Голубые глаза кричали: «Куда ты?»

Импровизаторы (Импровизация) Антон Шастун Арсений Попов Егор Крид (ex.KReeD)
Слэш
В процессе
NC-17
Голубые глаза кричали: «Куда ты?»
бета
автор
бета
бета
гамма
Описание
Арсений был уверен: никакой альфа не будет смотреть на брошенную омегу, у которого есть маленький сын; денег «навалом», что означает «нет», и на работе начальник, который странно ведёт себя перед ним. И Арсений чхать хотел, что его помощник Дима говорит совсем об обратном. [омегаверс.ау! Антон – влюбленный начальник-альфа, Арсений – отец-одиночка, у которого проблемы с деньгами]
Примечания
Мой первый в жизни омегаверс! Это особый вариант вымышленной вселенной, в которой люди обладают альтернативной физиологией. Здесь вселенная населена как и мужчинами, так и женщинами, которые делятся на три пола: альфы, беты и омеги. Альфа — сильные мужчины, доминирующие во всём, при этом сохраняя благоразумность в сторону омег — чуть более слабого пола. Беты здесь представлены просто без запаха; это не роботы, а просто спокойные существа, любящие плыть по течению. Предупреждение: если вам не нравится подобный омегаверс, который наделён смущением, стеснением и особой влюблённостью, нежностью, то не читайте это. Не заставляйте себя. У каждого свои вкусы. Думаю, мы в расчёте 🤚🤚🤚 Готовилась несколько месяцев для написания первой части, и всё-таки: такое большое количество страниц ко мне ни разу не заглядывало в полку желаний, поэтому постараюсь удерживать контроль над собой и не затеряться в объёме работы. Да вообще поставить здесь особое прекрасное «Завершён» ✅ Не знаю, что из этого выйдет, но мне будет приятно, если эта работа вам понравится!
Посвящение
Вдохновению к макси наконец-то.
Содержание Вперед

Часть 12. Прошлое восстанет вновь 1/2

Предыстория.

Часть ½.

Арсению никогда не хотелось отношений. С детства маленький брошенный Попов кривился лицом, стоит разглядеть, как в игровой такие же маленькие дети как и он могут поцеловать друг друга смущённо в щёчку, делясь своей игрушкой; отсиживался подальше, когда видел неподалёку махонького альфу, плетущий омеге девочке с длинными волосами косичку; закрывал глаза и уши, слыша надоедливой дрелью «жених и невеста тили-тили тесто». Продолжение всё-таки пропустим. Арсений сторонился всего этого всем своим нутром, поскольку все это открывалось в нем сплошным недоумением и где-то даже непринятием. Бегало вплоть до самого университета. Ему осторченели все разговоры про эти отношения, про замужества, симпатии и влюбленности. Ему хотелось понять: что в этом такого особенного и важного? В чем суть каждого человека в нынешнем мире пожениться и завести детей? Белым непорочным ангелом жил до поступления в университет, кристально чистыми руками хранил в себе неприкосновенность чужих рук, губ. Кроме Сережи с детдома, который помогал ему втихаря воровать конфеты у вреднючих девчонок-омег с другого корпуса, а после отдавал краденное из рук в руки; или зима наступила, после прогулки Арсеньевы ладони согревал. Он был настоящим первым другом, настоящим альфой. Все было попросту идеально, как по наложенному плану без единой помарки. Ни одного лишнего штыка в бок. Ну почти. Свершилось падение. Нет, не падение акций на растущем рынке, не разрушение башни семь в Нью-Йорке. А падение всей наивности души Арсения, думающего, что доживёт в таком нетронутом никем теле до конца своих дней. Потому что в его группе появился Максим Курияков. Человек, не понимающий, что такое бедность и значение слов «выживание, экономия». Человек, не получающий в свою сторону какие-либо отказы и несогласия, все к нему тянулись как к прилипшей смоле. А сама эта смола тянулась не к ним — остальным, а к иному, что ни в какую не хотел протиснуться в ряды желающих — Арсению. Арсений вышел натурой мягкой, шелковистой и кремовой. Покрытая копалом неуверенности и молчаливости в себе, потому из-за такого сложившегося результата у него жизнь свернула на совсем чужую, отчужденную дорогу, ранее не видневшейся.

