Инопланетный рыцарь

      «Безумие — это доспех, который носит рыцарь, когда его разум покидает поле боя. Он сражается уже на совершенно другом уровне. И, по правилам, рыцари сражаются за королевства, за честь и за Родину. Но давайте будем честны: в глубине души они лишь ищут отражение своих собственных страхов. С каждым взмахом меча они теряют не только врагов, но и последние осколки своего разума»—доносится голос размеренный, плавный до ушей. Он без грубой силы отекает по стенам металлическим, впиваясь и пропитываясь.Человек сидел в тени, располагаясь на компьютерном кресле и смотрел заинтересованно на сенсорный экран, который витал в воздухе и окатывал личико мягким голубым оттенком. Перед ним располагался экран с множествами кадров, на которых происходят сражения разных эпох, а в центральном окошке, как бы приманивая, мелькала молодая девушка, которая испугалась чего-то и, отпрыгнув назад, начинает стряхивать с руки нечто прилипшее. На этом моменте человек ставит паузу и на окошке расположился бледный треугольник, обозначающий паузу в воспроизведении. Кресло, покачиваясь под весом, прокрутилось так, что оно повернулось назад. Оно дало шанс разглядеть человека получше и понять, что та молодая девушка со светлыми волосами в центральном окошке экрана — это и есть она. Та, что сидела на кресле и теперь смотрит в темноту, обращаясь к кому-то: — Вы наверняка сейчас, ребята, не особо понимаете, что происходит. Я тоже. Спрашивается невзначай: что я читаю и почему со мной разговаривает персонаж? Да, такая вот у меня способность есть. Зачем она мне? Честно говоря, я задаюсь этим вопросом с тех пор, как до автора вообще дошла мысль о создании всего этого, и меня в том числе. Каждый день задаю вопрос: «это насколько надо было с ума сойти, чтобы все это начать писать?». Ответа мне так и не дали кстати. Да и мне особо это не нужно. Меня пока не трогают и на этом спасибо.       Девушка поднимается со стула и недовольно почесывает затылок свой, издавая усталый вздох со рта. Ее рука тянется к настольной лампе и, поворачивая к себе, лучи искуственного света тут же осветили юную особу: она стояла сбоку от лампы, упираясь руками о стол, на котором были ровно сложены чертежи с кривым, неразборчивым почерком. Свет озарил девчонку, раскрывая всю до безобразия красоту. Длинные волосы, как колыхающиеся волны пшеницы, были собраны в высокий, пышный хвост. Местами виднеются более темные прядки. Карие глаза, глубокие и столь выразительные, искрились теплом. На её щеках и на лбу россыпью разлетелись веснушки, как маленькие солнечные пятнышки, которые придавали ей особое очарование, делая похожей на весенний цветок. — То, что вы видели на экранах,—блондинка подняла руку и указала большим пальцем через свое плечо на современное устройство,— Это спойлеры, откровенно говоря, и наверное мне сильно потом прилетит, если я скажу сейчас что-то лишнее. Поэтому я пробегусь по старомодной, скучной речи, которую мне заготовили, и от которой я на первой минуте засыпаю,—на этом моменте она сделала ведливую паузу и нагловато уселась на край стола, закидывая ногу на ногу, чтобы показать себя полностью: черная футболка свободного кроя свисала на ней, а мешковатые джинсы свободно обвивали её ноги, придавая образу непринужденность и легкость, как и кеды. Черный пояс с серебряными пирамидальными заклепками акцентировал талию, добавляя нотку дерзости в её образ. На голове у блондинки кое-как держались строительные очки с желтыми, пластиковыми линзами, потому что дужки расшатались спустя длительное время.       