Серебряный пёс

Уэнсдей
Гет
В процессе
NC-17
Серебряный пёс
автор
бета
гамма
Описание
Она надеялась, что никогда не потеряет разум из-за какого-нибудь мальчишки. Со стороны последствия влюблённости выглядели почти что как результат неудавшейся лоботомии. Уэнсдей совершенно не хотелось проверять, что случится с нейронами в её мозгу, если она когда-нибудь влюбится по-настоящему.
Примечания
В Джерико снова пропадают люди, а видения Уэнсдей не сулят ничего хорошего. Сможет ли она остановить грядущее? Кто её таинственный преследователь, присылающий фотографии? На чьей стороне в этот раз окажется Тайлер? Помешает ли ей неуместное чувство тепла в груди по отношению к Ксавье? И как в этом всём замешан его отец? PS: Основная пара этого фанфика Уэнсдей/Ксавье (простите, поклонники Тайлера ❤️) Тем не менее эта история — не способ свести Уэнсдей с Ксавье и поскорее уложить их в постель. Это скорее попытка пофантазировать, что же будет дальше, пока мы все ожидаем второй сезон. PPS: Я старалась сохранить каноничность персонажей из сериала так, как её понимаю я. Возможно, если вы больше погружены в контекст, то не согласитесь с отсутствием ООС. Мой бэкграунд состоит из сериала и двух культовых фильмов с Кристиной Риччи в роли Уэнсдей. И за основу для своих героев я всё же беру сериал. Визуализация почти всех оригинальных героев Пса тут: https://ru.pinterest.com/elenfanf/%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B1%D1%80%D1%8F%D0%BD%D1%8B%D0%B9-%D0%BF%D1%91%D1%81/ Телеграмм-канал: https://t.me/+mGo33-TE5HxjYTMy Спасибо всем, кто решит прочитать эту работу! И отдельное спасибо тем, кто захочет написать пару слов в качестве отзыва! Ваше мнение и отзывы действительно помогают писать быстрее! 🤗
Посвящение
Участницам чатика талантливейшей Маши (шоссе в никуда). Знаю, многие из вас терпеть не могут Ксавье 😜, но именно вы вдохновили меня сделать из разрозненных сюжетов, живших больше месяца в моей голове, полноценный фанфик.
Содержание Вперед

Глава 24 Деяния Винсента Торпа

В объятьях Ксавье было тепло и тихо. Сюрреалистично спокойно. Тишину в комнате нарушало только его едва слышное сопение. Ночь была безлунной и безветренной. Всё за пределами спальни будто замерло в ожидании. Уэнсдей почти казалось, что время остановилось, сжалившись над ней, даря покой. Но покой не приходил. Мысли, словно обжигающие удары плетей, бились в её голове, торопливо сопоставляя факты. Составляя списки того, что необходимо проверить, чтобы сделать правильные выводы. Ещё раз перечитать Книгу Теней. И ту книгу о воронах с красочным описанием переломанных крыльев птицы, пытавшейся бороться с ветром. Ей нужно было хотя бы примерно выяснить, через какой промежуток времени сбудется её видение. Нужно придумать способы обезопасить Ксавье. Нужно позвонить матери… Уже две недели Уэнсдей пропускала традиционные созвоны с родителями по выходным. Когда по намёкам Барлоу она поняла, что мать с отцом могли скрывать какие-то сведения о Франсуазе, Уэнсдей запрятала хрустальный шар подальше в чемодан и попросила Пагсли передать родителям, что она временно недоступна для разговоров. Но у неё были вопросы о видениях. И Уэнсдей не знала, к кому ещё она может обратиться. Ксавье пошевелился во сне, притягивая её к себе чуть плотнее. Его губы тронула едва заметная улыбка… Хоть кто-то из них двоих мог отдохнуть этой ночью. Уэнсдей также придётся находить время и на расследование. Когда-то давно Ксавье говорил: он видит в своих снах то, что может повлиять на его жизнь. С самого начала семестра ему снился тот самый серебряный пёс — символ общества людей, которые плели интриги против изгоев. Могло ли быть простым совпадением, что Ксавье окажется серьёзно ранен в то время, когда «псы» тянут свои лапы к Джерико? Уэнсдей так не думала. Она не успела хорошенько разглядеть раны Ксавье в своём видении, но слишком уж они походили на следы когтей. Судя по тому, что Уэнсдей видела Инид в человеческом, а не волчьем обличье, это не было нападением оборотня в полнолуние. Значит, под подозрение в первую очередь попадали хайды. Шериф. Запонка. Тот адрес из сумочки сирены, который Инид