Серебряный пёс

Уэнсдей проснулась, когда лучи солнца, проникающие в мастерскую через потускневшие стёкла, уже понемногу меняли тон, становясь розовато-оранжевыми. Кажется, с тех пор как она отключилась, прошло около часа. Она лежала на Ксавье полностью обнажённая, согретая теплом его тела и одеялом, в которое он завернул её уже после того, как она уснула. Уэнсдей слегка пошевелилась, и расслабленные руки Ксавье немедленно напряглись и прижали её обратно, почти лишая возможности двигаться. — Сбегаешь? — сонно пробормотал он. — Мне нужно поговорить с Инид, — сказала Уэнсдей, чуть хмурясь. — И в душ. — Не уходи, — прошептал Ксавье, распахивая свои невероятно зелёные глаза и рассматривая её внимательным и почти грустным взглядом. Тёплый вечерний свет смягчал черты его лица, делая их более плавными, совсем мальчишескими. И как она вообще могла заподозрить в нём монстра в прошлом году? Он выглядел настолько открытым и безобидным. Беззащитным. Уэнсдей провела пальцем по его переносице, разглаживая тонкую морщинку, выдающую печаль, и чуть прищурилась, пытаясь понять, что именно его расстроило. — Кажется, рядом с тобой мои видения становятся более послушными, — тихо сказал Ксавье, ласковым движением поправляя её чёлку. — Ты что-то видел сейчас? — она приподнялась на локтях, заглядывая в его лицо. Уэнсдей чувствовала радостное возбуждение и предвкушение. В тот раз его видения сильно продвинули её… их расследование. Но Ксавье отрицательно замотал головой. — Сегодня они, наоборот, будто угомонились. Я давно не засыпал так — без снов с примесью хотя бы смутного беспокойства. Услышать это было одновременно разочаровывающе и умиротворяюще. Она не хотела, чтобы Ксавье постоянно мучили кошмары. — В прошлый раз было примерно также, — он вздохнул. — Даже видения тогда были не такими, как обычно. Ясными и чёткими, но не тревожащими. Они никогда прежде не говорили об этом. Ксавье много рассказывал о содержании видений, но даже не заикался о том, что он испытывает из-за них. Уэнсдей знала, что ему сложно даются вещие сны, касающиеся убийств и других человеческих страданий, но не думала, что он чувствовал дискомфорт постоянно, когда засыпал. Очевидно, она могла помочь Ксавье с этим. И ей действительно хотелось позаботиться о нём. Была ли она готова всю ночь лежать у него под боком? По крайней мере, она могла быть рядом, пока он засыпает, если это поможет. — Мы в любом случае не можем остаться в студии. Ночью здесь наверняка слишком холодно, — резонно заметила Уэнсдей. Она закусила губу, немного задумавшись, и всё же добавила: — Я могла бы иногда приходить к тебе в комнату. Если нужно. Счастье, отразившееся в глазах Ксавье, было слишком очевидным, а улыбка ярче солнца — ослепительной, мягкой и согревающей. — Не стоит этого делать. Нас обоих точно исключат, если поймают, — Ксавье покачал головой и прижался губами к её волосам. Уэнсдей хмыкнула. Её никогда особо не останавливали идиотские правила.

***

Уэнсдей едва привела себя в порядок и села писать новую главу, пытаясь чем-то занять себя в ожидании Инид, когда в комнату кто-то тихо поскрёбся снаружи. Она встала и открыла дверь. Вещь стоял чуть в отдалении, настороженно выгнув пальцы. Весь день он где-то прятался, опасаясь её гнева. — Заходи, невыносимое ты существо, — проворчала Уэнсдей, немного отходя с дороги, чтобы пропустить его внутрь. — Хоть мне бы и стоило провести парочку профилактических процедур, чтобы ты не совал свои неугомонные пальцы, куда не следует… считай, что мне жаль твою нежную кожу. От неё это звучало почти что как признание его заслуг и благодарность. Вещь недоверчиво приблизился, чуть пригибаясь к полу. Он явно ожидал подвоха. — Давай быстрее, пока я не потеряла терпение и не прищемила тебе ногти дверью, — поторопила его Уэнсдей. Вещь вбежал внутрь и молниеносно метнулся на половину Инид, зарываясь в мягкие игрушки. Уэнсдей лишь закатила глаза. Кто она такая, чтобы убеждать его в своём искреннем милосердии? Она уселась назад за печатную машинку. В голове и теле всё ещё ощущалась непривычная лёгкость. Мысли немного путались и постоянно возвращались к произошедшему сегодня. Глава никак не желала дописываться. Секс всегда был для неё не слишком интересной концепцией. Скорее отвратительной, чем желанной. Отчасти из-за родителей, отчасти из-за того, что до Невермора она предпочитала не сближаться с другими людьми и не терпела прикосновений. Но и когда в начале отношений с Ксавье у неё появилось желание испытать все эти гормональные радости на собственной шкуре, Уэнсдей не думала, что это может быть настолько чувственным опытом. Это немного