Терапия

Неделей ранее

      «Эрен точно не одобрит».       Микаса ловит себя на этой мысли, и понимает — теперь не имеет значения, что он одобрит, а что нет. Сейчас, стоя у их комнаты, знание, что за спиной её стоит Леви, очень придаёт решимости.       «Так надо».       Микаса толкает дверь и входит. Когда Эрен хватает её за ухо, она очень отчётливо чувствует свою обиду и жаждет возмездия. Да только же обидно не из-за уха. За руку ей обидно. За то, что это рука его. Его чёртова рука держит так грубо. И это он, не кто-то другой. Он. Человек, от которого мечтала родить детей. Да, именно в прошедшем времени, теперь уже.       «Почему ты? Почему? Почему?»       И не пойди сейчас с нею Леви — опять бы тут и осталась. Не осилила бы, точно бы не осилила.       — Пусти её.       Она наблюдает будто в замедленной съёмке, как Леви сжимает кулак и бьёт парня под рёбра. Как он сгибается и как, теперь уже его таскают за уши. Микаса смотрит и не верит, что это из-за неё сейчас Эрена на полу скрутили. Стоит в ступоре, в самом настоящем, глаза выпучила. Ей жаль Эрена, жаль, что ему сейчас так больно, но она даже не рвётся что-то предпринять. Вроде как что-то неправильное, ненормальное сейчас происходит. Осмыслить пытается: в их гнёздышке другой мужчина. Которого она сама же и привела. Бьёт её любимого, в отместку за неё же саму. А она стоит и делать ничего не собирается. Это дикость. И она не шелохнётся, всё равно не шелохнется. Одной частью себя так ликует, ест этот момент. Неужели ей приятно?       «Да! За всё, что ты сделал! За то, что не принимал меня! Не любил!»       А второй частью очень сожалеет. Вторая часть винит себя.       «Предательница! Неверная! Гнилая!»       — Микаса, — как сквозь толщу воды слышит спокойный голос. — Собирай вещи. Пожалуйста, — вспоминает благодаря ему, зачем на самом деле пришла.       Она как-то очень ясно сию секунду мыслить начинает. Берёт всё со своих полок, находит быстро пакет с пакетами, наконец-то он ей пригодился. Всё делает быстро и отточено, без своей неуклюжести. Самой себе удивляется, что она оказывается так может. Слышит на фоне протяжные стоны своего парня. Бывшего парня. Не смотрит. Боится не выдержать, боится сорваться. Её спину мурашки пробирают от смеха Эрена, такого неуместного сейчас.       — Сваливаешь к нему значит? Ну давай, удачи! — к ней обращается. К ней. Сейчас. Только и надо было, что руки заломить да пару раз уши больно выкрутить, чтобы её замечать начал. Ей очень обидно, чертовски обидно.       «Выходит, это с тобой «по-плохому» надо».       Чует как коленки подкашиваются, надежда и радость так предательски мерзко со спины подползают, от того, что он сам к ней сейчас обращается, что он сам диалог начинает, не она, как обычно, а он. Он. Его инициатива. Его интерес. Она ему интересна? Нужна?! И в этот миг вся стала ватной и простила. Моментально. Всё. Вообще всё простила. Лишь за его эту фразу, она уже опять сиять ради него готова. И на Луну, и за звездой. Готова вцепиться зубами и держаться за него снова. И это лишь мгновение. Чувства её сознание опять заполонили и воли лишили, но лишь на мгновение. Здесь она не одна, теперь не одна. Ей помогает присутствие друга.       — Сама приползешь, как он тебя вышвырнет! — она виду старается изо всех сил не подавать. Хреново это у неё получается. Не получается вовсе, на лице всё написано. Рада лишь, что Эрен её не видит в этот момент, так как занят немного другим — кровью на ковёр плюётся. Но эти слова его… Она хочет спросить, правда ли он так считает? Не врёт? Он хочет её возвращения, так получается? А раз хочет возвращения, значит и терять не хочет, а раз не хочет терять значит любит? Значит всё-таки любит? Любит?       Она бы точно одна с этим не справилась. Она бы осталась, ну точно, осталась бы. Раз у неё не хватает своей воли, она пользуется чужой. Лишь бы разорвать этот круг.       — Всё? — спрашивает у неё Леви. Всё ли? Вещи собраны, их у неё не то чтобы много. Но действительно ли всё? Кончено ли? Всё-таки смотрит на Эрена, с надеждой какой-то. Прощание, но не прощение, понимает она, нет всё-таки не прощение. Она выходит из комнаты, два чувства диаметрально противоположных внутри борются, как две стихии, прям как в книжках про любовь. Выходит из комнаты, потом закрывает входную дверь в коридоре, она была открыта всё время, пока Микаса пакеты таскала. Слышит, как Леви что-то говорит. Она затихает, слухом в одной точке концентрируется. Вся во внимании. Выцепила лишь: — … ты думаешь, что я её выгоню, то ты сильно ошибаешься. Она будет жить со мной…» — от его тона, такого по-хозяйски уверенного, покровительственного, сердце делает кульбит. Такой же тон, когда он сказал, что идёт с нею и «это не обсуждается.» Она почувствовала себя в тот момент так, как не чувствовала себя очень давно — Защищенной. Сразу же понимает, что эти слова не следовало слышать, тихонечко открывает дверь, так же тихо закрывает её за собой и идёт ждать в коридоре.

***

      Когда Леви игриво щёлкает пальцем её по носу ощущает себя маленькой, глупой. Она чувствует себя слабой и это не унизительно, это приятно. Ощутила под рёбрами облачко нежности, такое густое, осязаемое. Ей приятно быть такой сейчас, беззащитной и женственной. Остаться бы такой навсегда и ощущать эту нежность. С этим облачком в груди, она прошла до своей новой комнаты и постепенно её настигло совсем другое чувство. Чувство режущее, разрывающие — сожаление и затем стыд. А всё ли правильно она делает? Ей стыдно быть счастливой сегодня. Она же видела своими глазами, как избивали Эрена. Она будто бы на костях его сплясала.       «Нет! Нет! Нет! Так нельзя. Нельзя».       Нельзя радоваться. Нельзя наслаждаться. Нельзя испытывать нежность. Должна страдать же сейчас, Эрену же плохо. Но страдать не получается. Она себе не признаётся, но ей хорошо, когда отодвигает дверцу зеркального шкафа. Когда складывает штаны. Когда развешивает кофты. Так хорошо, свежо и светло в её новом доме. Ей хорошо несмотря на то, что несколько минут назад наблюдала. А ведь хорошие люди так себя не ведут, не выдыхают с облегчением, бросив любимого. И вообще, хорошие люди любимых не бросают, никогда не бросают. А она себя всегда хорошей считала, а поступила сейчас как плохая. Так что же выходит, не хорошая она вовсе? Не признаётся себе, что приятно видеть было, как Эрена бьют. ЕЙ ЖЕ ПРИЯТНО БЫЛО. Хорошие люди такие чувства не испытывают. Хорошие бегут выручать и собою жертвуют, а она собой сегодня жертвовать не захотела. Плохая.       «Плохая».       Стояла в стороне, могла вмешаться да почему-то ведь не вмешалась.       «Тварь бесчувственная».       Ещё и нежность посмела испытывать. Да ещё к кому — к тому, кто её близкого, единственного близкого, человека избивал. И даже больше, благодарность. Она заслуживает не смерти, нет, она заслуживает страдать. Вина голову к земле тянет, хочет скорее её искупить. Ведь это она во всём виновата. Ей хочется наказания. Кары за то, что не жаждет к нему возвращаться. Что ж, кажется, теперь она определилась с ответом на вопрос «Чего хочу?»:       «Научиться жить без него».       