должна была проверить. Ей было, чем заняться, но Ксавье был в приоритете. Возможно, им придётся проводить чуть больше времени порознь. Наверное, Уэнсдей сможет объяснить Ксавье такое положение вещей тем, что теперь, когда видение в его присутствии случилось, она хочет сократить часть совместных медитаций, чтобы тренироваться в одиночестве. Это было бы довольно логичной и разумной стратегией. И ей нужно будет найти время и для этого… Почти половину ночи Уэнсдей провела, разрабатывая планы и разглядывая расслабленное умиротворённое лицо Ксавье. В какой-то момент она провалилась в тяжёлый, поверхностный и не приносящий отдыха сон. Казалось, она едва сомкнула веки, когда почувствовала ласковые прикосновения пальцев Ксавье к своему лицу. Уэнсдей распахнула глаза и увидела его счастливую улыбку. Первые лучи солнца падали на Ксавье со спины, подсвечивая его волосы, придавая им какой-то невообразимый золотистый блеск. — Доброе утро, — прошептал он. — В моей семье говорят — кошмарное, — поправила его Уэнсдей, отчаянно пытаясь подавить зевок. Ксавье тихо засмеялся. — Утро не может быть кошмарным, когда я просыпаюсь рядом с тобой. Уэнсдей поморщилась и попыталась натянуть одеяло на голову. — Ты раздражающе бодр, — проворчала она. После бессонной ночи, полной переживаний, у неё совершенно не было настроения. И она слишком сильно хотела спать. — Эй, мы опоздаем на уроки. Он прикоснулся губами к её плечу, и Уэнсдей отвернулась на другой бок. Кажется, то, что она вчера осталась с ним, вполне успокоило тревоги Ксавье. Это было хорошо. Он не должен был догадаться о нависшей над ним опасности. Ксавье провёл рукой по её обнажённому бедру, задирая футболку, и притянул Уэнсдей к себе, оборачиваясь вокруг неё всем телом. — Просыпайся, — пробормотал он, мягко пробегаясь пальцами по её талии. Он легонько пощекотал её. Уэнсдей дёрнулась, выпутываясь из его объятий и одеяла, и развернулась к Ксавье лицом. Её глаза метали молнии. — Неужели ты боишься щекотки? — Ксавье усмехнулся и снова протянул к ней руку. Во избежание продолжения этой отвратительной, но банальной пытки Уэнсдей толкнула его на спину и забралась верхом, вцепляясь ногтями в его предплечья. — Не смей больше так делать, если не хочешь… — она осеклась на полуслове, глядя на искрящееся весельем выражение его лица. Уэнсдей собиралась сказать привычное: «Если не хочешь умереть медленной и мучительной смертью», — но теперь это была самая неуместная угроза из её богатого арсенала. Светлые волосы Ксавье разметались по подушке почти также, как в её видении с Тайлером. Уэнсдей сглотнула и расслабила пальцы. Лицо Ксавье подёрнулось тревогой. — Уэнсдей? Если Ксавье сейчас заведёт разговор о случившемся вчера вечером, она не сможет держаться хладнокровно и отстранённо. Ей нужно было отвлечь его. Уэнсдей наклонилась, впиваясь в его губы отчаянным поцелуем. Она чувствовала неотвратимую горечь где-то внутри. И не знала, как с ней бороться. Как спрятать её от Ксавье. Как дать понять, что между ними всё по-прежнему… Она осы́пала быстрыми поцелуями-укусами его шею. Срывая с его губ тихий стон. — Мы правда опоздаем, — пробормотал Ксавье. Но Уэнсдей не собиралась останавливаться. В её груди вскипало что-то собственническое. Какое-то исступлённое желание обладать им. Не отдавать никому и ничему на свете. Ни судьбе. Ни провидению. Ни смерти. Он был только её. Её. И ничей больше. Она сдёргивает с него футболку торопливо и резко. Ткань трещит, но Уэнсдей плевать на такие мелочи. Ксавье, наконец, сдаётся и притягивает её к себе, сжимая её обнажённые ягодицы пальцами. Она кусается и царапается. Оставляет на нём свои отметины. Хрипло выдыхает, когда он забирается пальцами под футболку и достаточно сильно стискивает её грудь. Страсть — дикая и несдержанная, безумная и свирепая — кипит внутри неё, гудит, словно провода под напряжением, словно адское пожарище. Делает её нетерпеливой и жадной. Уэнсдей скидывает футболку, под которую вчера так и не потрудилась надеть бельё. Трётся о Ксавье, будто лишится ума без его прикосновений. Вжимается, словно хочет слиться с ним в одно целое. — Я хочу тебя, — сегодня она