Серебряный пёс

Юджин был не в восторге от того, что Уэнсдей рассказала о его проблемах третьему человеку. Когда она привела Бьянку с собой на их обычный сбор жужжащих, её друг от неожиданности сначала чуть не уронил банку с засахаренным мёдом, что держал в руках. Но, когда из объяснений Уэнсдей он понял, зачем Бьянка пришла в их пчелиный сарай, Юджин нахмурился и засопел. — Можно тебя на пару слов? — сказал он непривычно резким тоном и тут же вышел на улицу. Уэнсдей переглянулась с Бьянкой и направилась за другом. Когда Юджин явно обиженно спросил, почему она не сохранила его тайну, Уэнсдей попыталась объяснить, что не посвящала сирену во все подробности, а лишь попросила помочь с тем, что он не может обсуждать свои проблемы с психологом. Однако Юджин с каждым её словом становился всё более угрюмым. — Ты могла хотя бы спросить! — упрекнул он. — Прежде чем говорить с кем-то обо мне! Уэнсдей нахмурилась. Она не подумала, что это может так сильно задеть его чувства. — И чем вообще Бьянка может мне помочь? При чём тут она? Уэнсдей вздохнула. В этом году она совсем не посвящала Юджина в своё расследование, полагая, что ему достаточно собственных трудностей. — Я выяснила, почему студенты не могут говорить о ночи кровавой луны. Песня сирен не даёт нам распространять информацию о Крэкстоуне и Лорел. Юджин довольно долго молчал, всматриваясь в её лицо. — Ты снова ведёшь расследование? — протянул он наконец. — Теперь Инид не падает в обморок от жутких фотографий на твоей доске? В его тоне отчётливо слышалась досада. — Я поставила доску в мастерской у Ксавье, — изгибая бровь, сказала Уэнсдей. Юджин скривился, и она нахмурилась ещё сильнее. Кажется, Юджин до сих пор был заинтересован в Инид, хоть и смирился, что она не собирается обращать на него внимание в романтическом смысле. Иногда он даже отпускал нелестные комментарии об Аяксе. Но ревновать саму Уэнсдей к Ксавье? Это было что-то новенькое! — Ты мне больше не доверяешь? — прошептал Юджин. — С чего ты сделал такой вывод? — искренне недоумевая, спросила Уэнсдей. — В прошлом семестре доска стояла в улье, а в этом ты даже не сказала, что что-то расследуешь. Очевидно, дело было вовсе не в ревности. Уэнсдей качнула головой. Она едва оправилась от ссоры с Ксавье, а теперь Юджин завёл ту же пластинку. Да дались всем эти дурацкие откровения! — Тебе и так было непросто, — пояснила она. — Я не хотела вываливать на тебя и свои проблемы. Это ничуть не исправило ситуацию. Кажется, даже наоборот, Юджин теперь выглядел ещё более обиженным. — Не нужно относиться ко мне, как к больному и бесполезному, — поджав губы, сказал он. — Но спасибо тебе за помощь. Он хлопнул дверью прямо перед носом Уэнсдей. Она услышала, как они с Бьянкой тихонько переговариваются. Уэнсдей чувствовала себя довольно противоречиво. Она пыталась быть Юджину хорошим другом, пыталась уберечь его. Она была абсолютно безнадёжна в умении заботиться о людях. Как Юджину вообще пришло в голову, что она считает его бесполезным? Минут через пятнадцать Бьянка выскользнула на улицу. — Получилось? — спросила Уэнсдей. — Думаю, да, — кивнула Бьянка. — Хотя наверняка будет понятно только на практике. Поблагодарив её, Уэнсдей развернулась и пошла прочь от ульев. Ей нужно было переварить претензии Юджина, прежде чем она снова сможет с ним спокойно разговаривать. — Уэнсдей! — внезапно окликнула её Бьянка. Она повернулась к сирене. Бьянка выглядела неуверенной в том, что собирается сказать. — Если ты в эти выходные едешь в Берлингтон, — она нервно сглотнула. — Будь осторожна с мужем моей матери, Гидеоном. И я имею в виду — действительно осторожна. Уэнсдей задумчиво кивнула, принимая информацию к сведению.

