Серебряный пёс

Уэнсдей терпеть не могла несанкционированные прикосновения. Даже дежурное похлопывание по руке или плечу. Ей хотелось помыться. Прополоскать рот. Вернуться на балкон и врезать Тайлеру так сильно, чтобы у того искры из глаз посыпались. Избавиться от него, сдав назад в Уиллоу Хилл… Инид распахнула дверь ванной, выпуская пар и что-то напевая себе под нос. От её раздражения из-за неожиданного пробуждения не осталось и следа. Настроение Синклер всегда с завидной скоростью приходило в раздражающую норму. При виде Уэнсдей, свирепо расчёсывающей волосы, Инид нахмурилась. — Что-то случилось? Уэнсдей молчала. Инид бросила взгляд на окно, потом перевела его на куртку Тайлера, так и оставшуюся висеть на стуле. — И зачем он приходил? — осторожно спросила она. — Поговорить, — односложно ответила Уэнсдей, вставая с кровати. — Мне нужно в ванную. Тщательно орудуя зубной щёткой, Уэнсдей во всех красках представляла, как свернула бы Галпину шею. Или как загнала бы иголки ему под ногти. Или испытала бы на нём китайскую пытку водой… Это слегка остудило кровожадные намерения Уэнсдей на его счёт. До начала занятий было ещё два свободных часа, и она отправилась в библиотеку. Проштудировав несколько справочников редких растений, Уэнсдей с разочарованием вернула их на полку. Ничего похожего на то, что ей показало видение прошлым вечером. Во время первого урока она взяла у Инид цветные карандаши (та едва не подавилась жвачкой от такой неожиданной просьбы) и попыталась как можно точнее передать форму и цвет листьев незнакомой травы из оранжереи Лорел. Конечно, способности Уэнсдей к рисованию были гораздо хуже, чем у Ксавье, но изображение получилось достаточно похожим на оригинал. Возможно, непрерывная практика на уроках мисс Флиттон давала свои плоды. Уэнсдей собиралась показать ей рисунок в надежде на то, что учительница распознает растение. Уэнсдей шла на ботанику, и сердце в её груди будто сдавливалось и пропускало удары. Она хотела увидеть Ксавье и одновременно чувствовала непередаваемое волнение. Каково будет снова сидеть с ним рядом, так близко, за одной партой? Или увидеть, как он тащит свои вещи в противоположный конец класса? С тех пор, как Уэнсдей забрала коробки из его мастерской, они толком не виделись. Ксавье либо прогуливал совместные занятия, либо садился максимально далеко от Уэнсдей. Она разложила тетрадь и письменные принадлежности на своей половине парты. Соседний стул пустовал. Уэнсдей сидела на месте, прямая и с виду отрешённая. Она внимательно следила за секундной стрелкой на часах, висевших над доской. Ксавье не появлялся. В класс зашла мисс Флиттон. Она поздоровалась, объявила тему урока и принялась рисовать на доске очередное хищное растение. По классу прокатился стон — многие находили манеру преподавания мисс Флиттон утомительной. Учительница, по своему обыкновению, никак не отреагировала на тихий протестующий ропот. Студенты принялись шуршать тетрадями… — Извините за опоздание. Уэнсдей едва не сломала карандаш, слишком сильно надавив на него. Не сумев сдержаться, она повернулась к двери. Ксавье стоял там и обшаривал взглядом парты — в классе оставалось только одно свободное место. Рядом с ней. Их глаза встретились. Ксавье на мгновение замер, но затем отрывисто кивнул в знак приветствия. Уэнсдей моргнула и отвернулась к тетради. Чёткие каллиграфические буквы, написанные её собственной рукой, поплыли перед глазами, смазываясь в мутно-размытое пятно. Грудную клетку сдавило. Сердце под рёбрами бухало так громко, что казалось: весь класс в курсе предательски эмоциональной реакции её тела. Мисс Флиттон нетерпеливо махнула рукой, призывая Ксавье скорее занять место. Уэнсдей смотрела только в собственную тетрадь, когда он осторожно и медленно, словно стараясь ничем её не потревожить, опустился рядом. — Думала, ты опять не придёшь, — слова слетели с её губ сами собой. — Маккензи поймала меня в коридоре и проследила, чтобы я не пропустил урок, — глухо отозвался Ксавье. Уэнсдей подняла на него взгляд. Смотреть на Ксавье было так же больно, как на слепящее солнце. Но она всегда любила боль и пытки. Вблизи Уэнсдей отчётливо могла разглядеть тени под глазами Ксавье — свидетельство того, как плохо и мало он спал. Интересно, виной этому были видения или она сама? Ксавье тоже повернулся к ней, видимо почувствовав, как пристально она его разглядывает, и горько улыбнулся уголком рта. Уэнсдей моргнула, чувствуя, как глаза словно заволакивает пеленой... — Мисс Аддамс? Может, хотя бы вы знаете, чем примечательна генлисея? — она услышала мисс Флиттон будто издалека. Уэнсдей встрепенулась. Преподавательница смотрела на неё с почти несчастным видом. — Клубненосный вид Genlisea tuberosa имеет самый маленький размер генома среди всех известных науке растений, — машинально отозвалась Уэнсдей, не узнавая свой собственный севший голос. Мисс Флиттон радостно закивала и продолжила рисовать на доске, рассказывая о хитро устроенной корневой системе цветка. Уэнсдей снова скосила взгляд на Ксавье, не в силах бороться с искушением, но момент был испорчен. Ксавье больше не поворачивался в её сторону, и Уэнсдей не могла толком разглядеть его лица за прядями длинных волос, поэтому наблюдала за его руками. Карандаш в длинных пальцах Ксавье порхал по бумаге, копируя с доски всё, что он пропустил с начала урока. Он не оживлял рисунки, как обычно на ботанике, лишь прилежно слушал, записывал и зарисовывал лекцию мисс Флиттон. Едва прозвенел