Kill a hitman

***

      — Что ты устроил? Не объяснишь?!       Порш не дает пройти, скрещивает руки на груди. Если и задумываться над своими действиями, то Пит признает, что нажил убийством Корна много проблем, но отчего-то разум и тело ощущают необъятный покой. Будто весь тот кошмар, что долгое время сидел в его голове, вдруг проник в реальность и ему больше не нужно бороться с этим наедине. Как минимум есть тупоголовый напарник. Как максимум — зануда Вегас.       — Я убил Корна, — повторяет, но решения ситуации не предлагает. — Я все решу.       — Как?! Кинн прикончит нас, как только узнает.       — Значит сделаем это первыми.       Грохот удара кулаком по двери проносится у уха. Порш часто взрывается и в такой же геометрической прогрессии — успокаивается, так что он позволяет дернуть себя за ворот куртки и припечатать с стенке.       — Ты блять совсем конченный?! Думаешь это так просто?! Очнись! Это реальность! Как?! Как ты, сука, собираешься все это расхлебывать?! До этого момента тебе все сходило с рук, но сейчас начнется война между пауками и змеями, и ты уже не сможешь оставаться в стороне.       — Я уже давно встретил свою карму, — невпопад отвечает Пит, на языке противно ноет, — десять лет назад. И с тех пор я ношу его прозвище, чтобы каждый раз вспоминать, от чего мне нужно избавиться.       — О ком идет речь?       — Сегодня я покончу со всем, — игнорирует, — истреблю на корню прошлое и вернусь победителем. Только представь Порш как это здорово…       Пит подходит на шаг ближе, не моргает, прожигая чужие глаза едким и безумным взглядом. Тот отпускает его куртку, отходит.       — Когда под пальцами горит вседозволенность. Когда жестокость медленно уничтожает все живое и человеческое, что в нас есть, и этот мир становится безумнее. Когда нет рамок. Лишь свобода и власть.       — Я не понимаю, о чем ты…       — Тебе и не нужно понимать, — улыбается он, пальцами поправляя ворот чужой рубашки. — Просто помоги мне, и я сделаю тебя главным здесь. Каждая девушка будет просто умолять, чтобы ты трахнул ее. Разве ты не желаешь этого?.. Разве тебе не надоело, что все пауки смотрят на тебя свысока?       — Ты сошел с ума… ты просто псих…       — Только понял? — Пит отходит от него, зеркало отражает лицо, перепачканное в чужой крови. — Так что? Ты в деле?       — Я не хочу сдохнуть.       — Не беспокойся, я тебя с того света достану. Тебе всего лишь нужно будет отключить все камеры слежения и сообщить мне, когда Кинн будет здесь. Понял?       — Да, — хмурит брови Порш, а Пит с улыбкой похлопывает его по щеке, будто хвалит подчиненного за новые заслуги.       — Не дуйся, а то хуй не встанет.

***

      Пит не слышит шума из подвала, когда возвращается домой. Проходит на второй этаж — в ванную — стягивает с себя куртку и отрывистыми движениями смывает кровь с рук, пропитанных кровью до самых локтей. На умывании лица подвисает, замечая лопнувшие сосуды. Склера затопила половину глаза, а сам он с трудом отдает себе отчет, когда спал в последний раз.       Тупая боль в висках усиливается, он сжимает челюсти, нервно отодвигая шкафчики. Находит таблетки и заглатывает несколько, выпивая из-под ладони воду. Руки берет непонятный тремор и он упирается руками в раковину, заглядывая в свои глаза. В них дыры размером с бесконечность, но он до сих пор видит отражение Вегаса.       Прикрывает веки, ресницы ужасно жжет.       — Какая же ты мразь…       Пит ненавидит.       За эту чертову привязанность, проходящую поперек горла. За это тело, с годами окрепшее в несколько раз сильнее. За любовь во взгляде, которая беспощадно скручивает шею.       Ему бы утонуть во мраке, чтобы напитаться тем, к чему привык. Отпустить прошлое — смириться с болью в груди и медленно убивать себя.       Но он не может.       Вегас держит.       Не позволяет.       С каждым днем заставляет пожалеть о подростковом решении прижаться к теплым губам.       Внезапно раздается грохот. Вроде: звенящие бутылки. Пит не разбирает, но уголки губ дергаются в нервной улыбке. Мокрые ладони заглаживают распущенные волосы назад, а рука тянется к кармашку.       Нож на месте.       Пит готов сдирать шкуру.       Незаметно спускается по лестнице и на мгновение застывает. Вегас смотрит на их фотку. Совместную. Пальцами проводит по пыльному стеклу, прежде чем отвернуться и направиться в сторону выхода.

