Терапия

      — Фу, ну и дрянь же ты пьёшь, — он держит в руке банку пива, а через мгновение отправляет ту в урну. Туда же отправляется и Микасина, и та, что лежит рядом. А она только и может, что ошалело наблюдать за его руками.       — Вы?! Стойт… Что Вы?! — тараторит, но её тирада грубо обрывается поднятой ладонью Леви. Поздно.       «В урну же ты не полезешь?»       — Если уж решила надраться, то не этой ослиной мочой. Давай поднимайся, пройдёмся, — приказывает и становится напротив неё. Он окидывает девчонку взглядом и искренне негодует:       «Опять она полуголая».       На ней безвкусные джинсовые шорты и черные чулки в сетку.       «Как подросток», — решает он. — «Мда, могут счесть за извращенца».       Девушка торопится встать, но пошатывается и неловко задевает его плечо. Он же придерживает и подаёт ей руку, приглашая опереться. Они идут в молчании. Он замечает, как она смотрит. Нет, пялится.       — Ты пялишься, — отрезает он, переводя холодный взгляд в её сторону.       — Вам показалось.       «Ещё и спорить с ним будет? Чего она увидела такого интересного?!»       — Я не слепой.       — Это претензия?       — Да.       — А Вы моё пиво выкинули.       — Я куплю тебе новое.        Они молчат ещё несколько мгновений.       — А ещё Вы трогали мои тр… — она резко осекается. — Моё бельё без разрешения, — выпаливает она. Он искренне недоумевает мгновение, а потом вспоминает, что постирал её вещи.       — Это претензия? — спрашивает Леви, она кивает, — Я не терплю грязь в доме, — отрезает. Его веселит то, как быстро она замолчала.       «У неё что, щёки покраснели?» — поворачивается к ней, она резко отворачивается пряча лицо.       — Теперь Вы пялитесь.       — Да, теперь я, — он незаметно ухмыляется, потому что видит — покраснела.       «Так можно и забыть, в каких обстоятельствах мы познакомились».       Они подходят к круглосуточному магазину. Леви идёт прямиком к алкогольным полкам, замечает, как Микаса мнётся у входа.       «Вот же дитё», — раздражается он и почти закатывает глаза. Кивает ей подойти, она слушается.       Леви берёт ром с пиратом на этикетке, пол литра колы из холодильника, большие стаканчики и бумажные пакеты для них. На кассе требуют её паспорт, так как они вместе. Девушка достаёт книжицу и открывает страничку с фотографией. Леви замер на миг, его брови поползли вверх, так как видит её дату рождения и фамилию. В этот момент в голове складывается два плюс два.       «Микаса Аккерман»       В его голове воскресает картина из прошлого. Маленькая чёрноглазая девочка, в лёгоньком сарафане, который мал. Только вот ей тогда пять лет было, или шесть.       «Это та Микаса?»       Буквально выпадает из реальности. Смотрит на её лицо, и реагирует только когда кассир теребит его руку. У Леви появилась пара вопросов.