🖤🖤🖤

Это был второй понедельник. Линейка с первокурсниками в первый была произведена ещё утром в субботу, отчего ближайшие выходные все счастливые провели на своем отдыхе. Арсений снимал общежитие, представляющееся от учебного заведения. Сосед был один, звали его просто — Александр Шульгин, уж очень добротный парень, похожий своей внешностью на коричневого котика или на бобра. В общем, Арсений не определился. Он до первого заявления в свою (ну почти) комнату проводил внутреннюю мозговую мантру правил с гугла для освоения в новом месте «терпимее к людям, построить приятельские отношения». Он рассчитывал на все различные исходы, вариации столкновения с соседом, но никак не предвидел в своих представлениях милую порядочную комнату с двумя застеленными кроватями, небольшими шкафами дверного дрездена, чутка разделяющую небольшой аркой махонькую кухню. Александр тогда сидел на кровати, держа в руках книгу в черно-бархатной обложке. Почуяв запах скошенного сена, понял — альфа. Внутри задалось мелким пуганием — с альфой, в одной комнате на предстоящее время, да где такое было видано? Только не говорите… — Воу-воу, не кисните вы так, уважаемый, — заговорил первый театральным голосом. Альфа в момент спрыгнул с кровати, закрывая книгу, оказался ближе, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Да-да, я понимаю, что неожиданно видеть вместо какой-то привычной омеги — альфу, но! Есть разумное объяснение, примите ли вы его, милорд? Разглядывал лишь новое лицо вблизи, не спускаясь ниже. Хотя, что там было в Арсении смотреть? Черная безличная футболка с красными джинсами, рваными на коленках. Ну тут красавец Влад Дракула с Румынии, не иначе. — Ну, голубчик, рассказывайте, что там у вас? — Арсений тогда сам не понял, как язык, прилипший к нёбу все эти года, преодолимо раскрылся и выпустил наружу пляской продолжение недоактерства. Оказалось, что количество поступивших альф в этом году превышало омег, из-за чего места в альфачьем корпусе уж совсем не хватало, Александра отправили сюда по своим контактам — к омегам, поскольку имелась одна важная особенность отвала напуганности нахождения альфы в течку — Шульгин не чувствовал запахи, отчего и симптомы течки не может распознать и возбуждаться моментально от запаха. «Забавный, однако» — думалось в ту пору, когда этот театрал с поклоном окончил свой рассказ, пока Арсений не спеша вещи рассортировывал. И сейчас думалось. Они столкнулись совершенно случайно в коридоре, в одной группе не находились, были разные специальности. Александр стукнулся свои лбом об Арсеньевый, он был чуть пониже, что, впрочем, не было замешательством ещё в день знакомства — оставивший его а-отец, может быть, был излишне рослым. — Прости! Я так задумался, что тебя не разглядел по пути, — мгновенно начинает извиняться Саша виноватым голосом. Арсений пару раз быстро моргает, трет слегка побаливающий лоб, отдающий пульсациями от стычки. Идентичного рода столкновение повторять не хотелось, с учётом, что вблизи у Шульгина отчётливее обострился запах. «М, приятно». — Ничего, бывает, — не обидчиво, спокойно отвечает Арсений, поправляя лямку рюкзака. Он хотел было уже пойти готовиться к следующей паре, но отчего-то до пущей странности не хотелось сдвигаться с места — стремилось наоборот, завернуть диалог другой темой, что, собственно, омега и решился сделать. — А о чем задумался? Саша облокотился плечом о стену, одну руку кладя на затылок. Его вид одновременно плескался брутальностью, яркой модной молодостью, но в тоже время сочетал в себе сгусток компонента вялого уюта. Чёрные джинсы трубы с дырками на коленях, массивные кроссовки на платформе, но сверху был накинут белый свитер с центральным рисунком плюшевого медведя. «Мило. Я бы тоже себе такой приобрел. Интересно, сколько стоит?» — Да, у нас в группе ребята беседовали, что какой-то богатенький мажор, Макс что-ли? Решил короче устроить тусовку в честь начала студенческой жизни. Вот думаю, пойти, не пойти? — буднично рассказывал Шульгин, крутя в руках взявшийся из заднего кармана телефон. «Макс? Богатенький? Этот что-ли, как его… Курияков?». От воспоминаний, касающихся первого дня пребывания рядом с ним — трогалось в душе не убитой печалью и страхом. Печаль от мысли, что при альфе он превращается в тусклую недееспособную селёдку, за которую хватается рыболов для добычи. А страх — не упоминать, не производить в памяти прошедшие картинки лапаний, прекратившиеся тогда благодаря заходу преподавателя — он даже и не представляет, насколько в буквальном смысле спас чью-то задницу. А после уже сам альфа отстал от него, переключаясь на сладких омег. — О, ну, наверное стоит пойти, если тебе такое нравится? — скомкано бормочет Арсений, сильнее цепляясь за лямку рюкзака. От данной идеи захотелось ужаснуться по старчески, поворчать «только вот учеба началась, а уже пьянки!», но вовремя спохватил себя: не суди и судимым не будешь. «Вообще, в чем смысл в таких подобных местах встречи?» Саша усмехнулся, кивая — услышал, принял. — Честно? В школе в одиннадцатом классе бывал у какого-то альфы, больше таки и не ходил — не звали, да и я не задумывался сам устроить. Ну, по кайфарику было, вот и сейчас хочется снова, — он перевел внимательный взгляд на Арсения, — а ты сам-то хочешь пойти? Сказали, чем больше, тем лучше. «О нет». Арсений пытался сдерживать в себе недовольную гримасу от прозвучавшего предложения, но, следуя по выражению повторного усмехнувшегося лица, понимал, что выходят его поползновения плохо. — Не любитель? — без слов все понял Александр. «Ещё какой. Б-р». — Ни разу не посещал и посещать не хочу, что я там забыл? — Арсений чувствовал упоминание будущих вышедших слов «алкоголь, парочки», потому сразу продолжил после риторического вопроса. Типичная демагогия все это! — Алкоголь не пью, альфы не интересуют на данный момент проживания в этой жизни, пф, спасибо, но я откажусь от таких встреч. «Это что, сучливость выползла у меня? Или это просто гордая позиция?» Снаружи, на удивление, устоялось все как прежде — скептицизм и горделивость, а внутри происходил не верящий переполох: он впервые на кого-то сучился! И откуда отродясь у него это захотелось высветиться? — А ты забавный, — не в тему прокомментировал Шульгин, улыбаясь снисходительно. Вот перед глазами у него словно зверюшка маленькая, но буйная и упорная своей территории была. Арсений замер на долю секунды от резкого комплимента (?) и от озвучивания его недавних мыслей по поводу этого альфы. «Сказать, не сказать? Он реально тоже забавный, забавный альфа заперво на проходящем пути». — Удивительно, но я сам про тебя так подумал в день знакомства, когда ты устроил мне показ своего актерского мастерства, — с робостью поделился Арсений, опуская пальцы с лямки и заправляя вышедшую наружу неугомонную прядку — когда он уже купит лак для волос? Александр отслеживает скоротечное действие, о чем-то при этом задумываясь. — Так я тебе не сказал? — поднимает свои тёмные густые брови Саша. — Я на актера поступил, вот и тренируюсь теперь, — засим заламывает их, — что, выходит до ужаса плохо? Нет, какой он к черту бобер? У него точно в крови не протекает род этих млекопитающих, отряда грызунов, поскольку эти игры (нет-нет, не брачные) насквозь пропитаются аналогичностью к семейству кошачьих, а внешность сверху накидывается и финализирует ассоциации. Глазки голубые, как у него, брови, лицо такое мягкое — почти как рыжий кот в сапогах с зелёными глазами в другой цветовой версии. «Не только забавный, но и милый». Он, конечно, мог и раньше с Сашей сопоставить к друг другу такие зародившиеся мнения с прилагательными, но все прошедшее время Шульгина почти не было дома, а когда приходил под ночь — Арсений давно видел черный экран перед очами. Арсений от возникшей думы улыбается, качая головой. — Не все так плохо, но чтобы действительно стать замечательным бесподобным актером, придется ещё стараться и стараться. Ну, тебе есть к чему стремиться! — с чистой душой поддерживает омега безвозмездно. — Обязательно, о-бя-за-тель-но, спасибо, — Александр взаимно соглашается, не переставая улыбаться. Включает телефон, становится шарехнувшимся, оттого и хлопает по-быстрому по плечу. — Лан, спасибо за небольшую беседу, но мне идти надо. И тебе тоже, как бы; перерыв