Теряя контроль

      Опустошение. Серость дня. Звуки камеры, увековечивающей ещё один труп. Усталый вдох, аналогичный выдох. Я не прощу себе ещё одно убийство. Вот только руки будут по локоть в крови, хочу я того или нет…       Прошла неделя с моего размещения у капитана дома, в котором Аккермана практически не бывает. Апартаменты не стали для нас уютным любовным гнёздышком. Скорее это наша ночлежка. Что говорить о сексе, на который времени практически не хватает.        Через день я остаюсь на ночное дежурство, разгребая дела меньшей значимости. Через день остаётся Ривай. Без меня ему трудно уснуть. Не знаю, да ещё и не спрашивала, с чем это связано. Бессонными ночами он приезжает в участок с едой, чтобы я не: «Подохнешь к чертям собачьим с таким режимом. Быстро ешь». Чтобы я не подохла. А быстро есть вредно, чтоб ты знал.        Квартальные отчёты – то, что я возненавидела всей душой. Кажется, Аккерман бесконечное количество времени поносил меня за их неверное заполнение. По итогу отчёты на себя взяла Эми. Не женщина, а Богиня.        Если уж быть честной до конца, то участок, над которым имеет шефство капитан, вообще не впадает в панику под конец месяца либо квартала. У всех всё готово, распечатано, подшито и отослано куда нужно.        Железная дисциплина. Охуеть какие неприличные показатели раскрываемости и нереальное качество документации, готовой к любой проверке. А я вот не готова ни к одной.               Что-ж, месячный план должен выполнить каждый. Постараюсь и я. Переработка здесь щедро премируется. Хотя мои траты в последнее время сводятся к покупке кофе и изредка – еды. На работу и с последней мы ездим на машине Аккермана. Живу в его апартаментах. Моя просьба делить счета была проигнорирована. Он просто ничего не сказал. Когда я увидела чеки об оплате, сразу поняла почему. Мой кошелёк не потянет и половины.   — Как же всё зае… — утыкаясь лбом в стену, шепчу я.  — Офицер Зоэ! — хочешь не хочешь, а откликнуться я вынуждена. — Возьмите перчатки.        Поворачиваясь, взгляд вновь цепляется буквально за своё отражение. Отражение, лишённое признаков жизни. Такое молодое и увядшее в мгновение ока.        Я зеваю в рукав, затем натягиваю перчатки. Сантименты ни к чему.        Присаживаюсь на корточки. Начинаю пальпировать область шеи, чуть ли не заглядывая в рот погибшей.  — Угу, — вымученно выдаю я, — ага. Всё, как и тогда… только вода. Предыдущие жертвы хоть и были задушены механически, но по итогу оказались либо в воде, либо рядом с ней. — шёпот, доходящий лишь до моих ушей. — Нужен пластиковый пакет!       Я аккуратно стаскиваю очки с жертвы и хмурюсь, подставляя последние к источнику света. Ни диоптрий, ни отражающего покрытия. Н-да. Они тут явно были не для зрения.        Относительная схожесть девушки со мной холодком проходит по позвоночнику. Но эта схожесть может сыграть и на руку.  — Посмотрим на твои уши, красотка, — шепчу я, убирая окровавленную прядь волос. — Два прокола на левом ухе. Серьга в хряще отсутствует.        Лишь на мгновение отведя глаза от ушей, в поле зрения бросаются неестественные разводы в районе висков. Взгляд находит затылок и видит аналогичную ситуацию. Следы краски для волос?  — Гарри, ванную ещё не проверяли?  — В процессе! Что-то конкретное нужно?  — Краска для волос.  — Добрый день, капитан Аккерман! — сразу несколько голосов приветствуют Ривая. Судя по ответному молчанию, он кивает, хмуро окидывая каждого взглядом.        Назвать подобный день добрым?.. Много ума не нужно. Вот и стоило одному сказать, что день добрый, как остальные подхватили столь глупую мысль.  — Офицер Зоэ, будьте добры отлипнуть от трупа и отчитаться.  «Будьте добры отлипнуть от трупа», — в мыслях я передразниваю коротышку и недовольно поднимаюсь.        Наши уставшие взгляды сходятся в схватке за самый заёбаный вид. Ничья.  — Здравствуйте, капитан. Дадите мне несколько минут, и я обрисую картину лучше, чем сделаю это сейчас.  — Нужно было фиксировать всё оперативнее. У Вас две минуты.  — Качественный осмотр требует времени, — разворачиваясь на пятках и отходя в сторону окна, парирую я. — Нам до сих пор не предоставили хоть какого-нибудь врача.        Как же хочется курить. Курить и спать. Курить, спать и трахаться. Так лучше, да.  — Вы выехали первыми на место происшествия? — Да, капитан. Мы возимся здесь больше двух часов, но группа экспертов в виде одного человека ещё не соизволила приехать, — оперативно чёркая ручкой на планшете то тут, то там, отвечаю я.        Капитан тяжело вздыхает, массируя переносицу. Эксперту несдобровать.  «Эл. замок и скважина для ключей от номера без повреждений. Оконные рамы и межкомнатные двери – аналогично. Свет в номере вкл. и выкл. при наличии ключ-карты в приспособленном для этого месте.  = при входе в номер света не было. Запасная ключ-карта была выдана работником отеля (первым сообщил об обнаружении тела). Основная ключ-карта так и не найдена. Труп девушки обнаружен рядом с расправленной двуспальной кроватью. Труп лежит на спине, слегка повёрнут на левый бок. Голова повёрнута влево (сравнить с поворотом головы предыдущих жертв – даст понять, левшой или правшой является убийца).  В остальном: всё так же, как и у предыдущих жертв, кроме воды (посмотреть прогноз погоды в день убийства и расход воды в номере). Сомнения: предыдущие жертвы были убиты «чисто», у представленного трупа кровь в районе виска и левой половины головы. Удар либо тупым предметом, либо об любую другую поверхность (проверить стены на предмет разводов, ковровое покрытие и плитку в ванной комнате). Предположение: тело перенесено из ванной комнаты в спальню (проверить наличие хлора на ковровом покрытии и кожных покровах жертвы + следы крови на поверхностях!). Задушена при принятии ванны с убийцей(?) = была знакома. Объединяем в серию», — задумываясь и отвлекаясь на ругань Аккермана, я прижимаю ручку к носу.  — Два часа прошло с момента приезда группы и хуй знает сколько с обнаружения трупа! Два, мать твою. Разгребай своё дерьмо в другое время или отправляй сюда подопечных. Проебёшься ещё раз и работать будешь на трассе.  — Бедняга… хлорка обычно встречается в бассейнах и аквапарках, но проверить всё же стоит, — шепчу я.  «Проверить наличие бассейна в отеле и ближайшие бассейны/аквапарки поблизости. […] Пугающее, на первый взгляд, сходство погибшей со мной. Волосы с большой вероятностью покрашены. На глазных яблоках обнаружены светло-карие линзы. Очки без диоптрий и защитного покрытия. Нос с горбинкой (свой). Два прокола в левом ухе. Серьга в хряще отсутствует».       Изложенные выше наброски я оговариваю капитану в более профессиональной форме.  — Что скажешь… те, капитан? — оговариваясь, уточняю я.        От касания его ладони моей поясницы вздрагиваю.  — Есть кому подменить тебя сегодня? — шёпотом уточняет Ривай.  — Из офицерского состава нет и я остаюсь сегодня на дежурство. Не распускай руки, — ручка вновь касается бумаги. Я нервно оглядываю присутствующих. Кроме трупа и нас с Аккерманом – никого. — А к-куда?  — Массовый перекур.  — Но нельзя же.  — Я разрешил и разрешаю перенести твоё дежурство в участке домой, если ты так горишь разбором дел.  — Последний раз я уснула во время ужина за кухонным столом. Как видишь, брать работу на дом в моём случае бесполезно. — Я соскучился.  — Ривай, — одёргивая руку капитана, шиплю я, — здесь же… труп здесь. Если соскучился, можешь остаться на дежурство со мной. Может и найдём минутку на потрахаться.  — Минутку? Моё самолюбие страдает.  — О-ой, давай делай что-нибудь… по делу, — сдерживая смешок, но не в силах сдержать румянец, шепчу я.        Стоит сделать шаг от капитана в сторону трупа, как меня притягивают за портупею обратно. Звонкий шлепок по заднице. В ответ я показываю капитану средний палец и возвращаюсь к телу.  — Надеюсь, никто не слышал.  — Надейся, — в зубах Аккермана виднеется сигарета. Капитан скрывается в дверном проёме.  — И ничего не сказал по делу, — я недовольно смотрю в пустоту. — Похоже, сходство погибшей со мной его ни капли не смутило. 