…Ты не уйдешь,

только не от меня…

      Вегас уворачивается от первого удара — от второго. Будто знает наперед каждый его шаг и привычку.       Пита раздражает это.       До горящего в горле напряжения заставляет преследовать по кругу и не отступать. Либо мертвым, либо испорченным — по-другому из этого дома не выходят. Знает по себе, что здесь даже любовь отравляющий воздух носит. Не дает дышать, думать, говорить.       Уничтожает.       Вегас уворачивается от первого взмаха ножом, но не успевает обойти второй. Ткань на плече трескается, и тонкая струя крови прячется за рубашкой, вскоре стекая по напряженным пальцам.       Пит усмехается, замечая, что его жертва измотана без всяких драк, поэтому не спешит нападать — обводит взглядом накаченное тело, тонущее в воздушных складках одежды, невольно вспоминая Вегаса обнаженным. Теперь это просто лишние тряпки.       — В чем проблема? А?.. — с губ Пита слетает смешок. — Неужто это все, на что ты способен? Выглядишь не лучше, чем дерьмо моей псины.       — Хах, — криво усмехается Вегас, — что насчет тебя? Что с губой? Наркоманка мать?       — Бинго, — Пит слизывает чужую кровь с ножа, плотоядно улыбается. — Знаешь, тебе бы очень подошли кое-какие изменения во внешности…       Плечи Вегаса заметно выпрямляются натянутой струной. Пит ускоряется. Ловит ту самую заминку в движениях Вегаса и ударяет в солнечное сплетение. Замахивается коленом повторно, но тот перехватывает его.       В ушах проносится едкий звон упавшей вазы. Жесткий ворс кофра вбивается колючими кинжалами в лопатки, но он лишь усмехается.       Его не сломить.       Пит обвивает бедра Вегаса ногами, дергает за волосы и, пользуясь чужим безвыходным положением, всаживает острие на чужой язык.       Разрезает.       Две половинки языка разъезжаются, и Пит ядовито смеется, когда Вегас давится собственной кровью и выпускает его. Держится за окровавленный рот и блокирует попытку всадить нож в плечо.       Вегас быстро собирается, хватает его за ворот и бьет затылком об стол. Голову прожигает волна боли, Пит морщится, позволяя выбить нож из рук. Сучара уже хотела скрутить ему руки, но он резко ударяет Вегаса в пах, вмиг заставляя скрутиться от боли.       Один — кулак пробивает челюсть, два — заставляет упасть на пол и ударится позвоночником об стоящую тумбочку. Вегас умен. Несмотря на боль он ногой нож устойчиво держит, перехватывает за колено.       Пит не успевает подняться.       Падает на Вегаса, пытается сдвинуться, но ублюдок все попытки блокирует, крепко удерживая талию. Пит поджимает губы, дергает плечами, но выбраться не получается.              — Ну ты и сука, — делает комплимент Вегас, больно оттягивая волосы на затылке. По подбородку стекает кровь, и Пит замахивается освободившейся рукой, но тот все атаки отражает. Придвигается ближе, убирает длинные пряди волос Пита за ухо и шепчет: — Такого ломать в несколько раз приятнее…       Вот она. Мразь в Вегасе. Та самая, которая ночами выбивала из него блаженные стоны и заставляла одним голосом таять в липкой патоке, без возможности расстаться.       Пит не позволяет завладеть собой. Делает рискованный шаг и ударяет лбом об чужой. Вегас ослабляет хватку, и он успевает прописать пощечину, прежде чем встать.       У Пита преимущество.       У него головные боли корни с каждым днем все глубже пускают, и он привык к этой пульсации. Слился с ее ритмами насколько глубоко, что когда Вегас перехватывает за голень вновь, Пит не падает. Ладонями упирается в подлокотник дивана, с размаху заряжает подошвой по морде ублюдка.       — Тряпка, — издает смешок Пит, — даже в ответ меня ударить не можешь. Такой же ущербный, как и Кан. Не зря я прикончил его. Эта мразь не заслуживает стоять у власти.       Вегас трет подбородок, расправляя ноющую челюсть.              — Управлять людьми это не равносильно их убийству. Ты сам знаешь, почему я не бью тебя в ответ. Прими это, — Вегас, наконец, находит в себе силы и немного пошатывается, когда встает на ноги. Облизывает собственные кровавые губы и вытирает подбородок. — Мне надоели эти игры. Я вижу, как ты страдаешь. Моя смерть ничего не решит.       — Тогда… — Пит не отступит. Подбирает стекло разбитой бутылки и крепко сжимает в ладони, не обращая внимания на стекающую кровь. — Я продолжу страдать, сохранив прежнего себя. Мне нужен хаос, боль и жестокость. Не ты.       — Вранье. Отец промыл тебе мозги.       — Заткнись, — шипит он, вспоминая сестру. Головная боль усиливается, и Пит нападает первым. Метит в грудь Вегаса, но тот успевает отойти и стекло разрезает лишь несколько пуговиц. Замахивается еще раз, но Вегас удерживает его за локти и останавливает осколок.       По обеим рукам стекают теплые реки крови, пальцы переплетаются. Пит дергает коленом, чтобы ударить, но Вегас хватает его за ногу и усмехается в лицо.       — Любишь коленочки? Сейчас я покажу тебе приемчик.       Рваный выдох застревает в воздухе. Все меркнет перед глазами. Секунда — и все позвонки выстраиваются в кривой ряд. Приступ кашля дерет горло в спазме, Пит резко оказывается прижатым к дивану без возможности выбраться.       Вегас давит. На живот. Коленом.       Вены на висках вздуваются, Пит и рукой двинуть не успевает, как Вегас прижимает и ее.       — Анд…       По лицу раздается пестрый жар.       Вегас заряжает пощечину.       Впервые.       — Ты прав, Пит. Мне не зачем уходить от тебя. — шипит в лицо Вегас, зажимая его запястья над головой. — Пожалуй я останусь на некоторое время. Ты хотел жестокости, страданий и боли? Ты их получишь. Вот только не обещаю, что в той форме, в которой хочешь именно ты.       — Куда съебалась твоя благородность? Убери ебаное колено, и я сохраню тебе жизнь. — полузадушенно шепчет Пит, с улыбкой добавляет. — Пока что.       — Вынужден отказаться, — вслед за словами улыбка.       Ресницы дрожат от закипающей злости, Пит собирает последние силы в руках и вырывает одну из захвата. Успевает сделать второй надрез на плече Вегаса, прежде чем его живот вновь не скручивает в спазме. Пит морщится, и позволяет вырвать стекло из своей руки.       Вегас приставляет острие к его шее.       Заглядывает в глаза.       Пит сглатывает слюну, кадыком слегка задевая стекло, с нервным тиком улыбается.       Кричащее молчание. Искаженное ненавистью — «люблю» — и боль в застывшем взгляде. Холодные пальцы очерчивают контур его челюсти, надавливают на подбородок.       — Не смей, — шепчет Пит, а сам с трезвостью мыслей прощается.              Потому что Вегас целует.       Грубо сминает его стертые до сухих корочек губы. Пит мычит, рвано выдыхает, когда его сильнее в диван вжимают.       Вегас зарывается пальцами в его спутанные волосы, с силой оттягивает и Пита прошибает новая волна головной боли. Громовыми разрядами заставляет подчинится и глотать металлический вкус крови на языке. Змеиный язык проходится вдоль его шеи оставляя две красные дорожки и Пит понимает, что горит.       От удовольствия. От мурашек, уродливо сползающих по телу.       — Прекрати…       Плавится от каждого прикосновения придурка и не может оттолкнуть.       Потому что боль стихает.       Потому что ее смену жгучее удовольствие и яркий гнев перед глазами уродливыми пятнами расплывается. Сдвинуться чуть дальше — смерть. Бездна, пучина отчаяния. И Пит впервые признает, что тонуть не хочет.       Ладонями упирается в крепкие плечи, когда Вегас опускается, задирает его майку и пальцами давит на низ живота, обводит языком кровавый круг. Пит прогибается в спине, ощущая поток ледяных мурашек, прошедших вдоль тела. Притягивает Вегаса ближе — к себе — кусает губы, в попытках расстегнуть рубашку он рвет на нем рубашку и уже не осознает, что делает.       Как раздирает ногтями кожу на чужой спине, когда тот кусает мочки его ушей. Как стонет, когда Вегас гладит его пах ладонью и прижимается вплотную, закидывая одну из его ног себе на плечо.       Стянутая одежда отбрасывается на грязный пол, и Пит закрывает предплечьем глаза, зная наперед, что будет.       Убийственная доза.       Пит разлагается под ней, рвется на куски, когда Вегас с той же манерностью, что и в прошлом — насухо растягивает его, вырывая из него сдержанный стон. Позже — когда его члена касается мокрый язык, он выгибается навстречу, посылая к чертям разливающуюся вдоль поясницы боль.       Что что — а разрезать язык Вегасу было лучшей его идеей за этот месяц. Потому что возбуждение накатывает его веки фактически сразу, и Пит уже едва сдерживается, чтобы не застонать в несколько раз громче.       — Неужели за эти десять лет ты не нашел никого лучше меня?       — Заткнись, — цедит Пит, борясь с желанием прикончить ублюдка прямо здесь и сейчас. — Иначе хуй отрежу.       — Знал бы ты, как я скучал, — поцелуй приходится на внутреннюю сторону бедра, — как ждал, когда приеду обратно и встречу тебя. Но было одно но…       Пит не спрашивает, лишь убирает руку с лица и рвано выдыхает, когда Вегас добавляет еще один палец.       — Я забыл, как выглядит твое лицо…