вот-вот закончится. Он было делает шаг, но договаривает, оказываясь непременно близко к уху не ожидавшего случившегося Арсения: — Когда грусть вонючка на подкрадулях желает испортить мне денек, я ее сбриваю. Говорю ей: «Ты, засрыха, не швыряй на вентилятор то, чего не просят», — и, подмигивая, уходит. «Чего? Какая засрыха, какой вентилятор? Чего блин». Арсений осоловело провожает его взглядом с повёрнутой головой, размышляя об услышанном. Впрочем, это же был актер, а по установленной связи в обществе актеры всегда культивируются с ебанцой. Точнее, с нюансами. Бог знает, что он имеет ввиду, а Арсений уже — как правильно подметил Александр — спешит на следующую, ещё не начавшуюся, пару. Все окружающие начинают давить со всех сторон толкучкой, поэтому омега старается отвлечь себя телефоном, в котором залезает по привычке в новостную ленту. Абы подхватить что-то новенькое в копилку новых терминов, не слышанных ранее. Не успевает пройти и две минуты, Арсению не удается дочитать свежую найденную статью про лис, как за его плечо тянут куда-то назад, а в нос резко и настырно лезет чужой альфачий запах мёда, оглушающе действуя на прочие звуки, делая вакуум. По инстинктам сохранения Арсений моментально прилагает усилия брыкания и защиты, но все старания караются кидающейся сажей и трухой в глаза. — А ну-ка заткнулся, птенчик, — слышится недовольный мужской голос сверху, раскачивающийся в ушах как раскатистый гром в летнюю пору. Руки, принадлежащие этому человеку, крепко удерживают его за плечи и живот, не давая уйти от неприятных прикосновений к омежьему телу. — Отпусти! Арсений по началу пытается кидать браваду, но в итоге внутреннее нутро с неравным противоречием подчиняется, как устоялось в природе, альфе — Арсений уверен безответно, что он — полноценный альфа, отчего-то ставший кукловодом и несущий в какое-то укромное потаённое место. «Куда он меня несёт? Отпусти меня, я не хочу никуда!» «Это школьный хулиган? Он меня хочет побить или что? Что нужно сделать? Я же ничего такого не делал». Мимо снуют различные студенты, некоторые косо подглядывают на них — Арсений не видит, крепко зажмурился пойманным зайцем, боится посмотреть альфе в глаза. Получается только в момент, когда дорога заворачивает налево, после направо, и в нос бросается постылое зловоние туалета вперемешку со сладостным ароматом парилок. Арсений морщится, и его недо-похититель, кажется, тоже — это понятно по тихо вылетевшему «ой фу блять». Вот тебе и престижный университет! — Значит слушай меня сюда, — с этим зычным заявлением его прижимают к туалетной белой плитке. Арсений осмеливается и наконец-то открывает глаза — «у страха глаза велики». Перед взором предстает парень, коричневые волосы причёски гранж с небрежностью и творческим беспорядком, с рваным срезом и градуированными прядями; карие глаза, сверкающие в этой возникшей полутьме между ними, пока за спиной солнце, через окно туалета, отдает своим свечением, придающим насыщенную окраску виду. И за пролётный промежуток, по носу картошки, по средней ширине подборка, по пухлым губам, по небольшой бороде, Арсений сплошь уразумевает, кто перед ним предстаёт сейчас: Максим Курияков, сумевший покорить почти весь университет. Это было очень даже легко. Богатый, брутальный, сильный альфа, от которого текут омеги. И которому что-то понадобилось от Арсения, который мышкой скакал мимо него, сторонился и обходил всеми возможными дорогами, дабы не нарваться, да сидел рядом с ним на парах не по собственному желанию тише воды ниже травы. Максим тупо просиживается в телефоне, но время от времени задевает его плечом, фоткает написанное в его тетради и может явно не случайно гладить своей ногой его голени. Арсений с особыми усилиями делал вид, что ничего не видит и не слышит тихие рыки альфы от него самого. — Хватит мило трепаться и трескаться яркой лыбой рядом с этим альфой, как его… похуй, короче, — продолжает в грубой манере Максим, не спуская с него глаз. У Саши, так-то, тоже были карие, но у Максима они излучали как минимум большую неприязнь. Такое у всех бывает? «С каким? Неужели… Он про Сашу? Он видел нас? Следил за мной? Что он, блять?» Арсений ранее никогда не грубил людям с матами в речи, но сейчас, когда его не отпускают с плитки и заставляют делать то, чего он не хочет, да в принципе, что касается только его — хочется в буквальном смысле уебать и сказать: не, ну ты ахуел, уважаемый? Нет, «уважаемый» даже лишним будет. — А то что? — неожиданно выплёвывает Попов с презрением и сам же запоздало понимает, что только сделал. Глаза расширяются, засим моментально зажмуриваются. Раздается эхом резкий, смачный хлопок, а на щеке чувствуется настоящий огонь — печет невыносимо жутко от беспощадного удара вместе с быстро стучавшимся сердцем наперебой. Его ударили. Глаза Арсений боязно не открывает, плечи опустились в покорности, голова сжалась к ключицам до невозможности. Но даже без зрения он отчётливо ощущает чужой, распустившийся, альфачий гнев из-за его непонятно откуда взявшейся смелости. И не тихо же сказал, не шепотом. — Ты так не играй со мной, птенчик, — слышится строгий голос Максима. Арсений не видит, знает — тот смотрит на него пристально и никуда больше. — Открой глаза. У Арсения смелость улетучилась на летучем корабле уже давно, повторно возвращаться она не желает, из-за чего он угодливо неторопливо отворяет глаза, но не выпрямляется. На него действительно смотрят вблизи находящиеся, прищуренные карие глаза. Выпускаются продолжительные протяженные выдохи. Максим разухабисто касается его подбородка знакомыми пальцами, сжимая подушечками. До этого он трогал ладонями лишь его ягодицы, и через ткань никак они не ощущались на коже. И теперь Арсений безоговорочно может утверждать, что пальцы у него — грубые и шершавые, немного липкие. Мерзость. Мне надо отмыться, мне надо отмыться. Срочно! Мне надо отмыться. — Еще раз, блять, повторяю: никаких гребаных нежностей с посторонними альфами. Говоришь четко и по делу, никакой улыбочки, только со мной ты можешь улыбаться и смеяться. Ты мой. Усек? — ещё сильнее сжимает подбородок, не переставая в упор следить, как командир на подопечных. У Арсения в голове лишь крутится старый зафорсившийся звук из социальных сетей: с какой кстати, а?! Нет, так точно, с какого момента он сумел стать собственностью этого ужасного наглеца? В книжках всегда говорилось, что человек — не вещь! Рабство давно отменили! — Когда я успел стать твоим? — тихо вопрошает Арсений, заглядывая ему в глаза. И сразу закрывает их обратно с заглушенным стоном, зажмуриваясь — чужая пощёчина по той же правой стороне проходит хлестко и безжалостно, рычание проносится по пустому помещению, где никого, кроме них самих. — Ты всегда был моим, Попов, — и «нежно» похлопав по макушке, как какую-то дворовую собачонку, уходит из туалета, но около двери оборачивается, хмуря брови. Предупреждающе гласит. — Я слежу за тобой. За этими последними озвученными словами следует глухой стук двери. Арсений моргает пару раз и только после запоздало осознает, что сейчас произошло. Его ударили. «Меня ударили! Ударили! Два раза! Что?» Его — омегу, ударил чертов альфа, думающий, что он — его собственность. «Но это же не так! Я никому не принадлежу! Да что он себе возомнил?» Арсений плавно помалу скатывается спиной по туалетной стене и оседает на полу с вытянутыми ногами, — на чистоту сейчас так похуй — ошарашенным пустым взглядом смотря перед собой на плитку. Сердце продолжает гулко стучать, стоит оглушительный звон в ушах, а руки начинают выдающе, предательски, торопливо дрожать. Он прикасается неверяще к горящей щеке, отдающей пульсацией боли от прошедших двух ударов. Мыслей вагон и маленькая тележка впридачу. Но они уходят на второй план, ведь сердце бьётся на мелкие кусочки острых осколков, а прочитанные книги-романы и просмотренные сериалы меркнут на фоне реальности. Его лапали. Его ударили. Ударил плохой альфа, совсем не схожий с написанным образом и представлениями, что все альфы ласковые и заботливые, а он, как главный герой — тот, который принимает ласку и заботу от сильного пола. Ударить противоположный пол, который сквозь время все также по физиологии остаётся менее сильным — это поступок сильного пола? Арсений подразумевает, что нисколько.

