Пэйринг и персонажи
Описание
А давай до конечной?
Примечания
Пройдя обновление, я поняла, что очень хочу эту сцену. Я сразу представила, как боги перерождались, пробуждались, представила их жизни до, их смерти... все! Не смогла отказать себе в удовольствии.
Как Гефест встретил Артемиду.
29 апреля 2022, 02:11
Ночное небо висело над кромками многолетних дубов, а острые вершины вечных гор щекотали звезды. Артемида, почти не моргая, всматривалась вглубь темного полотна, которое ночь одарила звездами, как щедрой данью. Взошедшая Луна сегодня была особенно печальной, как и сама богиня. Охотница думала, взглядом скользя по неровным краям алебастровой красавицы, как же они похожи и, если бы на свете не было солнца, охотница жила бы под лунным светом, как цветы живут под солнечными. Ей хотелось иметь такую же роковую власть, быть такой же зловещей, чтобы к ней взывали ведьмы за помощью в своих проклятьях. В отражении Луны Артемида не видела ни кротости, ни скромности, ни романтизма. Она пробуждала в богине темную сторону ее помыслов, но это было ровно до того момента, пока на небе не занимало место Солнце.
Артемида подтянула колени к груди, обхватывая их. За спиной, среди зелёной стены из крепких деревьев, воцарилась тишина до первых лучей. Только немой ночи богиня могла доверить всю боль от ощущения, что она бессильна, словно смертная.
– Позаботиться о них, Астерия, – шепнула она тихо в черный бархат звёздного неба.
Рассеянные звёзды на миг вспыхнули яркой вспышкой и утихли. Девушка до сих пор слышала смех своих прекрасных, вечно улыбающихся нимф. Каждый раз при виде семи сестер ее сердце пело вместе с ними, а приятное, почти обжигающее чувство радости наполняло до кончиков волос всегда сдержанную богиню охоты. Дни в окружении сестер были не такими одинокими. Артемида перевела взгляд на одно из соседствующих созвездий и подумала, что она бы не была столь милосердна, как ее отец, с человеком, который пришел в ее родной дом и нарушил покой. В голове рой вопросов. Как она могла это допустить? Могла ли защитить их, будь она рядом? Как ей теперь быть? Они сильно страдали?
Непривычные для девушки слезы скатились по щекам и упали на острые коленки.
– Я их не сберегла, но ты постарайся. Это тебе моя молитва, – обратилась она со всей скорбью к сестре своей матери, зная, что она слышит ее.
Ответом все так же была тишина, мир погрузился в сон. Лишь ветер трепал ветви, когда все звуки пропали. Артемида придвинулась ближе к краю и свесила ноги вниз. Высота не пугала богиню, а скалистость ее острова вызывала в ней всегда неподдельное восхищение. Внизу под ногами волны накатывали на берег, будто хотели поглотить его, но большие остроугольные камни преграждали путь, подобно бравым воинам. Шум прибоя переговаривался с ласковым шепотом ветра. Артемида закрыла глаза и прислушалась. У моря был свой ритм, как у мелодии, – ветер брал едва различимые ноты, и хор цикад гармонично дополнял симфонию. Музыка ночи обволакивала неугомонную тоску в душе богини, и она бы просидела так до самого рассвета, если бы не сокрушающий звериный рев, что пробудил обитателей острова. Распахнув глаза, охотница резко обернулась. В небо вспорхнули встревоженные птицы, и кромки деревьев содрогнулись от яростного рева.
Сорвавшись с места, охотница схватила с земли самодельный лук, закинула на плечо кожаный колчан. При свете луны Артемида ориентировалась в лесах даже лучше, чем днём. Она бежала как дикая лань, легко и быстро. Громоподобный угрожающий рык отскакивал эхом от стволов деревьев и неопытного охотника запросто мог сбить с толку. Когда вновь раздалось рычание, Артемида остановилась и присела, прижав ладонь к земле. Охотница прикрыла глаза и прислушалась к внутренним ощущениям и инстинктам, не обращая внимания на сторонний шум. Не могли ей помешать ни шелест листвы, ни проснувшийся лес, ни его обитатели. Чужое присутствие в родных краях остро ощущалось богиней. Она вновь столкнулась лицом к лицу со злостью, страхом и волнением. Распахнув глаза, Артемида утробно рыкнула, подобно зверю, и сжала почву с такой силой, что земля пробилась через пальцы, а сухие колкие веточки впились в кожу.
Неспокойная медведица, слишком крупная для своего вида, ревела, встав на задние лапы и вытянувшись во весь свой немалый рост. По сравнению с ней широкоплечий и достаточно высокий человек напротив казался совсем крошечным, но зверь не осмеливался подойти ближе, испугавшись огня, окутавшего руку чужака. Другой хищник уже отступил бы перед опасным пламенем, но эта медведица не поддалась паники, движимая одним желанием – защитить этот лес и его хозяйку. Вот уже несколько лет это единственное, чем живет это бедное создание, оттого ставшее еще озлобленнее.