звонок, Ксавье вскочил с места и первым направился к выходу. Уэнсдей сглотнула. Ей следовало успокоиться. Она медленно собирала вещи, наблюдая, как её одноклассники один за другим покидают класс. Инид хотела дождаться её, но Уэнсдей махнула рукой, давая подруге знак уходить. Когда в классной комнате кроме неё осталась только преподавательница, Уэнсдей вытащила из папки рисунок таинственного трилистника и подошла к мисс Флиттон. Та стирала с доски тщательно выведенные спиралевидные корни генлисеи. Учительница вздрогнула, когда Уэнсдей окликнула её со спины. — М-мисс Аддамс! — запинаясь, удивлённо воскликнула мисс Флиттон. — Я думала, все уже ушли. Уэнсдей протянула ей листок бумаги. Преподавательница нацепила квадратные очки, которые болтались у неё на шее, испачкав при этом нос мелом. Вид у неё стал до смешного нелепый. — Вы знаете, что это за растение? — спросила Уэнсдей, внимательно наблюдая за её реакцией. Было маловероятно, что вслед за Лорел Гейтс псы заслали свою шпионку на то же самое место и должность, но Уэнсдей не могла исключать такую версию без всяких доказательств. Мисс Флиттон близоруко сощурилась, разглядывая рисунок. —Вы нарисовали это? — её лицо выражало крайнюю степень замешательства. Уэнсдей кивнула. Мисс Флиттон склонила голову вбок и прикусила губу. Её пальцы суетливо теребили бумагу. — Не знаю, мисс Аддамс, — протянула, наконец, преподавательница. — Может, я смогла бы помочь вам, если бы вы описали свойства… Время цветения, запах, вид корневища… — Я бы сказала, оно имеет весьма приятный запах, — тут же отозвалась Уэнсдей совершенно безмятежным тоном. — Сладкий запах разложения плоти. Мисс Флиттон вскинула на неё широко распахнутые глаза. — П-правда? — испуганно пискнула она. — Как любопытно… И где же оно вам встретилось? — Мне его описал один знакомый, — неопределённо ответила Уэнсдей. Мисс Флиттон снова посмотрела на рисунок и смахнула выступивший на переносице пот, пачкая мелом ещё и черепаховую оправу очков. — Как любопытно, — повторила она немного подрагивающим голосом. — Но боюсь, я ничем не могу помочь вам, мисс Аддамс. Мне неизвестен этот вид. Может, ваш знакомый просто… выдумал его? Преподавательница издала сдавленный смешок. Уэнсдей окинула её лицо цепким взглядом. — Я так не думаю, — невозмутимо возразила она. Уэнсдей молча наблюдала за мисс Флиттон. Пауза затягивалась. Преподавательнице было явно не по себе. Она переступила с ноги на ногу и снова уткнулась в рисунок. — Не знаю, что ещё я могу для вас сделать, — наконец промямлила мисс Флиттон. Уэнсдей вежливо улыбнулась, продолжая исподлобья смотреть прямо в глаза учительницы. — Благодарю вас за помощь, — учтиво, но холодно сказала Уэнсдей. Преподавательница торопливо закивала, снова поправляя очки. — Да-да, — немного невпопад ответила она. — Мисс Флиттон, — Уэнсдей улыбнулась шире и чуть более угрожающе. — Да? — Мой рисунок, — она протянула руку. Преподавательница засуетилась, возвращая Уэнсдей лист бумаги. — Да-да, конечно-конечно, — она снова совсем неестественно захихикала, проводя рукой по волосам и одёргивая светлый пиджак. Мисс Флиттон была очень плохой лгуньей.

***

Всю неделю Уэнсдей удавалось избегать общения с Тайлером. Теперь она приходила к нему со шприцом наготове и приказом молчать. Галпин в ответ бросал на Уэнсдей тоскливые взгляды, но не пытался воспротивиться её воле. После инцидента на балконе он вёл себя довольно покладисто, словно пытаясь загладить вину. В пятницу утром Уэнсдей также успешно уклонилась от ненужных разговоров во время утренних процедур, а после пошла прямиком в медпункт за освобождением от фехтования — единственного предмета, который Тайлер посещал вместе со всеми, а не по своему индивидуальному расписанию, призванному помочь ему нагнать программу, сильно отличающуюся от той, что проходили в школе для норми. Вместо урока Уэнсдей отправилась в библиотеку Белладонны в надежде найти там сведения о неизвестном растении. В библиотеке было жарко и душно, что совершенно не способствовало чтению. Перебирая книги на полках, Уэнсдей чувствовала, как начинает гудеть голова. В итоге она затолкала в сумку несколько толстых ботанических справочников и поспешила выбраться на свежий воздух. Перед следующим уроком Уэнсдей со злорадным удовлетворением слушала Инид, которая всю перемену щебетала, как прошло фехтование. Тренер Влад поставил Тайлера в пару с Йоко, и Галпин, почти не имевший опыта, ожидаемо получил множество болезненных тычков. Впрочем, к вечеру настроение Уэнсдей снова ухудшилось — ни в одном из справочников она не нашла ничего похожего на таинственный трилистник. Вещь, которому Уэнсдей велела приглядывать за мисс Флиттон, также не принёс никаких зацепок. Учительница ботаники вела себя, словно пугливая мышка, не выходила за территорию замка и общалась только с учениками и преподавателями. Что ж, ехать в Берлингтон за новым справочником Уэнсдей не собиралась, по прошлому опыту считая это бесполезной тратой времени. Зато у неё появился новый повод зайти в местную книжную лавку. Вероятность найти там что-то релевантное её запросу тоже стремилась к нулю, зато Уэнсдей могла бы попробовать разговорить хозяйку магазина. Ранним субботним утром Уэнсдей разбудила Тайлера, сделала очередную инъекцию и направилась прямиком в Джерико. В этот раз она взяла во Флюгере кофе навынос (белокурая официантка Хлоя, когда-то давно, почти в прошлой жизни, флиртовавшая с Ксавье, двигалась будто сонная муха) и только после направилась