай телефон.        Я пыталась бороться. Пыталась кричать. Если бы из этого вышло что-нибудь хорошее, я бы не лежала, раздвинув ноги перед этим ничтожеством прямо сейчас. Остаётся надеяться на Ривая. На себя я полагаться не могу. В которой раз…        С каждым поцелуем этого животного меня выворачивает всё больше. Шершавый язык, покрытый трещинами, проходит по каждому сантиметру тела.       Слёзы собираются в глазах. Как же я устала от этого. Стоило жизни помахать передо мной нормальным, на первый взгляд мужиком, как тут появляется он. «Я хочу, чтобы он сдох. Сдох как можно скорее. Хочу, чтобы его смерть была мучительной и воистину долгой», – словно молитву повторяю я.        Он делает музыку громче в попытке заглушить мой скулёж. Слеза одна за другой скатываются к вискам.  «В какой из жизней я налажала так, что заслужила всё это?» – зажмурив глаза, я обращаюсь в пустоту. Остаётся лишь стерпеть. Кажется, что концентрация безысходности в мыслях достигает пика и как только этот ублюдок входит в меня пальцами, слёзы превращаются в истерику.        Музыка становится всё громче. Я готова биться в конвульсиях.       Олбрайн продолжает говорить мне на ухо о нашем безбедном будущем, о детишках, которыми мы должны обзавестись прямо сейчас. И лишь на мгновение я открываю глаза, застеленные пеленой из слёз.        Сердце пропускает удар. Второй. Без очков я не могу сфокусироваться, но это точно был он. Он степенно прошёл в комнату, словно Люцифер, изгнанный из Рая.  «Ты пала вниз словно Мария, Дева Мария, Мария на кресте. Не просто очередная кровавая Мэри, Дева Мария, Мария на распятии».       Я не могу различить ни единой эмоции.  — Я снял пистолет с предохранителя, — раздаётся характерный для этого действия щелчок. Надежда проникает в сердце. Ривай действительно здесь. — Слезь с неё.  — И что теперь? Вызовешь полицию или сам отвезёшь меня в участок? — хмыкает Тед. — Как тебя вообще взяли на подобную работу с таким-то ростиком.       Олбрайн слезает с меня, возвышаясь над Аккерманом. Последующие действия укладываются в пару секунд. Я замечаю лишь глушитель в руках Ривая. В момент Тед валится на колени, жутко вопя. Вопль прерывается практически сразу.        Я растерянно замираю и, наконец, ловлю взгляд капитана.  — Прикройся, — это всё, что он говорит.       Под бывшим красуется небольшая лужица крови. Штаны окровавлены. Судя по всему, выстрел пришёлся на колено.  — Не думаю, что по тебе будет кто-то скучать, — тихо говорит Ривай. Достаточно тихо, чтобы Тед не услышал. Фразу можно наделить только одним смыслом. — Ханджи, ложись спать.        Более Аккерман не обращает на меня внимания и скрывается из виду вместе с Олбрайном.        На утро следующего дня я получаю звонок от матери бывшего… Мёртвого бывшего.        Дергающаяся нога свидетельствует о нервозности и нестабильности состояния. Девять утра. Капитана нет и не будет ближайшие три дня. Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.  — Войдите!        В проходе кабинета появляется Эми. Всё такая же жизнерадостная и выглядящая свежее меня на пару десятилетий. В руках красуется несколько томов дел, которые были запрошены ещё вчера.  — Скучаешь без милого? — выгружая дела на стол, начинает Бут.  — Мой бывший помер, — на лице нет ни одной эмоции. Глаза, как и сознание, пусты.  — Дорогая, — женщина с лицом, полным сочувствия, кладёт руку мне на плечо. На удивление, пожалуй, всем, я издаю истеричный смешок и ухмыляюсь. Вскоре он перерастает в полноценный смех. Я снимаю очки и запускаю пальцы в волосы. — Ханджи?  — Знаешь, его похоронят в закрытом гробу, — злорадно улыбаясь, начинаю я. В голове до сих пор стоит утренний разговор с матерью ублюдка.   — Господи, Ханджи, твоя голова, что это такое? — ты ещё не знаешь, что произошло с головой того уёбка, который сделал это со мной. — Давай выпьем чаю, — накрывая ладонь Эми своей, шепчу я.  «Ты пала вниз словно Мария, Дева Мария, Мария на кресте. Не просто очередная кровавая Мэри, Дева Мария, Мария на распятии».

***

      Мне хотелось проломить ему череп прямо там. Взять бейсбольную биту и бить по голове, пока основание черепа не покроется трещинами и из них полезут кровь и мозги.        Я бы не дал умереть ему так быстро. От каких-то черепно-мозговых? Ни в жизнь.        Я бы заставил его прочувствовать всё то, что он посмел сделать с ней. Каждая пощечина превратилась бы в удар. Каждое принуждение к сексу превратилось бы в извращённое изнасилование с помощью посторонних предметов.        Я бы затолкал ему в рот половую тряпку, перед этим промокнув в кошачьей моче. Затолкал в глотку.