Вечер того же дня

— У нас есть немного времени, пока идёт пересменка, — заезжая на подземную парковку участка, говорит капитан.  — Ривай, я хочу заниматься сексом в постели дома. Так пассивно, знаешь. Ты мне отлижешь, потом трахнешь, и я сладко усну.  — Вообще, я про ужин.  — Ужин ты придумал только что. Или тебе действительно так тесно в брюках при одной только мысли о салатике и сыре с плесенью?        Он молчит, улыбаясь уголком губ. Заглушает машину. Ни затяжного поцелуя, ни поглаживаний – излюбленная традиция перед тем, как вернуться на рабочее место. Без этого обычая я даже на секунду впадаю в тоску и недоумение.  — Что-ж, ладно, — отстёгивая ремень безопасности, я последней выхожу из машины.  — У тебя есть какие-нибудь вещи в кабинете, которые нужно взять домой? — только сейчас я принимаю во внимание факт того, что припарковались мы с личным автомобилем Аккермана.  — Ривай, даже не соблазняй. У меня де-жур-ство, — отчеканивая по слогам, отвечаю я.  — Садись в машину, — расслабляя галстук, коротышка открывает дверцу своего автомобиля.        Кажется, самое время немного развлечься.  — Но начальник может наказать, если сегодня ночью меня не будет на работе… — я останавливаюсь рядом с Риваем, виновато смотря себе под ноги и изредка поднимая взгляд на него.        Зубы оголяются в улыбке, затем я закусываю губу. — Начальник обеспечит тебя другой ночной работой, я позабочусь.  — М-м-м, да? Наверное, — с придыханием и затаив дыхание, шепчу я, — заставит мыть посуду.  — По тонкому льду ходишь, Зоэ, — Аккерман закатывает глаза и кивает в сторону пассажирского сиденья.        Сказал, что обо всём позаботится, значит, так оно и есть. Всё же капитан здесь начальник.  — Моя сумка осталась в кабинете. И, — прерывая мысль, которая вот-вот была готова сорваться с губ коротышки, я подношу палец к его губам, — сама. Сама заберу сумку. Подождёшь меня в машине.  — Это был приказной тон?  — Кто знает, капитан, кто знает? — пожимая плечами, я удаляюсь в сторону лифта.        От располагающего к возбуждению диалога во мне открывается второе дыхание, и, кажется, все заботы отходят на второй план. Воображение рисует всевозможные варианты поз, в которых можно провести эту ночь.        Вариант объестся, выпить и уснуть за платоновскими диалогами не исключаем.  — Ханджи! — блядство. Голос Эми звучит так, будто она узнала о моём переезде к Риваю из стороннего источника. — Почему тётка Эми последняя узнаёт о том, что вы с капитаном уже семью создаёте?!  — Тц, Эми, тише, — руками изображая уменьшение вопля, отвечаю я. — Про какую семью вообще речь идёт? Капитан приютил меня на время, пока я подбираю другую квартиру. Я же говорила, прошлый арендодатель… — Ага! Ещё скажи, что спите вы в разных кроватях, — скрещивая руки на груди, Бут изображает недовольство. — Давай, не пудри опытной женщине мозг и выкладывай как есть.        Я тяжело вздыхаю, закатывая глаза и толкая дверь в кабинет.  — Эми, я обяза-а-ательно всё расскажу, но меня ждут. Прямо очень-очень ждут и будут ругаться, если я не потороплюсь, — выкладывать все карты прямо сейчас мне не только некогда, но и хочется сохранить силы и время для совместного времяпрепровождения с Риваем. Для секса, короче.  — Я беру тебя на карандаш, офицер Зоэ.  — Бери, дорогая, бери. Мне пора бежать, правда, — хватая сумку и выставляя Эми из кабинета, тарабаню я. — Я расскажу, всё расскажу! До завтра!  — О как к любимому побежала!..        Кажется, что фраза обрывается на половине. Последующие слова мне не даёт услышать расстояние.        В приподнятом настроении я возвращаюсь в автомобиль. На удивление, Аккермана внутри нет. Не в силах выждать даже пяти минут, я выхожу на парковку в поисках коротышки. Эхо здесь отменное. Мужские голоса, один из которых принадлежит капитану, раздаются из-за угла. Я двигаюсь в нужном направлении, замирая.        Подслушать или не стоит?        Когда голоса затихают, я понимаю, что первый вариант будет не кстати и выхожу навстречу мужчинам. Три пары глаз, должно быть, всё это время смотрели в мою сторону.        Как-то неловко получается…  — Ривай? — переминаясь с ноги на ногу, говорю я.  — Подожди в машине, — сурово отрезает он. Я хмурюсь. Надежда, что меня познакомят с двумя, судя по… не знаю чему, приятелями, улетучивается.        Только статный блондин, на голову выше коротышки, удостаивает меня улыбкой и салютует сигаретой. Чёрное пальто в пол, кожаные перчатки. Волосы уложены и блестят похлеще, чем у девиц, пытающихся соблазнить капитана. Шрам от губы вдоль скулы заставляет содрогнуться, являя образ Джокера.        Определённо, в этой ране есть свой шарм. Улыбаясь уголком травмированной стороны, некто производит впечатление непростого и не последнего человека. Уж слишком опрятен и строг его вид.        Днём раздаёт детям конфеты, а ночью превращается в палача с извращённым представлением о справедливости.        Ну и друзья у капитана… Собственно, под стать ему.        Может ли быть так, что эти «милейшие» мужчины причастны к убийству Олбрайна? Думаю, вполне.        Второй – то ли друг, то ли подчинённый, выглядит хмуро. Даже слишком. Я моментально отвожу взгляд от троицы и поспешно возвращаюсь к автомобилю. Курить в машине Аккермана можно только Аккерману, да и аромат дыма хотелось бы скрыть, а ещё я успешно бросаю уже на протяжении второй недели. Срываться из-за того, что мне грубо ответили, будет очень по-детски.  — Попробую вздремнуть, — присаживаясь обратно, бубню я.        Кресло волшебным образом принимает практически горизонтальное положение. Стоит голове коснуться поверхности, как разум отправляется в сон.  — Ханджи… — лёгкое тормошение плеча, — ми-и-илая, — это слово заставляет сменить безмятежное выражение лица улыбкой, — мы приехали. Пора выходить.  — М-м-м, магазин? — я вытягиваюсь, упираясь ладонями в потолок автомобиля. Замыленный взгляд ищет очки. Наверное, Аккерман убрал.  — Уже дом. Ты слишком сладко спала, чтобы будить тебя для похода за продуктами. Тем более в маркете я встретил слишком много коллег, так что… даже хорошо, что ты спала.  — Ы, — недовольная гримаса на лице, я выпячиваю губы вперёд.  — Я купил всё, о чём ты говорила на протяжении недели. От корнишонов, — улыбка вновь освещает лицо, — до марципана.  — За такие ухаживания нужно дать тебе звание самого лучшего капитана в мире, — целуя Аккермана, шепчу я.  — Можешь просто дать мне, — чуть ли не мурлыча, отвечает он. Ладонь по-свойски опускается на внутреннюю сторону бедра и скользит вверх.  — Л-леви, такими темпами я оседлаю тебя прямо здесь, без шуток.        Кажется, только это и остаётся, но Ривай держит себя в рамках «приличия» и дальше поцелуев на шее не заходит. Даже ладонь лишь изредка сжимает ляжку, не приступая к делу, хотя я давно развела ноги.  — Дойдём до квартиры, примем ванну, выпьем чего-нибудь и приступим, — бархатисто и так заискивающе шепчет он.  — Что-ж, будь по-твоему.

***

      Мы переспали в прихожей, стоило пакетам с продуктами коснуться пола. Мы переспали сразу после принятия ванной. Одеяло и наволочки до сих пор мокрые.        Как только задница очкастой коснулась кухонного островка в одном лишь нижнем белье, мы снова занялись сексом.        За последние полтора часа меня хватило на три захода. Естественно, это послужило поводом для парочки шуток в исполнении Зоэ, лениво наблюдающей за происходящим в духовке.        Я затягиваюсь. На удивление, это четвёртая сигарета за сутки. Дым покидает лёгкие. Я продолжаю наблюдать за четырёхглазой, дозволяя себе пофантазировать. Представить, как прямо сейчас она стоит на кухне, а к её ноге прижимается маленькое чудо. Прижимается, выманивая очередную сладость. Ханджи не может отказать и с избитым «Папа не должен узнать об этом. Это наш маленький секрет», протягивает ребёнку безе.  «Папа не должен узнать об этом, Это наш маленький секрет…» — губы растягиваются в улыбке. Может, когда-нибудь мы сможем позволить себе такую роскошь, и Ханджи будет к этому готова. Может быть.        Фантазию обрывает резкий поворот головы Зоэ в сторону прихожей. Я напрягаюсь, выбрасывая окурок. Гостей никто не ждёт.        Принося на кухню поток холодного воздуха, я прошу очкастую остаться на месте. Вопросами о том, где лежит её пистолет, пренебрегаю. Не стоит пугать любимую раньше времени.  — Тц, — недовольный вздох. Я закатываю глаза, узнав у консьержа, кто был пропущен в здание в такой час. — Эми, кто ж тебя звал?       Очень гостеприимно, знаю.        Плюс всё же есть. Получая информацию от консьержа, я могу быть уверен в том, что «а» –пропущен человек, у которого есть на то право, «б» – консьерж жив.  — Ривайчик, здра-а-авствуй, дорогой! Ой, как рада, что не отвлекла от важного занятия, — мудрёно хихикая, восклицает она. — Благоверная твоя где? Отдыхает, да? Я чего зашла, да ещё и без предупреждения. Мимо проходила. Внуков навещала. Думаю, почему бы и к вам не зайти.  — Эми, — эмоция недовольства вперемешку с «улыбкой» образуется на лице, — твои внуки живут в другом районе и видят третий сон. — Не спорь с тёткой, — сурово отрезает она, — и покажи мне свою благоверную. Вот уверена, что не спит. Вы времени зря не теряли, детки. На твоей шее места живого нет, — всё говорит и говорит…       Я бы смущённо отвёл взгляд, попытался прикрыть шею, но уже не в том возрасте.  — Ханджи! У нас гостья. Надень штаны, — я раздражённо вздыхаю.  — Не бухти, Ривай, не бухти. Я минуток на десять, не больше, — м, как же, на десять. На десять по шесть раз.        Я слишком люблю наблюдать за обнажёнными ножками Зоэ, чтобы просить её одеться. Ситуация безвыходная. На работе я могу лишь украдкой наслаждаться силуэтом её бёдер и груди, облачённых в ткань. Дома я хочу видеть эти части тела без одежды. Гости тому помеха.  — Эми, привет! — вскользь доносится позади.        Смирившись с участью принимать гостью, я более радушно провожу Эммелин в гостиную. Затем, предложив чай или чего покрепче, решаю проверить, справляется ли Зоэ с натягиванием штанов.        Пальцы, в готовности постучать, замирают в паре миллиметров от двери. Ханджи говорит по телефону. Подслушивать не в моём стиле, но, судя по «мамканью» очкастой через раз, разговор довольно занятный. Послушаем.  — Ма-а-ам, он хороший человек, — недолгое молчание, — да, выглядит сурово, но как ему выглядеть иначе? — судя по всему, речь идёт обо мне. — Господи, я не сплю с ним ради повышения, мама! И не ради денег, мама! Всё, мам, я кладу трубку. Люблю тебя, дава-а-ай. И не забудь, что я жду вас с папой на Рождество в гости. Ага, давай.  — Забавно, — скрестив руки на груди, я ожидаю Ханджи рядом с проёмом.        Про родителей очкастой я знаю ровно то, что изложено в файле сотрудника. Они есть. Без болячек и судимостей. С хорошим образованием и прекрасным достатком. Вот только на другом континенте.  — Что вообще за мысли такие, а? Ну кирпичом у него р… — Зоэ подпрыгивает на месте. — Ривай, Бог с тобой! Подслушиваешь?       Оценивающим взглядом пробегая по наряду Ханджи, я делю улыбку пополам с неудовольствием.  — Эти шорты больше напоминают, — я сглатываю в попытке подобрать нужное слово. Четырёхглазая, пользуясь моментом приподнимает футболку и скользит пальчиками под резинку так называемых «шорт».  — И что же они напоминают, капитан? — её губы в мгновение оказываются рядом с моим ухом. — Хочешь забавный факт про них? Вечером после нашей первой встречи я лежала в постели именно в этих шортиках и думала о том, какой же чертовски сексуальный этот капитан Аккерман. Моя ладонь переместилась в такое же положение, что и сейчас, а потом…  — Потом?..  — На твоё усмотрение, извращенец.               Мгновение, Зоэ будто и не было рядом. В качестве доказательства того диалога – лишь вставший член.        В неудовлетворении я провожу рукой по лицу и проклинаю очкастую. Выяснить, что же было «потом» мы сможем, как только отправим Эми домой. Сейчас лучше не думать о сказанном ранее. Члену легче от таких мыслей точно не станет. — Ханджи, дорогая, какие у тебя занятные штаны, — Бут усмехается, встречая четырёхглазую. Я присоединяюсь к утверждению Эммелин. — Способствуют крепкому сну капитана, так понимаю.        На лице Зоэ выступает заметный румянец, она смущённо кивает, разливая чай по чашкам. Обожаю переменчивость в её настроении с блудливой девчонки до благородной девицы, застенчиво отводящей взгляд.        Наконец все оказываются за столом. Очкастая в первую очередь принимается за сладкое. В последнее время она не может провести и дня без кусочка чизкейка или шоколада. Квартира впервые за полгода превратилась в завод Вилли Вонки.  — Хочу поделиться с вами прекрасной новостью. Я стала бабушкой в третий раз!  — М-м-м, — Ханджи старается быстрее опустошить чашку, дабы поздравить Бут, — это замечательно, Эми! Прими наши поздравления, да, Ривай?        Я удивлённо приподнимаю брови, словно только отошёл ото сна. Если честно, то, наблюдая за Зоэ, я совсем… выбился из реальности.  — А, да, теперь нагрузка увеличилась, верно? — что за хуйню я несу? Конечно, она увеличилась. Образ Ханджи в этих шортах не даёт мне покоя и сбивает с толку. Сегодня всё ощущается как-то иначе. Откуда-то появились силы, и желание заниматься сексом при любой удобной возможности.        Последующий разговор проходит мимо ушей. Я пытаюсь сосредоточиться, но всё тщетно.  — Ривай? — женская ладонь с тонкими пальчиками касается моего плеча.  — Кажется, капитан немного не с нами. Да и вы оба вымотались, ребятки. Не буду более задерживать. Не забудьте, в эту субботу семейство Бут ждёт вас в гости! — в гости?.. Наверное, этот момент тоже обошёл меня стороной.       Суббота. В субботу я планировал не выходить из спальни как минимум по двум причинам: секс и сон. Сон и секс. Единственный выход за рамки дома, который хотелось бы совершить – свидание с Ханджи.        Что-ж, в любом случае пора проводить гостью. — Ривай, милый, ты ещё не разговаривал с Ханджи? Вижу, ей очень радостно работать у нас в участке, и она хочет занять достойное место, но, может и… — вполголоса начинает Бут.  — Эми, — я обрываю её на полуслове, делаю это довольно тихо, — мне достаточно того, что Ханджи рядом и находится в добром здравии. Сейчас не подходящее время для подобного. К этому нужно отнестись ответственно, ты сама понимаешь. Мне, как минимум, нужно бросить курить. Я не могу заставить Ханджи сделать такой серьёзный шаг. После… после придётся на долгое время выпасть из работы. Она этого не хочет, и я уважаю её выбор.  — Всё же Кушель воспитала тебя достойным мужчиной, — я вымученно улыбаюсь и киваю. — И всё же, ты даже не предложил и не спросил… — Всему своё время, Эми. До завтра. 

