Терапия

      Он опозорился ярко и безапелляционно. Открещиваться бессмысленно и бесполезно. Он даже припомнить не может подобной ситуации, настолько дурацкой и нелепой. Он ведь даже сдержаться не смог, на хрена он вообще с нею заговорил? Встал бы да и пошёл себе молча в ванную. Но нет же, понесло. Она наверняка в шоке. Что у неё на уме? Он даже представить теперь не может. Видит лишь, что повёл себя как животное и от себя ему противно. Девчонка наверняка будет играть с ним в молчанку, она же вся такая скромница, или того хуже — сделает вид, что ничего вчера не произошло. Леви хреновый актёр и человек прямолинейный. Надо снять это напряжение между ними. А ещё как минимум прощение её получить… нашёл на ком своё остроумие отрабатывать, она такого ничем не заслужила. А теперь сиди вот, в бумажках своих ковыряйся, и думай, как с нею дальше-то жить.       Взять её прямо сегодня вечером — и дело с концом. Не будет никакого смущения и игр в обход вчерашнего позора. И что тогда? Что дальше-то? Это разве устроит такую тонкую душевную структуру, чистоплюйскую? В его мире, где всё должно быть разложено по полочкам и помечено своим ярлычком — такая ситуация будет просто не вмещаемая и не перевариваемая. Каким ярлычком назовёт он тогда Микасу? «Своей» он сможет её тогда называть? Очень в этом сомневается. Не бывает так, чтобы годами жила с одним, а переспав с другим, ему сразу своё сердце отдала. Чует Леви, что она вечно мыслями куда-то туда улетает, что не с ним она в основном. Не с Леви. Если только так, вспышками, случайными налётами. Всё думает о своём благоверном, он прямо чувствует этот ментальный ураганчик, вокруг неё витающий. А если и после их секса или вообще, во время него она об Эрене вспоминать станет? Фу, противно…       Не видит подтверждений пока её забвению о прошлом. Да и правила игры для Леви поменялись. Теперь не устроит его её счастье просто само по себе. Теперь хочется быть главной причиной этого счастья. Хочет быть в её жизни, присутствовать. Раз так долго он этого не делал. А место это занято. Забетонирована дверь в её сердце, если так угодно. Секс ради её тела ему не интересен, он таких тел может купить себе сегодня же вечером, сколько член его пожелает. Да только это всё уже не для него давно. Не количества он хочет, а качества. Микасу хочет. Не тело её. Мысли её хочет, хочет, чтобы о нём думала, когда он её брать будет.       Чтобы она ему именно. Приоритетно. Исключительно ему, Леви, всю себя наружу вывернула и вручила. А то, что он её возьмёт — уже ни капельки не сомневается. Дело во времени. Но сейчас он её, такую подбитую, не зажившую пробовать не хочет. Хочет дождаться, когда она сама к нему придёт, но не так как в тот раз, э нет. Не хочет быть инструментом для забвения, затычкой, заменой, статистом. Он хочет на главную роль, да только, пока что не выйдет. Даже если она этого сама захочет. Ему придётся терпеть, если хочет, чтобы всё получилось идеальным образом. А значит и требовать, и ждать от неё чего-то он права не имеет. Всё, что может — он делает. Он верит её словам, девчонка вправду назад возвращаться не хочет, Леви видит. Да разве же он отпустит? Если она намылится, он её тогда точно к стулу привяжет и будет караулить. Кормить, поить, пока эта лихорадка по братцу не выгорит сама, не затухнет. Пока она не протрезвеет окончательно, а потом он ещё немного подождёт, пока Микаса сама его просить не станет, вот тогда… Тогда он поверит, что он может забраться к ней под кожу, по-настоящему.       Решает написать ей, а то, не дай Бог, реально так вчера перепугалась, что взбредёт ей в голову обратно убежать. Ведь он с нею так и не поговорил после всего… она ему отвечает, вежливая скромница. Извиняться, говорит не за что. Ну, конечно.       «Ну раз ответила, значит вряд ли сбежала».       Леви выдыхает. Теперь работать ему спокойнее. На обратном пути заходит в цветочный, он извиняться перед девушками не привык, отвык точнее. Не было уже давно у него отношений.       «Как будто сейчас они есть?»       А он и сам не знает. Но он попытается. На витрине стоят букеты помпезные, пошлые и несуразные. С таким букетом извиняться идут к жене после того, как та на диван выгнала. Или в периоды, когда нужда прижала, а девочка всё не даёт. Такие букеты как подачка, мол, «на, держи уже, выпросила». Нет уж, увольте. Розы? Нет, это не в её характере. Она легче, намного. Хризантемы? Нет, чересчур простые, она не из таких. Букет, наверное, будет перебор, он решает купить один цветок. Как жест просьбы о мире. Ни к чему не обязывающий. Ни на что не намекающий. Не кричащий. Ласковый и аккуратный. Не слишком лестный, но и не занижающий её достоинства. Лилия в самый раз.       Леви готов принять своё наказание. Говорит Микасе всё, как на духу. Он не хотел её смущать и обременять такой информацией, однако теперь, иного выхода просто не видит. Ну, а чего он ещё то мог тут сделать? Подъехать на экскаваторе к окну квартиры с букетом из сотни пошлых красных роз в руках? И постучаться ей в окно, пока она готовит? С транспарантом выступить под окном? Или как в детстве, написать на асфальте мелом: «Микаса, я тебя люблю»? Детский сад. Он так не любит всю эту показуху. У него есть чёткое ощущение от этой девушки — подобное она не одобрила бы. В этом они с нею очень похожи.       Ему льстит её реакция на подарок. Смущается, а он внутри весь млеет от этой её стыдливости. Он видит её такой уязвимой, ему так хочется её защищать, ему так нравится эта фантазия, в которую на мгновение попадает. Но она ведь не так проста, раз осмелилась свою жизнь таки переменить, пусть и с чужой помощью. Не верит он, что она там без стержня, она просто ещё не раскрылась. Ему очень интересно самому собственноручно раскрыть этот бутон. Каждый лепесточек отогнуть и рассмотреть. Какая-то извращенская капелька наслаждения падает ему в мысли. Там сладко от этого предвкушения. Будто бы она не огранённый алмаз, и только ему известна истинная ценность этого камушка.