сбивало её с толку — то, насколько восприимчивой и уязвимой она неосознанно становилась в объятьях Ксавье. Всё, что произошло между ними сегодня, было невероятно и неправдоподобно ужасающе-прекрасным. Уэнсдей не ожидала, что когда-то с ней может случиться что-то подобное. То, что она испытывала рядом с Ксавье, было одним огромным исключением из её правил. И самое странное — всё это ей действительно нравилось. Пугало, несомненно. До сих пор до чёртиков пугало! Но она бы соврала, если бы сказала, что не наслаждается всем, что Ксавье привнёс в её жизнь. Если бы ей не нужно было поговорить с Инид и братом, Уэнсдей бы скорее всего уже сорвалась с места и отправилась к Ксавье. Страстное желание повторить их близость смешивалось с привычным для неё исследовательским любопытством. Будет ли второй раз похож на первый? Насколько по-другому будет ощущаться, если она воспользуется предложением Ксавье взять всё под свой контроль? Утихнет ли когда-то это чувство тяги к нему? Кажется, они с Ксавье открыли ящик Пандоры. И у Уэнсдей не было ни малейшего желания заталкивать назад то, что оттуда выскочило. Инид явилась лишь через полтора часа, в течение которых Вещь не показал наружу и кончика мизинца. Уэнсдей к этому времени удалось железным усилием воли переключить внимание на написание своего романа. — Помирилась с Ксавье? — с порога спросила Инид, едва зайдя в их общую спальню. — Выглядишь чуть меньше похожей на труп, хоть и не знаю, посчитаешь ли ты это за комплимент. Кажется, у Инид сегодня было не самое плохое настроение. Едва ли не первый день после встречи с родителями и полнолуния, которое она демонстративно провела со школьными подругами вместо семьи. Уэнсдей было даже жаль его портить. — Как дела у Тедди? — она решила начать немного издалека. Инид слегка поморщилась. — Не очень. Мама со мной не разговаривает, но звонил папа и сказал, что после полнолуния Тедди стало только хуже, — Инид сглотнула. — Может, это какая-то болезнь? Как в каких-нибудь фантастических фильмах? Уэнсдей в этом очень сомневалась. — Ты не знаешь, где его сейчас содержат? — Кажется, название больницы как-то связано с холмами, — Инид смешно наморщила лоб. — Уиллоу Хилл, — удивлённо выдохнула Уэнсдей. Ксавье был прав! Брови Инид взлетели вверх, и она приоткрыла рот. — Точно! — обескураженно сказала она. — Откуда ты знаешь? Сомнений не оставалось. Эта лечебница явно была связана с преступлениями. Не сводили ли они Тедди с ума под видом тестов? Что за эксперименты они проводили? Ей нужно было поговорить с братом! Она вытащила телефон из глубин тумбочки и отправила Пагсли сообщение, чтобы он немедленно связался с ней с помощью шара. Инид хлопала ресницами, пытаясь из разрозненных объяснений Уэнсдей понять, в чем вообще дело. Вещь выбрался из своего укрытия и встревожено выстукивал что-то пальцами, забравшись на стол. Наконец, хрустальный шар засветился, и внутри показалось слегка удивлённое лицо её младшего брата. — Что случилось? Почему ты просто не позвонила? — спросил Пагсли, взъерошивая волосы. — Мать твоей Мэгги! — нетерпеливо перебила его Уэнсдей. — Ты виделся с ней? Пагсли нахмурился, явно не понимая причину её эмоциональности. — Нет, — он затряс головой. — Я пару раз ходил к Мэгги в гости, но миссис Картер почти всё время на работе. Миссис Картер… Когда Уэнсдей отправится к Тайлеру, она узнает имя его врача. Наверняка это она и есть. Уэнсдей в этом почти не сомневалась. — Лечебница при колонии, в которой она работает, называется Уиллоу Хилл? — требовательно спросила Уэнсдей. Пагсли кивнул, вытаращив на неё свои большие тёмные глаза. — Слушай меня внимательно, Пагсли, — она впилась взглядом в лицо брата. — Уиллоу Хилл связан с убийствами норми, нападениями оборотней и хайдов. Ты должен быть осторожнее с Мэгги. Она может быть не той, за кого себя выдаёт. Губы Пагсли скривились в недоверчивой ухмылке. Он отодвинулся от шара и скрестил руки на груди. — Если бы это было так, я бы уже знал, — сказал брат, косясь на Инид и Вещь, очевидно не желая раскрывать свой дар перед кем-то, кроме Уэнсдей. Уэнсдей грозно нахмурилась. — Только поэтому я ещё не позвонила матери с отцом и не заставила запереть тебя в подвале подальше от твоей подружки! — она ткнула пальцем в сторону Пагсли. — Но ты должен пообещать, что будешь осмотрительнее! Особенно с матерью Мэгги. Пагсли нехотя кивнул. — Я верю твоему детективному чутью, — пробормотал он. — Но тебе не кажется, что это перебор? — Нет, всё очень серьёзно. И если ты вдруг что-то узнаешь, — Уэнсдей многозначительно приподняла бровь, намекая на его телепатические способности. — Дай мне знать.

