Терапия

      Леви обычно не видит сны и не запоминает. Если только обрывки и сами впечатления. Да. Обычно это какой-то цвет и эмоция. Абстракция сплошная, над которой он не любит ломать голову. Порой такие впечатления остаются с ним до самого обеда, но чаще развеиваются сразу после душа или первой чашки чая. Будничные дела отвлекают внимание, поэтому мозг переходит из мира грёз в мир настоящий. Леви ещё не открыл глаза, когда его слух уловил щебет птиц, а сон всё ещё окутывал его сознание. Что-то похожее на голубое небо, но это не небо, и оно в солнечных зайчиках, которые расплываются по голубизне радужными блинчиками. И ещё кое-что, будто он только что вернулся с мамой после речки домой… А потом он открывает глаза. Солнечный свет заливает комнату из незашторенных окон. С кухни доносится стук посуды. Нюх улавливает запах тостов и топлёного масла. Ещё две минуты он позволяет себе лежать, попутно давая воспоминаниям предыдущего дня вернуться на свои рабочие места. И как это работает? Почему с утра, чего бы не происходило вечером, так неловко за это? Оно, если не вызывает стыд, то сомнения в уместности — обязательно. И это он испытывает сейчас, хотя ничего такого и не произошло… Или всё-таки произошло?       «Чисто для галочки. Всё нормально, ты не извращенец. Не изнасиловал. Просто подрочил. Это физиология. Как в туалет с утра сходить».       Леви не дрочит от скуки. Он не смотрит порнушку в интернете и не гладит себя, разглядывая фотки чужой голой задницы. Он вообще не особо парится этим вопросом, мысли о сексе приходят только в выходные дни, если они тоже не заняты работой. Спускает всё обычно в ванную, и только если сильно приспичило. Пары раз в месяц ему хватает, а то и реже. Его рекорд — полгода. Он уже ловил себя на мысли, что этот зуд в трусах только мешает ему спокойно жить и работать. Теперь эта грязная потребность заявляет о себе внаглую, и, будто под увеличительным стеклом, становится акцентом всех его мыслей. Он чувствует всё чаще себя обыкновенным животным, как только Она ворвалась в его жизнь…       Стук в дверь.       — Доброе утро!       — Погоди, — Леви садится. Ему вдруг кажется, что, если Она увидит его лежащим, что-то изменится, такое невесомое. Нет, никому нельзя видеть его уязвимым. Не позволит. Во всяком случае снова. — Можно, — дверь открывается.       — Завтрак готов.       Он кивает ей, но Микаса всё стоит в проходе и смотрит на него. Леви хорошо знаком этот взгляд. На работе девушки часто бывают пойманы им с поличным, и именно с этим взглядом. Обычно хватает одной сальной шуточки, желательно прилюдной, обращённой к очередной пялящейся на него мадам, чтобы вернуть их мысли к работе. После этого девчонок как ветром сдувает, они даже подойти к нему побаиваются.       — Чего разглядываешь такое интересное? — «цап!» Он язвительно изгибает губы, от чего гостья внезапно находит плинтус у противоположной стены очень интересным.       — Да так… Вам сюда принести?       — Нет. Сам приду.       Она оставляет его и закрывает дверь. Леви отвергает её попытки заботиться о нём — привязываться не хочет. Он вообще не хочет, чтобы она в его жизни укоренялась. Если он её пустит глубже, то это навсегда, а ему это не на руку. Ему не нравится, как она влияет на него, очень не нравится. Любые изменения в ней улавливает. Вон, сегодня она лентой волосы перехватила, как ободком. Ей очень к лицу, кстати, этот бирюзовый. И джинсы надела, но ему хочется видеть её в сарафане.       «Слишком много внимания для одного пескаря».       Выходя в подъезд, замечает её беспокойный взгляд на противоположную дверь, взгляд, наполненный надеждой и болью. Она и вчера его туда кинула ненароком. А он всё видит, и ему завидно. Вчера поймал себя на этом гадком чувстве. Если раньше он жалость к девочке испытывал, то теперь… это стало какого-то чёрта его задевать. Правда, глупости эти не для него, он всё понимает. По дороге в парк аттракционов видит, как на Микасу смотрят мимо проходящие парни. А она будто бы их, эти взгляды, не замечает. Ему интересно, она этого правда не видит?

