Прозрение

      Шикамару Нара долго смотрел на Седьмого Хокаге, двумя пальцами поглаживая свою бородку, и ждал, когда тот выйдет из ступора. Наруто настолько был погружен в себя, что даже не замечал перед собой своего советника, хотя тот чего только не делал: и шумно дышал, и хмыкал, и кашлял, следом прочищая горло, — все без толку. Узумаки как сидел каменным изваянием, уставившись в стол, так и продолжал сидеть. А Шикамару это все больше напрягало.       — Ты там, часом, не помер? — щелкнув пальцами у лица Седьмого, сдался Нара.       Наруто встрепенулся, округлив глаза.       — А?       — Жив, — вздернув бровь, без удовольствия констатировал Шикамару.       — Я задумался чутка, ттебайо, — нахмурился Узумаки. — Ты чего домой-то не идешь?       Нара со вздохом поднялся со стула и широко зевнул, прикрывая рот рукой.       — Это был мой вопрос. Сегодня ты, вроде, не в запаре.       Наруто рассеянно кивнул, не имея желания говорить об этом, ведь посвятить Шикамару в семейный скандал стало бы слишком опрометчивым поступком. А именно это и служило причиной того, почему Седьмой просиживал штаны в резиденции дольше, чем требовалось.       У него не хватало никакого терпения спокойно смотреть на Хинату, что в один момент как рассудка лишилась. Передвигаясь по дому серой мрачной тенью, она постоянно плакала: утром — убирая со стола, когда дети разбежались по своим делам, в обед — пока занималась садом, и, конечно же, вечером — закрывшись в душе, где якобы шум воды глушил ее безутешные стенания, или лежа в постели, сжимая в пальцах клочок насквозь промокшего одеяла.       Наруто не знал, как ему реагировать на нынешнюю Хинату, какой прежде никогда не видел: безразличный пустой взгляд заплаканных глаз вызывал в нем недоумение, к которому примешивалось неуемное раздражение, перерастающее в злобу. Да, он злился, покуда она рыдала без устали, притом совсем его не стесняясь. И хотел, чтобы это безумие прекратилось, опасаясь выйти из себя.       Но однажды это все же случилось. Поздним вечером Хината сидела за обеденным столом и, ковыряясь в тарелке с нетронутым ужином, проливала слезы, при этом жалобно всхлипывая. Наруто как раз вернулся с работы дико уставшим и, застав супругу в уже привычном состоянии, весь наполнился негодованием. Узумаки даже начинало казаться, что Хината намеренно ломает комедию, заставляя его чувствовать себя виноватым во всем, что случилось. А Наруто и так без устали копался в своей голове, одновременно прислушиваясь к сердцу в желании понять, в какой момент все пошло наперекосяк.       Несмотря на то, что Седьмой уже успел немного свыкнуться с фактом измены Хинаты, в нем все равно никак не могла усесться мысль, с кем она ему изменила. Как ни пытался, Наруто не мог представить их с Кибой любовниками. Может, он слишком привык видеть их друзьями, и потому образы из прошлого никак не выходили из головы, а может, Узумаки просто считал, что Хината совсем Кибе не подходит. Причем абсолютно по всем параметрам.       Наруто не ведал, почему уже не раз думал о них и невольно рисовал в воображении картинки, где они вместе, но упорно продолжал это делать. Хоть из кожи вон лезь — ему не удавалось понять свою жену. Как она — до сих пор местами стеснительная, где-то скованная и сдержанная в постели — могла по собственному желанию переспать с другим мужчиной? А учитывая, что речь идет о Кибе — друге ее детства — так вообще с ума сойти можно. Разве что, с ним Хината была другой… Допуская такое предположение, Наруто тотчас отмахивался: да быть того не может! Или же… он заблуждался, по словам жены, толком ничего о ней не зная?       — Достаточно. Хватит, — заявил в тот вечер Наруто, шарахнув ладонями по столу, отчего Хината испуганно вздрогнула и выронила из рук столовые приборы, коими даже не воспользовалась.       