***

      Гулкие капли дождя разбивались о царапающий асфальт чемодан. Торговые лавки закрывались, прохожие прятались под козырьками местных заведений, а сам Вегас вполуха слушал, как его брат восхищенно делился планами на будущее.       — Я немного волнуюсь перед поступлением… Все происходит в такой спешке, как и в прошлый раз… — Макао мял лямку спортивной сумки меж пальцами, поднял взгляд. — Ты сам-то рад приезду? Никак не могу понять, почему мы снова приехали сюда. Разве отец не хотел, чтобы мы учились и работали за границей?       — Планы изменились, — Вегас отряхнул зонтик, когда пришлось спрятаться под крышей здания. Дождь усиливался. У них было некоторое время, чтобы переждать, прежде чем его телефон начнет разрываться от сообщений и звонков Кана с требованием приехать как можно скорее. Вся эта заварушка с пауками начинала конкретно надоедать — хоть Вегас и не сидел, сложа руки, и расширил их влияние в Англии и создал несколько новых группировок — здесь все было несколько иначе. Богом забытый менталитет, кипа новых бумаг на тайском и рой пожирающих изнутри воспоминаний.       Солнце совсем в этот день не грело, но это не мешало детям играть на улице. Футбольный мяч прилетел под ноги, и Вегас застыл — вспоминая.

*

      — Больше никогда не называй меня челкастым, иначе я перережу тебе глотку и выпью всю твою кровь.       — У тебя забавные шутки. Скажешь имя, и я перестану тебя так называть.       — Пит, — прищурился названный, убирая лезущие на глаза волосы. — Запомни это имя, если жизнь дорога.       — Я запомню. — Вегас улыбнулся. — Пит.

*

      — Эй! Дяденька, подайте мяч! — просят издалека дети, и Вегас, хоть и с заминкой, кидает его, позже совсем не расслышав простое «спасибо».       Потому что отчего-то знобило. Разрывало грудную клетку без возможности на восстановление. Всего три буквы. Они же, скорее всего, и будут запечатаны на его могильной плите, как причина смерти, или же — что еще хуже — смысл жизни.       Пит.