***

      Он и Микаса стоят у ворот парка. Сегодня городской праздник, как раз один из тех, которые он ненавидит: с яркими флажками, воздушными шарами и оголтелой ребятнёй, путающейся под ногами. Если бы знал, то не стал бы предлагать. Он покупает билеты на троих на все аттракционы, кроме детских. Со спины к нему приближается знакомое чувство, будто бы сейчас кто-то…       — Ле-е-ви-и-и!       Его сгибает назад вес чужого тела, он чуть не падает на свою коллегу, обвившую его плечи своими руками, даже успевает растеряться и выпучить глаза. А ещё он слышит предательский смешок Микасы.       — Как же я рада, что ты меня позва-а-ал! Мне так много надо тебе рассказать!       Леви обхватывает её руки в тщетных попытках разомкнуть их и сделать хотя бы один глоток воздуха, попутно не вырубив нападающую на него подругу. Он хрипит:       — Хан…хан-джи! Ёбтвоюмать! Ты меня душишь!       Она тут же размыкает объятья.       — О-о-й! Прости, прости, дорогой! — и тут же обнимает его за голову и целует в макушку. У Леви сами собой закатываются глаза. — О-о-о! Леви, это та самая красотка, о которой ты мне рассказывал? — подруга отпускает его голову, он откашливается.       — Да, это Микаса.       А она стоит смущенная, щёки покраснели, улыбается. Леви подозревает, что шоу её развеселило. Ханджи выше Леви на голову, и она протягивает руку Микасе прямо через его плечо, стоя за ним.       — Ханджи! Давняя подруга Левички! Будем знакомы! — услышав, как она исковеркала его имя, Леви пробрала дрожь раздражения. Микаса протянула руку в ответ.       — Да! Очень приятно! — вся светится и смотрит на Ханджи с восхищением.       Первым делом они отправляются есть. Ханджи всё пытается заставить Леви откусить пиццу пепперони или ещё какую-либо дрянь, которую он на дух не переносит. В итоге покупает себе мороженое, лишь бы от него отстали. С любопытством наблюдает за общением Ханджи и Микасы, плетясь за ними. Хан имеет блестящий талант — нравиться всем без исключения, потому что она увлечённая личность, — хотя он её считает сумасшедшей, на полном серьёзе. Каждый раз, когда на горизонте маячит эта женщина, у Леви сразу же иссякает вся энергия инициативности, и он просто предоставляет ведущую роль ей. Может быть, это было самой главной причиной, помимо кучи других, что, несмотря на близкую дружбу, они так и не были никогда в романтических отношениях. У него элементарно не хватает на неё терпения. Ему пришлось позвать подругу сегодня по трём причинам: он не любит ярмарки, аттракционы, скопища людей и прочее такое же, так что отвлечь Микасу от грустных мыслей у него вышло бы паршиво. У Микасы нет никакого общения совсем, он прекрасно знает, чем чревата замкнутость в стрессовые периоды жизни, и из этого вытекает главная причина — Ханджи квалифицирована лучше него копаться в чужих мозгах, за это он её ценит. У неё даже корочка соответствующая имеется. Она каждый раз безошибочно угадывает следующий шаг преступника, даже когда Леви сам оказывался в тупике, и тем самым вносит весомый вклад в свершение правосудия. И, помимо этого, её конёк — это взаимоотношение «жертв» и преступников, и ещё она что-то про «спасателей» говорила, типо: " Вы, ОБН-щики, к ним относитесь, и всех вас тоже лечить надо».       И, хотя он купил кучу билетов, сам согласился пойти лишь на «чёртово колесо». Леви нравится видеть город с высоты птичьего полёта. И он позволяет себе, схватив за руку Микасу, улизнуть от Ханджи, от которой у него уже болит голова, пока коллега покупает попкорн. Ханджи мчится к ним, но не успевает — их уже усадили в кабинку, которая медленно ползёт выше и выше. Леви удовлетворённо смотрит вниз на грозящую ему кулаком с земли Хан. Он улыбается себе.       — Наконец-то, — пока он тянул Микасу за руку, убегая от надоедливого психолога, он слышал её смех.       — А она не обидится?       — Пффх. Нет. Эта сама кого хочешь обидит. Мне необходим тайм-аут, — девушка машет из кабинки и улыбается. Леви тоже улыбается. — Вы сдружились.       — Да, она такая классная! Всегда мечтала о такой подруге! Тебе дико повезло! — она снова в последний момент спохватывается и ойкает.       — Всё нормально, — разрешает он, — говори, как тебе удобно.       Микаса растерянно и смущённо трёт пальцем за ухом и потом глупо улыбается.       — Хорошо. Мне на Вы комфортнее, — теребит серьгу и смотрит ему в глаза.       «Как две капельки нефти…»       Колесо прокручивается раз, у них остаётся ещё два круга. Каждый смотрит в своё окно.       — Жаль, что не ночь… представляете, как тут ночью красиво?       — Хм. Да, — он и вправду представил сейчас. Она так ярко радуется всяким мелочам… прогулке по набережной, ночному городу, аттракционам дурацким, Леви давно разучился радоваться простым вещам. Даже не так — не умел и сейчас не умеет. А тут она. Вот он и задумываться начинает. Сидит вся такая счастливая, со сладкой ватой в руке, в рваных джинсах.       «Слава Богу, что всё-таки в джинсах».       Он так высосан общением с коллегой, что у него нет сил хотеть Микасу, чему он несказанно благодарен и уже готов переехать жить к Ханджи, лишь бы успокоиться раз и навсегда. На земле они вновь воссоединяются и идут к карусели.       — Смотрите! Там дартс, хочу попробовать, — Микаса тычет пальцем.       — Отличная идея! Да, Леви?! — подхватывает Ханджи и хлопает бедолагу по плечу так, что он отшатывается. — О! Да там ещё и призы! Так, всё, я в деле! — хватает его за шиворот жилетки и тянет, Микаса идёт следом.       — Хан! Богом клянусь, если ты меня не отпустишь, я тебя вырублю!       — Да ладно тебе, кому ты тут чешешь?! Всем известно: ты девочек не обижаешь!       Он перехватывает руку подруги и загибает её так, что та выворачивается ладонью наружу, в итоге Ханджи сгибается буквой зю и смеётся.       — Мне не больно! Курица довольна!       — Да, я вижу, как ты довольна, — закатывает глаза и отпускает её запястье.       Замечает взгляд Микасы — опасливый и немного растерянный. Понимает, что только что сделал. Ханджи специально, что ли?       «Так».       — Микаса, всё нормально? Если что, это просто… — он немного обеспокоен.       — Да. Я всё понимаю, — она растерянно улыбается и указывает на палатку. — Я… я хочу первой кинуть, — Микаса отворачивается, Леви смотрит на Ханджи, та поднимает брови и мигает ему, мол, «да, видела». Леви решает, что ему уместнее сейчас посидеть на лавочке через дорогу, пока девушки безуспешно пытаются выиграть у парка мягкую игрушку. Микаса расслаблена, улыбается снова, смеются вместе с Ханджи. Спустя ещё несколько минут позорных попыток они подходят к нему.       — Слушай, мы ему уже косарь скормили, а до сих пор даже сраненький брелок Пикачу не выиграли! Помоги, а?! — ноет Ханджи, Микаса активно кивает — она сегодня эмоциональнее, чем он привык.       — Да, пожалуйста, — поддакивает Микаса, Леви сдаётся. У палатки ему объясняют:       — Пять попыток, пять дротиков, засчитываются только попавшие в центр. Чем больше попаданий, тем дороже приз.         Леви один за другим метает дротики и попадают они в центральный красный круг.       — Ну и? Что я получил?         Работник палатки моргает неверяще, а потом спохватывается и вручает ему большую полуметровую обезьяну. Плюшевую. Леви рассматривает её. Игрушка улыбается ему зубастым вышитым ртом. Она ему не нравится.       — Держи. Подарок, — протягивает Микасе. Та принимает.       — Какой он страшный! — а сама улыбается во весь рот и смотрит на игрушку. У обезьяны глазки-бусинки, чёрные, как у неё самой — пожалуй, единственное приятное исключение. Ханджи обнимает его и Микасу с обезьяной в руках, и тянет телефон на селфи-палке вверх:       — Так ребята, давайте! Вместе говорим: «Сы-ы-ы-ы-ы-ыр»! — и щёлкает много-много раз. — Удачные скину вечером.        