🖤🖤🖤

А молчать в аридную ветошь о происходящем — это сильный поступок? За прошедшую неделю Арсений ходил как мертвый, восставший из пепла, призрак, не способный к общению, а лишь к жалкому молчаливому существованию. Он не засиживался в университете, — до этого редко так делал — не искал новых знакомств с левыми обучающимися, а Шульгина попросту игнорировал. Последний поначалу его не трогал, но стороной не обходил — бессловесно наблюдал издалека, как затаившийся хищник. Анализировал поведение своего нового соседа, превратившийся за раз тихим и не кидающимся на подачи создать новейшие юморные их сценки. Это расстраивало, и Александр изначально списывал на усталость от учебы, которая вот-вот началась, и поступившему первокурснику было сложно адаптироваться. Но как только в исследование заплыли сведения, что Арсений может долго смотреть в одну стену перед собой, затягиваясь надолго в бокетто, неосознанно прикасаясь ладонью к щеке и тупо моргать; его любимые йогурты в их мини холодильнике не просит жалкими просящими глазами, а в университете не ищет с ним больше встреч, и как только Шульгин показывается на горизонте, уносится ветром куда подальше — это настораживает ещё больше, и Шульгин не намеривался подолгу сидеть и закрывать глаза. Он выловил его сидящем за книгой в комнате, бросил свой рюкзак с кроссовками и моментально присел рядышком, отчего Арсений непроизвольно вздрогнул от резкого движения сбоку. — Арсений, что происходит? — с порога кидается таким заявлением Саша, отбрасывая из рук Арсеньеву книгу подальше. Арсений медленно не понимающе моргает. — А что происходит? — Что с тобой происходит? — подчеркивает нарочно «с тобой», заглядывая в глаза, прося рассказать. — А что со мной происходит? — все также не понимающе вторит Арсений, не сбрасывая с его плеча перекинутую Сашину руку. Саша тихо выдыхает. — Ты стал каким-то чуждым и отстранённым со мной, я тебя обидел, честно скажи? — покаянно истолковывает Александр, заглядывая в глаза. Ещё и этого не хватало, чтоб этот прекрасный альфа передо мной извинялся, хотя ни в чем не виноват. — Нет, ты что! Ни в какую! — Арсений качает отрицательно головой, опускает голову и трет робко заусенцы, обстряпывая в голове причины своего поведения. — Я… просто у меня бывает вот такая… Осенняя хандра, да! — выкручивается омега, улыбаясь для пущей убедительности. Александр смотрит опять же не читаемо, из-за чего Арсений продолжает быть натянутой, напряжённой, гитарной струной. «Хоть бы поверил! Саша, прости меня заранее, ну может, ты поймешь, если узнаешь». Арсений не даст ответ, почему не стремится признаться соседу о причинах возникновения непохожего ранее поведения и рассказать о происходящем. Получить, в конце-концов, ту поддержку, которая точно засиживается в этом человеке. Возможно свидетельствовали факты, что они с Сашей ещё не были лучшими бест фриендс подружками. Они только-только познакомились, и словившийся моментально коннект вязко и мелко дотягивал до полных откровений в своей жизни. — Ладно, как знаешь, — Александр улыбается, все ещё настороженно осматривая его с головы до ног. Не находя никаких особых физических повреждений, проходит на кухню несколькими шагами, закидывая на обеденный стол свой рюкзак. — Я, кстати, в пекарне закупился разными пирожками, сейчас согрею — налетай, детвора! — с повышенным тоном сообщает альфа. Арсений хихикает издалека ему в ответ. — Детворы тут точно не найдется! Только я! — также с повышенным слегка голосом отвечает. Александр смеётся ликующе и задиристо, как дворовый пацан, своровавший у неприятного соседа порцию сочных красных яблок с его пышного сада. Смеётся так, думая, что волнение было понапрасну. Но именно в момент его смеха, Арсений глубже прячет тональное средство под матрасом и убирает пальцем стекающую одну мокрую слезинку. Нет, он к этому ещё не готов.

🖤🖤🖤

Арсеньева жизнь и так была наполнена страданиями и отрицательными моментами, которые превышали всё количество положительных эмоций в каких-то ситуациях. Но эти отрицательные моменты никогда не были заделаны физической болью. Арсений знал, что у каждого человека есть какие-то внутренние психологические проблемы, которые его мучают и терзают, как старый детский сквиш. От этого не убежать и не ликвидировать до конца, хоть прорабатывай со специалистом много раз, всё равно со временем появится какая-то новая проблема, от которой всё равно нужно будет избавляться. А с момента появления этого ужасного альфы всё альтерировалось не в ту сторону. Арсений попал в настоящий острый угол, а девяносто градусов настойчиво кидались острыми иголками: Максим буквально не знал границ. Каждые шесть дней в неделю он встречался с ним на парах, садился как обычно рядом с ним и впритык обдувал колким взглядом до пяток. Арсений посмотрел вариант с кем-то найти дружеский контакт, как с Сашей, и попросить сесть к нему или же наоборот, но большинство их группе преобладали альфы, а омеги-девушки и омеги-парни уже сложились в свои небольшие компании, куда Попову явно не удастся вписаться и влиться в их тарелку. Но несмотря на эти некие препятствия, Арсений решил попробовать хотя бы попросту сесть рядышком на задние ряды возле омег. Пересесть к какому-то альфе было стрёмно и рискованно, да и ранее кинувшаяся Максимова острастка настороживала. Когда он пришёл пораньше, в аудитории было шесть-семь человек от силы, а по невольной сложившейся обсервации, Максим явно явится за несколько минут до начала пары. Арсений оглядел изучающим взглядом, заметил уткнувшегося в телефон одного парня-омегу и уже было хотел подойти, успел привстать, как за спиной неожиданно услышал тихий, сердитый, альфачий рык, а на плече ощутил тяжёлую увесистую руку. «Только не это! Я же все посчитал и проверил, его не должно быть здесь!» Арсений чуть ли не жалобно заскулил от жалкого поражения без боя. — Птенчик, я, конечно, польщён за такие объемные виды, но куда это ты так засобирался резко с нашего местечка? Что-то не устраивает? Мы можем и назад пересесть, чтобы уединиться, — увещивательно слышалось не шумным голосом около уха. Арсений медленно начал поворачивать голову, в крыльях носа уже сгорел этот знакомый навсегда запоминающийся запах меда. В детском доме он обожал получать перед сном стакан горячего молока с растаявшим мёдом, придающий особую вкусность, но от мёда Куриякова только суще воротило и не уломало бредить и прикоснуться носом к железам, да полностью обнюхать исходящий природный аромат. — Я… — все слова чеканно торопливо испарились, стоило лишь взглянуть на карие глаза вблизи. — Я… тут… «Соберись!» Да как тут собраться вообще? — Что ты? — с довольной ухмылкой вопрошают. — Ничего, — выдыхает Арсений, сдуваясь, как шарик. К чему стремиться? — Просто осматривался. Мне и тут хорошо, — сел на свое место, доставая тетрадь. Говорил свободно и непринужденно, но на душе скреблись кошки с островерхими когтями. — А жаль, — с лёгким изнемогающим огорчением отвечает ему Максим, в момент запрыгивая к нему. Лучше бы улетел отсюда, птенчик, надо же. — Я бы очень хотел с тобой за последней партой, у всех за спинами, — грязным шепотом прямо в ухо. У Арсения стреляются непромедлительно мурашки по спине от понимания, какие трюизмы его могли бы там поджидать. Его это совершенно не устраивает, но Максим не продолжает начатую шарманку, насаживается в телефон, привычным делом одной рукой сжимая сильно его ягодицы, на которых подолгу не сходят синяки, выявленные из-за долгих сжиманий. Арсений как всегда не реагирует по этому поводу, а лишь молча утыкается взглядом в свои конспекты, иногда посматривая на время в телефоне, когда же начнётся лекция. Омега мог бы с удовольствием сходить в деканат, сообщить про эксцесс, да хоть куда-либо, чтобы избавиться, получить прок. Да лишь чутьё подсказывало, что ничего не поменяется — деньги в мире решают всё. Собственно, это давно сложившиеся исторические устои. Бедные никогда не рулят в столкновении со средствами. А пока лишь он мог всё сдерживать внутри себя, терпеть и молча ждать, когда Максиму самому надоест, и он переключится на какую-то другую пассию, но точно не на Арсения. Попов уже не размышляет, что думают сторонние наблюдатели, замечавшие, куда пристроена ладонь нового обольстителя. Как же хорошо, что во время лекции держание не распространяется надолго, а лишь в некоторые моменты, когда преподаватель что-то показывает на презентации или в основном глядит исключительно в свои документы. Да и после лекций его не прослеживают до общаги. Надеется еле жившей птичкой в золотой клетке, что все закончится в скором времени. Арсений сие явно не предвещал, когда сюда поступал. Рассчитывал углубленным вздохом на более улучшенную жизнь, несравненная с обстоятельствами детского дома. Он всего-навсего хилый незаметный омега, не способный обнажить свое подлинное признанное «я». Понял ещё с детства, как ему не хватает смелости, показывается только напускная скоротечная бравада. Может, кто-то даровитый сможет возродить в нем мужество и дерзость на постоянной основе, нежели только в отчаянных хлипких моментах?