Ей стыдно за эти предательские мысли, но она этого действительно хочет, на самом деле хочет этого намного больше, чем родить Эрену детишек и намного сильнее, чем его одобрения. Раньше в ней жило лишь одно желание: чтобы Эрен любил её. Отдать ему жаждала всё, что имеет. А имеет-то не много, лишь тело и душу. Так мало. На блюдечке ему преподнесла. Бери да ешь, взамен только просила не бросать. До последнего надеялась, он примет, распорядится, как посчитает нужным. До сих пор ещё надеется, глубоко-глубоко в своих бредовых фантазиях. Но только в её фантазиях нет места его грубости. Микаса никогда к этому не привыкнет и не примет. Не постоянные унижения, нет. Хотя кого она обманывает, их то она приняла, ведь шли в комплекте с Эреном… Жаждала. Алкала. Чтобы именно он и никто другой. И не волновало её — хочет он сам её, или нет. Всё равно. Бросилась в него, как в пропасть, желая любви. А её там не оказалось, и Микаса решила, что она, эту самую любовь завоюет, заслужит, выторгует, обманом ли правдой ли — всё равно. Всё вытерпит — так ей казалось. А теперь больно от того, что слабачка. Больно, что не сдержала обещание, что не скопила она сил и терпения достаточно. Что теперь сама уходит, не ждёт его решения. Даже не спрашивает, просто перед фактом ставит. Её сердце давно в клочья изодрано, болеть уже и нечему, а болит. Болит. Ещё как болит. Сквозь рёбра эту агонию чувствует, почти физически.

***

      Весь день она проводит в комнате, поплакала немножко совсем, даже не истерика, а так… теперь лежит, но ни слезинки выплакать не может. Не получается. Нет как нет. Вся боль, накопленная годами не могла же так по щелчку испариться? Так есть она, только уснула, где-то там. Видимо тяжело, не готова сейчас ей отдаться. Вместо этого спокойно так, умиротворённо внутри. Думать головой вообще не хочется. Хочется отдохнуть. И погода на улице под стать её настроению: ясная, солнышко светит прямо в её окно. Только совесть подгрызает, но будто бы ресурса нет изливаться горем. Надолго ли? Даже странно, себя сама не узнает. Думала, что будет тут в горячке, от горя об пол чуть ли не башкой биться, как обычно, бывало, если Эрен её прогонял. А тут какая-то новая реакция. Ощущение свободного полёта, и о последствиях она не думает, страха перед будущим нет ни капельки. Смирилась что ли?       Хочет есть, но ей немного неуютно. Точнее много не уютно. На кухне его хозяйничать идти — как-то нагло вот так вот сразу, в первый день. Вот и всё. Вещи перенесла и сидит тут в прострации какой-то, становится скучно. По-хорошему надо бы ей выйти к нему и расспросить обо всём, чем как пользоваться, но боится. Ей кажется, что будет ему мешать, будто бы она уже своим присутствием тут ему мешает. Старается по привычке зарыться в норку и не отсвечивать. Даже шевелиться старается бесшумно. Не хочется его бесить. Ведь если что-то не так сделает, то всё испортит, выгонит её ещё, мало ли, что он там Эрену сказал. Это только звучит красиво, а по факту… Решает, что будет по максимуму его разгружать от себя и своих потребностей. Он ей всё же не парень и не отец. Никто. К нему будет обращаться только за самыми-самыми необходимыми вещами. Ключ. Точно, вот с ключом она сама без Леви не справится, придётся попросить у него. Так и лежит до вечера на кровати. На кровати, в которой всегда спал Леви — вдруг доходит до неё. Вот тут прям, где она сейчас лежит, её тело — лежало обычно не её тело, а его. Ох… Ну и странно же ей от этого. Чтобы прогнать мысли непотребные, лезет в телефон и сёрфит там пока не засыпает.       Её будит стук в дверь. Он очень кстати зовёт её в магазин. Когда она рассыпает весь рюкзак на пол ей вдруг становится так страшно. ТАК страшно. Спешит извиниться, исправить всё надо срочно, лишь бы не стать неугодной, он говорит ей что-то, а она не понимает слов, ощущает лишь руку на руке. Его руку. И он не хватает её, как ей было привычно, не раздражается. Странно. Она что его не бесит? В памяти всплывает фразочка Эрена: — «Бесишь меня». Ей обычно этого хватало, чтобы понять, что сейчас он взорвётся, схватит её за плечо, пихнёт или даст подзатыльник. Или ещё хуже — развернётся и без неё сам уйдёт. Но ничего из этого не происходит. Ни-че-го. Леви только сидит напротив да дышать ей говорит, ласково так. Запястье её гладит.