Покачивая одной ногой, кареглазая вытащила из-под своей ягодицы помятый листок бумаги и, прочистив горло, наконец-то начала говорить, обращаясь в темноту: — Что ж, привет, бедняга. Я — Джина, и я алкого!... Кхм-кхм. Извини, неправильно прочитала. Забыла, что здесь возрастное ограничение и ограничение в мультсериале, поэтому шутки шутить про психологические кружки для зависимых людей лучше не стоит. Сколько здесь ограничение? Э-э.. Двенадцать плюс?! Вы прикалываетесь? Давайте хотя бы что-ли до шестнадцати поднимем, иначе я вообще рта раскрыть не смогу. Или поднимите ограничение до восемнадцати плюс. В чем весь интерес тогда? Поднимайте там ставку! Читать тогда неинтересно будет.       Она подняла свободную руку, сжатую в кулак, и вытянула ее вверх, издавая хитрый, самодовольный смешок. Джина похлопал в ладони, включая в апплодисменты глухой звук ударяющейся бумаги, на которой аккуратно выписаны ключевые фрагменты для речи. Девушка опустила взгляд и зачитала: — Перед тем, как стать свидетелем нечто масштабного, давайте кое-что проясним: автор немного запил-... Тц! Записался, да-да! Так и записано, конечно.       Джина коротко закатывает глаза и продолжает меланхолично читать: — Автор немного записался и загорелся идеей для создания этого «шедевра» с Богом и не дай Бог. Вполне нормально будет, если вам что-то не понравится и оно не будет соответствовать вашему ожиданию. Это хороший признак, потому что все нравится - невозможно. Всегда найдется то, к чему можно прикопаться. И это принимается. Возможно, вам вся эта история покажется заезженной, банальной и неинтересной. И это тоже нормально, как и то, если вам понравится. Здесь будет вложено немало мыслей, а поэтому давайте вместе с вами приложим усилия и...дадим всему «этому» шанс?       Блондинка скривилась от написанного текста и, сминая к черту бумагу в клубок, перекидывает это через себя и попадает точно в урну. — Короче мне стало скучно и это настолько толерантно, что меня чуть не вырвало,—девушка запрокинула голову назад и издала раздражительный вздох, массируя переносицу, — Поэтому давайте коротко и по делу: здесь будет хаос, борьба, развитие ключевых событий и очень много...меня. И этого...—метнула свой внимательный, почти скептически взгляд на экран, где промелькнул молодой человек, который закатывал свои зеленые глаза и перед ней показал свои странные часы,— И этого клоуна. К сожалению. Поэтому перекреститесь, заранее меня пошлите на все четыре стороны и проваливайте. Валите проникаться в историю и... О! Чуть не забыла. Удачных вам голодных игр. Аминь, черта с два!

***

Четыре года назад.

      Она с трудом открывает глаза от назойливого будильника и, сама того не понимая, тянется пяткой к нему. Со всей раздраженностью бьет неприятное устройство по основанию, снося его с тумбочки куда можно дальше. Желание существовать или как-либо открывать глаза не было никакого желания, потому что нет ничего лучшего в этой жизни чем теплый плед, которым ты укутываешься и тебе не нужно никуда спешить. И Джина продолжила было б лежать дальше, если бы по ту сторону двери не раздался назойливый голос брата: — Джина, поднимайся.       Голос становится все громче по мере приближения, и когда она поняла, что брат зашел уже в ее комнату и начал раскачивать сестру, то та простонала раздраженно: — Сегодня выходной, Тони. — Ну так сегодня праздник. — Кто помер?—коротко спрашивает Джина, неохотно поднимаясь с кровати. Она, завернутая в одеяло, выглядела как огромный кокон, из которого не спешила вылезать маленькая, сварливая бабочка. — Всмысле «помер», Джина? У тебя сегодня день рождения, а не поминки,—уточняет Тони, все больше и больше поднимая свои густые брови как можно выше. — Почти ничем не отличаются. И там, и там пьют, а потом вообще не помнят, зачем вообще сюда пришли,—пробубнела девочка, разинув свою пасть для зевка,— О спиртных напитках же можно здесь говорить? Какое-то там все-таки ограничение? А то меня забанят. — Кто?