Зверюга ударила лапой в воздухе, заставив мужчину отшатнуться назад. Защищаясь, он выставил полыхающую огнем руку. Преодолевая путь до этого острова, он не раз столкнулся с хищниками, но все они отступали перед его пламенем, и теперь Гефесту было невдомек, что же за бесстрашный, но все же опасливый зверь встретился ему на пути, который даже при виде опасности не убегает. Мужчина посмотрел под ноги, где под подошвой хрустели сухие ветви вперемешку с такой же опавшей листвой. Одна искра, и роща вспыхнула, а бушующие языки стихии, не видя преград на своем пути, охватили бы все живое, оставляя после себя пепелище. Гефест сделал шаг вперед, выкидывая руку, чтобы отпугнуть медведицу, но та лишь взревела еще громче и, махнув обеими когтистыми лапами, грузно опустилась на землю, сотрясая ее. Носом втянув воздух, она наполнила легкие и вытолкнула из грудины полный ярости протяжный рев. Кузнец, не видя другого варианта, чтобы спастись, занес руку, собирая в ладони сгусток огня. Усталость и слабость в теле на первый взгляд крепкого мужчины не давали ему в полной мере контролировать свои силы. Но его готовность запустить огненный шар под лапы зверя была встречена резкой, пронзительной болью. Сила внезапной атаки подкосила и без того изнеможенного путешествием кузнеца, что он опустился на колени, схватившись за предплечье руки, которое ещё несколько секунд полыхала пламенем. Гефест одним резким движением выдернул из плеча стрелу и откинул ее в сторону. Воспользовавшись замешательством чужака, медведица толкнула его и, когда он завалился на спину, прижала лапой к земле и, брызнув вязкой слюной, клацнула челюстью перед носом Гефеста. А ведь она могла перегрызть ему глотку за три секунды, но выжидала.
– Ты промахнулся! – взревел Гефест почти так уже грозно, как и медведица, державшая его в плену когтистой лапы.
В ночи кузнец не видел, кто выпустил в него стрелу, но искренне надеялся, что это был именно тот бог, на поиски которого он пришел. Он надеялся, что это был он или хотя бы тот, кто смог бы одолеть зверюгу.
– Она никогда не промахивается, – с неприкрытыми нотками веселья голос разбавил эту неспокойную ночь.
«Она?» – мелькнула в голове Гефеста.
Медведица едва позволяла вздохнуть, Гефест не мог шевельнуться, чтобы найти взглядом обладателя мелодичного баритона. Кузнец попытался вывернуться из-под лапы медведицы, но та лишь сильнее вдавила его в землю, и мужчине показалось, что лёгкие сжались до размеров оливок. И без того темная ночь стала почти непроглядной, когда сознание стало покидать мужчину, и в груди вспыхнуло пламя, но не то, что было подконтрольно кузнецу.
Выпустившая в Гефеста стрелу Артемида продолжала держать на прицеле чужака и со стороны наблюдала, как ее медведица бросается на опасного противника. Богиня ещё не встречала того, кто не боится огня, кого не обжигает пламя. С интересом наблюдая, она ждала, что будет дальше, что он предпримет, но все же была в готовности остановить чужака, если он будет угрожать ее защитнице. И каково было ее разочарование, когда мужчина начал задыхаться. Артемида громко коротко свистнула, и медведица отпустила Гефеста, отступив на шаг назад.
Переглянувшись с братом, который отнёсся к вторжению с откровенным интересом, Артемида подошла ближе. Стрела, направленная в Гефеста, была готова в любую секунду отправиться прямиком в голову. Встав над захлебывающемся воздухом чужаком, девушка встала ногой на раненное предплечье, добавляя ярких ощущений. Здоровяк выругался отборными словечками.
– Кто ты такой? – требовательно спросила охотница. – И что тебе нужно в наших землях?
Прокашлявшись, Гефест жадно ловил ртом ночную прохладу и каждый глоток свежего воздуха был слаще, чем самое лучшее вино, которым угощал его Дионис. Он обхватил пальцами свободной руки щиколотку богини, чтобы скинуть ее со своего плеча, но, подняв глаза, замер. Над ним возвышалась самая настоящая богиня, – такая, какую он всегда представлял, думая о женщинах Олимпа. В красоте лица охотницы таилось нечто жуткое, как в самой ночи. Прежде, чем зайти ночью в дремучие леса, Гефест всегда всматривался в темноту, гадая, какие опасности его могут поджидать, но он всегда был уверен, что его огонь всегда спасет от мрака и чудовищ, что в нем спят. Глядя в глаза этой богини, он ощущал себя точно так же, будто стоит перед непроходим лесом. Только теперь его страшили тайны, что хранятся под плотной вуалью черных ресниц. Но, несмотря на обезумившие от столь огромного количества внутренних демонов, эти глаза таили в себе пронзительную печаль, которую Гефесту почему-то хотелось познать. Он был уверен, что, если продолжит и дальше смотреть, то он погрузится с головой в ее тоску, уйдя на дно. Лунное серебро запуталось в волосах Артемиды, касалось кожи, острых ключиц и сильных, но тонких рук. Так засмотревшись на девушку, Гефест даже не разомкнул пальцев на ее щиколотке. Заворожённый, он подумал, что она заслуживает восхваления и идолопоклонства, и он был бы первым последователем в ее храме.
Глядя на чужака, распластавшегося на земле, охотница уже сгорала от ненависти к нему. Пульсирующая боль, поселившаяся в душе, утихнет лишь спустя несколько дней, и тогда Артемида поймет, что ненавидит она вовсе не Гефеста, и он оказался в не то время и не в том месте. Или же нет?..
Девушка склонила голову на бок, не понимая, почему он не сводит с нее глаз.
– А медведя не уберете? – хрипло спросил кузнец, взглядом указав на медведицу за спиной Артемиды.
– Медведица, – охотница выдержала короткую паузу, все ещё удерживая Гефеста на прицеле, – защищает нас от чужаков.
– Я пришел не воевать.
Опустив глаза вниз, на свою щиколотку, которая все еще была зажата в пальцах Гефеста, девушка пошевелила ногой, и кузнец медленно, растягивая момент прикосновения к ее коже, разжал пальцы. Странное чувство зародилось в сердце богини и отдало в голову, как вино. Артемида не знала, с чем сравнить, но, если бы она только видела, как пламя легко растапливает лед. Учащенное сердцебиение она списала на тревогу особенно сейчас, когда предыдущий мужчина, что проник в ее дом, сорвал замок со шкатулки и выпустил все ужасы, от которых Артемида пыталась уберечь свою ранимую душу, которую она спрятала за слоями, подобных земной коре. Гефест, как и стихия, которая была дана ему от рождения и перед которой сложно выстоять, нанес увечье стене и мантии защиты одним лишь прикосновением. Просто она не знала, что этот мужчина не будет утруждать себя бесполезными починками сломанных механизмов, чтобы упрятать вырвавшиеся страхи обратно в маленькую коробочку, а просто возьмет и излечит каждый кошмар.