***

      Микасе так непривычно, когда Леви её корзину отбирает и сам везёт за нею, и не подгоняет, стоит и спокойно ждёт, сколько ей надо, пока навыбирается. Но она по привычке старается быстрее. Лишь бы не разозлить. Так удивляется, когда он говорит, что всё теперь у них будет общим. Что обязанности разделят, что за еду на двоих платить сам собирается. А он ведь даже не обязан, она никто в его доме. «Закупаюсь я — готовишь ты». — Микаса признаётся себе, что это звучит мега мужественно. И снова руку её в свою берёт, и извиняется. Перед ней извиняется? Эрен ни разу за все годы не говорил «прости», а тут… она не знает, как реагировать, чёрт побери она правда не знает. На кассе не даёт ей заплатить, пакеты из рук забирает, по дороге не делает ни одного замечания, мол, «многовато набрала», или «как же всё дорого». Она чувствует себя ещё слабее и одновременно ещё защищеннее. Такое вообще возможно? Ей страшно поверить, вдруг это сон? Так стыдно. Что она снова чувствует счастье. Нельзя быть счастливой это плохо, это грех. В её случае — грех. Ведь счастье подарил ей Леви. А Леви — не Эрен. И Леви слишком для неё хорош, а она теперь в квадрате плохая. Продажная. Ведь ей так приятно, что за неё заплатил мужчина. Сильный — и Микаса не сомневается, — настоящий, до мозга костей, она таких только в кино видела. Сегодня она заметила какой он ухоженный, кожа на лице чистая, выбрит тщательно, ей за свой вид становится неловко. Для неё очевидно, что она такого как Леви не заслужила. Он из высшего эшелона. Лучше бы ей не вылезать из своей крысиной норки, Эрен это её лига, лучше бы он её там и пришиб. Ненавидит себя за то, что ей приятно, когда с нею по-скотски не обращаются. Стыдно, что ей приятно, когда её гладят, а не пинают. Стыдно, что рада принять ласку от чужого. Стыдно, что ей нравится, как Леви одет: классически и дерзко. Стыдно, что ей так нравится серьга в его ухе. Стыдно, когда Леви задел её плечом на кухне, а ей до чёртиков было приятно оказаться в его руках на секунду. Не достойна.       Ей нравится, как Леви ей рассказывает терпеливо, и учит заваривать чай не из пакетиков. А она, идиотка, отшатнулась ещё от него. Он ведь просто за чашкой потянулся. Его шутки, хоть саркастичные, но вполне безобидные. Он даже делами её особо не грузит, не требует от неё ничего, а что требует — так это явно не может считаться платой за комнату. Этот человек очень добр к ней, слишком. Так классно смеяться и дурачиться с ним, его реакции непривычные, нет в них агрессии. Он не обижается на те вещи, на которые обижается Эрен, да, Микаса понимает, что это совершенно разные люди, этого следовало ожидать. Видимо она слишком резко сменила место жительства и мужчину вместе с ним. Слишком много событий для одного дня. После их взаимных брызганий водой из-под крана Микаса совсем расслабляется. Даже в ванную идёт и расставляет свои вещички по полочкам. Отходит, смотрит со стороны, привыкнуть пытается к своей новой реальности, пока сложно. Может позже.       