Семью часами ранее

— О-отпустите, — содрогаясь, скулит Олбрайн. — Я н-не буду. Не буду больше её трогать.  — Конечно, не будешь. Без рук ты никого не сможешь тронуть, — Майк заводит руку парня за спину.        Заводит до тех пор, пока натяжение, судя по стонам Теда, не достигает своего пика. Далее следует хруст. Протяжный гнусавый вопль проходит по заброшенному зданию, рикошетом возвращаясь к отправителю.        Я чувствую вибрацию в районе брюк и лениво тянусь за телефоном, кивая Смиту. Последний молча подходит к ублюдку. Дальнейших действий я не наблюдаю, но отлично слышу истошный вопль.  «Ответь. Я не смогу уснуть, пока ты игнорируешь мои сообщения», — я недовольно вздыхаю, переходя к диалогу.  «Не волнуйся и ложись спать.»        Ответ мало интересует. Главное, что Зоэ теперь ничего не угрожает.  — Поднимайся, — возвращаясь, я обращаюсь к бывшему очкастой. — Присаживайся на стул и покажи зубки.  — Ч-что? — парень озирается, продолжая дрожать. Один из глаз затёк настолько, что Олбрайн теперь напоминает азиата.        Мой взгляд становится суровее, а голос более раздражённым, когда подобные мудаки не выполняют приказы с первого раза. Я повторяю просьбу.  — Красота… — осматривая зубы, покрывшиеся кровью, цежу я. — Знаешь, плохо бить девочек по зубам, выбивая последние. Бить девочек плохо априори.        Фразы сопровождаются крепким фиксированием рук и ног мудака к стулу. Я протягиваю руку в пустоту. Ладони касается холодная сталь плоскогубцев. Парень судорожно начинает вертеть головой, понимая мои намеренья. С ухмылкой на лице киваю Майку.  — Я бы предложил тебе дозу в качестве анестезии, но тогда будет уныло и тоскливо. Мы же хотим развлечься, правда? — Закариас фиксирует голову Олбрайна. Я хватаю последнего за волосы. — Парочка зубов здесь явно лишняя, не находите?  — Семёрка и восьмёрка.  — Вас понял, — с улыбкой на лице я подношу плоскогубцы ко рту парнишки.        Кусачки хватаются за зуб, медленно расшатывая его. Зачем размениваться на пустяки? С Ханджи этот уёбок не был нежен.        Эта мысль становится идеей-фикс. Лицо становится суровей. Я сжимаю челюсть и делаю рывок. Надрывный крик. Победная улыбка сияет на моём лице. Зуб Теда падает на пол. Эрвин оперативно поднимает его, убирая в пластиковый пакет.        Очередная ухмылка, голова движется к плечу. Я оцениваю проделанную работу.  — Пусть он проглотит их, — имея в виду зубы, шепчу я, — потом мы передохнём.        Перекур не затягивается на долго. Воодушевлённый видом Олбрайна, усаживаюсь на стул.  — Парни, кто из вас хочет поссать? — равнодушно спрашиваю я, закидывая одну ногу на другую. — Думаю, нашему подопечному необходимо обработать рот после таких манипуляций.  — Роб прибудет через несколько минут. Он у нас горазд на подобные извращения, — отвечает Майк, собирая использованное оборудование.  — Незачем ждать. Я помогу парнишке, — звон пряжки ремня Смита нарушает тишину.        Я улыбаюсь уголком губ в ожидании представления. Стоит подойти поближе. Воистину прекрасный вид. Насильник, захлёбывающийся в моче Эрвина.  — Придётся глотать, — тихо проговаривает Смит.  — Б-больные, вы все больные ублюдки, — сплёвывая, хрипит Тед.       Майк сообщает о прибытии Роба. Я сухо киваю, прокручивая в голове предстоящие варианты событий.  — Помнишь, я сказал тебе, что плохо бить девочек? — в ответ я слышу парочку отборных матов. Не лучший момент, чтобы дерзить. — А знаешь, что ещё хуже? Когда девочек насилуют. Связывают и трахают во все щели.  — Пора и тебе встать раком, дружок, — голос прибывшего оппонента дополняет меня.        Роб, не размениваясь на приветственное рукопожатие, сразу натягивает перчатки и плащ. Выглядит воистину, как доктор, знающий, что нужно делать. Собственно, таковым он и является – хирургом, мастерски восстановившим мою ногу. Благодаря ему я передвигаюсь на своих двоих, а не на коляске.        Мужчина раскладывает перед Олбрайном чемоданчик с витиеватыми… даже не знаю, как их правильно назвать. Пусть будут приспособления. Довольно извращённые приспособления.        Так наш гений хирургии любит проводить досуг. Отводить душу. Называйте как угодно.  — Небольшой тур по содержимому этого чемоданчика, — присаживаясь на корточки рядом с подопытным, начинает Роб. — Это – капиструм. В народе груша. Груша страд-а-аний, — весело приподнимая руки, продолжает он, — чего только люди не придумают, правда?       Майк в недоверии сводит брови, верхняя губа приподнимается. Его реакция вполне понятна. Он впервые присутствует на подобном мероприятии. Смит равнодушно продолжает складировать уже использованное оборудование.  — Если повезёт, потеряешь сознание. Но мы всей компанией надеемся на обратное, — лезвие ножниц рассекает ткань штанов. — Объяснять принцип работы не буду. Ты, наверное, всё понял сам. Узнаем, как там у тебя дела в прямой кишке. Надеюсь, что ты просрался перед нашей встречей.         Я дьявольски улыбаюсь, смотря за порцией истеричных криков, плача, сопель и просьб остановиться.  — Ты остановился, когда она просила тебя, м? — злобное шипение само вырывается наружу. — Или заткнул ей рот грязной тряпкой и продолжил трахать, не получив разрешение? — слёзы и фразы раскаяния льются из парня рекой. Я не верю ни одной. — Отрежьте ему язык и засуньте куда поглубже. Рот можно заткнуть тряпкой.        Отдав приказ, я снимаю латексные перчатки и пластиковый плащ, забрызганный кровью. Вернуться в роль экзекутора было интересно. На сегодня хватит.  — Что потом?  — Застрелите, — достаю сигарету, Смит оперативно протягивает зажигалку и крепким рукопожатием завершает наш диалог.        Проезжая мимо дома Зоэ, я замечаю слабый свет в окнах квартиры. Последняя активность в сети была в момент нашего общения. Должно быть, просто уснула со светом.        Теперь она в безопасности. 