🖤🖤🖤

Еле жившая птичка стремительно не летит ввысь, а падает обессиленно вниз. Одним осенним днём, где Арсений продолжал всё камуфлировать от Шульгина, закладывать не удаляющиеся синяки на ягодицах длинными пижамными штанами, когда больно было сидеть, закусывая чуть ли не до крови губу, притворяясь соседу, что всё в ажуре и его переменные эмоции связаны с физрой; Максим также подсаживается к нему с фирменной довольной ухмылкой. «Что тебе опять надо, страшенный Арсений смотрит через силу на него с немым «Что?» — один раз, не посмотрев, было излишне постыло получать повертывание своей головы чужой стальной хваткой за пуховые волосы. Хоть не раздражённый, на этом спасибо, снова испытывать на себе посторонний способ усмирить гнев в виде давления на свои бедра — увольте. — В субботу вечеринка у Денчика намечается в элитной квартирке папани, приходи. Я жду тебя. Бухло, телки, музло, все дела, — вкладывает сноску Максим, сыто смотря ему в глаза. Арсений ни сном ни духом не осведомлён про какого-то нездешнего Денчика, безусловно, крез, у которого надвигается пати. Да и что он там говорил про эти «сближения» Саше? «Надо, кстати, перед ним извиниться за сегодняшний случай… Какие шоколадки он там себе покупал на выходных?» Арсений трепыхается бабочкой между двумя ассамблеями: сказать или не сказать? Получит ли он за это повторную пощечину как тогда, на виду у многих одногруппников? — Я не хочу, — пианиссимо блеет Арсений, наклоняя голову, словно сейчас молиться будет за разоблаченные, вскрытые грешки перед Боженькой. — Арсений, ты ведь придёшь? — Максим наклонился к нему со всеобъемлющим взглядом, лишённым дружелюбия. — Мы всё уже устроили! — Я не знаю… — проговорил мнущийся Арсений, его голос дрожал от тревоги. — У меня дела… «Важные, ага, блин!» На самом деле, их не было. — Дела? — голос Максима напоминал скрип металла. — Тебе же интересно, так ведь? Взгляд Максима стал слишком острым, как лезвие, словно готовится повторно его ударить у всех на глазах. Арсений почувствовал, как по спине пробежал холодок. — Я просто… — попытался оправдаться Арсений, но слова застряли. Страх перед безжалостным гневом Максима сжимал сердце. Максим сделал шаг вперёд, его лицо наполнилось яростью, чуть ли не сверкающей. В этот момент, в его глазах скрывалась угроза — он знал, что может использовать свои средства и влияние, чтобы поставить Арсения на место. — Если ты не пойдёшь, я сделаю так, что ты об этом пожалеешь. Тебе ведь не нужны проблемы, верно? — его голос стал постепенно тихим, но в нём звучала угроза, тихая и пронизывающая. В этот момент Арсений почувствовал, как мир вокруг стал меньше — все звуки словно замерли, и осталась только эта стена напряжения, выстроенная между ними. Он вспомнил, как всегда избегал конфликтов, как старался жить в своем маленьком мирке. Но сейчас его маленький мирок снова сталкивался с реальностью, написанной жестоко. — Я подумаю, — с усилием произнёс он, понимая, что назад пути нет. — Ну, подумай, — с лютым читающимся сарказмом. С каждым словом Арсений чувствовал, как его нерешительность укореняется всё глубже, и он устал от этой игры, в которой никогда не хотел участвовать.