***

      Леви отправляет Микасу к Ханджи. Созванивается с подругой, от неё узнаёт о рекомендациях, в том числе про таблетки. Пересекается с нею и заставляет отдать рецепт ему. Он должен сам всё проконтролировать, раз девчонка нестабильна. Адреналин ей значит нужен? Она как раз его просила научить драться. Леви на ус мотает. Это он может ей устроить. К слову, о драках и тренировках — он хочет включить их в свой распорядок дня, теперь ему они нужны для того, чтобы жить и не дрочить сутки на пролёт. За сегодня он уже дважды ходил в офисный туалет. А Леви никогда в офисный туалет не ходит… так, к слову. Эрвин вроде бы говорил, что у него новенькие хреново подготовленные, после полицейских дрожжей, их надо перевоспитать. Леви с радостью это берёт на себя. Гоняет бедолаг по стадиону и сам с ними бежит. Ему это помогает вымотаться хорошенько. Так что в конце дня он может даже позволить себе спокойно посидеть с Микасой и посмотреть пару серий того сериала.       На следующий день, вечером, он замечает Микасу какой-то другой, улыбающейся изнутри. Он не видел её такой радостной раньше. Ему любопытно узнать, чем вызвана эта тонкая, но хорошо осязаемая, перемена. От этого её настроения даже во всей его квартире сменилась атмосфера. Ему даже начинает казаться, что он в другой дом попал, случайно, тут будто бы стало… уютно? Ладно, чёрт с ним, он просто устал. За ужином, в тот же вечер, когда Микаса спрашивает его, как ему еда, Леви не совсем понимает, чего она хочет. Когда женщины начинают задавать такие странные вопросы — это явный признак, какой-то надвигающейся бури. Хоть он и давно не был в отношениях, он всё-таки с женщинами работает и взаимодействует довольно тесно и часто.       — Ты чего-то хочешь от меня?       — А-э… Да.       Леви становится интересно.       — Я просто хотела, чтобы Вы сказали, как вам то, что я приготовила…?       Обычно если они спрашивают его мнение по поводу какой-нибудь ерунды, это означает лишь то, что они чего-то от него хотят получить, и это «чего-то» отнюдь не мнение, как таковое. Она что, хочет внимания?       — Нет, ты хочешь не этого. Говори прямо. Чего ты хочешь, Микаса?       — Я… Блин… — нервно смеётся. — Хочу, чтобы вы меня похвалили.       Не ожидает услышать искренний ответ на прямой вопрос. Похвала? Она хочет его похвалы? От него? «Забавно…» Он не красноречив, но такую мелочь легко может ей дать. Хвалит её в той же манере, что обычно хвалит своих подчинённых после очередной операции. Строго по существу.       — Ты молодец. Вкусно.       Но, как он сразу и предугадал, ей вовсе не это надо, не ответ, и даже не похвала. Умеют же они мозги делать. Она хочет, чтобы он ею восхитился, понимает он.       «Манипуляторша мелкая».       Он даст ей ответ более развёрнутый, перечисляя по порядку каждый пункт меню, который он съел.       «Да, на получай. Что ты с этим будешь делать?»       Она его веселит. Он решает дать ей то, чего она хочет. Все подчинённые до единого, именно так же из него это выпрашивают при каждом удобном моменте. Так им всем важно знать, что Леви оценил и выделил. Он никого никогда не хвалит именно поэтому. Чтобы не привыкали. Но сейчас то он не на службе. Так что он решает развеять все возможные вопросы и сомнения, расставляя своим следующим ответом всё по полочкам:       — Микаса, я не искушён в еде, мне не до этого. Я не жду от тебя шедевров высокой кухни. Что дашь, то и съем. Я очень тобой доволен.       Ему и вправду было не до притязаний в пище, он всё своё детство голодал. Он до сих пор считает кощунством, выкидывать чёрствый хлеб, и тем более не доедать то, что положено в тарелку. Леви привык проглатывать всё и как можно скорее, эту привычку вытравить не удаётся даже спустя столько лет. Есть люди с его опытом, которые, напротив, стремятся закрыть гештальт, и становятся охотниками за изысками, обделённые счастьем и роскошью в детские годы. Леви же пошёл по другому пути. Он просто благодарно брал то, что давали, не требовал больше, чем ему необходимо, жадность не его порок. Да, не его, но только не тогда, когда речь заходит о женщине. О Микасе, а точнее, её внимании.

***

      Когда она будит его посреди ночи, он решает, что второй раз не сдержится, но увидев её, всё стало ясно. Точнее ни хрена не ясно. Слышит слова «Обезболивающее», «Месячные» и «Живот», а ещё её лицо бледное видит, синяки под глазами. Пугается не на шутку, когда смотрит, как она на полу его копошится, поднимает её. Ледышка. Собирается в скорую звонить, но вспоминает, что у него есть в аптечке обезболивающее, сперва вкалывает ей один кубик и сразу звонит. Там ему объясняют, что нет, это не аппендицит. И что да. От месячных реально бывают такие приступы, что девушке надо к гинекологу ходить и витаминки пить. Но все равно он наблюдает за ней всю ночь. Она спит, и цвет лица стал лучше даже. Он периодически прикладывает руку к её лбу, всё вроде бы в порядке. Она дышит. К рассвету его начинает клонить в сон, он ложится в её комнате, спит пару часов беспокойно. Сегодня он предупреждает на работе, что будет позже. Не оставлять же её так. Он должен проследить, что придя домой не обнаружит холодный труп в своей постели. Что ж. Он хотел же её в свою койку затащить — вот и затащил. Буквально. Лежит, сопит, мирно так.       Он оставляет её, чтобы сделать завтрак, заваривает ей успокоительный чай с ромашкой, и встречает её в дверях. Микаса с охапкой простыни, которую она на кой то чёрт схватила и утащила. Ему она сейчас смешной и милой кажется, нелепой такой. Ну ребёнок чисто. Он не смеётся, эта мысль просто щекочет ему мозг пёрышком, так приятно, но виду не подаёт. Вот ещё. Она же все-таки его перепугала. И этого он тоже ей не показывает. Она артачиться пытается, что на неё совсем не похоже, всё порывается с его простынёй куда-то убежать. Он заставляет её написать всё самое необходимое ему в заметки. Гордячка. Вот же а, не в том месте только.       В аптеке фармацевт на него смотрит из-за очков по-сестрински, снисходительно и насмешливо, Леви же в новинку покупать такие штуки, как прокладки. На него все бабульки в очереди смотрят. А потом, как только он разворачивается и собирается уходить, улавливает шёпот продавщиц:       — Повезло же какой-то девке…       — Э-э-х, ага… не говори…

