Компонент огня

      В просторной частной школе пришло время обеда и, едва звенит звонок, оповещающий о самой большой перемене, дети спешат в столовую, зачастую сбивая друг друга с ног. Первоклассники самые громкие и шумные в толпе, но покорно уступают места старшим ребятам и не слишком возмущаются, когда они влезают в очередь.       За небольшим столом изо дня в день собирается та же компания одноклассников. Кто-то уже успел занять своё место и возится со скромным обедом.       — Ами, что с тобой такое сегодня? Все уроки хмурая сидишь, — Макото тихо усмехается, с выразительным хлопком опуская поднос на стол.       — Мои родители — устало начинает та, — иногда ведут себя как подростки. Вчера укатили на свидание и не проверили мою домашку на понедельник, придётся делать её сегодня. — Она зевает, прикрыв рот рукой, в которой держит вилку. — Ждала их до двух ночи, но так и не дождалась.       — Дурочка, ты бы радовалась, — не по годам взрослым насмешливым тоном говорит он, — мои родители в разводе, и я бы всё отдал, чтобы они укатили на свидание до двух ночи.       Ами усмехается.       — Нет, я серьёзно, — продолжает он и тыкает вилкой куда-то в толпу, — вот ты посмотри на того третьеклашку, — девушка послушно оборачивается и видит потерянного вида мальчика, который то и дело поправляет манжеты рубашки, одёргивая их вниз, будто что-то скрывая, — это Тацуя, и его вместе с мамой частенько избивает отец, точно тебе говорю. Так что не всем так повезло, как тебе.       — Откуда ты это знаешь? — Скептически отзывается Ами.       — Мой отчим работает в полиции и регулярно их посещает. Говорит, что такими темпами его отца лишат родительских прав, — Макото пожимает плечами и принимается за овощное рагу.       — Это всё, конечно, здорово, — начинает Рей, прикончив свою порцию обеда, — но ты уверена, что их свидание — это действительно свидание?       Ами хмурится, и парень поясняет:       — Моя мама говорит, что твой отец — чудовище. Что он главенствовал в Четвёртом районе и творил страшные вещи. Она рассказывала, что твоя мама — она же миротворец — просто для вида с ним живет, чтобы убедить всех, что люди и гули теперь дружат.       — Что ты за чушь несёшь? — Фыркает Юко. — Они же любят друг друга — это очевидно. Ами, не пойми неправильно, но твой отец — краш, конечно. Не представляю, как такого можно не любить. — Поясняет девочка, вгоняя свою подругу в краску. — А как он смотрит на твою маму! Тут любому станет понятно, что он влюблён по уши.       — Они гули и не могут любить, — продолжает Рей и, заметив изумлённое лицо Ами, делает попытку объясниться: — я имею в виду тех гулей, которые до Закона жили, они же людей убивали и других гулей тоже, как они могут любить?       — Солдаты на войне тоже людей убивают, но вроде любить не разучиваются, — продолжает настаивать Юко, а Ами чувствует, что готова провалиться сквозь землю.       — Ничего ты не понимаешь, — Рей отмахивается от неё, — это совершенно разные вещи.