🖤🖤🖤

Вечер погружался в мягкие оттенки синевы, когда Арсений, нервно потирая ладони, стоял у двери роскошного особняка, где собрались студенты. Он еле как нашел его на карте! Но это таки и не понадобилось, так как, собираясь выбраться на улицу, Арсению пришло сообщение от Максима со скриншотом подъезжающей машины. Арсений даже не сомневался, что тот его номер телефона всякими махинациями без проблем вычислит. Саша хотел пойти, но так не к стати приболел, а Арсению его присутствие бы хоть немного, да утешало и заставляло чувствовать рядом с ним в безопасности. Не в полной, но хоть в какой-то. Арсений не признался, куда пойдет, просто кинул «Надо мне, не переживай, в скором времени буду» и с большой тяжестью в грудной клетке принимал абсолютно искреннее «Хорошо, удачи, Арсений!». Внутри доносились явно избыточные смех и музыка, переплетающиеся в нечто бьющее по ушам. Он старался изображать спокойствие, но внутри него бушевал шторм. «Как я сюда попал?» — вопрос непрекращающимся эхом звучал в его голове. Максим снова с безжалостным не эмпатичным выражением лица, безапелляционно убедил его прийти ещё раз, найдя в столовой. Подкрался тогда со спины незаметным волком, как на зайца, подсел ближе. — Ещё раз, блять. Или ты идёшь на вечеринку, откладывая свои «срочные дела» и «подумаю», или я сделаю так, что ты пожалеешь об этом, — резко произнес, и в Арсении что-то треснуло вновь, айсберг откололся. Угроза принесла на этот праздник жизни, полного богатства и светских бесед. Он знал, что здесь совершенно не место для такого, как он, скромного и незаметного первокурсника, который только начал осваиваться в незнакомом мире после детского дома. Шагнув внутрь, он почувствовал, как образы успешной юности сыплются с каждого угла: студенты в дорогих нарядах, уверенные в себе, будто прирождённые звёзды. «Что?» Его никто не предупреждал о таком! Он рассчитывал на какие-то блядушные молодежные наряды не от таких дорогих брендов, какие-то новомодные луки в стиле коротких юбок с яркими топиками, у пацанов спортивки и обычные футболки. Ах да, он забыл, что имеет дело с богатством… Как же стыдно мне! Я хочу уйти! Домой, прошу. Арсений, в своей простой рубашке и джинсах, ощутил, как своя одежда выдает его внутреннюю неуверенность. «Почему я не остался дома с книгами? Ещё и домашку же делать, а я тут щеголяю». Вновь закралась в сознание обида на самого себя за то, что поддался давлению. Но как же он мог отказаться? Максим внушительно на него действовал, точил больные точки, да его угрозы не выглядели показушно. Такие люди явно могли Арсению насыпать похлеще матушки-судьбы. Начал осматриваться. Свет мерцал и отражался от блестящих бокалов, которые держали в руках красивые девушки и харизматичные парни. Они общались лёгким, непринуждённым языком, которому Арсений не смог бы обучиться, даже прочитав все книги по психологии общения. Красивые, дорогие наряды, но этот неприятный и непонятный слэнг, режущий уши… «Юзать, бинжвотчинг, байтить, блуперсы, апать — что это все такое, мать твою?» Каждое слово в их разговорах, каждое движение его шокировало. Он чувствовал себя человеком с другой планеты — приземлённым и несоответствующим, будто забывшим свои корни. Попробовав присоединиться к группе, он быстро понял, что их обсуждения об инвестировании в криптовалюту и о межгородских поездках не предназначены для его ушей. У Арсения поездки закладываются только дорогой от общаги до университета, от университета до магазина и засим общага. «Скорее бы уйти!» С тоской он все думал о скором возвращении, прячась в тени поставленных в углу растений. Видимо, он всего лишь зритель в этой безумной игре, а не игрок. «И Максима не наблюдается на горизонте с момента появления. Ну и хорошо! Постою ещё немного, да пойду, а его дружки сто пудов скажут, что я был и свалил. Все складывается отлично». Нет, нифига. Через какое-то время он уловил взгляды, полные недоумения, направленные в его сторону. Кто-то из присутствующих, смеясь, сказал: — А, вот и наш новый гость, как сказал Максим. Не бойся, омежка, тут все свои, чувствуй себя, как дома, — остальные засмеялись, и в этот момент Арсеньево сердце оборвалось от стыдливого смущения. Арсений вновь ощутил себя маленьким и невидимым — где-то на грани реальности и воображения. Шум и веселье продолжали закипать вокруг, его больше не трогали, только девушки и альфы-парни искоса поглядывали, а он оставался в собственном замешательстве, ожидая, когда же, наконец, уйдет этот тёмный вечер, который обернулся пыткой. Но, увы, надежды Арсения были напрасны. Прошло совсем немного времени, и Максим, довольный и расхаживающий как хозяин положения, пришел к нему. Весь в черном: штаны, рубашка, весомые кроссовки на жесткой платформе. «Сука-сука-сука! Сучонок!» Сука — это литературное слово. — Какие люди, ты всё-таки пришел. Ну, как тебе тут? — с приветствующей речью начал Максим, оставаясь таким же хитрым, выжидающим. — Неплохо, — притворно улыбнулся Арсения, надевая маску спокойного умиротворённого человека. Про случай с друзьями Максима, наверное, лучше будет не рассказывать. Да и те скорее всего сами и передадут, язык без костей почти у всех — это видно. Правильно: богатство выставляет все грехи и даёт почувствовать мнимую власть над всем. — Ну-ну, — ответил Максим, облизнувшись. Совсем не возбуждающе. Вот совсем. Улыбка его была одержима неким несоответствующим для него флиртом, и Арсений мгновенно почувствовал, как его щёки покрываются румянцем неловкости от этого осознания. Стыдоба! Этот человек ему пощёчины отвешивал, а он от его странного почти доброжелательного поведения румянцем покрывается! — Пей, — с требованием произнёс тем временем Курияков. — Тут все свои, не ссы. Максим протянул ему стакан с ярким напитком — судя по всему, коктейлем, — от стоящего неподалеку соседнего стола, приглашая окунуться в безмятежность вечеринки. Ага, Арсению прям так и хочется ощущать себя тут безмятежным среди «своих»! Никогда! — Попробуй, это только начало! — настаивал, резко приобняв Арсения за плечо, такое радушие было для него совершенно непривычным. «Как начало?» Арсений же так мечтал свалить! А теперь придется ещё и задержаться. «Надо только выждать, как он куда-то пропадет, а в университете скажу, что плохо стало. Не будет же он меня за цепь привязывать?!» Арсений неспешно и осторожно — лишь бы не разбить! — взял бокал, с сомнением всматриваясь в дно, но дыхание в горле стало словно стеклом. Он не хотел, чтобы Максим, ощущая его неловкость, флиртовал с ним, как с альфачьей игрушкой, и растягивал улыбку, словно делая из него предмет веселья. Все больше любопытных глаз и альфачьих, и омежьих оборачивалось на них, почему-то хихикали, как с забавной картины со зверушками, да о чем-то втихую переговоры вели, заставляя панику дойти до высшей звездной точки. «Отравлен ли этот левый коктейль? Какой он на вкус? Черт, я совсем не интересуюсь ими». Арсений кидает по-быстрому туда-сюда взгляды: то на бокал, то на столик, на котором стоят абсолютно такие же по цвету. Была не была. «Сносно, но не нравится все равно. Лучше чай с малинкой или же кофеек с нежнейшей пенкой…» — Ахуенно, да? — вновь прерывал его мысли Максим, не переставая приобнимать. Арсений агакнул себе под нос, с трудом искал взглядом какое-нибудь спасательное окно в эту атмосферу легкости и праздности. Он никогда не взойдет в эту картину идиллического разгулья. Омега желал, чтобы кутеж закончился да поскорее, а рассеянные звуки смеха поблекли вдали, словно затихающая музыка.

