Терапия

      Опять. Этот же самый вопрос. Для Микасы он очень сложный. Как на него вообще можно ответить? Да ещё и сто раз! Для неё это что-то нереалистичное. Она просит у Леви листы офисной бумаги и ручку. Садится прилежно за стол. На кухне, естественно. Выводит заголовок. Почерк не каллиграфичный.

100 вещей, которые я хочу

      Микаса зависает и тупо пялится. Кажется, Ханджи говорила писать всё, что в голову взбредёт? Ну и пожалуйста. Первым на ум приходит:             1. Паста. Острая, томатная со спагетти, чили и сыром, — она пишет это. Что ещё? Второй пункт оказалось ещё проще придумать, выводит:             2. Носки зелёные с новогодними ёлками, — она видела такие однажды на витрине, проходя мимо, но так и не довелось купить.             3. Айпад и пенсил, — она обожает залипать на спидпэинты в инсте, и на самом деле рисует чуть-чуть. После этого пункта ей стало легче придумывать, она, оказывается, любит и хочет много вещей:             4. Попасть на концерт Марсов.             5. Пить шампанское всю ночь на крыше дома в компании друзей и горланить песни.             6. Научиться петь.             7. Завести белого кролика.       Некоторые из них её удивляют:             13. Научиться танцевать на пилоне.             17. Купить чокер и носить его.             20. Купить очуменно-сексуальное бельё.             29. Набить татуху с рисунком из манги.       А некоторые из пунктов она боится выписать, но, в конце-то концов, это её список и никто ничего не узнает, поэтому она пишет развёрнуто:             45. «Хочу, чтобы мои фантазии сбылись в жизни. Хочу, чтобы перед сексом «он» шлёпал меня по попе и называл плохой девочкой, говорил мне, какая я скользкая и мокрая, какая я грязная и как сильно «он» хочет меня. Хочу, чтобы он играл со мной в хозяина и горничную, хочу носить ему чай в кабинет, и чтобы «он» придумывал для меня разные (пошлые) задания, а после поощрял или наказывал. Хочу, чтобы он называл меня сладенькой, его девочкой и гладил меня по голове. Хочу, чтобы одним из заданий он придумал мне ходить весь день в костюме горничной и без трусиков. Хочу, чтобы он заставил меня ходить с анальной пробкой весь день. Хочу, чтобы во время этого он был со мной строг и предельно серьёзен. Хочу, чтобы ругал меня во время этого за то, какая я развратная и как мне не стыдно. Чтобы он связывал мои руки и засовывал кляп в мой рот. Чтобы он трогал себя, смотря на меня в открытую. Хочу сосать ему его… Хочу, чтобы он стонал и рычал от удовольствия. Чтобы гладил моё тело. Чтобы он сжимал мои соски и целовал меня глубоко с языком, чтобы я могла поверить в то, что меня можно так сильно хотеть. Хочу не чувствовать себя одинокой в своих желаниях», — она дописала этот пункт и выдохнула. Отложила ручку и перечитала слова на бумаге несколько раз. Вот они, выписаны, выложены, она впервые смотрит на свои желания, которых стесняется. Глаза в глаза. Будем знакомы. Ей немного неловко от того, что это она их сочинительница. Ей немного не по себе, ведь всё это очень неправильно и нездорово. Но это же и есть её настоящие желания. Что она может с этим поделать? Когда они изложены и лежат вот тут, перед ней на столе… они ей кажутся теперь не таким уж и чудовищным. И голова немного будто бы полегче стала. Последний пункт пока что сорок пятый. Он ведь несбыточный, так ведь?       Пока что из этого списка она может позволить себе только пасту. И то не острую, ведь перца нет. Она заваривает чай. Микаса привыкла игнорировать свои желания, это в принципе стало программой. Почему? Эрен. Её пробивает эта мысль навылет. Микаса забивает на греющийся чайник и идёт собираться. Она хочет пасту. Не просто пасту, а с чили, с чёртовым чили. И раз для этого ей нужно потратить время, она это сделает. Его не оказывается ни в одном магазине у дома. Она едет в торговый центр и находит его там. Возвращается домой и готовит. И ест.       «Офигенно!»        