***

Вечером Уэнсдей собиралась улизнуть в мастерскую. Она стояла и перебирала одежду в своём гардеробе. Инид, которая лежала на кровати, перелистывая Вестник Невермора, с хитрой улыбкой посмотрела на Уэнсдей. — Рекомендую выбрать платье, — звонким голосом бросила она. Уэнсдей с убийственным взглядом повернулась к подруге. Вещь отбросил яркий журнал, который одолжил у Инид, и с любопытством подобрался чуть ближе, явно надеясь послушать сплетни. — Ты же бежишь на свидание с Ксавье? — уточнила Инид, хихикая. Её чрезмерное любопытство действовало Уэнсдей на нервы. С воскресенья она уже наслушалась столько ехидных комментариев от своей подруги, что едва сдерживалась. — Мы не устраиваем свиданий, — возвращаясь назад к шкафу, прохладным тоном сказала Уэнсдей. — Ну да, конечно, — Инид рассмеялась. — Твоя настоящая страсть — совместные академические занятия. А тот засос под твоей ключицей, очевидно, появился от слишком тесного соприкосновения с учебниками. Сама вечно из-за них хожу в синяках! Вещь раздражённо взмахнул пальцами и снова зарылся в буйство типографских красок, всем видом показывая, что не желает слушать, если они собираются обсуждать это. — Мы занимаемся расследованием, если тебе так интересно, — с нажимом ответила Уэнсдей. — Угу, — промычала Инид. — В любом случае, платье подходит и для этих целей. У тебя как раз лежит целая куча под кроватью. Вещь согласно стукнул пальцами. Уэнсдей закатила глаза. Сколько можно? Что она ещё должна сделать, чтобы эти двое от неё отстали? Она же позволила Инид затащить их с Ксавье во Флюгер на выходных! И даже делала вид, что не знает, что они с Вещью перемывают ей кости за спиной! А им всё мало! — На самом деле я за тебя рада, — Инид ухмыльнулась. — Ты прямо светишься от счастья. Смутно, как блуждающий огонёк на кладбище, но светишься. Уэнсдей в ответ только фыркнула. Ей нужно было пошевеливаться, чтобы не слушать этот слащавый бред. Она вытащила из шкафа пару вешалок и направилась в сторону ванны. — И везёт же вам! — крикнула Инид ей вслед. Уэнсдей остановилась и покосилась на неё с недоумением. — У вас целых два свободных пространства для «расследовательских» изысканий! Но если вам двоим когда-нибудь понадобится свободная комната, только свистни. Последние слова Инид договаривала, покатываясь со смеху. Уэнсдей сжала челюсти, напоминая себе все причины, по которым на самом деле она не хочет калечить собственную подругу.

***

Вся неделя прошла в нескончаемых медитациях. Бесполезных и невыносимо изматывающих. Уэнсдей была крайне недовольна собой. Фразы из книжки, которую они с Ксавье зачитали почти до дыр, снились ей, всплывали перед глазами, смазывались в одно бесконечное противоречивое пятно. Запланированная поездка в Берлингтон, а вместе с ней и презентация «Песни утра» неумолимо приближались. Барлоу сообщила, что её пропуск в Уиллоу Хилл практически готов, и они смогут отправиться к Галпину уже на следующей неделе. Уэнсдей планировала, что к этому времени у неё будет получаться хоть что-то! Но теперь она сильно сомневалась, что ей удастся вызвать хотя бы одно малюсенькое видение. — Ты нервничаешь, — заметил Ксавье, когда они в очередной раз сидели в его студии на уже не настолько бесячих одеялах. Уэнсдей вздохнула. Ничего-то от него не скроешь! — Я думала, что будет гораздо проще. Это же всё-таки мой врождённый дар. Ксавье потянулся к ней и ласково сжал её пальцы. — Для всего лишь одного месяца занятий у тебя довольно большой прогресс. Особенно учитывая то, что у тебя нет проводника. — К чёрту проводника! Она была мстительной стервой, пытавшейся лишь насолить своему заклятому врагу, — Уэнсдей нахмурилась. — Тебе никто не помогает с оживлением рисунков, но ты совершенствуешься, а я намертво застряла на самом начальном этапе. — Значит, у тебя раньше был проводник, но потом пропал? — уточнил Ксавье. Уэнсдей поджала губы, но кивнула. Она не чувствовала себя вполне готовой к рассказам о том, как Крэкстоун пырнул её ножом в живот. Ксавье ненадолго замолчал, явно что-то прикидывая. — Знаешь, мне всегда казалось, что с рисунками всё происходит интуитивно… Но на самом деле интуитивным оживление стало, когда я понял принцип его работы. Ты понимаешь, как должны работать твои видения? Уэнсдей задумалась. Сам Ксавье ещё в прошлом году говорил, что триггером для возникновения видения становятся эмоции. Но она никогда не анализировала, было ли это справедливо в её случае. Не дождавшись её ответа, Ксавье нахмурился. Он выглядел, будто мучительно раздумывал над тем, что собирался ей сказать. — Первое видение пришло ко мне в ночь после тех самых похорон, когда мы впервые встретились, — наконец сказал он. — Его запустило сильное эмоциональное потрясение. Уэнсдей сглотнула. То, что она стала косвенной причиной его кошмаров, было жутко притягательно. Но Ксавье