***

— Чем собираетесь сегодня заняться? — щурясь от утреннего солнышка, спросила Инид за завтраком, указывая чайной ложечкой на них с Ксавье. Уэнсдей поморщилась. Вообще-то она надеялась незаметно ускользнуть, пока её друзья ещё спали, наслаждаясь возможностью подольше поваляться в постели в воскресенье, но сегодня всё пошло не по плану. Полночи Инид расспрашивала её о Уиллоу Хилл. Вещь мельтешил рядом, слишком перевозбуждённый от количества информации и волнения за Пагсли. Остаток ночи Инид ворочалась и глухо подвывала, уткнувшись в подушку. Утром она встала рано абсолютно вымотанной с подозрительно припухшими глазами. Уэнсдей уже жалела, что поделилась с ней своими подозрениями о том, что врачи в Уиллоу Хилл не чисты на руку и могут специально что-то делать с Тедди, чтобы запереть его на более продолжительное время. Вечно везде опаздывающий Аякс тоже проснулся ни свет, ни заря, потому что Инид, едва встав с постели, позвонила ему в поисках утешения. И вот они все вчетвером сидели за одним столом, что лишало Уэнсдей возможности уйти незамеченной. Она бросила быстрый взгляд на Ксавье. Что бы она теперь не соврала Инид, ей потом придётся с ним объясняться. С другой стороны, она вроде как до этого решила не иметь от него тайн, связанных с расследованием. — Я собиралась в город, — медленно проговорила она. После всего, что она узнала о Уиллоу Хилл, Уэнсдей хотела снова навестить шерифа и расспросить его поподробнее об этой милой больничке. Ксавье слегка прищурился, глядя на неё с противоположного края стола. Инид заметно воодушевилась. — О, это же здорово! — она повернулась к Ксавье. — Вы идёте вместе? Мы могли бы устроить что-то вроде двойного свидания. Уэнсдей поджала губы. Она до сих пор удивлялась, какие глупости порой приходили в голову её подруге. — Вообще-то я собиралась пойти одна… — начала Уэнсдей, но вдруг почувствовала, как кто-то пнул по её ботинку, и от неожиданности осеклась на полуслове. Она посмотрела на Инид — её лицо уже начинало кривиться в чрезвычайно расстроенной гримасе. Никакого намёка на то, что это сделала её подруга. Ксавье же сидел слишком далеко и был вне её подозрений. Уэнсдей медленно перевела взгляд на Аякса. Тот многозначительно поднял брови почти под самую кромку его дурацкой шапки. — Мы с Инид были бы очень рады, если бы вы к нам присоединились, — сказал он с нажимом, слегка мотнув головой в сторону своей девушки. О! Кажется, Аякс считал, что это каким-то образом улучшит настроение Инид? Уэнсдей не собиралась становиться цирковой собачкой и устраивать представление для забавы кого бы то ни было. Она посмотрела на Аякса ледяным взглядом и повернулась к Инид, собираясь категорично отвергнуть их предложение, но увидела на лице подруги такую невыносимо яркую надежду… И во что они её всё время втягивали? — Ладно, мы можем сходить во Флюгер и выпить по чашке кофе, — кисло согласилась Уэнсдей. — Но не больше. И только после того, как я закончу свои дела. Ксавье удивлённо приподнял брови. Аякс благодарно улыбнулся. Инид засияла, словно рождественская ёлка. Уэнсдей оставалось надеяться, что эта пытка не затянется слишком надолго.

***

Уэнсдей наотрез отказалась ехать на школьном автобусе вместе со всеми. Ксавье, конечно же, решил пойти вместе с ней пешком и теперь пытал её расспросами. Сначала он со странным выражениям лица, одновременно похожим на нежность и обеспокоенность, зачем-то выяснял, как она себя чувствует, а потом перешёл к более насущным вопросам. — Расскажешь, что у тебя за дела в городе или это секрет? — Не секрет, если пообещаешь, что не потащишься со мной в очередном приступе рыцарства и попытке вызволить даму из беды, — хмыкнула Уэнсдей. — А дама собирается оказаться в беде? — улыбнулся Ксавье, вероятно понимая, что она шутит. — На самом деле мы идём в пригород. Я хочу поговорить с Галпином о Уиллоу Хилл, — Уэнсдей покосилась на него, оценивая реакцию. — Предприятие неопасное, но и не слишком приятное. Особенно учитывая, что шериф теперь напивается, как свинья. Ксавье тяжело вздохнул. — Мне его даже немного жаль. Уэнсдей закатила глаза. Конечно, ему жаль. Как же иначе? Странно, что он не жалел и его монстрика-сыночка. — Я могу подождать тебя неподалёку? — спросил Ксавье. — Как тебе будет угодно. Уэнсдей издалека заметила, что окна в доме Галпина были раскрыты настежь. Шериф решил выветрить запах перегара из своего жилища? Уэнсдей могла только порадоваться, что ей не придётся снова дышать отвратительными парами алкоголя. Она громко постучала, но, как и в прошлый раз, не дождалась никакой реакции. Уэнсдей нажала на ручку. Дверь оказалась не заперта. Она повернулась к Ксавье, застывшему в отдалении, и пожала плечами, а потом зашла в дом. Внутри пахло хлоркой и ещё каким-то резким чистящим средством. Шериф решил устроить генеральную уборку? Хозяин дома появился на лестнице в нелепом голубеньком фартуке и в жёлтых резиновых перчатках до локтя. Галпин выглядел гораздо лучше, чем когда-либо с тех пор, как Тайлера упекли за решётку. Он был трезв, и его неопрятная борода снова превратилась в аккуратную щетину. Уэнсдей настороженно нахмурилась. — И тебе здравствуй, Аддамс! — шериф криво ухмыльнулся. — Чем обязан очередному визиту? — Кого-то ждёте? — подозрительно спросила Уэнсдей, рассматривая помещение. Галпин явно старался привести свой дом в порядок. — Скорее весенняя традиция, — отмахнулся от неё шериф, стягивая перчатки. Он спустился вниз и махнул рукой в сторону кухни. — Хочешь чаю? — Я предпочитаю кофе, если у вас есть хотя