***

      Он разливает Капитана Моргана вперемешку с шипучкой по одноразовым стаканчикам, себе почти чистый и немного колы, ей куда слабее. Вручает стакан. Слышит тихое спасибо. Идут вдоль пустой дороги. Редкие машины проносятся, но в целом довольно тихо.       — Твоя фамилия Аккерман, — утверждение. Девушка испуганно поворачивается. — В паспорте заметил, — объясняет он.       — А да… я тоже удивилась, когда Ваш ник в чате увидела. Раньше никогда не встречала однофамильцев.       — Так чего не сказала?       Она пожимает плечами.       — Я собиралась.       — Ты не выглядишь на свой возраст, — он хмыкает и отпивает.       — Надеюсь, погрешность в лучшую сторону? — девушка резко смотрит ему прямо в глаза и сразу же отводит.       — Смотря, что считать лучшей, — пауза. — Но я рад, что ты не малолетка.       Она в ответ выдыхает смешок.       — А Вам сколько?       — Я тоже не выгляжу на свой возраст, — улыбка касается уголка его губ, и девушка отвечает тем же.       — И всё-таки? — теперь она говорит расслабленно и почти смеясь.       «Она милая».       — Мне тридцать восемь, — говорит Леви, Микаса удивленно приподнимает брови и тянет:       — О-о-о…       — А в какую сторону — это ты мне скажи, — добавляет он, замечая легкий румянец на её лице, опять.       «Слишком много смущается для человека её возраста, а может, это просто из-за выпивки?»       Они добредают до какого-то дворика с полуразрушенным домом. Микаса забирается на одну из развалин и садится на корточки. Леви старается увести свой взгляд от соблазнительных мест собеседницы, которые в данный момент находятся буквально у него под носом.       «Пфф всё, сдаюсь», — поэтому он достаёт сигареты и облокачивается на стенку, сбоку от девушки.       — Надеюсь, не против? — он ради приличия спрашивает,       — А можно мне тоже?       Он прикуривает, протягивает девушке сигарету. Она делает затяжку и закашливается.       — Курю только когда выпью, — комментирует она.       «Что-ж, видимо, пьёт не часто, раз курить до сих пор не умеет».       — Ну, так ты мне расскажешь, что случилось? - он возвращается к волнующей теме.       — Ничего, всё как обычно. Нормально.       «Ну да, то-то ты лошадиной дозой пива решила убиться в одиночестве», — Леви вскипает. Его бесит эта манера утаивать. — «Почему всё просто не изложить, когда прямо спрашивают?»       — А бухаешь ты от большого счастья?       — Да нет. Правда. Всё окей, просто… Просто мыс…с, — её дыхание сбивается, вдыхает и продолжает: — С ним с тех пор так и не поговорили, — у неё язык заплетается. — Уже неделя. И… мне тяжело… — тут же её голос начинает трястись, и она заканчивает фразу шепотом, пряча лицо в ладони. — Он раньше так долго меня не наказывал… — всхлип. Она убирает ладони с раскрасневшегося лица и хлюпнув носом, затягивается.       У Леви волосы вздымаются на затылке.       «Чудесно, он и раньше её наказывал, но не так долго? А как долго? Не достаточно долго? А если дольше наказывать, то уже можно будет возмущаться, или пока рано? То есть тот факт, что он её в принципе наказывал она считает нормальным?» — и от этой дикости он делает одну глубокую затяжку. Леви очень хочется подняться и постучаться к соседу. Но вместо этого он спрашивает:       — Вы давно вместе? Не женаты? — он хочет всё-таки разобраться, она это или нет.       — Нет, он не хочет на мне жениться, — ещё раз её дыхание срывается.       «Не женаты, это её фамилия».       — …Я с ним с семнадцати.       «Пиздец», — проносится в голове мужчины, а она продолжает:       — Через месяц восемь лет будет… или уже не будет, — на этом моменте девушка горько сжимает веки и слёзы льются градом. Скалится, сжимая ещё сильнее и прячется за локтем. — Простите, разреветься в мои планы сегодня не входило, — нервно хихикает. Ему искренне жаль девчонку.       Леви подходит ближе, носом почти упирается в её колени. Взгляд снизу верх. Протягивает ей носовой платок. Она удивляется.       — Ох. Вау, их кто-то ещё носит, — вытирает глаза, — Чёрт, простите, он теперь весь в туши. Я постираю...       Он же не обращает на это внимание. Микаса продолжает:       — Я уже пробовала с ним порвать, и всегда возвращалась. Сама.       Леви внимательно слушает. Даёт ей выплакаться.       — Мы ещё когда только-только начинали, он мне показал персонажа из игры, и сказал, что я должна быть как она. Кэрриган её звали. Он сказал тогда: «Ну почему ты не такая?» представляешь? — тут у неё начинается истерика, она плачет в захлёб. — Ещё он мне свою бывшую показывал, Мэри. Стройная такая худая и холёная. Блондинка. И тоже говорил: «Вот, будь такой». Леви не выдерживает и вставляет:       — Ублюдок.       — Я понимаю. Я это вижу но… я не могу, у меня не получается. Я так привязана. Это больно, — она икать уже начинает, платок Леви промок насквозь.       Дальше она рассказывает предысторию «шоу» недельной давности, и о том, как она жила с Эреном все дни вплоть до сегодняшнего. Он стойко принимает её боль. Периодически кивает или мычит, но не перебивает. Она, кстати, всё ещё выкает ему. Но ему, оказывается, комфортна эта дистанция, поэтому он не предлагает ей перестать.       — Знаете, я думала все эти дни над вашим вопросом. Чего я хочу на самом деле.       Он переводит внимание на девушку, она уже смотрит прямо в его глаза без стеснения, и продолжает:       — Так и не смогла определить что-то конкретное, но я поняла, чего точно НЕ хочу.       — Ммм? Чего же? — подхватывает он. И с удивлением обнаруживает, слыша свой голос.       Похоже он тоже пьян       — Я так счастлива, в те моменты, когда временно не испытываю эту наркоманскую тягу к нему. Когда мне становится плевать на его внимание и мнение. Я больше не хочу испытывать эту чёртову привязанность к нему. Я больше не хочу всего этого, — она снова срывается в слёзы. — Потому что в этом мире нет ничего хуже, чем зависеть от ублюдков, — цедит сквозь зубы, и запивает свои слова ром-колой, прожигая пространство перед собой взглядом полным желчи. Он просто слушает, не трогает её, не пытается дать ебучий совет, или утешить. Он понимает внезапно, что просто хочет, очень хочет, чтобы у этой девушки всё наладилось. И то ли из-за алкоголя, то ли, потому что хочет хотя бы чуточку порадовать её:       — Хорошо, однако тебе ром язык развязал, а то «Эрен хороший, не вызывайте полицию», — дразнит её, пытаясь перейти на фальцет. Она смеётся. Он улыбается.