Прищурившись, брат охотницы пронзительно наблюдал за кузнецом и Артемидой. Тихая усмешка коснулась полных губ.
Богиня хмыкнула и кивнула медведице.
– Каллисто.
Та, откликнувшись, приблизилась к попавшему в западню Гефесту и вновь показала свой оскал. Один приказ Артемиды, и пасть хищницы окрасится его кровью. Верная, преданная она готова к любому приказу своей любимой богини.
– У нее есть имя? – удивился Гефест, пытаясь отодвинуться.
– Конечно, – прыснул Аполлон, будто кузнец спросил очевидную глупость, – она же дочь царя Аркадии. – Белокурый бог с мальчишескими чертами лица посмотрел на сестру так красноречиво, будто хотел ей что-то сказать. Они постоянно так делали. Закончив бессловесную и понятную только им перестрелку, Аполлон взглянул на чужака. – Так кто ты такой и зачем пришел?
Разозлившись на брата за его беспечность перед чужаками, Артемида отошла к медведице и заняла позицию, с которой выгодно наблюдать за Гефестом, и с которой будет легко совершить выстрел, если он вдруг решит напасть. Артемида подумала, что никогда не видела такого высокого и коренастого мужчину. Он был похож на гору. Он то и дело, что бросал на богиню короткие, но пронизывающие до глубины души взгляды, отчего Артемида хотела раствориться в тени, слиться с ней. И без последних событий, охотница не доверяла мужчинам, кроме брата, и не желала, чтобы они бесцеремонно врывались в ее дом, хотя сейчас у нее уже нечего и некого забирать. Она подумала, даже если бы он вскрыл ее грудь, то наткнулся бы на разорванное на части кровоточащее сердце, которое бесполезно даже для жертвы самым жестоким богам.
– Мое имя Гефест, – ответил кузнец, переводя взгляд на Аполлона, – и я ищу врачевателя.
– Гефест... – задумчиво хмыкнул белокурый и нарочито медленно обошел кузнеца вокруг, пристально рассматривая крепкое мужское тело. Внимание бога привлекли ноги чужака. После его задницы. Из открывшихся ссадин сочилась кровь, бежала к широким щиколоткам. Мышцы вздрагивали, будто от судорог. Сомнений не было, - он испытывал боль. Встав лицом к лицу с кузнецом, брат Артемиды вздернул подбородок, чтобы казаться выше, но разница в росте была очевидна. Губы бога растянулись в издевательской усмешке. – Сын, от которого отреклась сама богиня-мать? – Аполлон заливисто рассмеялся, будто не боялся, что Гефест за считанные секунды может сжать ладони на его черепе и раздавить в крошку. Его забавляло, что сама верховная богиня, покровительница матерей отказалась от родного сына, которого она родила из чувства мести. Знали бы люди, кому они молятся.
– Моя мать Фетида, и она от меня не отрекалась, – не колеблясь ответил Гефест, и в темноте было особенно заметно, как тонкая, как нить, змейка обвела кругом его зрачки и потухла так же резко, как и вспыхнула.
Аполлон своего веселья не прекратил.
Услышав это, Артемида сузила глаза и напряглась. Ей не особо были интересны скандалы и сплетни с Олимпа, в отличие от ее брата. Охотнице было больше по душе жить своей жизнью, оберегать лес и всех его обитателей от напастей, слушать молитвы, что взывали о помощи и лишь изредка навещать людей, оставаясь незамеченной, чтобы убедиться лишний раз в том, что среди зверей она ощущает себя в своей стихии. А если ей хотелось разнообразия, то всегда был Аполлон, который в запасе имел пару-тройку новостей с Олимпа. Но чаще всего девушка спрашивала о матери, по которой всегда скучала. Отца она видела лишь однажды, и эта встреча была как одолжение, послевкусие которой еще долго скрипит на зубах.
– И чего же ты хочешь от меня? Какая хворь одолела тебя?
Артемида, негодуя, покачала головой.
«Ты же и так все уже знаешь, братец,» - мелькнуло в мыслях девушки, и она посмотрела на ноги Гефеста.
Брат – ее полная противоположность. Если девушка любит быть в тени, то Аполлону хотелось блистать, в идеале, чтобы он занял место на небе вместо Солнца. Их мать всегда удивлялась, как у нее получились такие разные дети.
– Мои ноги, – проговорил шатен коротко и сухо, будто стыдясь своего изъяна.
– Что случилось? – не унимался белокурый, но уже и Артемида заинтересованно выжидала ответа.
Гефест то и дело, время от времени переминался с ноги на ногу, испытывая ноющую боль. Даже если это и было так, на лице не было ни одной эмоции, которая могла бы выдать его.
Ощутив, что богиня все еще смотрит на него, Гефест перевел взгляд от ее брата и, смотря на нее, произнес:
– Зевс сбросил меня с Олимпа, – бесцветный голос не выдал неистовство в душе Гефеста. Артемида склонила голову, рассматривая в лунном свете лицо чужака. Если голос он мог контролировать, то не лицо, которое едва не искривилось от гримасы при воспоминании того дня, когда он пришел к Гере за местью, но все обернулось совсем не так, как ожидалось. Он был ослеплён своим желанием добиться справедливости и за это поплатился здоровьем.
«Отец?»