в сторону книжной лавки. Она оказалась на месте вовремя — как раз к открытию — и затаилась недалеко от входа, в тени узкого торгового переулка, ожидая, когда хозяйка отворит дверь магазина для покупателей. Уэнсдей поглядывала на часы и хмурилась. Прошло две минуты от времени начала работы. Пять… Никто не торопился переворачивать табличку «Закрыто» и открывать лавку. Кофе кончился. Уэнсдей смяла бумажный стаканчик в руке. Вглядываясь, что происходит внутри, за дверью, она подошла ближе к крыльцу, делая вид, что хочет воспользоваться мусорной урной, и отпрянула. За стеклянными вставками, сплошь украшенными рисунками с яйцами и пасхальными зайцами, угадывалась внушительная мужская фигура. Уэнсдей торопливо нырнула назад в соседний проулок. Едва она скрылась в тени, как дверь книжной лавки распахнулась с громким перезвоном колокольчика, и оттуда вышел Винсент Торп. Не замечая её, он бросил взгляд на свои наручные часы и поморщился. Уэнсдей же во все глаза глядела на лацкан его пиджака — на нём сверкала брошь в виде серебристой фигурки охотничьей собаки. Мгновение — и Винсент сдёрнул пса с одежды, а после спрятал его в карман. Уэнсдей почти не дышала. Она не хотела, чтобы отец Ксавье поймал её за слежкой. Где-то неподалёку послышались шаги, и Торп-старший поспешил прочь, направляясь в сторону мэрии. Уэнсдей, немного помедлив, сдвинулась с места. Она подошла к двери в книжный и снова заглянула внутрь — там не было ни души. Уэнсдей потянула за ручку, и дверь отворилась — никто и не думал закрывать её за Винсентом Торпом. Колокольчик, оповещающий о новом покупателе, снова мелодично звякнул. Уэнсдей шагнула внутрь, внимательно оглядывая маленькое и довольно мрачное помещение. В уголке, между ломящимися от книг стеллажами, под выцветшей надписью «Семейная лавка О’Брайен» висело несколько семейных фотографий, сделанных на фоне книжных полок и у входа в лавку. Уэнсдей подошла ближе и пригляделась, отыскивая знакомые лица. На одной из карточек она тут же нашла хозяйку магазина — на снимке женщина была гораздо моложе. Рядом с ней стоял трёхлетний карапуз с огненно-рыжими волосами, в котором с лёгкостью угадывался её теперь высокий и нескладный сын Эрни. Ещё на одной фотографии владелице книжной лавки было от силы лет семь. Она сидела на плечах у жилистого подростка лет восемнадцати, похожего на неё, как две капли воды, и широко улыбалась, демонстрируя отсутствие переднего зуба. Сверху послышался шум и торопливые шаги по деревянной лестнице. Дверь подсобки распахнулась, и из неё выскочил чуть запыхавшийся Эрни. — Мы закрыты! — громко сообщил он, а после заметил Уэнсдей и протянул: — А-а-а, это ты… Уэнсдей оторвалась от созерцания фотографий и сделала шаг к мальчишке, который следил за ней настороженным и несколько испуганным взглядом. — Мне нужна книга, — невозмутимо сказала она. — Эм… — парень нервно усмехнулся и почесал затылок. — Как я уже сказал, мы… — Я видела, как отсюда выходил другой покупатель, — возразила Уэнсдей. Эрни нахмурился. — Да? Видимо, я забыл закрыть дверь, и он подумал, что мы работаем, — парнишка развёл руками. — Но маме нездоровится, так что мы… — Нездоровится? — Уэнсдей слегка прищурилась. — Она наверху? Эрни бросил короткий взгляд на дверь подсобки. — Послушай, — неуверенно начал он. — Ты сказала, что хочешь купить книгу? Давай ты возьмёшь, что тебе нужно, и уйдёшь, пока мама не проснулась. По рукам? Уэнсдей пристально посмотрела на Эрни. Действительно ли его мать спала? Была ли хоть какая-то вероятность, что Эрни не видел Винсента? Приходил ли Торп-старший к хозяйке магазина? — Мне нужен справочник редких растений, — сказала Уэнсдей, желая потянуть время. — Отлично, — с облегчением выдохнул Эрни, выходя из-за прилавка и указывая на полки справа от Уэнсдей. — Книги по ботанике здесь. Нужно что-то конкретное? Уэнсдей взяла в руки самый толстый том и принялась медленно его листать. Эрни стоял рядом, сложив руки на груди и нетерпеливо постукивая ногой. Он то и дело оглядывался то на дверь подсобки, то на выход из лавки. Когда мимо магазинчика проехал автомобиль, Эрни и вовсе побледнел так, словно увидел дядюшку Фестера в его лучшем Хэллоуинском костюме. — Э-э-э, Уэнсдей. Тебя же зовут Уэнсдей? — наконец не выдержал парнишка. — Не могла бы ты выбирать побыстрее? Уэнсдей осуждающе посмотрела на него исподлобья. — Я выбираю подарок для друга, — пояснила она самым серьёзным тоном. — Помнишь, я представила его тебе во время нашей последней встречи? Эрни сглотнул. Видимо, знакомство с Вещью хорошо врезалось в его память. — Забудешь такое, — пробормотал он себе под нос и обеспокоенно спросил чуть громче: — Он… он же сейчас не с тобой? — Конечно нет, — Уэнсдей усмехнулась, возвращаясь к книге. — Я готовлю для него сюрприз. Она отправила Вещь наблюдать за мисс Флиттон в надежде на то, что в выходные преподавательница всё же выберется из школы и как-то выдаст себя. — Верно. Кто же не любит сюрпризы? — с сарказмом проворчал Эрни, снова оглядываясь на дверь. — Вот именно. Уэнсдей отложила книгу и взяла с полки ещё одну. Эрни судорожно вздохнул. С улицы снова послышался звук работающего двигателя. На этот раз автомобиль с противным скрипом тормозов остановился неподалёку. Эрни испуганно распахнул глаза. — Тебе нужно исчезнуть прямо сейчас! — прошипел он. Эрни протянул к Уэнсдей руку с явным намерением схватить её и утащить куда-нибудь в подсобку, но было уже поздно — колокольчик над дверью снова звякнул, и в магазин вошла его