говорил, что ему тогда приснилось — смерть матери. И это вызывало какое-то неуютное ощущение в её груди. Хоть Уэнсдей и понимала, что видения всё равно рано или поздно настигли бы Ксавье, она испытывала почти сожаление. — Каким было твоё первое видение? — спросил он. — Наверняка его тоже вызвал всплеск эмоций. Уэнсдей отвела взгляд. В прошлом семестре она соврала Ксавье, что её способности проявились около года назад. Тогда он застиг её врасплох своим появлением возле старой молельни, а потом ещё и принялся наседать с советами, как ей следует обращаться с собственным даром. Ей не хотелось выглядеть в его глазах совсем неопытной девчонкой. На самом деле её первое видение случилось на второй неделе после окончания летних каникул в прошлом году. Пагсли только перешёл в старшую школу, и мгновенно стал предметом всеобщих насмешек. Маленький, полноватый, чересчур эмоциональный, слегка заторможенный изгой — её брат был просто находкой для любивших поупражняться в остроумии подростков. Когда она впервые застала Пагсли практически в слезах, её гнев был так необъятен… Прежде Уэнсдей вообще не думала, что способна испытывать настолько сильные чувства. После смерти Нейрона она стремилась избавляться от них, и ей это неплохо удавалось до того момента. Ей было плевать, когда пытались задирать её. Но с Пагсли она не смогла абстрагироваться от клокочущей внутри ярости. Придурок, имени которого она не потрудилась выяснить, после издевательств и насмешек забросил портфель её брата высоко на дерево. Уэнсдей полезла наверх доставать его и едва не сломала шею, свалившись вниз из-за видения, прошившего её при соприкосновении с лямкой рюкзака. В тот раз она подкинула гадёнышу, обижавшему её брата, живую змею в школьный шкафчик. К сожалению, змея не была ядовитой. К счастью, в тот раз Уэнсдей не поймали. Почти все её видения до приезда в Невермор были связаны с Пагсли. Его часто задирали в школе, и Уэнсдей приходилось его защищать. Каждый раз она чувствовала жгучее негодование и злость. Мимолётное, явно случайное видение о сломанной ноге одноклассницы возникло, когда Уэнсдей с радостным предвкушением наблюдала за идиоткой-учительницей литературы, раскритиковавшей её эссе. Уэнсдей стащила из её сумочки крем для рук и шприцом ввела в тюбик вытяжку из жгучего перца, позаимствованную у Пагсли. Брат дистиллировал её так, что в обычном состоянии она не вызывала никакого эффекта — лишь при контакте со слизистой. Когда учительница, наконец, потёрла руками глаза и завопила, в Уэнсдей случайно врезалась девчонка, с которой они вместе учились. Потом она приехала в Невермор, и эпизоды с видениями участились. Первое случилось, когда она столкнулась с водителем грузовика сразу после того, как улизнула от Кинботт. Тогда Уэнсдей испытывала целый букет эмоций от удавшегося побега. В следующем видении она узнала о смерти Роуэна. Уэнсдей снова почти удрала из Невермора, и адреналин бурлил в её крови вместе с приятным предвкушением от грядущих перспектив. Ужасающий в самом худшем смысле этого слова день, когда Уэнсдей казалось, что она сходит с ума, принёс ей ещё одно видение. Роуэн, которого на её глазах задрал монстр, помахал ей ручкой, стоя на пороге кабинета директрисы, и, кажется, вместе с ним с Уэнсдей попрощался и её извечно хладнокровный настрой. Все шушукались за её спиной, обсуждая, что она либо спятила, либо слишком старалась привлечь к себе внимание. Ксавье со своей иронией тогда тоже выбесил её до смерти… Потом Уэнсдей пошла в лес, наткнулась на очки Роуэна и испытала затапливающее всё её существо облегчение, а следом пришло и видение, которое было последним перед тем, как явилась Гуди. Уэнсдей никогда об этом не задумывалась, но действительно ни одно из её видений не возникло просто от соприкосновения с предметом или человеком, несущим в себе какую-либо информацию. Когда, например, она нашла коготь монстра в пещере, у неё не случилось никаких провидческих озарений. Уэнсдей прикасалась к груди Тайлера, заклеивая раны, но к ней не пришло ни малейшей сверхъестественной подсказки, что Галпин чудовище. Она притронулась к личной вещи каждой жертвы, которые подбросили Ксавье, и ни одна из них не вызвала даже крошечного видения. Уэнсдей неоднократно прикасалась к вещам Лорел Гейтс — и снова ничего. Всё, что Уэнсдей видела о Крэкстоуне, явно подкидывала ей Гуди. Остальные видения случались на эмоциональных всплесках. Радость от кровавого дождя на танцах привела к образу о нападении на Юджина. Волнительное торжество от того, что она узнала правду о смерти Гарета Гейтса, позволило лицезреть ту ночь воочию во всех красках… И, наконец, тот самый поцелуй. Сочетание радости, что Вещь выжил, а Инид вернулась в комнату, с непривычной и необъяснимой растерянностью после того, как она сдала Ксавье полиции… Противоречивый клубок чувств там, где