Серебряный пёс

Уэнсдей переоделась в свой черный костюм для фехтования и задумчиво крутила в руках защитную маску. Если она не хотела опоздать, ей следовало поторопиться. Проблема была в том, что в отсутствие Бьянки ее партнером по фехтованию довольно часто становился Ксавье. После их поездки в Берлингтон на выходных она старалась минимально контактировать с ним, чтобы избежать его ненужных вопросов. И чтобы не вспоминать тепло его рук. Если она встанет с ним в пару, то это будет гораздо более тесный контакт, чем Уэнсдей могла себе позволить. Если же она откажется и попробует найти другого партнера, это будет слишком заметно не только для Ксавье, но и для всего класса. Ей не хотелось стать источником глупых сплетен. Как бы долго она ни избегала этого, ей придется толкнуть дверь раздевалки и выйти в зал. Не могла же она второй раз подряд сказать, что плохо себя чувствует. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. И вошла в зал навстречу своим страхам. Учитель уже объявил начало разминки, и Уэнсдей пристроилась с краю, рядом с Дивиной и Йоко, делая наклоны и растягиваясь на полушпагат. Ксавье бросал на нее долгие задумчивые взгляды с противоположной стороны зала, а Уэнсдей довольно успешно их игнорировала. Через десять минут разминки преподаватель велел им еще минут пять побегать по кругу, а потом разделиться на пары. Но не успели они приступить к бегу, как дверь раздевалки отворилась, привлекая к себе внимание всех учеников. — Простите за опоздание! — на пороге спортивного зала стояла Бьянка и широко улыбалась. — Бьянка! Многие ученики во главе с Дивиной бросились обнимать свою давно отсутствовавшую подругу. Учитель фехтования снисходительно отошел в сторону, давая им время на приветствия. Уэнсдей тоже сделала несколько шагов навстречу вновь прибывшей девушке. На губах Бьянки сияла довольная и счастливая улыбка, но Уэнсдей заметила, что она выглядела довольно уставшей, словно не спала все каникулы. — Куда ты пропала? — Почему не отвечала на сообщения? Сирены окружили ее и наперебой задавали вопросы. Бьянка отмахнулась от них. — Мой отчим — чудак, каких еще поискать. Совершенно не жалует мобильную связь. Она заметила подошедшую Уэнсдей, протянула ей руку в белой фехтовальной перчатке и широко улыбнулась: — Ну что, Аддамс? Готова к раунду с равным соперником? Уэнсдей усмехнулась и ответила на рукопожатие. — Всегда готова.

***

Это не могло продолжаться вечно, но Уэнсдей не думала, что сразу несколько событий, которых она избегала, случатся одновременно. После уроков директриса Барлоу собрала учеников в Квадратном дворе и объявила, что у них всех есть полчаса на сборы, после чего их организованными автобусами повезут в Джерико на открытие памятной таблички покойному мэру Уокеру. Автобусы набились до отказа, и Уэнсдей предусмотрительно заняла место рядом с Инид, чтобы к ней не подсел кто-то еще. Но как оказалось, это была наихудшая стратегия из возможных. Пока другие студенты рассаживались по местам, к Инид подошел Аякс и позвал ее пересесть к нему. Инид пробормотала что-то извиняющееся и ускакала за своим парнем, как молодая и глупая лань. А еще через минуту к Уэнсдей подошел Ксавье. — Здесь занято, — отрезала она ледяным тоном, чтобы он даже не смел к ней приближаться. Ксавье усмехнулся. — Я же знаю, что здесь сидела Инид. Она согнала с места меня, значит я могу сесть на ее сиденье. — Делай, что хочешь. Автобус тронулся с места, и Ксавье опустился на сиденье рядом с ней. Уэнсдей отвернулась к окну. — Знаешь, — протянул Ксавье. — Раньше я бы подумал, что ты ведешь себя так просто потому, что ты — это ты: ледяная и нелюдимая королева одиночества. Но сейчас я заметил, что ты избегаешь только меня. — Тебе показалось, — бросила Уэнсдей, даже не поворачиваясь. — Нет, не показалось. Я думал, мы наконец-то поладили. Что случилось? Его теплая ладонь коснулась ее руки чуть выше