мать. Они с сыном уставились друг на друга. Она — грозно прищурившаяся и вполне здоровая. Он — побледневший так, что веснушки на его лице стали выглядеть, как признак какой-то смертельной болезни. — Как ваше здоровье, миссис… — Уэнсдей бросила взгляд на вывеску над коллажем из фотографий. — О’Брайен? Казалось, она уже слышала эту фамилию, но никак не могла припомнить где… Хозяйка магазина повернулась к Уэнсдей, широко раздувая ноздри. Она, в отличие от мертвенно-бледного сына, покраснела так, словно её вот-вот хватит удар. — Я говорила тебе, девочка: мы не обслуживаем изгоев! — с яростью выговорила миссис О’Брайен. — Вообще-то это незаконно, — холодно возразила Уэнсдей. — Но это не так важно — я уже ухожу. Сколько стоит эта? — она подняла книгу, которую держала в руке. — Двенадцать долларов, — машинально откликнулся Эрни. Уэнсдей порылась в кармане и протянула деньги. Миссис О’Брайен следила за ней и сыном с таким выражением лица, словно была готова задушить обоих. Не торопясь, Уэнсдей направилась к выходу. У самой двери, пройдя мимо прожигавшей её взглядом женщины, она обернулась, бросила: «Удачи, Эрни!» — и выскользнула наружу. Едва Уэнсдей закрыла за собой дверь, его мать заорала так, что заглушила колокольчик: — Эта паршивая изгойка знает твоё имя? Как долго вы общаетесь?! Уэнсдей пошла прочь, не вслушиваясь в лепетание Эрни и вопли его матери. Её волновало совсем другое. Что за дела были у Винсента Торпа в провинциальной книжной лавке? Он пытался узнать что-то с помощью своего дара? Но тогда зачем Винсент нацепил на пиджак брошь в виде пса? Это ведь было не просто украшение — Торп-старший снял его сразу, как вышел за дверь. К кому он приходил: к матери или к сыну? В любом случае, Уэнсдей нужно было предупредить Ксавье. Ему следовало быть осторожнее с отцом. Тот явно плёл какие-то интриги, и Уэнсдей была готова поставить на кон всю свою коллекцию пыточных инструментов и прибавить к ним пишущую машинку вместе с виолончелью, что Винсент Торп не поступится даже смертью сына, если Ксавье случайно встанет на пути к его цели.

***

Уэнсдей прошла половину пути до Невермора, когда почувствовала, что кто-то следит за ней. Стараясь не выдать, что заметила преследователя, Уэнсдей молниеносно оценила окружающее пространство. Она с детства была натренирована скрываться от погони. Дядюшка Фестер обучал Уэнсдей, целыми днями гоняясь с ней по семейному кладбищу и прилегающему лесу. Мгновение — и она сорвалась с места. Уэнсдей не знала, насколько быстр её преследователь, поэтому решила положиться на ловкость и умение передвигаться практически бесшумно. Петляя, словно заяц, между кустов, она что есть духу бежала прочь от проторённой до школы дороги. Она старалась запутать следы, скрыться с прямого обзора, чтобы оторваться от погони и максимально удалиться от того места, где её будут искать с большей долей вероятности. Кто мог гнаться за ней? Винсент Торп, заметивший слежку? Женщина-хайд, чуть не убившая Кумико? Та таинственная незнакомка, влезшая в оранжерею поместья Гейтсов вместе с Самантой? Кто-нибудь из псов? Её раскрыли? Поняли, что она вышла на след? Значит, она нащупала что-то действительно стоящее? Преследователь, кажется, отстал, и Уэнсдей, на всякий случай сделав небольшой обманный крюк, спряталась за огромным валуном, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Соблазн выследить незнакомца, гнавшегося за ней, был велик, но для начала следовало оценить обстановку. Уэнсдей прижалась к холодному влажному камню спиной, стараясь делать вдохи и выдохи тихо и медленно, несмотря на сбившееся от бега дыхание… Неожиданно сверху раздался хруст разламываемой ветки. Кто-то забрался на валун и теперь был над ней. Уэнсдей отскочила от своего укрытия, в мгновение ставшего ненадёжным для неё и удобным для атаки противника. Она подпрыгнула и перекатилась колесом, стараясь увеличить расстояние от преследователя и заодно, если получится, сбить его с толку. И тут, уже готовая снова сорваться с места, Уэнсдей услышала знакомое хихиканье, а после и увидела… — Дядя Фестер! — с радостным удивлением воскликнула она. Дядюшка приветственно приподнял широкополую шляпу с абсолютно лысой макушки и слегка поклонился. Его глаза блестели весёлым озорством. — Виноват! — со смехом сказал Фестер, ловко спрыгивая вниз на землю. — Как поживает моя смертоносная малютка? — Что ты здесь делаешь? Ты же должен быть в Лаосе! Дядя Фестер смущённо почесал затылок. — Ну… Скажем так, наша скромная экспедиция кончилась несколько раньше, чем ожидалось, — протянул он. — Мой напарник слегка промахнулся с выбором информатора, и… — И как тебе Лаосская тюрьма? — перебила его Уэнсдей. Дядюшка развёл руками, признавая её правоту. — Как всегда до жути проницательна, mi Bebe! — он расплылся в улыбке. — Вполне сносно. Ужасная жара, никакой вентиляции… Но скукотища убийственная. Практика гуманного обращения с заключёнными добралась и до Лаоса, — дядя Фестер сокрушённо вздохнул. — При этом ни одного приличного преступника! По большей части мелкие жулики — ни серийных маньяков, ни монстров-убийц… Я просидел там целый месяц, а потом… Ну, оказался на свободе и сразу приехал повидать тебя. Дядюшка как-то странно посмотрел на Уэнсдей, и на его бледном лице отразилась смутная тень раскаяния. — А как… хм… Как дела в Неверморе? — спросил Фестер, меняя тему. — Взбесившиеся оборотни до вас не добрались? Уэнсдей вздёрнула бровь. Обычно дядюшка не упускал возможности рассказать о своих