не просит, а требует. Требует то, что принадлежит ей одной. Уэнсдей едва может сдержаться те несколько мгновений, пока Ксавье тянется к тумбочке, разрывает упаковку и торопливо натягивает презерватив. Она опускается на него сверху с громким стоном, забывая, что кто-то может их услышать. Её движения грубые и отрывистые. Ксавье подаётся ей навстречу, сжимает её талию, и Уэнсдей движется ещё резче. Ощущает лёгкую боль — но эта боль позволяет ей чувствовать, что всё по-настоящему, происходит на самом деле. Что он рядом. Такой горячий. Такой живой. Такой невероятно, до одури реальный. И он никуда не пропадёт. Она просто не позволит. Ни за что. Никогда. — Уэнсдей, ты… я сейчас… Голос Ксавье срывающийся и сиплый, а тон слегка извиняющийся. Она чуть наклоняется к нему, впивается пальцами в простынь по сторонам от его лица, всматривается в его глаза, ускоряется ещё сильнее. — Да, пожалуйста, — стонет она. Уэнсдей хочет видеть его лицо. Обычно она всегда первой срывается в пропасть. И сейчас она, чёрт возьми, хочет впитать его удовольствие, как губка. Хочет видеть эту сладкую муку, искажающую его черты. Ксавье морщится и зажмуривается. Чуть запрокидывает голову. Его рот приоткрывается в безмолвном стоне. Уэнсдей снова выпрямляется, продолжая двигаться, и ласкает себя, разглядывая его. Вбирая в себя взглядом. Когда Уэнсдей чувствует, как он дёргается внутри неё, толчками выплёскивая своё удовольствие, её накрывает такой волной наслаждения, что она кричит беззвучным криком, не в силах больше сдерживаться. Лампочка на тумбочке рядом с кроватью со звоном лопается, брызжа осколками. Где-то вдали слышится ответный лай и вой. Оборотни в мужском общежитии наверняка сейчас недоуменно потирают уши. Уэнсдей плевать. Она падает на Ксавье сверху, отчаянно сжимает его в объятьях и чувствует, как его руки также стискивают её. — Ты мой, — шепчет она в полубреду, но её голос сильный и твёрдый. — Конечно твой, — обескураженно соглашается Ксавье, утыкаясь носом в её растрёпанные волосы. — Всё в порядке? — В полном. Пару минут она цепляется за него, словно если хоть на мгновение расслабит пальцы, он растворится в воздухе и исчезнет. Потом Уэнсдей постепенно ослабляет хватку. Вздыхает и отстраняется. — Я в душ, — бросает она, прежде чем подскочить на ноги и сорваться с места. Прохладная вода приводит её в себя. Уэнсдей старается не занимать ванную слишком долго. Торопливо умывается, рассматривая в зеркале собственные глаза, горящие безумным огнём. Плотно заматывается в полотенце и возвращается в комнату. Пока Ксавье моется, она пытается расчесать безнадёжно запутанные волосы. Заплетает косы. Сосредотачивается на привычных монотонных действиях, пытаясь окончательно успокоиться. Когда она заканчивает вторую косу, её взгляд падает на прикроватную тумбочку, с которой Ксавье уже успел убрать осколки стекла. На его тёмно-синюю резинку, которой Уэнсдей вчера забирала волосы. Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, она хватает её и фиксирует кончик косы как раз в тот момент, когда Ксавье выходит из ванной. Ей приходится пожертвовать завтраком, чтобы успеть забежать в спальню и переодеться в школьную форму. Вещь приветственно взмахивает пальцами, но Уэнсдей не до него. Она хватает фехтовальный костюм, заталкивает его в сумку и быстром шагом направляется в зал. Сегодня они с Бьянкой договорились отрабатывать контратакующие удары, и Уэнсдей планировала выложиться по полной. Выплеснуть все эмоции во время тренировки. Но когда Уэнсдей входит в зал в последнюю минуту перед началом разминки, она не находит Бьянку взглядом. Подозрительно. Она игнорирует и понимающий ехидный взгляд Инид, и тёплую приветливую улыбку Ксавье. Во время растяжки Уэнсдей располагается неподалёку от Дивины и спрашивает, куда подевалась её подруга. Сирена смотрит на неё оценивающим взглядом, словно раздумывая, может ли она поделиться с Уэнсдей этой информацией. — К Бьянке приехали родители и забрали её с уроков, — наконец отвечает она. Уэнсдей прищуривается. Значит, Гидеон и Габриель в Джерико. Приехали к Бьянке за какой-то «помощью». Надолго ли они задержатся в городе?