***

      Он сперва не понимает, что такое, потом ловит, куда она пялится. А-ха. Ремни эти кожаные значит, которые он уже давно не замечает. Униформа неудобная, не больше и не меньше. Леви не может себе отказать в таком удовольствии, как ввести девчонку в краску. Продевает большой палец под один из ремешков портупеи и предлагает потрогать. Да, а он вообще-то тоже простой мужик, пацан, мальчишка глупый, безмозглый и пошлый, когда дело касается женщины. Мужик, который в первую очередь всегда и везде только о сиськах-письках думает. А то, не знала, что это свойственно мужской природе? Краснеет вся.       «Как будто девственница, ей-богу».

***

      Светится уведомление на заблокированном экране. От Микасы. У Леви нехорошее предчувствие. Пантера Мики Доброе утро! У меня тут возникла небольшая проблемка.       Прочитав сообщение, он весь напружинивается, как собака, услыхавшая шаги хозяина за дверью. Готов сорваться со всех ног.

Леви Аккерман Доброе утро, что случилось?

Пантера Мики Эрен у двери встретил

Леви Аккерман Еду.

      Эрен. Чёрт, чего ему от неё надо? Встаёт из-за стола, берёт ключи от служебной машины, параллельно звонит Микасе. Гудок. Он начинает нервничать. Леви готов порвать на клочки ублюдка, лишь из-за маленького допущения, крохотной мысли, что тот прикоснётся к ней. К его девочке.       — Да? — она ответила.       Леви выдыхает.       — Ты где сейчас находишься? Эрен с тобой?       — Я у п-подъезда, он внутри. Я вышла на улицу, тут есть люди, иду к магазину.       Леви слышит её голос дрожащий, прикидывает, куда ей бежать. Как жаль, что он не рядом. Пока он доедет с ней может произойти что угодно. Говорит ей идти к полицейскому участку. Он продолжает с нею разговаривать всю дорогу, пока не заезжает за ней к участку. Она явно сильно нервничает, взгляд — будто не здесь она, лупится как рыбёшка. Леви очень хочется наказать Эрена. Они подъезжают, и он оставляет Микасу сидеть в машине, а сам поднимается к Эрену. Леви его там не находит, звонит к нему в дверь. Никто ему не открывает, поэтому Леви возвращается к машине и вместе с Микасой поднимается на этаж. Эрен спускается к ним с этажа выше, когда они подходят.       — Мне с этой сукой поговорить надо, свали куда-нибудь.       Леви в принципе уже готов ему вмазать.       — При мне говорить будешь, — Леви встает между Эреном и Микасой. — Чего надо?       — Я хату продаю, она в доле, пусть подписывает, иначе я не смогу продать. И переехать тоже, — Эрен протягивает свёрток с документами Леви. Он читает и ему совсем не нравится то, что видит,       — Это дарственная, — Леви в принципе ничего и не ожидал другого от Эрена. — Она ничего не будет подписывать.       — Ты не можешь говорить за неё! Это наше, личное, с нею дело! Слышишь, Микаса? Нехер прятаться там! Это не твоя квартира, ты никакого права на неё не имеешь! Это не твои родители!       Леви глядит на Микасу. Она в пол глазки упёрла, кулаки сжимает.       — Ты чё думала, припрешься в чужую семью, поживёшь, пока они коньки не отбросят и себе на халяву жильё заграбастаешь, да? Хер тебе!       — Хорош, — Леви предупреждает Эрена.       — А ты ваще свали, чё ты привязался?! Ты думаешь я тебя испугался? Да я уже выяснил, ты даже не коп! — Эрен распаляется, руками начинает активно жестикулировать. — Мне вообще насрать на неё, — указывает на Микасу, — делай с нею чего хочешь! Эта сука мелкая мне всю жизнь испортила своим, сука, появлением, а теперь я ещё должен из-за неё переезжать и хату делить?! — Эрен брызжет слюной, лицо бешеное. — Ты вообще жила со мной, пока я тебе выгоден был, а как нашла папика, так сразу свинтила! Даже не прошло и месяца! — Леви видит, как Эрена понесло, он в обход Леви уже тычет в Микасу пальцем, Леви его руку ловит и держит. Он понимает, что слова Эрена Микасе неприятны, но Эрен прав в одном сейчас, это их личное с нею дело. Леви по возможности не вмешивается, просто следит, чтобы он не трогал её.       — Не тронь её, — снова предупреждает Леви, Эрен выдергивает руку.       — Пускай она подписывает! Это моё жильё! И ты не вмешивайся! Припёрся весь такой принц, защитник! А она то и рада, мечтала, наверное, о таком да?! — Леви следит за реакцией Микасы и ему все меньше нравится, как она смотрит на Эрена. Кажется, он читает в её глазах искорки гнева. А Эрена всё равно несёт, он продолжает говорить:       — Микаса, ты, блядь, оборзевшая! — Леви кипит, еле держится. — Ты вообще рада должна быть, что ты со мной жила! Ты вообще в зеркале себя видела? Ты не годишься даже, чтобы тебя трахать! — и тут, Микаса делает резкое движение рукой, и он слышит красивый, сочный такой, шлепок.       Она вдарила Эрену пощёчину.       Леви, откровенно, не ожидал этого от скромняжки Микасы. Он чувствует что-то сейчас, такое похожее на открытый космос внутри.       Леви, кажется, влюбился.       Стоит и пялится на то, как девчонка вся трясётся, то на ладонь свою смотрит, то на Эрена. В её глазах желчь и боль. А Эрен то, кстати, заткнулся. Видимо, он сильнее всех опешил. Это что, Леви ею восхищён? Да быть этого не может! Но он вдруг обнаруживает на своём лице улыбочку глупую, но сразу же от неё избавляется. А Микаса всё равно с вызовом, в мокрых от слёз глазах, на Эрена смотрит, который замахивается кулаком, и она вроде как, готова принять удар. Леви успевает перехватить руку Эрена, скручивает его, обездвиживает. Тот чертыхается и матерится на весь подъезд. Леви слышит всхлипы. Микаса плачет. А потом, он не видит, как, но она оказывается возле Леви. Он чувствует её мягкие губы и её слёзы на своей щеке. Что на секунду его обескураживает, и он даже хватку ослабляет. Микаса убегает, бросив ему тихонечко:       — Спасибо.       Надо же, мать вашу. В щёчку его чмокнула. Он таких поцелуев ещё не получал. Будто Леви сказочный принц, а это благодарность, выходит, за то, что спас её от дракона? Это самый жгучий поцелуй в щёку, который вообще возможен в этом мире. Дверь захлопывается, и Леви вспоминает. Ах, Эрен же всё ещё здесь. Леви надевает наручники, которые всегда при нём, Эрену на руки, тот брыкается:        — Эй! Блять сука ты чего творишь?!       Леви с садистским удовольствием бьёт парня в бедро ногой, прям каблуком обуви, тот глаза пучит, скулит. А потом Леви ещё и по лицу кулаком ему заряжает, он же пригнулся, Леви так сподручнее.       — В отделение тебя везу. А это — за Микасу, — Леви говорит совершенно без эмоционально. Рутинно и обыденно. — И да, на счёт твоей квартиры будешь общаться с её юристами, они сами с тобой свяжутся. А если есть желание со мной поговорить, как мужик, то милости прошу. Я очень буду рад.       Леви отдаёт Эрена своим знакомым ребятам в отделении, пишет на него заявление. Того принимают.       «Как она сейчас там?»       Стоит туда сейчас идти или нет?       «Нет, не стоит».       Он на взводе. Будет не лишним прогуляться. Ещё поцелуй её этот и пощёчина. Такие маленькие, но такие значимые пунктики и все в одну минуту случились. Ему надо осмыслить. Садится в машину, он весь перепачкался пока волок Эрена. Кривится в отвращении, достаёт из бардачка влажные салфетки и тщательно вытирает руки, ботинки, смотрит в зеркало заднего вида, лицо чистое, но он его тоже протирает. Приезжает на работу, запирается в своём кабинете. Ну и чего не пошёл к ней? Сбежал?       «Да», — понимает, «сбежал».       Он ума не приложит, что теперь делать с нею. Вроде бы уже привык, что она по Эрену себе тихо там страдает, слёзки в ладошку собирает, а он живёт вокруг неё, окутывая безопасностью. А теперь поцелуй, и он его волнует куда сильнее, чем та ночь откуда всё понеслось и сломало всю его выдержку. Как его расценивать-то хотя бы? Она нарушила порядок и уклад, выстроенный за неделю. И он сейчас свинтил от неё подальше, чтобы это расстояние, было некой подушкой между ним и ею. Временем и расстоянием, чем их показатели выше, тем проще обмануться, что всё произошедшее было не реальным. Есть шанс забыть и сделать вид, что не было. И это совершенно не в его стиле. Сделать вид, что всё как раньше и ничегошеньки у него там в башке не произошло? Сложно. Не сможет. Пытаться не стоит. А может он мог бы обмануть себя, объяснив её этот невинный поцелуй чем угодно, лишь бы не приглашением? Она же в слезах была. А чёрт её разберёт, что она этим всем ввиду то имела. Он видит лишь зов. Что будто бы она той пощёчиной, при нём, помахала красным флагом, а потом ещё и обещание в щёку ему припечатала.       «Леви, чё ты несёшь, никакое это не обещание».       Выдаёт желаемое за действительное. Всё равно. Не проверишь — не узнаешь. И он в принципе то давно готов проверить. Но эта проверочка может стоить ему идеальности. Попортит кайф. Нет, не хочет. Не убедила. Удивила — да. Но не поверил Леви, что теперь вот точно всё. Недостаточно. Пусть несёт ещё. Хотя бы парочку вещественных доказательств, сперва ему на стол положит. А он посмотрит и подумает. В руках повертит, под лупой поковыряет пинцетиком, дотошно, не подделка ли. Проверит, созрела ли. Как он не любит эти сложности, игры в кошки-мышки. Но чувствует в то же время, между ними родилось что-то очень хрупкое. Ценное. Настолько важное, что спешить нельзя. Недопустимо.       Будто бы нельзя эту скорлупу разбить искусственным образом, будто птенчик сам должен её сломать изнутри. Микаса своими руками должна. И в их случае никак иначе. По собственной воле и до предела. Сама. Он только всё испортит, если первым полезет. И дело тут не в его гордости. Ему, как раз таки, было бы очень просто взять и оттрахать её да вот хоть прямо сейчас, когда она пощёчину залепила одному, а поцелуй другому.       Как она, пантерой, кинулась и хлестанула, сколько красивого гнева и ярости было в ней в тот момент. Какая она, оказывается, сильная девочка. Она будто с каждым днём всё горячее и желаннее для него раскрывается, новые грани показывает. Леви это завораживает. Он не хочет ни в коем случае ускорять процесс. Есть в этом что-то эстетическо-мазохистическое. Ему это нравится куда больше, чем грубый секс. Леви убеждён, что секс рождается в голове… там же он, к слову, и умирает.       Смотрит на телефон.       «Наверное стоит ей позвонить?»       Нажимает вызов. П-и-и-п. П-и-и-п.       — Леви?       — Привет. Ты как? — Леви спрашивает, слышит её голос, говорит в нос, хлюпает, откашливается. Ревела. Так он и знал, ещё рано. Не стоит ему к ней лезть. Она тяжело вздыхает ему в трубку, говорит:       — В порядке… Я тут просто… лежу. Всё хорошо.       — Я помешал. Извини.       — Нет! Нет… правда. Спасибо… что позвонили, — она замолкает, он слушает. — Мне сейчас это нужно. Вы вовремя позвонили.       Леви прикрывает глаза рукой и откидывается в кресле, вздыхает так же. Сейчас витает ощущение, похожее на то, что бывает после выхода из кабинета стоматолога. Облегчение. Ему сейчас нравится просто держать эту трубку у уха и слушать, как она там ворочается, дышит, проглатывает слюну и хлюпает носом. Она сейчас на кровати, наверное, в комнате своей. Он ума не приложит, что ей может сказать. Что спросить, не понимает. Но чувствует, сейчас так надо. Ему сейчас надо слышать, просто слышать. Он не имеет права лезть в её душу, задавать вопросы. Такими все они неудобными сейчас кажутся. Обсуждать произошедшее он тоже не хочет. Не время. Между ними ещё слишком большая дистанция.       — Ты всё ещё хочешь учиться борьбе? — он считает, что это самая лучшая тема, из всех, что он мог придумать.       — Да.       —У тебя есть спортивная одежда?       — Легинсы и майка.       Сейчас, ему так легко представить, будто она именно в них лежит там, на кровати этой. И ему сейчас не хватает только спросить её: «А какого цвета на тебе бельё?»       — М-м-м… Ладно.       Они снова замолкают. Им правда, не о чем поговорить. Нет ни одной темы, которая не стала бы началом беседы, похожей на психологический сеанс. Сейчас такие не уместны. Он чувствует холод, неприступную стену. Слишком не гармоничная атмосфера сейчас, мать её. Она сейчас там ревела лежала, по Эрену своему милому ревела. И он не в праве на неё злиться за это. Она имеет полное право на печаль. Это её право на одиночество. Всё что он может — подкидывать ей, как в клетку пищу и воду. И он будет это делать. Не нарушая её скорбь. Но он не хочет её сейчас отпускать.       — Как на счёт пиццы, сегодня вечером? — спрашивает у неё.       — Было бы круто, — выдыхает она в трубку       — Ты какую любишь?       — Хм… я не знаю. Все классные.       — Тогда я возьму на свой вкус.       — Ага.       Леви слышит её улыбку, и тоже ей улыбается.