Она захлопала глазами, позволяя тонким струйкам слез покатиться по уже мокрым щекам, на которых кое-где подсохли точно такие же соленые дорожки.       — Сколько можно, Хината? — пронзая жену строгим взглядом, вопрошал Седьмой. — Что, если дети увидят тебя такой? Хотя, боюсь, они уже заметили твое состояние. Только представь, как они обеспокоятся, ттебайо?!       — Я не допущу, чтобы дети оказались втянуты в это, — поднимаясь со стула, тихо проронила Хината и утерла мокрый нос салфеткой.       Наруто тяжело вздохнул, всем весом опираясь ладонями на стол, и низко опустил голову.       — Если так продолжится, то мне придется поговорить с твоим отцом.       Хината обернулась, вымученно улыбнувшись одними бледными губами.       — И что ты ему скажешь? Мол, я без конца лью слезы по своему любовнику, и такую падшую женщину стоит наказать по всей строгости, на которую способен глава клана Хьюга?       — Тебе… — Наруто удивленно хмыкнул, покачивая головой, — тебе вообще на всех стало плевать, кроме себя и, слава Богу, наших детей?       — Думай что хочешь, — равнодушно выпалила Хината и, швырнув тарелку с давно остывшей едой прямо в раковину, поспешила ретироваться.       — О, извини, пожалуйста! — прокричал ей вдогонку Узумаки, от бессилия всплеснув руками. — Совсем позабыл упомянуть твоего любовника!       Она застыла на месте и, плотно сжав губы, со злостью обернулась на мужа. Он же, стоит заметить, выглядел вполне довольным сказанной колкостью.       — Что, если однажды дети услышат, как ты говоришь подобное?! — прошипела Хината.       Седьмой не растерялся:       — Кажется, об этом ты так и не подумала, пока была занята Кибой-куном.       У него получилось вновь задеть ее. Хината какое-то время прожигала лицо Наруто презрительным взглядом и за неимением аргументов против вполне справедливого довода заторопилась в спальню. Снова плакать, вспоминая Кибу и то, каким образом они расстались. Плакать от ноющей тоски по нему и из-за невозможности что-то исправить.       Подобный сценарий повторился и сегодняшним вечером. Ничего не объяснив Шикамару, Наруто таки удосужился потопать домой и, вернувшись, не застал никого и ничего, кроме темных комнат, откуда не доносилось ни звука. Дети уже десятый сон видели, а Хината… Седьмой одернул себя: он не хотел думать о Хинате. Потому что и так только этим в последние дни и занимался.       Сегодня с тяжелым сердцем Наруто окончательно осознал, что женился вовсе не на Хинате, которую должен был полюбить без памяти, а на данном Неджи Хьюге обещании. И это осознание так крепко ударило его под дых, что Узумаки не понимал, как теперь дальше жить с этим. Почему он был таким наивным, надеясь, что чистая душой и прекрасная телом Хината займет свое место в его сердце, хотя за все время, пока они были друзьями, этого так и не произошло? Она была идеальной, и это заметил бы даже слепой, но Наруто не хотел идеальную. Может, тогда где-то в глубине души он еще питал чувства к Сакуре Харуно, но и этого уже давно в нем не осталось. Отчего тогда Узумаки не смог полюбить Хинату как она того хотела и заслуживала? Как ее наверняка любил Киба?       Ему было до рези в груди жаль Хинату, которая прожила с ним долгую жизнь, родила ему детей, а в итоге пришла к такому же осознанию, что и Наруто сегодня. Седьмому было жутко совестно. Вроде, он и сам обманывался в свое время и точно не намеренно все это допустил, но также Наруто понимал, что это уже не имеет значения. Время упущено. Доверие потеряно. Воспоминания искажены. Осталась только какая-то беспросветная тоска и ее нескончаемые слезы.       — Хината? — скинув куртку к изножью кровати, позвал Узумаки. — Ты в ванной?       