—интересует парень. — Автор в пальто. Ну, раз мне не закрыли рот черным прямоугольником, значит, можно.       Тони усмехается, благодаря вселенную за то, что он встал раньше Джины. Потому что его глаза открылись не под надрывное пение рок-музыки из динамика телефона сестры, а под тихое дуновение ветерка. Он обходит кровать девчонки и разнимает шторы по разные стороны, пуская в комнату немного света. От сестры доносится неприятное шипение, напоминающее недовольного вампира, которого потревожили раньше положенного. Столь яркие лучи ласкали своим теплом стены, пол. С наслаждением, стараясь продлить мгновение, Тони бодро потянулся и повернулся к сестре, говоря с улыбкой: — Лицо сделай попроще, Джина Хоукинс. — Подставляй лицо, сейчас я сделаю попроще,—покосилась на своего брата и, черт возьми, готова была завидовать его способности так легко вставать по утрам. Он мог не спать половину суток, а потом вставать бодрее, чем сестра, что спала всяко больше его. Джина считала, этот идиот слишком сегодня бодрый, что аж просыпается ненароком испортить подло настроение ему.       Тони на ее выпад реагирует совершенно спокойно, так как с самого детства привык к такому отношению Джины, и уже не считает чем-то противным. Скорее, до тошноты родным и незаменимым. Он смотрит на нее и думает о том, что она нисколько не меняется в характере, отчего на лице растягивается сильнее улыбка. И это выражение лица раздражает еще сильнее, как и сам факт того, что вырядился сегодня так, будто вышел случайно с обложки журнал. Этот парень, казалось, всегда был невероятно красив. Природа будто расцеловала его с таким обожанием, что сделала от переизбытка эмоций нечто невероятное. Это был юноша с короткой стрижкой. Его светлые волосы, не желающие поддаваться укладке, игриво торчат в разные стороны, будто отражая живую энергетику его характера. Каждую прядь, словно солнечный луч, освещает нежная радость юности, полная надежд и неведомых мечт. Карие глаза блестят, как живые палитры, полные потоком эмоций, которые могут быть поняты только теми, кто умеет замечать поистине. Веснушки, разбросанные по мальчишескому лицу, делали Тони до незабываемости привлекательными. Они были мелкие звёзды на ночном небе, на которые можно бесконечно смотреть. И стоит он рядом со своей сестрой — до изнеможения были похожими, хотя разница между ними была восемь лет. Они были похожими внешне, но стоило их двоих узнать лучше, как выясняется то, насколько же разные эти два ребенка. — Пошли, именинница, кофе тебе сделаю. Включим Кэти Пэрри и приготовим завтрак,—не убирая улыбку, продолжил настаивать на том, чтобы девчонка покинула свою берлогу. В улыбке таилось то ребячество, по которому она скучает временами. — Ладно, но только потому что кофе заставляет меня меньше ненавидеть людей. — Обожаю твои шутки с утра, Джи-джи,—говорит Тони, обнажая ряд светлых зубов, в которых можно было бы увидеть свое отражение, если постараться. — Это не шутка. Если бы я получала доллар за каждую шутку, которую я рассказываю, я бы уже купила себе остров... или хотя бы хорошую пиццу,—с издевательским тоном отметила довольно четко блондинка и попятилась неспеша за своим старшим братом.       Сколько себя Джина помнит, то Тони всегда проявлял особенную заботу о ней. И иногда казалось, что брат больше себя ведет как отец, нежели сам папа. На Энтони буквально мог держаться сутками вся ответственность в доме, вплоть до того, что приходил к сестре в комнату и спрашивал, нужно ли что-то в стирку закидывать. Девчонка всегда удивлялась тому, как хорошо у него получалось справляться с «женскими» обязанностями, когда у нее же руки росли из одного места в этом деле. Ей давалось тяжело находить силы на уборку, но занималась этим лишь ради брата. Думает периодически о том, как же ей чертовски повезло с ним. Он