***

      Он приезжает ближе к одиннадцати, привозит с собой пиццу четыре сыра и литр колы. Микаса смущается, как ему нравится. Пока он разувается, девушка забирает всё из его рук. Он идёт в душ, как обычно. Сегодня замечает, что на стиралке лежат его вещи, в которые он мог бы переодеться. Чистые, свежие. Что-то новенькое. Микаса о нём позаботилась? И даже трусы ему положила. Его это умиляет. А ещё разноцветных баночек стало, на их общих полках, ещё больше.       Проходит на кухню. Микаса суетится, бегает от столешницы к столу, расставляет тарелки. Коробку от пиццы загибает так, чтобы места больше было на столе. Стаканы расставляет. Леви стоит в проходе и рассматривает её. Сегодня она в пижамных клетчатых штанах, жёлтых, и в свободном худи с Дартом Вейдером. Всегда такая уютная, мягкая, тёплая. Его встречает. С улыбкой, хоть и грустной. Она не представляет, насколько это приятно, вынырнув из рабочей рутины очутиться в уютном гнёздышке.       На столе в длинном стакане красуется та самая Лилия. Как напоминание, о его ревности. Микаса же время не теряет, всюду по чуть-чуть свои мелочи раскидывает. То резинка там, то заколка тут, то какой-то магнитик новый обнаруживается на холодильнике. Точнее не новый, а единственный. Всё продолжает оккупировать его жилище. Его жилище? Вот уже непонятно. Если только по документам. Сам себе ухмыляется. Ну ладно, пусть. Лишь бы не плакала, лишь бы не боялась.       Он рассказывает ей за сериалом, что, эту их квартиру продавать ей лучше будет с юристом его знакомым. Прилежный зануда Армин — гуру их юридического отдела. Может, если Леви всё устроит, он даже замолвит словечко за него перед Эрвином. Уведомил, что ей не надо будет больше с братом встречаться. Что она всего лишь доверенность оформит и после того, как всё закончится просто деньги получит. Он видит, как она выдыхает. Говорит ему, что точно не справилась бы сама со всеми делами. Ещё бы. С таким-то братцем дела вести. Леви не мог поступить как-то иначе. Ему начинает нравиться решать её проблемы. Он, кажется, уже вошёл во вкус. О поцелуе они не говорят ни слова. Он остаётся в папке «важное», значит.

***

      Проходит несколько дней, у них снова появился какой-то мало-мальски выстроенный режим. Воскресенье. Леви по привычке уже, сидит на кухне, пока Микаса там у плиты суетится. Он постепенно начинает забывать, зачем ему вообще нужен был кабинет. Ах, да. Точно. Он же там спит. Ведь все бумажки он начал часто разбирать прямо здесь, и не заботит его уже идеальная чистота, и шанс забрызгать жиром документы. Ему приоритетнее рядышком с нею сидеть. В этом он себе, конечно же не признаётся. Нет, он безусловно не лукавит себе, что хочет её, как женскую особь. Чисто гормоны, физиология. Но сидеть в мягкой семейной атмосфере тут, около Микасы просто потому, что с нею тепло, потому что такую родную душу, как она, он не встречал ещё — ни за что. Да и с чего она родная вдруг? Он её не знает совсем. Так, чуть-чуть, на бытовом уровне. Что у девочки в мозгах творится он только догадывается. Однако, он решил взять работу на дом, чтобы побыть здесь, рядом с нею. Хотя раньше просто оставался на выходные там, в архиве.       Микаса подаёт ему бутерброды, какао, для себя и для него. Ставит на расчищенное от бумажек место. Леви обращает внимание, что Микаса сегодня тоже с бумажками. Она берёт ручку и пишет что-то, у неё вообще-то уже стопка таких листиков есть. Все исписаны и изрисованы. Она добавляет к ним стопку чистых.       — Ты это у меня взяла? — указывает он на чистые листы офисной бумаги,       — Ага, — она откусывает бутерброд с веганской колбасой и авокадо.       — Книгу пишешь? — смотрит на неё изгибая бровь, легонько, Микаса выдаёт мелкий смешок,       — Это задание от Ханджи. Я должна делать списки желаний, и, типа-а… выписывать нереализованные сценарии, как-то так она говорила. Вроде как должно помочь с самооценкой, — она смотрит на него коротко, почему-то её взгляд кажется ему капельку извиняющимся. Леви хмыкает, и зарывается обратно в свой ноут. Так они сидят почти весь вечер, потом смотрят сериал, обсуждают, даже смеются. Время подходит к двенадцати ночи, Микаса убирает кухню перед сном, Леви собирает в папку все свои документы.