***

— Ханджи, дорогая, а ты задумывалась когда-нибудь о том, чтобы всерьёз стать матерью?  — Задай мне этот вопрос во время овуляции, — усмехаюсь я. — Если серьёзно, то, наверное, да. Как и любая женщина.  — А отношения с капитаном… У вас ведь всё серьёзно, правильно понимаю? — фраза заставляет поперхнуться чаем.  — Н-ну, мы вместе всего ничего и съехались тоже довольно внезапно. Я не знаю… и что ты подразумеваешь под «серьёзно»? — То и имею – семью, детей.  — М-м, это зависит не только от меня, — опуская взгляд в пол, отвечаю я. — Если ты говоришь о взаимном кольцевании, то с большой вероятностью я бы согласилась. Опять же. Мы с Риваем только начинаем познавать быт и друг друга. Я, честно говоря, в шоке от того, как всё быстро закрутилось.  — Хорошо, а что касается детей? — настойчивость Бут потихоньку начинает раздражать.  — Я хочу пожить для себя. Без обременения. Хочу построить карьеру, вдоволь заниматься сексом, высыпаться и изредка путешествовать. Ребёнок привяжет меня к дому. А я… я слишком свободолюбива и пока не готова посвятить себя кому-то, — задумчиво и кротко улыбаясь, опуская уголки губ, отвечаю я. — Вновь. Что касается Ривая. Я готова выстраивать с ним гармоничные отношения, которых у меня прежде не было. Я, наверное, готова когда-нибудь выйти за него, если так сложится, но дети… До этого ещё далеко.  — Хорошо, девочка, я тебя понимаю. Прекрасно понимаю.  — Ты этим интересуешься из любопытства или капитан попросил тебя что-то вызнать?  — Ох, нет. Тут только моё любопытство. Я хочу, чтобы вы с Риваем были счастливы и в будущем родили как минимум двух прекрасных деток! На долю Ривая выпало слишком много потерь. Я рада, что ты рядом с ним и хоть как-то можешь это компенсировать.  — Я могу побольше узнать про потери или эта тема – табу?  — Ривай не накладывал на это табу, но… — взгляд женщины становится мрачнее с каждой секундой. Вопрос был неуместен, — лучше ты спросишь об этом у меня или у Кушель, чем будешь ворошить прошлое Аккермана.  — Слишком травмирующий опыт?  — Будучи молодым, Ривай, — я чувствую, с каким трудом даются даже первые слова, — в двадцать четыре года он не по своей воле оказался в Сирии. Углубляться во всё это довольно тяжело, потому что парень покинул Кувейт с посттравматическим стрессовым расстройством. Просто представь… Господи, типун мне на язык! Представлять такое.  — Н-да. В двадцать четыре вылезти из подобного дерьма с ПТСР…        Подобное действительно сложно вообразить. То непродолжительное время, что я нахожусь рядом с капитаном… не сказать, что остатки расстройства проявляются, но уверенность в их наличии есть.  — Да, — задумавшись, Эми отставляет чашку с чаем в сторону, — в окопах остались все его товарищи. Он похоронил стольких друзей. На его теле осталось столько ран, — наверняка речь идёт про те шрамы, — Ривай вернулся другим человеком. Абсолютно. И знаешь, Ханджи, иногда я вспоминаю, как помогала Кушель с ещё маленьким Аккерманом. Вспоминаю, каким он рос. Такой прекрасный мальчишка. Прекрасно окончивший школу и университет. Он был таким счастливым, улыбчивым и отзывчивым.        Я догадывалась о том, что капитан когда-то служил в горячих точках. Шрамы на его теле по сей день не дают мне покоя.  — Никто не думал, что ребята попадут под столь мощный артобстрел. Товарищи погибали у него на руках. Ривай был в шаге от своего командира, когда тот получил пулю в голову.        Я сглатываю, возможно, сглатываю ком сострадания, подкативший к горлу. В свои двадцать три, например, я жила относительно беззаботной жизнью на попечении родителей, в кругу любящих меня людей, мотаясь по барам и с похмельем приходя на пары. Когда капитану было двадцать четыре, мне было… семнадцать или восемнадцать. Жизнь была наполнена глупыми, как кажется сейчас, проблемами. Но они не умаляли ещё большей беспечности той поры.        В то же время Ривай сидел в окопе, теряя друзей и товарищей. Убивая других людей. Убивая того Аккермана, которым он ушёл на службу. Осознавал ли капитан это в тот момент, когда решил пойти в армию? Должно быть, не в полной мере.        Смогу ли я когда-нибудь увидеть того «счастливого улыбчивого и отзывчивого» Леви, о котором говорит Эммелин?  — Как долго капитан отходил от тех событий? — не в силах более рассуждать на тему, проворачивающую лезвие ножа внутри горла, спрашиваю я.        Эми машет рукой, делая глоток чая. Должно быть, подобные воспоминания встают комом и в её горле.  — По меркам медицины, наверное, быстро. Два года понадобилось на терапию и смирение с потерей. Ривай очень сильный. Очень сильный человек, — слабая улыбка, наконец, озаряет лицо Бут. — Только ему удалось восстановиться, пробиться в департамент. Очередной удар. Новость о беременности девушки. Счастье, казалось бы?  — Выкидыш?  — Хуже. Девушка ушла от Ривая на седьмом месяце. Ни сказав ни слова. Он пытался добиться от неё хоть какого-нибудь ответа. Вернулась бессонница, тревожность. Аккерман стал работать. Много.  — И что в итоге? — Когда мы узнали, что ребёнок родился чёрным, все вопросы отпали. — Ужасно, — взгляд, что всё это время был прикован к чашке с чаем, наконец поднимается. Я ищу слова, чтобы выразить всё то сочувствие и негодование, которое зародилось во время диалога, но вместо этого чувствую лишь пустоту.        Я впервые вижу Эммелин настолько растроганной. Кажется, я готова расплакаться вместе с ней.  — Наш мальчик не заслужил стольких страданий, Ханджи. Сначала Сирия, потом эта дрянная девка, а за ней ещё одна такая же! Обвинить человека, который любил тебя, в домогательствах. Господи, ради чего?!        Я беру ладонь Эми в свою, сочувственно поглаживая. Беру и замечаю приоткрытую дверь архива. Силуэт Ривая выглядит довольно безэмоционально. Так и не сообщая Бут о своём присутствии, он кивает, скрываясь за дверью.        Я нахожу Аккермана в курилке. Очевидно.  — Капитан? — прислоняясь телом к двери, уточняю я. Приходится прокашляться. Столь эмоциональные истории и меня пробили на слезу. — Если хочешь побыть один, то я могу уйти.        Ривай выглядит так, словно ничего не произошло. Ни одного намёка на волнение. Только дым, выходящий на улицы солнечного города.  — Замёрзнешь, — всё, что говорит капитан, перед тем, как затянуться.        Не подаёт вида, но я чувствую, что он ходит по острию ножа, готовый вот-вот сорваться. Нужно что-то предпринять. И раз слово не мой оппонент, то простые человеческие объятия точно помогут.  — Так не замёрзну, — обвивая его шею, шепчу я. Бросая окурок куда-то мимо, Аккерман заключает меня в объятия, притягивая всё ближе и ближе.  — Обратного пути нет, Зоэ. Придётся идти до конца.  — Говоришь загадками. Может, пора открыться? — я обеспокоенно смотрю на него, отираясь носом о щёку. Ривай тяжело вздыхает. — Л-леви?  — Придёт время, и я расскажу. А пока… пока будем жить. Просто жить, Ханджи, — сквозь безысходность в его голосе чувствуется надежда. — Я постараюсь приложить все усилия, чтобы ты была счастлива.  — А я постараюсь сделать счастливым тебя, Леви.               Ладони плавно перемещаются на грудь. Я укладываю голову на плечо Аккермана.  — Спасибо и… не нужно плакать о моих бедах, — я всхлипываю и зажмуриваюсь. — Как минимум две женщины решили разделить со мной это бремя. Я не хочу, чтобы ты стала третьей. Мы не в силах изменить прошлое, но можем позаботиться о том, что с нами происходит сейчас, милая. Можем позаботиться о будущем.