…Я найду тебя…

***

      Вегас два часа слушал жужжание отца, чтобы по итогу выйти из кабинета с пустотой в мыслях. Все их составленные планы, расстановка сил и изменившиеся графики поставок товара вылетели из головы настолько же стремительно, как и появились. Поклоняться другим ни сил, ни привычки не было, поэтому он вышел из здания, чтобы отвлечься.       Не задохнуться.       Годами выстроенная выдержка сыпется, стоит вспомнить сухой запах сигарет и свежесваренного кофе, исходящего от его прошлого любимого друга. Причем эта зависимость будто бы витала в воздухе и не отпускала с первой же секунды, как только стоило вспомнить имя.       Вегас неосознанно вглядывался в лица чужих людей — искал. Но образ был смазан. Помнит лишь мертвенно бледную кожу, четкую линию губ и глаза. Пустые и в тоже время наполненные спрятанной от всех грустью — они часто снились ему во снах, а позже его сковывала пора бессонницы.       Даже сейчас, находя похожие силуэты, Вегас не видел того груза боли, которую пережил тот самый.       Курение ни к чему не приводит. В мыслях до сих пор гребаная путаница, а в груди до удушающего неспокойно. Нужно отвлечься. Причем срочно. Ни одна сигарета, бутылка виски, милашка в объятиях, казалось, уже не могла заглушить эту зависимость, режущую поперек груди.       Простояв у черного входа от силы десять минут, он тушит последний окурок, прячет тающие в карманах пальто ладони и больше не возвращается в здание. Ни одна из дежурных улыбок не сравниться с той, которая заставляла его просыпаться по утрам.       Вегас в Пита отчаянно, до выступающих вен на руках, с едким желанием владеть.       Влюблен.

***

      Не проверить в его случае было бы ошибкой, поэтому Вегас все же приехал в место, в которое, возможно, не должен приезжать… Старый дом Пита.       Стоило остановиться возле ворот, как в глаза сразу же бросилась обгоревшая крыша, красные кирпичи пересекались с новыми — серыми, а некогда яркая зеленая трава в закате казалась гнилой и мертвой.       Вегас заглушает двигатель, выходит из машины и захлопывает дверцу. Все происходит на автомате, и даже звуки дверного звонка доходят до него раньше, чем он успевает подумать, а стоит ли вообще искать кого-то, кто мог давно уехать и забыть все, как страшный сон.       Он помнит все то, что рассказывал ему Пит. И про отца, и про сестру, и про мать. В некоторых случаях даже сам становился свидетелем ненормальности его мамаши, и они предпочитали молчать о ней. Даже тогда, когда та трахалась с каким-то мужиком прямо посреди кухни или же выкидывала все вещи Пита из дома, приговаривая, что не знает собственного сына.       Самым поражающим легкие были ситуации, когда она нападала на него с ножом и пыталась раздеть. В такие моменты Пит скручивал ей руки и просто отводил спать в комнату, заперев двери на ключ. Многие вопросы игнорировались, но под вино Пит все же начал говорить.       «Все в прошлом. Мне не нужна твоя жалость. Это ничего не значит…» — холодный тон голоса Пита заставлял съежиться.       «Ты рассказывал об этом еще кому-нибудь?»       «Нет».       Сухое, жесткое. В тот день Вегас впервые ощутил опасность от человека, которого, казалось бы, уже совсем не знал. Вегаса же намного сильнее ранили слова, нежели зудящие под кожей невидимые синяки. Кан бил без следов. Зато оскорбления сжигали его изнутри.       Вегас столько раз слышал, что ничтожен, что уже и сам верил в это. Вскоре это стало его клеймом, приклеенным настолько же сильно, как и имя любимого.       Тому и не нужно было открываться. Пит видел все сам. Будто чувствовал его, но даже не интересовался настоящим именем.       Пит боялся привязываться.       Вегас же — что тот уйдет.       Поэтому говорили они зачастую не о личном, а сугубо о том, что обоим приносило удовольствие.       Теперь сложно было сказать, выдастся ли точно также поговорить вновь…       Прошло две минуты, а Вегас все еще ждет, когда ему откроют дверь. Он уже хотел уйти, но до ушей доносится скрип.       — Что надо?       Стоящий перед ним парень стоял в шортах. Загоревший, с ясным взглядом и татуировками на руках, переминался лениво с одной ноги на другую и смотрел на него так, будто никого перед ним и вовсе не стояло.       — Пит уже не живет здесь? — спросил Вегас, пытаясь заглянуть за чужую спину и увидеть хотя бы намек на другого человека.       — Кто?! Я не знаю такого, — хмыкнул тот, собираясь уже закрыть перед его носом дверь, но он остановил ее ладонью. — Что это за хуйня? Съеби в закат.       — Если я узнаю, что он живет здесь, то скормлю тебя моей оголодавшей псине. Усек?       Тот растерянно кивнул. Вегас перестал держать дверь, из-за чего парень чуть не врезается в нее лбом.       — Good boy, — Вегас спрятал руки в карманах и улыбнулся, — Декстер любит упитанных. Особенно на ужин.