***

      Микаса предлагает ему наушник, а ему и вправду становится любопытно, какую музыку она слушает. Первыми играют «Creep — Radiohead». Скоро рассвет, воздух становится холоднее, он замечает мурашки на её коже и предлагает пройтись, чтобы согреться. Микаса уже сонная, погружённая в свои мысли, еле переставляет ноги и смотрит куда-то за горизонт. Леви её приобнимает за плечи. Снова молчание, но теперь оно кажется комфортным. Когда они добредают до подъезда их встречает первый луч.       Он очень хочет ей помочь, вмешаться. Порешать. Но всё-таки это всё ещё не его дело. Не имеет права. И челюсти непроизвольно сжимаются. От бессилия. Насильно из ада он её не вытащит. Только если… она сама придёт к нему за помощью.       «Но разве сегодня она не сделала именно это?»       Он не уверен. Всё ещё. Только вот он уже всё решил, да? Интересно, а когда конкретно он решил понянчиться с нею? Когда протянул платочек? Или чуть раньше, в магазине, когда увидел её фамилию и возраст?       «Не факт, что это та самая девчонка».       Или когда увидел её на лестнице ещё тогда, впервые?       «А может не в этом дело, и кое-кто просто ищет предлог ей присунуть, а Леви? Чего душой то кривить».       Тот образ в халатике, в прихожей… Он никого к себе не приводил долгие годы, а тут она, со своими ногами от ушей и слезливыми глазками, как у котенка. Леви бесят эти слюнявые мысли. Что он, в самом деле, полуголых баб не видел? Да видел. И трогал. Да только, им он любезно бельё сушиться не развешивал. И что его дёрнуло её одежду постирать? Лежало бы оно до утра себе, никому же не мешало в самом деле. А сколько их таких в коротких юбках по улицам шастает, привычно же. Так чего же он сейчас то так взвинчивается? Ну в коротких шортах, ну стройная, ну и чего? И где-то, дальней-дальней мыслью, понимает: всё-таки — чего. Ещё как ЧЕГО.       Он открывает подъезд и пропускает девушку вперёд. Провожает до квартиры.       — Спасибо за эту ночь, — полушёпотом произносит она, расплываясь в грустной полуулыбке, и всё это звучит так, как не должно бы звучать. И выглядит так же. Двусмысленно. Трехсмысленно. Когда она открывает дверь он видит краешек её мира. Там очень темно и грязно-серо, хотя солнце уже вышло.

***

      Он кидает ключи в коридоре и идёт в ванную. Глаза слипаются, тело устало и во рту начинает противно сушить. Мысли прыгают. Он пытается додумать хотя бы одну до конца. Микаса. Он помнит её. Но всё ещё не уверен. Открывает их чат, фото контакта.       «Не удивительно, столько лет прошло».