бы турка, — глядя на него исподлобья, сказала Уэнсдей. Оказалось, что в доме Галпинов имелась даже старенькая и простенькая кофемашина. Шериф брякнул перед Уэнсдей кружкой с дымящимся напитком и уселся напротив с выжидательным выражением на лице. — Итак? — протянул он. — Расскажите мне о Уиллоу Хилл. Уэнсдей повертела предложенную кружку в руках и скривилась. Она оказалась именной и, очевидно, принадлежала Тайлеру. Пить кофе совершенно расхотелось. — Что именно тебя интересует, Аддамс? — Я знаю, что ваша жена лежала в той же клинике, — Уэнсдей внимательно всматривалась в лицо Галпина, чтобы не пропустить ни одной мимолётной эмоции. — Как она туда попала? Шериф нахмурился и посуровел. — Это дела давно минувших дней, Аддамс. Какая теперь разница? — Я всё ещё могу отказаться ехать к Тайлеру, — заявила Уэнсдей. Галпин-старший криво ухмыльнулся. — Так и будешь заниматься этим дешёвым шантажом? — насмешливо спросил он. — В прошлый раз я почти ничего не сказал тебе, но ты всё равно собралась ехать. Очевидно, ты и сама хочешь увидеть Тайлера. Твой дружок, который ждёт тебя через дорогу, знает о твоих чувствах к моему сыну? Донован Галпин смотрел на неё почти с превосходством. Уэнсдей вспыхнула от злости. Она не собиралась доставлять ему удовольствие, начиная бестолковый спор о том, что на самом деле она испытывала по отношению к Тайлеру. К тому же, возможно, шериф передумает оформлять ей пропуск, если она в красках опишет, как сильно мечтает свернуть шею его любимому сыночку. — Зачем вам вообще нужно, чтобы я туда поехала? — Я уже говорил — Тайлер по тебе соскучился. Уэнсдей усмехнулась. — Придумайте что-нибудь получше, шериф. Вы потеряли работу только ради того, чтобы развеять его скуку? Галпин откинулся на стуле, скрещивая руки на груди. — Врач сказал, что положительные эмоции благотворно повлияют на состояние Тайлера, — процедил он. Невыносимо и бесполезно. Положительные эмоции от встречи с ней! Это даже звучало смешно. Они ходили по кругу. Шериф явно не собирался говорить ей ничего нового. — Я жду рассказа о вашей жене. — Поговорим после того, как ты приедешь от Тайлера, Аддамс. Я тоже умею ставить условия. Ну и сукин же сын! Уэнсдей какое-то время сверлила его глазами, пытаясь выискать на его лице хоть каплю сомнений. Не найдя ни одного признака того, что шериф блефует, она встала из-за стола, гневно раздувая ноздри. — Потрудитесь подготовить подробную историю о Франсуазе к моему приезду, — зло прошипела она. Уэнсдей вышла из дома под громкий хохот Галпина, оглушительно хлопнув дверью. Она чувствовала себя полной дурой, которую ловко обвели вокруг пальца.

***

Уэнсдей шла по лесной тропинке тяжёлыми чеканными шагами, ощущая бурлящее внутри негодование. Шериф выводил её из себя практически профессионально. Каким образом он снова вышел хозяином положения? Не сказал ей ни слова. Смеялся над ней. Играл, как кот с мышью. Водил за нос. Ксавье молча следовал за ней, даже не пытаясь узнать, что случилось, словно чувствовал, что если хоть заикнётся о шерифе, то попадёт Уэнсдей под горячую руку. — Знаешь, — сбавляя шаг, протянула Уэнсдей минут через десять, когда они уже подходили к Джерико. — Иногда я начинаю сомневаться, кого из двух Галпинов ненавижу больше. Ксавье вопросительно поднял брови. — Тайлер прямо или косвенно причинил вред всем моим друзьям: тебе, Инид, Юджину, Вещи. Он пускал пыль в глаза и морочил мне голову. Выставил полной идиоткой. Но, по сути, он даже не заслуживает моей ненависти. Просто марионетка. Жалкая, безвольная, слепо подчиняющаяся приказам. Уэнсдей так стиснула зубы, что они жалобно скрипнули. — Шериф же — другое дело. Полностью осознает, что делает. Покрывал сына. Пытался испортить жизнь тебе. Шантажировал меня. Действует более честно, чем его убийца-сынок, мастер пряток и маскировки. Но тоже пытается надуть меня, как наивную девчонку. Её язык почти онемел от ярости. — И знаешь, что самое ужасное? Кажется, ему это удаётся! — Почему ты так думаешь? — наконец подал голос Ксавье. — Он будто… — Уэнсдей почти нервно усмехнулась, сдвигая брови к переносице. — Чистит пёрышки. Словно моя поездка к Тайлеру приближает его выход на свободу. Что, если она совершала ошибку? Что, если она заведомо делала то, чего от неё ожидали? Ксавье мягко, но настойчиво потянул её за руку, останавливая. — Ты же знаешь, что не обязана ехать? Уэнсдей сглотнула. Расследование важнее чувств. Она должна подходить ко всему с холодной головой. Что с ней происходило? Где её хвалёная уравновешенность? Ей следовало держать эмоции под контролем. Были ли её сомнения обоснованы? Или её мозг просто искал благовидный предлог для избегания неприятной ситуации? — Тебе не нужно принимать окончательное решение прямо сейчас, — пристально вглядываясь в лицо Уэнсдей и ласково поглаживая её пальцы, сказал Ксавье успокаивающим тоном. — У тебя есть время подумать. Уэнсдей глубоко вздохнула, прикрывая глаза. Он был прав. У неё ещё есть время. — Иди сюда. Ксавье осторожно и будто бы вопросительно положил ладони на её предплечья, слегка надавливая. Уэнсдей уткнулась носом ему в грудь и мгновенно очутилась в тесном кольце его рук. От Ксавье исходило уверенное спокойствие. Как у него это получалось? Для него это тоже было непросто — её поездка к Тайлеру. Что он чувствовал? Уэнсдей ужасалась тому, что могла представить лишь поверхностно. Но Ксавье каким-то образом справлялся и даже находил в себе силы утешать её, всегда такую собранную и спокойную. А значит, справится и она. Они вместе справятся с этим.