Не удивился только Аполлон. Он слышал из первых уст о том, как Гефест заточил Геру на троне, который сам и выковал. И хоть сам Зевс не раз наносил сердечные раны своей жене, другим он не позволял этого делать. Даже сыну, которого Гера зачала при помощи магии. По его приказу Гефест был доставлен на Олимп, но настолько громовержец был поражен работой сына своей жены, что он не стал убивать кузнеца, но потребовал взамен выковать для него молнии. Но все же с Олимпа он скинул бога. Для порядка.
Улыбаясь, белокурый обернулся к сестре.
– Отец-то наш выдумщик на забавы, да, Артемида?
Девушка угрюмо усмехнулась, не разделяя веселья брата. Она даже не взглянула на него, продолжая ответным взглядом испепелять Гефеста. Она чувствовала его энергию, считывала его суть, как это бывает при встрече с богами. Ей казалось, что в этом темном лесу он единственный источник света, затмевающий даже ее брата. Внутренний свет чужака не был похож на солнце, как у Аполлона. В нем таилось опасное тепло, оно могло и убить, если неправильно с ним обращаться, и согреть, если отнестись к нему с должным вниманием. И на физическом уровне она могла ощущать, как холод Луны, под чьим покровительством она жила, пожирает то, что таится внутри Гефеста.
– Ты ремесленник, – без намека на сомнение произнес улыбчивый красивый бог.
Гефест моргнул, будто с глаз сорвался туман, в котором он видел только Артемиду и ее невероятно темные и опасные глаза, что с таким жадным вниманием изучали его.
– Кузнец, – он перевел взгляд на врачевателя. – Я в долгу не останусь.
Брат с сестрой встретились взглядом. С самого детства они могли часами играть в молчаливую перепалку, пока мать не разгоняла их по разным углам. Она всегда думала, что так ее дети делят друг с другом секреты, мысленно общаясь, но по большей части они ссорились. Чем занимались и сейчас, пока Гефест во все глаза рассматривал быстро сменяющие друг друга эмоции на лицах брата и сестры.
Артемида свела брови вместе.
«Он должен уйти!»
Апполон укоризненно смерил сестру взглядом.
«Своим нужно помогать, сестрёнка.»
«А много тебе помогали свои же?»
«Я знаю, ты боишься...»
Охотница сжала кулаки, и рот ее перекосило от злости.
«Нет!»
«Обещаю, он не обидит тебя, Артемида.»
Забота брата всегда воспринималась как укол, будто она сама нее могла о себе позаботиться. Артемида метнула взгляд от Аполлона на чужака и не смогла разглядеть в них желание узнать, так же ли она красива при свете дня. Гефест подумал, что ночь, подобна украшению, ей к лицу.
– Делай то, что считаешь нужным, – бросила она брату, уходя. – И пусть сразу уходит. Ему здесь не место.
В подтверждение слов охотницы медведица грозно заревела, встав на задние лапы. Грузно опустившись, она развернулась и последовала за Артемидой, покачивая огромным задом. С сожалением Гефест проводил охотницу взглядом. Он никогда не был словоохотливый, но ему хотелось вывалить на нее все те слова, что не растрачивал на ненужных людей и богов за всю свою жизнь.
– Твоя сестра... – выдохнул кузнец, когда тьма леса поглотила Артемиду. – Я представлял ее себе по-другому.
– И это твоя ошибка, – криво улыбнулся бог, явно возгордившись от слов ремесленника. Все же он говорил о его сестре, которая, к слову, никогда не давала забыть, что та появилась на свет на минуту раньше братца.
– Она не любит чужаков, – простая констатация факта.
Изменившись в лице, Аполлон посмотрел на небо. Над головой застыли звёзды, в которых боги смогли сохранить души Плеяд, которых погубил Орион. Ворвавшись в храм Артемиды, пока та была на охоте, он, поддавшись страсти и похоти, совершил такие зверства, которые не должна испытывать ни одна нимфа, ни одна девушка. Вернувшись в храм, Артемида едва не обезумила от горя. Звери попрятались в укрытия, услышав ее крик, а Аполлон, почувствовав ярость сестры, уже мчался к ней. В этот момент они будто делили одно разорванное сердце на двоих. Оказавшись на пороге ее храма, блондин застал сестру, прижимающую окровавленную одну из нимф.
– Последний мужчина, который посетил наш дом, лишил ее сердце радости.