***

      Третий день я сижу в участке, разгребая архив. Дело встало. Не могу сосредоточиться на работе должным образом. В мыслях обитает Ривай и подозрения, связанные с его причастностью к убийству Теда. Я видела заключение судмедэксперта. В тот момент челюсть поцеловала рабочий стол.  «Обнажённый труп молодого мужчины худощавого телосложения, длиной тела 197 см, холодный на ощупь. Трупное окоченение отсутствует[…] Явное повреждение костей черепа. Пулевое отверстие во лбу[…] Во рту находилась тряпка. Язык вырван из полости рта и был обнаружен в заднем проходе. Отсутствуют 7 и 8 зуб…  В заднем отверстии обнаружен прут арматуры диаметром 80 мм… Причина смерти:  двукратное пулевое сквозное огнестрельное ранение головы с разрушением костей свода и основания черепа, ткани головного мозга.»       Комментарии излишни. Не лишней будет только чашка кофе. За ней я и направляюсь.        Сегодня состоятся похороны Теда Олбрайна – «любимого сына, брата и просто хорошего человека». Меня ждут на них. Голову пронзает боль лишь от одной мысли об этом.        Два поворота ключей в замочной скважине. Похороны в двенадцать дня. Идти или нет?.. Если пойду, точно не смогу сосредоточиться на деле. Аккерман итак будет хмур и ворчлив из-за того, что в его отсутствие не было никаких подвижек.  ­ — Пиздец. Пиздец вселенских масштабов, — выдыхая, я утыкаюсь руками в стол. Голова рождает единственно верный выход из ситуации. — Секс был бы как нельзя кстати. Хоть какая-то эмоциональная разгрузка.        Ладонь касается шеи. Нужно немного размять.  — Офицер Зоэ, мы на рабочем месте, — знакомый голос заставляет меня подпрыгнуть на месте.  — Б-блять, Ривай, — сдуру начинаю я. — П-простите, капитан… — опомнилась таки. — В последние дни я чувствую себя довольно странно. Сразу хочу оправдаться. Дело не продвинулось ни на толику, но есть и плюсы: я разгребла весь архив, связанный с ним.        Вымученная улыбка. Делаю вид, будто ничего не случилось. Аккерман проходит в мою сторону. В ожидании публичной казни, хотя из публики здесь ровным счётом никого, я отвожу взгляд. — Там же томов сорок, если не больше. Это похвально. Ты молодец. Только не говори, что проводила ночи на работе, — исподлобья смотря на меня, уточняет Ривай. Неожиданно. — Значит, проводила. Иначе невозможно разобрать такое количество информации.        Аккерман шумно выдыхает, усаживаясь на стол рядом. Всё такой же невозмутимый. И, кажется, ждёт, когда я продолжу диалог.  — Сегодня будут похороны бывшего…        Капитан молчит. Молчит и не собирается спрашивать о причинах смерти и в принципе удивляться этому факту. Он всё знает. Язык рвётся наружу в желании спросить, причастен ли Ривай к произошедшему. Нельзя.  — Ты пойдёшь?  — Не уверена, что хочу этого. Давай не будем говорить на эту тему, — но ты же сама начала, не так ли? — Лучше расскажи, как провёл мини-отпуск, или перейдём к делу? — Тебе стало легче? — в моей голове вопрос искажается и становится похожим на следующий: «Я ведь не зря убил его?» — Не зря, — шепчу я. — Думаю, да. Правда, понадобится время, чтобы отвыкнуть от мании преследования. Такое чувство, что он достанет меня и с того света.  — Это хорошо, — подытоживает капитан. — Я не интересовался, но всё же уточню. Никаких проблем с… скажем, с таблетками нет?  — М? А-а, ещё рано говорить, но я думаю, что всё нормально.        Жду ли я приглашения поужинать как минимум у него дома на протяжении всего дня? Очень. Стоило только судьбе позволить нам переспать, как Ривай стал моей идеей-фикс. Я скучаю по касаниям и поцелуям, по его своеобразной заботе. Но вот он молчит и говорит только по делу, не позволяя рукам лишний раз остановиться на моей талии или ноге. Обидно. Неужели я стала девочкой на ночь? Только вряд ли Аккерман стал бы впрягаться за «девочку на ночь» и мочить её бывшего.  — Выглядишь понуро. Надеюсь, не из-за?..  — Нет, — я не даю капитану закончить фразу, продолжая смотреть на пасмурный Нью-Йорк из окна машины.  — Хочешь поужинать где-нибудь?  — Точно знаю, что не хочу возвращаться в ту квартиру, — я устало выдыхаю. Меланхолия укутывает с головой. Даже присутствие Ривая уже не радует, настолько быстро меняется моё настроение. — Можешь отвезти меня к Эми?        Возможно, я нарочно говорю про Эммелин в надежде, что Аккерман предложит остаться у него. Ужин где-нибудь – это прекрасно, но ужин у него – ещё прелестнее.  — Останься сегодня у меня. Я закажу что-нибудь на ужин, — тепло начинает разрастаться внутри. Я улыбаюсь. — Для ресторана ты выглядишь слишком уставшей. Можем заехать к тебе, если хочешь взять что-нибудь из вещей.       Голова становится всё тяжелее, веки смыкаются. Я погружаюсь в сон, оставляя капитана без ответа. 