Это было просто. Позволить себе сделать то, чего она хочет. Оказывается, она умеет это — хотеть. Оказывается, она может что-то делать для исполнения своих желаний. Своих, а не чьих-то. Ей так странно. Это просто тарелка макарон, но сегодня она была необычной. Это было специально для неё, от неё любимой, сегодня она себе разрешила. Не стала запрещать. Ей нравится. Она ещё раз обнаружила себя. Да-да! Себя. Внутри. Вот тут. Она есть. Она даже чувствует, что её позвоночник тоже здесь, и кости, и желудок набитый острой едой, и… Это странно, всё это ново для неё самой. Она и раньше чувствовала себя настоящей, весомой, но только в те моменты дикого опустошения и боли обнаруживала себя внезапно живущей. Чувствующей. А теперь оказалось, что есть ещё один путь видеть себя.        — «Я вижу тебя», — вспоминаются его слова. И она воспринимает их глубже, чем он имел в виду. А может именно это он и имел в виду?       Она хочет повторить. Хочет закрепить это ощущение. Потому что оно напоминает ей свободу. И силу. Ей становится интересно, она хочет исследовать границы своего я. А если это понравилось, то что же ей тогда может не понравиться? Она бегает глазами вокруг себя. Футболка. Её футболка, в которой она сейчас. Старая, застиранная футболка, в которой она ходит уже лет пять, она её ненавидит. Она некрасивая, и ткань ей никогда не нравилась, оказывается. Только сейчас Микаса это осознаёт. Снимает и выкидывает в ведро. Вообще-то у неё много вещей, которые не доставляют радости. Через час она выкидывает из шкафа половину вещей. Приходится оставить часть, которая, оказывается, ей тоже не нравилась, но пока необходима. Она хочет… Она, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ХОЧЕТ новую одежду. У неё дыхание перехватывает. Шкаф зеркальный, замечает своё лицо, кожу. Кожа у неё всегда шелушится, но ей обычно было плевать, не замечала никогда… да и в зеркало она смотреть старалась как можно реже. Сейчас она чувствует внутри желание видеть свою кожу красивой и чистой. Для неё, оказывается, первостепенно важно купить крем для лица. Только вот она не смыслит в этих косметиках. Лезет в интернет, находит видео с советами для каждого типа кожи. Это занимает её на весь день, Микаса отвисает, только когда слышит хлопок двери.       «Блин!»       Совсем забыла о счёте времени: так сильно увлеклась. Микаса ничего не приготовила. Срочно надо что-то сделать. Боится. Всё ещё. Она бежит на кухню по пути, чуть ли не врезаясь в Леви, который разувается.       — Привет! — она звучит нарочито открыто и дружелюбно. — Ужин будет через полтора часа, — ей страшно опять, что Леви будет зол. Хотя он никогда не был зол на неё за всё это время. Леви смотрит на неё и молчит, как будто изучает. Микаса голову в плечи вжимает и виновато улыбается, ждёт его слова. Он хмурит лоб на пару секунд и озвучивает:       — Что с тобой? Ты какая-то не такая сегодня.       Микаса на него глазками удивлённо хлопает.       — Светишься вся, — его выражение меняется на снисходительно-заинтересованное. Он щурит глаза, будто бы блошку рассматривает. — Подозрительно.       Микаса улыбается и уходит на кухню, а Леви всё стоит и смотрит ей в след.       Микаса сегодня готовит жареную картошку с грибами и салат с кинзой. Она рискует нарваться, но сегодня она хочет кинзу. Себе. Она сперва думает, спросить его или молча добавить в его порцию? А может просто разделить их? Раньше бы она не стала эту кинзу вообще готовить, сейчас же она крошит её в свою порцию, а для него отсыпает в тарелку отдельную. Это решение тоже новое для неё. Такая мелочь, но всё-таки. Сегодня она вдохновлена, у неё запал откуда-то взялся. Она хочет экспериментов.       Леви ест молча. Ещё ни разу за две недели не сделал ей ни единого замечания про её готовку. Ест всё, что она предложит в рамках его диеты. Её всё подбивает спросить, что ему больше понравилось? Есть ли какие-то замечания? Предпочтения? Но она боится, что может услышать жёсткую критику, которая разрушит это её маленькое наслаждение. Её иллюзию, будто ему нравится вся её стряпня. Она ковыряется вилкой в своей тарелке и поглядывает на его, которая стремительно пустеет. Леви ест быстро. Это она о себе-то думала, что ест как дракончик? Нет, теперь она познала истину. Леви ест как солдат, может, ему всё нравится, потому что просто не успевает распознать вкус пищи? Да нет, вон, жуёт вроде бы. На всё про всё у него уходит от силы десять минут. Микаса отмечает про себя, как ей было велено, чтобы в каждой ситуации она обращала внимание на всё, что происходит и оценивала, нравится или нет. Микасе нравится, что он быстро ест. Плюсик. Ведь её сильно нервировало наблюдать за братом, за тем, как он медленно ест, как улитка. Ковырялся в тарелке по часу, когда сама она уже съедала всё за пятнадцать минут. Из-за его привычки есть медленно и так же медленно жевать ей казалось, что ему очень в тягость то, что ему подано, что настолько оно ему противно и он вынужден через силу это есть.       