***

      Он просыпается в пять, идёт в душ, оттуда на кухню. Её листиков, которые лежали вчера на столе, уже нет. Ему любопытно, чего же у Микасы за сценарии и желания. Ему, вдруг оказывается, это важно. Узнать все эти моменты. Так что, он жалеет, что вчера не подглядел. Леви двигается тихо, бережёт её покой, ей незачем вставать рано. И так каждое утро. Он это из-за неё стал делать — замечать, с какой громкостью хлопает дверьми и дверцами. С какой громкостью шумит вилками и ложками, вынимая их из полки. Воду включает не на всю, а так, тоненькой струйкой. Слышно же будет. Съедает свой завтрак из авокадо, чёрного хлеба и сыра. Закидывает в термос веточку тимьяна и дольку лимона. Да, он правда не придирчив в еде, но, если есть возможность приготовить что-нибудь изысканное, он это обязательно делает.       Сегодня он на машине. Приезжает на работу раньше начальства. Эрвин — главный администратор ОБН, проходит мимо него по пути в свой кабинет, и всегда они здороваются. Потихоньку офис начинает наполняться людьми.       У Леви репутация строгого, но справедливого руководителя. И хоть теперь, после повышения, он по большей части проводит свою работу в офисе, каждая собака, в отделе разведки, в курсе его похождений на «ту сторону», и ходят легенды, насколько он опасен в реальном бою. Поэтому, когда Леви согласился взять отряд на тренировку, к нему выстроилась очередь. Не столько из-за желания научиться драться, сколько просто поглазеть на него в деле. Каждый новенький старается заполучить его внимание и похвалу. Парни заискивают с ним, девушки строят глазки. Можно его назвать рок-звездой их маленького антинаркотического мирка. Его стараются не пускать на мелкие операции, он слишком ценен для прокуратуры.       Перед отдачей документов обратно в архив, Леви по привычке проверяет их. Вчера сидел до ночи, мог что-то напутать. Ему в глаза бросается листок, до боли знакомый. Исписанный синей ручкой с обеих сторон. Он какой-то частью себя очень радуется своей ночной безалаберности и невнимательности. Как раз хотел залезть к ней в голову. Вселенная предоставляет ему такой шанс. Он устраивается поудобнее, только кружки со вчерашним какао у него в руке не хватает. Читает.

«100 вещей, которые я хочу»

                  1. Паста. Острая, томатная со спагетти, чили и сыром, — он капельку удивляется, тому, что она тоже любит острое. Ему редко такие женщины попадались.                   2. Носки зелёные с новогодними ёлками», — на этот пункт он внутренне улыбается. Это он находит милым, он вообще достаёт телефон и фотографирует весь список, пока, ещё не прочитав и половины, и потом и обратную сторону, тоже. Продолжает читать.                   3. Айпад и пенсил, — он задаётся вопросом, какой цвет для неё самый подходящий? Розовое золото, наверное, как и всем девушкам.                   4. Попасть на концерт Марсов, — Леви не в курсе, что это за группа или певец такой «Марсов», но он намерен выяснить.                   5. Пить шампанское всю ночь на крыше дома в компании друзей и горланить песни», — он уже до этого понял, как Микаса любит ночные прогулки.       Дойдя до пункта с чокером, Леви меняет своё мнение, по поводу расцветки Айпада.       «Розовое золото» она точно не оценит».       А потом он доходит до пункта сорок пять. Читает.                   45. «Хочу, чтобы мои фантазии сбылись в жизни. Хочу, чтобы перед сексом «он» шлёпал меня по попе и называл плохой девочкой, — здесь Леви поперхнулся своим, почти уже допитым, тимьяном с лимонной долькой. Перечитывает этот момент. Он понимает, что это совсем не то, что он рассчитывал увидеть в подобном списке. И вообще, он не имеет права это видеть, это не для него предназначается. Но после короткой попытки совести возыметь над его интересом вверх, совесть отправляется в нокаут. Леви решает дочитать:                   «…говорил мне, какая я скользкая и мокрая, какая я грязная и как сильно «он» хочет меня. Хочу, чтобы он играл со мной в хозяина и горничную…»,— ДА. Он представил. Ей пойдёт эта форма.                   «…хочу носить ему чай в кабинет…» — после прочтения этих слов, Леви стало понятно её рвение, зайти к нему в кабинет с какой-нибудь едой или жидкостями. Кажется, теперь он не сможет больше воспринимать эти ситуации равнодушно. У него остаётся вопрос, если в её жизни нет кабинетов, кроме его, то о ком тогда эти фантазии?                   «…и чтобы «он» придумывал для меня разные (пошлые) задания, а после поощрял или наказывал…» — наказывать — это он умеет. У Леви хорошая фантазия. Он против воли представляет, как даёт ей задание помыть раковину, а потом он, само собой, находит грязь там, и вот, теперь она должна встать на четвереньки к нему зад… Тут Леви вынужден оборвать себя. У него ещё весь день впереди, а идти в туалет он не хочет.                   «…Хочу, чтобы он называл меня сладенькой, его девочкой и гладил меня по голове…» — вопреки логике, он почему-то представляет именно обычную бытовую картину, как он благодарит её, по-доброму, за завтрак. Целуя в щёчку. Без пошлости.                   »… Хочу, чтобы одним из заданий он придумал мне ходить весь день в костюме горничной и без трусиков…» — нет, Леви решает, что ему придётся сходить в туалет.                   »…Хочу, чтобы он заставил меня ходить с анальной пробкой весь день…» — а может даже в тренировочный корпус, принять ледяной душ. Вообще, он никогда не углублялся во всякие эти секс-игрушки, но он знает, для чего эта штука нужна. Он сглатывает.                   «Хочу, чтобы во время этого он был со мной строг и предельно серьёзен. Хочу, чтобы ругал меня во время этого за то, какая я развратная и как мне не стыдно», — быть строгим, крайне серьёзным, ругаться, стыдить… он понимает, что тут перечислены абсолютно все его вредные привычки и недостатки его характера,                   »…Чтобы он связывал мои руки и засовывал кляп в мой рот. Чтобы он трогал себя, смотря на меня в открытую…»— он уже множество раз в своей жизни связывал людей, иногда даже приходилось затыкать, но в сексе такие штуки он не представлял, почему-то они были у него связаны чисто с работой. Хмыкает. После предыдущих пунктов, момент про связывания не удивил вот совсем. А про «трогать себя» — он не понимает, какой мужик на такое пойдёт. Хотя, и неизбежно представляет эту картину. Этот образ застревает в итоге в его голове. И потом его догоняет догадка:       «Выходит, ей могло понравиться, то, что в тот вечер я дрочил в ванной…?»                   «…Хочу сосать ему его…»       «Тц», — да, это будет преследовать его. О ком бы она на самом деле не фантазировала.                   «…Хочу, чтобы он стонал и рычал от удовольствия. Чтобы гладил моё тело». — Он немного недоумевает.       «А, как-то иначе можно, трахая такое тело, как её?»                   «…Чтобы он сжимал мои соски и целовал меня глубоко с языком…» — Леви, в принципе, зная Эрена, уже должен был понять, что у девушки не бывало нормального секса ВООБЩЕ.       «Неужели, этот обсосок, даже не целовал её?»                   «…чтобы я могла поверить в то, что меня можно так сильно хотеть. Хочу не чувствовать себя одинокой в своих желаниях», — а после этого пункта, Леви чувствует глубокую тоску и тяжесть в груди…       Придя домой, он кидает листок с желаниями на кухне под стол, в самый дальний и тёмный угол. Ей лучше не знать, что он его читал или даже видел.