Утро следующего дня

— Она спит уже двенадцать часов. Не уверен, что это нормально, — я присаживаюсь рядом с Зоэ. — Ривай, судя по тому, что ты изложил ранее, могу сказать: девушка всего лишь заработала переутомление. Волноваться не за чем. Ей нужно хорошо выспаться, пересмотреть режим дня и питание. И почаще гулять пешком.        Шуршание одеяла, я поднимаю взгляд на Ханджи. Просыпается.  — Спасибо. Кажется, она просыпается. Я позвоню Вам позже, — касание экрана, звонок подходит к концу. — Ханджи?  — М-м, — сворачиваясь в клубок, протягивает она. — Ты спал со мной? — как ни странно, это первое, что интересует очкастую.  — Хм, ближе к полуночи ты начала активно пинать меня. Я лёг в гостиной.  — Чёрт, прости, — четырёхглазая вытягивается по струнке, сладко причмокивая. Умилительное зрелище. Стоп. Умилительное?.. — Такое бывает очень редко. Видимо, события последних дней наложились, и сон стал… стал более беспокойным. — приподнимаясь на локтях, продолжает Зоэ. — Который час? — Почти двенадцать, — очкастая не успевает начать судорожно расспрашивать про работу. — Сегодня у нас выходной. Не беспокойся.  — Выходной? — утоняет четырёхглазая и озирается по сторонам. Наверное, в поисках очков. — Раз выходной, то у меня есть одна просьба… она может показаться тебе странной и нелепой, н-но мог бы ты немного полежать со мной?        Просьба Ханджи не кажется мне странной. Без лишних вопросов я ложусь рядом. Зоэ моментально приникает ко мне. Мне не хватало этого. Кожа её тела настолько нежная и тёплая, что я буквально возвращаюсь в детство. Во времена, когда мог позволить себе прийти домой с разодранными коленками и расплакаться лишь для того, чтобы мама успокоила меня объятиями.  — Мы можем провести так весь день? — несмотря на упомянутый выше выходной, я планировал работать.        Вопрос о том, где она планирует провести эту и последующие ночи, кажется мне неуместным. По крайней мере, сейчас. Я не планировал предлагать ей остаться у меня. Не планировал звать на ужин. Но вот, как обычно, я проебался.        Нельзя привязывать Ханджи к себе и привязываться самому. Но с каждой ночью это становится всё сложнее. Я не могу позволить себе серьёзные отношения. Семью и ребёнка. Как бы не хотел.  — Ривай? — голос Зоэ достаёт меня из раздумий. — Если я тебя стесняю, то лучше сразу сказать.  — Господи, Ханджи, оставайся у меня столько, сколько необходимо, — вот же идиот. — Я помогу с поиском квартиры. Боюсь, что сегодня не смогу провести весь день с тобой. Планировал поработать из дома.  — Если это работа над делом, то я тоже могу помочь, — воодушевлённо щебечет очкастая.  — Тебе нужно отдохнуть и погулять на свежем воздухе. Ещё бы начать нормально питаться.  — Думаю, противиться бесполезно, — я соглашаюсь. — Слушай, мне бы привести себя в порядок.        Ладонь касается волос очкастой, плавно проводя пальцами по коже головы.  — Я позволил себе зайти в твою квартиру и взять, на мой взгляд, вещи первой необходимости. Всё в ванной.  — Ты же не рылся в моём нижнем белье? — вопрос вызывает у меня улыбку.  — Обязательно. Перенюхал все трусики.  — Ривай! — наконец мне удалось вытащить из Зоэ смех и улыбку. — Отвратительно!        Пока Ханджи увлечённо изучает ванную комнату, я решаю приготовить обед. Решение остаётся решением. Меня отвлекает звонок в дверь. Не помню, чтобы ждал кого-то. Хмурясь, подхожу и всматриваюсь в дверной глазок. Мама? Уж кто, а Кушель всегда предупреждает о своём приходе.  — Милый, привет, я звонила тебе, но безрезультатно. Надеюсь, ты не против,.. — фраза явно остаётся незаконченной. Кушель улыбается уголком губ. — Смотрю, ты не один?       Проследив за взглядом матери, я понимаю, что последний фиксируется на сапогах Ханджи.  — Да. Проходи, — помогая снять пальто, отвечаю я.  — Леви, я могу зайти позже.        Это было бы идеально, но воспитание не позволяет мне выставить Кушель за дверь.  — Чай? — мама утвердительно кивает, располагаясь в кухне. — С чем пожаловала?        На несколько секунд в воздухе повисает молчание. Я с вопросом поворачиваюсь к матери.  — Э-это музыка или кто-то поёт? — в попытке сдержать смех уточняет она.        Действительно. Прислушавшись, и я улавливаю завывание Ханджи из ванной комнаты. Хотя… не такое уж и завывание. Вполне сносно.  — Она красиво поёт, — улыбаясь, добавляет мама. — Это Ханджи? Девушка, про которую ты говорил.        Лаконично объяснив Кушель сложившуюся ситуацию, я разливаю чай по чашкам. Краем глаза замечаю грустную улыбку на лице женщины. Сервиз ныне покойной бабушки часто становился причиной слёз, пожалуй, самой дорогой для меня женщины.  — Прости, я налью в другую чашку, если ты хочешь, — мама поджимает губы и отрицательно мотает головой. Зажмуривает глаза. Чувство вины не покидает меня. — Не нужно… — обнимая Кушель, шепчу я.  — Я рада, что ты пользуешься этим сервизом. Правда. Я бы ударилась в воспоминания, но боюсь спугнуть гостью своим видом.        Нас отвлекает возглас выходящей из душа Ханджи: — Рива-а-ай! Я могу взять что-нибудь из твоих вещей?        Зоэ, не замечая матери, пролетает из ванной в спальню в одних лишь трусиках. Кушель усмехается и в улыбке отводит взгляд. Хоть что-то отвлекло её. Я же тяжело вздыхаю и встаю с барного стула.  — Ненадолго оставлю тебя, — продвигаясь в спальню, начинаю я. — Ханджи, моя… — проглатываю язык, как только в поле зрения попадает Зоэ, стоящая на четвереньках. Тут даже не четвереньки. Больше напоминает позу, в которой мы первый раз занялись сексом. — Ханджи?  — А? Моё кольцо упало под кровать.        Четырёхглазая ещё сильнее прогибается в пояснице. Бёдра становятся гораздо шире. Взгляд фиксируется на промежности, обтянутой тоненькой прозрачной тканью, через которую можно увидеть половые губы.        Я сглатываю и, собираясь с мыслями, отвечаю:  — Мама здесь. Надень мои штаны и кофту.  — Твоя мама?! — переспрашивает Зоэ и ударяется головой об кровать. — Ай, блять.  — Тц, вылезай, — я недовольно цокаю и помогаю Ханджи подняться. — Ты в порядке?        Хочешь не хочешь, а глаза фокусируются на обнажённом теле. Я ощущаю, как возбуждение накапливается во всём теле, акцентируя внимание на члене. Если бы не Кушель, ожидающая на кухне…  — Ривай? Что-нибудь из одежды, пожалуйста.  — Д-да, секунду, — выпуская четырёхглазую из рук, я приступаю к поиску подходящей одежды. — Вот, возьми это. Буду ждать на кухне.  — Не-не-не, постой. Подожди. Я не рассчитывала на столь скорое знакомство с твоей матерью, — знаешь, я тоже не планировал вас знакомить, — поэтому, будь добр, сопровождай меня.        Немного попыхтев над причёской и несколько раз спросив о схожести с человеком, Ханджи заканчивает сборы. 