Всё-таки ей очень интересно узнать, что Леви скажет:       — Как вам? — он поднимает на неё взгляд.       — Хорошо, — и всё.       Микаса чувствует себя обманутой. А чего она ещё хотела услышать? «Хорошо» же, вот и радуйся сиди. Но ей вдруг почему-то досадно. Хотела услышать похвалу. О. Прикольно, всё-таки она чего-то хочет. От него. Она хочет, чтобы Леви её хвалил. Видимо, Леви заметил тень на лице девушки, потому что он говорит:       — Ты чего-то хочешь от меня?       Микасу вводит в ступор его вопрос. Он что, мысли читает?       — А-э… — она бегает взглядом по столу, нельзя же просто так вот взять и сказать ему. Это вроде бы как не вежливо? Или нормально? Он же сам спрашивает. Что, если сказать ему? Она попробует: — Да.       Вид Леви меняется на ещё более участливый, голову на бок наклоняет и взглядом сверлит.       — Я просто хотела, чтобы Вы сказали, как вам то, что я приготовила…? — Микаса слышит свой вопрос и ей становится стыдно.        «Блин, дура! Ну он же только что ответил на точно такой же вопрос… Но блин не так, не так, как надо».       — Нет, ты хочешь не этого. Говори прямо. Чего ты хочешь, Микаса? — Леви откладывает вилку и прерывает свой ужин. Он тупо сидит, сложив локти на столе, как если бы он сидел за столом в кабинете, а она проходила бы у него собеседование. Она уже десять раз успела пожалеть, что открыла свой рот.       «Вот надо было, да, Микаса, докопаться и вынюхать, считает ли он тебя хорошей хозяйкой, это же ты хочешь услышать?»       Она жмурится и проглатывает то, что до этого положила в рот.       «Ладно. Была не была».       — Я… Блин, — она нервно смеётся и смотрит себе в тарелку. Чувствует, как жар стыда пробегает по всему телу, — хочу, чтобы вы меня похвалили, — она боится поднять взгляд, будто бы она сейчас кинула гранату, но взрыва, который ожидался, не последовало. И она делает попытку подглядеть, все ли живы. Бросает взгляд, быстрый-быстрый, чтобы снова его спрятать. Леви как сидел так и сидит, даже в лице не поменялся.       «Блин… Какой стыд. Дура. Дура. Он точно меня теперь дурой посчитает. Будет стебаться».       Она всё так же не поднимает глаза и скорее запихивает ещё своего салата с кинзой себе в рот. Лучше его занять пережевыванием, а не разговорами.       «Да, Микаса, говорить словами это не твоё, на хрена ты вообще это сказала?»       Она слышит его хмык. Смотрит наконец-то на него, видит улыбочку кривую. На короткое мгновение её пробивает возмущение. Возмущение? Да, возмущение. Вот сидит и смотрит всё на неё. А она ждёт. Опять начинает накатывать смущение.       — Ты молодец. Вкусно, — говорит ровно.       Его слова звенят в её голове. Она не может сдержать улыбку, которая предательски расползается по лицу. Ей приятно, но как будто бы ещё чего-то недостаёт. Чего же? Пытается лихорадочно найти среди мусора в своём сознании именно то, что станет ответом. Ещё. Микаса хочет ещё.       — А салат?       — И салат, — он всё ещё так же на неё смотрит. Будто бы развлекается с нею. Она начинает себя от этого чувствовать такой маленькой и глупой, как котёнок. Вот умеет же он так делать, а. — И картошка, и грибы, и эта твоя трава, которая пахнет клопами.       Микаса закашливается на этом слове и смеётся коротко.       — Это кинза, она очень полезная, но если Вам не нравится запах…       — Микаса, я не искушён в еде, мне не до этого. Я не жду от тебя шедевров высокой кухни. Что дашь, то и съем, — такой ответ обескураживают девушку. — Я очень тобой доволен.       «О. Мой. Бог.»       Он произносит последние слова с такой интонацией… Покровительственной, одобрительной. Эта фраза, кстати, отправляется прямиком в её фантазии и закрепляет там место за собой на веки вечные.       «Ты ведь этого хотела, да, Микаса? Вот этого вот? Хочешь получать маленькие подтверждения и гарантии, что он хочет тебя? Этого ты хочешь? Этого?!» — Тоненький голосок в её сознании злорадствует и упивается её стыдом.       «Да. Этого. И именно от него».       Признается себе Микаса.