***

После уроков Уэнсдей собиралась заняться изучением своих немногочисленных источников о видениях. Ксавье слегка нахмурился, когда услышал, что сегодня она вряд ли успеет прийти к нему в студию, но потом улыбнулся и, невесомо касаясь пальцами её ладони, сказал, что как раз хотел закончить ещё парочку картин, до которых у него никак не доходили руки. — После их продажи, думаю, мне хватит денег на оплату остатка учебного года, — наигранно бодрым голосом сообщил он. Уэнсдей поджала губы. Винсент всё-таки исполнил свои угрозы, не переведя деньги за оставшиеся месяцы обучения Ксавье на счёт школы. И ей хотелось всадить иголки под ногти Торпа-старшего за эту невообразимую подлость. Сколько бы Ксавье не отшучивался и не отмахивался, они оба понимали, что, если Винсент не сменит стратегию, после летних каникул Ксавье и вправду придётся придумывать что-то иное, чтобы остаться в Неверморе. Инид, как обычно, была занята какими-то девчачьими проблемами и пропадала неизвестно где. Вещь сидел на разноцветной половине комнаты, перелистывая журналы. Если бы у него были мозги, они бы наверняка уже расплавились от такого количества бульварной прессы, годящейся, по мнению Уэнсдей, разве что для растопки камина. Она обложилась книгами, пытаясь найти в них хоть что-то утешительное. Что-то, что она не замечала прежде. Но с каждой страницей её надежда съёживалась, как попавший в огонь лист бумаги. Безжалостный почерк Гуди, скачущий, как кардиограмма на ранней стадии инфаркта, выносил бескомпромиссный приговор: Видение сбывается всегда. Без вариантов. Тот, кто думает иначе, просто жалкий глупец, не способный принять действительность. Витиеватые буквы в книге «О воронах и голубках» вторили словам её полубезумного предка: Ветер никогда не ошибался. Ворон понимал, что спор с ним наверняка погубит, но ничего не изменит. Уэнсдей долистала книгу до конца, снова натыкаясь на насмешливый взгляд белого ворона, и судорожно вздохнула. Безнадёжно. Она подошла к кровати и вытянула из-под неё чемодан, в котором лежал хрустальный шар. Шелест страниц с половины Инид затих. Очевидно, Вещь внимательно следил за действиями Уэнсдей. Она установила шар на стол и постучала по нему, вызывая мать. Через пару минут сдержанно радостное лицо Мортиши, чуть искажённое полукруглым стеклом и подёрнутое синеватой дымкой, показалось внутри старинного устройства связи. — Уэнсдей, — губы матери изогнулись в лёгкой приветливой улыбке. — Как ты, моя маленькая тучка? Уэнсдей не собиралась попусту тратить время на расшаркивания и миндальничать, изображая любящую дочку. — Я по делу, мама, — отрезала она. — Твои видения. Можешь ли ты припомнить хоть один случай, когда видение не сбылось? Лицо Мортиши дрогнуло от удивления. Тонкие смоляные брови слегка нахмурились, и она медленно покачала головой. — Никогда, милая, — её голос был полон тревоги. Уэнсдей поджала губы. Снова ничего утешительного. Она