***

      Я приподнимаю одну бровь в вопросе и отвлекаюсь от проверки отчёта Зоэ. Её штормит из стороны в сторону. С пяток на носки, с пяток на носки. Руки заведены за спину. Количество покусываний губ в секунду зашкаливает.  — Прекрасный отчёт, офицер Зоэ, — улыбка сияет и на моём, и на её лице, — а теперь сделай его самостоятельно, — выражение наших лиц синхронно меняется. Я прекрасно понимаю, что отчёт передо мной вышел не из-под руки очкастой. — Точнее, этот отчёт мы оставим. Просто возьмёшься за мой.  — Рива-а-ай! Ривай, это нечестно! — драма окутывает Ханджи с головой. Сейчас начнётся представление. Я откидываюсь на спинку кресла и скрещиваю руки на груди. — Рива-а-ай! Ну по-жа-луй-ста! — она буквально стонет моё имя, а это «пожалуйста» выложенное по слогам возвращает меня в спальню.  — Давай оставим подобные реплики для дома.  — Ч-чёрт, извини. Правда заставишь меня делать другой отчёт? — я киваю. — Правда-правда? — киваю во второй раз. — Т-тогда ты же можешь мне хоть немного помочь? Показать, что именно я делаю не так? — Может, ещё отчёт за тебя состряпать? Я уже говорил, что не так в твоих отчётах, офицер Зоэ.        В мгновение ока четырёхглазая оказывается рядом со мной. Ох, не к добру. Она совсем распоясалась.  — А если я посижу у капитана на коленях, он поможет мне с отчётом? — очкастая и впрямь присаживается на меня, продолжая кусать губы.  — Ханджи, — я пытаюсь скрыть желание за недовольным вздохом, — как думаешь, легко ли со вставшим членом и твоей задницей на мне писать отчёт?        По-хорошему, я должен отчитать подопечную, указав на её место, но чем ближе мы становимся, тем сложнее нам блюсти субординацию. Этого я и боялся.        Да, мы не трахаемся на рабочем месте. За некоторым исключением, что уже плохо. Да, Зоэ выполнила месячный план и сдала отчёт, но всё происходящее… Я теряю хватку.  — Ладно, капитан Аккерман, — поелозив задницей о мой член, театрально выдыхает четырёхглазая. Моя бы воля и не три часа дня, я бы засадил любимой прямо сейчас. — Разберусь я с отчётом, но ты сильно не ругайся, если что-то в нём будет через жопу.        Ханджи перемещается на своё пристанище, заполненное кипами бумаг и томов дел, которые мы ведём сейчас. Возможно, стоит помочь ей с отчётом. Она многое взвалила на себя и прекрасно разгребает архив, но что поделать, это её выбор. В следующий раз будет знать: сначала выполни касающееся тебя, потом бери дополнительную нагрузку.  — Слушай, перед тем, как я буду портить тебе настроение своим отчётом, мы можем пробежаться по актуальному делу?  — Д-да, — потирая глаза, отвечаю я, — как раз просматривал твои заметки по новому убийству.        С восторженным «отлично» очкастая подрывается с места, готовая продекларировать свои мысли. Берёт в руки несколько бумаг и приземляется прямо на моё рабочее место.  — Тц, — всё, что удаётся изречь.        Я пытаюсь выказать недовольство, но, по правде говоря, мне нравится наблюдать за тем, с каким запалом и рвением Ханджи разбирается в деле. Горящие глазки бегают по бумаге.  — Итак, если ты ознакомился с заключением судмедов, — девушка изгибает бровь в вопросе. Я положительно киваю. — Отлично. Соответственно, следы хлорированной воды обнаружены практически на каждом участке тела. Анализ элементов коврового покрытия тоже говорит нам о наличии хлора.  — Анализ воды в отеле?  — М-м, к сожалению, отрицательный. Вполне логично, что хлорированную воду мы встречаем в бассейне, поэтому совместное времяпрепровождение жертвы и убийцы в ванне мы отметаем. Это всё немного усложняет.  — Рассматриваешь воду, для того чтобы объединить в серию?  — Угу. Смотри…        Я вновь теряю концентрацию, когда в поле зрения попадают бёдра офицера. Взгляд скользит выше, останавливаясь на груди.  «Прекрати. Сейчас же», — глас рассудка пытается вразумить меня.       Увеличившаяся грудь очкастой не даёт покоя. Ткань неприлично натянулась. Кажется, пуговица цепляется за петельку из последних сил, оголяя участок бархатной кожи. Я помню каждое прикосновение и каждый поцелуй, оставленный на этом месте. Нужда облизать губы появляется столь же внезапно, как и вставший колом член.  — Капитан Аккерман?  — М? — возвращая лицу серьёзность, отвлекаюсь я.  — О чём я говорила последнюю минуту? — почему из нас двоих возбуждаюсь в самые неподходящие для этого моменты лишь я? — Могу продолжить?  — Продолжай, — проводя тыльной стороной указательного пальца по губам, я вздыхаю. Вздыхаю и лениво прикладываю кулак к щеке. Лёгкая колкость. Щетина в последнее время появляется быстрее, чем обычно. Нужно побриться.  — Итак, какие у меня есть доводы для объединения дел в серию вполне понятно. Молодая девушка из провинции в Японии оказалась в Штатах по туристической визе. Среднего, ближе к худощавому, телосложения. Механическое удушение, имел место половой акт примерно за двадцать минут до наступления смерти.  — Повреждения влагалища?  — Ого, какие слова ты знаешь. Даже не киска… — хихикает Зоэ. — Никаких повреждений. Мы вычёркиваем изнасилование. Также из общего: отсутствие кольца на пальце. Подвеска и серьги из одного набора не тронуты. Бижутерия. Соответственно, кольцо мы рассматриваем в качестве трофея.   — Хорошо. Различия?        Офицер начинает судорожно копаться в файлах с характерным "э-э-э". Я стараюсь не выказывать раздражение и обойтись без лишних вздохов. Девочка зашилась. Недостаток сна сказывается на её работоспособности. — Протоколы срабатывания замков, просмотр камер наблюдения и план всего отеля. В частности служебных помещений. Чем быстрее эти материалы окажутся у нас, тем будет лучше, — я решаю прервать шуршание бумаг и нарастающую нервозность Ханджи. — Поймать по горячим следам уже не получится… н-но хорошо. Я отсмотрела примерно четверть записей с того дня и хочу, чтобы ты тоже ознакомился. Глаз замылился, поэтому могла пропустить и не подметить какие-нибудь важные моменты.  — Что с пожарными лестницами?  — А? Используются только при оповещении о пожаре… Использовались крайне редко.  — Я не об этом. Перила были осмотрены?  — Н-нет, — Ханджи поджимает губы, опуская уголки губ. Я тяжело вздыхаю. — Прости. Я отправлю Гарри и ещё несколько человек в отель.  — Выезжай с ними. Я просмотрю записи с видеокамер, — да здравствует монотонная работа. — Привезите на допрос всех сотрудников службы безопасности отеля. Сначала возьми показания на месте.  — Но мы уже брали показания в день обнаружения.  — Возьми показания ещё раз. Выжди тридцать минут и отправляй всех на допрос в участок. Было бы неплохо, чтобы с тобой был один из психологов, который смог бы наблюдать за поведением службы со стороны.  — Но как? Они же будут в служебных помещениях. У меня, в принципе, достаточно знаний и для… — Офицер Зоэ, — приходится вновь перебить её, — я не сомневаюсь в твоей компетентности, но эксперт никогда не повредит. Всё же его профиль намного уже и специальных знаний, и практики больше.        Дальнейший диалог строится лишь на моих указаниях. Ханджи послушно отправляется в отель, получив ЦЭУ и эксперта в придачу. На месте группа проводит около четырёх часов, что непомерно много.        Допрос сотрудников службы безопасности я беру на себя, насильно сопроводив Зоэ в комнату отдыха. Минимум час сна перед ночным дежурством у неё точно должен быть.  — Капитан Аккерман, мы точно управимся со всеми сотрудниками до начала ночной смены? — семеня за мной, явно взволнованным голосом тарабанит Фишер. — Допрашивать после… — Если ты сейчас будешь поменьше пиздеть и сосредоточишься на работе, то мы всё успеем. 