Шум воды ответил ему вместо супруги. Наруто кивнул сам себе и подошел к ванной комнате, провернув ручку запертой двери.       — Выйди, пожалуйста, нам нужно поговорить. Это важно.       Хината ничего не отвечала, и Наруто нетерпеливо приложил ухо к двери.       — Ты меня слышишь, нет?       Вместо ожидаемых слов или хотя бы какого-нибудь «угу» Узумаки расслышал надсадный плач, что просачивался сквозь шум воды из душа. Точнее, то, что происходило с Хинатой за дверью, больше напоминало рыдания. Если не приближающуюся истерику.       — Открывай, Хината, — снова рывком дернув ручку, потребовал Узумаки. — Живее, даттебайо.       И снова никакой реакции. Лишь бесконечные всхлипы и пугающий, отчаянный рев.       — Я вхожу, — не сдержался Наруто, одним движением руки без лишнего шума срывая дверной замок.       Хината сидела прямо на полу и безудержно рыдала во весь голос. Она сжимала трясущиеся пальцы в своих волосах, качаясь из стороны в сторону точно полоумная, и не обращала на возвышающегося над ней мужа никакого внимания. Хината выглядела безумной. Сумасшедшей. Совсем на себя не похожей. И глядя на нее такую, Наруто всерьез обеспокоился.       Опустившись на пол напротив жены, он мягко обхватил ее мокрое лицо руками и повернул к себе.       — Хината, посмотри сюда. Давай ты успокоишься, и мы с тобой спокойно поговорим. М?       — Оставь меня! — неожиданно прокричала она, толкнув Наруто в грудь, отчего он неуклюже плюхнулся на задницу. — Мне ничего не нужно! Я хочу побыть одна!       — Да ты с ума сошла, если так изводишь себя из-за Кибы! — взвился Узумаки, строго сдвинув брови к переносице. — Ведь ты рыдаешь не потому, что наша семья дала трещину, так?       — Пожалуйста, Наруто-кун… — взмолилась Хината, плотно смыкая веки и вжимая ладони в пульсирующие от головной боли виски. — Не начинай это снова… Я знаю, что сделала с нашей семьей, но умоляю, не сейчас…       Седьмой ощутил, как по телу пробежали мурашки от того, как обессилено Хината с ним говорила и какой сломленной выглядела. Пусть его сердце в полной мере никогда ей не принадлежало, но сейчас оно болезненно сжалось, заставляя Наруто съежиться и судорожно сглотнуть.       — Прости меня, Хината, — тихо произнес он, пробравшись рукой к ее колену и сильно сжав его перебинтованными пальцами. — Не только ты виновата в том, что стало с нами и нашей семьей. Я не могу сказать, что твоей вины нет совсем, однако мне пришлось понять и принять, что я сам толкнул тебя на этот поступок. Между вниманием и безразличием ты выбрала внимание. Устав от нелюбви ты шагнула навстречу любви. Ты выбрала то, что должна была, чего всегда заслуживала. И я больше не могу тебя за это винить.       Хината отняла ладони от тяжелой головы и, метнув взгляд на Узумаки, затаила дыхание. Нелюбовь — это Наруто. А любовь — то, что всегда чувствовал Киба. Она зажмурилась: услышать это от мужа оказалось больнее, чем понять то же самой.       — Я все испортил еще до того, как ты стала встречаться с Кибой, — продолжал откровенничать Узумаки. — Даже до того, как родились наши дети, и мы обустроили этот уютный дом. Я позволил себе распоряжаться нашими судьбами, когда предложил тебе пожениться, но даже не подумал, как важно быть уверенным в том, что чувствуешь. Может, если бы я тогда не оказался столь наивен и глуп, сейчас ты была бы счастлива с Кибой. Вышла за него замуж, родила ему детей, да горя не знала, потому что он всегда любил тебя и мог защитить от чего бы то ни было. Тебе бы не пришлось чувствовать себя одинокой или брошенной, потому что Киба, даже будь Хокаге, сделал бы все, что угодно, чтобы находиться с тобой рядом. А я… Раньше я не мог и помыслить об этом, а сейчас рассуждаю о Кибе так, словно знаю его и чувства, что он испытывает к тебе. Но я так много думал о нас, о тебе в частности и о Кибе, что мои слова — результат тщательного самокопания и железобетонных выводов, которые мне пришлось сделать. Я обрек тебя на несчастливый брак, который, выбери ты тогда Кибу, точно таковым бы не стал.       