***

— Ханджи, давно вы вместе?  — Эм, мы… вроде как не встречаемся, — стушевавшись, отвечаю я. Вопрос Кушель однозначно заставляет задуматься о нашем с Аккерманом статусе. — Просто так получилось, что сегодня я ночевала у Ривая. — а ещё трахалась с ним.  — Леви не очень охотно делится подробностями личной жизни, — Леви? — оно и понятно… Последние отношения закончились плачевно.        Кушель прокручивает опустошённую чашку в руках. Пожалуй, нужно предложить ей ещё чая.  — Может, Вы хотите ещё чая? — пытаясь откинуть мысли о предыдущих отношениях Аккермана, воодушевлённо спрашиваю я. — Ривай не делился со мной подробностями прошлого.        Последняя фраза вылетает как бы невзначай. Вдруг Кушель захочет поделиться со мной деталями.  — Да, если тебе не сложно, то я бы не отказалась, — с улыбкой и в надежде выведать немного информации я беру у женщины чашку. — Думаю, что знаю даже меньше, чем верхушку айсберга. После расставания Леви был очень подавлен, ночевал на работе. Переехал в другую квартиру и не заводил отношений с девушками. Это, пожалуй, всё, что я могу сказать.  — Он не говорил, почему они расстались?..  — История очень запутанная. Леви не посвящал меня в неё. Грейс – бывшая, обвинила его в домогательствах, — на последних словах голос Кушель тускнеет, но она продолжает что-то говорить.        В моих мыслях вертится лишь имя бывшей. Грейс… Неужели это та девушка, про которую мне говорили?  «— Грейс была славной девушкой, пока не начала торговать собой. Берегите себя, Ханджи. Возможно, капитан не справится с этим». — Леви не жалует незнакомцев дома, поэтому я думаю, что твоё присутствие здесь что-то да значит.        Смущение читается в каждом последующем движении. Наверное, я получила одобрение Кушель.  — Меня обсуждаете? — в кухне материализуется Аккерман. Словно по умолчанию, я выпрямляю спину. — Ты поела? — ладонь Ривая еле касается моей талии.        Взгляд, наконец, обращается к нему. Чёрная водолазка и брюки складно сидят на подтянутом теле капитана. На лице застывает вопрос.  — Д-да. Ты же не хотел сегодня выходить из дома, — в моём голосе прослеживаются меланхоличные нотки.  — Обстоятельства складываются чуть иначе. Я отлучусь, но ненадолго. Напиши, что привезти из вещей.        Я замечаю, как Кушель скрывает улыбку за чашкой чая. Н-да, наш с Аккерманом разговор не особо походит на приятельский. Особенно, когда речь заходит про «привезти вещи».        Ривай вправду приютит меня на какое-то время? В голове не укладывается. Мы знакомы всего ничего… и, кажется, я совсем забыла, что подозреваю капитана в расправе над бывшим.        Аккермана, если он действительно причастен к случившемуся, покрывают. Причём покрывают добротно.        Мать Олбрайна поставили перед фактом. Оплатили похороны и сказали, что обращение в полицию не поможет. Она может даже не пытаться. Если же попытка будет предпринята, то женщину поместят в больницу для душевнобольных, либо отправят вслед за сыном. Последнее из её уст прозвучало довольно жутко.        Аманда умоляла меня разобраться в случившемся. После отказа я была приплетена к смерти Теда и послана во все существующие и несуществующие места.        Из мыслей достаёт диалог Кушель и Ривая.  — Тебя подвезти? — Аккерман обращается к матери. — Что ж, думаю, Ханджи хочет отдохнуть и побыть одна, — женщина поднимается со стула и берёт в руки чашку с блюдцем.  — Я уберу, не беспокойтесь, — пресекая дальнейшие действия мисс Аккерман, говорю я.  — Спасибо, Ханджи.        С улыбкой на лице я прощаюсь с Кушель. Она как-то по-матерински обнимает меня. Это не может не радовать. Ривай же просто кивает, но после подходит и еле слышно просит никому не открывать дверь.        Я с вопросом смотрю в ответ.  — Отдохни. Я скоро приеду.        Мы смотрим друг на друга с пару секунд. Возможно, моё желание поцеловать Аккермана на прощание взаимно?.. Не сделаю шаг, не узнаю.        С этой мыслью я накрываю губы Ривая своими. Он не отстраняется. Я улыбаюсь сквозь поцелуй.  — Не скучай.        Он возвращается домой с цветами и помогает приготовить ужин. Чувства граничат между эйфорией и неверием. Последний раз я получала цветы на День рождения. От отца. Тед никогда не был настолько участлив, чтобы помочь с ужином. Да и мы практически не делали это вместе.        Могу ли я поверить в то, что Ривай разобрался в себе и отошёл от предыдущих отношений? Почему нет? Он достаточно взрослый, чтобы найти в себе силы продолжить жить дальше и вступить в новые отношения. 