*

      — Боже, ну и псих…       Зашел на кухню с этими словами Порш, пока Пит уничтожал уже вторую пачку лапши.       — Опять инспекторы?       — Неа, хуеплет какой-то. Не бери в голову. — Порш начал рыскать по шкафчикам в поисках еще одной пачки, но в них летала лишь пыль. — Опять у тебя хавчика нет. Для чего я сюда прихожу?!       — Я задаюсь этим вопросом каждый раз, — хмыкнул Пит, будучи в своем спокойном режиме скорее спячки, нежели нервного убийцы.       — Этот хмырь со мной так же, как и ты разговаривал. Меня уже передергивает от этого. Все хотят, чтобы меня сожрала собака…       — Не знаю, кто он, но он мне уже нравится, — улыбнулся Пит, прежде чем поднять миску и выпить оставшийся бульон. — Ты упитанный. Собаки таких любят.       Порш нахмурился, поняв, что с такими друзьями ему даже враги не нужны, и с негодованием закрыл шкафчик.       — Говорят, что сын Кана объявился недавно. Возможно, кому-то поручат его убийство, — решил поделиться новостями он, на что ловит лишь безразличный взгляд.       — Ну уж точно не тебе, — заверил Пит, укутываясь посильнее в совсем не греющий плед. — советую не развешивать уши, иначе позже будет досадно их терять.       — На что ты намекаешь?       — Пока что ни на что. — хмыкнул тот, обводя его недобрым взглядом. — Но такие нерадивые, как ты, обычно доставляют больше всего неприятностей. Не испытывай меня и делай то, что я говорю, иначе мне придется пристрелить тебя раньше, чем ты вообще успеешь открыть рот.       Порш лишь улыбнулся на эти слова. Отчего-то Пит постоянно подозревал его во всех грехах мира, но оправдываться он не будет.       Это не в его характере.