она ожидала испытать триумф. И совершенно идиотская симпатия к Тайлеру, которой она решила поддаться, когда Инид упомянула о его ночной смене. Уэнсдей старалась не вспоминать тот вечер. Как она полчаса шла в Джерико по лесу, уговаривая саму себя, что всё сделала правильно. Что вещи убитых, найденные в мастерской Ксавье, были более убедительной уликой, чем анализ ДНК, с которым могла просто выйти ошибка. Что искренне недоумённый взгляд Ксавье, его искажённое от боли предательства и злости лицо ничего не значат. Расследование важнее чувств. А факты убедительнее эмоций. Она решила, что ощущения не должны сбивать её с толку, потому что Ксавье не был достоин её доверия. А Тайлер, напротив, заслужил его, практически рискуя жизнью, напоровшись на когти… Какая злая ирония! После того как Гуди пропала, видения приходили трижды. В офисе Сплетника, когда Уэнсдей была полна мстительного ликования. В момент, когда она поймала Кумико. Это был первый учебный день после длительных каникул, и, положа руку на сердце, в её груди копошился целый змеиный выводок ностальгически-тошнотворных ощущений, в которых ей не хотелось бы никому признаваться, помноженный на трепет от предвкушения раскрытия очередной тайны. Самое последнее видение пришло к Уэнсдей в студии от соприкосновения с картинами Ксавье, когда она испытала странное щемящее чувство, разглядывая свои бесчисленные изображения. Но разве после она ничего не чувствовала? Скорее наоборот, когда они с Ксавье сблизились, всех этих чувств в её жизни стало слишком много! И они были гораздо интенсивнее. Но видения ушли от неё. Что она делала не так? — Да, ты прав. Их запускают эмоции, — пробормотала Уэнсдей. — Но я всё равно не вижу чёткого алгоритма. — Мой проводник говорил, что видения поначалу спонтанны, — Ксавье наклонил голову в бок, разглядывая её лицо. — И в них может не быть заметной системы первые полгода-год. Прошло примерно пять месяцев с момента первого видения до последнего. Значит, анализировать собственный опыт, чтобы выявить какую-то общую схему действий, было практически бесполезно. Уэнсдей поморщилась. Просто великолепная новость!

***

Чтобы отправиться на презентацию «Песни утра» и сойти за заинтересованную в их деятельности особу, Уэнсдей пришлось на всякий случай раздобыть их тоненькую фирменную брошюрку и попросить Ксавье установить на телефон приложение. Уэнсдей навела справки о предыдущих мероприятиях «Песни утра». Они ездили в одинаковом составе и никогда не уходили со сцены, а значит им с Вещью никто не помешает в поиске улик. Вечер накануне поездки они с Ксавье посвятили прослушиванию мотивационных подкастов. Им приходилось делать перерыв каждые пять минут, потому что песня сирены даже на записи медленно вкручивалась сверлом в мозг, вызывая желание купить расширенный доступ и оформить премиум-подписку. С каждым разом Ксавье выглядел всё более мрачным. — Как ты собираешься высидеть там целый час? — спросил он во время их четвёртого перерыва. — Это просто безумие! Признаться, прежде Уэнсдей недооценивала коварство задумки матери Бьянки. Это действительно была довольно талантливая схема по отъёму денег. — Возьму с собой затычки для ушей, — Уэнсдей усмехнулась, хотя и не чувствовала абсолютной уверенности. — Ты не собираешься слушать презентацию? — Конечно нет, — Уэнсдей мотнула головой. — Когда они будут на сцене, я собираюсь порыться в их личных вещах. По сути, мне нужно просто переждать, пока Вещь разведает обстановку. — Ты обещала, что не будешь лезть на рожон! — Ксавье смотрел на неё с ужасом. — И на что я только рассчитывал? Я иду с тобой! — Нет, ты останешься ждать меня снаружи. Ты сам сказал, что Габриель может узнать тебя. Нас заметят и раскроют. После долгих споров Ксавье согласился с её доводами, но Уэнсдей видела, как его коробит такое решение. На утро Ксавье выглядел ещё более взвинченным. За завтраком он скорее крошил еду в своей тарелке, чем ел, а когда они наконец сели в машину, Ксавье принялся нервно постукивать по рулю пальцами. Это немного раздражало. — Если станет совсем плохо, ты напишешь мне сообщение! — сказал он. — Я заберу тебя и плевать, что меня кто-то узнает. Уэнсдей закатила глаза. — Пожалуйста, Уэнсдей, пообещай мне, что напишешь. — Ты же знаешь, из-за приложения телефон будет со мной, — уклончиво ответила она. — На всякий случай. — И ты воспользуешься им, если что-то пойдёт не по плану, хорошо? Уэнсдей пожала плечами. Она не собиралась обещать Ксавье того, что вряд ли удастся выполнить. — Чёрт побери, Уэнсдей! — он бросил на неё почти умоляющий взгляд. — Представь себя на моем месте! Она вздохнула. Невыносимая, но трогательная забота. В любом случае она хотела, чтобы Ксавье был в безопасности, поэтому промолчала. Вещь вылез из сумки и взобрался на приборную панель, заверяя Ксавье, что не даст её в обиду.

