Терапия

      Недружелюбная квартира встречает её темнотой зашторенных окон и духотой. Девушка догадывается, что наверняка и в раковине её ждёт сюрприз. Всё потом, сейчас ей очень хочется спать, идёт в их комнату. Вообще-то у них есть диван, но она туда не ложится. Ложится под боком у любимого, ведь ей кажется, что если уйдёт спать в зал — это отдалит их, и уже заранее, начинает чувствовать себя брошенной.       Думать хочется только о звёздах и тёплом ветре. Чувствует приятное опустошение, граничащее с покоем, и легко проваливается в милые объятья сна.       Просыпается от жёсткого толчка в бок. За ним следует второй, очень грубый, который спихивает её на пол. Сквозь сон пытается сориентироваться. Чувствует, как его ноги через неё переступают и слышит звук включающегося компьютера. Он всё ещё её игнорирует. Девушка открывает глаза и смотрит на часы, уже десять утра.       — Свали отсюда. Ты воняешь.       Микаса хоть и понимает, что он прав, ведь от неё наверняка сейчас разит перегаром и сигаретами, но всё равно. Ей так горько от его слов.       Снова проглатывает это унижение. Встаёт на ноги и смотрит на него. Смотрит долго. То ли с вызовом, то ли с обидой, сама не понимает. Но одно знает точно, она до одури хочет его наказать. Очень сильно хочет. Всей душой желает ему пережить всю ту боль, которую он причинял ей изо дня в день. И всё же, её подбородок предательски трясётся и нервный ком стоит в горле, что аж глотать больно, не то что говорить. Она всё же пытается. Голос выходит хриплым и чертовски зажатым:       — Почему ты так со мной, Эрен? — она хочет показаться сильнее, чем есть. Доказать, что её тоже нужно уважать. Сама себе это внушить пытается. Он ничего не отвечает. Даже не поворачивает голову, да чего уж там, голову… даже не кинул взгляд искоса, в её сторону. Клик, клик, печатает что-то на клаве. — Эрен, почему ты меня наказываешь? ПОЧЕМУ?! — она очень устала от слёз, ночью наплакалась вдоволь, но вот опять, они.       — Тц. Слушай, иди проревись в ванной, а. Заебала ныть, — говорит он равнодушно, будто она комар назойливый. Всё ещё не поворачивается к ней.       — Ответь. Ответь мне, — хнычет она.       Эрен бегает взглядом по монитору, после чего набирает сообщение. Нажимает «энтер», и резко срывается с места.       — Ты, блять, тупая?! По-хорошему не понимаешь?!        Она садится на край кровати от испуга.       — Не понимаешь по-хорошему, щас будет по-плохому. - он приближается.       — Нет, нет не надо! — сейчас ей становится страшно. — Эрен, я просто хочу…поговорить! — девушка умоляет и жмётся всё ниже. Мысли мечутся в панике.       Что он собирается сделать? Эрен замахивается, она отшатывается назад. Рефлекторно. Он и раньше так делал, только вот, сейчас он ударяет. Кулаком, костяшками по бедру. На самом деле бьёт. В полную силу. Не понарошку.       Больно.       Она взвизгивает. Коротко, от страха и боли. Слышит крик и наблюдает себя словно со стороны, не с нею это сейчас происходит. На что похож её крик, вдруг задумывается она. На вопль собаки, попавшей под колеса. Ну что, может сейчас черта пройдена? Та самая черта, которую она обозначила для себя? Это достаточный повод перестать терпеть? Или, может, он должен ударить ещё пару раз? Или три будет достаточно, чтобы окончательно растоптать веру в «их счастливое совместное будущее»?       — Получила?! А теперь, блять, ВСТАЛА и ВЫШЛА отсюда! — рявкает на неё, как дрессировщик на арене. Его глаза огромные и бешеные, она сжимается, обнимая свою ногу. Пытается дышать, и не верит в то, что сейчас произошло. Они не разговаривали семь дней. Микаса его совсем не трогала, переживала, если он не поел, металась в мыслях: «принести ему тарелку с едой или лучше не надо?»       Обычно, когда она была дома, носила ему чай по нескольку раз за день, готовила. И снова носила. Туда — сюда. Она это любила.       