Хинате стало дурно, когда Наруто высказался: то ли из страха, что их детей могло и вовсе не существовать, то ли оттого, что им с Кибой уже не суждено пережить то, о чем говорил Седьмой.       — Даже если бы Киба тогда открыл мне свои чувства, я бы все равно выбрала тебя, — озвучила очевидное она.       Наруто медленно кивнул. Ему и самому было это известно. Однако сейчас… Выбрала бы его Хината сейчас, уже зная, как это — быть по-настоящему любимой?       — Ты любишь его? — вдруг спросил он.       Хината смолчала. Она опустила голову вниз и заворожено смотрела, как с ресниц капают слезы прямиком на кафель, покрытый небесно-голубым пушистым ковриком.       — Если ты не уверена, то лучше не отвечай, — всерьез предупредил Наруто. — Иначе по отношению к Кибе ты ничем не станешь отличаться от меня.       Узумаки мучительно было смотреть, как Хината вновь зажмуривается, упираясь ладошками в пол, и пытается заглушить очередную волну рыданий, так и рвущихся из ее груди. Он не знал, как утешить ее, ведь что бы он сейчас ни сказал — все окажется бесполезным, пустым. И только сильнее разбередит ее раны.       Наруто пододвинулся ближе и осторожно огладил плечо жены, отчего та вздрогнула и поспешила отереть лицо не слушающимися руками.       — Давай попытаемся сохранить то, что у нас осталось, — заглядывая ей в лицо, с надеждой в голосе промолвил он. — То, что строилось не один год и приносило благо нашей семье. Ради наших детей, Хината. Ради… Неджи.       Хината округлила глаза, столкнувшись с некогда любимым голубым океаном, плещущимся в выразительных глазах мужа. Упоминание брата что-то в очередной раз надломило в ней, пропуская через образовавшуюся брешь одно-единственное убеждение, которое уже ничего не изменит.       — Неджи… — прошептала она, судорожно схватившись за запястье Наруто.       — Мне тоже ужасно его не хватает, — так же шепотом признался он.       Какое-то время они оба молчали, думая об одном и том же. Наруто ощущал облегчение оттого, что был честным с Хинатой, а она, напротив, чувствовала еще большую, чем ранее, обреченность. Время шло, и шум воды давно превратился в неразличимый фон. За окном сгущалась ночь, а супруги Узумаки все прятались в ванной невесть от чего и всем сердцем надеялись, что им все же удастся сохранить семью ради своих детей.       Ради Неджи.

***

      — Эй, Киба-сан, ты решил сегодня нас всех вместе взятых перепить? — нескромно съязвил Конохамару, толкнув плечом сидящего рядом Кибу.       Инузука потянулся за стопкой, куда плеснул крепенького алкоголя, и враз всю ее осушил.       — Даже не поморщился, — скривившись, прокомментировал Сарутоби.       — Умолкни, Конохамару, — огрызнулся Киба, вновь хватаясь за бутылку.       — Не лезь, — предупредил Шино, покосившись на своего молодого товарища. — Видишь, настроения у человека нет?       — Вижу — как не видеть? — Конохамару не особо рвался следовать предостережению Абураме и потому снова воззрился на Кибу. — Случилось чего, Киба-сан?       Выражение лица Инузуки при взгляде на Сарутоби выглядело красноречивее любых слов, но он все же повторил уже сказанное, заставляя Конохамару невольно поежиться.       — Сказал же: умолкни.       — Чего это он, Шино-сенсей? — поинтересовался молодой джонин, не отводя взгляда от Кибы, что уже забыл о пытливом Сарутоби и уставился на вновь наполненную стопку. — Я его таким вообще никогда не видел.       