приключениях. — Нет, — отрезала она. — В Вермонте не было нападений. Дядя Фестер состроил сочувствующую гримасу. Уэнсдей нахмурилась, на мгновение неприятно удивившись собственным ощущениям. Да, она хотела разобраться в этом деле, но нападения настолько близко к школе наверняка создали бы огромную проблему для всего Невермора. Особенно для студентов из числа оборотней. В частности, для Инид. А Уэнсдей вовсе не желала, чтобы у Инид были проблемы. Уэнсдей встряхнула головой. Бессмысленные привязанности влияли на неё самым невообразимым образом. И самое жуткое заключалось в том, что Уэнсдей с этим свыклась и даже не пыталась вернуть своё прежнее, безразличное ко всему живому, состояние. Из раздумий её вырвал новый — на этот раз совсем уж неуместный — вопрос Фестера. — Как твои успехи в социализации? — спросил он жутко елейным голосом, а после, выдержав небольшую паузу и не получив ответа, со смехом в голосе уточнил: — Довела кого-нибудь до психушки? Или, может, тюрьмы? Дядюшка, многозначительно поглядывая на Уэнсдей, сложил вместе указательные пальцы. Раздался лёгкий треск электрического разряда. Уэнсдей с подозрением прищурилась. За радостью неожиданной встречи она совсем забыла родительские выходные — как её мать призналась, что именно Фестер рассказал кое-какие подробности о Ксавье. Да он не особо-то и скрывался, имея наглость поддразнивать Уэнсдей при всей семье. Всё это, а также скорое возвращение дядюшки из Лаоса, нежелание говорить о своих похождениях, странные, будто виноватые взгляды и, наконец, его непрозрачные намёки складывались в ясную, как день, и довольно неприглядную картину. — Ты приехал шпионить за мной по указке родителей? — холодно спросила Уэнсдей. — Что? — дядя Фестер вытаращил глаза так сильно, будто его шею затянула удавка. — Конечно нет! — Это ведь отец помог уладить твои проблемы с законом и вытащил из тюрьмы? — она недобро усмехнулась. — И вот ты здесь — в качестве благодарности? — Думаешь, я не могу соскучиться по моей любимой племяннице? — оскорбился дядюшка, но под угрожающим взглядом Уэнсдей быстро стушевался: — Гомес действительно помог мне. И, да, ты права, он просил присмотреть за тобой. Но, клянусь, я и сам собирался… И я не скажу им ни слова! — Как в прошлый раз на каникулах? — со злостью бросила Уэнсдей. — Когда ты проболтался при первой же возможности? Внутри неё ледяным огнём полыхали гнев и обида. Уэнсдей развернулась на месте и пошла в сторону школы. Дядя Фестер тут же нагнал её и засеменил рядом. — Это же была просто шутка, mi Bebe! — взмолился он. — Безобидная шутка! И я уже извинился за неё. — Извинился, но предоставил родителям полный отчёт о моей жизни, — прошипела Уэнсдей, не сбавляя шаг. — Мортиша спросила, и я… Уэнсдей остановилась и взглянула на дядюшку так уничижительно, что он попятился. — Да, мама упоминала о твоей интерпретации событий, — Уэнсдей была в ярости. — Я настолько «потеряла голову», что обвинила Ксавье в убийствах! Казалось, дядя Фестер побледнел ещё сильнее обычного. Пару мгновений он только и мог, что таращиться на племянницу и безмолвно шлёпать губами, будто вовсе лишился дара речи. — Всё было не так, — наконец выдавил из себя дядюшка, но на его лице явственно читалось признание вины. — Предатель, — голос Уэнсдей был полон презрения. Она не хотела слушать оправданий. Не собиралась закрывать глаза на подлое стукачество. В конце концов, Уэнсдей никогда не отличалась милосердием. Она уже намереваясь уйти, когда Фестер прошептал совершенно убитым голосом: — Уэнсдей, она знала, — он сделал паузу, тяжело сглатывая. — Знала, что вы с этим парнем… ну, с тем, который немного смахивает на утопленника… встречаетесь или что-то вроде того. Уэнсдей медленно повернулась. Прищурилась, пристально разглядывая дядюшку. Тот развёл руками, становясь похожим на огромную уродливую птицу. Её лицемерная и изворотливая мать. Конечно, она знала. Наверняка подглядывала за Уэнсдей, используя свой дар. Лгала, делая вид, что соблюдает границы. Использовала простодушного и доверчивого Фестера, чтобы подтвердить свои догадки. — Тебя это отнюдь не оправдывает, — произнесла Уэнсдей мрачно, но без прежней категоричной враждебности. Дядя Фестер заметно расслабился и даже позволил себе робкую улыбку, но Уэнсдей не собиралась так быстро сменять гнев на милость. — Что ещё ты рассказал моей матери? — требовательно спросила она. Дядюшка неопределённо пожал плечами. — Ничего. Она просто хотела знать, насколько вы… ну… насколько близко вы общаетесь, — он неловко переступил с ноги на ногу. Уэнсдей почувствовала, как её бледные щеки покрываются едва заметным румянцем. Она тут же вспомнила чемодан с полезным, но абсолютно бестактным подарком матери. — Понимаю, ты злишься, — осторожно сказал дядя Фестер, нервно одёргивая пальто. — Но по дороге к тебе я позаимствовал чей-то автомобиль, и… Тот пчелиный домик твоего друга ещё свободен? Юджин… Уэнсдей крепко, до скрипа зубов, сжала челюсть. Они с Юджином до сих пор не разговаривали. Вообще-то она даже не пыталась увидеться с ним с тех самых пор, как привезла Галпина в школу. Дядюшка воспринял её выражение лица по-своему. Он скорчил виноватую гримасу и снова принялся оправдываться: — Знаю, в прошлый раз я не удержался и съел пару пчёл, но, клянусь могилой матери, теперь я к ним даже близко не подойду! Уэнсдей бросила в его сторону хмурый взгляд. — Юджин ни за что не подпустит нас к пчёлам. Особенно теперь, — она глубоко вздохнула. — Но есть другой вариант.