***

      Резкая боль, перемешивающая в её животе все органы, вырывает Микасу из сна. Эта боль, которая расходится волнами по всему её телу. Где таблетки? Она с трудом встаёт и лезет в сумку, не находит, в другой тоже нет, в тумбочке, в шкафу, в пакетах. Ей тяжело дышать, а спазмы всё сильнее выбивают из неё дух. Она стонет от этого перемешивания в животе. Как будто миксер орудует там на супер медленном режиме. Трогает лоб, горячий, в ледяном поту, руки холодные. Её знобит и трясёт. Хотя бы прокладку находит, бежит в туалет, сидит на унитазе и трясется. Из-за спазмов кишечник начинает работать активно, обычно она успевает принять таблетку до того, как спазмы разойдутся с такой силой, но сегодня не успела. Она сидит там двадцать минут, а может полчаса, в итоге поднимается и идёт в ванную, всё испачкано, ей сейчас не до душа, но и ложиться так — не вариант. Спазмы усиливаются, ей становится хуже, каким-то чудом ей удается подмыться. Она надевает новое белье, прокладку. Нет ей очень плохо, терпеть не вариант, она чувствует, что сейчас в обморок грохнется. Вот, уже не чувствует рук. Стучит в его дверь тихо. Чёрт, у неё просто нет выбора, это финиш, но ей больно, она больше не может. Заходит в его комнату и ищет его в темноте, трясет за плечо, сидя на коленях на полу, она больше не может стоять.       — Леви… Леви, — тянет из последних сил.       Он резко вскакивает, как в тот раз, и включает свет.       — Обезболивающее. Пожалуйста… Я не нашла… таблетки… — у неё в горле пересохло, говорить тяжело от боли. Глотает сухим горлом густые слюни.       Он смотрит на нее несколько секунд непонимающим взглядом. Но потом, видимо, берёт себя в руки:       — Что с тобой? Что болит?       — Живот… Месячные… — Микасе уже плевать на то, что говорить об этом неприлично, она просто сейчас сдохнет тут у него на полу. Леви встает и поднимает Микасу, кладёт её на постель. Уходит из поля её зрения, она ворочается на его диване. От боли не может ни мгновения дать себе лежать спокойно. Она хнычет и ноет. Больше она ничего не может сделать. Леви возвращается через какое-то время. Она не понимает, сколько прошло. У него в руках шприц и вата. Переворачивает её на бок, стягивает с неё штаны и трусы. Ей так плохо и больно что ей уже плевать, что он увидит её кровоточащую вагину и грязную прокладку, она хочет об этом как можно скорее забыть. Ей настолько больно, что ей уже плевать, что с ней делают, лишь бы помогло. Она чувствует, как запахло спиртом и холодная мокрая вата касается ее голой ягодицы, а потом резкий укол. И несколько секунд разрывающей боли в месте входа иглы, пока Леви вводит раствор в мышцу. Но на фоне остальной боли эта почти как зуд. Уже через пять минут ей становится легче, она проваливается в освободительный сон.