Шино поджал губы, мельком поглядывая на лучшего друга. Ему-то было известно, отчего Киба пребывал в отчаянии, безуспешно надеясь заглушить его алкоголем, но Конохамару об этом знать не положено. Абураме и сам был лишен подробностей, однако тот первый и единственный разговор с Кибой о них с Хинатой наталкивал Шино на определенные мысли о причине такого его состояния. Может, ему и было интересно, чем дело кончилось (и кончилось ли вообще), но он не решался спрашивать об этом Инузуку. Если захочет — расскажет сам.       — Всякое бывает, — расплывчато ответил Шино. — Желанию напиться причин немало существует. Любовь несчастная, одиночество, кризис среднего возраста…       Конохамару фыркнул, сделав небольшой глоток пива.       — Это ты о себе щас, сенсей? — парень хихикнул, тут же бесцеремонно хлопнув Шино по плечу. — Да шучу я, а то обидишься еще. Ты, Шино-сенсей, уж больно обидчивый.       Абураме промолчал. А что сказать? И то правда.       — Если Кибу-сана, к примеру, тревожит несчастная любовь, то тут клин клином вышибает, — рассуждал Конохамару, чутка отдалившись от Инузуки и говоря вполголоса так, чтобы его слышал лишь Шино. — Вон, гляди, — он бросил взгляд на близстоящий столик, где сидела компания молодых женщин, и Абураме посмотрел туда же, — вполне симпатичные особы. Пока Киба-сан еще не в стельку, можно с ними познакомиться.       Шино удивленно моргнул, нервно тронув свои очки, и глянул на Сарутоби.       — И не думай подобное Кибе предлагать. Вконец озвереет.       — Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Конохамару. — Я знаешь, еще чего заметил? — хитро заулыбался он. — Одна из них с тебя глаз не спускала.       Абураме весь сжался, тут же потупив взгляд. Этот парень его быстрее учеников Академии с ума сведет.       — Как думаешь, — не унимался Сарутоби, стреляя глазками в ничего неподозревающих девиц, — та, что справа, придется ему по вкусу?       — Нет, — без раздумий выпалил Шино. — И прекращай ахинею нести.       — А мне кажется, она в его вкусе, — хитро осклабился Конохамару. — Слушай, Киба-сан, может, обзаведемся компанией, раз сегодня нас всего трое осталось? У тебя вон сколько выпивки в запасе, — кивая на стремительно пустеющую бутылку подле Инузуки, заметил он. — Угостим кого посимпатичнее…       Киба обернулся через плечо, где преспокойно выпивали незнакомки, и на его невыразимо печальном лице промелькнула злобная усмешка.       — Если ты о тех шлюхах толкуешь, то я лучше сдохну в одиночестве.       Шино поморщился: все, назад дороги нет. Киба достиг нужной кондиции, раз так говорит о женщинах. А женщин он уважал — спасибо воспитанию матушки и старшей сестры.       — Я же сказал, — Шино с укором обратился к слегка шокированному ответом Кибы Конохамару. — Не суйся к нему с глупостями всякими. Женщины — не лекарство от всех болезней. И лучше бы тебе заранее это усвоить.       — А ты, значит, знаток женщин, Шино-сенсей? — вздернув бровь, съехидничал Сарутоби.       Шино густо покраснел. Нет, ну этот парнишка уж слишком много на себя берет! А он и рад позволять подобное.       — С женщинами опыта у меня не больше, чем сейчас у Кибы смысла здравого. Так что, Конохамару, закрыта тема.       — Вы оба жуть, какими скучными стариканами стали, — негодовал Сарутоби. — И почему я до сих пор предпочитаю напиваться с вами двумя, а?       — Сегодня ты вряд ли напиться сумеешь, — отметил Шино, вновь взглянув на Кибу, что только и успевал глотать спиртное точно воду.       Конохамару нахмурился, постепенно улавливая смысл сказанного Абураме, и отчаянно затряс головой.       — Не-не-не, Шино-сенсей. Я этого бородача перепитого на своем горбу не потащу. Увольте.       — А куда деваться тебе, друг мой? — промолвил Шино, тоскливо поглядывая на вконец надирающегося Инузуку.       