локтя, обжигая ее. Уэнсдей дернула плечом, сбрасывая ее. Это все было… слишком. — Все в порядке, Ксавье, — она отодвинулась от него чуть дальше, но повернулась лицом и посмотрела прямо в глаза. — Я тебя не избегаю. У меня просто было много дел. Ксавье покачал головой. Его волосы были забраны на затылке, но Уэнсдей почти наяву видела, как они могли упасть ему на глаза, если бы он их распустил. Мягкими растрепанными прядями. — Много дел? — он разочарованно хмыкнул. — Ну хорошо. Сейчас-то ты вроде не занята? Крыть было особо нечем, если она не хотела лишиться последних остатков своего достоинства. — Вроде нет, — она пожала плечом. — Но это не значит, что мне хочется разговаривать. — Хорошо, — Ксавье слегка улыбнулся. — Тогда я просто посижу рядом. Дальше они ехали молча. Автобус остановился неподалеку от мэрии, и ученики высыпали на площадь. Прямо посередине огромного газона, запорошенного снегом, перед входом в здание поставили невысокую деревянную сцену. Напротив стояло множество стульев для посетителей мероприятия. Многие из них уже были заняты. Уэнсдей увидела на первом ряду вдову и сына погибшего мэра Уокера. А недалеко от них шерифа Галпина. Донован Галпин повернулся, и его прищуренный подозрительный взгляд пробежался по лицам учеников Невермора, а потом остановился прямо на Уэнсдей. Уэнсдей замерла как вкопанная. Взгляд отца Тайлера впился в нее, будто взгляд хищника, заметившего свою добычу. Он поднялся на ноги и пошел прямо к ней. Уэнсдей отступила на шаг назад. Ей хотелось трусливо сбежать с поля боя до его начала. Что ему вообще нужно от нее? Обвинить в том, что случилось с его сыном? В очередной раз сказать, чтобы она держалась от него подальше? Она и так не собиралась встречаться с Тайлером. Ее раны еще не до конца зарубцевались. Чем ближе шериф приближался, тем отчетливее Уэнсдей видела, как он постарел и осунулся с их последней встречи. Щетина на его лице отросла больше, чем он позволял прежде, а в темных кругах под глазами и углубившихся скорбных складках на переносице и вокруг губ читалась боль и печаль. — Аддамс, — проскрипел он, приблизившись к ней на достаточное расстояние. — Шериф, — сухо кивнула она и сделала шаг влево, намереваясь показать нежелание говорить с ним. — Погоди, Аддамс, — он протянул к ней руку, будто хотел схватить за плечо, но не притронулся. — Надо поговорить. Уэнсдей прищурилась и открыла было рот, чтобы сказать, что им в общем-то не о чем разговаривать, но в это время к ним подошел Ксавье, слегка загораживая ее своим плечом. — А, юный мистер Торп, — протянул шериф. Его лицо дернулось то ли от досады, то ли от боли и отвращения. — Как поживает ваш отец? — Не смейте приближаться к ней с разговорами о вашем милом монстрике, — обычно добродушное лицо Ксавье исказилось от гнева. — Ваша семья причинила Уэнсдей достаточно неприятностей. Шериф усмехнулся. — Я думаю, мисс Аддамс сама способна за себя постоять. — О, да, — Ксавье сложил руки на груди. — Она способна. Но это не значит, что она должна делать это в одиночку. Наш семейный адвокат не подал на вас заявление лишь потому, что я пожалел вас. Не заставляйте меня менять свое решение. Ноздри Донована Галпина гневно расширились, а руки легли на пояс с висевшей на нем кобурой. — Ты что, угрожаешь представителю власти? — пророкотал он. Ксавье гордо вскинул голову. — Нет. Я просто вас предупреждаю. Уэнсдей дернула его за рукав пальто. — Достаточно, Ксавье, — сказала она. — Пойдем отсюда. До свидания, шериф. Когда они отошли на достаточное расстояние, Уэнсдей прошипела: — Что на тебя такое нашло? Ты выставил меня на посмешище! — Нет, Уэнсдей, — Ксавье покачал головой. — Этот тип совершил кучу должностных преступлений. Он должен был лишиться своей должности. Наверное, я сделал ошибку, когда посочувствовал ему и оставил все, как есть. Но я не позволю ему докучать тебе. — Я могла избавиться от него