протянула руку к шару, собираясь оборвать связь, но мать изящно взмахнула пальцами, пытаясь остановить её. — Я почти нашла способ помочь тебе с видениями, Уэнсдей, — поторопилась сказать она. Уэнсдей на мгновение замерла, а потом опустила ладонь на стол. — Продолжай, — требовательно велела она, задирая подбородок. — Я кое-что привезу тебе через неделю, тучка, — Мортиша снова улыбнулась, лукаво сверкая глазами. — Нужно доделать кое-какие ритуалы, но я почти закончила… Мы с отцом так соскучились по тебе. Уэнсдей прищурилась. Родительские выходные. Она ждала этой встречи, но совершенно по другой причине. — Мне тоже не терпится побеседовать с вами обоими, — процедила она сквозь зубы. — Мы тебя чем-то оби… — начала было её мать, но Уэнсдей поспешно отключилась, не желая продолжать бесполезный разговор. Она зажмурилась и нажала пальцами на веки. Сильно, до разноцветных пятен надавила на них, облокачиваясь локтями на стол. Всё бесполезно. Бесполезно и бессмысленно… Вещь, подобравшийся за время их разговора с матерью поближе, мягко прикоснулся к её руке. — Что-то случилось? — неуверенно простучал он. — Ксавье, — прошептала она, желая хоть с кем-то разделить то невыносимо жгучее ощущение, что поселилось возле её сердца. — Я видела, как он истекает кровью. Она опустила руки и посмотрела на своего друга. Вещь на мгновение замер, словно раздумывая, и взмахнул пальцем, отрицательно поводя им из стороны в сторону. — Ты думала, что Кумико погибнет. И Юджин, — принялся жестикулировать он. — И в итоге ошиблась. Уэнсдей моргнула. Опасность, нависшая над Ксавье, настолько оглушила её разум, что это даже не пришло ей в голову. — Ты прав, — пробормотала она, пододвигая к себе чистый лист бумаги. — Неважно, что моё видение сбудется. Мне нужно придумать, как минимизировать последствия нападения, а не просто искать способы избежать его! Уэнсдей перевела задумчивый взгляд на Книгу Теней… Гуди! Гуди спасла её, когда у Уэнсдей не было никакой надежды остаться в живых. Спасла от смертельного ранения в живот! У Ксавье тоже был проводник в мир видений. Значит, если Уэнсдей отдаст ему свой медальон, то какой бы серьёзной не была травма, Ксавье скорее всего останется жив… И Кумико! Кумико — Бакэнэко, способная оживлять трупы! Ей нужен был Тайлер? В обмен на жизнь Ксавье Уэнсдей была готова собственноручно вытащить Галпина из психушки, если это потребуется. Но, скорее всего, девчонка согласилась бы и на меньшее. Например, на встречу с возлюбленным. Возможно, стоило попытаться добиться от неё согласия на взаимовыгодный обмен… В конце концов, Уэнсдей могла бы попросить Пагсли сварить какие-нибудь кровоостанавливающие средства в лаборатории… Ей нужно было подстраховаться всеми возможными способами. Тревога в груди Уэнсдей не сошла на нет, но теперь, когда у неё было некое подобие плана, дышать стало немного легче. Словно часть льда, придавившая её огромной глыбой, подтаяла.