***

В особняке Гейтсов было холодно, словно в холодильнике для трупов. К счастью, дядя Фестер был совершенно не против экстремально низких температур. Он шагал по мрачным коридорам молча, наверняка опасаясь нарушить шаткое перемирие. Лишь когда Уэнсдей привела его в гостиную, дядя Фестер оживился, с восторгом разглядывая когда-то роскошное, но давно пришедшее в упадок убранство. — Чудное жилище! — одобрительно сказал он. — У прежних хозяев был вкус, а время лишь добавило encanto здешней обстановке. Дядюшка с удобством расположился на пыльных обломках дивана, стоящих в центре комнаты, и принялся рыться в своём саквояже. — Не советую задерживаться надолго, — Уэнсдей так и стояла в дверях. — Местные жители довольно бдительны. Дядя Фестер тепло улыбнулся ей и извлёк из сумки большую банку с маринованными халапеньо. Отвернув крышку одним движением руки, Фестер с преувеличенной церемониальностью водрузил банку на кофейный столик перед собой. — Угощайся! — предложил он, прямо пальцами выуживая из рассола колечко острого перца и с наслаждением закидывая его в рот. Уэнсдей даже не шелохнулась. — Когда я говорю: тебе не стоит задерживаться, то имею в виду, что к завтрашнему вечеру ты должен быть за пределами штата. Дядюшка поднял на неё несколько обескураженный взгляд. — Брось, Уэнсдей, — протянул он с обидой. — Я добирался до тебя целую неделю. Этот дом находится практически в лесу! Я мог бы задержаться здесь на несколько дней. — Если соседи не будут достаточно расторопны, не вижу никаких причин не сделать анонимный звонок в полицию самостоятельно. Фестер на мгновение замер, не донеся очередной кусочек халапеньо до рта, а потом внезапно расхохотался. Его смех был настолько заразительным, что Уэнсдей пришлось неодобрительно поджать губы, чтобы скрыть собственную улыбку. — Твоя мстительность достойна всяческого восхищения, — выдохнул дядюшка, немного успокоившись. — Узнаю своё воспитание! — Полагаю, ученик превзошёл учителя, — кивнула Уэнсдей, милостиво принимая похвалу. — ¡Estoy totalmente de acuerdo! — Фестер вскинул руки и экспрессивно встряхнул ими, показывая степень своего согласия. Уэнсдей и сама не знала, почему столь откровенная непосредственность дяди Фестера каждый раз обезоруживала её. Уголки её губ дёрнулись в полуулыбке, и дядюшка — хитрый пройдоха — тут же поспешил закрепить свою маленькую победу. — Я кое-что тебе привёз, — примирительно сообщил он. Фестер снова придвинул к себе сумку и после непродолжительных поисков вытащил на свет потрёпанную, явно очень старую книжку в густо-фиолетовом бархатном переплёте. — Это тебе, — Фестер поднялся с дивана и протянул книгу в сторону Уэнсдей. — Как и обещал. Из Лаоса. О хайдах. Уэнсдей нахмурилась. Ей вполне хватало матери, сующей длинный нос не в своё дело. Теперь, очевидно, и отец пытался навязать ей свою непрошеную помощь. Когда они с дядей Фестором прощались на Рождественских каникулах, Уэнсдей сказала ему, что книга ей не потребуется. Но дядюшка, очевидно, отчего-то проигнорировал тот разговор. Уэнсдей была уверена: причиной была просьба её отца, а не внезапная амнезия Фестера. Увидев вновь скривившееся лицо племянницы, дядюшка сник. — Гомес сказал, она может тебе пригодиться, — не очень уверенно пояснил он. — Я думал, книга придётся тебе по душе. — Возможно. Уэнсдей подошла ближе, протянула руку, забирая подарок у дядюшки, и принялась медленно листать пожелтевшие от времени страницы. Они были исписаны довольно странным почерком: то бисерно мелким и аккуратным, то размашистым и скачущим, — будто записи велись двумя разными людьми. — Французский язык. Алхимические формулы. Какие-то расчёты, — бормотала Уэнсдей, пробегая взглядом по строчкам. — Это записи учёного из числа колонизаторов? — Можно сказать и так, — дядя Фестер немного приободрился, заметив её интерес. — Считается, что этот своего рода личный дневник принадлежал некоему Дидье. Он был помощником комиссара провинции Хуапхан. Очередной разворот дневника был густо заляпан бурыми пятнами. Строчки на этих страницах были особенно неровными, будто человека, писавшего их, трясло и колотило. — Liberté, Égalité, Fraternité. L'émancipation de l‘homme sera totale ou ne sera pas. Mort aux oppresseurs ! — прочитала Уэнсдей. — Он был революционером? — По слухам Дидье был хайдом, — с гордостью пояснил Фестер. — И желал разорвать связь с хозяином. — Убив его, — констатировала Уэнсдей, переворачивая страницу — она была целиком исписана французским словом la mort — смерть. Дядюшка довольно захихикал. Так, будто они играли в прятки на кладбище, и Фестер в очередной раз обхитрил племянницу. — Он не мог убить правительственного комиссара и после этого остаться в живых. Дидье изобрёл средство — некий раствор, который свёл на нет их связь, — и сбежал. На мгновение Уэнсдей показалось, что пол гостиной уплывает у неё из-под ног. Даже ничтожная вероятность подобного исхода изрядно обнадеживала... Она с трудом оторвала взгляд от дневника и посмотрела на Фестера. Тот буквально светился от радости. Уэнсдей не знала, что именно Гомес наплёл родному брату, когда посоветовал привезти ей дневник. Не знала, понимал ли Фестер, какую ценность представляют для неё подобные сведения. И Уэнсдей ни в коем случае не собиралась просвещать дядюшку самостоятельно, но благодарность, которую она испытывала, искупала любые обиды. Сейчас она держала в руках свою возможность избавиться от Тайлера. Раз и навсегда. Хочет он того или нет. — И этот Дидье записал рецепт в свой дневник? — её голос почти дрожал от напряжения. — Вероятно, — Фестер пожал плечами. — Я не знаток французского, ты же знаешь… К тому же часть записей, кажется, зашифрована… Для Уэнсдей это не было проблемой. Лишь задачей, которая потребует немного усилий и времени. Она принялась с жадностью листать дневник, теперь гораздо внимательнее вглядываясь в рукописи. Некоторые куски текста были полны бессвязной, но концентрированной ненависти, которую Дидье выплёскивал на страницы книги. Но другая часть, зашифрованная простейшим шифром Атбаша, который Уэнсдей распознала за несколько секунд… — У тебя есть блокнот и ручка? — спросила она Фестера, усаживаясь прямо на пол.