Микаса отходит за газировкой, там очередь, Леви пользуется ситуацией и отводит подругу на пару слов.       — Ну? — кивает он ей. — Чего?       — Ну… всё не так плохо, жертвочка¹, да, выученная беспомощность², мазохизм³, я так подозреваю… — Леви теряет терпение:       — И?       — Я с ней поработаю. В идеале ей надо бы переехать. Она мне нравится, может ко мне перебраться, но ты уж ей скажи… Вроде бы тебе она доверяет.       — Хм… — он кивает.       — А что ты со своим ананкастным⁴ расстройством личности делать думаешь? — Леви прожигает её взглядом в ответ. — Всё! Всё! Я только спросила! — она поднимает руки. — Но ты знаешь, что если чего пона…       Леви отворачивается, ищет глазами Микасу. Болтовню Ханджи уже не слышит. Микаса стоит всё там же — в очереди. Рядом с нею качок какой-то белобрысый нарисовался, на полголовы её выше. Он ей что-то говорит, она краснеет и улыбается в ответ, тоже что-то отвечает, жмётся вся, смущается… Глаза всё усмирить не может, они у неё мечутся: то на парня, то на землю. Он ближе к ней подходит и руку о стену опирает сбоку от её головы… Леви прошибает ревность, будто током. Ещё чуть-чуть и рычать начнёт. Он руки в кулаки сжимает.       «Моё».       А он, оказывается, жадный. Ему, оказывается, не нравится, что она улыбку свою другому дарит. Он решил уже, видимо, сам с собой, вчера, в ванной, что её улыбки только ему теперь принадлежат.       «Дыши, дыши, вдох — выдох».       Стой и смотри, пока её другой чёрт в краску вгоняет, и как она, нахалка, глазками в него, не в Леви, а в другого парня, стреляет. Это его взгляды. Он их присвоил, ещё когда Микасу на порог дома впустил в драненьком халатике. Это его смущение. Он его купил ещё в тот раз, вместе с бутылкой рома и колы. Это его улыбки. Он их заслужил, отдав свою комнату и кровать, а ещё он сдержался в ту ночь, он и только он имеет право. У него монополия на её улыбки. Только ему принадлежат. Он сам так решил, судя по дыханию и шуму в ушах. Нет, он никакого морального права не имеет запрещать ей флиртовать с кем ей заблагорассудится. Он никто, не муж, не любовный интерес…       «Блять, успокойся уже…»       Но он и не евнух, чтобы стоять и наблюдать. Леви разминает плечо, потом второе и направляется к белобрысому.       — Эй-эй! Стой, я ещё не до… ты чего? — кажется, голос Ханджи.       Леви её не слышит: он заправляет рукава своей серой рубашки и прикидывает, куда бить будет. Когда он подходит, Микаса тушуется. Но его сейчас интересует только этот хрен. Тот не сразу не него обращает внимание.       — Руку убери, — Леви стоит между Микасой и блондинчиком. Тот усмехается.       — А то что?       — А то сломается, — парень явно не воспринимает слова и самого Леви всерьёз. Зря, у Леви резко испортилось настроение, которое было хорошим ещё сегодня утром. Поэтому больше не ждёт, просто берёт и заламывает качку руку, но не на полную. — Если я ещё немного поверну, то будет вывих. А если ты и после этого не поймёшь, то вот эта кость, — Леви дотрагивается указательным пальцем до плеча страдальца, — сломается, — парень шипит от боли и пучит глаза.       — Бля-я… Пусти, мужик я всё понял! — Леви отпускает, тот руку трёт. — Ты кто?       — Муж.       — Так бы и сказал, чё сразу руки-то ломать?!       Леви взъерошенный, злой и пыхтящий, смотрит на Микасу, на ней лица нет. Одни глаза вылупленные на него. Леви понимает, что испугал, он уже знает, как привести её в чувства, тянется рукой к её ладони. Она отшатывается и отдёргивает свою руку к груди. Он не верит.       «Нет. Нет. Нет».       Делает шаг назад, ещё один, разворачивается и идёт вперёд. Просто вперёд.