🖤🖤🖤

В рваном ритме песни, уже под мраком таинственного приглушённого света, в особняке, где и безумие, и роскошь сливали свои яркие краски, Арсений, как потерянный овечонок среди стада хищников, стремился все ещё поскорее уединиться, из-за чего сел на дальнее кресло в темном углу. Максима прервал голос Денчика, одетого в красную шелковую рубашку с облегающими джинсами, пахнущего древесиной. Зовущий альфа кинул броский взгляд на Арсения, облизнул колечко на верхней губе, подмигнул с оскалом. «Красивый пирсинг». А вот сам Денчик — также отталкивающий издали. — Твой? — подбородком указал. — Мой, — гордо улыбнулся Максим, как получают трофей. Обратился к молчаливому омеге, — Никуда не уходить мне, главное вино все ещё не раскрылось. Арсений покорно кивнул, мня край одежды. Он услышал их кратчайший диалог, поежался, не желая все ещё высказывать свои мысли, что он — ничейный, он — свой, да на неприятности нарваться все ещё не хочется. Остальные присутствующие разобрались кто куда, на него больше не обращали внимание. Взор заметил случайным образом альфачью руку, сжимающую омежьи ягодицы, чьи-то девичьи губы ласкают другую женскую шею, кто-то из альф толкался бедрами. Арсению стало так душно от образовавшегося вида, воздух сгустился, как будто сам он стал тяжелым грузом, не способным сейчас сделать хоть что-то. Так вот, про что говорил Максим, что это только начало, и вино ещё не раскрылось! «Как же тут невыносимо», — тихо подумал он, отступая в сторону от этой феерии тревоги. Ванная комната, приют для уединения, манила его — в ней можно было избежать этой непредвиденной порочности и на некоторый срок оградиться от сложившегося безумия вечеринки. Может, закончится? «Наивный». Передвигаясь на ватных ногах по каким-то длиннющим коридорам особняка, проходя хэдшот препятствия через сосущихся разом парочек и других сексуальных случаев, Арсений еле как нашел себе нужное и вошел в шикарную спасительную ванную, наполненную ненавязчивым ароматом дорогих лосьонов. «Вот надо было уходить! И абсолютно без разницы, что было бы со мной после». Здесь, среди мрамора и хрусталя, он пытался снять с себя тяжесть картины, нависшей над ним сначала пафосом, а после сущей аморальностью. Начал умываться в попытках унять поднятую тревожность, ощущая, как струи воды смывают появившуюся тошноту, но мысли, как призраки, не оставляли его в покое. — «Господи, что это такое, только же недавно о чем-то болтали, а сейчас распущенностью занимаются, как в отсталых клубах», — бурчал он про себя, потирая виски. Ведь правда! Все были такие модные звёзды, сошедшие с обложек глянцевых журналов, в красивых платьях и нарядах, а сейчас что? Что за чертов разврат? Щёлк. Его летающие непрекращающиеся размышления прервались. Словно тень в зеркале, появились руки — чужие, настойчивые, неожиданно обхватили его сзади. Прижали молниеносно его к холодной раковине, отчего дыхание перехватило от неожиданности и липкого ужаса. Наклонились к его шее, губы коснулись его кожи — грубо и достаточно настойчиво, а руки сжали ягодицы. Арсений вскрикнул, удивление охватило его, но это был не просто испуг и отформатировавшиеся галлюцинации на фоне стресса — это реальность, из которой нескончаемые потоки песка сыпались в морщины его души. Объятый тревогой, он посмотрел в зеркало и увидел за собой похабное отражение Максима, с вызывающей улыбкой и дерзким блеском в глазах, с чуть покачивающимся поведением. Только сейчас Арсений распознал запах насыщенного меда, и от этого осознания ситуация совсем лучше не становилась, а только ухудшалась. «Пьяный, в гоне!» Максим наглый как ветер и в своей безграничной самоуверенности не оставлял Арсению шанса на спасение. — Жаль, ты совсем не пахнешь, подавителями пользуешься, ну ничего, пусть другие ироды на тебя даже не засматриваются, ведь полноценно ты принадлежишь мне. Я в конце-концов узнаю твой запах, — змеем говорил Максим. Арсений непробиваемо учуял сладкий льющийся яд и власть. — Что… — Арсений заткнулся от ладони, накрытой поверх рта. Лютый страх. Чужие ладони блуждали по Арсеньевым бёдрам, исследуя территорию, о которой подавно грезили. Арсений попытался из всех приложенных сил вырваться из захвата, но усилия до сих пор отдавались тщетной красной лампочкой. — Отпусти меня, — с мольбой, голос дрожал, а попытки отстраниться лишь увеличивали его стремление. — Ты в гоне, я не хочу. Максим, казалось, не замечал его отчаянного сопротивления и прошений, смагнитил тела наповал, не давая оттолкнуться и разойтись. — Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя взял сейчас на глазах у всех, да, птенчик? Там хоть другие и заняты друг другом, все равно не прочь были бы к нам присоединиться, — его голос был как тихий шёпот, наполненный угрозой и соблазном, а губы кусали загривок в периодах. С каждым словом страх только крепчал. Сердце колотилось ещё быстрее, нежели от сексуальных реалиях за ванной, в груди нарастала двойная волна паники, переполоха, а в носу сидел стойкий запах меда, ничуть не возбуждающий. — Пожалуйста, Максим, отпусти меня, я… — начал было омега, но Курияков прерывисто рассмеялся, взял резко и больно за бок, щипая, и, оттолкнув его от себя лишь на шаг, как кот, играющий с добычей, закрыл на ключ дверь. Арсений инстинктивно прикрылся руками и сжался в комок, волнение прочно засело в поднимающейся груди, не позволяя ему отступить туда, где его ждали страницы книг и запах домашнего общажного уюта. — Н-не, на-до, пр-р-ошу, Максим, я вс-се сделаю для тебя, всю домашку, все рефераты дам списать, д-да диплом сделаю, только не надо, — на последнем издыхании молил Арсений о сохранении своей невинности, ведь знал и читал, что следует в гоне с альфами. Максим опять рассмеялся, потирая воодушивлённо ладони. — Мне батя всё сам преподнесет на блюдце, мне твоя помощь в учебе не всралась, — подходил все ближе и ближе зверем, а Арсению отступать больше некуда. Был только проникающий пронзающий ужас, застывший во всех мышцах. А глаза видели пьяного альфу в гоне, готового вот-вот напасть на него и покрыть лаком нежелательного для Арсения секса. В этот момент Арсений понял: он как никогда остро ощущал ту непроницаемую трещину между собой и этим миром. Люди вокруг него, словно мозаика, были не более чем масками, а под их внешностью скрывался странный, порочный ритм, в котором боялся застрять и не спастись.

🖤🖤🖤

Перед глазами окутанная нескончаемая пелена, руки тремором хватаются за валяющиеся около двери ключи, что вставляются в замочную скважину. Мурашки выполняют кросс по бегу по всем конечностям, адреналин неугасимо накладывается на плечи, заставляя нерационально действовать, без обдумывания, чуть ли не с рывком. «Бежать. Бежать. Бежать. Срочно!» Дверь — слава Господи — открылась, и Арсений выбежал в коридор, оставляя всю свою боль, свой страх, жалость, пережитые в край отрицательные эмоции, мольбы и переживания. Но самое главное: веру и надежду. Вечеринка всё ещё гремела, тонны тел занимались сексуальными взаимодействиями, музыка была такая же соответствующая, вайбовая; подсветка действовала также неидеально, нанося лишь вред, где-то отдаленно сквозь прочный вакуум в ушах вели какие-то левые разговоры, совсем не важные и не нужные сейчас для омеги. Арсений обходил стороной все выстроенные мешающие препятствия, какие-то лежащие ноги, пока в носу застряла вонь множества смешанных запахов альф и омег. На столах уже находились остатки еды, к которой Попов так и не притронулся, около сидений валялись сотни бутылок. В ушах заложился пробивающийся звон, непрекращающиеся слезы текли по мягким щекам с парой царапин, но ноги терпеливо и упорно шли, руки держались впереди, невзирая на физическую и душевную боль. Для Арсения мир казался слишком жестоким, слишком поверхностным и слишком не принимающим его. Его продолжал сжимать сверкающий страх, но он знал, что должен убежать отсюда восвояси и скрыться со слезами на лице, пока добивающий его личность источник прохлаждается в злополучной ванне в мире снов.