самостоятельно, — уже спокойнее сказала она. — Да, но так тебе не пришлось. Она остановилась и задрала голову, чтобы видеть его лицо. Ксавье тоже остановился. Его взгляд был немного грустным, но сжатая челюсть и нахмуренные брови придавали его лицу упрямое и решительное выражение. — Спасибо, Ксавье, — сказала она. Его губы изогнулись в улыбке, которую он сдерживал изо всех сил. — Не за что, Уэнсдей. Они сели на стулья для посетителей в отдалении от сцены прямо напротив входа в городскую ратушу. Ксавье сел рядом, и теперь она не возражала. Свободные места быстро заканчивались, и вскоре, когда часы пробили ровно три часа, дверь мэрии открылась, и оттуда вышел высокий и стройный человек примерно лет пятидесяти с гордо выпрямленной спиной, узким лицом и пышной шевелюрой темных волос, изрядно припорошенных сединой. Он ловко взобрался на сцену, неестественно широко улыбаясь и приветственно кивая знакомым из толпы. Уэнсдей тут же вспомнила характеристику Юджина, которую тот дал мэру Питеру Грину в их первый учебный день: мутный. Этот человек действительно выглядел мутным и скользким. Идеальным лжецом, каких полным-полно среди политиков и юристов. Тем, кто раздает налево и направо неискренние улыбки, не затрагивающие глаз, и такие же пустые и лживые предвыборные обещания. Рисуясь, мэр подошел к трибуне, установленной посередине сцены, склонил голову и с улыбкой развел руки в стороны, словно священник, приветствующий свою паству. Словно он один насквозь видит собравшихся перед ним людишек и собирается покровительственно раздавать им божественное прощение, причащая и направляя их. Это совершенно не подходило случаю, по поводу которого собрались жители Джерико. — Друзья мои! — внезапно звучным голосом заговорил Грин. — Сегодня мы собрались по грустному, но объединяющему всех нас поводу. Мой предшественник, Ноубл Уокер, действительно был человеком, умевшим консолидировать совершенно непохожих людей под своим началом: демократов и республиканцев, простых фермеров и бюрократов, белых и афроамериканцев, норми и изгоев. Все мы действительно безмерно любили и уважали его за честность, смелость и принципиальность. Давайте же почтим его память минутой молчания. Все встали. В скорбной тишине Уэнсдей разглядывала преувеличенно горестное лицо мэра, словно почивший Ноубл Уокер являлся ему родным братом, не меньше. Интересно, что написали в деле об убийстве прежнего мэра, если личность Лорел Гейтс решили не разоблачать? Лицемерные лжецы! Уэнсдей терпеть не могла подобной показной несправедливости. Питер Грин тем временем взмахнул ладонями, приглашая своих слушателей присаживаться, и на его лице снова расцвела грустная, будто смущенная улыбка. — Мэр Уокер делал все, что было в его силах, чтобы нелепые предубеждения насчет изгоев больше никогда не разрывали наше общество на части. И сегодня наши друзья из школы Невермор, — он взмахнул рукой в сторону Барлоу, сидевшей в первом ряду. — Они здесь, с нами, чтобы вместе почтить его память. На последних словах Грина его микрофон внезапно отключился, и мэр нахмурился, стуча по нему пальцем. Из колонок, установленных на сцене, раздался характерный громкий скрип, который бывает, когда барахлит аудиотехника. А потом на сцену выбежали две женские фигурки в длинных черных накидках с капюшонами, покрывающими их головы, и в масках, закрывающих лица. Они обе держали в руках плакаты. На одном было написано: «Изгоним изгоев из нашего города!» На втором: «Закройте изгойскую школу!» — Толерантность к изгоям — главная опасность! — скандировали они. Мэр попятился от микрофона, пораженно глядя на девушек, сорвавших его выступление. Собравшиеся люди пришли в движение. Кто-то бранился и причитал, как не стыдно срывать такое важное мероприятие. Кто-то кричал активисткам слова поддержки. Уэнсдей увидела, что среди этих людей стояла та самая женщина, хозяйка книжного магазина. Барлоу с