***

Уэнсдей едва не сбилась с шага от неожиданности, когда они с Ксавье подходили к мэрии. Винсент Торп собственной персоной, чертовски надменный и, как обычно, элегантный до кончиков своих дорогущих начищенных ботинок, вышел из дверей здания и с непроницаемым выражением лица направился в сторону торговых улиц. Она скорее почувствовала, чем услышала, что Ксавье отрывисто вздохнул при виде отца. Уэнсдей думала, что Винсент укатит на свои чрезвычайно важные гастроли, как только разберётся с шерифом. Но он уже месяц крутился в Джерико. Что он здесь забыл? Что могло быть первостепенней его обычных грандиозных дел, из-за которых он не находил времени даже на собственного сына? Торпу-старшему, очевидно, было недосуг оглядываться по сторонам. Его внушительная фигура стремительно пересекла площадь перед мэрией и скрылась за поворотом. — Я второй раз вижу, как твой отец наведывается сюда, — сказала Уэнсдей. — Что у него за дела с Грином? Ксавье лишь развёл руками. — Почему ты думаешь, что он общается именно с мэром? — спросил он. — Слишком уж по-хозяйски он себя держит, — Уэнсдей раздражённо поморщилась. — Отец всегда такой, — Ксавье невесело усмехнулся. Они ненадолго замолчали. — Он приедет на родительские выходные? — поинтересовалась Уэнсдей и, не удержавшись, с ехидством добавила: — Ему же не нужно теперь пересекать для этого несколько штатов. Ксавье дёрнул плечом. — Вряд ли, — пробормотал он. — На самом деле, насколько я знаю, отец не торчит в Джерико целыми днями. — Но раз уж он всё равно иногда здесь торчит по собственной инициативе… — многозначительно протянула Уэнсдей. И каким образом Ксавье вообще вырос таким нормальным с настолько отвратительным и отстранённым отцом? — Думаю, он будет примерно в двух часах езды отсюда, в Ратленде. — И что же там? — полюбопытствовала Уэнсдей. — Старый дом моей бабушки, — он немного помолчал и добавил, тяжело вздыхая: — И могила моей матери. Ох, дьявол! Ксавье же говорил, что его бабушка по материнской линии жила в Вермонте! Что, по правде, не очень-то объясняло, кто не давал Винсенту Торпу выбрать другой день для поездки на кладбище. — Что он вообще сказал тебе, когда решил задержаться в Джерико? Уэнсдей уже интересовалась о причинах поступка его отца (и тот, конечно же, не посвящал Ксавье в свои исключительные планы), но прежде не просила пересказывать их разговор. — Кроме обесценивания и парочки оскорблений, ничего существенного, — Ксавье хмыкнул, привычно скрывая горечь за улыбкой. — А если включая их? — Тебе по пунктам перечислить его претензии ко мне? Уэнсдей выразительно посмотрела на него, поторапливая. Ксавье снова глубоко вздохнул и, слегка запрокинув голову, принялся передразнивать высокомерную интонацию отца: — Неблагодарный. Поверхностный. Несерьёзный. Не ценю ни свою жизнь, ни здоровье, ни репутацию. Вечно витаю в облаках. Считаю ворон вместо того, чтобы заняться делом. Думаю членом вместо головы. Уэнсдей громко фыркнула. — Ну и закончил он этот восхитительный спич тем, что если он не вмешается, то я погублю всё, что он строил непосильным многолетним трудом. Ксавье заметно помрачнел и нахмурился, засовывая руки в карманы. И зачем она его спросила? Уэнсдей не узнала ничего существенного или полезного. — Считаешь ворон, значит? — поддела она, желая отвлечь его от невесёлых мыслей. — Тех, которых постоянно рисуешь? Губы Ксавье слегка искривились в улыбке. — Скорее заглядываюсь на одну девчонку-вóрона. И рисую я именно вóронов, не ворóн. — Поэтому твои фрески такие однообразные? — Уэнсдей демонстративно неодобрительно выгнула бровь, но уголки её губ чуть приподнялись. — Такая похвальная одержимость мотивом… Наверное, эта самая девчонка-ворон вдохновляет тебя на подобное творчество? — Что-то вроде того, — пытаясь сохранить серьёзность, согласился он. Они посмотрели друг на друга, и Ксавье рассмеялся. Уэнсдей улыбнулась в ответ, чувствуя, как у неё подрагивают скулы. К Флюгеру они пришли в значительно улучшившемся настроении. Ксавье открыл перед ней дверь, отвешивая шутливый поклон головой. Они заняли самый дальний столик у окна, и Уэнсдей привычно бросила взгляд на доску объявлений. Никаких новых пропавших после того, как видение Ксавье помогло местной полиции найти трупы жертв. Уэнсдей оставалось только гадать, почему убийства прекратились и куда подевалась женщина-хайд. Затаилась где-то в Джерико? Уехала в другой город или даже штат? Знакомая белобрысая официантка Хлоя, на которую Уэнсдей не натыкалась с тех самых пор, как она застала эту девушку флиртующей с Ксавье, подошла к их столику. — Капучино с одной ложкой сахара, как