***

Вещь уже сбежал обследовать подсобку и подслушивать разговоры. Уэнсдей должна была присоединиться к нему, как только это станет возможно. Если удастся справиться с видениями, часа как раз должно было хватить, чтобы их не поймали. Когда презентация закончится, а поклонники ринутся за автографами и личными советами, им удастся незаметно улизнуть в создавшейся суматохе. Ксавье всё-таки остался снаружи, провожая Уэнсдей встревоженным взглядом. Всю оставшуюся дорогу до Берлингтона он еле сдерживался, чтобы не начать раздавать ей советы. В маленький павильончик, который сняли для презентации, набилось так много народу, что духота была почти невыносимой. Уэнсдей заняла место чуть сбоку, в небольшой нише, где она могла спрятаться и от лишнего внимания, и от жуткой толкотни. Затычки в её ушах так надёжно поглощали звуки, что Уэнсдей казалось, она и вовсе лишилась слуха. При такой оглушающей тишине количество людей, находящееся в комнате, казалось сюрреалистичным. Толпа пришла в движение, целеустремлённо направляясь вперёд, словно косяк разномастных и разноцветных рыбок. Уэнсдей подняла глаза и увидела леди Габриель, восходящую на трибуну с ослепительно широкой улыбкой. Сирена была одета в блестящий золотистый брючный костюм, что странным образом притягивал к ней взгляд почти против воли. Уэнсдей с усилием отвела глаза, рассматривая людей, вставших чуть сзади от неё: высокого статного мужчину — вероятно того самого Гидеона, выряженного словно какой-то аристократ, и взволнованную молоденькую девушку. Наверное, многие бы сказали, что Гидеон ослепительно хорош собой. Но от него разило какой-то искусственной идеальностью. Точёные скулы, пухлые губы, высокий лоб, длинные тёмные ресницы, золотистые волосы, лежащие плавными волнами. На вид ему было около сорока, и он немного напоминал изрядно повзрослевшего ангелочка с идеалистической картинки. Только вот надменное выражение лица портило всё впечатление. Уэнсдей ощущала от него явную угрозу даже без предупреждения Бьянки. Габриель, имевшая возможность заморочить ей голову, не вызывала такого ощущения опасности, как этот человек. Девушка рядом с ним казалась слегка испуганной. Она прятала взгляд, потупив глаза, и вообще выглядела так, будто ей одновременно хочется сбежать подальше отсюда или прильнуть к Гидеону в надежде стать незаметной. Возможно, она бы уже попыталась спрятаться за ним, если бы тот не бросал на неё тяжёлые предупреждающие взгляды. Мать Бьянки начала что-то говорить, и Уэнсдей почувствовала, как настрой толпы вокруг неё переменился. Уэнсдей обвела взглядом зал. Глаза стоящей рядом с ней женщины помутнели. Многие приоткрыли рты и стали выглядеть почти слабоумными. Песня словно обволакивала разум всех присутствующих. Люди внимали каждому слову сирены. Собравшиеся принялись рукоплескать в едином порыве, и Уэнсдей тоже изобразила аплодисменты, чтобы не выдать себя раньше времени. Внезапно девушка, стоящая за Габриель, повернулась и посмотрела прямо на Уэнсдей. Её глаза были характерного для сирен голубого цвета. Уэнсдей вздрогнула от неожиданности. Она вдруг поняла, что лицо этой девушки было ей знакомо. Её портрет висел на расследовательской доске. Она снилась Ксавье, а значит, была соучастницей преступлений. Глаза молодой сирены удивлённо распахнулись, и Уэнсдей осознала, что все вокруг, кроме неё самой, смотрели на Габриель, зачарованные песней. Уэнсдей поспешно перевела взгляд на мать Бьянки. Всё уже шло не по плану. Её заметили. Если она сдвинется с места, то привлечёт к себе ещё больше ненужного внимания. Ей придётся стоять здесь до самого конца презентации, а потом постараться незаметно улизнуть в подсобку. У неё будет не так уж много времени, пока поклонники «Песни утра» будут общаться со своими кумирами. Через полчаса у Уэнсдей горели ладони от того, как много ей приходилось хлопать изречениям Габриель. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, Уэнсдей украдкой наблюдала за молодой сиреной. Та нервно переминалась с ноги на ногу. Гидеон достаточно явно выражал своё недовольство её поведением. Слушатели, заворожённые песней Габриель, совершенно не замечали этого. Ближе к концу презентации Гидеон грубо схватил девушку за плечо и прошептал ей что-то на ухо, а потом подтолкнул вперёд. Люди вокруг снова принялись аплодировать, приветствуя её. Уэнсдей прищурилась, рассматривая мужчину. Наверняка он был тем самым отчимом Бьянки. Его глаза были льдисто-серого цвета, вовсе не голубыми и гипнотизирующими. Но почему на него не действовала песня сирен? Девушка шагнула за трибуну и что-то заговорила. Толпа под гипнозом качнулась в её сторону, словно была каким-то единым симбиозным организмом. Это выглядело настолько жутко, что даже у Уэнсдей поползли мурашки по спине. Песня юной сирены, очевидно, была невероятно сильна. Когда, наконец, презентация окончилась, а восторженные поклонники двинулись в сторону выступающих, Уэнсдей пригнула голову и, лавируя между по-прежнему одурманенными людьми, добралась до подсобного помещения. Она скользнула внутрь, и Вещь тут же кинулся ей навстречу, взволнованно перестукивая пальцами. — Я знаю, что ты ждал меня раньше, — огрызнулась Уэнсдей в ответ. — У нас мало времени. Давай займёмся делом. Она вынула из ушей затычки. Звук вернулся, и Уэнсдей услышала восторженный гул за дверью. Адепты «Песни утра» явно не собирались расходиться. — Ты уже всё осмотрел? — спросила она. Вещь по-паучьи подполз к женской сумочке, валяющейся на столе. Судя по её скромному виду, резко контрастирующему с вычурным образом Габриель, сумка принадлежала той девушке-сирене. Вещь нырнул внутрь и вытащил небольшую бумажку с начерченным на ней адресом. — Джерико, — он стукнул по записке. — Это где-то в Джерико. Уэнсдей быстро пробежалась глазами по буквам. На этой улице находились жилые дома. Нужно было проверить, кто именно обитает по этому адресу. — Нашёл ещё что-то интересное? — спросила Уэнсдей. Вещь отрицательно мотнул пальцем. Есть ли у неё время, чтобы попытаться вызвать видение? Конечно, изначально планировалось, что у неё будет около часа, но не могла же она уйти почти ни с чем! Уэнсдей торопливо ощупала несколько предметов, надеясь, что видение придёт само. Время стремительно заканчивалось. Она прикоснулась к мужскому шарфу, висящему на спинке стула, и попыталась сконцентрироваться. Лёгкое покалывание в пальцах возникло буквально на пару мгновений, но не принесло никаких озарений. Что Ксавье говорил насчёт эмоций? Что она сейчас чувствовала? Она попыталась вытащить изнутри любопытство и нетерпение, желание раскрыть тайну, и снова сосредоточилась на ладонях и бархатистой ткани под пальцами. На секунду ей даже показалось, что всё получится, когда Вещь вдруг резко потянул её за штанину брюк. Уэнсдей встрепенулась. Гул голосов смолкал, зато снаружи послышались чьи-то приближающиеся шаги. Вещь бросился прятаться. Окно, достаточно широкое, чтобы Уэнсдей могла пролезть через него и сбежать, было наполовину загорожено щитком. Она не успевала уйти, даже если бы очень постаралась. Недолго думая, Уэнсдей метнулась в шкаф, зарываясь в чужие пальто, и захлопнула за собой дверцу. Это казалось не самым лучшим вариантом, но ей было некогда раздумывать. В комнату вошёл Гидеон, а за ним немного семенящими шагами забежала Габриель. Уэнсдей успокоила дыхание, как учил её дядя Фестер. Он был мастером пряток. Сквозь узкую щель между дверьми Уэнсдей видела, как Гидеон снял пиджак, ослабил галстук, медленно расстегнул запонки, небрежно бросил их на стол и принялся закатывать рукава рубашки, разминая шею. Габриель наблюдала за ним восхищённым взглядом, но мужчина не обращал на неё никакого внимания. Он распахнул дверцу буфета, стоящего в углу, и достал оттуда бутылку виски со стаканом. Пока мужчина раскручивал крышку, Габриель подкралась сзади и обвила руками. — Что такое, милый? — голос сирены разлился в воздухе сладкой почти осязаемой дымкой, от которой у Уэнсдей закружилась голова. — Всё прошло великолепно! — Я просил не