Трижды благоразумны

      Время шло. Разъехались друзья, еще полгода назад бывшие неразлучными. Зажила рана Рошфора, оставив на память о себе только след. Затягивалась, заполнялась повседневными заботами, пустота в сердце д’Артаньяна. Он с головой ушел в служебную рутину. Иногда участвовал в попойках мушкетерского полка, иногда – затевал проделки, достойные памяти о неразлучной четверке. Но большую часть времени все же уделял своим лейтенантским обязанностям и тому, что считал таковыми. Его почти всегда можно было найти в Лувре.       Он знал обо всем, что происходило в полку. Ему не было необходимости сверяться с расписанием дежурств, чтобы знать, кого и где можно найти. Он знал об отпусках, дуэлях, ссорах. Знал о нарушениях дисциплины еще, казалось, до того, как они происходили. Мушкетеры и любили его за исключительную храбрость и справедливость, и опасались, потому что веселый и беззаботный гасконец превращался в строгого командира, стоило только заступить на службу.       Рошфор заметил его издали. Лейтенант мушкетеров его величества, по-видимому, в очередной раз обходил посты. И, кажется, остался недоволен своими подчиненными. Он серьезно отчитывал незадачливого мушкетера. Рошфору даже на миг стало жаль несчастного. Уж он-то знал, на что способен разъяренный д’Артаньян. Рука непроизвольно потянулась к левому плечу. Впрочем, если ему, лучшему врагу, это известно, уж мушкетерам-то и подавно должно бы. А значит, поделом. Думать надо было, прежде чем нарушать дисциплину в дежурство лейтенанта д’Артаньяна.       Тот как раз закончил свою тираду. Надо отдать должное, ему хватило такта высказываться вполголоса, хотя живость жестикуляции с лихвой компенсировала для случайных свидетелей этот недостаток. Да уж, если д’Артаньян в ярости, на глаза ему благоразумней не попадаться. Но бороться с собственным любопытством граф считал напрасной тратой сил. Лучше уж бороться с его последствиями, это куда интереснее. И он, еще раз коснувшись раны, направился к решительно шагавшему с опущенной головой д’Артаньяну.       – Господин д’Артаньян, – Рошфор подчеркнуто вежливо поклонился, приготовившись к тому, что сейчас ему достанется все то, что недополучил часовой. К его удивлению, поднявший голову д’Артаньян походил скорее на человека, борющегося со смехом, чем с желанием кого-нибудь убить.       – О, граф! Как ваша рана?       – Мой лекарь был восхищен. Скажите, д’Артаньян, чем так провинился ваш подчиненный?       – Провинился? – д’Артаньян все-таки не удержался и расхохотался. – Вы правда хотите знать, Рошфор?       Рошфор расслышал в голосе лейтенанта сомнение, но желание поделиться историей, да еще и с кем-то, кто ее оценит, как не без самодовольства подумалось Рошфору, пересилило неуверенность.              – Граф, вы знаете, что повинно во всех бедах рода людского?       – Человеческая глупость, жадность и трусость?       – Вы так думаете? – д’Артаньян изобразил удивление. – Разумеется, нет, граф. Яблоко. Это всегда яблоко. И об этом даже должно быть какое-то латинское выражение, которого я, к счастью, не знаю. Вы удивитесь, но и в этот раз причиной всему вновь послужило яблоко. Наш д’Эспине, знаете ли, удивительным образом действует на молоденьких дам. Они не только жаждут его приласкать, но и накормить, что, пожалуй, не менее, а, может, и более полезно. И вот кому-то из сердобольных фрейлин ее величества стало жаль бедного мушкетера, вынужденного стоять в карауле. И она угостила его яблоком.       – Вопиющее нарушение дисциплины.       – Да и черт бы с ним. Но д’Эспине – натура возвышенная, не лишенная талантов. Помимо того, что он очень хорош в стрельбе, да и фехтует достойно звания мушкетера, – Рошфор отметил в голосе гасконца гордость. Так говорят о своих детях и о своих солдатах. Боже, сам д’Артаньян ведь года на три всего старше этого мальчишки, но сейчас было так легко об этом забыть. – Так вот, вы не поверите, но этот нормандский Бенвенуто Челлини мушкетерского полка от скуки не то выгрыз, не то вырезал в яблоке портрет господина де Росне.       – Неужели?       – Ну, детального портретного сходства там не требовалось. Достаточно было и одного шрама. А ведь есть еще нос.       – Да, пожалуй. И вы отчитали беднягу за излишек вдохновения? – Рошфор изо всех сил сдерживал смех.       – Что вы, граф. Этот болван решил похвастать своим творением товарищу по караулу. И не придумал ничего умнее, чем постараться добросить огрызок.       – И?       – И надо ж было такому случиться, угадайте, кто в этот момент вышел из Лувра? Злосчастный огрызок упал прямо под ноги господину де Росне. И будем считать удачей, что я проходил мимо в этот момент.       Рошфор улыбнулся:       – И что же вы сделали, шевалье?       – Что-что. Надо ж было мне как-то его отвлечь, пока эти два недотепы пытались скрыть следы своего творческого порыва. Я поссорился с ним и вызвал его на дуэль.       – Что? Д’Артаньян, скажите, вы бы не хотели для разнообразия попытаться хоть раз решить вопрос как-то по-другому?       – Нет, граф. Зачем? По-моему, у меня неплохо получается.       – Да уж, не мне с этим спорить.       – Кроме того, я считаю, что он пренеприятный тип. А вчера он позволил себе крайне нелестное высказывание о мушкетерах.       – То есть, вашим мушкетерам попало за неуместное проявление художественных наклонностей?       – Нет, граф. Им попало за неточный бросок и за не проведенную перед ним рекогносцировку. Если уж решил разбрасываться на посту компрометирующими яблоками, так уж, будь добр, следи хотя бы, чтобы никто этого не видел.       – И каким, позвольте узнать, будет наказание?       – Отправил обоих в зал для игры в мяч. И пообещал, что сам приду понаблюдать. И пусть только попробуют проиграть! Не изгонять же с позором их из мушкетеров за не вовремя надкушенное яблоко. Да и жизнь в полку – не то, чтобы такой уж рай.       – Если бы я вас не знал, решил бы, что вы меня разыгрываете, шевалье.       – Но вспомнили о том, что я слишком честен, чтобы выдумывать такое? – хитро прищурился д’Артаньян.       – Вспомнил о том, насколько умело вы притягиваете подобные истории.       – Знаете, Рошфор, на сегодня с меня достаточно дуэлей, поэтому я сочту ваши слова за комплимент.       – И вы знаете, пожалуй, будете правы, – задумчиво проговорил Рошфор.       – Кстати, вот оно, яблоко, – гасконец протянул Рошфору огрызок. Под определенным углом сходство с Росне отрицать было нельзя, хотя, на вкус Рошфора, на причину для дуэли и не тянуло.       Неожиданно Рошфор подумал, что кардинал был не так уж и не прав, предлагая им с д’Артаньяном стать друзьями. Ришелье разглядел сходство своего верного пса и гасконского щенка куда раньше, чем они сами. Целеустремленные и находчивые, оба воспринимали невозможное, как вызов. Преданные и честные, умели быть благодарными. Рошфору нравилось остроумие гасконца и та легкость, с которой он смотрел на вещи. За те годы, что они знакомы, д’Артаньян повзрослел. Рошфор оценил противника еще в восемнадцатилетнем мальчишке, но сейчас он стал еще интересней. С ним нельзя было расслабляться, это и привлекало. Ему захотелось продолжить эту беседу, отвлечься немного от собственных забот.       – Д’Артаньян, как вы смотрите на то, чтобы выпить вместе, когда вы сменитесь с дежурства?       – А я не на дежурстве, Рошфор.       – Господи, вы даже не на дежурстве! Повезло же им с вами! Получить взбучку от лейтенанта, который даже не был на дежурстве... Ох, д’Артаньян, подарите вы немного покоя своим мушкетерам. Женитесь, что ли? Заведите, в крайнем случае, любовницу, – еще до того, как слова успели слететь с его языка, Рошфор успел пожалеть о них. Но было поздно. Глаза гасконца потемнели, а сам он побледнел.       «Рошфор, ты болван! Сам ведь только что напоминал себе, что с д’Артаньяном нельзя терять бдительности, и тут же расслабился. Ай-ай, это ведь было жестоко, даже для беспринципного шпиона кардинала. Идиот! Нет, монсеньор, не сегодня еще мы станем лучшими друзьями, – Рошфор невесело ухмыльнулся своим мыслям, уже не заботясь о том, как воспримет эту ухмылку д’Артаньян. Бросив в костер бочку пороха, поздно тушить свечу. Оставалось лишь терпеливо ждать неизбежного взрыва. – А ведь могли уже пить в “Сосновой шишке”, – тоскливо подумал Рошфор. – С другой стороны, заслужил ведь». Рана заныла.       И д’Артаньян не обманул ожиданий. Рошфор не смог бы вспомнить, какими оскорблениями провоцировал его гасконец. По правде говоря, он даже не слушал. Просто ждал, когда д’Артаньяну надоест упражняться в жонглировании словами.              Воспользовавшись небольшой паузой, необходимой, очевидно, для подбора наиболее удачного эпитета, он просто устало спросил:       – Когда и где, шевалье?  

***

      Д’Артаньян явился к месту дуэли за пятнадцать минут до назначенного времени. Интересно, почему он назвал местом встречи монастырь Дешо? Наверное, просто бросил первое, что пришло на ум. А теперь сидел там, где ждал его Атос шесть лет назад. В тот день, когда он обрел лучших в мире друзей, он жаждал дуэли с Рошфором, ему казалось, он готов заплатить любую цену за эту возможность. Теперь вот заплатил. Хороша сделка – он потерял всех друзей, лишился возлюбленной. Но надо признать, небеса свою часть выполнили с лихвой – дуэль-то уже вторая.       И никакого радостного предвкушения, никакой бурлящей в крови жажды мести. К чему это все? Утраченного не вернуть. Просто еще одна бессмысленная эскапада. Похоже, прав Рошфор. Пора прекращать вести себя так, будто перед тобой весь мир. Не мальчишка уже. И, если уж честно, принесет ли ему счастье смерть Рошфора? Вряд ли. Он и в прошлый раз в глубине души был рад, что не убил его. Одно дело – совершать подвиги во имя любимой, когда готов не то, что Рошфора – весь мир вызвать на дуэль, другое – в память, не о ней, нет, о себе том, молодом и влюбленном. Одно дело – бежать вприпрыжку к другу, спешить поделиться приключением, почувствовать даже сквозь неодобрение теплоту безусловной поддержки, другое – пытаться залатать прореху в месте, где были друзья, бестолковой проделкой. Д'Артаньян невесело покачал головой.       Рошфор появился ровно в назначенный час. Противника своего он нашел в скверном расположении духа. По крайней мере, Рошфору так показалось по непривычной тишине прозрачного воздуха, не звенящего от колкостей. Да и сам д’Артаньян в неярком рассветном солнце казался каким-то блеклым, он вовсе не напоминал ни того неугомонного задиру на желтой лошади, ни даже того вчерашнего грозного лейтенанта. В прошлый раз гасконец с куда большим нетерпением ожидал возможности его проткнуть. А сейчас… Это было невероятно, но, похоже, драться д'Артаньян не хотел. Рошфор и не думал, что когда-нибудь на своем веку станет свидетелем такого невозможного зрелища. Это ведь как увидеть кардинала, позвякивающего бубенчиками на колпаке в такт совершенно нелепому танцу. Впрочем, чего только не случается на свете.       – Д’Артаньян, вы без секундантов?       – Полагаете, они нам нужны?       – Полагаю, обойдемся. Кроме того, чем меньше людей будут посвящены в подробности нашей небольшой прогулки, тем лучше. Я еще в прошлый раз был почти уверен, что вновь окажусь в гостеприимных стенах Бастилии. Ко мне его высокопреосвященство не столь снисходителен, как к вам.       – Кстати, ваша рана, Рошфор. Не помешает ли она вам?       – Не слишком ли поздно вы решили спросить? – иронично поднял бровь Рошфор.       – Ну, пока я вас еще не убил, значит, не слишком, – в хандре д’Артаньяна Рошфор почувствовал появление едва заметных трещин.       – О, знаменитая гасконская торопливость! Поверьте, моя рана не облегчит вам задачи. Д’Артаньян, если вы пришли сюда поболтать, то я, помнится, предлагал вам куда более приятное место.       Молния во взгляде гасконца на миг осветила значительно увеличившиеся бреши в его меланхолии.       «Господи, зачем я это делаю? Рошфор-Рошфор, нет бы замолчать и разделаться с этим мальчишкой, пока он занят своими печалями. Но нет, тебе непременно нужно извлечь из д’Артаньяна этого несносного дьявола, чернокнижник ты чертов. Мало тебе в жизни приключений?» – и Рошфор ухмыльнулся:       – Шевалье, если вы не передумали, давайте начнем. У меня еще масса дел, его преосвященство ждать не будет.       Шпаги сверкнули.       – Ах, господин Рошфор, вы надеетесь, что его высокопреосвященство вас дождется?       – Хотелось бы, д’Артаньян, хотелось бы, – остановиться на полпути Рошфор уже не мог. – Д'Артаньян, вы сегодня так осторожны. Боитесь испачкать новые ботфорты? – выпад.       – Рошфор, откуда у меня новые ботфорты? – шаг назад, защита.       – Говорили вам умные люди в свое время: «Идите на службу к кардиналу», может, и были бы, – шаг, еще шаг.       – Не вы ли только что вспоминали свои каникулы в Бастилии? – перевод, выпад. С каждым словом, с каждым шагом все ярче сверкали глаза гасконца, все жарче светило солнце. Или Рошфору только казалось?       – Ну, шевалье, вы тоже должны были угодить в Фор-Левек, если бы не ваш самоотверженный товарищ, – контратака.       – Атос – молодчина, он знатно потрепал нервы вашим судейским, – атака, ещё атака, д'Артаньян входит во вкус.       – Не могу его за это винить, даже немного завидую. Хотя подпортили вы мне планы своими дьявольскими выходками, – шаг, еще шаг, финт.       – Мы подпортили? – удар отбит. И голос д’Артаньяна, и звон клинков звучали уже почти весело. – Рошфор, каждый раз ваши загадочные появления и исчезновения в моей жизни были предвестниками новых неприятностей, – выпад, – я и сейчас все жду, что вы вот-вот исчезнете в облаке серного дыма.       Рошфор не удержался, позволил себе один короткий смешок, но этого оказалось достаточно для шпаги д’Артаньяна и прилагающейся к ней ловкости. Клинок вошел в правый бок, Рошфор покачнулся и упал бы, если бы не плечо д’Артаньяна. Тот уже отбросил шпагу и в мгновение оказался рядом.       – Ах, как неосмотрительно, господин гасконец. Сколько дуэлянтов погибло от куда менее вопиющей беспечности.       – Бросьте, Рошфор. Вы хотите сказать, что готовы проткнуть меня, пока я тут пытаюсь сделать ваше приземление менее стремительным?       Рошфор принюхался:       – А вы не чувствуете, серой пахнет? – несмотря на боль в боку и легкое головокружение, Рошфор наконец засмеялся.       – Тише, граф, тише, – д'Артаньян уложил Рошфора на землю, зажал рану. Насколько он мог судить, она была не такой страшной, но кровь надо было остановить скорее. Д'Артаньян поднял голову:       – А вот и Планше, – с облегчением произнес он. – Точен, как всегда. Прохвост, конечно, знатный, но некоторые ваши неудачи – не в последнюю очередь его заслуга. Планше ещё на ходу начал извлекать из мешка тряпье и бинты.       – Предусмотрительно, шевалье. Вы и тут оказались более точны, – Рошфор кивнул в сторону улицы Вожирар, по которой уже спешил его слуга.       – Что-то вы слишком уж разговорчивы сегодня, граф. Помолчите, дайте Планше заняться раной.