Московские хроники. Век XIX, начало.

      Кроули открыл глаза.       Первое ощущение — холод. Хоть он и успел накинуть на себя сюртук, но в месте, куда его вызвали, явно нужна была его теплая накидка. При дыхании изо рта вылетало облачко пара.       Кроули быстро отрегулировал теплоту одежды, решив, что если ему заметят слишком вольное использование бытовых чудес, то он нажалуется на неподобающий вызов — его стоило предупредить о разнице температур.       Демон огляделся.       По крайней мере он точно был не в Аду. Нервозность начала постепенно угасать — если бы ему хотели вменить какое-то нарушение, то вызвали бы прямо Вниз.       Демон находился на небольшой площади какого-то захолустного горного городка, судя по острым, покрытым снегом вершинам, которые он мог разглядеть во тьме.       Покосившиеся домики с деревянными балками дали подсказку, что это, вероятнее всего, Альпы. На улице не было ни души, только дома отбрасывали тени, пряча половину пространства в непроницаемую мглу.       Но кто же его?.. И зачем?       — Кроули.       Ответ на незаданный вслух вопрос воплотился в высокой худой фигуре в поношенной шинели, такой, словно она помнила и Семилетнюю войну . Впрочем, Кроули не удивился бы, узнав, что раздобыл себе герцог Ада это облачение еще в Тридцатилетнюю.       Взвился язычок пламени (Кроули с легкой завистью подумал, что герцоги имеют право на безлимитные бытовые чудеса), заалел кончик папиросы.       — Герцог Хастур, — демон склонил голову, но так, чтобы это было едва заметно и не было принято за слишком уж большое почтение. — Слава Сатане!       Это Кроули добавил поспешно, поняв, что забыл о традиционном приветствии.       — Слава Сатане! Надо поговорить, — сказал Хастур своим хриплым голосом, шумно делая затяжку.       — Да уж. Полагаю, ты вызвал меня именно сюда не только для красивых горных видов, — хмыкнул Кроули.       За этой видимой бравадой он старался скрыть тревогу. Ведь, если его не развоплотили сразу и не предъявили никаких обвинений, то, возможно, что все это никак не связано с произошедшим в книжном?       Хастур на вопрос Кроули как-то досадливо поморщился и запахнул свободной от папиросы рукой шинель покрепче.       — Холод собачий. Это все Лигур, свалился в последний момент, я уже и вызов сделал. Сказал, что хочет показать нечто полезное.       — Решил совместить два дела? — как и всегда при общении с Хастуром, Кроули не мог удержаться от ироничных ноток, потому что его коллега эту иронию никогда не считывал.       Хастур был неприятным, неопрятным, погрязшим в бюрократических дрязгах демоном. Кроули считал, что герцога не интересует, как именно делаются дела — главное, чтобы делались, а числа — соответствовали заявленному. Представления о человечестве у Хастура если и были, то весьма обрывочные, такие, что поведение людей из века четырнадцатого для него было практически тождественно поведению современному. И Кроули точно был уверен, что герцогу плевать на людей, как плевать было всем остальным в Аду. Хастур был из них — из тех, с кем Кроули себя противопоставлял, от кого хотел, пускай на самом деле и не мог, уйти.       — У меня дохера дел, Кроули, — то ли пожаловался, то ли просто констатировал Хастур, затянулся и сплюнул под ноги, — шагай за мной. Лигур что-то там хотел показать, говорю же.       — А идти куда? — демон приподнял бровь, но тут же вздрогнул.       За их спинами, в отдалении, раздался оглушительный вопль, и не один.       — Полагаю, что туда, — хмыкнул на это Хастур, делая приглашающий жест рукой.       Кроули занервничал. В этом странном маленьком городке происходило что-то ужасное. Он нутром чуял страх, боль и отчаянье, чувствовал зло, сочившееся из темноты ночи.       — Так что за дело у тебя ко мне? — он решил отвлечься от ощущений и выведать у Хастура причину своего визита.       — Дело, дело… спустили одно дело, — забормотал на это демон, пока они преодолевали крутую каменную лестницу наверх.       Вдруг Хастур замер на ступеньке и втянул носом воздух.       — Чем это от тебя так воняет?.. — лицо прорезала кривая усмешка, но в голосе слышалась искренняя заинтересованность, — это… похоть?..       Кроули пробил холодный пот.       Когда-то очень давно, когда они еще не были демонами, Хастур и еще один ангел, Сандальфон — какая ирония, что их обоих Кроули встретил в один день! — разрабатывали для людей органы чувств. С тех пор у обоих сохранилось необычайное чутье. Они чувствовали присутствие греха и благодати, демонического и ангельского — и герцога, и архангела было сложно провести.       — Я был в борделе! — выпалил Кроули, радуясь, что может не врать.       Хастур скривился еще сильнее.       — Ты что?.. совокуплялся?.. со смертными?.. — он спросил с придыханием и откровенным отвращением на лице.       — Что?! Конечно нет, — Кроули передернуло от этой мысли также сильно, как и его собеседника. — Я работал. Пороки, похоть, извращения. Сам знаешь.       Насколько именно герцог знал про пороки, похоть и извращения, доподлинно Кроули не ведал, но полагал, что кое-чего за века насмотрелся, а уж теоретическими знаниями обладал точно.       Хастур уверенно закивал.       — Разумеется. Хорошо. Уж больно запах сильный, и еще это… благодатное, — герцог воздел глаза наверх, уточняя, о ком говорит, — опять небось крутились рядом. Портят нам работу, святоши.       — Постоянно, — тягость во вздохе Кроули слегка отдавала искусственностью. Хастур иронию опять не оценил.       Узкая лестница между покосившимися домами, казалось, никогда не закончится. Снова раздался сомн криков.       — Сатана, да что там Лигур устроил, — пробормотал Хастур.       — Что бы это ни было, это явно что-то, чем ты будешь доволен, — Кроули пожал плечами.       Хастур покосился на него с нечитаемым выражением в черных глазах.       — Если он выдаст еще сотню душ в этом месяце, Вельзевул назначит его герцогом, — рассказал он.       — А ты не рад?       Хастур промолчал, прежде чем ответить.       — Кто–то ведь должен работать. Ты же не хочешь, — это прозвучало едва ли не с обидой.       — У меня своя работа.       Хастур хмыкнул.       — Ага. У всех у вас. Только мне потом сиди и за всеми отчеты переделывай.       — Так все же — зачем ты меня?.. — Кроули решил вернуть беседу в конструктивное, далекое от жалобных песен герцога, русло.       — Новое задание, — выдал Хастур наконец, — только что спустили. Правда не разобрать, что там надо делать.       — Задание для меня? — Кроули перешагнул через ступеньку.       — Как скажешь, но ты ведь у нас по земным делам, — Хастур обнажил зубы. — Надо поехать в Москву, обжиться там. Других инструкций нет, вероятно, последуют в дальнейшем.       Москва! Сейчас! Когда они с ангелом только наладили все в Лондоне, когда случилось то, что случилось сегодня…       — Я могу отправить Лигура, — Хастур пожал плечами. Лестница, наконец-то, закончилась, и демоны оказались на большой по меркам этого городка площади, явно центральной.       Главной доминантой площади был собор. Крики разносились именно оттуда, словно разом вопили в ужасе сотни людей. Неожиданно раздался треск — Кроули с Хастуром подпрыгнули на месте. Витражные окна собора заалели. На площадь вывалилось ощущение жара. Вопли стали громче.       Одно из окон с хрустом разлетелось на осколки. Огромная черная тень вылетела наружу, кружа над собором. Взмах черных крыльев — и тень приземлилась на крышу, усаживаясь там.       Длинные когтистые лапы обняли крест, который стоял на крыше. Залп жуткого хохота — и крест упал вниз, разлетаясь на щепки от удара о камни.       Тень замерла — увидела демонов — а затем снова взметнулась вверх, чтобы через мгновение приземлиться на площадь напротив Хастура и Кроули.       — Здравствуй, Лигур, — пробормотал герцог.       — Слава Сатане, — голос демона с крыльями был громок и наполнен самодовольством.       Лигур сейчас был двухметровым существом. Тело отдаленно походило на его человеческую форму, но все было покрыто бутылочного цвета кожей, напоминающей кожу ящерицы. Вместо ног и рук — длинные ного- и рукоподобные лапы с вытянутыми черными когтями. За спиной колыхались огромные перепончатые крылья.       — Слава Сатане, — практически хором отозвались Кроули и Хастур.       Лигур стал стремительно уменьшаться в размерах — руки и ноги приняли обычный вид, крылья сложились и исчезли, тело стало человеческим, и даже одежда вернулась на место: длинная серая шинель, почти такая же, как у Хастура, только не столь заношенная.       — Все удалось, — Лигур кивнул на собор позади себя. Языки пламени уже вовсю вырывались из окон. Крики становились все сильнее и сильнее. Кроули поморщился.       — Что именно? — спросил Хастур, по лицу которого было сложно понять, какие эмоции тот испытывает.       — Я предложил Вельзевул свой план. Она согласовала мое перемещение, — хмыкнул демон, — все очень просто. Жители этого богобоязненного городка ушли на вечернюю мессу. Я запер их в храме. Принял полное обличие. Проник в храм…       — Так легко проник? — Кроули удивленно приподнял бровь.       Лигур пожал плечами.       — Это было неприятно и рискованно, но их священник оказался трусом. Сначала, когда я был в человеческом виде, он пригласил меня внутрь, вместе со всеми остальными. А когда я принял обличие, вместо того, чтобы плеснуть в меня святой водой, он затрясся и спрятался в алтаре. В общем да, я проник в храм, запер двери, взлетел наверх и сказал, что храм сгорит, если все не поклянутся в верхности Сатане и не отрекутся от Иисуса.       Хастур присвистнул.       — По первой они не слушались… Ну я поджог пару скамеек. После этого они как миленькие завопили все, что я требовал, — Лигур переменил голос и забасил, — «Принимаем власть Люцифера, Царя Ада, сильнейшего и умнейшего, могущего противостоять самому Господу…»       — Они все это сказали, пока ты поджигал им пятки? — Хастур со скептицизмом в голосе посмотрел за спину Лигура.       — Примерно. Главное суть!       В этот момент крыша собора сложилась внутрь. Языки пламени взвились в черное небо.       Лигур довольно хлопнул в ладоши.       — Больше сотни душ! Почти весь город! Вельзевул будет довольна! Мне кажется, отличный расклад для дальшейней работы, если вы не струсите повторить за мной, конечно!       Хастур молчал и смотрел на горящий собор за спиной демона. Кроули тоже не находил слов. В сомне криков, которые становились тише, было сложно выделить чей-то один, но перед глазами ярко встала картина того, что происходило внутри…       — Так мы идем? Обсудить новое дельце? — Лигур так и не дождался реакции. — Кого назначат в Москву? Кроули или мне дадут…       — Кроули, — выпалил тут же тот, неотрывно глядя, как пламя пожирает стены, — меня. Я же… представитель Ада на Земле.       Лигур пожал плечами.       — Ладно. Я свою сотню душ в любом случае добил. Пошли домой. Увидимся Внизу! — он передернул плечами и тут же исчез — у него был пропуск для задания, по нему демон и вернулся.       — Теперь он получит герцогство? — спросил Кроули у Хастура.       Тот повернул к демону лицо. В черных глазах была досада.       — Да, получит, — он кивнул, а потом покачал головой.       — Чего? — нахмурился Кроули. Он не припоминал у Хастура излишней жалости к смертным.       — Дети, — выдавил он с раздражением, — вот что мне делать с детьми? Лигур покажет цифры, а мне — распределяй их. Одна морока. Они же толком и не грешат…       — А ты не можешь?..       — Они присягнули Люциферу, — Хастур отвернулся. — И я должен их куда-то деть. Всем вам — одни цифры, а мне — морока, сплошная морока…       Герцог, не прекращая сетовать со странным блеском в глазах, махнул рукой, и Кроули опять окружила тьма.