идеально прямой спиной сидела на своем месте, словно примерзла к стулу. Ее эмоции выдавали лишь руки, как обычно обтянутые перчатками, — она крепко сжала их в кулаки. Шериф Галпин во главе еще трех полицейских помчался к сцене, и перед всеми присутствующими развернулась удивительная сцена. Мэр, голос которого потонул в общем грохоте и гвалте, очевидно, пытался разрешить сложившуюся ситуацию мирно, уговаривая стражей порядка успокоиться и не арестовывать активисток, а девушек уйти со сцены по-хорошему. Миссис Маккензи, которая после безвременной кончины «мисс Торнхилл» помимо уроков анатомии взяла на себя функции старшего смотрителя по женскому общежитию Невермора и теперь следила за порядком, подбежала к студентам с встревоженным лицом. — Давайте-ка вы прогуляетесь по городу, пока тут все не успокоится, — предложила она, нервно улыбаясь. — Кажется, это надолго. Студенты Невермора стали покидать свои места и расходиться кто куда. Ксавье тоже встал и удивленно посмотрел на оставшуюся сидеть Уэнсдей. — Ты идешь? — спросил он. — Куда? — Уэнсдей кивнула подбородком в сторону сцены, где мэр все еще пытался изобразить из себя миротворца, но никто его особо не слушал. — На наших глазах разворачивается почти шекспировская трагедия. Я не хочу ничего пропустить. С одной из активисток, которую полицейские пытались стащить со сцены, слетела маска, и лица стражей порядка удивленно вытянулись. Молодая девушка лет двадцати, сбросила с себя капюшон, обнажая длинные темные волосы. Она удивительно походила на мэра. — Ты предал все, чему учил нас, папа! — вопила она, обращаясь к мэру, так громко, что перекричала шум, который создавала толпа. Вот она — истинная причина милосердия Питера Грина. Мэр не хотел, чтобы на его собственную дочь надели наручники и увезли в полицейский участок. Мэр обратил свое абсолютно растерянное лицо на шерифа Галпина. Занимательное зрелище! Уэнсдей даже жалела, что не села поближе к сцене. — Вы еще тут? — миссис Маккензи снова неуклюже подбежала к ним, комично перебирая своими короткими полными ногами и маша руками, как курица-наседка. — Я же сказала вам прогуляться! — Пойдем, Уэнсдей, — позвал ее Ксавье, глядя на экран своего телефона. — Инид и Аякс ждут нас у Флюгера. Уэнсдей нехотя подчинилась, вставая со своего места, и пошла вслед за Ксавье, подгоняемая призванным быть свирепым взглядом Маккензи. На самом деле свирепость делала эту маленькую пожилую женщину скорее забавной, чем грозной и страшной. Они завернули за угол, оставляя мэрию и сцену перед ней за спиной, направляясь к кофейне. Инид и Аякс стояли там, как и сказал Ксавье. — Что за люди могли сделать такое? — возмущалась Инид, пряча ладони в рукава своей розовой кофты и втягивая шею в попытке согреться. — Почему нельзя выразить свое мнение менее токсичным способом, не срывая такое важное мероприятие? — Семейные дела, — невозмутимо произнесла Уэнсдей, пожимая плечами. — О чем это ты? — недоумевающе спросила Инид. — Одна из активисток оказалась дочерью мэра, — пояснил Ксавье. — Вот ужас! — воскликнула Инид. — Знаете, что? Я ужа-а-асно замерзла! Пойдемте внутрь? Она кивнула на здание Флюгера через дорогу от них. Уэнсдей выпрямила спину. — Пожалуй, я пойду прогуляюсь. Инид повернулась к ней, умоляюще приподнимая брови. — Нет, Уэнсдей! Пожалуйста, пошли с нами! Почти все в городе закрылись, потому что отправились смотреть выступление мэра. Флюгер едва ли не единственное место, куда можно зайти погреться. — Я не замерзла, — заявила Уэнсдей, собираясь уйти, но Инид повисла у нее на руке. — А я не собираюсь отпускать тебя одну, — она понизила голос до громкого шепота и наклонилась к ее уху. — Я знаю, что ты чувствуешь, находясь в Джерико. И я тебя не брошу! Если замерзну до смерти, это будет на твоей совести! Не желая устраивать сцену, Уэнсдей повернула в сторону Флюгера, и все четверо зашли внутрь кофейни. Внутри