Несмотря на все возражения, Конохамару все же прислушался к старшему товарищу и неспешно потягивал пиво, лишая себя удовольствия повеселиться на пьяную голову. Остаток вечера он исподтишка следил за Кибой и не без раздражения отметил, что тот уже совсем лыко не вяжет. Инузука навалился на стойку, пряча покрасневшее лицо в скрещенных руках, и что-то совсем неслышно бормотал, когда кто-то из друзей пытался с ним заговорить.       — Домой тебе пора, Киба-сан, — наставительно проговорил Конохамару, склонившись к приятелю. — Чего тут разлеживаться, когда можно нормально отоспаться в своей кровати? — не получив никакой реакции Кибы, он беспомощно всплеснул руками. — Шино-сенсей! Какого хрена? Твой друг — ты его и приводи в чувство!       Абураме слез со стула и подошел к Кибе сзади, осторожно коснувшись его спины.       — Киба, пойдем проветримся? Может, ты поговорить хочешь?       — Отвянь, Шино, — едва ворочая языком, пробормотал Инузука.       — Уговоры пустые нас не приведут ни к чему путному, — заключил Абураме и за плечо развернул Кибу к себе, пытаясь поставить его на ноги. — Конохамару, помогай.       — Твою ж дивизию… — захныкал Сарутоби, подрываясь с места.       Киба отнекивался, обессилено брыкался и обкладывал товарищей трехэтажным матом, пока те непосильным трудом пытались вытащить его из бара. Конохамару тоже неприлично сквернословил, кряхтя и пыхтя от тяжести тела пьянющего вдрызг Инузуки.       — Кто бы мог подумать, что ты способен так налакаться, — причитал он, сваливая безвольного Кибу на скамейку у входа в питейное заведение.       Шино шумно выдохнул, когда они усадили друга на лавчонку, и отер ладонью взмокший лоб.       — И что дальше? — насупился Сарутоби. — До самого дома предлагаешь его волоком волочь?       — А ты его здесь оставить желаешь? — вскинулся Шино.       Киба вымученно вздохнул, очевидно, из последних сил выпрямляясь на скамейке.       — Я сам могу идти.       Конохамару прыснул.       — Ага. Счастливо добраться.       — Помнишь, как я напился, когда мы отмечали мой первый рабочий день в Академии? — не в тему спросил Абураме, присаживаясь рядом с Кибой.       — Я помню, — вмешался Конохамару. — Хотя… Мы тогда все неслабо упились, — он смущенно почесал встрепанный затылок.       — Киба меня тогда до дома на себе тащил, — с полуулыбкой вспоминал Шино.       — Верю, — как-то виновато пробурчал Сарутоби и плюхнулся на единственное свободное место на лавке. — Ты не подумай, что я всерьез тут возмущаюсь. Я ж не мудло последнее, чтобы товарища в беде бросить.       — Знаю, Конохамару.       — Кончайте лясы точить, — выдавил из себя Киба, бесконтрольно заваливаясь на плечо Шино. — Посижу чутка — и пойдем.       — Посиди-посиди, — сочувственно поджав губы, кивнул Сарутоби, и это стало последним, что Инузука услышал сегодняшним вечером.       Однако наутро он плохо помнил, что слышал, а чего нет. Лежа в своей кровати, Киба сквозь беспокойный сон уловил чей-то голос, но долго не мог разобрать, кому тот принадлежит. Окончательно проснувшись из-за вспышки яркого света, слепившего глаза сквозь миллиметровые щелочки, он зажмурился и тихонько простонал.       — Кошмар, ну и вонища! — настежь распахивая окна, воскликнула Инузука Хана и развернулась к распростертому на широкой кровати брату. — Тут же перегаром воняет страшно!       Киба неслышно выругался, раздраженно сбрасывая с себя влажное одеяло. Визит старшей сестры этим отвратительным утром определенно сделает его еще хуже.       — Отвали, пожалуйста, Хана. Это мой дом, и я решаю, чем здесь будет вонять.       Хана густо нахмурилась. Не используй Киба в паре с «отвали» слово «пожалуйста», она бы с готовностью настучала ему по голове за проявленное неуважение. Правда, Хана была гораздо мягче их строгой матери. Особенно, по отношению к Кибе.       — Поговори еще, — все же ругнулась она и швырнула в лицо брата его футболку. — Одевайся давай. Вылезай из кровати и топай на кухню.       — Сам виноват: надо было двери запирать, — едва слышно буркнул младший Инузука, лениво натягивая на себя одежду.       Хана ничего не ответила и вышла из спальни, дав ему возможность одеться. С горем пополам выбравшись из постели, Киба схватился за голову: казалось, его череп вот-вот расколется надвое от ужасного похмелья. В глазах потемнело, и где-то в горле замаячила тошнота.       Прохладный душ немного привел Кибу в чувство, но этого оказалось мало для того, чтобы снова стать человеком. В глотке было так сухо, что ее всю болезненно стягивало, и Киба стал пить прямо из-под крана. Собрав мокрые волосы растянутой резинкой в неряшливое нечто вроде гульки, он с презрением окинул взглядом свое отражение в зеркале и нехотя вышел из ванной.       — Садись, поешь немного, — распорядилась Хана, подавая к столу жареный рис под подушечкой воздушного омлета.       — Премного благодарен, но меня вывернет, если я что-нибудь съем, — скривился Киба, но за стол все же уселся.       — Не спорь, — поставив чашку горячего чая подле брата, возразила женщина. — Похмелье у тебя или нет — не важно. Ты должен позавтракать.       — С возрастом ты все больше становишься похожей на нашу мать, — безрадостно заметил Инузука-младший. — Так у тебя никогда мужика не будет.       — О себе лучше подумай, — усмехнулась она. — Ты — продолжение клана Инузука, а наследников так и не видать. Все твои друзья давно обзавелись семьями, а ты…       — Ой, не начинай, а, — застонал Киба, по-детски затыкая уши. — Я же не девица на выданье, чтобы переживать о неимении потомства.       — С тебя спросу больше. Ты мужчина.       — Я только и слышу с самого детства: «ты мужчина!» И что с того? Давай, я сам буду своей жизнью распоряжаться?       — Что с того? — уперев руки в бока, возмутилась Хана. — Все дело в том, что ты все еще остаешься легкомысленным мальчишкой. Тебя мало что заботит, Киба. Гуляй — не нагуляешься. А дальше что?       Кибу так и подмывало сказать сестре все, как есть. Что он вовсе не легкомысленный гуляка, разбрасывающийся женщинами, а несчастный болван, отдавший свое сердце на растерзание любимой. Может, с виду и казалось, что Киба не хотел обременять себя семьей и детьми, но это не имело ничего общего с правдой. Он хотел семью. И мечтал иметь детей подобно его друзьям, но как, если его сердце заполонила любовь только к одной женщине, с которой все это невозможно?       — Я съем твой завтрак, — пошел на попятную Киба. — Спасибо.       Хана слабо улыбнулась. Она говорила так строго лишь оттого, что переживала за брата и хотела для него лучшей жизни, а не видеть его одиноким вплоть до своей кончины. Они виделись не так уж и часто, но при встрече с Кибой Хана замечала в нем едва уловимое беспокойство чем-то. Он никогда не был с сестрой слишком откровенным, чего бы это ни затрагивало, пусть у них и складывались близкие доверительные отношения еще с детства. И если раньше Хану скрытность Кибы не заботила, то сейчас ей хотелось бы побольше знать о нем.       — Что у тебя происходит? — полюбопытствовала она как будто невзначай. На самом деле, ее вопрос прозвучал излишне требовательно.       — Ничего, — нахмурился он, обжигая пальцы о чашку и тут же их отдергивая.       — В последнее время, ты сам на себя не похож. Я волнуюсь.       Киба обессилено прикрыл веки, облокачиваясь на спинку стула. Он все чаще слышал от людей подобные вопросы. Неужто у него на лице было написано, что он порой чувствовал себя так паршиво, что вздернуться хотелось?       — Незачем тебе попусту волноваться. Что со мной будет?       — Не знаю, — пожала плечами Хана. — Может, случилось чего, а ты и ни словом не обмолвишься.       — Не придумывай, — отхлебнув чая, пробормотал Киба. — Тебе лишь бы нотации мне почитать.       — На самом деле, я вовсе не нотации тебе читать пришла, — Хана села напротив Кибы, поставив рядом чашку с чаем для себя. — Как давно ты что-нибудь слышал о нашем отце?       Киба удивленно хмыкнул.       — А он че, жив еще?       Она закатила глаза.       — Отец просто ушел от нас, Киба. А не умер.       — К сожалению, — неприязненно добавил Инузука.       Хана вздохнула, осторожно отпивая из горячей кружки.       — Он вполне себе жив и здоров. У него есть семья и взрослые дети.       Киба затолкал в рот омлет с рисом и пробубнил:       — Поздравляю.       — Представляешь, у отца своя столярная мастерская, — излишне радостно поведала она.       — Значит, ремесленником заделался? Не по душе ему пришлась жизнь шиноби, — коротко рассмеялся он и тут же посерьезнел. — Погоди, а ты откуда все это знаешь?       — Я ему писала, — несмело пояснила Хана. — И он ответил.       Киба гневно раздул ноздри, исподлобья глядя на сестру. Он злился на отца. За то, что тот бросил их мать, и за то, что оставил на нее своих детей. Киба не понимал, как можно находиться вдали от собственных отпрысков, хотя сам до сих пор не познал радости отцовства. Да, конечно, он хотел узнать этого человека, поговорить с ним и понять, как это — иметь отца. Но теперь, спустя так много лет, Киба не находил это возможным. Да и к чему думать о подобном? Человеку, что причастен к его рождению, он и сам нужен как собаке пятая лапа.       — Я знаю, о чем ты думаешь, Киба, — мягко произнесла Хана. — Но он очень заинтересован в нашем общении, и я решила, что… Может, стоит попробовать наладить контакт? Он ведь наш отец. И он был очень рад, когда я с ним связалась.       — А матушка об этом знает? Вряд ли бы ей это понравилось.       — Знает. И ничего против она не сказала. Ей давно нет до него дела.       — Как и ему до нас.       — Зря ты так, братик. Между прочим, он первым делом спросил: «как там мой мальчик Киба?»       Инузука аж чаем поперхнулся, едва не выронив из рук чашку.       — Старый идиот. Мне под сороковник! Какой я ему, нахрен, мальчик? Раньше надо было интересоваться. Когда это было в тему.       Хана дотянулась до руки раздраженного брата и успокаивающе накрыла ее своей ладонью.       — Киба, послушай. Последнее письмо отца было адресовано лично тебе.       Инузука оторопел, ощутив, как сильно сестра сжала его дрогнувшие пальцы.       — Я принесла его. Прочтешь?       Киба покачал головой, выдернув руку из ладони Ханы.       — И не проси. Я не собираюсь читать всякий оправдательный бред, вроде: «я был слишком молод и глуп, поступил опрометчиво, нет мне прощения, но ты прости…» Такого плана чушь он пишет, да? Я уже давно не наивный ребенок, который бы в те годы всеми конечностями ухватился за возможность пообщаться с нерадивым отцом. Хана, сама подумай. Разве сейчас можно что-то исправить?       — Всегда можно что-то исправить, — твердо сказала она.       — Нет, — противился Киба. Ему было хорошо известно: не все, что разрушено, подлежит восстановлению.       Хана поднялась на ноги и скрылась в прихожей. Вернувшись, она положила конверт на стол, за которым сидел Киба, и заглянула ему в глаза.       — Прочти. Можешь не отвечать. Но просто прочти.       Он покосился на отцовское письмо и поморщился. Жизнь из раза в раз преподносила ему сюрпризы, внося непоправимые изменения — как благоприятные, так и совершенно непосильные для дальнейшего существования. Что, если это письмо послужит очередным таким изменением в его многострадальной жизни?       «Да и черт с ней» — подумал Киба и потянулся к конверту.