***

      В кабинете Габриэля все было светлым. Стол, стул, документы, он сам.       Единственным ярким (черным, если быть точнее) пятном была небольшая записная книжка, которую верховный архангел сейчас держал в руках.       — Ты мог бы записывать сюда все общие дела наших офисов, — сказала ему Князь Ада Вельзевул, прежде чем вручить. Затем она почему-то отвела взгляд и издала странный звук, который, вероятно, можно было принять за смех.       Габриэль вздохнул, открыл книжечку, несколько листов которой были испещрены узорчатым почерком.       Взмахнул безупречно чиненым, белым пером и вывел новую запись. Задание пришло только что, надо было подготовить положение о совместных действиях. Возможно, созвать общий совет?..       Габриэль разочарованно цыкнул. Нет, повода для таких действий не было. Ему отчего-то стало жаль — невольно он вспомнил, что не видел Вельзевул несколько лет. Это, разумеется, не вызывало в нем никаких неприличных эмоций — просто факт. Но общий совет — было бы любопытно. Но — нет, не нужно. Инструкции были абсолютно четкими, точнее — абсолютно нечеткими, но оттого предельно понятными.       Габриэль отложил в сторону записную книжку, взял белый лист бумаги. Пушистое перо залетало в его ухоженных пальцах.       Бумага была готова. Надо было только снести ее вниз и подписать у кого-то из герцогов. Глаза заметались по белой пустоте пространства вокруг.       Габриэль снова вспомнил Вельзевул: черный сюртук, полосатые бриджи, тяжелые старомодные ботинки с пряжкой, мужская шляпа. Представил ее тут, на Небесах, и присусил губу — рот невольно пытался растянуться в улыбке. Сам собой, совершенно без воли самого архангела.       Рядом никого не было. Придется идти и искать, Михаил, Уриэль…       Вдалеке он увидел быстро семенящую фигурку и обрадовался. Отлично, какая удача.       — Эй, ты!       Фигурка замерла, словно испуганное животное, которое охотник застал на поляне.       — Да, ты. Иди сюда!       Габриэль не помнил этого ангела — да всех ли их упомнишь, эти миллионы…       — Кто ты? — спросил он, нисколько не стесняясь своей неосведомленности.       Фигурка приблизилась, раздался дрожащий голосок.       — Я? Никто, господин верховный архангел, я никто…

***

      Мюриэль поправила высокий шов талии, который так и норовил сбиться набок.       Новая мода была, конечно же, гораздо лучше предыдущей, когда все на Небесах задыхались от жестких корсетов и падали под весом париков и турнюров. Сейчас крайность была другой, и для приличия все ангелы, облеченные в женское обличие, поверх струящихся платьев носили короткие курточки, прикрывающие «срамоту грешного человеческого тела». Еще одним обязательным атрибутом были маленькие вышитые сумочки — верховный архангел выдал всем одинаковые, в виде ананасов.       Мюриэль никогда не видела ананасы, но другие ангелы сказали ей, что это именно они.       Дел у нее было обычно немного, но именно сегодня ей надо было отнести справку по одному небесно-адскому спору девятого века Сандальфону, поэтому ангел и шла по белым коридорам, пока ее не окликнули.       С колотящимся от волнения сердцем Мюриэль поняла, что позвал ее сам верховный архангел. Она никогда не общалась с ним лично, оттого она почувствовала, что сердце забилось сильнее, а руки стали ледяными.       — Никто? — Габриэль нахмурился, а все его лицо исказилось в мучении — он отчаянно пытался вспомнить, кто перед ним.       Мюриэль опустила взгляд.       — То есть… — Она выпрямила спину, — Мюриэль. Писарь 37-го ранга.       — У нас есть 37-й ранг? — искренне удивился Габриэль.       Мюриэль кивнула и несмело улыбнулась.       — Это самый нижний, господин верховный архангел.       Габриэль на это только махнул рукой, призывая ангела подойти ближе, а затем протянул ей бумагу.       — Вот что, Мюриэль, сходи-ка быстро в Ад, подпиши эту бумагу у кого-нибудь из герцогов.       Он снова махнул рукой, и перед ними возникла дверь.       — О, я… — Мюриэль стушевалась.       — Ты же была в Аду? — Габриэль потянулся в кресле.       — Я? Да, конечно. Один раз была…       Ее один раз брали Вниз для того, чтобы вести протокол общего заседания. Это было три века назад, и ангел так перепугалась, что почти ничего не запомнила.       — Ну вот. Найди там… Дагон, Хастура… — Габриэль видел непонимание на ангельском лице, — Хастур. Такой. У него куча волос, белых, — архангел показал руками состояние прически герцога, — в общем, ты разберешься. Иди.       Дверь приоткрылась, за ней была видна лестница вниз.       Мюриэль с опаской взглянула на проход, но делать было нечего. Дрожащей рукой она взяла из рук верховного архангела листок бумаги и шагнула в дверной проем. Дверь за ней тут же захлопнулась.       Мюриэль засеменила вниз, потихоньку успокаиваясь. Право дело, ничего сложного в этом задании не было. Всего лишь подписать бумагу. Если что, она спросит, где искать герцогов. Она — посланник Небес, и ей точно окажут всяческое содействие.       Ангел все спускалась и спускалась вниз, и стены лестничного прохода из ослепительно белых постепенно становились серыми.       Тут перед ней возникла дверь, над которой золотыми буквами сверкала надпись «Земля». Мюриэль остановилась.       Она никогда не была на Земле. Когда Мюриэль создали, разработка этого проекта была завершена. Ангел знала о людях и о том, как они жили, лишь из бумаг да из рассказов других ангелов.       Мюриэль прикусила губу, затем протянула ладонь к позолоченной ручке. Тут же одернула, словно ошпарилась, и покачала головой. Нет, у нее было совсем другое задание!       Она решительно отвернулась от манящей двери и продолжила свой спуск. Стены вокруг нее из светло серых стали превращаться в темные, переходящие уже в черный цвет. Воздух стал тяжелым. Поручни лестницы — липкими.       Наконец, ангел остановилась у грязной, заляпанной чьими-то отпечатками ладоней двери. Ручки не было, на ее месте была просто дырка, словно кто-то выгрыз замок зубами.       Мюриэль толкнула дверь от себя и оказалась в узком, душном коридоре. С потолка на нее тут же капнул воск — несколько каделябров раскачивались от непонятно откуда взявшемся сквозняке, отчего освещение мерцало.       Решимость ангела тут же пошла на спад. Ее окружили теплые, качающиеся, будто пьяные фигуры. Все взгляды устремились на нее — и это было неудивительно. Ее одежда сверкала белизной, когда все вокруг — было темным и грязным.       Куда идти? Как искать? Мюриэль прижала к себе сумочку и бумагу. Тут ее сердце забилось сильнее. В самом конце коридора она увидела три удаляющиеся фигуры: низкий демон с цветом кожи чуть темнее, чем у нее самой, рядом с ним — высокий и стройный рыжеволосый демон. Третьим был демон с копной светлых волос, и ангел вдруг вспомнила, что видела его на том общем совете, где была сама.       Мюриэль устремилась за троицей, попутно подбирая полы длинного платья, чтобы не запутаться в них.       Демоны, которые шли рядом с ней по коридору, не собирались расступаться, и ангел то и дело врезалась в какую-нибудь жесткую, дурно пахнущую фигуру, прежде чем нагнала тех, кто был ей нужен.       Но как обратиться?       — Хастур!.. — демон не обернулся, — Мистер герцог Хастур! Господин…       Демон резко остановился. Мюриэль обжег взгляд черных, словно бездна, глаз. Рот Хастура скривился в усмешке.       — Ба! А это что такое? — протянул он, обращаясь не к ангелу, а к своим спутникам. Рыжеволосый демон в красивом, хорошо сидящем костюме посмотрел на Мюриэль с каким-то сочувствием, третий демон недобро блестнул глазами.       — Мюриэль, писарь 37-го ранга, мне приказано подписать у вас бумагу, герцог Ада Хастур, — отрапортовала ангел, решив, что официальный тон поможет ей справиться с волнением.       Хастур отделился от своих спутников и приблизился в Мюриэль, нависая над ней. Ангел поняла, что рука, в которой находится приказ, начинает дрожать уж слишком явно.       Демон вытянул бумагу из ее пальцев и пробежался глазами.       — Что тут у нас, что тут у нас… — забормотал он сосредоточенно, в этот момент утратив свой прежний угрожающий вид, — Кроули, тебе нашли спутника в Москву, слыхал? Азирафель, наместник Рая на Земле… Ну что за задание, а? — это все он говорил в сторону рыжеволосого демона.       Хастур прижал палец к бумаге и быстро расписался, отдернув затем руку как от ожога. Пососал кончик пальца, желая смягчить неприятное ощущение, и сплюнул прямо под ноги Мюриэль.       — На, — пихнул он бумагу ей в руку, а затем оглядел ее снизу доверху, как будто что-то прикидывая, — а, кстати, писарь 37-го ранга, раз уж ты зашла в нашу скромную обитель…       Вокруг раздались смешки.       — … раз польстила нам своим ангельским ликом и вот этим вот… — демон обвел глазами белое струящееся платье, хорошо скроенный пиджачок, а взгляд задержался на сумочке-ананасе, — забери-ка еще документы, твоим архангелам на подпись.       Рука демона нырнула под длинную, грязную шинель, и он выудил оттуда целую стопку бумаг, протягивая ее ангелу.       Та распахнула глаза. Ей пришлось выставить обе руки вперед, чтобы удержать стопку. Сумочка жалко закачалась на ее запястье.       — Вот… и вот еще… — удивительно, сколь вместительными были карманы герцога.       Через минуту стопка доходила ангелу до подбородка.       — Да, пожалуй, это все, — хмыкнул демон, укладывая последний листок сверху, — можешь идти.       Мюриэль покачнулась, и несколько бумаг слетели на грязный пол. Прежде чем ангел подумала, как же она сможет поднять их, не растеряв остальное, к ним подошел рыжеволосый демон, которого герцог назвал Кроули.       Кроули наклонился, поднял бумаги и положил их обратно, тихо вздыхая. Хастур же нисколько не смутился — он смотрел с ожесточением, исподлобья.       — Д-до свидания, — ангел старалась быть вежливой.       Герцог, ничего не сказав, отвернулся и пошел прочь.       Кроули только снова вздохнул, покачал головой, коснулся шляпы в прощальном жесте.       — Всего тебе доброго, Мюриэль, писарь 37-го ранга. Просто пни дверь от себя, и она откроется.       Ангел кивнула с благодарностью в глазах. Ей предстоял очень длинный путь Наверх.

***

      Кроули вернулся на Землю в смятенных чувствах. Богиня ведала, как не хотел он уезжать из Лондона и отправляться куда-то еще. Однако… Демон не мог не признаться самому себе, что в отъезде был определенный прок.       Кроули испугался. В тот момент, когда он почувствовал затягивающие его в призыв силы Ада, он подумал о том, что Азирафеля могут покарать за связь с ним. Его дорогого друга, доброго ангела.       Как мог он, Кроули, так забыться, что обманулся насчет их природы и тех отношений, которые могут быть между ними?       Демон вошел в свою богато обставленную квартиру. Все было тут по последнему слову моды — что означало жесткую мебель и полное отсутствие уюта. Кроули очень нравилось смотреть на свою квартиру, но совершенно не нравилось в ней жить — почти все дни он предпочитал проводить у ангела.       Теперь их прежней жизни пришел конец…       Кроули достал дорожные саквояжи и принялся кидать туда вещи. Затем, переменив мысль, бросился к столу, вытаскивая бумагу и перо, и начал строчить письмо.       Через полчаса он закончил. Откинулся в кресле. Запечатал письмо. Глубоко вздохнул, спрятал лицо в руки и застонал.       На следующий день Кроули покинул Лондон.

