Об у(с)покоении

      — Ты такой смешной, похож на несмышлёного птенца, — раздаётся голос Уфира рядом, но, когда я поворачиваюсь к источнику звука, там никого нет.       — Так дело не пойдёт, — теперь мне кажется, что он слева, но его там тоже нет, стоит только перевести взгляд.       — Что же делать? Что же делать? — причитает он на секунду проявляясь прямо передо мной, но почти сразу пропадает из виду, уходя за спину. Когда я оборачиваюсь, его там уже ожидаемо нет.       — Голова закружится, лапушка, — предупреждает он меня. — Прекрати вертеться.       — Что происходит? — я не понимаю, как громко это произнёс.       Может быть шёпотом. А может кричу. Или не произнёс вообще? Я не чувствую тела, я вообще ничего не чувствую и это неожиданно пугает, словно моё ядро отделили от оболочки. А есть ли у меня вообще ещё оболочка?       — Я же сказал, у тебя галлюцинации из-за интоксикации, — терпеливо повторяет лекарь. Точно знаю, что повторяет, потому что я это уже кажется слышал. Кажется, мы об этом говорили.       Он повёл меня в сад прогуляться, потому что я не мог сосредоточиться, но по дороге я увидел, как он читает какую-то лекцию по анатомии в главном зале, сидя в компании с Нозоми и парой сотен душ.       А потом?       Я едва ли помню, что из этого произошло до и что после.       Он читал лекцию, а я не мог сосредоточиться и поэтому мы пошли в сад.       Он читал лекцию, а я не мог слушать, мне всё это не интересно, поэтому я ушёл работать к себе в кабинет.       Он шёл в сад и предложил мне идею прочитать лекцию, раз ему нечем заняться тут, и я не посвящаю своё время общению с ним.       — Не насилуй свой несчастный мозг, Заган, не сопротивляйся, — Уфир появляется из пелены прямо перед моим носом. Я сижу в кресле у себя в кабинете, Уфир мягко держит в руках моё лицо, заставляя сфокусировать взгляд на себе. — В ближайшее время легче не будет, поэтому придётся потерпеть.       — Что происходит? — повторяю я.       — Какой же ты дотошный, — вздыхает Уфир и мягко щёлкает меня по носу, и я снова проваливаюсь в морок сознания.       Это походит на помешательство. Кажется, я схожу с ума, и для того, кто старается всегда трезво мыслить это невыносимо. Я думаю, что это похоже на состояние, в которое своих жертв вгоняет Наама, только она хотя бы заостряет все внимание на себе.       Наама такая… яркая, её сложно игнорировать.       — Ох, мой король, — из тумана вокруг появляется Азазель. Рядом с ним действительно стоит его спутница. Золото и тьма, она проводит пальцами по моей груди словно ножами, оставляя кровавые полосы, в которых блестит солнцем краска с её тела. — Приятно знать, что так по нам скучаешь.       Я не скучаю по Азазелю. По Нааме, если честно тоже. Но её воздействие на сознание схоже с сильным наркотиком, она навязывает любовь к своей персоне, а когда выпускает из смертоносных объятий, ты вынужден жить дальше, не понимая, чего не хватает для счастья, не понимая, что такое любовь и что такое наслаждение.       Азазель что-то шепчет мне на ухо, я не улавливаю из всего ни слова, но у меня по спине бегут мурашки. Они вдвоём есть истинный экстаз и как бы не была противна мысль об их природе, об их делах, оказавшись в их сетях вырваться невозможно. Тело просто не принимает отказа от высшей степени даруемого наслаждения, от которого сходят с ума.       — Никогда не видел у тебя такого выражения лица, лапушка, — место Наамы неожиданно занимает Уфир, его лицо одновременно заинтересованное и настороженное. — Интересные мультики?       — Останови эту карусель, пожалуйста, — я тянусь к нему, но стоит коснуться лекаря, как он рассыпается на миллионы осколков. Они впиваются в руку, проникают под кожу, разносятся кровью по всему телу, проступают острой чешуёй, оплетая сначала узором змеи, но скоро обретая плоть.       — Скучаешь, — она раскрывает пасть и впивается мне в горло, впрыскивая яд.       Я не понимаю, как оказываюсь за обеденным столом, на тарелке передо мной лежит ангельское яйцо. Нозоми и Уфир о чём-то мило щебечут друг с другом, я моргаю и яйцо распадается в груду пепла, в которой я узнаю чью-то уничтоженную оболочку. И совершенно точно понимаю, что это Велиал.       — Хватит, — прошу я, ударом отправляя тарелку и её содержимое в угол. Пепел разлетается во все стороны, словно от взрыва, разливается чёрными лентами, оплетая мои руки.       — Стоит тебя связать, ты совершенно точно себя травмируешь, — слышу я Уфира и чувствую прикосновения к своим запястьям, но вместо него за руки меня держит Казадор.       — Ты такой несчастный, — говорит она и тянется, чтобы поцеловать меня. Стоит ей коснуться моих губ, как её место занимает Наама. — Такой слабый и всеми брошенный, ваше величество.       У меня нет сил сопротивляться. Её дурман разливается по телу огнём от чего я дрожу, не желая выпускать падшую из своих объятий.       — Забыл сказать, можешь попробовать ориентироваться на адекватность видений, чтобы совсем не тонуть в неосознанном, — вместо Наамы у меня на коленях сидит Уфир. — Ты же ещё помнишь, что такое адекватность?       — С тобой это невозможно, ты независимо от обстоятельств несёшь чушь, — отзываюсь я и рад тому, что не смотря на всё ещё в состоянии связно говорить. — Ты прекратишь это или нет?       — Я пытаюсь восстановить связь ядра и оболочки, чтобы они не считали угрозой друг друга и не пытались уничтожить. Ты помнишь про проклятье в теле?       Вместо ответа я осторожно оглядываюсь по сторонам. Безумие ненамного замедлилось. Узор на потолке купальни жил своей жизнью: цветы раскрывались и осыпались, словно кто включил перемотку их жизненного цикла. Нарисованные облака плыли по нарисованному небо. По краю купели шумел тростник и какие-то неизвестные мне твари, которые непонятно как там вообще оказались, с рыбьими хвостами и десятком глаз. А я сидел на полу посреди всего этого совершенно голый и мокрый.       — Гм… как я тут оказался?       — Где «тут»? — Уфир достаёт из кармана моего халата, который сейчас почему-то оказался на нём, пробирку с чём-то рубиновым внутри. — Мы ещё никуда не пришли, лапушка.       Никто не обещал, что будет легко. Уфир никогда ничего такого не обещал.       И Уфир никогда не бросал начатого. Он не остановится, даже если я вдруг научусь плакать и от слез лишусь глаз, если я пообещаю ему всю свою власть, если я пообещаю ему сам Тёмный трон, если я принесу ему корону Верховного правителя физической ветви, если я брошу к его ногам Гайю, если я снесу своим легионами врата Эдема, если…       Если. Если. Если.       — Оп, выходим из зацикленность, — я неожиданно ощущаю, как горит моя щека. Лекарь смеётся. — Но в чём-то ты прав: я не отстану от тебя, пока ты не перестанешь гробить свою оболочку.       — Кажется мы забыли придумать стоп-слово, — хриплю я, когда моё тело погружается в озеро около Траувики. Выныривая из воды, я стою перед Люцифером в саду дворца Тёмного трона.       Люцифер склоняет голову на плечо и смотрит на меня с жалостью, как обычно дети смотрят на птиц с переломанными крыльями. Потом делает несколько шагов, спускаясь в воду прямо в одежде, и кладёт ладонь мне на лоб.       — Тебе тут не место, светлый, — говорит он, отталкивая меня на спину и я не сопротивляясь снова оказываюсь в воде, на этот раз медленно погружаясь на дно.       Ил словно мягкая перина принимает моё измученное тело. Я закрываю глаза, не в силах пошевелиться. Мне кажется, что я ощущаю прикосновения к коже, но у меня нет никакого желания узнавать кто это.       — Пока что состояние не критично, — заучит в моей голове голос Уфира, но эти слова предназначены не мне.       Я погружаюсь ещё глубже, мешаясь с остатками растительности и живности на дне, становясь единым целым с этим скорбным бульоном.       — Мало кому нравится встречаться со своими демонами, — в меня запускает пальцы Наама, сжимая сердца. Её выкрашенные золотом губы растягиваются в хищной улыбке.       — Ты не мой демон, — мне не хватает воздуха.       — Всё гораздо, гораздо глубже, — я тону в объятиях Азазеля. Его змеиные кольца обхватывают смертельными путами не только тело, но и ядро. — Всё гораздо, гораздо сложнее, мой король, — накрывает единственный видящий глаз ладонью.       Тьма под его смешок снова сменяется калейдоскопом света, мир переворачивается с ног на голову, я тянусь куда-то, потому что меня начинает мутить. Чья-то рука хватает меня и тянет за собой.       Асмодей смотрит на меня и молча качает головой, а потом показывает мне за спину.       Горящий город. Я иду по нему, глядя на лужи под ногами. Дождь? С неба падают капли крови. Кто-то дотрагивается до моей ноги, я опускаю взгляд и вижу обезображенное тело, так сразу и не поймёшь человек это или ангел. Вокруг меня десятки, сотни изувеченных созданий, их агония и крики заставляют меня ускорить шаг, я не хочу смотреть, я не хочу думать о том, какие решения раз за разом принимал. Город сменяется городом, а я уже бегу.       Очередной поворот в какую-то подворотню и руины сменяются зарослями. Эту местность я знаю. Вокруг поют птицы, с ветки соседнего дерева на меня смотрит какой-то ангел.       — А ты настырный, тебе говорили, м? — говорит он и бросает мне что-то. Яблоко, это яблоко. Я поднимаю взгляд от плода познания и вместо незнакомого ангела вижу Азазеля. — Ещё немного и ты докопаешься до самой сути.       — Сути? — я снова смотрю на яблоко, оно покрывается пятнами гнили и разваливается вонючим месивом пачкая ладони. — Я не контролирую своё сознание, какая тут суть? Это просто безумие, в нём никакой сути нет.       — Может стоит иногда стоит расслабиться и перестать быть контрол-фриком, — предлагает мне Марбас.       — Ну, теперь я хотя бы понимаю, что ты такой дурной, — отзываюсь я и просто сажусь на траву. Эдем всяко лучше мертвых человеческих городов. Я смотрю на сад вокруг, надеясь, что получится задержаться в знакомом месте чуть дольше.       Уфир обнимает меня и гладит по голове:       — Ты нашёл то, что искал? — тихо спрашивает он.       — Я ничего не искал.       — Ты успокоился, — я чувствую прикосновение его губ к моему виску. — Что ты видишь сейчас?       Я не отвечаю, я не хочу признаваться в том, что скучаю по Эдему, что Лимб лишь жалкая подделка, что творение Люцифера лишь кривое зеркало нашего отца. Я не хочу говорить, что иногда я думаю о том, что хотел бы вернуться, что, если мне предложат амнистию, я не откажусь, я задумаюсь. Верен ли я Тёмному трону? Несомненно. Готов ли я вернуться в Эдем нейтральной стороной? Готов ли я пройти очищение? Готов ли я закончить свой путь родившись заново новой личностью, чистым листом?       — Ты такой несчастный, — повторяет Уфир, кажется, я уже слышал это недавно, но не помню от кого. — Такой слабый и всеми брошенный, Заган.       Я оборачиваюсь. Обнимаю. Исчезаю.