***
Покинув дом матери, Гефест обосновался в небольшой деревушке подальше от людей, от любопытных глаз. Молва об одаренном ремесленнике разнеслась по другим деревням и дошла до городов. Его это не особо радовало, но запретить болтать он не мог. На его пороге то и дело стояли смертные с просьбами, не оставляя его в покое. Порой прибегали детишки, чтобы поглазеть. О молчаливом великане, живущем на окраине, они уже придумали страшилки и пугали младших. Гефест уже даже не отмахивался от них, как от надоедливых мух. Но, когда он провел ночь здесь, на острове, он понял, чего же ему так не хватало. Даже живя на окраине, он будто был у всех на виду. Будучи нелюдимым, он никогда не испытывал необходимости поговорить с кем-нибудь. Ему даже не нужны были разговоры вслух с самим собой, потому что не было потребности. Любого другого тяготило бы одиночество, но Гефест без особого труда выносил его, воспринимал как неотъемлемую часть самого себя, как огонь и металл. Но теперь не давали ему покоя только темные, как сама ночь, глаза одной охотницы, которая никогда не промахивается. Гефест возвращался с побережья, где он был с первыми рассветным лучами. Вода была холодной, ветер, что бил его плечам, ещё холоднее, но уже через мгновение от кожи его исходил пар. По венам побежал огонь, разгоняя холод в скованных мышцах. Плавал он, конечно, как топор, но он и глубоко не заходил. Нравилось Гефесту, как волны подхватывают его и уносят к берегу, словно задают правильное направление потерянному путнику. Уже подходя к своей временной кузнице, Гефест увидел приближающуюся Артемиду с медведицей. Бог замер. О, он ее ни с кем не спутает. От волнения туника на нем едва не вспыхнула. Пришлось сделать три глубоких вдоха, чтобы огонь по жилам стих. Хорошо, что ветер, примчавшийся с берега, помог ему в этом. – Теперь ты в моих владениях, – за ухмылкой Гефест пытался скрыть довольную улыбку. Бог жаждал ещё одной встречи с Артемидой и был рад, что она случилась так скоро. Он не переставал вспоминать о ней. Артемида шлепнула по крупу Каллисто, и та отошла в сторону, заинтересовавшись новыми запахами. Крупная хищница, проигнорировав бога, принялась изучать содержимое больших горшков и корзин, что были у кузни. Гефест занял кузницу, что осталась от островитян. Аполлон запретил Гефесту покидать остров, пока тот не выполнит данное обещание и не смастерит лук и стрелы, как и обещал взамен здоровых ног. Он открыл портал на время, пока Гефест забирал из своей мастерской все необходимое. Раньше на этом острове жили смертные, но в спешке покинули остров, когда возвели храм во имя Артемиды, и в эти края повадились хищники, чувствуя энергию богини. Не имея привычки вмешиваться в дела смертных, она не стала чинить препятствия между голодными хищниками и жителями острова, что поспособствовало их скорому отплытию. Все это время Артемида, скрываясь за плотным занавесом леса, наблюдала за здоровяком, пока тот даже и не догадывался о ее присутствии. На то она и охотница – не выдает себя, позволяя жертве побыть в пузыре иллюзорной безопасности. Ей бы хотелось быть подальше от чужака, желательно, чтобы его вообще здесь не было, но отчего же тогда она все никак не может держать дистанцию? Она своими глазами видела, какое разрушение несут мужчины, а этот великан мог голыми руками разорвать ее. Ей было пока невдомёк, что попади она к нему в руки, он бы ни за что не позволил себе даже мысли о том, чтобы обидеть ее. Первые пару дней она приходила и наблюдала из своего укрытия, как работает Гефест, пока ее не поймал за этим делом Аполлон. – Он спрашивал про тебя, сестрёнка. – Иди куда шел, – оскалилась на брата Артемида. Тот лишь расхохотался, но тут же сделался серьезным. – Мне кажется, ему можно доверять. – Почему? Аполлон усмехнулся. Сестра спросила, а это значит ей не все равно, и этот здоровенный кузнец задел струны ее души. – Поговори с ним и сама узнаешь. Уж слишком хорошо он знал свою сестру и не мог лишить ее этого момента осознания и узнавания. И теперь она здесь, послушав младшего братца, который порой видел намного больше, чем она. Всегда видел. Обогнув Гефеста, Артемида не подняла на мужчину взгляда. А тот отступил, пропуская богиню в свою мастерскую. Следуя за ней, зеленоглазый бог улыбнулся. Вместе с Артемидой в его обитель пришел аромат лесов, ветра и цветов. Он поднял взгляд на широкую косу девушки и подумал, что ему хочется украсить нетугие узелки белыми дикими цветами, те, что он видел у подножия гор. Дикими, как и она сама. Он даже испугался той нежности, что в нем, оказывается, дремлет. Неужели в этом огромном теле помимо силы и огня осталось место для такого хрупкого чувства? Охотница осмотрелась. И принюхалась. Воздух здесь был такой тяжёлый и плотный, что с непривычки Артемида не могла вдохнуть полной грудью. Жар обжигал плечи, ноздри и легкие. Пальчики Артемиды дотронулись до шероховатости стола из твердой породы дерева и коснулись поверхности металла. Подойдя ближе, богиня заворожено рассматривала высеченные рисунки на щите – изображение юношей и красивых дев, морей, неба и звёзд. Ничего красивее богиня ещё не встречала. Так же заворожено за ней наблюдал кузнец. Он ещё раз убедился в том, что путь к Аполлону стоил всех трудностей и той боли, которую он испытывал, ведь сейчас, когда он исцелен, его ничто не отвлекает от той красоты, что он созерцает. Он был затворником, пожалуй, всегда, игнорируя мир за пределами сначала своего дома, а затем и мастерской. Можно сказать, кузнец прятался, но выстроил такую броню, за которой нельзя было различить страха перед миром, что однажды уже отверг его. Свой страх он спрятал за безразличием ко всему, что происходит за границами собственного мира. Но когда в лесу он повстречал охотницу, ему захотелось узнать её мир, который она скрывает между гор и деревьев. Ему не нужен был целый мир, достаточно