***

      Лиа просыпается рано, подчиняясь своему внутреннему чувству времени, которое явно противоречит происходящему за окном. Видя непроглядную темноту, она решает предпринять несколько попыток уснуть, думая, что пробуждение связано с неспокойным сном Уты, который то и дело толкает её в бок и пытается обнять. Попытки не увенчиваются успехом, и, сдавшись, она тянется к телефону и видит, что сейчас лишь начало восьмого.       За окном темно — сказывается зимняя пора. Губы пересохли, и Лиа решает спуститься вниз и выпить воды. Она осторожно садится на постели и оборачивается на мужа, который беспокойно наглаживает простыни, разыскивая любимую во сне. Лиа улыбается, встаёт с кровати и, тихо шлёпая босыми ногами об пол, проходит на кухню. Не включая свет, она наполняет стакан водой из-под крана и делает пару глотков. За окном медленно падает снег, тонким слоем покрывая землю — от этого вида по коже женщины бегут мурашки, и она ёжится, шагая в сторону спальни.       Проходя мимо комнаты дочери, она невольно вслушивается в тишину за дверью и ловит себя на мысли, что она единственная, кому не спится в такой ранний час.       Зайдя в спальню, она обращает внимание на духоту в комнате и открывает окно над кроватью. Нависая над ничего не подозревающим мужем, она улыбается, но быстро её улыбка становится игривой, и она наклоняется к его уху и мягко целует в щёку, отчего Ута в полусне приоткрывает глаза. Она садится сверху, и мужчина приобнимает её за ягодицы.       — Уже так поздно, а солнце всё ещё не встало, — тихо произносит она, целуя его в шею. Ута коротко усмехается, и Лиа чувствует, как его пальцы медленно скользят по краю шёлкового белья.       Лиа поднимается к его уху и целует нежную кожу за ним, затем выпрямляется, утягивая за собой мужчину, и снимает с него футболку, а он вторит её жесту и снимает одежду с неё. С ухмылкой Лиа вновь укладывает его на постель и целует шею, плечи, грудь, и Ута наслаждается тем, как она нежно, но в то же время нетерпеливо осыпает его тело поцелуями. Её ладони скользят по его торсу, а губы спускаются ниже, достигают края белья и целуют сквозь ткань лобок и выпирающий член.       Лиа отстраняется, стягивает пальцами бельё мужчины и отбрасывает на край кровати. Она ловит заинтригованный взгляд супруга и вновь опускается ниже. Она целует его пресс, лобок, будто повторяя маршрут, и рукой обхватывает член, прежде чем поцеловать головку. Дыхание Уты сбивается, когда Лиа приступает к минету, лаская его достоинство и попеременно чередуя глубокие и поверхностные движения. Она чувствует, как твердеет и увеличивается его член, и вскоре отстраняется.       Она поднимается вверх короткими поцелуями, пока не встречается взглядом с масочником, с хитрой улыбкой наблюдающим за ней.       — Взбодрился? — Игриво спрашивает она.       — Ещё как, — шёпотом отвечает он, притягивает её к себе и страстно целует в губы.       Его руки опускаются вниз, достигают края белья Лии и стягивают его. Лиа поддаётся его напору и садится сверху. Когда Ута оказывается в ней, его дыхание блаженно замедляется, а тело напрягается. Она начинает медленно двигаться, внимательно наблюдая за реакциями мужа, а его ладони скользят по её бедрам, подсказывая нужный темп. Но этого быстро становится недостаточно, и Ута притягивает Лию к себе и начинает двигаться сам, стремительно наращивая темп. Лиа чувствует, как глубоко входит его член при каждом толчке, задевая все чувствительные места. Как бы она ни старалась сдерживаться, но её собственное дыхание становится неприлично громким и отрывистым, вторящим ритму мужа, и она утыкается лицом в подушку в попытке заглушить его.       Ута страстно целует плечи и шею Лии, оставляя яркие следы, и, когда Лиа перебирается немного выше, подчиняясь его быстрому темпу, ласкает её грудь, прикусывая чувствительные соски.       Лии приходится держаться рукой за деревянное изголовье кровати, и вскоре она чувствует, как устаёт ее тело.       — Давай сменим позу, — просит она, слегка отстраняясь.       — Давай, — игриво соглашается он и продолжает неторопливо и глубоко двигаться, нарочно сбивая Лию с любых мыслей, — как ты хочешь?       — Я?.. — с придыханием переспрашивает она, не в силах сосредоточиться, — я не знаю.       Ута с удовольствием наблюдает, как она пытается собраться с мыслями, прикрыв глаза и подняв вверх голову в попытке отстраниться, но всё её тело подчиняется его движениям: бедра вторят его ритму, а пальцы крепко сжимают плечи.       — Давай… поменяемся? — Наконец просит она и открывает глаза.       Ута наблюдает, как Лиа поднимается с него. Оказавшись на спине, она укладывает подушку под ягодицы и кладёт ладонь на бедро мужа. Он наклоняется и целует её в губы, прежде чем вновь продолжить движения, переполненные страстью. Чем сильнее к Лии наклоняется Ута, тем более глубокими и вдумчивыми становятся его движения. Он чувствует, как напрягаются её мышцы пресса и бёдер, слышит её шумное дыхание и видит, как она жмурит веки в преддверии экстаза.       Каждый раз, когда он замечает скорую разрядку Лии, он чувствует, как распаляется его нутро, приближая собственный пик удовольствия в невольной попытке слиться в экстазе. Он припадет к шее Лии, она кладёт ладонь на его голову, и пальцы быстро запутываются в волосах, но они не замечают этого, поглощённые процессом. Ута чувствует, как Лиа сжимает его член внутри себя и как с каждым толчком её дыхание становится всё громче, пока Лиа не прячет лицо в его шее, до крови прокусывая плечо в попытке заглушить собственный стон, звучащий до того жалобно и сладко, что руки масочника неосознанно тянутся к ней в попытке обнять и прижать к себе. Он продолжает медленно двигаться, пока пульсация внутри неё не доводит его до вершины наслаждения, с судорогой выталкивая накопившуюся сперму в её лоно.       Их тяжёлое дыхание сливается воедино, Ута кладёт голову на её хрупкое плечо и коротко целует, а она нежно поглаживает его по спине.       — Прости… Сильно болит? — Спрашивает она, едва справившись с дыханием, и касается пальцами плеча вокруг места укуса.       — Нет, — отвечает он и мягко целует в губы, прежде чем выйти из неё и упасть рядом.       В комнате раздаётся тихая мелодия будильника, Лиа усмехается:       — Как мы вовремя.       Ута смеётся в ответ.       Женщина рукой нашаривает телефон и выключает будильник, а затем медленно садится на постели, оглядываясь на сумерки за окном.       — Я схожу в душ, — говорит она, повернувшись к мужу и встретившись с его расслабленным и нежным взглядом, — а ты можешь, пожалуйста, разбудить Ами и заняться завтраком.       — Конечно, — отвечает он и притягивает супругу к себе за запястье, чтобы мягко поцеловать её.       — Спасибо, — шепчет она.       Ута наблюдает, как Лиа встаёт с постели и скрывается за дверью ванной, прислушивается к тихому шороху полотенца, снятого с полотенцесушителя, и шуму воды, тонкими струйками бегущей из душа. На минуту он позволяет себе задержаться в постели, а после лениво встаёт, принимаясь собирать свою одежду с пола.       Лиа задерживается в душе чуть дольше обычного, наслаждаясь расслабляющей теплотой воды и готовясь к новому дню, в который они должны отправиться вместе с дочерью на новогодний бал, устраиваемый школой в преддверии окончания детьми младших классов. Она смутно представляет, что ждёт её там.       Смыв с себя следы утра, она выбирается из душа и наскоро обтирает мокрое тело полотенцем, чтобы после укутать влажные волосы. Подойдя к зеркалу, она видит яркие пунцовые пятна на шее и тяжело вздыхает — с того момента, как она стала питаться искусственным мясом взамен человеческого, она заметила, что раны и синяки стали проходить значительно медленнее, хотя и всё ещё быстрее, чем у людей. Лиа поднимает пальцы к следам и с силой расчёсывает, сгоняя кровь к синяку, что обычно помогает значительно ускорить их заживление.       Затем она снимает полотенце с головы и высушивает волосы феном, внимательно наблюдая, как сходит краснота с шеи и тускнеют фиолетовые следы. Для того чтобы одеться, ей приходится вернуться в спальню и в пару к футболке, в которой спала, надеть широкие домашние штаны в крупную клетку. Перед тем как спуститься на кухню, она в последний раз смотрит на свою шею и в целом удовлетворяется потускневшими засосами, которые уже не бросаются в глаза.        Лиа спускается на кухню и застаёт там Ами, лениво пережёвывающую поджаренные сырники с изюмом.       — Доброе утро, — говорит Лиа, подходя к плите, на которой стоит сковорода с сырниками, — а где папа?       — Доброе, — тихо отвечает Ами с набитым ртом, — он поехал менять резину, сказал, что скоро будет.       — А, понятно, — проговаривает она, накладывая себе завтрак, и, бросив короткий взгляд на дочь, замечает её слегка хмурый и взволнованный вид, — выглядишь замученной, приснился плохой сон?       — Нет, — та пытается улыбнуться, наблюдая, как мама садится за стол, — вообще не помню, что снилось — спала как убитая.       