***

      Просыпается утром. Точнее, уже не утро — полдень. И не сразу понимает, что лежит на его диване в кабинете. Взгляд её сразу падает на стол, тяжёлый, дубовый, старый. На углу стоит светильник «банкир»¹, зелёный, на золочёной ножке. Здесь всё не так, как во всей остальной квартире. Будто оказалась в одном из эпизодов «Аббатство Даунтон»². Раньше она тут так долго не оставалась и не разглядывала обстановку. Даже кресло у него не обычное офисное, а с теснением на спинке, диван, на котором она лежит, тоже не простой, «честер»³, остальная мебель повторяет эти же британские мотивы в стиле «регентство»⁴.       И всё-таки хозяин кабинета странный человек. Бдит за чистотой, одежда, вещи и манеры кричат о высоком вкусе. А в еде не привередлив, и вообще — сам домой привёл девчонку с лестничной клетки. И кулаками машет совсем не по-джентельменски.       Микаса пробует пошевелиться, чувствует лёгкую боль на месте, куда ночью Леви поставил укол. Обнаруживает небольшой синяк, там, под ваткой. Ночью было очень плевать, а сейчас ей дико стыдно, смотрит под одеяло, ну конечно, там обнаруживает пятна крови. Все её штаны и простыня обляпаны и воняют, и сама она воняет. Сил нет, но хотя бы боль прошла. Надо срочно это всё постирать. Надеется, что Леви всё-таки уже уехал. Встаёт и собирает постельное белье. Открывает дверь кабинета. Леви. Стоит перед нею. В руке чашка. Кажется, с чаем.       «За что?!»       Он ночью стащил с неё трусы и трогал зад. Нет, это, конечно, обусловлено контекстом ситуации, но, чёрт его дери, он трогал её за попу вчера. А сейчас они стоят и смотрят. Оба друг на друга.       — Вижу, тебе легче.       Вот как? Прямо с ходу. Она воняет, ей от себя противно, ей срочно нужно в душ.       «Ну почему он просто не уехал? Ему же там на работу вроде бы надо, нет?»       — Залезать ко мне в кровать посреди ночи уже стало традицией? — он проходит в кабинет, ставит кружку на стол и подходит к окну, чтобы впустить свежий воздух. — Ты наблюдаешься у врача?       — Да, иногда, — стоит всё так же у двери, с простынёй, которую сгребла в охапку. — Мне в душ очень надо. Я пойду…       — Погоди, — останавливает её. — Успеешь. Сядь, выпей это, — Леви стоит опираясь на стол. Пододвигает ей кружку.       — Леви, пожалуйста. Мне стыдно.       — Перестань.       Она мотает головой чуть ли не плача.       — Не могу, я воняю, Вы видели ночью меня… вы делали мне укол, я испачкала все ваши простыни кровью, и теперь ею воняет. Мне неловко было бы находиться в таком положении при любом человеке, а при Вас особенно, — она выпаливает это дрожащим голосом.       — И чем я отличаюсь от других?       Микаса смотрит на него с болью в глазах.       — Вы же так любите чистоту, а я… я сейчас грязной себя чувствую.       — Ну и что? Я не стал к тебе относиться хуже. Я же с тобой общаюсь, а не с твоим телом.       Микаса вздыхает, но подходит, и послушно берёт чашку в руку. Горячо, дует и ждёт пока остынет.       — Спасибо Вам, я не знаю, что было бы если бы не Вы… — она говорит это, рассматривая чаинки, кружащиеся в чашке.       — Ты была вся зелёная, в курсе? Это ненормально. И так каждый месяц?       Микаса вздыхает.       — Почти. Простите, я обычно успеваю выпить заранее таблетку, ещё до того, как…       Он мычит ей в ответ. Вид у Леви обеспокоенный и недовольный.       — Тебе надо что-нибудь? Какие таблетки ты пьёшь?       — Там чисто женские штуки. Спасибо, но лучше я сама… — Микасе вообще хорошо бы ещё купить прокладок, ведь она всё оставила у Эрена, а ночью нашла единственную в сумке. Но просить об этом Леви — ей такое в страшном сне не привидится. Микаса смотрит на него коротко и опять в чашку.       — Чтобы ты по дороге в обморок грохнулась? Пиши список, — он протягивает ей свой телефон, Микаса берёт и трясущимися от ужаса пальцами вбирает: Прокладки 8 капель, тампоны «Normal», Таблетки Баралгин, Кетонал.       Вот так вот просто, за одну ночь и одно утро между ней и Леви больше не осталось неприличных тем и чего-то, что можно назвать личным пространством. Леви уходит, а Микаса наконец-то забирается в ванную. Позже, когда она уже выходит из ванной, на кухонном столе её встречает пакет из аптеки. Помимо того, что она заказала, там же находит и упаковку «Празака»⁵.       Ей вспомнился момент… Эрен как обычно сидел за компом, когда у Микасы начался подобный приступ: она приняла таблетку баралгина вовремя, но она не помогала очень долго. Эрен был голоден:       — Я не понял, еда будет?       — Мне плохо… — Микаса лежала перед этим на кровати минут двадцать и ворочалась от боли, также стонала и чуть не плакала. Эрену было плевать, он видел и слышал, поэтому надел наушники. Микаса ему мешала.       — Заебала болеть… Я есть хочу. ВСТАЛА и ПОШЛА на кухню.       Микаса не помнит как, но она встала и пошла. И почистила картошку, и пожарила. И салат ещё нарубила. И ему принесла. Лучше бы она там и упала замертво — вот о чём она думала всё время. Она промучалась в итоге с болью минут сорок, если не час, пришлось пить вторую. А она не может пить их много, её начинает тошнить.