все было по-старому: все те же милые лампочки в абажурах-банках, свисающих с потолка, декоративная дровяная поленница между доской объявлений и широким окном и аппетитная свежая выпечка на витрине. В зале была лишь одна-единственная официантка и несколько человек за столами в форме Невермора — кажется, все остальные горожане ушли следить за выступлением мэра. Инид, стягивая с шеи длинный шарф в разноцветную полоску, пошла внутрь к единственному свободному столику у окна, который располагался совсем у входа в подсобку. Уэнсдей села на кожаный диван, и ее взгляд немедленно приковала к себе доска объявлений. На ней были фотографии уже знакомой ей пропавшей семейной пары, но рядом располагались снимки еще троих человек: пожилого мужчины, женщины лет сорока и совсем молодого парнишки лет семнадцати-восемнадцати. Очевидно, люди продолжали пропадать. И пропавшие ничем не были похожи между собой. Это было любопытно. Инид села напротив Уэнсдей, рядом с ней расположился Аякс. Уэнсдей вздохнула и подвинулась к окну, освобождая место рядом с проходом для Ксавье. Официантка, которую Уэнсдей уже видела через окно, когда ездила в Джерико к психологу, подошла к их столику, виляя бедрами и встряхивая крупными белокурыми кудрями. Она выглядела так, словно утром собиралась на подиум, но по недоразумению оказалась тут, во Флюгере, в качестве официантки. — Принести вам меню? — кокетливо хлопая ресницами, спросила она. — Нет, спасибо, — ответила за всех Инид. — Думаю, мы закажем сразу, правда? Нам два латте. Один с карамельным сиропом, второй без всего. — Квад, — бросила Уэнсдей, надеясь, что ей не придется размусоливать что это. Но блондинка лишь кивнула и с улыбкой повернулась к Ксавье. — А вам? — Капучино, пожалуйста. Одна ложка сахара. — Будет сделано, — она снова улыбнулась и, покачивая бедрами, удалилась восвояси. Пока Инид причитала, как она замерзла, а Аякс дышал ей на руки, пытаясь согреть ладони своей девушки, Ксавье задумчиво постукивал пальцами по столешнице. Уэнсдей отвернулась к окну, игнорируя и знакомую давящую обстановку, и своих друзей. Официантка вернулась весьма скоро, таща поднос с их напитками. Уэнсдей с удивлением подметила, что девушка расстегнула пару пуговиц на своей форменной рубашке, отчего ее пышная грудь почти вываливалась на всеобщее обозрение. — Ваш латте с карамельным сиропом, — сказала девушка, ставя высокий стакан перед Инид, но каким-то невероятным образом тыча свою грудь почти что в лицо Ксавье. — Ваш латте без всего. О, да она еще и губы накрасила! Внутри Уэнсдей что-то злобно заклокотало. Официантка стукнула фарфоровой чашкой, ставя ее перед Уэнсдей. — Ваш квад, — сказала она, глядя в глаза Ксавье. — И ваш капучино с одной ложкой сахара. Она будто невзначай коснулась рукой плеча Ксавье, мило улыбаясь ему. — Все верно? — спросила она, задорно встряхивая кудряшками. — Да, спасибо, — Ксавье улыбнулся ей в ответ, и Уэнсдей едва не пнула его под столом, но вовремя сдержалась. Кофе был просто ужасен. Уэнсдей еле выпила полчашки и с отвращением отодвинула ее. — Кажется, зерна пережгли, — заявила она, вцепляясь пальцами в столешницу. — Раньше кофе здесь был куда лучше. — По-моему, он точно такой же, — протянул Ксавье, допивая свой капучино. — Пойду оплачу счет. — Нет, сегодня моя очередь, — резко сказала Уэнсдей, вставая с места. Ксавье слегка стушевался. — Позволь мне… — Нет, — перебила она. — Мы договаривались. Ей почему-то абсолютно не хотелось, чтобы Ксавье приближался к этой глуповатой девице ближе, чем на пару-тройку десятков футов, а лучше на пару-тройку миль. Ксавье выпустил ее из-за стола, сдаваясь. Уэнсдей подошла к стойке и резко позвонила в колокольчик. Белокурая официантка вышла из подсобки и, проходя мимо их столика, чуть ли не притерлась к Ксавье бедрами. — Я хочу оплатить счет, — заявила Уэнсдей, впившись взглядом в девушку, когда она зашла за