***

      — Порш Пачара Киттисават, двадцать восемь лет, холост. Выкупил дом в две тысячи восемнадцатом году. Дальнейшая судьба прошлого владельца не известна. — сообщил секретарь, игнорируя сигаретный дым, въедающийся в служебную ткань. — Полагаем, что тот мог уехать или же вообще…       — Где работает? — перебил Вегас, не желая слышать даже рядом стоящее имя «Пит» и уничтожающее легкие «мертв».       — В официальных данных указано, что он телохранитель. Но… Все документы выглядят странно… Сейчас проводится экспертиза, но нигде не написано, какая именно организация и что он охраняет.       — Я и без нее скажу тебе, что он работает подпольно. Выясни, где. Если он работает у нас, то приведи его сюда. Мне нужны ответы на многие вопросы.       — В наших сотрудниках он не числится. Я уже проверил. — мужчина расправил плечи, поправляя блондинистые волосы. — Проверка организации «Спайда» будет затруднительна. Если он сотрудник пятого или шестого разряда, то…       Вегас сильно затягивается, не отводит взгляда от подчиненного.       — Я… эм… — занервничал тот, сминая в пальцах папку. — Сделаю все возможное, чтобы узнать.       — Люблю понятливых, — со смешком потушил сигарету Вегас, — и у тебя отличная артикуляция. Много читаешь?       — Много, — спрятал дрожащие пальцы секретарь, — знаю несколько иностранных языков и могу быть переводчиком для вас.       — Необходимости нет. Лучше подойти сюда. М-м-м… — Вегас посмотрел на чужой бейдж, когда тот приблизился к его креслу. — Вин. Я же могу тебя называть по имени?       — Можете, Кхун Вегас.       Этот запах похож на запах Пита, но с ним, конечно же, не сравнится. Кожа такая же бледная, но лишь на слабо различимый тон — теплее, а это тонкое кольцо талии хотелось обвить. Пожалуй, Вегас сможет забыться в нем, пока ищет своего ненаглядного друга.       Вин растерянно выдохнул и уперся ладонями в плечи, когда он резко дернул его на себя. Если в нем Вегас ощущал больше сладости кофе, то в Пите было намного больше горькости сигарет. Если смешать свою пагубную привычку и этого бессонного милашку, то может выйти сносный коктейль, похожий на него.       — Господин так устал после перелетов, у него раскалывается голова от мыслей, — прошептал Вегас, носом зарываясь в чужую рубашку, — и только твой прекрасный язычок сможет скрасить этот дерьмовый день. Как думаешь… ты сможешь сделать мне приятно? Или мне поискать кого-то другого?..       Вегас старался мять чужие бока слабее, нежели привык, чтобы не спугнуть резко нарисовавшуюся жертву его отчаяния. Был бы здесь тот, чье имя состоит из других трех букв, — разговор бы проходил совершенно иначе и, скорее всего, на несколько тонов жестче.       — В этом нет необходимости, Кхун Вегас. Никто другой не справится с этой работой лучше, чем я…