Поэтому внутри неё, как будто тоненькая струна обрывалась, когда он в эти дни «наказания», сам поднимался из-за своего стола и с кружкой шел на кухню. Сам делал себе чай и жарил яйца с колбасой, приносил это и ел, не обращая никакого внимания на Микасу.       И вроде порадоваться должна, но вместо этого, такое представление топило девушку в ещё более глубокой пучине страданий. Единственное, что давало ей надежду — это то, что Микаса всё ещё сама ходила за продуктами. Она была благодарна, что он берет её еду. Что не идёт в магазин сам, это будто бы служило для неё индикатором, тоненькой ниточкой, сигналом.       Ещё не всё. Ещё есть надежда. Он всё ещё позволяет служить.       В их комнате постельное бельё не менялось уже второй месяц. Потому что… потому что, Эрен был зол. А когда Эрен зол — он ненавидит, если Микаса «копошится» за его спиной. Обычно ей приходилось подлавливать время, когда парень покидал квартиру на несколько часов. Да только он сутками находился в комнате и играл. Уже больше года. С тех пор, как его взбесил очередной «болван» на работе, и Эрен уволился. Он, конечно, сходил на испытательный срок в ещё два места, и там были такие же «болваны», которые его бесили. Всё хотел найти работу, которая ему будет доставлять удовольствие, на другую он не соглашался. Микаса же работала где придётся, носом не вертела. Надо. Должна.       На вопрос Микасы о том, что же теперь им делать, он выплюнул:       «—Ты можешь делать всё, что хочешь. Мне насрать. Работу я искать больше не буду, пошло всё нахуй».       Сейчас накал настиг пика. Чего уж говорить, что у неё даже нет шанса попытаться перестелить кровать, не будучи выпнутой вон.       А ещё он ненавидит в такие дни, когда Микаса расчёсывает свои волосы. Двигает своим телом. Говорит своим ртом. Дышит своими лёгкими. Он буквально так и говорит:       «— Ты достала вздыхать».       Поэтому Микаса не пытается у него спросить, как давно он менял свою футболку, и не просила его снять одежду, чтобы её постирать. Эрена буквально триггерит от любого её проявления.       Ей каждый раз больно. Каждый раз, что-то по чуть-чуть рвется и не восстанавливается. Там, внутри.       Она всё делала правильно, как парень её и предупреждал:       «— Я сам к тебе подойду, когда буду в духе.» — в те редкие случаи, когда он снисходил до разговора.       Стоит ли говорить, что в духе Эрен пребывал всё реже, реже, и реже. И она, честно, старается его не трогать.       Первое время отношений «не трогать» выходило паршиво, и она получала от него психологическую взбучку. Например: он обижался и не разговаривал, в общем-то, что он и делает сейчас. Девушка никогда не могла уснуть, не помирившись, поэтому умоляла каждый раз с нею обсудить конфликт, чтобы унять свою боль и заполнить пустоту:       «— Эрен, что не так? Объясни пожалуйста!», — иногда ей даже удавалось вывести его на здоровый диалог, заставляя его хотя бы попытаться проанализировать собственные реакции и эмоции, и объяснить ей — чего конкретно она сделала такого? Что вызвало в нем эту бурю?       Микасе было тяжело, так как Эрен просто давал выплеск гнева, и никогда не объяснял, на что он обиделся или что его взбесило. Со временем он начал распускать руки, запугивать, и в итоге Эрен победил.       Он её выдрессировал. Теперь она его боится по-настоящему.       Взаправду.       И всё же, он никогда её раньше не бил вот так вот. Швырял, хватал, щипал — да, но не кулаками. Никогда. Она сейчас будто проваливается ещё глубже.       Микаса плачет и всё равно продолжает умолять «Почему?!», а он просто хватает её за плечо, вышвыривает из их комнаты да хлопает дверью.       Она стоит. Нет сил ещё сильнее плакать или злиться. Успокаивается почему-то. Именно сейчас, на пике боли ей вдруг становится хорошо и легко. Она сдается. Позволяет событиям происходить. Не борется больше. Не сопротивляется внутри.       