было одного – мира Артемиды. – Это ты сделал? – Да, – ответил Гефест коротко, без горделивости, будто боясь спугнуть дикого оленёнка. Артемида прямо взглянула на Гефеста впервые за это время. Богиня не могла заставить себя до этого смотреть на мужчину, оказавшись лицом к лицу. За всю свою жизнь охотница привыкла быть в компании своих прекрасных спутниц, а мужчины всегда приносили одни лишь беды. Всякий раз, когда охотник заходил на ее земли, проливалась кровь и не только звериная. Девушка отвела глаза, не выдержав такого открытого, без недомолвок взгляда кузнеца. Ей показалось, когда она заглянула в глаза бога, что оказалась дома и с вершины самой высокой горы смотрит на плотное зелёное полотно леса. Ей было спокойно рядом с ним, ощущение безопасности и вместе с тем недоверия к собственным ощущения наполняли юную девушку. Разве такое возможно? Богиня осмотрелась, и ее внимание привлекла броня. Она подняла ее и удивилась весу – лёгкая, но крепкая. – Ты приручил металл, словно... – девушка вернула броню на место, положила обе ладони на нее и прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой металла, – словно дикого зверя. Сердце Гефеста пропустило один удар. Он вдруг, неожиданно для самого себя, представил ее руки на своей коже, но отдернул свои мысли, как непослушных молодых псов. Он прикрыл веки, чтобы она не видела, какая огненная буря поднялась под ними. – Это дано мне при рождении. Обернувшись, Артемида сразу же взглянула на ноги бога. Она отняла руки от брони. – Аполлон рассказал, что случилось. – Так он знал? – удивился он, ведь о подробностях Гефест решил умолчать. – Он частый гость на Олимпе, – усмехнулась богиня и пожала плечом. Она не разделяла любви брата к светской жизни, но всегда слушала новости, которыми он делился, потому что ей просто некуда было от него деваться. Он находил ее даже в собственных мыслях. Замявшись, Гефест подошёл к наковальне, взял молот. Ему нужно было спрятаться за своей работой от Артемиды. Она будто вновь вытащила наружу его физическую слабость, от которой его уже вылечил Аполлон. Ему горько было осознавать, что Артемида видела его таким в первую их встречу. Гефест искренне полагал, что все, что увидела Артемида, – был его недуг. Будто вся его суть это покалеченные ноги. Зевс наградил его силой, принес ему дар, но не смог стерпеть его выходку рад Герой. Боги дают и что-то забирают взамен. Фантомная боль в коленях при воспоминании о падении снова дала о себе знать. Гефест хотел дотронуться до ног, чтобы ещё раз убедиться в их здоровье, но сдержался перед Артемидой. А она и не заметила. Как не заметила и в первую встречу едва затянувшиеся раны. Перед ней был мужчина крупный, пожалуй, слишком крупный, безусловно сильный и печальный, как и она. Он напомнил ей ее дом, этот лес и она отметила уже после, что за ним можно спрятаться. Вот, что ей запомнилось. – И что ты думаешь? О моем поступке? – вдруг спросил Гефест, сам не понимая зачем, по-прежнему не встречаясь с ней взглядом. Артемиде подумалось, что это важно для Гефеста, но не знала, почему. Ей не приходилось разбираться с чувствами других, но это не касалось чувств кузнеца. Она взглянула на его напряжённые плечи, на выступившие вены на руках, когда он взял молот, и затем на профиль. Такой огромный, но все же есть и на его оболочке трещины. Ей не хотелось лгать, да она и не собиралась. – Я бы отдала ее на растерзание хищникам, – произнесла она и Гефест едва заметно дернулся от ее ответа, больше от удивления. Он улыбнулся уголком губ, и Артемида улыбнулась в ответ. Просто и легко, будто они знакомы тысячу лет. С ним рядом ей не хотелось обороняться от возможных бед. С ним рядом она не чувствовала их приближение.– Аполлон тоже думает, что Гера это заслужила, – брови Гефеста удивлённо вздрогнули. Он ещё не догадывался, но это было началом большой дружбы. Артемида уже не опасалась подойти ближе. Она заглянула через плечо кузнеца на лук, что предназначался для Аполлона. – Я хочу лук и стрелы, как у брата. Сделаешь их для меня? Сделает ли он? Сделает?! Что за глупости?! Конечно, да! И не как у брата, а намного-намного лучше, под стать ей. Сердце кузнеца колотилось как остервенелое. Это был его самый важный и самый желанный заказ. Он сделал вид, что ему нужен кусок металла в другом углу кузницы, чтобы Артемида не видела его улыбки от уха до уха и не слышала, как тяжело и взволнованно он дышит. – Что я получу взамен? – ухмыльнулся он, маскируя радость. – Я не дам тебя растерзать Каллисто, – пожала плечами Артемида. Гефест обернулся, чтобы понять, шутит она или нет. Чертята в ее глазах танцевали самые дикие танцы. Его губы дрогнули в улыбке, ее тоже. И вдвоем они засмеялись, как глупые смертные дети. Такие беззаботные, на пороге собственного счастья. Аполлон запретил Гефесту покидать остров до тех пор, пока тот не выполнит данное обещание. Гефест сдержал слово – выковал лук и стрелы для бога и его сестры. Но остров так и не смог покинуть. И не захотел.***
Утреннее купание стало маленькой традицией Гефеста. Он уходил на берег ещё до восхода солнца, чтобы поймать этот момент, как Луна позволяет Солнцу заступить на небосвод. Новый день пришел, а это значит, что уже совсем скоро они встретятся с Артемидой. Им обоим нравился этот момент встречи. Артемида выходила из леса в сопровождении Каллисто, а Гефест уже стоял и высматривал богиню. Порой она медлила, не спешила выходить из укрытия и наблюдала, пока бог внимательно всматривался между деревьев и ему казалось, что мелькнула фигурка охотницы там, где ее не было. Тогда она научила этого великана видеть глубже внешней оболочки. Артемида учила кузнеца слушать природу, улавливать любой шорох, который маскируется в ветрах, а ей нравилось смотреть за его работой. Особенно она отмечала тот момент, когда бог уходил от реальности, погружался в свое ремесло. Его молот наносил