***

— Ханджи, я хочу, — фраза на секунду застревает в горле. До сих пор не верю, что решаюсь на подобный шаг после недели знакомства, — чтобы ты переехала ко мне. Мы можем стать парой, если ты не против.  — Хорошо, — звучит довольно безучастливо.  — Прозвучало как-то грустно. Ты не хочешь? — Сейчас я покажусь довольно прямолинейной, но мне нужно знать… Мой бывший. То, что с ним произошло, — перед глазами на мгновение задерживается вид того ублюдка. С тряпкой во рту и грушей в жопе.  — Да. Я приложил к этому руку, — абсолютно спокойно и хладнокровно выдаю я. Мудак заслужил всё то, что с ним сделали. Да и подобными картинами меня напугать сложно. Дело привычки. — Ривай…  — У тебя не будет обратной дороги, — натирая пармезан, добавляю я. — Что? — Ханджи с непониманием смотрит в мою сторону.  — Чем больше ты узнаешь, тем глубже будешь закопана. Ты уверена?  — Я не понимаю. Ты предлагаешь начать встречаться, но при этом не хочешь ничего рассказывать о себе. Так нельзя построить отношения.  — Мне повторить вопрос? — игнорирую предыдущую реплику. — То, что ты сказал ранее, прозвучало как угроза.  — Я могу начать потакать своим желаниям. Начать отношения, жениться, завести ребёнка. Это будет эгоизм, возведённый в абсолют. Приведя все эти желания в жизнь, я подвергну опасности людей, которых люблю. Я не хочу этого, но хочу отношений, хочу семью. Я слишком долго был один и понимаю, что буду один до гробовой доски, как бы мне не хотелось обратного, — кажется, сейчас зубы начнут скрипеть. — И вот… вот я хочу попробовать хоть раз в жизни обрести, как бы сентиментально это не прозвучало, счастье.  — Я всё равно не понимаю. Не понимаю, зачем ты предлагаешь мне начать эти отношения? — возникает ощущение, что Ханджи не слышала последнего предложения. Я тяжело вздыхаю, опираясь руками на кухонный гарнитур. — Потому что думаю, что с тобой всё будет иначе. Думаю, что ты другая.  — Ривай, пора вставать, — вопрос застывает в моём взгляде. — Проснись или подвергнешься карательным мерам. — на лице Зоэ застывает улыбка.        И я просыпаюсь. Просыпаюсь с осознанием того, что тот диалог был лишь сном.  — Я думала, что ты будешь будить меня, — Ханджи касается ладонью моей щеки. Я наблюдаю, как одинокая капелька скатывается по её шее. Волосы влажные. На теле нет ничего, кроме полотенца. — Доброе утро, — всё, что удаётся сказать.  — Доброе, — улыбаясь, отвечает Зоэ. — Сколько времени?  — Половина седьмого. — Тридцати минут нам точно хватит, — с этими словами я подминаю очкастую под себя, попутно избавляя от полотенца. Она заливается румянцем и смехом.        Этим утром мне не хочется её трахать. Этим утром я хочу любить её. Быть нежным настолько, насколько могу себе позволить. За прошедшие дни мы изголодались друг по другу. Пришло время навёрстывать упущенное. Точнее продолжить, ведь начали мы ещё вчера вечером.       Как же она хороша. Возможно, я не видел более женственной фигуры. На каждом сантиметре её тела должен быть мой поцелуй.  — Почему ты хочешь видеть меня под собой? — сквозь поцелуй шепчет она.  — Потому что мне нравится. Нравится видеть тебя под собой. Такая беззащитная и податливая. И только моя, — ответ кажется довольно избитым.       Я чувствую, как Ханджи улыбается. От неё приятно пахнет миндалём и бергамотом. Кожа такая нежная и чуть влажная. Я оставляю поцелуй на шее, спускаюсь ниже и прохожу языком по выступающим ключицам. Губы сами держат путь к соскам.        Зоэ выгибается и, тяжело дыша, просит войти хотя бы пальцами. Я игнорирую эту просьбу.  — Л-леви, — вместе со стоном с её уст срывается именно это. Имя, которым меня может называть только мать.        Я замираю лишь на мгновение. Лучше не ставить Ханджи в неловкое положение прямо сейчас.  — Чёрт, прости, — кажется, мгновением длилось дольше, чем несколько секунд, — прости, оно как-то само…       Я перемещаюсь к лицу Зоэ.  — Не волнуйся. — Можно я буду называть тебя так?..  — Когда мы наедине.        Сил на прелюдию больше нет. Хочу скорее оказаться внутри Ханджи. Завладеть этим молодым телом и не выпускать из-под себя. Каждый раз, входя в четырёхглазую, я чертыхаюсь. Чертыхаюсь, потому что столь узкой партнёрши у меня ещё не было. Иной раз возникает ощущение, что я у Зоэ первый.        То, как она выгибается и стонет, очень льстит. Как царапает спину и кусает то за мочку уха, то за плечо. Как временами шепчет моё имя, моментами срываясь на нечто, напоминающее крик.  — Л-леви, — с придыханием произносит она. В исполнении Ханджи это звучит великолепно. — Д-да? — толчки становятся более ритмичными, заявляя о себе шлепками.  — Если не затруднит, — она сплетает наши пальцы, — во второй задвижке лежит вибратор.       Необходимость простимулировать очкастую не бьёт по самолюбию. Скорее я рад, что она откровенна со мной. — Т-ты, м-м-м… ты не подумай, просто у нас осталось не так много времени.        