стойку. — Конечно-конечно. Когда с расчетом было покончено, официантка перегнулась к Уэнсдей через стойку. — Извините, — прошептала она с улыбочкой, протягивая Уэнсдей какой-то клочок бумаги. — Не могли бы вы передать мой номер телефона тому милому юноше, который сидел рядом с вами? Я Хлоя, кстати. — Решайте свои вопросы лично с тем милым юношей, — тон Уэнсдей, кажется, мог заморозить все вокруг нее на целую милю. — Я не нанималась в почтальоны. Лицо официантки удивленно и обиженно вытянулось. Уэнсдей развернулась и, не обращая внимания на оклики своих друзей, быстрым шагом вышла из Флюгера. Она завернула за угол, пытаясь скрыться. Она не хотела, чтобы Инид или тем более Ксавье нагнали ее и попытались выяснить, почему она сбежала. Она и сама до конца не понимала этого. Она знала, что ее бесила эта флиртующая с Ксавье девица, но было бы слишком унизительно признаться в этом вслух. Попетляв по узким улочкам Джерико, Уэнсдей вышла в место, где располагалось большинство магазинов и рекламных проспектов в этом небольшом городке. На одном из них за стеклом было ярко-желтое объявление, рассказывающее о «Песне утра». Бьянка стояла напротив и смотрела на объявление прямо-таки с ненавистью. Уэнсдей приблизилась к ней. Что бы она ни чувствовала, это не должно мешать ее расследованию. А это был довольно удачный момент, чтобы начать разговор. — Ксавье сказал, что эта контора принадлежит твоей матери? — спросила она. Бьянка вздрогнула и удивленно посмотрела на нее. — Да, — выдохнула она. — И, наверное, будет лишним говорить тебе, чтобы ты избегала желтых браслетов? — Совершенно не мой цвет. Бьянка усмехнулась. — Это уж точно. — Я выяснила, что студенты не могут никому рассказывать о ночи кровавой луны. Или о воскресшем Крэкстоуне, — сказала Уэнсдей. — Это ведь из-за песни сирен, верно? Пока Бьянки не было в школе, Уэнсдей через Инид узнала, что все, кто согласился говорить об этом, испытывали примерно одно и то же. — Тебе бы стоило спросить это у них, — Бьянка кивнула головой на объявление, и ее верхняя губа поднялась в отвращении. — Больше я ничего не могу сказать. Уэнсдей задумалась. Это означало, что сирена, спевшая песню для учеников Невермора, была матерью Бьянки? — Как действует песня сирены на другую сирену? — спросила она. — Примерно также, как и на всех остальных. Хотя иногда мы можем более эффективно сопротивляться. Возможно, Бьянка просто не могла ничего рассказать Уэнсдей, потому что ей запретили это делать. И не просто словом. — Ты мне очень помогла, — пробормотала она, размышляя о полученной информации. — Я хочу дойти до Невермора пешком. Передашь, чтобы меня не искали? Бьянка кивнула, и Уэнсдей ушла прочь, в сторону леса. Она не хотела находиться в этом городке ни минутой больше, чем то было необходимо.

***

Вещь, оставшийся в Офелия-Холл, отдыхая от почти непрерывной слежки за Кумико, которой Уэнсдей просила его заниматься, встретил ее бодрым постукиванием пальцев. — Итак, — торжественно заявила Уэнсдей. — Я говорила с Бьянкой. Она подтвердила мои подозрения. Мало того, сиреной, лишившей нас всех воли говорить о той ночи, была ее мать. Вещь возбужденно подпрыгнул на месте. — Теперь мне бы следовало найти и проследить за ней или попробовать побеседовать. Проблема в том, что я понятия не имею, как это сделать. Она вряд ли явится в Джерико в ближайшее время. Уэнсдей уселась на кровать, беря в руки книгу о видениях, купленную в Берлингтоне. Вещь взобрался на кровать рядом с ней. Уэнсдей пролистала пару страниц, но чтение никак не шло. Она отложила книгу и откинула голову, прислоняясь затылком к стене. — Что-то еще случилось сегодня? — простучал Вещь. Уэнсдей поджала губы. — Нет, — она закрыла глаза. — Это из-за Ксавье? — услышала она стук пальцев своего друга. — Ты к нему привязалась. — Не говори глупостей! — возмутилась Уэнсдей. — Просто… он не такой, как я себе его представляла. — И какой