***

Двадцать лет назад

      Следуя за высоким громилой в дурацких ковбойских сапогах, Леви аккуратным взглядом окидывал коридор, залитый сигаретным смогом. Побелка, осыпавшаяся на пол, местами ободранные обои, граффити на стенах. Какой-то жёсткий психодел вперемешку с чем-то напоминающим шаманские песнопения играет фоном. Кто-то далеко стучит палкой о пустую консерву. Ещё там были комнаты. Комнаты, двери, некоторые из которых были приоткрыты и на глаза попадалась то мужская задница со спущенным штанами, обхваченная женскими руками, иной раз мужскими, то уютно устроившиеся на заблёванном и обоссанном ковре улетевшие торчки. Раздавались ритмичные шлепки чьего-то живота о чьи то ляжки, скучающие женские постанывания, чьи-то всхлипы. Запах мочи, рвоты, и дыма от сигарет и чёрт его знает чего ещё.       Леви подташнивает, ему хочется сплюнуть и он это делает. Вместе с ним идут ещё несколько напарников и их босс. В руках у Леви синяя сумка Найк с пятью килограммами и ста шестьюдесятью двумя граммами кокса. Он знает наверняка, так как собственноручно его бодяжил с сухим молоком всю эту ночь. Он чувствует себя облитым дерьмом с головы до ног. Ему ненавистна его компания. Это место. Их главный — просто такой же тупоголовый торчок. Леви ненавидит то, чем ему приходится заниматься и с кем. Он делает это не ради наживы. Отработает долг — и прощайте. Леви теперь старается не смотреть в комнаты, но вот у самого конца коридора взгляд его цепляется за детское личико, выглядывающее из-за двери. Ребенок. В притоне.       «Ребёнок, БЛЯТЬ!» — в этот миг что-то внутри парня ломается. Эта картина выглядит настолько неправильной и чудовищной для такого места, что Леви не смотрит куда идёт и врезается в парня с сапогами.

***

      Наверное, это удача, он даже на мгновение радуется тупости его, теперь уже мёртвого, босса, которому не хватило мозгов «не выёбываться» на чужой территории. Леви каким-то чудом удаётся увернуться от всех шести пуль, и пырнуть ножом в горло последнего стрелявшего на их этаже. Его руки в этот момент почему-то твёрдые и послушные, не трясутся совсем. Думал, что если ему придётся убить, то не сможет — смог.       Он бежит в ту самую «комнату с ребёнком». Там так же премерзко, как и запахи витающие всюду. Никого нет, только девочка сидящая под столом. Волосы грязные в белых хлопьях перхоти, скомканы в колтуны, ногти длинные, что на руках что на ногах, босая. Тощая. Такая спокойная, что он немного теряется. Хватает её за руку и вытаскивает из-под стола, она глазами одними туда сюда водит, на руку его глядит. Цепляется за шею и послушно сидит на руках, пока он выносит их из перестрелки.

***

      Когда он оказывается достаточно далеко, что может выдохнуть, спрашивает:       — Как тебя зовут?       — Ми-ика-аса, — тянет девочка. Они явно напичкали её какой-то дрянью, она сильно заторможенная.       — А где твои родители?       — Уш-шли в магазин,       — А когда они ушли в магазин, Микаса?       — В мой день лождения, он пе-ед Лождеством,        А сейчас октябрь.       — Дядя мне сказал, что они велнутся и сами найдут меня, когда я вы-ыасту.       — Понятно. А сколько тебе лет?       Ребёнок показывает ему пальцы, пять.       Теперь ему некуда идти, всех членов их банды будут вырезать, первым делом пойдут в их дома. Поэтому забирает только документы, деньги и некоторые ценные для него вещи. Берёт развалюху напрокат, снимает дешёвый номер в мотеле. Оставляет там девчонку, возвращается с едой медикаментами и детской одеждой. Моет ребёнка, отрезает колтуны чёрных-чёрных волос, которые, к сожалению, невозможно расчесать. Одевает. Кормит. Заставляет её пить воду, много воды.

***

      Они стоят на пороге церкви. Точнее какого-то монастырского приюта, ближайшего из тех, что он смог разыскать. Их «главная» Матушка, пожилая тучная дама в очках, приглашает Леви в кабинет. Придирчиво оглядывает юношу. Ещё на него смотрит Иисус с распятия за её спиной.       — Причина отказа? — спрашивает она, не пытаясь скрыть осуждения.       — Её родители наркоманы, вероятно мертвы, свидетельства нет. Нашёл её в притоне, её накачивали чем-то. Сейчас не в состоянии ею заниматься.       Служительница монастыря старательно царапает ручкой по бумаге.       — А Вы-то кем являетесь девочке? — спрашивает уже мягче, Леви думает секунды три.       — Кузен, — он врёт, сам не понимает зачем.       — Вот, — она протягивает ему стопку бумаг. — Только вот тут и тут сами напишите, фамилию и имя, её и ваше. Уж больно заковыристые.       — Моё не надо, — говорит он, женщина вздыхает.       — Ну смотрите сами.       Леви аккуратно выводит: Микаса Аккерман.