🖤🖤🖤

Ночь опустилась на город. Тихие улицы лишь изредка вспыхивали светом неоновых реклам, отражаясь в лужах, оставленных недавним дождем. Тихая осень, когда листья, словно золотые монеты, падали с деревьев; шуршали под ногами, словно шептали о тех потерянных мечтах, которые застряли в сплетении ветвей. В большой, просторной, Московской квартире в самом центре разгорелся в который раз пережитый по одной и той же теме скандал. В воздухе как всегда витала обосновавшаяся напряженность, словно перед грозой. Омега стоял на красивой кухне, сжимая в руках махровое кухонное полотенце, а альфа, уставший и раздражённый, сидел за столом, погружённый в свои мысли, прижимая кулак к поджатым, пухлым, розоватым губам. — Ты снова задержался на работе! — выпалил он, голос подрагивал от проснувшейся неизлечимой обиды. — Я уже не знаю, как до тебя достучаться! Ты даже не замечаешь из-за своей работы, что я постоянно дома тупо один, как я тут угасаю, как ебанная ромашка. Как будто я — просто мебель! Я, я, да я. Антон уже замучился от осточертевшего «я!». Головка от хуя, тьфу. Ладно, перед омегами Воронежский лексикон лучше держать при себе, особенно если те в преддверии течки, да сейчас работают по звуку «Я сейчас скандал такой учиню!». Шастун поднял глаза, полные усталости и недоумения. — Я работаю, чтобы обеспечить нас! Чтобы ты ни в чем себе не отказывал, носил свои брендовые вещи, кушал лосось несколько раз в неделю, запивая элитным вином, да хвастался новой моделью телефона! — Антон едва сдерживался, чтобы не хлопнуть, по устаревшим традициям крепкой, мужской, альфачьей ладонью по столу. — Ты же знаешь, что у нас пока некоторые проблемки в бизнесе. Стараюсь как могу, чтобы вырулить ситуацию, ведь я за главного! Притихший Алексей насупился, скрещивая руки и что-то обдумывая, пока Антон пытался отдышаться от бурного речевого потока. — Но что толку от денег, если ты не рядом? — его голос стал тише, но в нем звучала горечь. — Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной, а не только в своих отчётах и планах. Словно удар молнии его слова пронзили Антона. Альфа иррационально почувствовал, как внутри него нарастает буря. Он не хотел ссориться, но и не знал, как объяснить, что работа для него — это не просто обязанность, он заменяет пост своего умершего отца, который был жутким трудоголиком, которому поклялся, что с компанией будет все хорошо. В конце-концов, Антон таки и желал всегда управлять бизнесом. — Я не могу просто взять и бросить все! — воскликнул несдержанно, вставая с места. — Ты не понимаешь, как сложно сейчас! У меня отец недавно умер, а ты тут со своим вниманием. Я и так всё время до его смерти тебе уделял, но сейчас такие времена наступили, которые надо переждать! Алексей отвернулся, чтобы скрыть слезы, и тут же заметивший это Антон почувствовал, как его сердце сжимается от боли. Не от боли потери близкого родного человека, вырастившего из него человека, альфу, а от боли причинения ее другому близкому человеку. Антон никак не хотел причинять своему омеге страдания, но и не знал, как найти баланс между работой и отношениями. На работе ему удавалось сосредоточиться на все сто процентов, чтобы скрупулёзно построенный бизнес отца и собственный бизнес Антона не рухнули друг за другом. А здесь, в квартире… Он отчётливо помнил всю ситуацию, где начал лишаться родного. — Я… мне нужно выйти, — произнес альфа сбивчиво, стараясь не смотреть Лёше в глаза. Антон схватил первую попавшуюся куртку и вышел на улицу, где холодный воздух обнял его, как старый знакомый. Закурил сигарету, которые как всегда с ним рядом. Дым медленно поднимался в небо, и он смотрел на него, как на свои мысли, которые ускользали от него. Антон понимал, что что-то должно измениться, но как? Он чувствовал себя потерянным, словно корабль без компаса, и в этот момент ему хотелось лишь одного — найти ответ на вопрос, который терзал его душу. — Может… Я и не люблю его уже, как раньше? Он мне не нужен? Поэтому я часто срываюсь на него, хотя раньше был непробиваемой стеной с этими омежьими прихотями, истериками? — говорил сам с собой, не боясь, что кто-то услышит. Шастун стоял у подъезда, прижав к губам тонкую сигарету, вдыхая ее горький дым с таким же отчаянием, с каким вдыхал все те невыносимые тревоги, что накопились за долгие дни и ночи. В сознании роились мысли — каждая из них, словно пчела, жужжала о проблемах, от которых не было покоя. Но самая главная — любовь. Антону казалось, что да — он не любит уже Алексея, не может терпеть его нахождение рядом с собой, жить с ним, а смерть а-отца только подтолкнуло к этому осознанию более обширно. Сигарета догорала, горячие скоротечные искры искривлялись в воздухе, а неспокойный осенний ветер шевелил Антоновы волосы, словно желая оторвать от реальности. Антон не заметил, как холод проникает под куртку, замораживая не только кожу, но и чувства. Проблемы, казавшиеся неразрешимыми, обрастали новыми деталями. Он взглянул на небо, усыпанное звездами, которые мерцали, как надежды, пережившие сильный шторм. Необъятность ночи внушала ему какое-то успокоение, но зловещие тени изнутри снова начинали расти, напоминая о том, как он заблудился в лабиринте. В недолгом одиночестве таилась возможность. Он знал, что возвращение домой приведет как всегда к молчаливому поведению, игнорированию, пока на утро Антон не встанет с холодной пастели, не пойдет на работу, а Алексей не будет готовить ему оладьи в знак прощения. Но получится ли найти смысл в том, ради чего так усердно работал? Ведь так желал любви… Но любовь же не только найдется в одном человеке, омеге, правильно? Сигарета закончилась, Антон бросил окурок на землю, притоптал его, как бы символически погребая свои страхи под слоем осенних листьев.

🖤🖤🖤

Ночь в общежитии тянула свои темные шали, окутывая всё вокруг в тяжёлую тишину. Арсений трусил нагруженными ногами по коридору, едва передвигая их, как будто каждая ступенька была испытанием. Задница нескончаемо болела, Арсений просидел кое-как всё время в туалете, пока его тошнило, а после снова сидел и отрешённо смотрел в стену перед собою. «Как же больно и плохо. Я не могу. Это всё комшарный сон». «Наконец-то я дома». Он вошёл в комнату, и её полумрак сразу обнял его. На соседней кровати, укрывшись одеялом с головой, тихо храпел спящий Шульгин, бессильно поддаваясь болезни. На прикроватной тумбочке находились лекарства, купленные заботливо Арсением. Свет уличного фонаря пробивался сквозь окна, освещая чуть потрёпанные общажные стены, обросшие долгими тенями воспоминаний. Арсений прищурился, заставляя себя сосредоточиться на знакомом лице, но никакое тепло не пришло к нему от этой мысли. Тело ломило от усталости, ноги болели от бега, а каждое движение приносило боль — ссадины и следы засохшей крови под уцелевшей одеждой говорили о том, что пройденные недавно часы были не просто трудными, они были ой какими жестокими. Арсений лишь презрительно усмехнулся, представляя, как выглядят его раны — физические и душевные. Измученный, он плескался в этом мрачном безмолвии как утопленник, вытащенный на поверхность после бурной схватки с волнами. С трудом остановившись, Арсений опустился на край своей кровати. Он склонился, уставившись на пол, где пыли не было видно под шквалом печальных мыслей. Тишина вокруг него звенела, как раненая птица, пытающаяся найти своё место в мире. Попов перебрал воспоминания о том, как крылья его были безжалостно срезаны альфой, как надежды угасали одна за другой, пока оставались лишь обрывки, а нахождение в университете — сущим невероятным злом. «Почему так?» Его плечи дрогнули, и в этот миг он не смог сдержать непролитых слёз, ранее высохших в такси, уезжающего от особняка. Горькие, как желчь, они стекали по щекам, оставляя следы, которые не могли смыть ни время, ни печаль, ни пережитое. Омега уткнулся в подушку, словно в спасательный круг, и отдался тому, что казалось единственным утешением — слёзному рыданию, полному горя и одиночества. Этот альфачий поступок никак не сравнивается со всеми прочитанными сказками, с увиденным в детском доме, от влюбленных восхитительных рассказов омег-соседок. В конце-концов, с фильмами про любовь! В это время Саша продолжал спать, ничего не замечая, не слыша сквозь крепкий сон. Но Арсений вдруг почувствовал, что даже в этом бесконечном горе есть частичка надежды — человек рядом, его сосед, приятель, который, возможно, однажды поможет разобраться в этом мраке. Слёзы не прекращались, но в них теперь сияло маленькое пламя — желание облегчить свои страдания и вновь увидеть мир в цвете, а не в серых тонах, ведь Арсений вспомнил, что, как в сказках у принцесс-омег, после злой матушки судьбы встречается лучик света и спасающий принц на белом коне. Может, и Арсений заслужил после злой матушки судьбы своего благоверного спасающего принца на белом коне? После плохого мудака — хорошего? Даже если все это время Арсений не желал себе альфу, не стремился к отношениям… Но, может, иметь отношения с хорошим человеком это не так уж и плохо? И он наконец-то поймет, что в этом такого особенного и важного? В чем суть каждого человека в нынешнем мире пожениться и завести детей?
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.