же? — Он не вызывает отвращение. Иногда он делает что-то такое… Если бы на его месте был кто-то другой, меня бы это взбесило… — Но это делал Ксавье, и тебе понравилось, — констатировал Вещь. Уэнсдей пожала плечами. — Наверное. Я не знаю. Все эти дружеские связи делают меня слабой и уязвимой. Я доверилась Галпину, и что из этого вышло? Меня чуть не убили! — Но Инид тоже твой друг, и она защитила тебя, — резонно заметил Вещь. — Нужно просто правильно выбирать друзей. — Я не уверена. Дверь внезапно приоткрылась, и в комнату вошла Инид. У нее был весьма смущенный вид. — У тебя все в порядке? — осторожно спросила она. — Ты так неожиданно ушла. — Все нормально. Инид подошла к ее кровати и присела на самый краешек. Она нервничала, и это было абсолютно на нее не похоже. — Я ужасная подруга, — пробормотала Инид. — Но могу я тебя попросить об одном одолжении? — Попробуй, — с опаской разрешила Уэнсдей. — Мы с Аяксом хотели… Он хотел зайти ко мне сегодня вечером… В общем… — она закрыла глаза и выпалила на одном дыхании. — Не могла бы ты оставить комнату в нашем распоряжении часа на полтора? Уэнсдей моргнула. Ох, это… Подростковые чувства в смеси с львиной долей гормонов, заставляющих людей прыгать в объятья друг друга. — Если тебе сегодня одиноко и хочется, чтобы я побыла рядом, я совершенно не обижусь, — виновато сказала Инид. — Наверное, так и следует сделать. Я совершенно ужасная подруга. Она вскочила с места и принялась ходить по комнате, нервно заламывая руки. — Инид, — позвала ее Уэнсдей со своей кровати. — Абсолютно ужасная, — убито бормотала та, совершенно ее не слыша. Уэнсдей встала с постели и преградила ей дорогу. — Инид! Инид замерла с такой гримасой на лице, словно именно с нее лепили венецианскую трагическую маску. — Перестань мельтешить! — Уэнсдей взяла ее за плечи и слегка встряхнула. — Все в порядке. Комната в твоем полном распоряжении. Вам хватит времени до полуночи? Инид непонимающе моргнула, а потом ее лицо окрасилось всеми оттенками радости и восторга. От ее улыбки словно летели искры. Уэнсдей никогда еще не видела столь разительной перемены выражения лица. — Спасибо! — взвизгнула Инид и вдруг заключила ее в крепкие объятья. Уэнсдей следовало этого ожидать и быть наготове, но она полностью провалилась.

***

Примерно в восемь вечера, когда до отбоя оставалась еще пара часов, Уэнсдей и Вещь вышли из их спальни, оставляя чрезвычайно взволнованную Инид в одиночестве дожидаться прихода Аякса. Раз уж у нее возникло немного свободного времени, Уэнсдей не хотела тратить его зря и направилась прямиком в библиотеку Белладонны, чтобы перечитать книгу по медитациям, что показал ей тогда Ксавье. Они добрались до места без приключений, никого не встретив по дороге. Уэнсдей щелкнула пальцами, открывая проход, и начала спускаться по лестнице. Уже на половине пути она поняла, что внутри библиотеки кто-то был. Она услышала тихий шорох от дальних стеллажей и повернулась на звук. Это был Ксавье. Вещь простучал пальцами что-то вроде: «Я оставлю вас наедине», — и быстро ретировался. Предатель! Уэнсдей лишь на секунду замерла на ступеньках. Как бы она выглядела, если после всего случившегося сегодня просто развернулась бы и ушла? Как полная идиотка! Ксавье тогда точно решит, что она его избегает. Ксавье тоже заметил ее и задрал голову вверх, следя за ее спуском. Уэнсдей игнорировала его взгляд. Она пришла сюда за книгой и не собиралась менять планы из-за его присутствия. Она подошла к стеллажам и принялась просматривать полки. Ксавье молча смотрел на нее, прожигая дыру в ее затылке. — Почему ты сбежала из Флюгера? — спросил он, но Уэнсдей не откликнулась на его голос, а достала искомую книгу для вызова и усиления видений и принялась листать ее. — Поговори со мной, Уэнсдей. Ты сводишь меня с ума. Он приблизился к ней, и ей пришлось повернуться. Она уставилась на Ксавье, не мигая и не сводя с