***

      Леви не надо ни у кого просить разрешения, чтобы привести Микасу в их тренировочный корпус. На него озираются все. Абсолютно все, кто попадается ему на пути. И все здороваются с ним, а он как обычно игнорирует. Леви морально готовится к допросу от Эрвина, что за девчонку он привёл. Микаса плетётся хвостиком, ей явно в новинку. В зале он показывает ей, где душевые, женские и мужские.       — Вот здесь можешь вещи оставить, — указывает ей на дверь раздевалки. — Полотенце у каждого своё, забыл тебя предупредить, — протягивает ей полотенце, — пока моим.        Микаса краснеет, и принимает его.       — Я тогда сейчас, переоденусь.       Леви её отпускает. Ждёт, пока переодевается. Она выходит в велосипедках и спортивной майке. Ну, а чего он хотел? Тут вообще-то все в таком виде занимаются. Леви смотрит мгновение, ей так идёт этот прикид, будто родилась в нём. Лодыжки у неё тонкие, хрупкими кажутся. Проводит оценивающим взглядом с носков до макушки.       — На маты. Быстро, — и указывает себе за спину. Она полубегом движется туда. Он старается не смотреть на её зад обтянутый стрейчевой черной тканью. Обречённо вздыхает.       «Опять дрочить».       А в зале то они не одни, тут его «полицейский» отряд, на котором он душу отводит. Пялятся на Микасу, примеряют небось, подходит она Аккерману по росту и габаритам. Она же выше на пол головы его, ай-ай-ай как же так. А Леви вообще-то это даже в ней нравится. Длинная шея, царственная фактура. Вообще она выше именно из-за шеи, понимает он. Чудно, конечно, ему нравится.       Вот же потеха будет, если капитан проиграет девчонке, которая впервые учится драться. Просто из-за того, что засмотрелся на её задницу. Может стоило её отправить в обычную секцию на районе? А не тащить на своё служебное место? Ну уж нет. Он ведь именно этого и хотел. Предлог полапать её, не так ли? Причём полностью экологичную среду выбрал и повод, такой безобидный.       Он учит её падать, а не смотрит как трясутся её бёдра. Он просто помогает ей встать, а не пялится на её затвердевшие соски, которые даже лифчик не особо маскирует. Всё стерильно и честно, не придерёшься. Ну, а где он ещё мог посмотреть на неё?       Так посмотреть.       Проходит полчаса, час. Она встаёт, он её роняет, и по кругу. Ему нравится, у него сейчас есть полный контроль над ситуацией, и даже телом её он управляет. Она вся раскрасневшаяся, горячая, а Леви ни капельки не устал, хоть весь оставшийся день может её, как котёнка, по матам валять.       Объявляет перерыв, она садится на скамейку, воду пьёт. Бутылку, в рот свой, засовывает и губами обхватывает, глотает жадно, глаза прикрывает. Струйка воды с уголка губ срывается:       «Неряха…»       Льётся по челюсти и по шее внутрь, под майку. Леви невольно вспоминает тот пункт, из её листочка, а потом замечает, как парни пялятся.       «Совсем оборзели».       Она сейчас тут единственная девушка. Леви жестом им приказывает свалить, отходит к двери и закрывает на ключ. Он и Микаса остаются одни в зале.       — А мы сегодня только падать будем?       — Это основы.       — Я хочу какой-нибудь приём.       Приём… Леви задумывается, какой бы ей показать. Его мозг проводит параллель с тем, что он прочитал тогда в том листке, очень похоже на «дать задание» и «наказать или наградить», он даже встряхивает коротко головой.       «Не сейчас».       — Будешь выбираться из захвата, — у неё глаза загораются, чуть ли в ладоши не хлопает. — Тебе сил, конечно, не хватит, но пару движений запомнишь, — он подходит к Микасе, становится спиной. — Обхвати меня, — Микаса обхватывает руками, но не сразу. Она стоит от него на расстоянии, — руки вот так сцепи, — показывает ей. — Сильнее прижимай, чтобы я поверил, — она прижимает, Леви жалеет о своём приказе. Он чувствует задницей и спиной её грудь и лобок. — Есть вариант локти вверх поднять и уйти телом вниз, — демонстрирует, — А есть вот такой, плечо одно вверх, другое вниз, поняла? И выскальзываешь, так же вниз, — он оборачивается на девушку, у неё смущённый вид, — сможешь? — она кивает коротко, глубоко вздыхает и так же выдыхает. Они меняются местами. Теперь Леви становится сзади. Обнимает её за плечи, замком руки у неё на груди сцепляет, прижимает её к себе, почти так же, как привык обычно, чуть помягче правда. Он старается не прижиматься пахом к её заднице, держит руками крепко и грудью касается. Она пробует делать, как он показал. Леви поддаётся ей в первый раз, во второй. Потом заставляет её делать это, усиливая на неё нажим, пока она случайно не виляет неудачно попой и не проходится прямо по его члену. Они оба замирают. — Продолжай, — Леви не сразу понимает, как он звучит. Ведь он имеет в виду вырываться, не знает, что она там себе подумала. А потом он уже и сам об этом подумал. Она действительно ещё раз делает, аккуратно, а потом снова, задевает. Он пока держит себя под контролем. Хотя член уже набух. Но виду Леви не подаёт, держит Микасу в захвате, он сам знает, когда будет точно всё, он сам остановится. — Ну? Чего остановилась? Ты всё ещё в моих руках, — Микаса громко и звучно глотает. Леви слышит.       — А-а… в жизни, так же будут… захватывать?       — Нет.       — А как…?       Леви стоит и мозгами шевелить пытается, несколько секунд.       — П-покажите…? — она нарывается. Сама. Ну ладно. И что будет потом? Показать ей, как в жизни захватывают? Он одёргивал себя раньше, рядом с нею, но теперь зная, какие у неё в голове мысли, он решает поддаться желанию, и поиграть с Микасой. Приближает лицо к её уху, шепчет почти:       — Ты уверена, что хочешь это прочувствовать на себе, а? Ми-ка-са…?       В ответ она издает беспомощный писк. Леви вдыхает запах её пота и шампуня. Грязная. Он касается кончиком языка ее челюсти под ухом, проводит им за мочкой вверх. Он ждёт её ответа. Пусть только скажет, пусть убедит его. Пускай попросит. Но она лишь охает. Он видит, ей нравится и приятно. Её телу. Но так ли она на самом деле полна решимости? Леви ждёт минуту где-то. Ничего. Отпускает её.       — Марш в душ, — он слышит, что звучит очень строго и даже немного разъярённо. И сам разворачивается, не оглядывается на неё, просто идёт к дверям, открывает и уходит в мужскую половину. Надеется, она сегодня словила свою дневную норму адреналинового прихода. Ему сейчас дрочить не хочется, он перетерпит. Уж точно блин не в общей кабинке. Ледяная вода — то, что доктор прописал.       Оба встречаются глазами у выхода, теперь идут на парковку молча. Они и без того молчаливые, но сейчас, это, как-то остро чувствуется. Он открывает ей дверь машины, ждёт пока она усядется, закрывает. Едут они тоже в полной тишине. Он ловит её странные пугливые взгляды. Он же своего напряжения старается не светить. Но Леви напряжён, он готов взорваться. И всё же, ему неинтересно решать за неё. Не в этом случае. Он хочет увидеть, что он её осознанный выбор. Тут он готов дожимать сколько влезет, хоть до абсурда. Откуда это в нём вдруг появилось? Как он поймёт, что правда «ДА»? Ведь и сам уже давно хочет. Очень, мать его, хочет. Этот пункт, сорок пятый, не выходит у него из головы. Они в пробку встают. Ну вот, Леви ногой трясёт, нервничать начинает от нетерпения. Ему почему-то, именно с нею, важно, чтобы она сама его попросила. Чтобы жалобными глазками на него посмотрела. Чтобы сказала ему вежливое: «Пожалуйста, Сэр». Ему ведь, на самом то деле, все подпункты, этого, сорок пятого, ох как откликнулись.       Они приезжают в молчании, разбредаются по разным комнатам. Микаса готовит, приглашает. Они точно так же, молча сидят и едят. Он на неё поглядывает. Ждёт её намёки. Может быть сейчас? Она из себя снова святую прилежницу строит, на него даже не смотрит. По сути, там, на матах, он задал ей прямой вопрос, а она струсила. Не ответила. Значит если не «да», то определённо — «НЕТ», решает он. Можно даже считать, что Леви отшили. Тонко, но это так. Ему может даже в пору обидеться, но ему нравиться начинает это перетягивание каната, ему становится интересно: докуда это всё зайти может? Он подождёт ещё. У него много терпения.       Он пропускает её вперёд в подъезде, идёт за ней, всё молча, он не может не смотреть на её зад. Она как будто специально так ходит, бёдрами виляя. Он бы их так помять хотел… Она стоит у двери, ждёт пока он поднимется. Леви смотрит открыто, а она глазками стреляет — то поднимет, то опустит взгляд. Открывает дверь, её снова пропускает в темноту прихожей. Включает свет, видит как она разувается. Наблюдает скорее. Он пропускает её в душ первой. Сам, уже наученный горьким опытом, сидит в комнате, носом клюёт. Выходит, когда Микаса стучит к нему и говорит что свободно, она тем временем на кухне хлопочет. Он под струями воды стоит, и вроде бы он уже даже привык постоянно быть на взводе, как Халк. Это даже напоминает ему какую-то постоянную сытость, очень странно. Ведь это, по сути, голод. Может из-за постоянного созерцания, или дрочки, от которой он так и не смог избавиться окончательно?