Лиа ловит её натянутый тон и на секунду хмурится, думая над его причиной, и, найдя самую очевидную, внутренне сжимается, проклиная саму себя. Она мучается, подбирая хоть какие-то слова, ничего не приходит ей на ум.       — Мам, — неожиданно начинает Ами, — ты любишь папу?       — Конечно, — не задумываясь отвечает Лиа, но в голове продолжает тему мыслей: «Она не хочет об этом говорить», — к чему такой вопрос?       — Мои одноклассники говорят, что раньше он был чудовищем, — доверительным тоном сообщает Ами, и Лия слегка улыбается, съедая очередной кусок сырника.       — Он и сейчас чудовище, — говорит она ничего не выражающим голосом, словно эти слова были давно известной истиной, — и я тоже, все гули — монстры в понимании людей, и с ними сложно не согласиться, — она едва заметно качает головой, — я говорю о тех гулях, что жили до принятия Закона, вроде меня и папы — мы были вынуждены убивать людей — следователей и мирных жителей — чтобы выжить, поэтому это мнение вряд ли изменится до тех пор, пока живо наше поколение, — Лиа пожимает плечами и переводит внимательный взгляд на дочь, погрузившуюся в размышления. — Но это не значит, что люди хорошие, а гули плохие — не позволяй таким рассуждениям проникнуть в твою прекрасную головку.       Ами тихо угукает и принимается за оставшуюся половинку сырника, вдохновляя Лию также вернуться к еде. Когда завтрак оканчивается, она споласкивает тарелки в раковине и кладёт их на полку посудомоечной машины.       — Нам пора собираться, — проговаривает Лиа, глянув на дисплей телефона, и вместе с дочерью выходит из кухни.       Она вздыхает, поднимаясь по лестнице на второй этаж, и размышляет, как смогла допустить то, что дочь услышала их утром.       «Чёрт, чёрт! — Мысленно ругается она. — Лиа, из тебя вышла абсолютно никудышная мать, поздравляю».       В подавленном настроении она проходит в спальню, открывает платяной шкаф и долго смотрит на ряды рубашек и юбок, развешанных на плечиках. Лиа останавливается на классической белой рубашке и чёрной юбке свободного кроя. Надушившись парфюмом, она выходит из спальни и вновь спускается вниз.       — Мам, можешь помочь? — Слышит она голос дочери, едва ступив на пол первого этажа.       — Конечно, — отвечает она и продвигается в глубь дома к комнате Ами, робко заглядывая внутрь.       Девушка старательно пытается застегнуть длинную молнию на спине и неловко поглядывает на маму в зеркало. Лиа подходит к ней и одним движением застёгивает молнию, а затем кладёт руки на её плечи и бегло осматривает синее платье, которое изящно струится по подростковой фигуре, оканчиваясь чуть ниже колена круговой оборкой. Короткий рукав платья прячется за длинными чёрными волосами, а его цвет гармонирует с похожим синим оттенком глаз девушки, усиливая их глубину и насыщенность. Чем взрослее становится Ами, тем больше Лиа видит в ней саму себя — иногда ей кажется, что их сходство слишком сильное, игнорирующее существование второго родителя. Возможно, поэтому она уверена, что, когда настанет время, у дочери проявится именно её кагуне кокаку-типа.       — Ты прекрасно выглядишь, — тихо говорит она, понимая, что не успевает следить за взрослением дочери.       — Ты тоже, мам, — девушка кладёт ладонь поверх ладони Лии и сдержанно улыбается.       В этот момент обе слышат, как отворяется входная дверь, и невольно переводят взгляд в её сторону. Лиа отстраняется от дочери, похлопав её по плечу, и удаляется из комнаты. В прихожей Ута снимает с себя тёплую куртку, давая супруге возможность разглядеть его неожиданно классический образ с прямыми брюками в узкую полоску и тёмно-синей рубашкой. Мужчина выглядит особенно привлекательно из-за виднеющихся татуировок на кистях и шее.       — Тебе очень идёт, — комментирует Лиа и подходит к нему ближе, чтобы коротко поцеловать в губы, как они делают каждый раз при встрече. Губы его оказываются холодными. — Может, мне тоже надеть что-нибудь синее? Кажется, я выбиваюсь из общего настроения.        — Ты и без этого восхитительна, — говорит он и целует её в щеку, — как и каждый день.       Лиа усмехается в ответ на его неприкрытую лесть, и Ута расплывается в улыбке.       — Пожалуйста, хватит. — Доносится нетерпеливый голос Ами. — Мы же опоздаем.       Мужчина сжимает губы, сдерживая усмешку, и пятится к двери.       — Жду вас в машине, — говорит он перед тем, как выйти.       Проходит ещё минута, прежде чем Лиа и Ами выходят из дома и садятся в ожидающий их автомобиль.