него настороженного взгляда. Он стоял так близко — достаточно было вытянуть руку, чтобы коснуться его. — Почему ты сбежала, Уэнсдей? — почти прошептал он. — У меня были дела, — ее голос слегка дрогнул. — Не ври мне, — Ксавье наклонил голову вбок, и непослушная прядь снова упала ему на глаза. Абсолютно идиотское желание — протянуть руку и поправить ее — возникло где-то на кончиках пальцев, и Уэнсдей сжала их в кулак. Она сглотнула и повернула голову влево, к книжным полкам. — Пожалуйста, скажи мне правду! Это прозвучало, как мольба. Она снова взглянула на его лицо. Ксавье смотрел ей прямо в глаза, и Уэнсдей почему-то больше не могла отвести взгляд. Внезапно она почувствовала себя кроликом под гипнозом удава. В какой момент они поменялись ролями? Когда он превратился в хищника, а она в его добычу? — Я видел, как ты злилась на эту официантку. И я бы решил, что мне показалось, но я видел и твою реакцию на ту консультантку из книжного. — Ты бредишь, — холодно сказала Уэнсдей. — Как бы не так! — Ксавье сделал совсем маленький шаг в ее сторону. Уэнсдей попятилась и уперлась спиной в книжные полки. — Если бы это был кто-то другой, а не ты, я бы догадался раньше, — он неумолимо приближался. — Я и сейчас не верю, что говорю это… Но ты действительно… ревнуешь? Уэнсдей вспыхнула. Какая-то ее часть желала сделать шаг навстречу Ксавье и упасть в его объятья. Позволить своим пальцам, наконец, запутаться в его волосах. Почувствовать его горячие ладони на своей талии. Но ее губы упрямо прошептали: — Ты бредишь. — Да к черту все! — услышала она его тихий голос и вздрогнула от решимости, что прозвучала в нем. Ксавье в один шаг преодолел оставшееся между ними расстояние и протянул к ней руки, будто умоляя о своем спасении, а потом притянул ее к себе и заключил в объятья. Книга выскользнула из ее руки и с грохотом приземлилась на пол. Ее накрыло с головой от интенсивности ощущений. Его теплые пальцы судорожно сжались на ее спине, прижимая еще ближе. Ксавье был таким высоким, что она уткнулась носом в его грудь, чувствуя его громкое сердцебиение и вдыхая его запах. Он нагнулся к ней и потерся щекой о ее макушку, покачиваясь вместе с ней, словно хотел ее убаюкать. Уэнсдей зажмурилась. Ей хотелось вырваться из его рук, сбежать прочь, но и остаться в его объятьях навсегда. — Неужели ты не знаешь, что тебе это ни к чему? — прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам. — Неужели ты до сих пор не поняла? — Не говори того, о чем потом пожалеешь, — ее голос прозвучал глухо, утонув в ткани его рубашки. Ксавье немного отстранился, все еще удерживая ее на месте, крепко держа за плечи. Он слегка наклонил голову, глядя ей прямо в глаза. Уэнсдей медленно моргнула. Если она позволит ему сказать это, если позволит сделать… пути назад больше не будет. Возможно, его нет уже сейчас. Но был еще крошечный шанс оставить все, как прежде. Невероятно зеленые глаза Ксавье смотрели на нее с такой всепоглощающей нежностью, и это было вовсе не отвратительно. Это было волшебно. Завораживающе. Это было самое прекрасное, что она видела в своей жизни. Даже лучше ее самых первых похорон. Или первого вскрытия. Ее сердце в груди колотилось так, будто решило устроить ей гипертонический криз и убить ее, спасая таким своеобразным способом. — Я думал, ты уже давно догадалась, что я к тебе чувствую. Он наклонился чуть ниже, и его губы слегка приоткрылись. Она запаниковала. Она не была к этому готова. Она оттолкнула его от себя изо всех сил. От неожиданности Ксавье едва не упал, но Уэнсдей уже не видела этого. Она бежала прочь, перепрыгивая через ступеньки. Она проигнорировала то, как он звал ее, пытаясь остановить. Петляя, словно заяц, темными и нелепо изогнутыми коридорами Невермора. Запутывая следы. Она спасалась бегством до тех пор, пока не перестала слышать его голос и его шаги. От чего она спасалась? Было ли это спасением?