***

      Микаса начала принимать антидепрессанты, и теперь мысли об Эрене хоть и приходили с не меньшей периодичностью, но теперь не было порыва срочно к нему бежать, и панические атаки пока не навещали её размеренную жизнь. Она просыпалась ближе к девяти утра, шла в ванную, оттуда — на кухню, где заваривала себе чай и готовила бутерброды. Теперь ей стало интересно, как питается Леви, какие вкусы он чувствует. Один раз она видела утром, как он ест бутер с авокадо, посыпанный солью. Она попробовала тоже и ей понравилось. Спелое авокадо, посыпанное солью и перцем, оказалось на вкус как желток от яичницы — это очень её удивило.       Она разрешила себе не работать и не искать работу до конца грядущего месяца, поэтому в наглую бездельничает. Сидит сутками в Ютюбе, слушает советы по уходу за кожей и уже начинает понемногу шарить в их составах, покупает себе тоник, ватные диски, сыворотку, затем — крем. Несколько кремов. Её начинает это увлекать. Ей больше не противно смотреть в зеркало. Она смотрится туда минимум два раза в день, уход за кожей обязывает. Она покупает себе тушь нормальную и тени, которые присмотрела себе, почти угольные. Учится их наносить. Даже идёт в магазин и подбирает себе тональник и пудру. И кайфует от каждого момента. Почему она раньше этого для себя не делала? Как много она себя лишала, эти маленькие радости не такие уж и дорогие. Постепенно она начинает подходить к зеркалу всё чаще и улыбаться себе. Ей начинают нравиться черты её собственного лица. Она пробует делать контурный макияж и однажды у неё так хорошо выходит, что она хочет себя сфоткать. Она в принципе себя почти никогда не фоткала, а если приходилось, то это было связано с чьим-то чужим желанием. А сейчас она сама захотела. Сама. Оказывается, это тоже доставляет радость. Постепенно она становится внимательна к своим интересам. Она начинает постепенно осознавать, как хочет выглядеть и как одеваться, на кого быть похожей из знаменитостей. Начинает понимать, смутно, но всё-таки. Какие принципы у неё в жизни, начинает нащупывать и отсеивать убеждения, которые ей не нравятся.       Постепенно она начинает замечать интересную вещь в себе. Она обретает способность быть с кем-то не согласной. Внутри у неё появляется что-то такое, чего раньше не было. Что-то твёрдое и стабильное. Ориентир внутренний. Стержень. Она стала способной не соглашаться со всеми подряд. Кажется, это чревато появлением собственного мнения. Это дико, но раньше такого она не ощущала, и это снова будто бы снимает очередной замок с её эго. Начала отдавать себе отчёт, что ей уже не подходят вещи из свалочных магазинов, в которых она одевалась раньше. Теперь у неё появилось желание купить пусть и одну вещь, но крутую. Это что-то определённо необычное для неё. Ей стало важно, чтобы все вещи в её гардеробе были без дырок и пятен, которые не отстирываются.       Она даже начинает записывать себе в блокнот, какие изменения замечает в себе. Ей пока тяжело высказывать своё мнение и пресекать какие-то вещи, но она хотя бы теперь замечает, какие конкретно вещи ей, оказывается, не приятны, хотя всю жизнь жила с ними бок о бок и не замечала. Напрочь. Совершенно не видела и не чувствовала. А они, между прочим, доставляли страдания и стресс. Например, раньше она боялась пересесть в транспорте, если рядом с нею садился какой-нибудь алкаш, она так и сидела около него, терпя эту компанию. Теперь же она не стесняется. Просто встаёт и уходит с того места. Так же с книгами. Раньше, если она начинала читать что-то, и на каком-то моменте ей казаться начинало, что очень уж скучно, — она всё равно продолжала. И теряла уйму времени. Теперь она разрешает себе прекращать чтение на любом моменте. И фильмы тоже перестала терпеть до конца.       