обычно? — задорно спросила она, полностью игнорируя Уэнсдей. Уэнсдей прищурилась. Как обычно? У этой дамочки напрочь отсутствовало чувство самосохранения. — И квад для моей спутницы, — Ксавье повернулся к Уэнсдей и лучезарно улыбнулся. Скисшее, словно простокваша, выражение лица Хлои было зрелищем, которое Уэнсдей хотела бы законсервировать на память в банке, как сердце с её первого вскрытия. Если все эти публичные свидания предполагали, что назойливые девицы, липнущие к Ксавье, будут получать по носу хотя бы метафорически, то Уэнсдей могла признать, что это даже приемлемо. Через пару минут во Флюгер разноцветным вихрем ворвалась Инид со следующим за ней Аяксом. Она подлетела к их столику и разочарованно цокнула языком. — Просто ужасный день! — заявила она, плюхаясь на сиденье. — Знаете последние сплетни? Не дождавшись от своих друзей должной реакции, Инид встряхнула руками. — Мэр думает над тем, чтобы отменить весенний бал, потому что этого, видите ли, требуют избиратели! Можете себе представить? Мы уже столько времени убили на подготовку! Уэнсдей задумчиво нахмурилась. Логично, что норми из Джерико, учитывая все обстоятельства, не очень-то хотели отпускать своих отпрысков на танцы в Невермор. Скорее уж странным было, что мэр медлил и не шёл у жителей города на поводу. Очевидно, Барлоу крепко взяла Питера Грина в оборот. Пока они пили кофе, Инид безостановочно сокрушалась по поводу бала, и Уэнсдей казалось, что эта ситуация полностью завладела вниманием её подруги. Но когда они вышли из Флюгера, Инид наклонилась к её уху и с жаром прошептала: — Вы с Ксавье будто стали ещё ближе. Уэнсдей посмотрела на неё почти с ужасом, и Инид расплылась в широкой улыбке. — Жду подробностей, — пропела она, прежде чем отойти к Аяксу.

***

Они сидели на кровати Ксавье друг напротив друга. После прогулки Уэнсдей зашла к нему, забравшись через окно, чтобы вместе заняться медитацией. Хоть ей и удавалось теперь вызывать то тёплое покалывающее ощущение в ладонях самостоятельно, это по-прежнему почему-то давалось проще, когда Ксавье был рядом. Жаль, что он не сможет отправиться с ней на презентацию. Уэнсдей задумчиво смотрела, как длинные пальцы Ксавье перелистывают страницы книги. — Когда ты научился справляться со своими видениями? — спросила она. — У меня никогда не было таких проблем, как у тебя, — Ксавье вздохнул. — Скорее я был бы рад, если бы они иногда замолкали. — Они приходят каждую ночь? Ксавье нахмурился, отрываясь от книги. — В последние полгода да, почти каждую. Порой они более чёткие, порой совсем смутные. Отец пытался научить меня ставить блок, но это не очень-то просто. Иногда мне удаётся не пускать видения в свои сны, но гораздо чаще они всё равно находят лазейку. — Зачем блокировать собственный дар? — удивилась Уэнсдей. — Ну, видеть с десяти лет кошмары, которые иногда сбываются, не слишком-то приятно. Ещё хуже, когда ты не можешь отличить сон от видения. Иногда мне казалось, что я просто схожу с ума, — Ксавье сжал пальцы, слегка сминая уголок книжной страницы. — Потом, когда начал переносить сны на бумагу, стало немного легче. Я уже рассказывал тебе об этом. — Но сейчас ты можешь распознать видение это или сон? — Если не рисую? Скорее нет, чем да, — Ксавье качнул головой. — На самом деле, рисование тоже не всегда настолько хорошо работало. Меньше года назад я понял, что могу с точностью сказать, что сон не был просто сном, после того как изображу его. И до сих пор у меня не очень-то получается по-настоящему контролировать видения. Редко удаётся хорошенько рассмотреть, что именно они показывают. Это было не слишком обнадеживающе. Получалось, Ксавье пытался ужиться со своим даром больше шести лет и до сих пор не вполне с ним справлялся. — Почему тебе не помогает твой проводник? Ксавье задумчиво прикусил губу. — Помогает. Но у меня всё равно не получается в достаточной степени хорошо. Сложно сказать почему. Наверное, у меня нет достаточной... фокусировки. Из-за того, что подсознательно я не очень-то хочу, чтобы видения вообще появлялись. Уэнсдей вздохнула. Возможно, она рано праздновала победу, когда научилась вызывать тот крошечный импульс, предшествующий видению. Она надеялась, что дальше будет проще, но вот уже пару недель снова топталась на месте. А ведь ей ещё предстояло научиться подстёгивать свой дар, чтобы видеть всю картинку, а не жалкие обрывки. — Чем займёмся сегодня? — привлёк её внимание Ксавье. — Дыхательные упражнения? Или снова поработаем над концентрацией? Монотонно, занудно и скучно. Учитывая, что их занятия опять не давали никакого движения вперёд, Уэнсдей