использовать на мне свои уловки, — грубовато бросил Гидеон. Уэнсдей сделала глубокий вздох, пытаясь сосредоточиться. Кровь стучала в висках от ощущения опасности. Пожалуй, сейчас она бы могла снова попытаться вызвать видение, но она наверняка упадёт, и это наделает слишком много шума. Габриель выпустила мужа из объятий и отошла на полшага. Теперь Уэнсдей могла видеть её лицо. Сирена обиженно дула губы, и это выглядело тошнотворно и глупо. — Ты же знаешь, я делаю это неосознанно, — протянула она, а потом ласково погладила мужа по щеке. — Гидеон, что случилось? Мужчина отстранился и отпил янтарную жидкость из бокала. — Энни проявляет строптивость. Габриель улыбнулась хищной улыбкой. — Значит, хорошо, что мы так близко к Невермору. Бренди Джей не откажется снова помочь нам. Уэнсдей моргнула. Очевидно, Энни была той самой молодой сиреной, выступавшей вместе с Габриель. Но Бренди Джей? В Неверморе? Они говорили о Бьянке? Гидеон осушил стакан, запрокидывая голову, и приблизился к жене. — Твоя дочь плохо старается, — вкрадчивым голосом, полным завуалированной угрозы, сказал он, притягивая Габриель к себе. — Ты должна на неё повлиять, если мы не хотим разориться. Сирена потянулась к нему и обхватила руками за шею. — Конечно не хотим, — с придыханием прошептала она в его губы. Они слились в поцелуе, лапая друг друга так откровенно, что родителям Уэнсдей оставалось только позавидовать. Уэнсдей поморщилась и отвела глаза, не желая лицезреть эту отвратительную сцену. Гидеон подтолкнул Габриель, и она упёрлась спиной в тот самый шкаф, в котором пряталась Уэнсдей. Чёрт, что может быть ещё хуже этого? Отрывистый стук в дверь прервал сладкую парочку. Энни робко заглянула в комнату. — Там какой-то юноша. Очень просит поговорить с вами, Габриель. Мать Бьянки с явной неохотой отлипла от мужа, оправляя одежду, и с раздражением всплеснула руками. — Ты должна была выгнать всех прочь, Энни! Почему мне вечно приходится со всем разбираться вместо тебя? — Он сказал, что учится с вашей дочерью, — Энни смущённо пожала плечами. Дьявол! Ксавье, очевидно, её не дождался и решил погеройствовать. Габриель выпорхнула за дверь. Энни слегка замешкалась у порога и повернулась, чтобы последовать за матерью Бьянки. — Стоять, — приказал Гидеон ледяным тоном. Энни замерла, как вкопанная, подчиняясь. Уэнсдей почувствовала, как от этого зрелища волоски на её теле встают дыбом. Он приказывал сирене? И она его слушалась? — Отбилась от рук, Энни? — рокочущим голосом проговорил Гидеон. — Хочешь, чтобы я снова показал тебе силу своего воздействия? Может, приказать тебе сделать что-нибудь с этим парнишкой, что заглянул к нам на огонёк? Уэнсдей похолодела. Что он имел в виду? Что он хотел сделать с Ксавье? Энни задрожала и попыталась возразить, но Гидеон больно схватил её за запястье. — Веди себя тихо, — велел он, выталкивая её за дверь и выходя вслед за ней. Уэнсдей поспешно вылезла из шкафа и увидела Вещь, который снаружи пытался открыть тяжёлую оконную створку. Она на бегу схватила одну из запонок Гидеона, которые так и остались лежать на столе, и бросилась отодвигать щиток и помогать Вещи. Через минуту он уже сидел в её сумке, а Уэнсдей мчалась вызволять Ксавье из лап сирен. Она ворвалась в павильон с ухающим в груди сердцем и увидела, как Ксавье протягивает Габриель брошюру, которую она сама раздобыла на всякий случай. Он стоял один против всех троих, и что-то внутри неё сжалось от почти первобытного ужаса. Ксавье обернулся через плечо и махнул ей рукой, изображая безмятежную улыбку. — О, я почти всё, — сказал он преувеличенно радостно. — Раздобыл для нас автограф. Несколько мучительных мгновений Уэнсдей наблюдала за тем, как Габриель чиркает маркером по бумаге. Как Гидеон разглядывает Ксавье, будто ленивый кот, прикидывающий, вонзить ли когти в мышь, если она подберётся чуть ближе. А потом как Ксавье приближается к ней, с каждым шагом удаляясь от опасности. Перед тем как выйти на улицу, Уэнсдей заметила, что Энни пристально на неё смотрит.