такие удары, что земля дрожала. Когда Каллисто впервые услышала, она хотела ворваться в кузницу и разнести там все, испугавшись за охотницу. – Что с ней? – изумился Гефест, осторожно дотронувшись до морды медведицы, когда Артемида ее успокоила. – Она испугалась ударов, – объяснила охотница. – Подумала, что меня нужно защитить. – Я бы никогда... Она хотела ответить, что знает, но остановила себя, боясь ошибиться в своих ощущениях, что рядом с этим большим, чудесным и порой неповоротливым мужчиной ей безопасно. Сегодняшнее утро не было исключением. Гефест ждал Артемиду, как люди ждут наступления тепла после морозной ночи. Ему казалось, что так правильно, – дать ей возможность самой приходить. Но какого было удивление кузнеца, когда вместо охотницы у своей мастерской он увидел... Геру. – Здравствуй, сын, – произнесла богиня, когда он подошёл ближе, но в ее обращении Гефест не почувствовал любви матери. Ничего, кроме холода камня, из которого делали ее статуи. Неудивительно, ведь она никогда и не любила его. Она не испытывала к нему ровным счётом ничего, но ожидала от сына, рождённого в порыве мести, всепоглощающее уважение и слепую любовь, какая бывает только у детей. Гера сто лет до этого и сто лет после верила и будет верить в свою исключительность как матери. Боги тоже бывают глупы, порой глупее смертных, которые своими молитвами и жертвами внушили им веру в их непоколебимую правоту. Вот такой порочный круг дураков. – Гера, – выдерживая холод в голосе произнес кузнец. Горящие ненавистью и немым вопросом, почему глаза впились в лицо той, что подарила ему жизнь. Но разве подарила? Рождение Гефеста было больше похоже на медвежью услугу для самого кузнеца, но подарком для Фетиды. Что для одного проклятье, для другого благословение. Во всяком случае, бог ты или человек, все мы проходим через детство, где мы остро ощущаем свою ненужность даже под натиском любви и отчаянное желание получить ответы на вопросы, что он, будучи маленьким и хилым малышом, рыдая, задавал той, что его воспитала и любила в два раза, в три, в тысячу раз сильнее, чем кто бы то мог представить. И Гефест ни один миг своей жизни не сомневался в любви Фетиды, но маленькому, трепыхающемуся в агонии сердцу не прикажешь не истекать болью. – Рада тебя видеть в здравии, – все тот же холод в голосе попал прямиком в пылающее сердце нелюбимого и ненужного сына. На мгновение кузнец даже подумал, что Гера издевается. Разве ее волновало его здоровье? Конечно же, нет! Но как он глубоко ошибался. Гере было безразлично, здоров он, стоит ли крепко на ногах, не мучают ли его кошмары после того страшного падения. Ей было бы откровенно наплевать, как наплевать и на смертных, умоляющих о дарах, даже если бы мужчина приполз с культей вместо ноги. Ей с трудом удавалось подбирать слова, – настолько ей был безразличен собственный сын. Было бы проще, если его не было, чтобы не пришлось из себя выдавливать слова и складывать их в подобие заботы. По-настоящему богиня любила только одного своего ребенка – Гебу. Милая, нежная, всегда юная дочь была отрадой каменного сердца Геры. Она была так не похожа на Зевса, но была копией матери - те же глаза, те же скулы и нос. Зевс обожал дочь больше остальных своих детей, и поэтому Гера тоже ее любила. Ещё никогда мать не являлась к нему, а последняя их встреча обернулась настоящим актом мести, который Гефест явил всему Олимпу. Нутро, что в нем присутствовало ещё, кажется, до рождения, кричало, тарабанило во все стенки подсознания, что она опасна, что нужно защищать то, что дорого. И хоть Гера покровительница семьи, защитница матерей, несёт она лишь сплошное разрушение. И будь богиня хоть на самую малость заинтересована в Гефесте, она задалась бы вопросом, что он делает здесь на земле охотницы и ее любвеобильного брата. Ещё одних бастардов, которых она ненавидит. «Артемида.» Имя богини с опасной и одновременно притягательной тьмой в глазах всплыло прежде, чем тело дало импульс. «Артемида. Артемида. Артемида.» Сердце стучало в ритме ее имени. Он слышал его везде – в шуме ветра, что задорно носится между кронами деревьев; в волнах, что больно бьются о скалы так, будто сами себя наказывают; в стеке молота о наковальню, в скрежет металла. Она была всюду – в его мыслях, сердце, во всем, что его окружало. И пусть она уже при первой встрече доказала, что ей не нужна защита, Гефест хотел оградить охотницу от Геры и ее внезапного визита. Артемида не любит чужаков, не любит, когда кто-то заходит в ее лес, нарушает здешний покой. Гефест помнил ту муку в глазах богини при их первой встречи, и всему виной был мужчина, что пришел до него. Кузнецу больше не хотелось видеть в глазах девушки ту же скорбь. – Для чего ты здесь? – слова подобно яду брызнули изо рта Гефеста. Гера сделала вид, что пропустила мимо ушей дерзость кузнеца. Не будь от него пользы, стёрла бы его уже с лица земли прямо на этом месте. Она пожалела, что он был рожден на этот свет. – Зевс не умолкает, все хвалит кузнеца, что сделал ему молнии. Словно малое дитя. Притворная улыбка настолько отдавала фальшью, что у кузнеца заскрипело на зубах послевкусие лжи. – Я рад. Ложью он ответил на ложь. Богиня посмотрела под ноги и брезгливо подобрала край длинного одеяния, чтобы не перепачкаться. Вязкая темная земля после утреннего дождя крупными комками налипла на подошву открытых сандалий. Губы богини скривились. Даже свежесть леса действовала ей на нервы и казалась зловонием. Она не разделяла любви Зевса к миру смертных и спускалась сюда по доброй воле довольно редко. С высоты Олимпа богине казались люди и место, где они живут, грязным, омерзительным и не достойными ее внимания. Свою же работу, когда она не отслеживала Зевса и его любовниц, Гера предпочитала выполнять с трона, что стоял в их главной зале. Но, когда крики матерей становились невыносимыми, она уходила, оставляла