казалось: они снова тратят время впустую. Но не могла же она просто сдаться? Целый час Уэнсдей пыталась уговорить саму себя, что она действительно занимается полезным делом. Направляющие прикосновения Ксавье сегодня скорее только мешали ей сосредоточиться. И теперь они отвлекали её ещё сильнее, чем раньше. Воспоминания о том, как эти самые пальцы вчера прикасались к ней, против воли возникали в мыслях, заставляя мышцы внутри сладко сжиматься. — Ладони должны оставаться расслабленными, а пальцы напружиненными, но неподвижными, — озвучил очередную строчку из книги Ксавье. Уэнсдей пристально смотрела, как его губы шевелятся, как он поправляет волосы, упавшие на лицо. Ей хотелось самой дотронуться до мягких длинных прядей, натянуть их до боли, сжать в ладони… Она глубоко вздохнула и закрыла глаза, пытаясь повторить то, что услышала. На мгновение у неё получилось, но она снова перестаралась с напряжением и её пальцы дрогнули. Уэнсдей с шипением выдохнула сквозь зубы, испытывая жгучее разочарование. — Ты сегодня какая-то рассеянная, — сказал Ксавье, слегка касаясь её руки. — Кажется, в этой идиотской книге написано, что я должна расслабиться, чтобы что-то получилось. Я пытаюсь следовать рекомендациям, — процедила Уэнсдей. Это всё уже порядком ей надоело. — Не только, — пальцы Ксавье заскользили вверх по предплечью до её шеи, и по коже поползла приятная щекотная дрожь. — Ты не должна терять и концентрацию. Она открыла глаза и посмотрела на него. — Тогда зачем ты меня отвлекаешь? — Ты должна уметь сопротивляться сбивающим с толку факторам, — его глаза блестели от лукавства. — Но, по правде сказать, мне сложно не касаться тебя, когда ты сидишь так близко. Он мягко погладил её по щеке и провёл большим пальцем по губам. Воздух между ними мгновенно будто бы наэлектризовался. К чёрту медитации! Уэнсдей и так слишком долго терпела. Наверное, что-то такое мелькнуло в её глазах, потому что Ксавье сам довольно небрежно откинул почти бесценную библиотечную книжку на тумбочку даже прежде, чем она сама набросилась на него с поцелуями. Уэнсдей приподнялась, расставляя колени по сторонам от вытянутых ног Ксавье, нависая над ним сверху. Она вцепилась пальцами в его волосы, вынуждая Ксавье запрокинуть голову. Почему-то это заставляло её кровь вскипать ещё сильнее. Обычно это она тянулась к нему снизу вверх, а теперь, казалось, он был в её полной власти. Ксавье обхватил её руками, прижимая ближе. Прикосновения его губ поначалу были мягкими и нежными, но очень скоро переросли в глубокий страстный поцелуй. Она нетерпеливо забралась руками под его футболку. Ксавье отстранился лишь на мгновение, чтобы стянуть её через голову, и снова привлёк Уэнсдей в объятья. Его губы не покидали её, ни когда он расстёгивал пуговицы на её рубашке, ни когда снимал лифчик. Его пальцы блуждали по её телу, то легко и ласково поглаживая, то сминая её кожу, то стискивая её грудь. Уэнсдей снова одной рукой запуталась в прядях его волос, а второй крепко держалась за плечо Ксавье, чтобы не потерять равновесие. Её голова кружилась, а ноги слегка подрагивали. Сегодня Уэнсдей не хочется нежности. Страстное желание обладания ударяет в голову, стискивает мышцы внутри, делая её возбуждённой и мокрой. Отключая все желания, кроме одного. Прижаться кожей к коже. Ближе. Крепче. Впиваясь поцелуями, зубами, острыми ноготками. Не разрывая поцелуя, Ксавье соскальзывает руками по плавному изгибу её талии, слегка щекоча кожу живота на границе с тканью, а потом расстёгивает замок на её брюках. Уэнсдей отстраняется от него, помогая раздеть себя. Едва она освобождается от остатков одежды, Ксавье притягивает её к себе, сильно надавливая на поясницу так, что Уэнсдей прогибается назад, и припадает губами к её груди, животу, покрывая её кожу жаркими поцелуями, прикусывая, втягивая почти до отметин. Им следует вести себя тише, и она пытается сдерживать стоны. Если их поймают, то в этот раз они так просто не отделяются. Ноги практически не держат Уэнсдей, зато Ксавье крепко смыкает руки на её спине, не давая упасть. Его горячее дыхание опаляет её кожу. Жар внутри всё сильнее. Неутолимый. Сладостный. Теперь, когда она знает, чего ждать, она хочет почувствовать его внутри себя ещё сильнее. Продолжая сладостную пытку с её грудью, Ксавье скользит одной рукой между её бёдер и, слегка надавливая, проводит пальцами, размазывая скользкую влагу. — Боже, Уэнсдей, — бормочет он. — Ты уже такая мокрая. От этого комментария внутри Уэнсдей всё сжимается. Такие простые слова не должны действовать на её мозг подобным образом, практически расплавляя его! Но последние