Интересно, их отношения вообще протянули бы столько, не борись она за них? Что произойдет, если она просто перестанет? Ей известен ответ. Но так ли легко отказаться от лакомого Эрена, в котором она видит счастье. Только в Нём и ни в ком больше. Только им она наслаждается, да только наслаждаться с каждым годом всё труднее. Она выцепляла моменты нежности, вытягивала из него сухое «Спасибо». Но теперь это стало совсем невозможным. Ни взгляда, ни слова. Она чувствует себя лишней, менее нужной чем любой предмет мебели.       От чего-то чувства её заткнулись и говорит лишь чистый разум, холодный и циничный. Пугающий. В голове становится спокойно, а в груди — легко. Ей хорошо знакомо это чувство. Жаль, оно не продлится вечность. Оно скоро пройдет. Счастливый момент безразличия закончится. Чувства снова затянут петлю на шее. Но пока у неё есть немного времени, до того момента — она сделает то, о чём думает. Опрометчиво может — плевать.       Полная решимости, девушка подхватывает сумку, брошенную на пол, и выходит из квартиры. Пересекает лестничную клетку, останавливается у двери напротив. Нажимает на кнопку звонка. Потом ещё и ещё. Ждёт, но даже нет мысли передумать или сбежать. Будет стоять тут до последнего. Она должна. Как минимум ради себя самой, точнее ради того, что от неё осталось. Если откажет — насрать, она хотя бы попыталась.       Ей открывают не сразу. Слышит шарканье за дверью, ей становится неловко.       «Похоже разбудила».       За приоткрытой дверью Микаса угадывает, как он стоит и секунду щурит глаза. Его прическа взъерошенная, а сам он в длинном темно-зелёном халате. Это выглядит мило.       — Микаса? — он хмурит брови и пытается проморгаться, не задавая лишних вопросов, впускает её внутрь. Девушка мысленно благодарит его за это. — Пройди на кухню, я сейчас, — и скрывается в ванной.       Она идёт, и на этот раз осматривается. Этот человек не любит краски. Всё серое либо тёмно-серое. Строгое и холодное, если не сказать скучное и… Микаса ищет в голове слово для определения, и находит его. «Опустошенное.» Всё стерильно, как в морге. Жутковато и завораживающе. Стены и столы пустые, никаких признаков жизни или быта, если, конечно, закрыть глаза на моющее средство и несколько видов мочалок лежащих у раковины. Даже на окнах жалюзи, а не шторы. Но надо отдать ему должное, жалюзи не серые, а тёмно-зелёные. Микасе, от чего-то, кажется это забавным. Разглядывание кухни немного усмирило её нервную дрожь. Да, она всё это время дрожала, понимает девушка.       Леви выходит довольно быстро. До того, как девушка успела присесть. Теперь его волосы влажные и чёлка ниспадает на лоб. Вчера, когда гуляли, она в основном смотрела перед собой, так как шли плечом к плечу. А сейчас она его видит при свете дня — впервые. И ей становится стыдно от собственного вида, ещё не переоделась со вчера, чего уж говорить о душе. Она внезапно ощущает липкость по всей коже. А тут так свежо и спокойно. Он обводит её быстрым взглядом с ног до головы. Ставит чайник греться и становится к ней спиной, чтобы начать ту гипнотическую процедуру с чайником и заваркой, наблюдение за которой так успокоило её в тот день.       — Красивый синяк будет, — комментирует он, а девушка уже и забыла о бедре, которое всё ещё саднит.       Она искренне изумляется и смотрит на ногу.       — Если эти слёзы и ушиб не из-за твоей неуклюжести, то ты правильно сделала, что прибежала.       Микаса вспоминает, что даже не умылась. Выбежала из дома как была.       «Плевать уже», — она решает не тянуть и «сорвать пластырь», ей сейчас плевать, как эта просьба будет выглядеть в его глазах.       — Можно мне пожить у Вас? — в этот момент она слышит звон упавшей на стол ложки. — Ненадолго, конечно, сколько Вы посчитаете приемлемым, и я буду платить коммуналку и арен… — он её перебивает, что уже стало традицией. Кидает на неё взгляд из-за плеча.       — Живи, — как-то уж очень быстро соглашается сосед. — Только у меня есть правила.       Микаса не ожидала, что он согласится, она выдыхает и на лице расплывается облегчение.       — И деньги свои засунь куда подальше.       Она мигает глазами, недоуменно.       — Но… Как же… Не могу же я жить бесплатно.       — А я не говорил, что это будет бесплатно, — он ставит чайник с чашечками на стол, и садится сам. Микаса хмурится. — Будешь натурой отдавать, — произносит он без тени эмоции на лице. Тут сердце девушки проваливается в живот. Он же зло ухмыляется. Микаса было открыла рот, чтобы ответить, но Леви снова перехватывает инициативу: — Я имею в виду готовку, посуду, прибирание говна за собой. А ещё будешь выполнять мои маленькие поручения, когда мне нужен будет курьер.       — И всё?! — спрашивает она удивлённо.       — Тебе мало?       — А… Нет. Просто… Как то странно… — девушка тянется к чашке чая.       — Да что с тебя ещё взять, соплячка, — он говорит это холодно и снисходительно, но отчего-то, Микасе чудится, будто бы он произнес это слово с нежностью. Так обычно обращаются к маленьким сорванцам.       В одном она уверена точно, в этой «соплячке» было тепла куда больше, чем в «ты красивая» из уст Эрена.       И из-за этого осознания, в груди и голове, девушка чувствует какое-то нежное облачко. До этого такое она испытывала только при просмотре мелодрам.       «Мда, со мной явно что-то не так». — заключает про себя Микаса. Витая в своих мыслях, она не заметила, как Леви вышел из кухни и уже успел вернуться, теперь, стоя в дверях, он обращается к ней:       — Я приготовил тебе вещи в ванной, можешь принять душ, — он было собрался развернуться и уйти, но вдруг вернулся и сказал: — И да, надеюсь, в этот раз ты не утащишь мои штаны в неизвестном направлении.

***

      Ну вот, какой-то флешбек. Она опять обнаруживает себя в этой нездорово-чистой ванной. Или это так, кажется с непривычки? Стоит под душем, и пытается осознать, чего она, блин, натворила. Она же не собирается и правда к нему переезжать? Она же не хотела — вот так? Ведь побежала, чтобы услышать отказ. Хотела его услышать и не надеялась на одобрение. Хотела получить подтверждение, мол, вот за неё судьбу решили, она пыталась, а ей не дали. Хотела снять с себя ответственность. Облом.       Кажется, она сделала это, чтобы использовать свой «лотерейный билетик». Расцарапать монеткой все спрятанные циферки и со спокойной душой, убедившись, что ничего-то ей не досталось, выкинуть его и забыть. Чтобы больше не мозолил глаза. Но к великому разочарованию — выиграла. К такому она не была готова.       А запах шампуня всё такой же пьянящий и терпкий. Микасе, кажется, нравится, как пахнет бергамот. И она счастлива, в прямом смысле, им обмазаться. Им же пах и сам Леви. Не порядок, сегодня же надо купить свои шампунь и гель. Щётку, зубную пасту. Мочалку и ещё кучу необходимых женских вещичек. Ведь она не хочет брать те, что остались у Эрена. Ассоциации слишком едкие. Она бы с радостью оставила у него и всю одежду, да только денег жаль на новый гардероб ей не хватит.       Микаса надеется, что хозяин предоставит ей достаточно места для этих важных мелочей. Хозяин? Ну да, вроде как, он хозяин. Квартиры. Не её. О чем она вообще думает! Как она вообще может думать такие мысли, она же только полчаса назад стояла там, и рыдала от большой любви к Эрену. Так чего же? Не любовь, выходит? Раз она, в теории, другого мужика рассматривает с этой стороны. Её взгляд опускается на ноги, место удара уже постепенно приобретает симпатичный пурпурно-синий оттенок. Да плевать. Лишь бы это помогло ей отлипнуть, в конце-то концов от брата.