***

Пару часов работы, полностью исписанный блокнот, приятно окоченевшие от холода пальцы — и вот перед Уэнсдей лежал расшифрованный и переведённый текст. А вместе с ним вполне реальный путь к собственной свободе. Дидье был неаккуратен и не слишком щепетилен в ведении записей. Он не зафиксировал в блокноте ни окончательного рецепта своего снадобья, ни даже полного списка ингредиентов. Но сохранившихся расчётов и алхимических диаграмм хватало, чтобы понять логику, которой руководствовался Дидье. Уэнсдей была уверена, что, используя его записи, она сможет полностью восстановить состав и технологию приготовления раствора. Дядя Фестер давно дремал, запрокинув голову назад. Он встрепенулся, когда Уэнсдей начала собирать бесценные записи в сумку. — Нашла, что хотела? — спросил дядюшка чуть хриплым ото сна голосом. Уэнсдей коротко кивнула. Она могла бы задушить Фестера в объятьях, если бы дала волю эмоциям, так что старалась держать себя в руках. — Превосходно! — воскликнул дядя. Повисло неловкое молчание. Уэнсдей застегнула рюкзак и поднялась на ноги. Фестер внимательно смотрел на неё снизу вверх. — Всё ещё злишься на меня? — тихо спросил он. — Нет. Дядя Фестер просиял. Уэнсдей вполне искренне улыбнулась в ответ. — Тогда садись и расскажи мне… — дядюшка на мгновение задумался. — Хотя бы про своего друга. Вы поссорились из-за того, что я съел его пчёл? Уэнсдей помрачнела. Она не хотела говорить о Юджине, но не могла отказать дяде Фестеру в подтверждении привязанности — в требующемся ему разговоре по душам. К тому же она действительно оценила дядюшкину дипломатичную попытку не лезть в самые сокровенные части её личной жизни. Теперь он не спрашивал её ни о Ксавье, ни о Тайлере. Уэнсдей присела на краешек дивана, аккуратно сложив ладони на коленях. — Ты ни при чём. Вряд ли Юджин вообще заметил, что какая-то часть пчёл погибла раньше, чем он натравил их на… одну особу. Она всё-таки не собиралась слишком сильно вдаваться в подробности. — Значит, его рой погиб? — сочувственно спросил Фестер. — Но твой друг не мог не знать, что пчёлы погибают, когда жалят жертву… — Он защищал меня, — Уэнсдей поджала губы. — И из-за этого вы поссорились? — брови дядюшки недоуменно взлетели вверх. — Мы поссорились, потому что я запретила ему делать это впредь, — сухо ответила Уэнсдей. Она не стала уточнять, что случилось после. Дядя Фестер задумчиво кивнул и спросил: — А как твой друг относится к другим насекомым?

***

Уэнсдей давно не проводила время так весело. Они с дядей Фестером добрались до Берлингтона на угнанном автомобиле, проникли в местный зоомагазин, украли муравьиную ферму вместе с колонией огненных муравьёв, а после на полной скорости петляли по живописным дорогам до Джерико с полицией на хвосте. Когда дядюшка остановил машину недалеко от поворота на Невермор, уже смеркалось. — Думаю, теперь мне и вправду придётся покинуть штат как можно скорее, — усмехнулся Фестер. — Полагаю, тебе следует поторопиться, — Уэнсдей широко улыбнулась в ответ. И ей тоже не стоило задерживаться. Уэнсдей вышла из автомобиля, надела рюкзак и подхватила коробку с муравьиной фермой с заднего сиденья. — Приятно узнать, что ты ещё не потерял хватку. Фестер весело засмеялся и завёл мотор. — Передавай привет Вещи! — он махнул Уэнсдей рукой. — Жаль, в этот раз не удалось поболтать с ним. — Надеюсь, в следующий раз вы встретитесь не на скамье подсудимых, — сказала она дядюшке на прощание. Машина тронулась с места, и Уэнсдей, не оглядываясь, направилась в сторону ульев. С каждым шагом веселье от их с Фестером проделки утихало. Уэнсдей очень надеялась, что не встретит Юджина. Она не была уверена, что подарка будет достаточно для того, чтобы избежать разговоров о Тайлере. Ничуть не меньше Уэнсдей хотелось уклониться от неловких объяснений смысла своего подарка. Укусы огненных муравьёв были болезненны и оставляли на коже ужасную сыпь, напоминавшую волдыри от ожогов. И, что выгодно отличало их от пчёл, муравьи не погибали после нападения на жертву. А Уэнсдей хотела, чтобы в следующий раз, когда Юджину понадобится натравить на кого-то насекомых, ему не пришлось жертвовать роем. Это так сильно походило на извинения, что она собиралась просто оставить муравьиную ферму где-нибудь на видном месте. К счастью, Юджина не оказалось рядом с пчёлами. Было время ужина — и по дороге к пасеке Уэнсдей не встретила никого, кроме нескольких оборотней-младшекурсников, игравших во фрисби на заднем дворе школы. Уэнсдей оставила коробку с муравьями на столике, чуть сдвинув банки с мёдом, и вышла на улицу, аккуратно прикрыв за собой дверь. Её взгляд машинально скользнул по кромке леса вдоль реки — в сторону мастерской Ксавье. Окна студии тускло мерцали в вечерних сумерках. Наверное, Ксавье в очередной раз пренебрёг ужином. Уэнсдей на мгновение зажмурилась, а после, следуя неясному порыву, побрела вперёд, словно мотылёк, слепо летящий на свет. Она не собиралась разговаривать с Ксавье или вообще показываться ему на глаза. Просто… Она хотела знать, что он в