Утро. Леви отдал ей дубликат ключа, но она не хочет никуда выходить. Всё, что делает — сидит сперва в ванной час, а потом перемещается на кухню. Есть не хочется поэтому просто заваривает растворимый кофе со сливками, удивляясь попутно тому, что он вообще есть у Леви. Он произвёл на неё впечатление крайне избирательного в еде человека, а тут — на тебе, растворимый кофе. Так её удивила вчера информация о том, что жить теперь ей бок о бок с вегетарианцем, она теперь не понимает, какие продукты для него приемлемы, а какие — нет, и совершенно нелогично, но теперь она подозревает каждую баночку или коробочку с печеньем на наличие яиц и прочего. Потом отправляется в свою комнату и зависает там в телефоне, ища вегетарианские рецепты, и удивляется, что оказывается есть много интересных даже ей. Интересно, какие вкусы у Леви, любит ли он острое, как она? Или ему тоже как и Эрену нужно минимально специй? Эрену никогда не нравилась её стряпня, каждый раз обсирал её еду, ну и само собой, очень скоро ей разонравилось готовить в принципе, как и развиваться в кулинарии, хотя раньше, ещё живя с родителями, ей очень нравился процесс. Что ж, она рада, что Эрен больше ничего не попробует из приготовленного ею. Важно не ударить в грязь лицом перед Леви. И она хочет его удивить, отблагодарить. Отваривает чечевицу, рис, тушит овощи, всё чётко старается по рецепту. Только не специи, она не может себе отказать в творческом процессе, поэтому меняет их пропорции, получается ароматно.       Когда Леви приходит домой он спокоен. Спокоен чёрт подери. Микаса ожидала, что он будет не в духе, разве это не у всех так? Эрен всегда возвращался домой злой словно чёрт. Говорил, что ничего она не понимает, он ведь мужик, устал, с работы пришёл, еду ему подавай, и чтобы как в ресторане, да-да, так и говорил, чтобы как в ресторане ему. И не волновало его, что Микаса тоже с работы приходит, и работает вообще-то не меньше часов чем он. Да только она после смены «подай принеси, а потом ещё и убери и спать уложи». А он приходит бухается в кресло и всё, отдыхает. Мужик в дом приносит деньги, так он говорить любил. Только очень часто за едой ходила Микаса, одна пакеты таскала. Эрен ей на просьбы купить еды после работы говорил, что не хочет. И всё, да, не хочет. Точка. И ничего никакого дальнейшего диалога или обсуждения. Зато есть он хочет. Так и выходило, что она свои деньги тратила на общие продукты. А потом он и вовсе работать перестал. У Микасы сердце начинает клокотать от этого воспоминания, гнев накатывает, но она выдыхает, и даже радуется, что освободилась от него. Даже улыбкой встречает входящего в кухню Леви. Еда ему кстати в итоге нравится, даже добавку просит, а потом ещё и говорит ей «спасибо».       Когда она идёт спать, чувствовать себя начинает погано, вспоминает опять об Эрене. Ей ближе к вечеру кажется, а точнее не кажется, а так оно и есть — она совсем одна. И Эрен это единственное, что у неё есть. Точнее было. Теперь не вернётся. Нельзя. Но сердце предательски стучится. Голова кружиться начинает. Она теряет ориентацию в пространстве. Дыхание становится быстрым и поверхностным, её тошнит, она плачет, сворачивается на не расправленной кровати клубочком. Ей страшно, ей чертовски страшно. Страшно от того, что одна. От того, что больше не нужна никому, и Леви хоть добр к ней, но он не её близкий человек.       «Эрен. Эрен. Эрен».       Она срочно хочет к нему, сейчас, сию секунду. Он очень нужен ей. Он нужен она слишком в нём нуждается. Хочет ему позвонить и услышать его голос, берёт телефон и смотрит на его контакты. Палец дрожит, и она почти нажимает на вызов, но в последнюю секунду отдергивает и блокирует, выкидывает чёртов телефон с кровати. Пусть там, на полу лежит. Нельзя ему звонить, нельзя к нему возвращаться. Потихоньку она засыпает.       Утром выходя из квартиры, видит её с Эреном дверь. Квартира же напротив. Она останавливается и стоит как истукан. Сердце удар пропускает. Кажется она готова прямо сейчас метнуться к нему, туда. Ключи то у неё есть и Эрен точно дома. Может он её примет обратно? Он ведь сказал ей, в тот день, между строк, что ждёт её. Она чувствует себя неполной, пустой. Очень пустой. Два дня назад было иначе. Было ощущение, что у неё есть опора, хлипенькая. Теперь как будто ногу оттяпали, лёгкие выдрали. Под крылышко к нему, любой ценой готова. Но это всё чувства, не разум. К чёрту, она сбегает вниз по лестнице и спешит на автобус, пока глупостей не наделала.       Когда вечером, возвратившись в тот же подъезд, она ловит такие же ощущения, что и утром, её будто магнитом тянет туда. У неё, блин, ощущение, как будто поступила неправильно. Совсем неправильно, она начинает всерьёз жалеть о том, что ушла. Вновь готова наплевать на себя, лишь бы с ним.       «Неужели Эрен был прав, ну, не удивительно, он же меня как облупленную знает. Вот сука».       Ей чудовищно больно, ощущение, будто из груди, как банально, но именно там это ощущение, из груди кровь литрами хлещет. Каждый раз, когда Микаса пыталась расстаться с Эреном повторялся один и тот же сценарий: она уходила, а через три дня, самое большее, неделя, сама ему звонила, писала, прибегала, умоляла простить и принять её обратно.       «Неужели и сейчас так же будет?»       Ей помогает то, что Леви возвращается в девять, через полтора часа после её возвращения домой. Она как только приходит домой старается сразу готовить, отвлекается на это, ну а потом её занимает он. Микаса старается как можно больше вопросов Леви задавать, лишь с одой эгоцентричной целью — занять слух и внимание его речью, лишь бы не думать об Эрене. Но это работает только по вечерам, во время еды. А потом она остаётся одна и моет посуду, занимает своё тело мытьём, а слух —какой-нибудь лекцией. Сразу старается после этого уснуть, не сидеть в телефоне… Она не звонит Эрену и не бежит к нему, хотя уже три дня порывается. Она даже подумывает отдать телефон и ключи от той квартиры Леви. Себе доверять с каждым днём становится всё труднее. С каждым днём всё тяжелее сдержать слёзы и, работая, концентрироваться на делах, а это плохо, она же кассир. Ей уже сделали два выговора и предупредили, что третий будет последним, естественно эта новость ей никак не помогла собраться. В четверг она снова такая же рассеянная, как и предыдущие дни. Поэтому она отдаёт разменом пять тысяч какой-то клиентке, а в конце смены не досчитывается в кассе ровно пяти тысяч. Распространённый развод, и она попалась. Это залёт, и менеджер смены простить ей не может. Уволена.