***

Ксавье заметно расслабился, когда они отошли чуть дальше от павильона. Уэнсдей до сих пор чувствовала нервный комок в районе желудка. — Ты в порядке? — спросил Ксавье. Уэнсдей кивнула. Перед её глазами по-прежнему стоял он, находящийся так близко к подозреваемым. Гидеону. Сиренам. Тем, кто мог загипнотизировать и убить его. — Хочешь кофе? — предложил Ксавье. — Убраться отсюда мне хочется гораздо больше, — Уэнсдей сжала запонку, лежащую в её кармане. Забрать её было импульсивным и необдуманным решением. Наверняка Гидеон заметит пропажу. Доложит ли Энни о том, что видела подозрительное поведение Уэнсдей? Они дошли до машины и сели в неё. Ксавье завёл мотор и включил радио. — Надеюсь, это была не напрасная поездка, — протянул он спустя несколько минут, когда форд выехал за границы города. Уэнсдей открыла сумку и пересадила Вещь на приборную панель, а потом повернулась к Ксавье. Мужской голос по радио завывал о разрушении и невозможности спасения. — Зачем ты пошёл за мной? — спросила она, обращаясь к Ксавье, а потом ткнула пальцем в сторону Вещи: — Это же ты позвал его на помощь, не так ли? Вещь виновато взмахнул пальцами и принялся выстукивать бестолковые оправдания. Уэнсдей было неважно, что он там лепечет. Она смотрела на Ксавье. — Даже не начинай, Уэнсдей, — он нахмурился. — Надо было сразу сделать это, а не идти у тебя на поводу. — Мы договорились. — Нет, ты поставила меня перед фактом, — возразил Ксавье. — Мало того, ты должна была вернуться сразу после окончания презентации. Знаешь, что я чувствовал, когда вышли все, кроме тебя? Она смотрела на него, словно хотела прожечь дыру. — Мы команда, помнишь? — Ксавье покачал головой. — Ты не можешь рисковать собственной жизнью, а потом предъявлять мне, что я пытаюсь тебе помочь и вызволить из опасной ситуации. — Всё было под контролем! — Нет, не всё, чёрт побери! — Ксавье стукнул ладонью по рулю. — Ты оказалась запертой в шкафу в одной комнате с преступниками! А если бы с тобой что-то случилось? Радио продолжало мелодично сокрушаться. В ушах ещё звенели угрозы Гидеона. Эмоции захлёстывали Уэнсдей с головой. — А если что-то случится с тобой? — она едва сдерживалась, чтобы не начать кричать. Уэнсдей толкнула Ксавье ладонью и почувствовала, как слабый провидческий ток прошивает её от кончиков пальцев до макушки. В глазах потемнело. Голова запрокинулась. От неожиданности Уэнсдей мысленно сжалась, словно ожидая сильного удара, и болезненно покалывающее ощущение пропало. Ксавье тут же припарковал машину на обочине и расстегнул свой ремень безопасности. — Ты что-то видела? — спросил он, наклоняясь к ней и бережно обнимая. Уэнсдей вздрогнула, ожидая новую волну, но ничего не случилось. Она мотнула головой, ошарашено глядя на Ксавье и испытывая странную дезориентированность. Почему в этот раз у неё почти получилось? И почему видение растворилось, как дымка? Вот оно — концентрация и расслабление! Ей нужно было расслабиться, чтобы видение проникло в её разум. А она вместо этого закрылась от него. Она отстранилась от рук Ксавье и достала из кармана запонку, стараясь заново возродить прежние эмоции, но, ожидаемо, ничего не произошло. Ей снова придётся тренироваться, но теперь Уэнсдей ощущала большую уверенность в положительном исходе. — Что это такое? — Ксавье нахмурился. — То, с помощью чего я планирую разузнать больше информации, — ответила Уэнсдей, усилием воли беря себя в руки.