***

      Азирафель сидел за письменным столом и крутил письмо Кроули в руках. Ему долго не хватало решимости вскрыть конверт, однако же ангел смог совладать с собой, взял нож для бумаги и разрезал край.       Знакомый почерк, знакомая парфюмерная вода, которой были сбрызнуты страницы… Мой дорогой враг, Когда ты получишь это письмо, я уже уеду из Лондона, пускай я и знаю, что это не проблема для тебя — найти меня. Ты знаешь о моем задании. Ты получил такое же, хоть и со странной припиской о том, что выдвигаться в Москву тебе предстоит лишь через полгода. А я пишу тебе… Зачем? Чтобы извиниться. Я подверг нас опасности. Признаюсь тебе честно, мой дорогой враг, что последние несколько лет были столь беззаботны и столь оторваны от места моей службы, что я и забылся. Потерял бдительность. Увлекся и позволил себе раствориться в твоей дружбе и расположении. И, по всей видимости, воспользовался ими. Мог воспользоваться. Наша дружба невозможна в мире людей. Но еще более невозможна в тех мирах, к которым мы относимся. Твой покой и безопасность для меня — главные ценности, оттого я прошу тебя: забудь обо всем, что случилось, и о том, что могло бы еще произойти. Нам стоит стать тем, кем мы были друг для друга в тот день, когда работала мадам Гильотина, и вспомнить о нашей сути и о том, зачем мы призваны сюда. Мой дорогой враг, в самых глубинах сердца я буду хранить эти годы в Лондоне. Но я снова стану тем, кем должен быть, и выполню свою работу так, как должен. И ты никогда больше не подвергнешься опасности. Это письмо исчезнет в тот же миг, как ты его прочтешь. Со всем теплом моей несуществующей души, Твой Кроули.       Письмо вспыхнуло безвредным огнем в руках Азирафеля и исчезло. Тот поморщился и потер переносицу.       Кроули, Кроули…       Сколько слов. Сколько решений! И все они приняты без его, ангела, ведома.       Азирафель встал и принялся мерить шагами основной зал книжного. Еще вчера у него было столько надежд, столько фантазий.       Мечты, простые человеческие мечты! Они затеплились в ангеле несмелым огоньком еще в те первые месяцы, когда они с демоном прибыли сюда. То ли революционные ужасы так повлияли на них, то ли общая усталость от тысяч лет на Земле, но вдруг их сосуществование стало настолько мирным, насколько возможно. Мирным и донельзя приятным.       В Кроули Азирафель всегда находил приятного собеседника, тут же — нашел целого компаньона. И месяц за месяцем, год за годом… Да, ангел забылся. В красоте Кроули, которую он отмечал всегда. В его доброте и веселье. В его прекрасном цинизме и находчивости. В их совместных делах и шутках над офисами.       Азирафель тоже забыл, что они — не люди. Что не могут быть просто людьми. А так хотелось. Просто быть, просто держать свой книжный, просто быть рядом с Кроули.       Он прекрасно понимал, что расположение к существу с теми же половыми признаками, что у тебя самого, до сих пор каралось среди людей, но это было такой мелочью!       Мелочью по сравнению с тем, что Кроули могли предать святой воде за сношение с ангелом. Наверное могли. Азирафель не припомнил ни одного случая такого рода и не знал, был ли какой-то протокол действий на сей счет.       Но вот так — написать письмо и просто сбежать!       