***

      По дороге домой очкастая, не затыкаясь, говорит о деле. Меня это порядком подзаебало. Как и вечные пробки в этом вечно грязном городе.        Я не могу сорваться на Ханджи и сказать, чтобы она, наконец, заткнулась. Я сделал бы музыку чуть громче, чтобы не слышать её, и втопил педаль газа в пол. Первое реализовать можно.        Касанием пальца сенсорной панели я увеличиваю громкость музыки. Достаю сигарету, зажигалку. Опуская стекло, закуриваю, удобно умостив руку.  «Я возвращаюсь обратно в номер 505,  Не имеет значения, займёт ли это 7 часов на самолёте  Или 45 минут на машине. В моём воображении ты ждёшь меня, лёжа на своей половине С руками между бёдер» — Просто помолчи, милая. Заткнись хоть на секунду, — это происходит машинально. Я даже не смотрю на очкастую. — Целый день ты пиздишь об этом убийстве, не умолкая. Целый день.        Я затягиваюсь. Как же хорошо. Кажется, настало и моё время поговорить. Слова льются рекой. Я не могу воспроизвести в голове ни одного. От этого становится смешно. Смеюсь. Докуриваю сигарету, роняя окурок на асфальт излюбленной авеню.        Движение на улицах города становится не таким плотным. Я всё говорю и говорю… Кажется, про неё. Не могу уловить интонацию и ход мыслей. О чём я говорю сейчас? Во всём теле ощущается невероятная лёгкость и тепло. Я точно не обоссался? Вроде нет.        Снова усмехаюсь, продолжая монолог. Или Ханджи говорит что-то в ответ? Не могу понять. Не могу уловить голоса вокруг. Я с трудом слышу себя.        Ого. Вот и дом. Так быстро доехали? Отлично.        Пройдя все виды контроля, я, наконец, заглушаю мотор и с улыбкой поворачиваюсь в сторону пассажирского сиденья. Поднятые уголки губ превращаются в тонкую прямую линию. Я свожу брови к переносице и потираю глаза. Зажмуриваю их один раз, второй.  — Ханджи?        Пустота. Я один? Я один.  — Ханджи? — не веря собственным глаза, шепчу я, — Ханджи? — резкая боль в висках прерывает призвание Зоэ.  — С-сука, — рука тянется к бардачку за бутылкой и таблеткой. — Что з-за... блядство? — только сейчас я замечаю, как громко играет музыка.        Осушаю половину бутылки залпом, откидываясь на спинку сиденья. Лицо всё так же остаётся наморщенным. Пытаюсь расслабиться. Сжимаю и разжимаю кулак в попытке сосредоточиться хотя бы на нём.  — Ну же, Зоэ, возьми трубку, — правая нога скоро продолбит дыру в днище автомобиля. Нервозность возрастает с каждым гудком. Испарина проступает на лбу. Я чувствую, как капли пота стекают по вискам.  — Ривай, у меня сейчас слишком хорошо воспроизводится логическая цепочка по всем делам. Я перезвоню тебе минут через тридцать или сорок, хорошо? — Т-ты… ты в участке? — дышать становится всё тяжелее. Я чувствую, как горло спирает невидимая рука.  — Где же ещё? — по-детски усмехаясь, отвечает она. Груз с плеч улетучивается. Я кое-как выдыхаю, прижимая ладонь ко лбу. — Я сегодня ещё и в ночь, если ты не забыл. Понимаю, старость не в радость… — очередной смешок. — Ривай? Всё хорошо?        Я молчу, утыкаясь головой и руками в руль. В глазах скапливаются слёзы?..  — Леви? Прошу, не молчи.       Последующие слова растворяются в воздухе. Телефон падает на пол. Я пытаюсь держаться до последнего, сжимая скулы и пытаясь проглотить ком, вставший поперёк горла.        Всё хорошо. Всё хорошо. Всё не может быть плохо. Не может быть плохо, когда рядом она. Она спасёт меня, верно?        Слишком много потерь. Страданий. Нервозов, скопившихся во всём теле и сознании. Она излечит меня, правда?       Я не хочу проживать всё это вновь, но хочу вершить правосудие в этом прогнившем до основания мире. Он покрыт язвами, из которых сочится кровь вперемешку с гноем. Нам не поможет спирт, не поможет ампутация. Наш друг – свинец, а железная пуля – доказательство справедливости.        Она поможет мне исцелить этот мир?       Она не оставит меня. «Снова один,  Снова один,  Снова один, Один»

***

— Твою дивизию, Аккерман!        С восклицанием, чуть не переросшим в крик, я распахиваю дверцу машины. Отключаю музыку и тут же перевожу внимание на капитана, вольготно лежащего на кресле. Глаза устремлены в потолок. Безжизненный и стеклянный взгляд. Бледность лица. На секунду можно решить, что Аккерман отошёл в мир иной, но чуть вздымающаяся грудь, хвала всевышнему, говорит об обратном.  — Не кричи, солнышко. Не кричи, — наконец шепчет он. Лицо не выражает ни единой эмоции. — Милая, иди ко мне.        Ладонь Ривая пробирается под моё пальто и притягивает к себе. Я неловко валюсь к нему на колени, чуть не ударившись головой. Неудобней позы не сыщешь.  — Ривай, пойдём… — фраза заканчивается, как только её прерывает мужской плач. — Л-леви, ты чего?        Я вглядываюсь в его раскрасневшиеся глаза и вижу всепоглощающее безумие. Животный страх циркулирует в крови. Я не могу произнести ни слова. — Ханджи, — он произносит это без остановки, захлёбываясь в собственных слезах. Меня сковывает беспомощность. — Ханджи, милая.        Мы просидели в машине с десять минут. Монолог Аккермана строился лишь вокруг моего имени. Он шептал его дрожащим голосом, прижимаясь губами и носом к моей щеке. Я не понимала, что с этим делать. Как правильно поступить. Не могла подобрать ни одного слова, кроме как «я рядом». Все знания из курса психологии канули в никуда.        Я смотрю на наше отражение в зеркале, что стоит напротив кровати. Ривай заснул, прижимаясь к моей груди, и не меняет позицию по сей час. Изредка поглаживая его по голове и целуя в макушку, я тоже пытаюсь найти покой. В Аккермане открылся ребёнок, ищущий защиту от стрессовой ситуации рядом с материнской грудью.  — Как мне помочь тебе? — оставляя поцелуй на копне чёрных волос, шепчу я. Одинокая слеза скатывается по щеке.