***

      Всё как в тумане. Как дальше быть не понимает. Хочет к Эрену.       «Как будто он справится со всеми твоими проблемами. Нет же, глупая, не справится. Ему всегда было наплевать на них и на тебя, в частности, ты в упор не видела. Дура. Идиотка. Да нет, Микаса, ты просто больная. Но почему же, сука, так больно, когда теперь он не со мной? Значит что-то же он делал?! Откуда чувству опустошения взяться, раз Эрен был бесполезным куском дерьма? Значит не был? Нет, к нему не хочу. Хочу, но не к нему, а к образу, к чему-то, что вижу в нём. Просто болванка, кукла пустышка, которую я сама же наделила, чем мечтала, чего сама хотела видеть, которой всю жизнь служила…»       Плетётся смотря под ноги. Около дома что-то дёргает поднять глаза, и сразу же сердце срывается в скач. Эрен выходит из подъезда. Она останавливается и смотрит. У неё коленки трясутся и сама подрагивает вся. Она даже моргать не может. Смотрит на него как на Иисуса Христа во плоти, только в поклон не падает. А он идёт, как ни в чём ни бывало. Не пытается пройти под балконами, обойти её десятой дорогой. Неа. Идёт на неё, и не смотрит. Он на неё не смотрит. Глядит вперёд. Перед собой. Демонстративно. Так будто они не знакомы вовсе. Она так надеется, что он хотя бы взгляд ей подарит, но нет. Молча. Мимо. Будто и не было этих семи лет.       Как добралась до квартиры не помнит. Хочет взять зайти в его и разгромить там всё к чертям. Вместо этого залетает к себе, бросает все вещи на пол в комнате, пинает их в гневе, кричит. Кричит теперь уже в голос. И зеркала напротив неё с нею же кричат. Издаёт вопль гортанный, кричит до кашля, а потом ещё продолжает, глотку рвёт. Ей настолько херово, что она хочет боли. Хочет, чтобы её душевная боль сбалансировала с физической. Она не ожидает от себя этого, но сейчас же, хватает себя за голову, впивается ногтями и сжимает на полную, больно, вот так, настолько блять больно, пусть будет и телу больно. Именно настолько. После этого оседает на пол. Видит себя, свои слёзы, своё полубезумное лицо, глаза пустые, свой общий вид. Не знает, почему, но он её успокаивает. Она как будто бы возвращается сюда из мира, в котором только мгновение назад побывала. Идёт в ванную и продолжает плакать уже там. Она пугается, когда Леви стучит в ванную, не услышала, как он пришёл, надеется он не слышал её рыданий.       Утром не поднимается, весь день лежит. Телефон оставила на кухне, чтобы пока идёт туда, воля бы победила чувства. Она просто лежит и пялится в потолок. Плачет периодически. Встаёт ближе к шести вечера, чтобы приготовить для Леви поесть, а она не голодная. Ополаскивается и идёт в койку. Засыпает примерно в девять и просыпается в три ночи. Ворочается, опять мысли покоя не дают, она чувствует, что сейчас не сможет, не сдержится. Если пойдёт к нему, то всё тщетно, всё пропало. Она не хочет к нему. Она на всё готова лишь бы от него оторваться, буквально на всё. Лишь бы была веская для неё, в её собственном мозгу, причина, по которой она к Эрену пойти не сможет, так как синяки и систематические окунания в дерьмо вескими причинами для неё давно не являются. Нужен поводок, который она сама отстегнуть не сможет, и даже сама не захочет. Больше никогда. И она находит способ. Микаса успокаивается. Её уставший от горя мозг генерирует эту идею так легко. Она прекрасно понимает, что поступает мерзко, в первую очередь по отношению к Леви, использует его просто как инструмент. Главное, чтобы всё получилось — и тогда она уже никогда не посмеет вернуться к Эрену. Ей важно сделать это, как можно скорее, чтобы не было шанса передумать. После этого она станет в своих собственных глазах конченной, но это не так страшно, как вернуться назад.       Она открывает дверь его комнаты, в которую она ни разу ещё не входила. Лунный свет освещает пространство. Приподнимает одеяло, ложится за его спиной, как удачно, что он спит лицом к стенке. Трогает его живот ладонью, твёрдый, рельефный, ведёт ниже, к резинке трусов. Она предполагала, что произойдёт дальше. Что угодно, но не это. Её запястье перехватывает, так резко и грубо. Она вскрикивает от испуга.       «Чёрт, крепкая же у него рука, больно».       Он вскакивает и смотрит на неё непонимающе.       — Микаса?!       Отпускает сразу же. Что ж, раз он всё уже понял, назад пути нет. Идёт до конца. Обвивает руками. Его шея ей давно приглянулась, вот и отлично, будет приятно значит. Вжимает свои губы в его. И если честно, ей не до смакования, лишь бы скорее произошло, ей будет проще если он возьмёт дело в свои руки. И он действительно берёт руками её плечи и силой размыкает их тела. Мгновение они молчат.       — Ты чего творишь, Микаса?!       В ответ она улыбается вымученно. Ей стыдно. Она поставила всё на кон. А он её отвергает, вот прямо сейчас.       — Вы… не хотите меня? — Микаса говорит полушёпотом. Изображать из себя пытается. Льнёт к его рукам головой, щекою трётся как кошка. Ладонью предплечье его оглаживает. В глаза ему откровенно смотрит. Леви проглатывает слюну. — Я недостаточно хороша для Вас? Вы же меня из жалости приютили? — он молчит и наблюдает.       — Микаса, почему ты это сделала? — он говорит строго. Она не останавливается. Леви встряхивает её разок. И Микаса глаза всё же прячет, не выдерживает его взгляда, голову вниз опускает. Ей стыдно перед ним. — Отвечай! — повышает голос, от чего она оседает и сдаётся:       — Потому что я хочу… Я хочу остаться здесь, я не хочу к нему возвращаться! — на последних словах девушка вскидывает голову и смотрит ему в глаза, жалобно и обречённо. Понимает, что её судьба в его руках, а сама она уже подписала себе приговор. Теперь он её точно выгонит. Леви выдыхает и ослабляет хватку.       — Тебе не надо к нему возвращаться, слышишь?       Она хватает его за предплечья и отчаянно мотает головой, чувствует подступающие к глазам слёзы.       — Нет! Вы не понимаете! Не понимаете! — девушка начинает плакать и цепляется пальцами в его руки крепче.       — Объясни, — просит её.       — Вы не понимаете! Если я к нему вернусь — я умру! — она уже рыдает взахлёб её горло ком сжимает. — Я просто умру! И он правду сказал, что я сама к нему прибегу! Я не хочу этого, понимаете? Я очень этого боюсь, я не хочу, не хочу, не хочу… — Леви притягивает её к себе и обнимает. Она комочком у него на груди сворачивается и в слезах тонет, от плача сотрясается, а он всё держит, и Микаса чувствует, что без одолжения. По- настоящему обнимает. Так её Эрен никогда не обнимал и не успокаивал.       — Всё будет хорошо. Ты к нему не вернёшься. Ты будешь жить здесь, слышишь? — ей приятно так слышать эти слова, напрямую, над ухом, не через дверь. Она кивает. — Да, здесь, со мной. А зачем ты пыталась со мной… — Леви осекается. — Зачем ты пришла ко мне сейчас?       Она закрывает лицо руками и рыдая говорит:       — Потому что мне будет стыдно к нему вернуться, я не посмею, мне не хватит совести к нему вернуться, если я пересплю с другим. Он меня больше не примет. Назад дороги не будет, я хочу отрезать окончательно, чтобы как бы я не просилась он всё равно не принял бы меня. Только так я смогу от него уйти, у меня нет сил самой… И Вы… я чувствую себя обязанной перед Вами. Вы слишком добры ко мне, — Леви её приподнимает напротив себя.       — Микаса, посмотри на меня, — она не убирает руки, ей стыдно смотреть, Леви сам их оттягивает. Она видит его лицо. — Это не сработает. Это никогда не работает. Даже после этого он может принять тебя, и будешь перед ним в ещё более униженном положении. Он будет тебе припоминать. Он и так будет тебе меня припоминать, ведь ты живёшь с другим мужчиной. Внешне это уже выглядит так, будто мы любовники.— Микаса краской заливается, чувствует, как уши горят. — И тебе не надо это буквально делать и пытаться отплатить телом. Ты просто можешь дальше жить здесь, пока сама не захочешь уйти. Но к Эрену я тебя не отпущу. Обещаю. — Она успокаивается окончательно. Микаса вспоминает во что она одета. Стринги и топ обтягивающий. Она начинает жаться, ей неуютно. Леви закутывает девушку в своё одеяло и поднимается. — Не знаю как тебе, а мне надо покурить. Одевайся.       Микасу отпускает. Ей становится очень спокойно, она снова такая же беззащитная и защищённая.