Я выполняю просьбу Зоэ, но не спешу передать стимулятор ей в руки.  — Раз уж необходимо дополнительное давление, то позволь мне. — Н-ну, если тебе удастся найти… — фраза заканчивается протяжным стоном, перерастающим в скулёж.  — Обижаешь, — с ухмылкой отвечаю я.        Орудовать одновременно членом и вибратором – задача не из лёгких, но я справляюсь.  — Ле-е-еви, — Зоэ выгибается, кусая фалангу пальца, — быстрее, прошу. И-или… или дай мне вибратор, пожалуйста.  — Хочешь быстрее кончить? — вовсе замедляясь, продолжаю я.  — С-сука, а ты не хочешь? — я лишь самодовольно смотрю на запыхавшуюся Ханджи, потихоньку двигаясь внутри. — Ну, Ле-е-еви!  — Что мне за это будет?  — Что тебе за это будет?! — с удивлением переспрашивает Зоэ. — Н-не знаю… можешь трахнуть меня в задницу.        Теперь в изумлении приподнимаю брови я.  — У тебя не было?  — Меня в жопу точно никто не ёб, — Ханджи усмехается. — Должен признать, ты меня удивила.  — Может, уже закончим начатое, а? Потом выберешь, что нравится.        Это действительно единственно верный выход.        Движения из более плавных перерастают в более быстрые и резкие. С каждым толчком Зоэ сжимает меня всё сильнее. Внутри неё так горячо и влажно. И она точно такая же. Раскрасневшаяся, вспотевшая, растрёпанная. Губы приоткрыты, глаза то и дело закатываются. Она близка.        По виску скатывается капелька пота. Жар концентрируется в члене, кажется, ещё немного.  — Сегодня я буду быстрее, — всё, что слетает с губ очкастой перед протяжным стоном. Стенки влагалища сжимаются ещё больше. Редкая вибрация передаётся и мне.  — Мх-х, нельзя заставлять даму ждать, — с очередным толчком из члена выходит то, что так давно просилось наружу. — Ч-чёрт… — я сильнее вжимаюсь в четырёхглазую и чувствую, как из уретры вытекает сперма. Хочется, чтобы в Ханджи оказалось всё до последней капли.  — Блять, — на выдохе шепчет Зоэ, — Аккерман, ты снова кончил в меня?  — Ханджи, — утыкаясь лбом в её плечо, я пытаюсь восстановить дыхание. Пусть только попробует пошутить про возраст, — переезжай ко мне.  — Подумаю.        Даже спустя час мы не оказываемся в участке. Мы еле ползём в его сторону.  — Десять баллов, — тихо констатирует очкастая и нажатием кнопки опускает сиденье. — Успею вздремнуть.  — Не выспалась? — убирая выбившуюся прядь её волос за ухо, спрашиваю я.  — Попробуй, выспись с тобой, — губы растягиваются в улыбке, что у неё, что у меня.  — Это проблема?        Зоэ отрицательно мычит и, складывая руки на груди, погружается в сон. Остаток поездки проходит в молчании.

***

— Ханджи! Выглядишь намного лучше. Кажется, выходной пошёл тебе на пользу, — Эми встречает меня чуть ли не на самом пороге участка.        Ривай хмуро кивает.        Н-да. На рабочем месте нужно соблюдать какую никакую субординацию. Не стоит ждать от Аккермана нежностей и улыбок. Остаётся лишь наблюдать за его отдаляющимся силуэтом. Я же в компании Бут отправляюсь в архив.  — Итак, рассказывай, как прошёл совместный выходной? Наверняка не выходили из спальни, — хохоток раздаётся рядом со мной. Женщина тут же осекается. — Эми! Давай чуть тише… — я судорожно поправляю чёлку и чувствую, как румянец подступает к щекам.  — Ханджи, я так рада за вас с Риваем. Аккерман, наконец, вылез из фазы страданий по бывшей и смог начать новые отношения.  — Надеюсь, что я не просто замена… — снимая очередную копию документов, тихо отвечаю я.  — Бог с тобой. Ривайчик очень серьёзно относится к отношениям. И знаешь, чем старше он становится, тем значительнее для него становятся любовные дела.  — Ты имеешь в виду семью?..  — Конечно! Но только между нами, хорошо? — я робко киваю. — Капитан не раз задумывался о том, чтобы завести ребёнка в предыдущих отношениях. Но девчонка явно не была готова к детям, да и славно, что они всё же разошлись. Аккерман не искал одобрения ни у меня, ни у Кушель, но прекрасно понимал: нам его подружка сразу не пришлась по вкусу. — Дети… Мне только-только двадцать четыре исполнилось. Сама недавно сепарировалась от родителей.  — Дорогая, никто из нас не может со стопроцентной уверенностью сказать, что готов стать родителем. В двадцать пять я была готова стать матерью, но никак не двойни! И вот как оно вышло. Двойняшки.  — Ребёнка ж ещё рожать надо… Какой ужас, — облокачиваясь на сканер, бубню я.  — Роды – это даже не пол дела. Потом необходимо посвящать ребёнку всю себя. В процессе воспитания я поняла, что двойня – это не так уж плохо. Дети могли занять друг друга, играть и не трогать при этом меня.  — Н-да… Слушай, а у Ривая было много девушек?  — Пожалуй, нет. Я знаю только про двоих.  — Расскажешь подробнее? — я отлипаю от сканера и пытаюсь аккуратно сложить бумаги.        Нас с Эми прерывает звонок. Трубку снимает она, но впоследствии требует меня к телефону.  — Я просмотрела ещё раз записи с Манами Кимурой. Эксперты заключили, что на них она в приподнятом, можно сказать, сексуально возбуждённом настроении. Она явно была знакома с тем человеком, который встретился ей на этаже, — в сотый раз прогоняя видеозапись с камер наблюдения, утверждаю я.  — Мы не можем просто так открыть производство. Нужные веские основания, — Аккерман, не удостоив меня даже взглядом, продолжает активно печатать.   — Более чем уверена, что Кимура познакомилась со своим убийцей задолго или, ну, относительно задолго до поездки. Воспитание не позволило бы ей переспать с человеком, которого она знает меньше суток.  — И?  — Думаю, что нужно настаивать на доступе к аккаунтам в социальных сетях, сайтах знакомств и так далее. Я видела, что запросы отправлялись несколько раз, но во всех случаях был отказ, — делая глоток кофе, отвечаю я. — Будет доступ, будет повод возобновить дело.  — И как же ты собираешься настоять на доступе?  — Будем ждать ответа по запросу на Грейс, — на мгновение я осекаюсь. Только сейчас в голове вновь всплывает та фраза от незнакомца, ведь бывшую капитана тоже звали Грейс. — К-каждая из убитых пользовалась Фейсбуком и одинаковым сайтом знакомств. Будет отказ – придётся… не знаю, подключить СМИ. Выйдя с заголовком «Сайт N покрывает убийцу трёх ни в чем неповинных девушек»! — оставшаяся часть звучит то ли сумбурно, то ли нервно.        Нужно взять себя в руки.  — Клевета.  — Пф, просто подумай, капитан Аккерман! Есть три трупа азиатских девушек. Асфиксия. Изнасилование. Использование одного сайта знакомств. Если я заявлюсь в головной офис и скажу, что это серия, мне явно предоставят доступ.  — Не боишься спугнуть убийцу?  — Три жертвы, если не больше. Его ничто не напугает. Возможно, даже раззадорит.  — Предлагаю ловлю на живца. Завести несколько аккаунтов офицеров-женщин азиатской внешности. Но слегка подкорректировать, чтобы нельзя было найти сходств с полицейским составом.  — У нас есть на это время? — откидываясь на спинку кресла, спрашиваю я.  — Нет, но это будет хоть чем-то. Не факт, что ты быстро получишь доступ к перепискам и в принципе не факт, что ты их получишь. В рукаве должен быть хоть один козырь.  — Н-да, ты прав, — кулак подпирает подбородок. Мысли и догадки сковывают разум. Думай. — Я подготовлю документы и отправлюсь в головной… ч-чёрт, уже не головной, — выискивая адрес офиса компании, бурчу я, — дочерний. Логично, сайт знакомств не наш. Японский.  — Если всё срастётся с дочерним, то они помогут с направлением запроса в головной, либо наоборот. Рыба гниёт с головы… В любом случае я не против. Можешь съездить. Как только подготовишь документы, принеси мне на проверку и подписание.  — Угу, — уже открыв необходимые файлы, я приступаю к их заполнению.        Диалог с капитаном меня воодушевил. Предположения ещё нельзя назвать подвижкой, но это уже что-то.        Из скорой подготовки документации меня, можно сказать, насильно изымают на обед. Последний проходит по обыкновению тихо. Шум создают лишь страждущие в ресторане. Официанты неразборчиво шныряют в разные направления, попутно пререкаясь то с менеджером, то с другими коллегами. Сегодня людей больше обычного.        Отвлечённо наблюдая за каждым из них я думаю, как попросить у капитана отгул. Мне до безумия стыдно это делать, потому что за те три дня я сделала буквально ничего.  — Ты будешь что-нибудь ещё? — голос Ривая вынимает меня из раздумий и, кажется, подталкивает к необходимой просьбе.  — Нет, спасибо, — постукивая пальцами по столику, отвечаю я. — Слушай, мне как-то неловко об этом просить, и у меня возникает ощущение, что я злоупотребляю своим положением…  — Ханджи, давай ближе к делу, — вытирая рот салфеткой, Аккерман прерывает меня.  — М-м. Арендодатель просит меня съехать в ближайшие три дня. Я не знаю, как это совместить с работой. И… можешь дать мне отгул? Хотя бы один. Я отработаю, честное слово. Могу остаться на ночное дежурство.  — Хорошо, — без лишних вопросов отвечает Ривай. — У тебя есть кто-нибудь, кто сможет помочь со сборами? У меня не получится, но я вызову грузчиков и оплачу доставку. И ещё кое-что… — рука Аккермана пробирается прямиком во внутренний карман пиджака. — Это ключ-карта от входа в дом. Это ключ от квартиры и временный пропуск. Потом оформим электронный.        Всё вышеперечисленное оказывается передо мной. Я заключаю коротышку в объятия, оставляя мягкий поцелуй на губах.  — Спасибо.        Неужели судьба за все те страдания решила вознаградить меня адекватным и заботливым мужчиной. — Это может прозвучать глупо, но я прошу тебя никому не открывать двери в моё отсутствие. Надобности в доставке еды на дом не будет.  — Да, конечно.  — Если кто-нибудь будет звониться, то просто набери меня.        Я киваю на каждую просьбу Аккермана.  — Могу я уточнить, к чему такие меры предосторожности?..  — Нет, — отрезает он, — пока, нет.