Утро 

— Я понятию не имею, что это было. Хорошо, что и у него, и у меня сегодня выходной, — помешивая ложкой крем-суп, отвечаю я. — Понимаете, я почувствовала себя настолько беспомощной. Мне страшно за него.  — Дорогая, сейчас можно выдохнуть. Спасибо, что помогла вернуть его в чувства. Скорее всего, разговор, который Леви услышал и послужил тем катализатором, — приятный женский голос раздаётся в трубке.        Звонить матери Ривая было волнительно. Я боялась её реакции.  — Это Вам спасибо, что проконсультировали меня, мисс Аккерман.  — Можно просто Кушель. Звони, как только произойдёт ещё что-то подобное, — я активно угукаю, нарезая клубнику.  — М, кажется, Леви проснулся. Я перезвоню. Ещё раз спасибо… Кушель, — голос, если так можно сказать, звучит довольно смущённо. Румянец находит щёки.        Дождавшись ответа и повесив трубку, я вытираю руки полотенцем.  — Доброе утро, — с улыбкой на лице опираюсь на кухонный островок. Ривай выглядит помято.        Сексуально помято. Чуть приспущенные пижамные штаны открывают вид на выступающие вены. Дорожка от пупка к лобку заставляет трепетать ещё больше. Футболки, понятное дело, нет. Лишь халат прикрывает плечи и руки владельца. Однозначно думаю не о том…       Я облизываюсь, когда в поле зрения появляется вставший сосок капитана. Хм-м, сейчас не подходящее время для секса, но предложить всё же могу. В лоб не подаст, правильно? Разве что хуем по губе. Такой расклад меня тоже устроит.  — Скорее день. Ты давно на ногах? — притягивая меня для поцелуя, уточняет Ривай.  — Н-ну, лет с… двух? Не знаю, когда дети начинают ходить, — улыбка Аккермана в ответ служит добрым знаком. На секунду у меня возникает ощущение, что он не помнит про произошедшее вчера. — Как ты?  — Около дела. Наконец смог выспаться. Только со вчера нихрена не помню. События после того, как я покинул участок… по нулям. В голове пусто.        Сказать или нет? Если скажу, то он явно будет обеспокоен ближайшие пару дней. Если он спросит, что вчера произошло, и я скажу «ничего особенного», Ривай не поверит. Думаю, лучше быть с ним честной.  — Тут такое дело… — заправляя прядь за ухо, начинаю я. — Вчера ты позвонил мне, спросил, где я, потом долгое время просто молчал. Естественно, я приехала. Ты был не в себе, мягко говоря.  — Я не наговорил ничего лишнего?  — Смотря, что ты считаешь лишним. Если это не вдарит по твоему эго, то происходящее тогда было похоже на истерику. Ты много плакал и просил меня остаться.  — Это напугало тебя?  — Д-да.        Аккерман извиняется, прижимая меня к себе. Извинения интересуют в последнюю очередь. Кушель вполне доступно объяснила мне произошедшее, но хочется услышать об этом от Ривая. Хотя, может, не стоит?.. Снова ворошить его прошлое. Это приведёт к повторению случившегося.  — Капитан Аккерман, давай пообедаем и как следует потрахаемся, — переводя тему с той, на которую Риваю, скорее всего, не хочется беседовать, в улыбке говорю я.  — Отличная перспектива, но заниматься сексом на полный желудок будет не совсем комфортно. — И то верно.  — Никто не мешает нам изменить порядок. Только схожу в душ и вернусь, хорошо?        Я положительно киваю. Оставляя мягкий поцелуй на губах, прижимаюсь своим лбом к его. Так спокойно. Мысль о том, что я когда-то оставлю Леви, становится смешной.        Приготовление обеда приходится оставить, как только мужские ладони крепко сжимают мою талию. Поцелуи тёплых губ остаются на плече, переходя к затылку.  — Скажешь что-нибудь сексуальное? — в ответ на ласки, шепчу я.  — Сегодня… — Сегодня?.. — бровь изгибается в вопросе. — … посуду помою я, — мне остаётся лишь рассмеяться. — Загружу и разгружу посудомоечную машинку. Можешь себе представить?  — Такими фразочками можно и до оргазма довести, капитан, — я прикрываю глаза, наслаждаясь каждым прикосновением, оставленным на шее. — Возьму на заметку, — с этой фразой ладони мужчины плавно перемещаются на низ живота. Всё ниже и ниже. — Предпочтения будут?  — Хм-м, — я нагибаюсь, опираясь на кухонный стол и попутно прижимаясь задницей к прикрытому полотенцем члену Аккермана, — надеюсь, так понятно.  — Более чем, но потом, — его пальцы скользят меж моих лопаток. Приятная дрожь проходит по телу, — потом я хочу видеть тебя сверху.        Лишь на мгновение меня посещает мысль: «Мы сводим решение проблем к сексу. Мы сошлись исключительно из-за физического влечения. Неужели сейчас всё по-другому?»        К сожалению или к счастью «лишь мгновение» растягивается.  — Л-леви, подожди…       Почему ты сомневаешься в том, что сейчас всё иначе? Даже самое близкое окружение Ривая считает тебя особенной. Он позволил тебе называть себя так, как это может делать только Кушель. Спустя столь незначительный промежуток времени.        Неужели этого недостаточно?        Он помог оборвать предыдущие отношения, которые преследовали бы тебя ещё долгое время. Он приютил тебя не из вежливости. Вежливость не про него. Он преобразовал «приют» в твоё, кажется, постоянное место жительства. Он берёт на себя все расходы.        Ривай проявляет заботу настолько, насколько умеет. И он учится. Учится делать это лучше. Учится делать тебя счастливее. — Ханджи, что-то не так? — разворачивая меня к себе, Аккерман поправляет выбившиеся прядки и снимает очки. Хмурится, пытаясь понять, что творится у меня в голове.  «Не огорчай меня,  Не доводи до слёз… Порой любви недостаточно, Заставляй меня улыбаться и дальше»       Я говорю о том, что всё нормально и беспокоиться не о чем. Конечно, это на поверхности, если же копнуть глубже и обратиться в Фрейда…  «Не стоит», — утверждение звучит смело, категорично. Оно действительно того не стоит. Хочется любить здесь и сейчас, не думая об обратной стороне медали.        Капитан, как бы кивая моим мыслям, возвращается к тихим и таким чувственным ласкам. Грубость, темпераментность отходят на второй план, запираясь на ключ, но оставляя его под ковриком. Так, на всякий случай.        Лёгкие поцелуи оставляют влажный след на шее. Я медленно опускаю голову назад, проходя ладонью по крепкому плечу мужчины. Губы приоткрываются. Ниже живота всё становится теплее, с каждой секундой оставляя всё больше смазки на нижнем белье.        Аккерман подхватывает меня за бёдра, ловко прижимая к себе. Путь лежит в спальню. На время поцелуи прекращаются.        Меня одолевает неведомое до этого момента чувство. Я не знаю, как его описать, но, несомненно, уверена в том, что это ощущение напрямую связано с тем травмирующим опытом, который лёг на плечи Ривая. Я хочу сделать его счастливым, не взирая ни на что.  — Леви, — отираясь носом о его щёку, шепчу я, — у нас обязательно будет ребёнок.        Его заветное желание – семья. Не хочу быть тем самым спасателем во вред себе. Хочу быть счастливой рядом с капитаном. Хочу быть той самой. Тем исключением, которого он так ждал.        Когда-нибудь я буду готова стать матерью.  — Спасибо, Ханджи. Только прошу, не делай такого серьёзного одолжения и не жалей меня, — шепчет он. Возможно, под этой фразой скрывается заезженное «я тебя люблю».        Он никогда не скажет так.        Одним коленом он упирается в кровать и мягко укладывает меня. Нависает, прося стянуть майку. Дорожка, выстроенная из поцелуев, приводит капитана к моим трусикам. Он не спешит стягивать нижнее бельё, продолжая ластиться через них.        Я запускаю пальцы в его тёмные волосы. Чуть влажные после душа.  — Моя девочка хочет этого? — отодвигая ткань и вводя один палец внутрь, уточняет он.  — Какой глупый вопрос, капитан Аккерман.        Горячий язык находит восприимчивый и уязвимый выступ меж моих ног. Медленное посасывание клитора становится всё более мучительным. Просьба ввести второй палец покорна исполнена. Я чуть выгибаюсь.       Он входит, сопровождая действо нецензурщиной. Упивается тем, какая я узкая, горячая, влажная. Как я сжимаю его член со всех сторон, не позволяя продвинуться глубже.        Я продолжаю впиваться поцелуем то в плечо, то в губу, одаривая любимого укусами. Создаётся ощущение возвращения в годы, когда, занимаясь сексом, приходилось вести себя довольно тихо. Редкие и еле слышные стоны становятся верхушкой сбитого дыхания. Напоминает кривую сердцебиения. На пике я подаю голос, выдыхая – замолкаю, боясь быть застуканной. Длительное переживание, что за нами наблюдают, не смущает, а наоборот, раззадоривает.  — Я хочу слышать тебя, — влажным лицом Аккерман прижимается к моему.  — Тогда пальцев будет недостаточно, — улыбка расплывается на лице, оголяя зубы. Леви улыбается в ответ. Так ласково и в какой-то мере по-детски.  «Я люблю его?..»  — Ты очень красивая, — явное смущение. Он давно не делал девушкам комплиментов… если и делал, то они, — Ханджи, я, — мысль обрывается. Н-неужели он готов сказать о своих чувствах?  — Л-леви, — утыкаясь носом в его, я решаю помочь капитану, — если, если это то, о чём… — Мы отвратительно выражаем наши чувства, очкастая, — Аккерман усмехается. Теперь и я вижу его белоснежную улыбку. Такая заразительная.  — Я, наверное, сейчас напоминаю помидор, да? — накрывая лицо руками, шепчу я.  — Самый сладкий помидор, — поцелуй остаётся на тыльной стороне моей ладони. Чуть раздвигаю два пальца, чтобы приоткрыть вид на Ривая. — Как будто мне снова шестнадцать, честное слово.  — Ого, а ты по… девятилетним девочкам? Какой ужас, капитан!        Очередная порция смеха. Аккерману удаётся убрать мои ладони с лица. Мы возвращаемся к отправной точке, сливаясь в поцелуе. Мужчина заводит мои руки над головой, крепко удерживая.        Кажется, эта близость напоминает ту, что можно увидеть в слезливых романтичных фильмах. Ривай ведёт себя иначе. В лучшую сторону. Нежность и чуткость не находят ни конца, ни края.        В определённый момент я занимаю руководящую позицию, оказываясь на капитане. Каждый раз, когда наши взгляды сталкиваются друг с другом, хочется сказать о своих чувствах. Язык немеет у каждого, и единственное, что мы можем – стонать, изредка шепча имена друг друга.        Сегодня тот раз, когда не хочется жёстких ритмичных движений. Отметин капитанской ладони на заднице. Укусов и засосов.  «Вот как ощущается любовь», — последнее, что проносится в мыслях перед окончанием. Таким ярким, каким оно не было никогда. На фоне столь размеренного секса оргазм кажется более ослепительным. Более глубоким.          Тело становится ватным. Обращения к Господу и крепкая хватка, выражающаяся в оставлении следов любви на спине Аккермана иссякают, оставляя лёгкую дрожь внизу и опаляющее дыхание наверху.        Риваю нужно ещё несколько секунд, чтобы присоединиться ко мне.  — Как быстро мы нашли общий язык, — тяжело выдыхая, Аккерман приземляется рядом.  — Чему быть, того не миновать, капитан, — шепчу я, скрепляя наши ладони в замок.  — Н-да… Ты уже знаешь, что я долгое время топтался на месте, пресекая любые попытки отношений. Даже наша первая ночь. Я думал, мы переспим и на этом поставим точку.  — М-м, я тоже так думала, — наверное. — Твой бывший ничего не смыслил в женщинах, раз позволил вести себя подобным образом.        Холодок проходится по спине, я ёжусь при упоминании Олбрайна. Кажется, пора задать давно волнующий вопрос.  — Ты убил его?  — Он вынес себе смертный приговор в тот момент, когда ты видела его в последний раз.  — Я могу расценивать это как да?..  — Да, — на мгновение земля уходит из под ног. Я получила ответ, который так боялась услышать. Аккерман убил Олбрайна. Убил с такой жестокостью...       Хотя чему я удивляюсь? Эта жестокость вполне характерна для Ривая. После пережитого убийство такого ублюдка, как мой бывший, кажется капитану каплей в море. Он пережил много смертей, и кончина Теда вряд ли оставила отпечаток на Аккермане. Это не попытка найти ему оправдание. Просто рассуждение.        Волнует ли меня, что Ривай даже не стал скрывать преступление? Конечно. Дела об убийстве как будто и не было. Только тело, заключение эксперта и всё… Никаких комментариев от правоохранительных органов.        Аккерман точно орудовал не один. Не потому, что такой брюзга, как он, не станет копаться в жопе у последнего отброса. Дело в другом. В том, насколько хорошо у него налажены связи, раз убийство может попросту сойти с рук.        А те двое, с которыми он был на парковке?  — С т-тобой был кто-то ещё, верно? — утыкаясь носом в шею капитана, шепчу я. Он так прекрасно пахнет и только это удерживает меня от допроса с пристрастием.  — Чем больше ты знаешь…  — Отношения не должны строиться на лжи, — прерываю я.  — Эта ложь во благо. Твоё благо, Ханджи. Забудь про того ублюдка. Он не достоин тратить твоё время ещё и после смерти, — Аккерман поднимается с постели в поиске сигарет. — Это даже не ложь. Это недосказанность.  — Ой! Нашёл тоже словечко помягче.        Эта фраза стала итоговой в нашем диалоге. Капитан уснул, прижимаясь к моей груди, не желая выпускать разгорячённое тело из своих рук.        Мы пресытились друг другом. 

