Andermatt

      ☃️

Наверное, если бы состояние «счастья полные штаны» было человеком, то несомненно этим человеком стал бы Чонгук. Столько неизвестных доселе эмоций он ни разу в жизни не испытывал. Как только с утра за ним приехал Тэхён, да еще и в такое романтичное время, когда даже самый назойливый петух еще смотрит десятый сон, Чонгук на парах влюбленности донесся до машины. Захлопнув дверь с такой силой, что даже самый пассивный водитель-пофигист сжег бы его заживо, Чон бросился к мужчине в объятия. Конечно, в этих объятиях не было и намека на недовольство. Пусть тот хоть отломает дверцу машины и поцарапает капот ключами, спустив при этом шины, — Тэхёну все равно. Он ведь скучал по Гуку. Целых семь часов не виделись, вот это ого, конечно.       Но, влюбленным сердцам не прикажешь, а потому можно сказать, что они провели весь день вместе. Тэхён честно пытался быть максимально сосредоточенным на делах, их ведь за пару дней, что он был в лесу, накопилось больше, чем того хочется. Чонгук же не желал быть липучкой и портить мужчине его строй рабочего дня (хотя очень хотелось), а потому сидел с кроликами и изредка выходил подышать воздухом. Пушистые, кстати говоря, ужасно заскучали без своего предводителя. Они, конечно, разговаривать не умели, а потому любовь свою вместе с привязанностью выражали так, как могли: лизали ладони, постукивали зубками и тыкались мордочками в лицо человека. Ощущению самой настоящей любви к братьям нашим меньшим не было предела. Все-таки, человеческая любовь ощущается иначе, и не делает любовь животного к человеку менее значимой. Для Чонгука все было наоборот: любовь животного была более тонкой, искренней, чистой и бескорыстной. Эти крошечные существа, несмотря на отсутствие у них самосознания, все равно проявляют привязанность и даже утешают двуногих существ, дарящих им кров, пищу и ласку. Чонгуку было здорово перевернуть каждого поочередно на спинку, чтобы почухать пухлые животики.       И вот Гуку снова пять лет, когда желание спасать жизни вот таким вот чудикам перевешивает все остальные. Весь день он провел с ушастыми: то вычешет клочья, что собрались у самых длинношерстных, то накормит вкусняшками свежими в виде морковки и капусты, или же вовсе уляжется на подстилку из мягкого сена и подремлет, с прижатыми к его бокам малышами.       Тэхён сказал, что через неделю Чонгуку придет аванс. Чонгук тогда подавился и не мог нормально сделать вдох. Уточнив, о каком авансе идет речь, Чону было сказано, что он и правда был трудоустроен на ферме, чтобы у него копился трудовой стаж. Сказать, что Гук охерел от жизни — ничего не сказать. И хотя в действительности его должность звучала как простой «помощник», он поверить не мог в то, что он был кроличьей сиделкой и получал за это деньжата. Он то думал, что он как говно в проруби на ферме болтается, а оказывается, у него и должность есть!       Но, как-никак, это будет его первый самостоятельный заработок. Он сделает скриншот о зачислении денежных средств, попросит знакомых в Корее сделать тысячи копий и облепить ими особняк его папочки. В этот же день он сломает все банковские карты и заблокирует всех и каждого. Он в Швейцарии уже около месяца, и Чонгук думал, что захочет домой очень скоро по началу. На деле же желание послать всю семейку (кроме Юнги, естественно) к чертям собачьим лишь усиливалось. Да он лучше еще раз извозится в навозе и проходит так парочку дней, чем вернется туда.       Сейчас Чонгук в жестком отрубе. Его сморила теплота помещения и малыши-кролики, что облепили его повсюду. В вольере темновато — Чонгук выключил основной свет, и поэтому заснул. Любовь любовью, но он за ночь не выспался совсем, все ожидая, когда циферблат покажет 3:30. Поэтому второй час подряд Гук сопит вместе с пушистыми, не замечая, что дверь в вольер открывается.       Кто-то подходит с морозной улицы, присаживается на корточки рядом со спящим телом и пальцами зарывается в уже просто темные волосы юноши. Красный цвет давно сошел с кончиков, оставляя мальчишку в своем естественном марафете.       Чонгук недовольно убирает мужскую руку, что-то ворча сквозь сон. То, как он дует губы в недовольстве, заставляет квадратную улыбку поселиться на лице новоприбывшего.       — Уйди, — бормочет Гук неосознанно, откидывая руку нарушителя сна.       — Воробушек, это я.       А у воробушка свои закидоны и привычки: если сон его портят, и неважно кто именно, он начинает злиться. Поэтому он терпеть не может делить с кем-то постель. Удивительно, как Тэхён не получил травмы внутренних органов тогда, в лесу.       — Отстань! — Чонгук сжимает слабый кулак и на инстинктах заезжает со всей своей недосилой из-за сна по лицу, попадая прямо по губе Тэхёна.       От удара сам Чонгук во сне вздрагивает, резко садясь на задницу и выпрямляясь. Он еще некоторое время не понимает, что вообще произошло и почему он проснулся. А еще не понимает, почему его рука слегка саднит.       — Тэхён?.. — кажется, только сейчас он начинает догонять, что сделал. — О нет, боже мой, Тэ, прости меня. Прости, прости, прости…       Киму не особо больно, просто губа слегка лопнула от резкого, пусть и слабого, удара об зуб. Он вспоминает, как вчера Чон прикусил его язык.       — А ты опасный малый, Чон Чонгук, — посмеивается Тэхён, принимая поглаживания по лицу и ласки, что мальчик из-за чувства вины сейчас раздаривает туда-сюда. — Вчера укусил, сегодня подбил, страшно представить, что будет завтра.       — Ничего не будет! Не будет, Тэхён! Я случайно, честно слово, — причитал малец.       Чонгук забирается на крепкие бедра, оседлав Кима и обвив его шею руками. Касается затылка, ощущая под подушечками пальцев короткие волоски. Глядя на это божеское лицо у Чонгука низ живота скручивается от наслаждения. Тэхён следит за собой, а для Чонгука это один из важнейших факторов в человеке. С воняющими людьми, не знающими обычных законов гигиены, он старается вообще не сталкиваться, слишком мерзко.       — Я не люблю, когда меня будят. А еще я часто двигаюсь во сне и могу драться. Прости меня, — каждое слово сопровождалось невесомыми поцелуями в кончик носа, центр лба и тонкую кожу век. Причитает словно детсадовец, скукожив моську. — Я больше так не буду делать!       На лице пацана пелена вины, да такая, что он не знает, куда себя деть. Вертится как блоха на собаке на мягком сене. Зачем-то тянет уши Тэхёна в разные стороны, сминая то мочки, то хрящи. Брови Чонгука домиком, а губехи срослись в один большой бантик.       — Я тебе верю, — смеется фермер, быстро чмокая младшего в лоб и вставая на ноги. — Одевайся, у меня для тебя сюрприз. Чонгук плюхается назад на сено, лупит себя по лицу ладонями и мучительно стонет.       — Ну и придурок же ведь, — корит себя и не может заставить задницу встать с нагретого места.       Но ему все ещё интересно, что там такого ему приготовил самый лучший мужчина на планете Земля, поэтому встать приходится. Он накидывает на плечи куртку, не застегивая, и выходит из вольера.       На улице заметно похолодало с последнего раза, как он тут был. А после сна мороз ощущался ещё хуже, поэтому Чон поеживается и натягивает на голову капюшон.       — Ты хочешь заболеть? — слышится голос сквозь дым сигареты и дуновения ветра. — Почему без шапки, Чонгук? Парень чувствует тепло головного убора, что Тэхён снял со своей головы и натянул на его собственную. После этого молния на куртке тоже ползет вверх благодаря движениям фермера.       — Не надо, зачем снял? — Чонгуку бы не хотелось, чтобы самого Тэхёна продуло, поэтому уже тянется к своей голове, чтобы стянуть ее обратно, но мужчина непреклонен.       — Так, не нужно этого делать. Нам не так уж далеко идти. С сигаретой между зубов и в ночной мгле Тэхён выглядел по-особенному великолепно. Чуть уставший взгляд, слегка отросшая щетина, прядь волос, спадающая на лоб, и довольная предвкушающая улыбка. Чонгук так хочет узнать его, каждый день глядеть на его отличительные черты, следить за сменой эмоций, обнимать, чтобы понять, как ему комфортнее всего, гладить и делать массаж головы, чтобы он расслаблялся после напряжённого дня. Словом, делать всё, что в его силах, чтобы Ким Тэхён чувствовал себя наилучшим образом.       — А куда мы идём?       Прошло всего пару минут, а они уже вышли в какое-то поле и идут по глубокому снегу. Чонгук не то чтобы жалуется: ему, вообще-то, все более чем нравится. Просто его задница была ужасно любопытной и нетерпеливой. Особенно учитывая то, что его несчастного маринуют уже сутки.       — Почти пришли. И почему нельзя сразу сказать? Тогда бы таким вот, как Чон, жилось бы в разы легче. Вокруг ни души: недалеко лес, а они идут по полю, окруженному низким забором. Когда ужасные сугробы заканчиваются, и они вдвоем выходят на ровную утрамбованную снежную поверхность, можно услышать, как ноги Чона кричат тысячу ура.       — И куда ты меня привел? — Чонгук вспоминает, как видел это здание издалека, но ни разу ещё не интересовался, что же это могло быть. Он вообще сделал вывод, что это что-то вроде фермерской кладовки.       — Чего же ты такой нетерпеливый? — посмеивается Тэхён, отпуская чужую ладонь и проходя ближе к постройке. Выглядела сама постройка великолепно не из-за роскоши материалов или волшебной архитектуры. Она была величественной и ухоженной, словно руки, что из года в год чинят поломки (а они случаются везде), любят каждую досочку, каждый гвоздь, что стали основой для этого места. Чонгук зуб дает, что Тэхён тут замешан: во-первых, ферма — его собственность, а это здание расположено на ее территории, а во-вторых, оно даже выполнено в его стиле, просто и с любовью. Тут даже снег по периметру вычищен. Любопытство разгоралось синим пламенем. Тэхён открывает небольшой щиток, нажимая на маленькие рычажки. Все вокруг озаряется резким светом миллионов лампочек, что приходится жмуриться — свечение режет глаза. Чонгук оглядывается вокруг, наблюдая за пейзажем, освещенным светом, и не может и вдоха сделать. Сказать, что он пойман цепкими ручищами волшебного момента, — ничего не сказать. Он еще никогда так сильно не удивлялся, и, кажется, что сейчас эмоции готовы политься через край.       — Что это за красота такая, Тэхён?! — взвизгивает юноша, припадая к крепкой груди и цепляясь руками за шею.       — Нравится? — задает наиглупейший вопрос мужчина.       — Шутишь? Ты сейчас надо мной посмеяться решил? — ахает Гук, все еще крутя головой по сторонам с такой силой, что кажется она сейчас отлетит, и довеселится он. — Конечно, мне нравится, не видно, что-ли?! Его энтузиазм и азарт в данные минуты оправдан от начала и до конца. Если посмотреть налево от постройки, то можно заметить всю деревню, что во тьме позднего вечера горит яркими огнями. На небе ровно столько же звезд, сколько лампочек вокруг. Рядом стоит самый дорогой, заботливый, чуткий и чудесный мужчина, которому Чонгук, если бы мог, то прямо сейчас на снегу мог бы отдать свою анальную девственность. Проще говоря, пацан сейчас намочит штаны кипятком от переизбытка чувств и положительных эмоций.       — Хочешь узнать, что это за место и зачем мы сюда пришли? — вдруг хрипит на ухо Тэ. А будет что-то еще? Этот волшебный пейзаж — не все?! И вот тут Чонгук морально готов уже снять штаны.       — Разве это не все, что ты хотел показать?       — Конечно, нет! Наивный ты мой, — Тэхён касается подушечкой пальца кончика носа Чона, ласково улыбаясь. — Это лишь для придания атмосферы этому месту. Чонгук резким движением ладоней хватает лицо мужчины, присасываясь к губам. Так сладко, терпко и нетерпимо он никогда и никого не целовал. Отрываясь от смеющегося Тэхёна, он смотрит тому в глаза и серьезно говорит, добавляя лишь каплю (тысячу капель) хныканья в свою интонацию:       — Ким Тэхён, если ты когда-нибудь позовешь меня замуж, то я соглашусь еще до того, как ты успеешь договорить. Тишина снегов и леса вокруг будто насмехаются над слишком уж распоясавшемся парнише. Вот так вот — два дня встречаются, а он уже про венец что-то балаболит. «Ну я и придурок» — шипит про себя Чонгук, когда понимает, что только что сказал вслух.       — Боже, что я сказал… — ахает он, закрывая рот ладонью и пятясь назад, чтобы отойти, только вот руки Тэхёна не позволяют пройти и шага. — Ну вот и все, я все заговнил! Тэхён, это были лучшие два дня в моей жизни. Ты целуешься лучше всех, с кем я когда-либо целовался. И вообще, ты даже ни в какое сравнение не идешь со всеми моими бывшими! Честно-честно! И вообще это были первые и, наверное, единственные в моей жизни серьезные отношения. Буду скучать по тебе… Несусветный бред был прерван таким же, как и мгновениями ранее, поцелуем. Тэхён специально решил дослушать до конца из самого настоящего интереса. Как работает логика Чонгука — будет загадкой для фермера до конца его дней. И сдаваться Тэхён не желает. Всю жизнь будет разгадывать загадку воробушка.       — Прощальный поцелуй, да? — ноет Чон, как только его губы перестают терзать.       — Воробушек, я бы хотел, чтобы мой последний поцелуй перед смертью подарил мне ты, а умирать я пока что не планирую совсем. Вот и все, вот и заткнули неугомонного, теперь Чонгуку хочется свернуться котеночком и погреться о Тэхёна. В моменте вся спесь уходит, а остаются лишь ласка и новая порция доверия. Он так и жмется к мужчине, зарывается в шею, обнимает, что есть силы, и что самое изумительное — в ответ получает двойные порции нежности.       — Нас заждались, — шепчет, оповещая Ким.       — Заждались? — промычал Чон, не до конца понимая сказанных Тэхёном слов. — Кто? Вместо внятного ответа, который так требуется Чонгуку, Тэхён берет мальчишку за руку и ведет к постройке. Из кармана куртки он достает ключ, открывая им больших размеров замок. Чонгук и не думал бояться, он, все-таки, сейчас с Тэхёном, что автоматически означало безопасность. Удивительным оно совсем не было, но один лишь внешний вид Тэхёна заявлял о том, что рядом с ним бояться нечего. Чонгук считает, что отличается от Тэхёна, несмотря ни на что. Он не был в той же степени смелым, ответственным и терпеливым человеком. А этот фермер так умело сочетал в себе все эти качества, что порой парню казалось — он не настоящий. Но нет, вот он — подойди и потрогай. Можно даже обнять и поцеловать, чего Чонгук сейчас делать не станет по одной простой причине — любопытству нет предела. Что же там такое, за теми воротами?       — Рад наконец вас друг-другу представить, — объявляет Тэхён, распахивая большие двери. Парень не успевает сказать ни слова, как его озаряет светом из помещения. Чонгук старается разглядеть, что там впереди, и шагает чуть-чуть вперед, держа ладонь Тэхёна в своей. Внутри он замечает четыре аккуратно выполненных бокса, как позже Чонгук понимает — это денники, потому что видит столько же лошадей, что с интересом выглядывают из них. Чон от восхищения раскрывает рот: таких красавцев он не видел еще ни разу в жизни. С мастями лошадей он знаком на уровне любителя, даже можно сказать, новичка. И таких лошадей он видел только в мультфильмах, или же на картинках. У всех четверых светлая, почти что белая грива, и хотя Чонгуку не видно, но он уверен, что хвосты у них такие же. Тела же темные, почти шоколадные. Лишь одна из них была слегка рыжеватой. Лошади ухоженные и будто сияющие на вид. По животному всегда видно, любит ли его хозяин. Даже тупой догадается, что для эти четырех покровителем был Ким Тэхён, и для Чонгука не было удивлением то, что эти животные выглядят так величественно.       — Они все твои? — даже не отрывая взгляда от прелестных созданий, задаёт вопрос Чонгук.       — Сейчас — да. А раньше они принадлежали моей семье. Услышав последнее слово, Чонгук оборачивается, распахнутыми глазами смотря на мужчину. Он ни разу после разговора с Чимином даже не думал о том, чтобы спросить Тэхёна о родителях и брате.       — До того, как их не стало, моим был лишь вон тот шебутной, — Тэхён кивает головой в сторону того самого слегка рыжеватого из всей четверки. — Его зовут Дионис, и он самый своенравный из всех. Он добрый, сильный, но часто вредный. К нему подход нужен. Рядом с ним красавица Гера, она принадлежала моей маме. Спокойная и чуткая девочка. Чувствует настроение человека абсолютно всегда. Ком в горле Чонгук глотал всеми силами, лишь бы снова глаза не увлажнились. При ярком свете, как в этой конюшне, Тэхён сразу же заметит. Из-за этого парню проще было упереться взглядом в фыркающих лошадей.       — По правую сторону ты видишь Зевса и Ареса. Они принадлежали моему папе и старшему брату, — достав из мешка у ворот морковины, Тэхён поочередно накормил лошадей, что с удовольствием приняли угощения. — Их всех троих не стало пять лет назад. Летели в соседнюю деревню, чтобы оказать помощь пострадавшим в пожаре животным. Мои родители, они ветеринары. Брат тоже пошел по их стопам. Тогда он не должен был с ними лететь, но все равно пришлось. Из-за скверной погоды их вертолет разбило о скалы.       В тишине конюшни было слышно только чавканье лошадей, понятия не имеющих о том, какой разговор идёт между двуногими.       — Теперь все четверо — мои. Скажи ведь, они восхитительны? Прежде, чем выдавить из себя хоть что-то, Чонгуку приходится отвернуться и утереть глаза. Он так не хотел плакать, так не хотел снова вести себя по-дурацки. Это у Тэхёна произошла трагедия, и он о ней поведал Чонгуку, а не наоборот. Это Тэхён сейчас имеет полное право на слезы, а не Чонгук. Но это Тэхён сейчас замечает отвернувшегося от него мальчишку, со всех сил растирающего лицо, и пытающегося проглотить слезы и ком в горле. Фермер только лишь касается плеча Чона, как тот на носочках разворачивается, припадая к мужчине и обнимая его за шею. Приходится немного висеть в воздухе, чтобы точно удержаться. Тэхён аккуратно оборачивает руки вокруг юношеской талии и так же крепко прижимает мальчишку к себе.       — Мне так жаль, — наконец Чонгук говорит хоть что-то. И хотя начинается и заканчивается предложение в совершенно разных тональностях, из-за чего трудно разобрать, что он там бубнит, Ким все понимает.       — Воробушек, ты в порядке? Чонгук только и может, что кивать, а пальцами продолжает водить по мужскому затылку, запуская их в волосы и под ворот теплого свитера.       Когда Чонгук смотрит прямо на Тэхёна, то тот замечает, насколько темные у него глаза. На фоне слегка покраснеших белков видно, что цвет почти черный.       Очаровательный.       — Мне так жаль твою семью, — Чонгук говорит уже более отчётливо и ровно. — И мне жаль, что тебе пришлось пережить такую потерю. И мне так стыдно за свои слова тогда, я такой идиот, Тэхён, я ужасен… Тэхён улыбается, вытирая те предательские слезинки с щек подростка.       — Чонгук, прекращай наговаривать на себя такие вещи. Ты ведь столько раз раскаялся, это очень показательно, — Тэхён чмокает в кончик красного носа мальчишку.       — Но почему? Тэхён, я часто думал о том, что ты смотришь на меня и вспоминаешь мои мерзкие слова. Как тебе не хочется сделать мне так же больно, как я тогда сделал тебе? — совершенно искренне спрашивает Чон.       — Потому что куда более ценно видеть искренние извинения и переоценку ценностей, чем вечно наблюдать за односложной картинкой, пытающейся угодить всем и вся. Ты — самая яркая звёздочка, которую я когда-либо прежде видел. Ты способен на многое ради дорогих людей. Ты делаешь всё по порыву чувств, из-за чего часто ставишь свою безопасность под вопрос. Ты вспыльчивый и своенравный, прямо как Дионис. Но ты настоящий. Ты настолько искренний, что я даже если бы захотел, не смог бы ни на миг причинить тебе боль. Ты не заслуживаешь ни одной ее капли, Чонгук. Столько сияющих точек, как в глазах мальчишки, Тэхёну не доводилось даже на самом ясном ночном небе в звёздную ночь. Чон смаргивает оставшиеся капли на щеки, позволяя им скатываться, пока сам касается теплых губ, в которых хочется найти убежище и остаться в контакте с ними на ближайшую вечность. Он целует фермера, вкладывая в этот поцелуй все свое желание показать, что он верен и честен, показать, что Тэхён не пожалеет о только что сказанных словах. Касания губ не настойчивые, скорее даже ленивые и лёгкие, воздушные. Чего не скажешь об объятиях: Тэхён держит парня крепко, а сам Чонгук впечатывается в тело мужчины всей силой, лишь бы не отпускал и всегда был с ним рядом.       — Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал, — смотря в глаза, через сопли в носу и хрипоту в голосе признается Чонгук. — Нет больше таких, таких как ты — нет.       — Мне дороги твои слова, спасибо тебе, — честно отвечает Тэхён, убирая челку с глаз Чона и приглаживая его брови. — Хочешь покататься? Парень шмыгает носом и косится на лошадей, от которых так и веет надменностью и высокомерием. Стоят там такие высокие и сильные, да ещё и красивые. Пугают своей величественностью. Ну вот, снова он перед Тэхёном опозорится.       — Я не знаю.       — Не знаешь?       — Не знаю.       — Ты когда нибудь катался на лошади? Многозначительное молчание было самым ясным ответом. Тэхён берет Чонгука за руку и ведёт вправо.       — Зевс самый старший из четверки, самый опытный и смирный. Можешь доверять ему. Чонгук чуть ли не фыркает, словно лошадь, но из-за соплей в носу выходит что-то невнятное. Конечно, легко Тэхёну говорить, что можно доверить свою жизнь огромному коню, который может встать на задние, фыркнуть, и скинуть несчастного Чонгука. Такого позора он не переживет.       Но ещё позорнее мяться, как не пойми что, поэтому Чон, не показывая трясущихся коленок, кивает и подходит ближе.       Зевс не выглядит так, как как будто хочет в него плюнуть. А вот Дионис за спиной ещё как выглядит. Тэхён уже несколько раз подошёл к неугомонному коню, а тому все мало.       В конюшне начинается война за внимание Ким Тэхёна, потому что тот снова подходит к Дионису, чтобы почухать его морду. А сам конь будто бы насмехается над пацаном, мол гляди, это мой человек.       — Ну уж нет, Дио, сегодня мы возьмём Зевса. Ты слишком непредсказуем, когда дело касается незнакомых тебе людей, — посмеивается Тэхён, гладя ладонью морду коня. После фермер обращается уже к Чонгуку. — Обычно ему нужно время, чтобы привыкнуть к людям. Он ревнивец. Дионис не знает, что Чонгук тоже весьма ревнив, поэтому тот и стоит насупившийся со сложенными на груди руками. Что-то ему подсказывает, что они не подружатся.       Зевс даже выглядит, будто он независимый и самостоятельный конь, и никакие двуногие существа не являются для него соперниками. Когда Тэхён вывел его на улицу и подготовил для прогулки, то предложил Чонгуку его немного приласкать. И пока пацан спокойно стоял на земле, то страшно не было. Он погладил Зевса по длинной морде и даже дал ему кусочек морковки. С обслюнявленной ладонью, но абсолютно счастливый и довольный, Чонгук улыбался ярче самого солнца. Тэхён стоял у него за спиной и был преисполнен счастьем. Для него эти передние два кроличьих зуба, обрамленные рамкой улыбки, стали важнее иных вещей.       — Готов прокатиться? Ну вот и лыбе довольной конец. Страх сменил улыбку в мгновение ока, но Чонгук сумел это скрыть и лишь кивнул. Он даже сам к лошади подошёл, лишь бы Тэхён не заподозрил, что Чон ссыкун.       — Вставай левой ногой в стремя, а потом перекидывай правую ногу через его тело и вставай уже правой ногой в правое стремя. Постарайся приобнять его ногами, но не сильно сжимай. Ну Тэхён, ну и наивный фермер. У Чонгука уже волосы под шапкой поседели, а он все говорит, думая, что Чону что-то слышно через писк в ушах. Бледный он пытается сделать так, как говорит мужчина, и у него могло бы получится, если бы был чуть повыше. Тэхён замечает затруднения и подходит ближе.       — Я помогу, — шепчет, обнимая за талию и приподнимая мальчишку над землёй. Чонгук и сам не понял, как произошло то, что теперь он оказался верхом на Зевсе. Он будто бы окаменел и теперь сидел, словно статуя мраморная. Даже дышать боялся. А Зевсу как-то до лампочки. Он, кажется, даже не заметил, что на него сели.       — Вставь вторую ногу в стремя, Чонгук, — слегка напряжённо от того, что Чон даже не шевелится, напоминает мужчина, Внезапно пацан падает вперёд и обнимает Зевса, вжимаясь в его шею руками.       — Чонгук…       — Я боюсь! Тэхён, я очень боюсь, пожалуйста, спусти меня! Вот и пришлось Чонгуку снова опозорить себя, но пусть лучше так, чем быть раздавленным копытами. Тэхён только посмеивается и лёгкими движениями тела забирается позади Чонгука. Мальчишка молниеносно реагирует на тело сзади, выпрямляясь и вжимаясь спиной в крепкую грудь.       — Почему сразу не сказал, что так сильно испугался? — шепчет на ушко вопрос фермер. Тэхён умело взял в одну руку поводья, а второй обнял Чонгука поперек живота прижимая к себе.       — Потому что это звучит жалко! Чон Чонгук боится лошади! Так вот, смейся, сколько хочешь, но такой вот я — курица позорная. Последние слова были произнесены с такой гордостью, с такой уверенностью, что Тэхён не мог сдержать смех. Конечно же, Чонгук подумал, что тот издевается, поэтому по закону Вселенной, начал крутиться, и чуть ли не выпал из седла из-за своих психов. Недовольные пыхтения быстро сменились визгом. Тэхён прижимает притихшего Чонгука ближе, целуя в щеку, пока тот не перестает бубнить.       — Могу оставить тебя с Дионисом, расскажи ему обо мне позорнике — вместе проржетесь. А я пойду домой, дальше проживать свою позорную жизнь… Тэхён думает, что свою норму слов разбушевавшийся птенчик уже перевыполнил, поэтому заткнул его рот собой же. Целуя мальчишку через плечо, ему приходилось крепче держать поводья и самого психушу, чтобы тот ненароком не пизданулся с лошади. А зная то, как он любит искать приключения на свою задницу, этого было вполне возможно ожидать. Чонгук — удивительный человек. Он действительно заводился с полуслова, ему не нужны были ссоры и ругань, ему хватало даже жеста или звука голоса, чтобы сделать свои выводы и начать психовать. Гордость даже в моменты мокрого страха не отпускала парня, позволяя ему смотреть на все с высоко поднятой головой. Тэхёну жуть как нравился Чон, и не пугали никакие психи и бубнеж. Сейчас младший слишком расслабился, будто и не на лошади сидит, которой до кирпичей в штанах боялся пару минут назад. Тэхён приоткрывает один глаз, наблюдая за умиротворённым красивым лицом и даёт Зевсу сигнал о том, что можно двигаться. Почувствовав слабое сжатие ног на теле, конь медленно зашагал вперёд, чем распугал всех птиц в округе. На самом деле, сам Зевс не при делах. Это Чонгук завизжал, вцепившись пальцами в бедра мужчины сзади, как только почувствовал движение животного.       — Куда он пошел?! — от чего-то пацан не мог нормально разговаривать, голос совсем сел и Чонгук кое-как слова выговаривал.       — Не нервничай, воробушек. Он всего-то выполнил мою команду, вот и все, — если Тэхёну казалось, что его слова могли успокоить, то Чонгук только больше распалялся.       — Ты дал ему команду?! А если бы я упал?! Неизвестно, как бы образом он упал, когда так крепко прижат к Киму его же крепкой рукой. Тэхён только посмеивается, получая толчок локтем в бок.       — Смешно тебе?!       — Малыш, ты не упадешь, клянусь тебе своей жизнью. И ещё один толчок в бок получает за свои слова.       — Дурак! Зачем такое говорить?! Понимая, что сейчас никакие слова не сделают своего дела, Тэхён целует психушу в ухо и даёт команду Зевсу двигаться чуть быстрее. Чонгук сначала сильно напрягается, но хотя бы больше не вертится и не визжит, пугая лесных жителей. Спустя пару минут он и вовсе расслабляется, не отрывая спину от груди Кима сзади. Всё-таки ещё немного побаивается. Тэхён был прав, когда говорил о Зевсе и его терпении и смирении. Ни разу конь даже не попытался повести себя некрасиво.       — Если бы мы сели на Диониса, то он бы уже скинул меня в ближайший сугроб, — бубнит под нос Чон. Тэхён смеётся.       — Не могу отрицать твои слова. Я правду говорил про его непредсказуемость. Спроси своего дядю о его поездке на нем.       — Юнги? — удивляется Чон.       — О да, и советую верить Чимину, когда будете об этом говорить. Юноша усмехнулся и почувствовал прилив необычайной лёгкости. Стук копыт о припорошенную снегом землю звучал размеренно, слабые покачивания с теплом от груди сзади и полное ощущение безопасности дарили этому моменту капельку чуда. Лампочки, светящиеся в паутине гирлянды создавали сказочную атмосферу не только для этого вечера, а для всей жизни, что ожидала впереди. Чонгук вспоминает, что совсем скоро рождество, которое он будет отмечать в по-настоящему семейном кругу. Внезапно он поворачивает голову в сторону, чтобы коснуться носом щеки Тэхёна.       — Я очень счастлив, — искренне шепчет юноша, кладя свои ладони на тэхёновы, что крепко держат поводья. — И это все благодаря тебе.       — Не поверишь, но я хотел сказать то же самое тебе, — отвечает мужчина. Они катаются на Зевсе ещё минут пятнадцать, пока оба не начинают мёрзнуть, а в особенности Чонгук, у которого нос уже почти синий. Подходя к конюшне, Тэхён сначала слезает сам, а после спускает и Чонгука. Последний каким-то образом путается в поводьях ногами и падает всем весом на мужчину, который от неожиданности запинается и тоже летит вниз. Ударившись спиной, Тэхён издает стон, наполненный болью. На него сверху падает Чонгук, у которого падение не такое уж и твердое, благодаря фермеру.       — Прости, — хнычет Чон, роняя голову на грудь мужчины.       — Ничего страшного, — хрипит тот, обводя взглядом темную макушку, укрытую шапкой. — В следующий раз будет лучше. Тэхён поднимается на ноги, помогая встать и Чонгуку. И пока фермер загоняет Зевса обратно в денник, то Чон ловит взглядом Диониса, который снова над ним будто бы насмехается. Лошадь смотрит и как фыркнет, после отвернувшись от Чонгука вовсе. Парень возмущённо тычет пальцем в животное и задыхается от негодования.       — Это он..?       — Да, это он фырчит, — Тэхён подходит сзади. — Часто значит, что он волнуется, ну или его раздражает другая лошадь.       — Это он меня за коня принял?! — возмущению Чона не было предела, поэтому в дальнейшем он обращается напрямую к Дионису. — Да ты палку то не перегибай!.. Тэхён кое-как увел в который раз разбесившегося пацана от лошадей куда подальше и закрыл ворота конюшни на замок.       — Каким образом твой конь вырос таким невоспитанным? — возмущённо спрашивает Чонгук, кутаясь в куртку и все-таки назло Киму снимая шапку, чтобы надеть ее ему на голову. Тэхёну все равно и он снимает ее обратно, натягивая на темную макушку. Чонгуку остаётся только закатить глаза.       — Потому что сам я раньше был примерно таким же, вот и он у меня вырос врединой.       — Ты был таким же? — восклицает Чонгук. — Не верю тебе. Тэхён берет мальчишку за руку, отчего у того внутри в очередной раз разливается сладкое тепло. Они снова уходят в сторону фермы, шагая по темной неосвещенной тропе, и если бы Чонгук шел тут в одиночку, то его пятки сверкали бы далеко-далеко.       — Я часто вел себя не самым лучшим образом, шел наперекор родителям, пакостил, тратил их нервы, — посмеивается Ким, ближе прижимая к себе Чонгука, чтобы он не угодил в снег и не замёрз. — Однажды я даже кухню поджёг.       — Ты шутишь? — не веря, ошарашенно спрашивает Чон.       — Правда-правда, я не обманываю тебя. В то утро я был с похмелья — всю ночь шарился с друзьями не пойми по каким заведениям. Утром стало стыдно перед мамой за то, что разбил ее любимую вазу, когда заходил в дом. Ну и кое-как встал раньше всех, пошел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Хотел вину загладить за бессонную ночь, и заснул прямо за столом, когда сковорода с тестом нагревалась. Все вспыхнуло: шторы, мамины цветы, гарнитур, все начало гореть. Как же больно мама заехала мне подзатыльником.       — Ты точно про себя рассказываешь, Ким Тэхён? — звонко смеётся Чонгук, огромными глазами смотря на мужчину.       — Точно. Так что какой хозяин, такой и конь. Чонгук в это не то, что не верил. Просто он даже вообразить не мог, что Тэхён мог напиться и на утро поджечь родительскую кухню. Для него самого Тэхён был образцом для подражания: трудолюбивый, старательный, ответственный. Картинки не сходятся. И тут вспоминаются слова Чимина о том, что мужчине пришлось повзрослеть. Явно речь шла о смерти семьи. Вероятно, это и послужило причиной колоссальных изменений. Парню не хотелось ворошить прошлое и задавать неуместные вопросы, поэтому он не пытался заикаться о теме семьи.       — Воробушек, ты только не переживай из-за Дио, он тебя полюбит, я уверен в этом.       — Тебе легко говорить! — подхватывает Чонгук, чувствуя внутреннее расслабление от избежания неудобной и оголенной, словно нерв, темы. — Тебя он боготворит, а меня был готов затоптать и заплевать сегодня.       — Тебе кажется, он хоть и дурной иногда, но вреда не причинит. Не так воспитан. И этому Чонгуку хотелось верить, всё-таки жеребец был тэхёнов воспитанник, что автоматически означает его адекватность. Дойдя до границы фермы, Чон не смог отказать себе в такой роскоши, как поцелуй. Он так сильно удовлетворен вечером, что подарил ему мужчина, что было тяжело держать себя в руках. Поэтому, останавливая фермера и разворачивая его к себе, он встаёт на носочки, чтобы дотянуться до желанных губ. И… …поцелую не было суждено сбыться из-за человека, бегущего к ним со всех ног. Эгиль. Чонгук видит эту рожу и уже представляет как валяет ее в сарае у свиней. Во-первых, Эгиль помешал ему смачно засосать мужчину мечты после идеального первого свидания. Во-вторых, тот снова вонял, как помойная лужа. И в-третьих, он просто раздражал. Какого черта ему тут надо? Парень добегает до парочки, пытаясь отдышаться бьёт себя по груди. Мощный поток вони проносится мимо, заставляя Чонгука сморщиться. Как же он ненавидит людей, не соблюдающих нормы гигиены.       — Господин Ким, — хрипит белобрысый, выпрямляясь. Он улыбается желтыми зубами, слишком тупо заглядываясь на Тэхёна.       — Да, Эгиль? Чон кидает взгляд на фермера, подмечая, что у того либо железная выдержка, либо он просто запахов не чувствует. Тут одно из двух. Ким держался и не позволял лицу сморщиться, чего не скажешь о самом Чонгуке. Он уже весь как изюм. Хорошо, что хоть можно встать поближе к Тэхёну, вдыхая его вкусный запах.       — Я хотел сказать, что ваши псы бегают по всей территории. «Псы»? Чонгук внезапно захотел, чтобы один из этих псов, как их назвал вонючка, укусил того за такую же вонючую задницу.       — Эгиль, — Чонгук сам себя не контролирует, начиная язвить. — Неужели тебе не кажется грубым — называть Бао и Аврору псами? Эгиль чувствует тот тон, с которым Чонгук к нему обращается, но, судя по всему, не желает обращать на него внимания. Даже голову свою сальную на него не поворачивает.       — Ничего страшного, им разрешено находиться на территории. Ты ведь в курсе, — игнорируя непонятную атмосферу вокруг этих двоих, отвечает фермер.       — Да, точно… Ну нет. Ну нет! Чонгуку точно показалось! Этот обормот только что пытался быть милым?! У Чонгука сейчас глаза из орбит повываливаются! Эгиль совершенно отвратительно и мерзко убрал засаленную прядь, если ее можно таковой назвать, под шапку. И даже улыбнулся. Застенчиво улыбнулся.       — Господин Ким, — Эгиль не желал уходить, кажется. Так и стоит, загораживая дорогу. — Я хотел спросить у вас кое-что. Мужчина вопросительно выгибает бровь, а Чонгуку все ещё кажется, что у мужчины железные нервы, потому что этот запах пота не перебивал даже запах коровьего дерьма. А они стояли близко к коровнику.       — У меня на участке сломалась крыша в бане. Просто треснула, когда были дни метели, — парень замолчал, явно ожидая, что Тэхён сам предложит свою помощь, но тот не спешил с милосердием, поэтому вонючке пришлось и дальше унижаться. — Так вот, может быть у вас получится приехать и посмотреть? Я накормлю вас вкусным ужином! Больше некого попросить… Пиздеж. Какой же пиздеж. В целой деревне больше некого попросить? Чонгук не сумел сдержаться и заржал во весь голос. Словив на себе взгляд двух пар глаз, Чонгук даже и не думал останавливаться смеяться. Вот это чудо-юдо пытается ухлестывать за Ким Тэхёном? На минуточку, его Ким Тэхёном? Так ещё и приглашает к себе домой, как в дешевом порно на кассете из нулевых. Подумать только!       На звонкий смех молниеносно сбежались Бао с Авророй, услышав знакомый голос. Они яростно облизывали ладони Чонгука, пока тот уже немного тише продолжал смеяться, вытирая слезинки в краях глаз.       По Эгилю было заметно, как сильно он желал сказать всякое Чонгуку, но сдерживался. И Гук был на тысячу процентов уверен, что это было из-за стоящего рядом фермера.       — Я постараюсь подъехать завтра, Эгиль. Иди домой, ладно? Уже поздно. И вот у вонючки снова в глазах заиграли капли надежды не пойми на что. Казалось, что он сейчас распушит свой яркий хвост и начнет парить над землёй.       — Спокойной ночи вам, господин Ким!       — Доброй ночи, Эгиль, — дежурной улыбкой и с огромной сдержанностью отвечает мужчина. Когда вонючка убежал, метнув яростные взгляды на Чонгука, а вдвоем они уже были на подходе к фермерскому домику, Чонгук наконец-то осознал, что на его мужчину сейчас только что вешались. В его присутствии. И даже если это был Эгиль, злость и желание въебать по наглой роже, росло в геометрической прогрессии.       — Завидный жених тут вокруг тебя вьется, — невзначай кидает Чонгук, первым заходя в нагретое помещение. — Не успею и глазом моргнуть, как уведет тебя. Он не злится на Тэхёна, совсем нет. Тот же не виноват, что пиздец какой красивый и замечательный. Чонгук скидывает куртку на диван, подойдя к столу и облокотившись на него поясницей. Скрещенные руки на груди выдают ревность с головой. Мальчишка сдерживается, лишь бы не показаться ещё более дурным, чем есть на самом деле. Тэхён только и может, что проделать тоже самое со своей одеждой и улыбнуться. Мужчина настигает Чона, неожиданно для того подхватывает его за бедра, чем вызывает громкий визг, и сажает на деревянный стол. Разводит ноги юноши в стороны и под хриплый «ах» встаёт между ними. Он целует глубоко и страстно, сразу же подключает язык, гуляя ладонями по спине. Тот выгибается в спине, обхватывает ногами за спиной и прижимается пахом ближе к горячему телу. Фермер одним движением вытаскивает футболку, вместе с кофтой, из брюк, чтобы наконец коснуться теплой кожи спины и живота, который Чон сразу втягивает. Губы саднит, а тела, слишком давно неласканные, реагируют на каждый вздох, на каждое прикосновение и поцелуй. Чонгук самозабвенно трётся, имитирует толчки, из-за чего у обоих срывает крышу в один миг. Чувствуя, как Тэхён оставляет тягучие поцелуи на шее, от которых останутся красивые разводы позднее, он теряется в ощущениях. Руки мужчины давно перешли на филейную его часть, и если сначала Тэхён довольствовался и тканью джинс, то сейчас и сам отключает голову, протискивая ладони под них. Сжимает и разжимает упругие половинки, помогая Чонгуку толкаться сильнее и быстрее. Поняв, что на столе сие действо просто напросто неудобно, он, не вытаскивая ладоней из джинс, подхватывает своего воробушка и несёт его на диван. Сам садится, а Чона устраивает на своих бедрах. Последний ощущает полную свободу движений, ловит темп и снова трётся все сильнее и ещё быстрее. Забывает дышать в такт, задыхается, из-за чего стоны мешаются со рваными вдохами и выдохами. Сейчас Чонгук — самая настоящая мраморная скульптура Древней Греции. С закрытыми глазами, с раскрытыми губами и идеальными красивыми движениями, мальчишка сводил с ума. Чонгук замирает и с силой сжимает мужские плечи. Его стоны снижаются с высоких громких нот до тихих и редких. Капельки пота стекают по его шее, и Тэхён касается их губами. Мужчина усыпает юношескую шею поцелуями, проделывая последние толчки, перед тем как откинуть назад голову и низко простонать в воздух. Ещё несколько минут в комнате стояла тишина, прерываемая одними лишь восстанавливающимся дыханиями и влажными поцелуями.       — Ну вот, теперь мы оба в грязных штанах, — Чонгук не отлипает от шеи мужчины, все так же продолжая ее обнимать.       — Думаю, мы это переживем, у меня есть запасы вещей, не волнуйся. Чонгук знает себя и свою ранимую натуру, когда дело касается чистоплотности. От спермы, пропитавшей ткань штанов, он в обычной ситуации уже бы весь исплевался. Но ситуация не обычная, он сейчас не абы с кем, а с Тэхёном почти одновременно кончил. Это меняет дело на сто восемьдесят градусов. Да что там, вся жизнь благодаря мужчине изменилась на сто восемьдесят градусов.

☃️