Азирафель вернулся к рабочему столу, достал бумагу и застрочил свое письмо, наполненное чувством горечи и обиды. Мой дорогой враг! Я получил твое послание. В нем ты решил принести мне извинения — хотя извинения должен приносить я. Но я не хочу. Ты знаешь всю неискренность своих же слов, мой дорогой враг. Вернее так: я признаю их искренность, но не верю в искреннее твое желание обо всем забыть. Не желаю того и я — и никогда не пожелаю. Но — сделаю вид, что забыл, потому что уважаю тебя и твои решения. В этом плане, однако, мое отношение к тебе безответно. Ты действуешь и всегда действовал без совета со мной, и это тяжело принять. Я приеду в Москву через полгода, как ты верно заметил. Других инструкций у меня пока нет. Ежели ты захочешь знаться там со мной, то я всегда буду рад твоему обществу. Ежели нет — тревожить я тебя не планирую. У меня нет для тебя ответов — хорошо или дурно то, что мы сделали или могли сделать. Одно лишь знаю точно — в тот момент я, как никогда, не знал, кто я такой, и это было счастьем. Верю, что и для тебя было также. Не знаю, боюсь ли я чего еще. Я прожил среди людей так долго, что приучился их манере не загадывать вперед — весьма странное свойство для таких как мы, не спорю. Лишь знаю, что шел по дороге, где мне было светло и хорошо, а теперь снова должен свернуть в темный лес, где нет больше у меня верного друга. Но, как я и сказал — я уважаю твои решения. Пусть будет так, как ты сказал. Вернемся к Соглашению. Не смею более навязывать свое общение. Это письмо исчезнет точно также, как и твое. Твой Азирафель       Свою метафору о темном лесе Азирафель еще раз вспомнил через шесть месяцев, когда запер книжный на засов, взял чемоданы и погрузился в дилижанс — первый на своем длинном пути.       Была зима, морской путь в Россию был закрыт. Оставался длинный, мучительный, наземный.       Какой был прок в том, чтобы давать Аду полгода форы, никто не знал, даже сам Габриэль, но Азирафель не мог не подчиниться приказу.       И понеслись города, дурные постоялые дворы, гостиницы получше. Путешествие не занимало Азирафеля, как могло занимать несколько веков назад. Он уже почти все видел.       Первую неделю он еще терпел. На второй неделе ему казалось, что от тряски он может развоплотиться. Но все плохое должно заканчиваться — и ангел надеялся, что и закончится, на российской границе.       Однако надежды его не оправдались. Когда солдат у пограничного столба проверил документы всех пассажиров дилижанса, то потребовал показать и багаж.       Азирафель тихо простонал. Он вез книги. И вот уже в который раз объяснял ретивым военным и полицмейстерам то, что его издания никак, совершенно точно не наполнены революционной крамолой или иным запрещенным в той или иной стране содержанием.       Вот и тут! Ангел очень устал.       Нехотя он вылез на мороз из дилижанса и пошел к своим сундукам, которые уже сгрузили на снег. Двое юнцов в форме нависли над ними с фонарями в руках. Стояла ночь и завывала метель.       Азирафель распахнул первый сундук, с тоской глядя, как его любимые издания заносит пурга.       Но тут оба пограничника выпрямились с одинаковыми, чуть задумчивыми выражениями лиц.       — Мистер МакФелл, добро пожаловать. Вы можете вернуться в карету, — отрапортовал один из них и захлопнул чемодан, чтобы уйти затем во мглу.       Азирафель замер, удивленно смотря им в спины, а потом оглянулся вокруг себя.       Сквозь шум пурги он услышал ржание лошади. К нему из темноты вышел всадник, который что-то шепнул лошади так, что та встала на дыбы — крайне драматично, по мнению ангела.       Мелькнули рыжие кудри, взметнулся черный плащ. Сверкнули сквозь снег яркие желтые глаза.       Азирафель улыбнулся.