порядке. И ещё очень тосковала по нему. Теперь, имея реальную возможность избавиться от Галпина, Уэнсдей будто получила право на подобные мысли. Она повернула к реке, намереваясь подкрасться к студии со стороны, противоположной входу. Уэнсдей понятия не имела, что собирается делать, когда окажется на месте. Она просто не могла сопротивляться желанию подойти ближе. С каждым шагом, приближавшим её к Ксавье, Уэнсдей ощущала всё большую решимость. Сколько можно прятаться друг от друга? Она могла бы и зайти внутрь. В конце концов, она же собиралась поговорить с Ксавье о его отце… Уэнсдей подобралась к запылённому окошку, ожидая услышать музыку, и тут её словно обожгло калёным железом. Ксавье был не один. Уэнсдей услышала чужой голос. И голос этот был девчачьим… Ксавье никогда никого не приглашал в мастерскую. Никого. Даже Аякса. Единственной, кому дозволялось появляться здесь, была она, Уэнсдей… Она прислушалась, старательно игнорируя острую боль где-то внутри живота, мешающую свободно дышать. Прижалась ухом к деревянной стене. Голоса звучали глухо, словно из бочки. — Почему ты так часто рисуешь воро́н? — голос незнакомой девчонки был мягким и вкрадчивым, даже ласковым. — Во́ронов, а не воро́н, — поправил Ксавье. — Это… личное. — Расскажешь? Уэнсдей замутило. Она почему-то не хотела знать, ответит ли Ксавье на просьбу. И тем более, что именно он ответит. Ей следовало убраться отсюда. Немедленно. Запереться в своей комнате. Спрятаться, словно паук в безопасной паутине. Сейчас Уэнсдей ненавидела весь мир. Ненавидела и не желала хоть как-то с ним соприкасаться. Грязь под ногами чавкала и налипала на ботинки. Она хотела спасти ему жизнь. А он водил в студию других девчонок? Как давно это продолжается? Это было чем-то серьёзным или просто способом отвлечься? Уэнсдей чуть не споткнулась об ветку и со злостью пнула её прочь с дороги. Он так легко от неё отказался. А теперь искал ей замену? В Офелия-Холл Уэнсдей вошла, едва не сорвав дверь с петель. Ярость клокотала внутри, вскипала, распространяясь волнами… Инид подскочила со своего места точно мячик на резиночке. — Уэнсдей, ты… — голос Синклер звенел тревожным колокольчиком. — Сегодня мне не хватит толерантности к твоей… — держась из последних сил, начала Уэнсдей, но Инид её не дослушала. — Ты целовалась с Галпином! — взвизгнула она. Гнев Уэнсдей вдруг отступил, будто съёжившись от холода. Она замерла, таращась на Инид так, словно у подруги вдруг отвалилась голова. — У меня есть фотографии! — продолжала верещать Синклер. — Уэнсдей, я совершенно ничего не понимаю! А как же Ксавье? Ты же не можешь… Если Ксавье вообще есть до неё дело… — Твоей речи недостаёт связности, Инид, — пытаясь взять ситуацию под контроль, заметила Уэнсдей. Синклер схватила с тумбочки свой мобильник и, пару раз щёлкнув пальцем по экрану, сунула ей под нос. — Вот! Мне скинули в анонимный чат! Подписчики присылают туда сплетни для моего блога. Уэнсдей недоуменно моргнула. На фотографии, которую показывала ей Инид, Тайлер стоял, держась за перила Офелия-Холл. Снимок сделали сбоку и чуть сверху. Скорее всего, фотографировали снова из окон соседнего общежития. Изображение явно приблизили и, возможно, обработали через какую-то программу для увеличения чёткости картинки. Уэнсдей мало в этом понимала. Инид принялась листать фотографии, проводя пальцем по экрану. Вот Уэнсдей вышла на балкон к Тайлеру, вот они стоят рядом и беседуют, вот он коршуном вцепился в её плечи, вот наклоняется и целует, а Уэнсдей совсем не сопротивляется… Немой укор в глазах подруги был чрезвычайно красноречивым. — Я оттолкнула его… Когда поняла, что происходит, — пояснила Уэнсдей, сама не понимая, зачем оправдывается перед Инид. Взгляд Синклер смягчился, наполняясь сочувствием. — Тут ещё сообщение, — она смахнула с экрана изображение и прочитала вслух: — «Передай своей подружке: пусть проверит телефон». Ох, Уэнсдей, я-то тебе верю, но если эти фотографии попадутся на глаза Ксавье… Прогноз масштаба катастрофы от продолжавшей причитать Инид Уэнсдей уже не слушала. Она рылась в ящике стола, пытаясь отыскать мобильный. Наконец он, гладкий, скользкий и холодный, нашёлся под пачкой бумаги для печатной машинки. Уэнсдей разблокировала телефон. На экране высветилось несколько пропущенных вызовов от доктора Картер и непрочитанное сообщение. Неизвестный номер — тот же, с которого до этого приходили угрозы. Короткое послание: «Соскучилась? У меня есть сюрприз!» И уже знакомые ей фотографии с Тайлером, прильнувшим к ней, словно в попытке сожрать. Уэнсдей положила телефон назад в ящик и медленно задвинула его. Кумико была в другом городе и никак не могла сделать эти снимки. А значит, Уэнсдей всё это время подозревала не того человека. Но кто ещё мог быть её таинственным преследователем? И почему он так долго пропадал после нападения на Кумико? Уэнсдей собиралась найти и покарать. Никакого перемирия. Никакого милосердия. Она вступала на тропу войны и не собиралась зарывать топор до тех пор, пока не добудет скальп виновника.