остатки разума улетучиваются, когда Ксавье начинает ласкать её. Уэнсдей какое-то время терпит его медленные, почти медитативные движения на грани пытки, но это не даёт никакого облегчения, лишь ещё сильнее распаляет желание внутри неё. Наконец, она не выдерживает и почти рычит от нетерпения, с силой отталкивая его руку. — Раздевайся! — приказывает она, пока тянется к своей сумке за презервативами. Уэнсдей разрывает упаковку. Ксавье торопливо стягивает с себя джинсы, и она толкает его назад на постель, заставляя лечь на спину. Сама надевает на него презерватив и опускается сверху сразу до конца, издавая глухой стон от невероятного чувства наполненности. Она почти задыхается от этого ощущения, запрокидывает голову и часто дышит. Вскоре она начинает двигаться. Медленно и быстро, отклоняясь назад и вперёд, экспериментируя с ритмом и глубиной. Ксавье смотрит на неё снизу вверх, будто пытается вобрать в себя взглядом. Как на какое-то сказочное существо. Заворожённо улыбается. У него такая красивая улыбка. Он порывается взять её за бёдра или талию, чтобы придерживать и направлять, но она расцепляет его пальцы и отбрасывает руки. Сегодня ей хочется контролировать процесс самостоятельно. Это её небольшое исследование. Ксавье перестаёт пытаться изменить ритм её движений. Вместо этого ведёт ладонью по её животу вниз и начинает нежно массировать клитор. Уэнсдей опускается на него ещё настойчивей, глубже, резче. Её бёдра дрожат, а напряжение внутри такое сильное, что это не займёт много времени. Она теряет контроль над своим телом, продолжая двигаться почти по инерции. Наслаждение нарастает, заставляя поджимать пальцы и стискивать челюсть. Ей невыносимо хорошо. На грани лёгкой боли от глубины. И это ещё сильнее подстёгивает, подталкивает её к краю. Когда её движения становятся совсем отрывистыми, Ксавье подаётся ей навстречу, врезаясь в её тело, чуть сжимает клитор между пальцами, потирая его, и Уэнсдей утопает в сокрушительной волне удовольствия. Она падает на Ксавье, сжимаясь вокруг него, не в силах больше удерживаться на ногах. Прикусывает губы до крови, чтобы не застонать в голос. Ксавье обхватывает Уэнсдей руками и продолжает двигаться, продлевая её блаженство, а потом с лёгкостью приподнимает её и садится. Держит её ослабевшее тело почти мёртвой хваткой, прижимая к себе, и сильными, но плавными толчками погружается внутрь. Уэнсдей дрожит, чувствуя, как внутри неё снова неконтролируемо зреет сладкая истома. Чтобы не закричать, она вгрызается зубами в плечо Ксавье, наверняка оставляя следы. Вцепляется ногтями. Плотно сжимает бёдра по бокам от него и почти хнычет. Вторая волна эйфории ещё сильнее и мощнее. Она походит скорее на цунами. Подхватывает и сносит ко всем чертям весь её самоконтроль. Она всё-таки вскрикивает, и Ксавье надавливает ей на затылок, вжимая в себя, чтобы заглушить звуки. Она мычит, чувствуя, как всё внутри неё сводит сладкой судорогой. Перед глазами белые пятна. Ей не хватает воздуха. Она почти не осознает, что происходит, когда Ксавье тоже тихо стонет и замирает, дёргаясь глубоко внутри неё. Какое-то время они сидят, прижимаясь друг к другу, словно больше ничто не способно удержать их в реальности. Тело Уэнсдей так сильно обмякает, будто все её мышцы разом отказали. Она безвольно позволяет Ксавье уложить себя в постель. Он опускается рядом, притягивает её к себе и накрывает одеялом. Поначалу Ксавье не пытается с ней разговаривать. Он ласково обводит кончиком пальца черты её лица, и Уэнсдей закрывает глаза. В её голове блаженная пустота. Они молчат достаточно долго. — Твои веснушки словно созвездия, — шепчет Ксавье, проводя ломанную линию от кончика носа к щеке. А потом его рука мягко скользит к ключицам. Уэнсдей распахивает глаза, когда чувствует, как он дотрагивается до цепочки на её шее. Ксавье улыбается, рассматривая её медальон. — Ты никогда его не снимаешь? — спрашивает он с любопытством. Уэнсдей отрицательно качает головой. — Чей-то подарок? — Моей матери, — Уэнсдей вздыхает. — На самом деле я ношу его скорее по привычке. Он абсолютно бесполезен. Ксавье вопросительно приподнимает брови. — Обсидиан должен усиливать видения. Но, как видишь, не очень-то он помогает. Тишина на какое-то время снова повисла между ними. — Не переживай об этом, — наконец шепчет Ксавье, целуя Уэнсдей в макушку. — У тебя обязательно всё получится. Она знает это. Уэнсдей всегда вполне неплохо справлялась со всем в одиночку, без какой-то помощи и поддержки. А теперь, когда они с Ксавье действуют вместе, ей и вовсе кажется, что они могут перевернуть весь мир, если это будет необходимо.