***

Уэнсдей сидела на кровати, прилежно занимаясь медитацией. Она представляла себя пылинкой перед лицом космоса. Обращалась к своим чувствам к Ксавье, которые непомерной громадой, намешанной из нежности и ужаса за его жизнь, заполняли её, и прикасалась к запонке Гидеона. Ощущение, похожее на разряд тока, кололо её пальцы гораздо ощутимее, чем когда-либо прежде, но видение пока не поддавалось. Уэнсдей снова закрыла глаза, сосредотачиваясь на дыхании. Представила тёплый взгляд Ксавье, от которого сердце в её груди заходилось, как от приступа, и снова потянулась к запонке… Дверь спальни с грохотом распахнулась, и внутрь комнаты впорхнула Инид. Уэнсдей недовольно посмотрела на подругу, но та лишь безмятежно улыбнулась. — Я тебя отвлекла, да? — судя по голосу, Инид не особо раскаивалась по этому поводу. — У меня грандиозные новости! Она подлетела к кровати Уэнсдей и бесцеремонно плюхнулась прямо на постель. Уэнсдей едва успела подобрать запонку Гидеона, хранящую в себе бесценную информацию о своём владельце. — Надеюсь, твои новости получше, чем сплетни о том, что Кент спутался с какой-нибудь старшекурсницей, — с нескрываемым скепсисом протянула Уэнсдей. Инид на мгновение замерла, с изумлением уставившись на неё, а потом разулыбалась и затрясла разноцветными кудряшками. — Уж не знаю, откуда ты узнала о Кенте, но я совсем не об этом! — воскликнула она. — Я узнала, кто живёт в том доме, о котором ты спрашивала, — Инид сделала торжественную паузу и, потрясая руками, выпалила: — Питер Грин собственной персоной! Уэнсдей задумчиво нахмурилась. Значит, сирены из «Песни утра» вместе с Гидеоном сегодня навестили мэра Джерико? Иначе зачем Энни хранила в сумочке адрес Грина? И для чего был нужен этот визит? Чтобы проверить силу воздействия песни таинственной подружки дочери мэра? Ведь той сирене, очевидно, пришлось покинуть город, чтобы не давать показания по поводу смерти девушки. И зачем, чёрт возьми, им понадобилась Бьянка? Может быть, стоило снова попробовать спросить об этом её? Но Бьянка твёрдо дала понять, что не желает разговаривать с Уэнсдей на эту тему. Инид соскочила с её кровати, пританцовывающей походкой пересекла комнату и уселась за свой ноутбук. Уэнсдей снова попробовала сосредоточиться на вызове видения, хоть заниматься этим, когда в комнате находилась её шумная подруга, было непросто. Инид была синонимом словосочетания «отвлекать внимание». Она громко стучала клавишами и постоянно встряхивала головой, мелькая на периферии зрения Уэнсдей разноцветными кудряшками. Внезапно Инид повернулась через плечо и задумчиво прикусила губу. — Мама написала, — она дёрнула носом. — Просит прощения за свои слова во время нашей последней встречи и хочет ещё раз познакомиться с Аяксом на родительских выходных. Уэнсдей оторвалась от своего занятия. — Жутко удивлена, что до неё хоть что-то дошло, — сказала она, вспоминая некрасивую сцену, которую устроила миссис Синклер. Инид пожала плечами. — Скорее всего папа проел ей плешь за эти две недели, — она смешно наморщила нос и весело улыбнулась. — А какие у тебя планы на следующие выходные? Уж не хотела ли Инид снова попросить её присутствовать на их семейной встрече? — Собираюсь вытрясти из матери с отцом кое-какую информацию, — сухо ответила Уэнсдей. Инид развернулась на своём вращающемся кресле. — Представишь им Ксавье? — полюбопытствовала она, наклоняя голову вбок. Уэнсдей нахмурилась. Судя по всему, сам Ксавье хотел этого. Она же до сих пор не определилась со своими желаниями. — Он обычно такой потерянный в первых числах апреля, — протянула Инид, наматывая разноцветную пружинку волос на палец. — И каждый год отказывается праздновать свой День Рождения. Уэнсдей резко вскинула голову. Прежде она как-то упускала из внимания тот факт, что понятия не имела, когда Ксавье вообще родился. — День Рождения? — медленно переспросила она. Брови Инид комично поползли вверх, а губы сложились в идеально круглую букву «О». — Ты разве не знала? — искренне изумилась она. Уэнсдей отрицательно качнула головой и стиснула челюсти, вспоминая