***

      Пит морщится, когда Вегас толкается сразу же резко и грубо, и припадает к его изможденным губам. Зажим открытой раны на руках останавливает приток крови, и он с трудом ощущает собственные пальцы.       Таять в Вегасе — худшая пытка. В ней все виды страданий на вкус и цвет смешиваются, и закрытое на тысячи замков сердце в горящем котле варится. Питу жарко. Он сдвинуться ни на миллиметр не в силах, потому что едкая черная кожа намертво на него вбилась. Предала. Оставила наедине с самым прекрасным чудовищем, когда-то лишившим его и маленькой корочки хлеба в борьбе с игрой под названием «жизнь».       С Вегасом больно.       Питу нравится, когда больно.       Безумно: до располосованных дорожек на его плечах и взрывающихся спазмов, разливающихся в каждой части его тела; когда ладонь проходится вдоль внутренней стороны бедра, а глаза горят настолько неукротимо, что хотелось их вырвать.       Толчок — горло сковывает комок от раздражающего легкие крика, второй — пальцы сгибаются в удовольствии, когда Вегас, наконец, ускоряет темп. Их кровь везде: на губах, на плечах, на бедрах, бледные участки кожи под красным покровом гаснут, перестают светить.       В руках Вегаса ни капли сострадания: в них сжатые до посинения изгибы тазобедренных косточек и пережатый — меж пальцев — потемневший сосок. Язык обводит круг, ладонь скользит по телу, надавливает на низ живота, заставляя тело выгнуться на встречу.       И вот опять.       Гул сердца.       Знойное солнце прожигает глазницы, у берега вода прохладная, ледяным жаром окатывает ступни. Зудящая тьма впервые сменяется светом, в которых прикосновения Вегаса — покой, а кровавые поцелуи — спасение. Контроль расползается. Рвется на несколько частей, обмякшими ногами сползая с дивана, и он издает стон, который тут же перехватывают настойчивые губы.       Пит кусает, облизывает, съедает, пальцем очерчивая линию чужой острой скулы и пальцами проскальзывает дальше — вдоль шеи — с силой оттягивая волосы на затылке. И все же Вегас был прав.       Он его не отпустит. И — если потребуется — спуститься в ад вслед за Вегасом, чтобы получить еще. Потому что до крошащейся эмали приятно. Потому что кончики пальцев раздраженно цепляются, после разжимая захват.       Едкие засосы въедаются в кожу, по всему телу — нескончаемый приступ; на изнывающем члене: рука Вегаса. Она двигается не в ритм, испытывает, когда так неласково скользит верх и вниз, уничтожая легкие Пита в ядовитом спазме.       — Ненавижу, — тайно шепчет на ухо он, облизывает мочку. — хочу, чтобы ты сдох самой мучительной смертью. Ты будешь давиться своей омерзительной любовью, а я буду наблюдать, как ты страдаешь.       — Я предпочитаю смотреть, как задыхаешься ты, — Вегас выходит из него, едко улыбается. — Пит.       Резко и грубо тот разворачивает его спиной к себе. Он ударяется лбом о рукоять дивана, ноги разъезжаются и Вегас не дает и секунды, чтобы вдохнуть, — хватает за горло, дергает на себя и сжимает в ладонях еще нетронутые ягодицы.       — Я знал каждую часть твоего тела, — Вегас гладит его мочку уха, — две родинки на заднице, родимое пятно на голени и шрам вот…       Его дергают за волосы, скручивают на затылке, указательным пальцем надавливая на засохшую белую линию, въевшуюся в шею.       — Здесь.       Позвонки пробивает табун мурашек.       — Я вижу тебя насквозь... Ты любишь задыхаться, — опаляет горячим дыханием его ухо Вегас, — а я душить.       Член Пита вжимается в диван, когда Вегас резко толкается в него. У него слетает с губ трехэтажный мат, он держится за сжимающую горло руку Вегаса, и из глаз — рефлекторно — начинают течь слезы. Прогнуться в пояснице не получается: тот давит на нее, заставляя подчиниться, и усмешкой на губах вновь читает его; слизывает соленый пот с лопаток, губами захватывая каждый выступающий изгиб.       — Как бы тебе не нравилась власть, в моих руках ее намного больше, — Вегас смягчается, приподнимается и целует в затылок. — И она носит твое имя.       Пальцы очерчивают подбородок, Пит слизывает кровь и кусает их — вжимается щекой в черную кожу, растворяется. Все стирается перед глазами, размытой пленкой уходя за горизонт рассвета. Мрак ночи сменяется приглушенным светом, едва добирающихся до них сквозь плотность штор, а под ослабшими руками задевается пустая бутылка. Она катится и бьется об стол, выбивая тихий звон, и Пит не слышит самого себя.       Только его.       — Ты мой, — Вегас сильно сжимает его горло, ногтями раздирая кожу кадыка, — помни об этом. Ты принадлежишь лишь мне. Тебе не избавиться от меня.       Последний выдох, прежде чем Пит подает в пропасть. За ней — лишь плывучая тьма, размазанные силуэты и теплый шум перекатов воды.

…Пит в Вегаса оголодало, с руками по локоть в крови, и постоянным желанием убивать…

***

      Вегас тушит сигарету, укрывает Пита одеялом, не обращая внимания на лязг наручников, и отходит от кровати.       Чужая комната — сборник из воспоминаний, приятно окутывающих сознание.       Пит будет ненавидеть его еще сильнее.       Эта мысль заставляет Вегаса улыбнуться.

…Я еще вернусь…

      Спуск по лестнице отдается болью в сердце. Вегас засовывает руки в карманы брюк, которые отыскал в чужом шкафу, и он ловит приступ сильнейшего отчаяния, когда — все же — выходит наружу.       На дворе уже тепло и светло. Легкий ветер прячется в темноте его волос, и он выуживает телефон из кармана, проверяя время.       Шесть часов утра.       Вегас обходит знакомый дворик и подходит к машине, которую заметил в окне еще до того, как Пит напал на него. Достает из кармана ключи, открывает дверцу и свободно выдыхает, когда садится за руль.       Возвращаться домой не хотелось, но его мнения никто не спрашивает. Отец мертв, Макао непонятно где, а он все еще жертва и цель Пита.       И это не изменить.       Вегас вставляет ключ в замок зажигания, поворачивает, но вместе с этим слышит щелчок. Этот звук он узнает из тысячи.       Спущенный с крючка предохранитель.       — Ну привет, — дуло пистолета упирается ему в висок, в отражении зеркала Вегас видит напарника Пита. Порш. — Второй Андрас.