***

      Второй выходной я решаю провести в излюбленном баре на окраине Нью-Йорка. Капитан отказался, сославшись на излишнюю брезгливость по отношению к таким заведениям. Проявил свою педантичность на все сто. Не с самым довольным взглядом проводил меня, пообещав забрать по первому звонку. Сам же направился на неформальную встречу с комиссаром и остальной свитой мэра города.        Опрокинув несколько стопок с подругами по университету, мы приступили к публичной исповеди. Я, честно признаться, не намеревалась выкладывать всё, но не похвастаться романом с капитаном Аккерманом просто не смогла. Естественно, основной темой обсуждения нами мужиков стал секс, заработок и перспективность.        Не обошлось и без последних сплетен. Кто-то выскочил замуж по залёту, кто-то неожиданно для каждой из присутствующих пал ниже некуда. Начал промышлять наркотиками или проституцией. Кто-то решил стать эскорт сопровождением и по первому звону криптовалюты улетел в Дубай. Не малая часть выпустившихся успешно работает либо продолжает научную деятельность, но их обсуждать неинтересно, не так ли? — Итак, дорогуша, давай ещё по о-одной, — икота за последние пять минут ни на секунду не отпускает Нанабу, — ещё по одной и-и-и… а чего и? А! Мой мж-мжу-мужчинка освободился. Не хочу ехать на такси, понимаешь? Люблю его та-а-ак, ты не представляешь! Ну, мужика своего, не такси.        Я усмехаюсь. Вибрация проходит по руке, беря начало в сумочке. Наверное, Ривай тоже освободился.  — Покажи хоть фотографию своего, как там? Майк, да? — ответ слышится лишь протяжное «бармен!» «Я освободился. Пора бы и тебе, не находишь?»       Положительно ответив на приказ, а не вопрос коротышки, я жду, когда мне явят образ двухметрового и так хорошо трахающего Майка. Нанаба в растянувшейся улыбке и, умиляясь находке фото новоиспечённого парня, протягивает мне телефон.  «Как тесен Нью-Йорк…» — потягивая коктейль, думаю я.        На экране новенького телефона, который был подарен двухметровым-хорошо-трахающим, красуется то хмурое лицо, заставшее меня на парковке. Здесь Майк выглядит куда приветливее, но меня интересует не это. Поверить в такое совпадение, даже приложив все усилия, не удастся.        Возможно, сейчас мои эмоции чуть притуплены последствиями употребления водки, но разум ясен, как никогда.  — Я провожу тебя до машины, — возвращая телефон, отвечаю я. Нанаба хмурится. Всё потому, что я ни слова не проронила о её новом парне.        Майк, кажется, нисколько не удивлён моему появлению. Кроткий кивок в качестве благодарности за сопровождение блондинки до его рук и пожатие последней в качестве приветствия и прощания. Ему не нужно знать моё имя, ведь оно уже известно.        Мы не проронили и слова в адрес друг друга. Предложения подвезти до дома тоже не поступило. Мужчина знает, что за мной едет Ривай.        Взгляд провожает удаляющуюся в свете уличных огней машину. Я решаю немного проветриться, мирно шагая вдоль переулка. Думать о полученной ранее информации у меня нет ни малейшего желания.  — Девушка, премного извиняюсь, — паренёк средних лет, еле подбирая слова, демонстрирует мне сигарету, — п-прикурите?  — Не курю, — я пытаюсь выдать нечто, напоминающее улыбку. Чуйка, если она существует, просит меня скорее покинуть безлюдный переулок. Пистолет, а он существует, просит использовать, что по гуманней – слезоточивый баллончик.       Мозг (спасибо за оперативную работу) говорит, какую эмоцию показать следующей и как ответить, если пьянчужке приспичит продолжить разговор.  — Это хорошо… хорошо для Вас. Здоровее будете! — я киваю. — Вы тут ждёте кого-то? Платьишко у Вас миленькое такое. — Спасибо, я, — на секунду задумываюсь, — жду своего парня.  — Ах! Кто бы сомневался, что такая красавица уже занята, — под конец парень цыкает. Рука тянется во внутренний карман куртки. Я сжимаю ремешок сумки. — Д-да, что ж Вы? Я правда могу сойти за маньяка? — с хмельной ухмылкой молодой человек достаёт… леденец.        В любом случае терять бдительность нельзя. Этот леденец может быть элементарным отвлекающим манёвром.  — Держите, не бойтесь.  — Вы тоже не боитесь, когда Вам так говорят?        Парень усмехается, делая шаг в мою сторону. Я делаю один назад. Уёбывай уже отсюда. Да и где только носит Аккермана? Сегодня из пробок только та, что в моей промежности и бутылке вина.  — Хех, ладненько, — молодой человек усмехается, оставляя конфету при себе. — Передавайте привет капитану, офицер Ха-а-анджи Зоэ.        Незнакомец откланивается, смотря на меня исподлобья. Пугающая и одновременно такая простодушная улыбка уголком губ. Я не успеваю задать ни одного вопроса, силуэт парня стремительно и явно в приподнятом настроении удаляется вглубь улицы.  — И не гуляйте в одиночестве! Вам повезло, что я джентльмен! — создавая воображаемый рупор, прикрикивает он. — Чё блять? — меня точно застали врасплох.        Я срываюсь с места, следуя маршруту анонима. Ещё не поздно нагнать его. За спиной раздаётся шум колёс, рассекающих лужи. Гадство. Когда нужно, его нет и вот сейчас…  — Решила добраться своими силами? — нахальная улыбка, оценивающий взгляд. Изящные пальцы зажимают сигарету. Я замечаю галстук, сползший чуть ли ни до своего конца. Ещё и этот румянец на щеках капитана.  — Ты пьян?  — Чу-у-уть, — вторая рука отрывается от руля, изображая то самое «чуть», — чуть. Садись в машину к папочке, дорогая. Не заставляй его ждать.  — Слышь, папочка, садись на пассажирское, пока в твоём очке не оказалась конфетка, — с претензией я открываю дверь. — Давай, поднимай задницу, капитан Аккерман.        Ноги Ривая послушно оказываются на улице, а вот жопа до сих пор мнёт сиденье автомобиля. Я с вопросом и в ожидании последующих действий смотрю на коротышку.  — М-м-м, какие у тебя ножки, Зоэ, — раз, я оказываюсь между бёдер Аккермана. Два, его голова оказывается под моим платьем. Три, зубы используются не по назначению в попытке стянуть с меня трусики.  — Ривай, мать твою, ебанулся в край что ли? — я опираюсь ладонями о машину.  — Не сядешь на пассажирское, и я продолжу начатое прямо здесь.  — Пф-ф, продолжай! Мне то что? Всё ра-а-а… — «равно» перерастает в стон, как только Аккерман языком надавливает на столь чувствительное место.        Я судорожно смотрю по сторонам. Какой же стыд и как же хорошо, что никого нет поблизости.        Взрослый мужик, а ведёт себя, как будто вернулся в пубертат. Я начинаю сомневаться в том, что он только выпил и не более того. Конечно, его положение между моих ног сейчас очень приятно, но мне не до секса.  — А-ак-керман, а н-ну, живо отлипни от меня! — я хватаю капитана за пиджак и оттягиваю назад, насколько это возможно. — Посмотри на меня. В глаза.  — Я! О-ой… — икает тот, — я ничего такого не принимал, ты не подумай. Сам не понимаю, почему меня так развезло.        Как-то мне довелось узнать о том, что алкоголем Ривая трудно прошибить. Пока всё говорит об обратном. Или он выпил столько, что не в силах держать хуй в штанах и эмоции при себе?  — Я повторю вопрос ещё раз: сколько ты выпил? — сжимая челюсть вышепоставленного чина, шиплю я.  — Офицер Зоэ, — морда коротышки сейчас напоминает рыбку, — пить с начальством входит в мои обязанности. Я в душе не ебу, сколько выпил.  — Ну и не еби дальше, — поправляя платье и пальто, я удаляюсь прочь. — Бессмысленно разговаривать с ним в таком состоянии. Пусть добирается до дома в одиночестве. Мудила.        Злость мешается с виной, создавая, пожалуй, самый отвратительный коктейль в мире. Я останавливаюсь и, скрипя зубами, устремляю взгляд вверх. Аккерман очень пьян. Ещё и за рулём. Сука, если что-то произойдёт, то я буду корить себя за это остаток дней.        Поворачиваясь в надежде увидеть машину, я лицезрю лишь пустоту. Уехал.        На дорогу домой трачу порядка сорока минут и всё это время думаю только о том, добрался ли Ривай в целости и сохранности. Решаю не отвлекать его звонками, пока он в столь беспомощном состоянии за рулём. Консьерж сообщает радостную весть: с капитаном всё в порядке.  — Придушу ляжками, — бубня, я проворачиваю ключ в двери и, наконец, оказываюсь дома. Свет в прихожей освещает дальнейший путь автоматически, потихоньку наращивая интенсивность.        Обувь и пальто на месте. Сумка, должно быть, осталась в машине. В спальне пусто. Даже ни намёка на кратковременное пребывание. На кухне меня встречает роскошный букет. Сейчас я не могу оценить его по достоинству, поэтому отправляюсь на поиски Аккермана дальше.        Запах сигарет приводит меня в ванную комнату. Развалившись в ванне и закинув голову назад, капитан дымит, словно паровоз. Если уж на чистоту, то картина довольно сексуальная. Приглушённый свет, редкая пена на теле, покрытом влагой. Сигарета перемещается в руку, взгляд коротышки останавливается на мне.        Молчит. Молчит и смотрит. Я степенно продвигаюсь к ванне и присаживаюсь на бортик последней.  — Датчики дыма давно должны были сработать, — замечаю я.        Аккерман выглядит гораздо спокойнее и трезвее. Свободная ладонь касается моей.  — Не смог уснуть без тебя.  — Ривай…  — Хочешь присоединиться? Ты, должно быть, продрогла, пока добиралась. Я виноват, прости.  — Я не понимаю, что с тобой происходит в последнее время, — еле сдерживая подобравшиеся слёзы, шепчу я. — Ты пугаешь меня, Леви.         Голос вовсе начинает дрожать. Теперь понятно, откуда взялись слёзы. Мне страшно находиться рядом с Аккерманом.  — Х-ханджи, дорогая. Господи, я… я не хотел тебя напугать. Я не хочу, чтобы ты боялась меня, — он явно не знает, какие слова подобрать.  — Я хочу пожить какое-то время одна. Я не в силах помочь тебе с тем, что творится в голове. Прости.  «Не огорчай меня,  Не доводи до слёз… Порой любви недостаточно»       Неужели мои обещания настолько ветхи, что я сбегу, столкнувшись с... даже не знаю, какое название дать этому феномену. Я не хочу спасать, но точно хочу быть рядом. Неужели я действительно так легко сказала о том, что готова пожить одна? Вот так уйти от человека, вытащившего меня из дерьма. Да, он сделал это радикально. Слишком. — Не могу, — я шепчу эти слова с сотню раз, так и не добавляя «оставить тебя».       Разум в упадке. В баре и после я чувствовала себя не настолько беспомощной. Это и есть тот момент, когда женщина может ощутить защищённость и побыть маленькой девочкой? «Какая же ты дура, Ханджи Зоэ. Алкогольное опьянение не то состояние, чтобы рефлексировать над подобными вопросами». — Ханджи, нет, — он сжимает моё запястье и приподнимается. — Это поспешное решение, принятое на эмоциях. Нам нужно лечь спать и обсудить всё утром. Я могу лечь в гостиной, если ты хочешь.  — Не сможешь уснуть, — шмыгая носом, я усмехаюсь.  — Только не плачь, не нужно.       Я попросила его остаться со мной в одной постели, несмотря на то, что грозилась уйти. Этой ночью никто из нас не уснул. Он рассказал мне о том, что случилось в Сирии. Годовщина смерти товарищей послужила причиной тех событий, которые я наблюдала последние два дня. Я видела, как его глаза наполняются слезами, так и не решаясь отпустить владельца. Он не хочет казаться слабым ни перед кем, кроме гранитной плиты.        Вдыхая запах перегара, я целовала его лицо в моменты отчаяния. Он целовал меня в ответ. Мы занялись сексом, чтобы обнулить эмоции вконец. Звон будильника пытался прервать нас каждые пять минут близости. На работу всё же пришлось выйти. 