недавний разговор с Ксавье о его отце. — На родительские выходные? — уточнила она, закипая от злости. Подруга затрясла головой. — Вернее третьего апреля, во вторник сразу после, — поправила её Инид. Значит, Винсент Торп решил проигнорировать не просто рядовую встречу с сыном? Когда все ученики Невермора будут в окружении любящих родителей, отец Ксавье будет прекрасно проводить время на кладбище вместо того, чтобы… Уэнсдей почувствовала ослепительную ярость. Да может ли этот человек сделать что-то, чтобы она думала о нём ещё хуже?! Она почти сорвалась с места, собираясь поговорить с Ксавье, когда ей в голову пришла довольно любопытная мысль. Могут ли отрицательные эмоции быть более подходящими для её видений, учитывая их специфику? Уэнсдей закрыла глаза, собирая на кончиках пальцев концентрированную ненависть, которую она сейчас испытывала к Винсенту Торпу. Она по очереди перечислила все несправедливые вещи, что сотворил отец Ксавье по отношению к сыну. Игнорировал. Шантажировал. Обесценивал его достижения. Не прислушивался к его желаниям. Отказался оплачивать учёбу. Пропускал родительские выходные. Не собирался явиться в Невермор даже на его День Рождения! Запрещал общаться с ней, Уэнсдей… Она полностью отпустила контроль, позволяя себе прожить то, что чувствовала при одной только мысли об этом человеке. Ярость. Злость. Гнев. Уэнсдей показалось, что её пальцы заискрились от напряжения. Что-то совершенно не принадлежащее ей вскинулось внутри, словно оскалившееся дикое животное. Жар эмоций, что Уэнсдей впустила в себя, скапливался где-то в горле и груди, не давая ей нормально дышать. Она сжала запонку в ладони, и болезненный водоворот видения затянул её внутрь. Уэнсдей не знала, что она ожидала увидеть, но никак не это… Перед её провидческим взором стоял Винсент Торп собственной персоной, пожимающий руку Гидеону. — Значит, мы договорились насчёт воспоминаний учеников? — произнёс отец Ксавье деловитым тоном. Гидеон важно кивнул в ответ и улыбнулся мерзкой слащавой улыбочкой. — Конечно, мистер Торп. Габриель с удовольствием займётся этим. Картинка резко смазалась. Уэнсдей пришла в себя, жадно заглатывая воздух ртом, словно только что всплыла из-под толщи воды, и увидела встревоженное лицо Инид, склонившееся над ней. — Всё нормально? — испуганно пискнула она. — Ты напугала меня до смерти! — Это всё он, — ошарашено пробормотала Уэнсдей, игнорируя переживания подруги. Поэтому Винсент спокойно беседовал с Ксавье о случившемся в ночь кровавой луны — он сам привёз сирен в Невермор. Это Винсент Торп был причиной того, что пресса молчала о преступлениях Тайлера и Лорел Гейтс. Он сам замял эту историю… Но для чего? Ведь в итоге «Сплетник» выпустил статью о Ксавье, которую было сложно опровергнуть, не рассказывая историю Тайлера. В этом не было никакого смысла… Уэнсдей была уверена лишь в одном — какие бы умозаключения не привели Винсента Торпа к этому неоднозначному поступку, он вряд ли думал о чём-то, кроме собственной блистательной карьеры… Неужели репутация была для него важнее собственного сына?

***

Солнце уже закатывалось за горизонт, когда Уэнсдей выскочила из здания школы, направляясь в сторону студии Ксавье. Гнев на его отца до сих пор полыхал в ней с такой силой, что она почти заставляла себя идти шагом, а не бежать, сломя голову и теряя всё своё достоинство. Она с силой хлопнула дверью, влетая внутрь мастерской. Ксавье поднял на неё чуть удивлённый взгляд и улыбнулся, но, заметив выражение её лица, встревоженно нахмурился. Едва он открыл рот, наверняка чтобы спросить Уэнсдей, что случилось, она заговорила сама. — Твой отец — редкостный… — она поджала губы и с силой втянула носом воздух. — Как ты вообще можешь защищать его?! Ксавье тихо вздохнул, прикусывая губу. Потом покачал головой и принялся медленно и методично оттирать кисточки от краски. Уэнсдей стояла на месте, стиснув руки в кулаки. Её грудь тяжело вздымалась. Она казалась сама себе почти что злобным драконом, готовым плеваться огнём до тех пор, пока всё вокруг не превратится в горстку догорающего