свои обязанности, предоставляя молящихся самим себе и собственным страхам. Гера сделала шаг в бок и поправила ткань струящегося шелка. – Наши отношения не заладились с самого начала... – С момент, как я родился? Богиня плотно сжала губы, от чего лицо ее едва не разлетелось на осколки от напряжения в мышцах. Если бы не Зевс и стрелы, которые сделал для него Гефест, наглец бы уже давно корчился в муках. Зато, если взглянуть на ситуацию под другим углом, нужно отметить что у Геры теперь есть оружие против мужа. Никто на всем Олимпе не сможет сделать не знающие промаха молнии, и Зевс ни за что не захочет лишиться такого оружия. Возможно, хоть так она сможет заполучить над мужем и его похотью власть. Раздутые ноздри богини шумно выпустили воздух. – И все же... – титанических усилий стоило Гере скрыть в голосе нервозные нотки и показать улыбку, за которой не было ровным счётом ничего, кроме усталости и раздражения от этого разговора, от присутствия в мире смертных. – Я хочу исправить это и сказать спасибо от имени моего мужа. В благодарность, я признаю тебя своим сыном перед всем Олимпом. Чтобы доказать тебе свою... – она запнулась, затаив воздух в груди. Гефест выжидательно поднял бровь, и Гера сделала шагнула ближе к мужчине. – Любовь. Я отдаю тебе в жены прекрасную Афродиту. Все дети Геры так или иначе требовали и вымаливали внимание матери. Кто-то больше, кто-то меньше. Кому-то потребовалось больше времени понять, что это бесполезно. Кому-то меньше. Арес ещё малюткой раскусил мать и отца, и когда он понял, что был не более, чем неудачная попытка расчетливой женщины привязать к себе любвеобильного мужа. Тогда любовь в сердце он променял на хаос и разрушение. Когда бог покинул их с Зевсом, Гера выдохнула. Он служил напоминанием о ее ошибке в попытках заставить мужа полюбить собственную жену. Ничего так сильно не жаждала богиня, как любви Зевса. Деля с ним ложе, она чувствовала себя одинокой, даже когда он касался ее. Будь у Геры хоть малейшее желание оставить возле себя первенца, она бы придумала способ привязать его к себе. Но опять же, если бы от того, была польза. От Гефеста она могла заполучить желаемое, поэтому решила подкупить, как делают все родители. "Я дам тебе сочное яблоко, если ты будешь усердно трудиться в поле". Какой ребенок откажется? Только Гефест больше не дитя, готовый на любую сложную, неблагодарную и трудную работу ради матери. Надо сказать, его мама, та что воспитала, никогда не шла на такие уловки. Честность была в основе их отношений, и за это он никогда не перестанет любить ее. – Нет, – ответил он чужой перед ним женщине, что безуспешно пыталась внушить ему свою притворную любовь. – Нет? – взревела Гера, и ярость изуродовала ее прекрасное лицо. Гефест и глазом не повел, когда богиня вплотную приблизила лицо, оскалившись. – Отказываешься от моего дара? От моего?! – голос богини загромыхал в воздухе, поднял в воздух птиц и взбудоражил зверей. Серые, блеклые глаза отражали суть Геры, подсвечивались жестокостью. Она была так поглощена безудержным и первобытным гневом, что не сразу и поняла, что шум, прокатившиеся по острову Артемиды был не ее заслугой. Гефест обернулся и подошёл ближе к невысокому обрыву, откуда он мог лучше разглядеть лес. Гера набрала воздух в лёгкие, чтобы разойтись тирадой о том, как даже боги бояться поворачиваться к ней спиной, но новый раскрась грохота заставил ее встрепенуться. – Что происходит? Зелёные, внимательные глаза ремесленника отныне видели больше. Артемида научила видеть не только плотный занавес из ветвей и деревьев, но и то, что они таят. Она показала, как слушать лес. Она научила дышать вместе с природой, хоть Гефест до сих пор плохо понимал, что это значит. Шорох у кромки леса – испуганная птица. Шелест среди верхушек такой лёгкий, словно прикосновение больших пальцев к пушистым ветвям - это просто ветер. Из глубин донеслось утробное урчание - хищница зовёт детёнышей в укрытие. Леса, как говорит Артемида, не спят даже ночью, надо просто слушать. Даже тишина, которая может наступить неожиданно, может что-то сказать. «Природа всегда говорит с нами, надо только слушать.» Земля под ногами завибрировала, и едва бы смертный это заметил. Пробирающаяся через чащу угроза впилась когтями в землю, билась о камни и проникала в стволы деревьев. Ее жуткие длинные пальцы коснулись каждого живого существа в этих лесах и звери, как им и полагается, доверились инстинктам, – побежали прочь в поисках спасения. Гефест поднял глаза в небо в тот момент, как показалась темная воронка, заполняющая все небесное полотно. – Не может быть... – сорвавшимся шепотом произнесла Гера, попятились назад. – Этого не может быть! Богиня-мать явно знала больше, чем Гефест. – Найди Зевса! – Крикнул ремесленник, не оборачиваясь. – Быстро!!! Ох, как же он жалел о своей силе, о своей неповоротливости. Не раз они с Артемидой бегали по этому лесу, и ни разу мужчина не мог догнать ее. Она всегда была впереди кузнеца, но ему это даже нравилось. Нравилось смотреть на ее сильную точеную фигурку, на тонкие щиколотки, которые были созданы для бега по неровным поверхностям. Бывало, охотница уходила от него так далеко, что Гефест пугался, теряя богиню из виду. Однажды Артемида забралась на дерево и притаилась, ждала, когда бог подойдёт ближе, пока она скрывалась в тени ветвей. С высоты она наблюдала, как обеспокоенный кузнец искал ее, звал, а она, как проказливый ребенок, наблюдала за его тревогой. Как он боялся потерять ее... И сейчас боялся не найти. Голыми руками он сносил препятствия на пути виде веток, перепрыгивал поваленные уже полусухие стволы деревьев, а бегущие навстречу ему животные сдвигались с траектории. Все бежали от воронки, а он наоборот следовал в самый эпицентр, ведь где-то там бьётся его сердце. «Артемида. Артемида. Артемида.» Так началась их гонка по спиралям времени.