Леви приходит теперь раньше и почти не задерживается допоздна. Каждый раз, когда он уходит в ванную, она всё вспоминает его шутку про то, что каждый вечер он там на её образ мастурбирует, и это вызывает у неё первое время сильное смущение, и потом она позволяет себе хихикать, представляя это. А потом она начала думать, что он всерьёз это сказал, и хихикать уже не хочется, она даже иной раз стала ловить себя на том, что прислушивается. Неужели ей эта мысль действительно так понравилась? И вот тут ей уже становится не по себе…       «Извращенка».       В один из вечеров Леви приходит без пиджака, и она впервые видит — на нём портупея⁶.       «Обалденно…»       Микасе приходится по вкусу такой вид. На портупее висит два кармашка с пистолетами, левый и правый. Эта конструкция на его торсе, затянутом в рубашку, выглядит очень эстетично и горячо.       «Порнографично».       Она понимает, что пялится, но слишком поздно. Микаса видит, как Леви прослеживает, куда она смотрит, и делает движение рукой, оттягивает пальцем ремешок на плече и отпускает его. Микасе это движение кажется пошлым.       — Можешь потрогать, — подкалывает её.       Ну вот, он опять её пристыдил, и о, «какая неожиданность», Микаса стыдится, что её запалили. У неё кровь в ушах шумит, так ей неловко. Она просто разворачивается и прячется за мытьём посуды, нагло игнорируя то, что сейчас произошло. И да, она затылком видит, как Леви ухмыляется.       Если не считать такие моменты, ей рядом с ним комфортно, она чувствует себя в безопасности. Они ужинают, смотрят сериал, обсуждают его, оказывается, там многое похоже на реальность, только Леви говорит, что эти наркобароны на деле намного тупее и оставляют очень нелепые следы, так как, работая с наркоманами, невозможно сделать всё чисто и положиться на них нельзя.       Микаса теперь не приглашает его в свою комнату: они сидят либо на кухне, либо у него на сложенном диване в кабинете.       В один из его выходных Микаса застаёт Леви за уборкой. Живя с ним уже две недели, она впервые видит его за этим делом. Мало того, что она ещё ни разу не видела вот так вот, чтобы мужчина делал уборку, тем более, такую тщательную, так её ещё и умиляет его вид: он повязал чёрную бандану на лбу, чтобы волосы с чёлки ему не мешали, ещё он надел шорты типа пляжных, в цветочек гавайский, чёрно-белые, и «майка-алкоголичка». Этот эффект, когда видишь человека всегда исключительно в деловом костюме, а потом натыкаешься на него в неформальном образе — достигнут. Чтобы не пялиться, Микаса просто уходит к себе в комнату. И когда смотрит на этот огромный зеркальный шкаф, видит на лице своего отражения до предела глупую улыбку, просто дико глупую и счастливую.

***

      Эрен встречает её у двери. Микаса останавливается. У неё в руках пакет с продуктами и она его роняет. Он замечает её, стоит на несколько ступенек выше, смотрит на неё сверху. Девушка слова вымолвить не в состоянии. Она же так долго старалась прийти в норму, и вот опять он, Микаса даже делает шаг назад, спускаясь ещё на одну ступеньку. Он что, следил, пока Леви дома не будет? И ведь подгадал, специально не в выходной, а будний день.       — Ну и хрен ли ты трубки не берёшь?       Микаса заблокировала его всюду, удалила его номер и сама все аккаунты постирала напрочь, лишь бы больше не палить его в соцсетях.