пепла. Ксавье отложил художественные принадлежности и осторожно приблизился к ней. Он слегка сжал плечи Уэнсдей и заглянул ей в глаза. — Объяснишь, что случилось? — обречённо спросил он. — Как будто ты сам не догадываешься! — Уэнсдей буквально чувствовала, как обжигающий жар ненависти выплёвывается вместе со словами, что она произносила. Она почти дрожала от злости. Если бы только Винсент Торп сейчас оказался перед ней… Уэнсдей бы свернула ему шею, как глупому горделивому павлину, коим он и являлся! — Когда ты собирался сказать, что твой отец променял на встречу с умершей супругой не просто возможность пообщаться с сыном? Он каждый год пропускает твой День Рождения, а ты его выгораживаешь? Уэнсдей сама не понимала, почему именно этот факт, ставший всего лишь вишенкой на торте, так сильно взбесил её. Ксавье устало потёр лицо ладонями. — Пожалуйста, сядь, — тихо попросил он. Уэнсдей закрыла глаза и потрясла головой, стараясь взять себя в руки. Она нетвёрдым шагом добралась до своего стола и опустилась на стул. Ксавье подтащил табурет и сел напротив. Она терпеливо ждала, когда Ксавье приступит к рассказу. Пару минут он молчал, кусая губы, а потом заговорил хриплым, будто не своим голосом. — Инид сказала, почему я не отмечаю свой День Рождения? — спросил он. — Нет, — Уэнсдей резко мотнула головой, и чёлка упала ей на глаза. — Она сказала, что не знает причины. — Почти шесть лет назад в день, когда мне исполнилось одиннадцать, мы с отцом похоронили маму, — прошептал Ксавье, закрывая глаза и отворачиваясь в сторону. Уэнсдей замерла. Боль, звенящая в его голосе, проникла ей под ребра и засвербела, будто её собственная. — Поэтому отец будет на кладбище, — Ксавье опустил голову, и волосы упали на его лицо. — Он каждый год ездит туда в годовщину её смерти. Уэнсдей сглотнула. — Ты говорил, она умерла, когда тебе было десять. Это врезалось ей в память, потому что Ксавье тогда рассказывал о первом видении, которое пришло к нему сразу после их первой встречи на похоронах его крестной. — Без трех дней одиннадцать, — пробормотал Ксавье с какой-то особенно печальной интонацией. Уэнсдей нахмурилась. В её глазах это не слишком-то оправдывало Винсента Торпа. Но это было лишь верхушкой айсберга… — Это ещё не всё. У меня было видение. Твой отец привёл Габриель в школу, чтобы она исполнила песню сирены для учеников. Ксавье вскинул на неё удивлённый взгляд. — Ты ошибаешься, Уэнсдей, — он затряс головой. — Отец никогда бы не сделал ничего подобного. Видения могут быть неточными… Уэнсдей подскочила на ноги. — Значит твои видения всегда точны? — взвилась она. — А моим не следует доверять? — Я этого не говорил, — Ксавье поднялся на ноги и успокаивающе обнял её, прижимая к груди и заглядывая в её глаза. — Я не знаю, что ты видела, но я знаю своего отца. Он просто не мог этого сделать. Он бы никогда… — Зато я знаю, что я видела, — перебила его Уэнсдей. — Он пожимал руку Гидеону, скрепляя сделку о «воспоминаниях учеников». — Тогда, возможно, там было что-то ещё, — Ксавье упрямо поджал губы. — Методы отца не всегда этичны, но цели… Уэнсдей смотрела в глаза Ксавье и видела в них болезненную надежду. Было бесполезно и просто-напросто жестоко убеждать его в том, что Винсент Торп — вовсе не любящий отец, пекущийся об интересах сына или хотя бы о благородных целях. Он был скользким, отвратительным человеком. Готовым идти по головам ради своей политической карьеры. Способным бросить на алтарь тщеславия жизнь собственного сына, если это потребуется. Но одновременно с этим Винсент Торп оставался последним живым близким родственником Ксавье. И Уэнсдей просто не могла продолжать убеждать Ксавье в том, что его отец был замешан в преступлениях против изгоев. Не могла делать ему больно… Уэнсдей обвила его руками. Притягивая к себе. Пытаясь утешить. Она верила, что сможет уберечь Ксавье от смерти… Но она точно ничего не могла поделать с его сердцем, которое наверняка разобьётся, когда Ксавье поймёт, насколько сильно он ошибается насчёт своего отца.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.