***

      Примерно час сидит на траве в парке, далеко от толпы. Он испугал её своей тупой ревностью. Анализирует то, как он выглядел и что делал, и так и не смог найти себе ни одного оправдания. Теперь она ему доверять не будет, и что с этим делать — он не знает. Посидит тут ещё час, может два, но вернуться всё же придётся. И как теперь с нею себя вести? Он должен извиниться. Сейчас, только в себя придёт. Просто сюр какой-то. Взбесился от такой мелочи. И ладно бы взбесился — так ведь ещё и пошёл, и сделал, и на глазах у неё, и не важно ему было, как она это воспримет. И не волновало его в тот момент, как испугается Микаса.       «Отстоял свои самцовские права? Отлично. Теперь она боится тебя, а не призраков Эрена».       Раздаётся звонок, это Ханджи.       — Ты где?       — Как она?       — Про тебя спрашивает.        У Леви от сердца отлегло. Он готов от радости хвостом вилять, как щеночек. Прямо сейчас хочет бежать к ней.       — Так убежал-то чего?       — Да ты видела, как она руку отдёрнула? Она меня боится теперь.       — Да ты себя со стороны-то видел? Я бы сама отдёрнула, и не только руку!       — Так всё нормально, значит?       — Нет, конечно! Но не хуже, чем было до тебя. Я с нею поработала, пока ты прохлаждался.

***

      Леви видит их со спины: сидят на лавочке, всё там же, где он их оставил. Подходит сбоку, Микаса его первая замечает.       — Леви! Простите меня за… реакцию. Я что-то…       — Нет, Микаса, это ты извини. Моему поведению нет оправдания. Тебе нечего бояться, я больше не прикоснусь к тебе, пока ты сама не захочешь, — он не это имел в виду, но уже произнёс, слова повисли в воздухе и смакуются слухом не только Микасы, но и, сука, Ханджи. Леви делает мысленный фейспалм. Микаса краснеет. Хан бросает на Леви многозначительный взгляд… Только что бровями вверх-вниз не дёргает, и на том спасибо. — Мы можем идти? — он протягивает Микасе руку и та принимает её. Прощаются с Ханджи, которая таки взяла и подмигнула ему.       «Вот же сучка».       Они подходят к такси, её рука всё ещё в его. Сама держит. Не отдёргивает. Он выпускает и открывает перед нею дверь, она усаживается. Едут в тишине. Даже музыки в салоне нет. Он очень хочет узнать, о чём она болтала с тем парнем у магазина. Что он ей такого сказал, от чего она засмеялась и покраснела? Он хочет знать всё в мельчайших подробностях, но спрашивать не будет: он хочет, чтобы она сама ему всё выложила. Но вместо этого он молчит. Они молчат до самого дома. Леви неосознанно следит за тем, как она реагирует на проклятую дверь напротив, к его удивлению — Микаса даже не смотрит в ту сторону.       В квартире разбредаются тихо по своим комнатам. Он слышит, как она выходит и закрывается в ванной, слышит, как шумит вода. Сам идёт на кухню и ждёт, пока чайник вскипит. Микаса сидит в ванной долго, Леви успел выпить всю чашку. Для него это очень непривычно до сих пор, спустя неделю, то, что она сидит там по полчаса, а то и по часу. Что можно делать там так долго? Даже он со своей любовью к чистоте проводит там не больше десяти-пятнадцати минут.       Ему не нравится, что она перед ним извинилась: это неправильно, совсем неправильно. Он имеет право спросить её, о чем конкретно говорила с ней Ханджи? Жаль, что саму Ханджи связывает этика психолога — она не имеет права разглашать, даже частично, разговоры с пациентами. Ещё нужно поговорить с Микасой о переезде… Но точно не на фоне сегодняшних событий. Дверь ванной открывается, Микаса с влажными волосами, в атласном темно-синем халате выше колена. Кто разрешал ей так выглядеть… Так аппетитно. Леви сглатывает слюну. Не чай, чай в его кружке уже давно закончился. Он хочет лизнуть внутреннюю часть её бедра. Силой воли заставляет себя поднять взгляд выше.       «На лицо, Леви! Смотреть надо НА-ЛИ-ЦО!»       Он старается. Он, честно, старается. Он сидит закинув ногу на ногу и трясёт той, что наверху. Что ж, он поднял свой взгляд наверх. Всеми силами сосредотачивает его на её глазах и переносице. Да, она по-любому всё видела, вообще всё. Молчание сгущается, они что, сейчас просто пялятся друг другу в глаза, да? Она моргает.       — Муж?         Леви не понимает, это обращение или вопрос? Хмурит лоб.       — В смысле?       — Я говорю, почему вы сказали ему, что Вы мой муж? — ах, прелестно, он не услышал даже её вопроса с первого раза. Кажется, теперь его мозг окончательно сделал ему ручкой.       — Тебе не понравилось? — ляпает он и сразу же об этом жалеет. Девчонка заливается краской, он видит и… кажется, ему надо в душ. Нет, ему определённо лучше сейчас встать, даже со стояком, но именно в душ. Он отирает лицо рукой. Ему тяжело собрать мысли в кучу, он грубит, вместо того, чтобы сказать, что поговорят позже. — Микаса, можно мне в душ? — понимается это как то, что ей нужно освободить место в проходе, только он надеялся, она уйдёт в комнату, но Микаса проходит на кухню. У него колет что-то в области груди. Она проходит прямо рядом с ним, в этом долбанном халатике, Леви закусывает кулак. — Ты можешь одеваться не как шлюха? Хотя бы когда я тут? — выпаливает ядовито, девушка замирает.       — Чт… что-то не так? — она говорит это так боязливо, Леви сейчас сдохнет и он тупо стонет, коротко, но хорошо слышно.       — Иди к себе в комнату, пожалуйста, — он всеми силами старается смотреть себе в ноги.       — Нет.        Леви не ожидал такого ответа, он медленно поднимает голову наверх и смотрит ей в глаза.       — Скажите, что не так, мне важно знать, за что Вы меня презираете, — говорит она тихо, она боится, он сделал ей больно.       Его член сейчас в подбородок упрётся, он держится из последних сил, а она тут характер решила свой показать, похоже, утром он будет жалеть об этом, но ему плевать.       — Что не так? — он смотрит ей в глаза, всё ещё сидя на стуле перед нею, смотрит остро и ядовито. — Я тебя трахнуть хочу пиздец как, Микаса. У меня на тебя член прямо сейчас колом стоит, и это только с твоего смущённого личика. А ещё не так то, что ты ходишь тут как порно актриса с голой задницей, без лифчика и светишь своими сосками, поэтому, ради всего, блять, святого, уйди сейчас в свою комнату, не то я за себя не ручаюсь… — его голос звучит ниже обычного, переходит в свистящий хрип какой-то. И, к своему удивлению, слышит и видит нечто, от чего его мозг просто поджаривается: она стонет коротко, почти пищит, взгляд расфокусирован, губы разомкнуты. — Бля-я-я-я… — тут стонет уже он, зажмуривает глаза и кидается в ванную, закрывает дверь с хлопком. Залезает в душ прямо в одежде и включает холодную воду. Ему становится легче, но только самую малость. Он расстёгивает ремень, кряхтя и рыча, достаёт член, делает несколько поступательных движений рукой — очень быстрых и резких, не проходит и пятнадцати секунд, он кончает, просто как мальчишка.       «Что ж, это по-любому повысит её самооценку».       Когда он выходит, на кухне пусто, а её комната заперта. Леви надеется, что она просто сделает вывод про одежду и они забудут сегодняшнее недоразумение.