***

— Очкастая, сейчас ртом что-нибудь словишь, — удивлённо поднимая брови и, наконец, открывая глаза, она, взглядом, полным непонимания, смотрит в мою сторону. — Сможешь продержаться до пяти? — положительный кивок. Глаза снова слипаются.        Смяв вторичку, я бросаю комок бумаги прямо в офицера.  — А? — и снова этот осоловевший взгляд.  — Продержаться нужно с открытыми глазами. Я схожу за кофе.        Молчание в ответ. Накинув пальто, оборачиваюсь в сторону Зоэ. Голова на руках, что за последние несколько часов прилипли к рабочему столу.  — Тц.        Может, я и привык спать по несколько часов в сутки, но четырёхглазая точно нет. Да и мне, признаться, больше нравится высыпаться. Старая привычка улетучилась с появлением одной особы в моей постели.        Я беру излюбленный четырёхглазой кофе. Тот, в котором от кофе только название. В этот раз обойдётся без сладкого. Ей нужна нормальная еда. Белки, клетчатка, медленные углеводы. Пора озаботиться питанием ненаглядной. Да, она не ребёнок и сама знает, что пропускать приёмы пищи или есть мюсли с молоком двадцать четыре на семь плохо, но кто, если не я, будет нравоучать девчонку? — Пора завязывать с кофе, не находишь? — всматриваясь в лицо сотрудницы, говорю я. Её взгляд исподлобья темнее тучи. Аж передёргивает. — По крайней мере, с подобным кофе. — Палец откушу, если не дашь мне спокойно отработать остаток дня, капитан Аккерман, — Зоэ, понуро сгорбившись, продолжает активно клацать по клавиатуре ноутбука. — Профайлеры вообще как, с головой дружат? Хоть иногда.  — Наш профайлер слёг и не встаёт уже вторую неделю. Тебе пришёл отчёт?  — Много же у него денег, раз позволяет себе такой долгий больничный, — губы Ханджи складываются в полосочку, затем приходят в прежнее положение цокая. — Да, отчёт пришёл, но лучше бы не приходил. Так понимаю, вместо «нашего» профайлера сидят практиканты?  — К сожалению.  — Если честно, то я в упадке. Полнейшем. В моей работе нет никакой структурированности и логичности. Я скачу с одного дела на другое, пытаясь объединить, при этом забывая про заключение первого-второго-третьего эксперта. Забывая сопоставить улики тут и там. Я только сегодня вспомнила про отчёты Западных департаментов, которые ты выдал мне несколько дней назад.        Очкастая устало стаскивает резинку с хвоста и запускает кисти в распущенные волосы.  — Я не знаю, что делать. Не знаю, за что браться. Мне категорически противопоказаны выходные, пока я вожусь со всем этим дерьмом.        Я присаживаюсь на удивление незахламлённый стол офицера. Она тот человек, которому выходные как раз показаны. Её карьера началась со столь трудного дела. Неудивительно, что мозг превратился в кашу, а ход мыслей стал путанным и нелогичным. Предложение отстранить её от расследования только усугубит положение. Девочка в конец разочаруется в себе.  — Давай попробуем разобраться с проблемами по мере их поступления. Я прекрасно вижу, что помимо работы у тебя есть факторы, которые заставляют понервничать. Выкладывай.        Хмыкая, Ханджи откидывается на спинку стула.  — Ты.  — Что я?  — Заставляешь меня нервничать. Косвенно. Через посредников.  — Весь внимание.  — В ту ночь. Не хочу лишний раз говорить, какую именно… — очкастая даёт подсказку, ударяя себя пальцем по шее. — Надеюсь, ты помнишь. Ко мне подбился какой-то паренёк. Чуть старше тебя, наверное. Особо не навязывался. Попросил прикурить, предложил конфету. Спросил, жду ли я кого-нибудь. Только это мелочи. Попрощался он, назвав моё имя и звание. В придачу просил передать тебе привет.        Я хмурюсь. Почему она не сказала об этом раньше, наверное, глупый вопрос.  — Как он выглядел? — как можно более бесстрастно уточняю я.  — Что-то между двадцатью и сорока, — бровь автоматически приподнимается вверх. — Был пьян, но вёл себя… скажем, нормально. Рост примерно как у меня. Цвет волос не смогла разглядеть из-за шапки, по бровям точно скажу, что не блондин и не черноволосый. Средней комплекции. Отойдя от меня на метров двадцать-тридцать, крикнул, чтобы я не гуляла одна в столь поздний час. Мне, видите ли, повезло, что он джентльмен.        Она говорит что-то ещё. Говорит и говорит… Возможно, окликает меня. Нарастающий шум в ушах и разрастающаяся остервенение внутри мешают уловить хоть крупицу её слов. Я чувствую, как вены на шее раздуваются. Чувствую, что готов перевернуть в этом участке всё к чёртовой матери. Ладонь до бледных костяшек сжимает край стола.        Сигарета меня не спасёт. Ярость застилает глаза.        Я обещал больше не ранить душевное состояние Ханджи. Кажется, я не справлюсь.  — … ты же видишь, что я рядом, Ривай, — перед глазами семенят лишь белые вспышки света, сменяющиеся темнотой. — Ривай?        Её силуэт еле различим. Офицер нежно укладывает ладони на мою шею, проводя ими к затылку. Она говорит, что всё в порядке.  «Не спугни. Только попробуй обидеть её», — фраза достигает каждого уголка сознания.  — Обними меня, Ривай. Почувствуй, что я рядом. Тебе нужно успокоиться.       Аромат её тела, горячность щёк и шелковистые мягкие волосы. Думай только о ней, капитан Аккерман. Думай о Ханджи Зоэ. Ты нуждаешься в ней. Защити её и не отдавай никому. Никто не имеет право покушаться на дорогих тебе людей.         Убей за неё.

***

— Я, — очередной удар рожи бедняги об асфальт, — достаточно, — ещё один, — популярно объяснил?!        Парень не успевает вымолвить и слова, как я ещё раз прикладываю его о бетон. Разбитая бровь, губа, перелом носа – первое, что можно увидеть на его окровавленном личике.  — Достань хуй изо рта, сукин ты сын, — сквозь зубы раздаётся шипение. Я стискиваю челюсть, рвано дыша и удерживая шевелюру того самого «джентльмена». — Ты, подзаборная шваль, если продолжишь молчать, отправишься на тот свет. Я сдеру с тебя кожу живьём и отнесу в ближайшую кожевенную мастерскую. Люди, которых ты прикрываешь, получат прекрасные портмоне в память о таком ценном сотруднике.       Молчание, лишь тихое сипение парня эхом огибает присутствующих. Он сплёвывает кровью и обломком зуба. С несколько секунд, напоминающих столетие, мы смотрим друг на друга. Страх на глазах парня оборачивается в истерический смех.  — Н-ничего… — усмехаясь, хрипит он. Слюни, сопли, смешавшиеся на его лице с кровью, вызывают омерзение и полярное для этого проявление радости. Я улыбаюсь в ответ.  — Сука, — спусковой механизм запущен. Я опираюсь одной рукой на асфальт, а второй начинаю колотить об него «джентльмена». — С-сука. Ёбаный клоун.        Каждый удар отдаёт болью в сердце. Болью и страхом за неё.  — Ривай, не переборщи, если действительно хочешь получить от него информацию.  — Эй, ублюдок, ты ещё с нами? — Майк присаживается на корточки перед светловолосым и протягивает телефон. — Красивая у тебя жена. Будет жаль, если она окажется в борделе или под землёй, не правда ли?        Закариас подменяет меня, как только я вижу входящий звонок от Зоэ. Отойдя на безопасное расстояние от мизансцены, беру трубку. Кажется, сердце пропускает каждый второй удар. Волнение сковывает лёгкие.  — Ривай…  — Что-то случилось? — я прерываю Ханджи. Это начинает напоминать паранойю.  — М-м-м, нет. Во сколько планируешь вернуться? Ужин готов и не хватает только тебя, — тревога улетучивается по щелчку пальцев. Я выдыхаю, поднося телефон к груди. — Ещё не хватает вина и каких-нибудь ягод. Мне та-а-ак лень спускаться. Купишь, окей?        Щебетание очкастой о таких ординарных вещах и нотки озорства в голосе вызывают мимолётную улыбку на лице. У Зоэ всё хорошо.  — Да. Да, я всё куплю. Буду минут через сорок, — наблюдая за картиной дальнейшей расправы, я понимаю, делать здесь больше нечего. Остальные показания прекрасно выбьют и без моей помощи. — Не скучай, милая. Сорок минут пройдут незаметно, обещаю.       Отправив телефон в карман брюк, я возвращаюсь на сцену. В мыслях лишь Ханджи, ожидающая меня дома. Наверняка, в ожидании она укуталась в плед от макушки до пят и села изучать показания работников охраны безопасности.       Я же могу тешить себя приятными воспоминаниями о том, как она встречала меня с работы. Каждый раз Зоэ повисала на мне, словно мартышка, не страшась холодного пальто, касающегося тела, на котором порой не было ничего, кроме единственного предмета – нижнего белья.  — Какие варианты, Ривай? Позовём Роба? — при упоминании последнего Эрвином Майк хмурится.  — Пусть парень чуть оклемается. В Робе нет необходимости, — я отвлекаюсь от размышлений. — Всё же, жду конкретики.  — Выдирайте ногти по одному, пока язык не развяжется. Как только необходимая информация будет у вас, застрелите. Труп в печь. Девушку не трогайте. Напишите какое-нибудь письмо от его имени и направьте ей.  — Если информации не будет?  — Я более чем уверен в твоём извращённом подходе и верности, — похлопывая Смита по плечу, я заканчиваю диалог. — Вино и ягоды…  — М?  — Ничего. Думаю о своём.