***

      Сейчас ей совершенно плевать, хорошо ли она поступает или нет, морально или не морально. Сегодня было слишком много событий, которые чертовски её помотали по эмоциональным «американским горкам». И последнее было неприлично жарким. Она выключает свет и запирает дверь. Ей так странно. Просто странно, её определенно ведёт. Она хныкнула и закатила глаза прямо перед ним, позорище.       Сознание будто обездвижено и стекает, как расплавленный сыр с пиццы. Она помнит и слушает в голове у себя его голос.       «Он сказал, что у него член колом стоит… На меня. У него стоит. У него. У НЕГО, У ТАКОГО, КАК ОН, стоит на меня».        Она оглаживает свою грудь. Он сказал, что видел её соски сквозь ткань, они сейчас такие твердые, представляет, что это его рука… Он сказал, что не прикоснётся к ней, пока она ему не разрешит, её в макушку бьёт от этой фразочки, это значит, он ждёт её разрешения и он хочет её.       «ОН ХОЧЕТ».       Проводит пальцами по киске через трусы, гладит клитор,       «Пусть это будут его пальцы. Леви. Леви».       Она щупает свои бедра, нет, не она, пусть Леви, его жилистые руки, такие красивые и крепкие. Она гладит свой зад, свой анус, будто бы он её щиплет, а она бы ещё и шлепнула, но не хочет, чтобы он слышал. «Я тебя трахнуть хочу пиздец как, Микаса. У меня на тебя член прямо сейчас колом стоит, и это только с твоего смущённого личика», — его завело её неумение скрывать смущение.       «О, Боже, Боже, Боже…»       »… ты ходишь тут как порно актриса…» — он считает её сексуальной, ОН ХОЧЕТ ЕЁ, — «…с голой задницей, без лифчика и светишь своими сосками…» — выходит, такому, как он, может нравиться её тело, её соски и задница, — «…поэтому, ради всего, блять, святого, уйди сейчас в свою комнату…» — его тон приказной и строгий, — «…Не то я за себя не ручаюсь…», — о господи, он правда готов был взять её прямо там.       — М-м-м-м…       Его голос в тот момент сорвался на хриплый свист, а у неё от него мурашки, а ещё он дрочил на неё в ванной, она все слышала, слышала, как он стонал, и рычал и тяжело дышал, она слышала, как рука шлепала, как быстро он кончил, из-за неё… Из-за такой, как она… но Микасе мало: она не останавливается, она никому не говорила, но ей очень хочется почувствовать себя завоёванной и, может быть, хотела бы, чтобы её взяли силой и… Поэтому тогда, в парке, она так сильно возбудилась от взъерошенного и злого вида Леви… который её завоёвывал. Ей стыдно, но она прямо там потекла.       Она представляет, как он обездвиживает её руки, сгибает её саму так, как ему нравится, медленно стягивает с неё трусы и говорит ей, что она такая мокрая… От этой мысли у Микасы закатываются глаза и ей давит на виски. Как он свои пальцы туда подносит и гладит её половые губы, и всё повторяет ей слова о том, какая же она мокрая и грязная, гладит и шлёпает её по ягодицам, наглаживает её пизду… Она зад выпячивает, пальцы в рот засовывает, и сосёт и хнычет…       «Такая мокрая, вся течешь… а ещё притворяешься хорошей? Ты течёшь, смотри, как ты течёшь от того, что я держу твои руки и шлёпаю тебя по заднице… Ты мокрая, ты такая мокрая, плохая и грязная сучка, Микаса… Я убью любого, кто на тебя посмотрит. Я буду трахать тебя ежедневно, слышишь? Я буду трахать тебя, сука, на завтрак, на обед, и на ужин, и я никуда тебя не отпущу, слышишь? Никогда и никуда, ты моя… запомни это, ТЫ МОЯ грязная девочка…» — мягко и постепенно начинает напрягаться её живот, легонько побаливает и кружится голова, всё внутри сжимается, ноги немеют, начиная со ступней, и всё тело накатывает в итоге волной судороги, пульсирует анус и киска, проходят волны: одна, вторая, третья, четвертая, пятая, и она стонет в подушку его имя.       — Ле-ев-ви-и… Лев-ви… Ле-в-в-ви-и…       И ей так хорошо сейчас и плевать, что это аморально — хотеть мужчину, с которым знакома неделю, быть готовой отдать ему своё тело, но она хочет и не в силах что-то изменить. Она чувствует себя грязной, по-настоящему грязной и мерзкой, разменявшей себя, падшей, недостойной. Но ей хорошо.       Утром она прислушивается, есть ли движение за дверью, ждёт недолго, надевает штаны и футболку, выходит. Его нет. Она идёт в ванную, руки пахнут её выделениями, ей нужно сменить постельное бельё — оно тоже всё в ней, она просто старается не думать. На неё просто что-то нашло, это был морок и сон. Она не может хотеть его. Если её будут пытать, она не признает это даже самой себе. Она просто сошла с ума на один вечер.