знает, как легко она становится раздражительной по утрам, когда что-то не получается или от нее много требуют. Поэтому, когда она пришла в бешенство из-за того, что одноклассник позвонил утром и спросил, приходить ли на первый урок, она сломала со злости статуэтку, которую отец купил по уценке, на рынке, Тони тихо и терпеливо слушал ее возмущения. Сидел подолгу на кресле и наблюдал за тем, как та возмущенно ворчала на мальчишку. Проще всего было выслушать девчонку и дать ей выпустить пар, потому что выражения «Все будет хорошо», «Не расстраивайся» не всегда помогают ей. Потому что считает, что это слишком бездушные, глупые фразы, в которых нет ничего искреннего.       Они заходят на кухню и ей сразу же становится легче на душе. Здесь пахнет средством для мытья посуды, ароматным чаем и духами Тони. Стены окрашены в мягкий кремовый цвет, который отражает солнечные лучи, проникающие через большие окна с полупрозрачными занавесками. На подоконнике стояли глиняные горшочки с зеленью — базилик, укроп и петрушка, их аромат наполнял вдобавок воздух свежестью. У отца была странная причуда — делать на кухне свой маленький огород из зелени, который можно использовать в любой момент. Поначалу Джина удивлялась этому, но со временем привыкла и даже сама, время от времени, поливала растения. Сама не любит этим заниматься, но иногда, лишь иногда, просыпается вот такое желание самой побрызгать листья зелени.       В центре кухни расположена небольшая деревянная столешница, обтянутая клеенкой в клетку. У семьи Хоукинс не было пристрастия к роскошным хоромам, потому что считали свой маленьким дом более чем уютным и практичным. Им не нужна была дорогая кухня с навороченными технологиями, так как эти технология мог запросто изобрести сам отец, либо же дочь. Джина с самого детства провела среди железяк отца, когда тот собирал все в гараж, называя это «антикварной лавкой». Там было буквально все, что мог найти любитель техники, разве что реактивный самолет не влез. Девушка переняла у отца привычку собирать железки и делать из них какие-то мелкие подделки, которыми стали почвой для дальнейшего изучения мира технологий.       Девушка садится на стул, не снимая с плеч теплый плед и носом утыкается в мягкую, внутреннюю ткань покрывала. Она внимательно рассматривала на то, как лежало на столешнице яркие две тарелки. Они так бросались на глаза, что порой раздражали Джину от одного цвета. Совсем рядом с ней стоял старинная мельничка для специй, которая добавляла нотку винтажного шарма. Что отец, что младшая Хоукинс любили что-то в такой стилистике.       На стенах висят полки с разнообразной посудой: керамические тарелки с цветочными узорами, стеклянные банки с крупами и специями. Стол, покрытый клетчатой скатертью, располагал на себе антикварную вазу с сухоцветами, которые всегда стояли «для атмосферы», как говорил папа. Отец был крайне странным человеком и временами увлекался совсем не тем, что мог интересоваться среднестатистический мужчина его возраста. Чейз Хоукинс, скорее, тот самый тип мужчин, который с невинной улыбкой смотрел на всех со стороны и был «на своей волне». Джина иногда напрямую спрашивала его: «Отец, почему ты такой...ну не как все остальные папы?». Чейз только пожимал плечами и воинственно выпячивал грудь вперед и с бодрым хохотом заявлял:       «В этом же нет ничего интересного тогда. Если бы мы были все скопированы, подгоняя под какой-то стандарт, следили одному и тому же шаблону, которым предоставил нам социум, то мы же наверняка все погрязли в рутине однотипной. Пойми, Джина, жизнь... она, ну, знаешь... такая! Такая, до дрожи в руках, удивительная. Временами есть плохие моменты, временами есть и хорошие. Каждый человек - как лист дерева, то есть такой же индивидуальный и неповторимый. И нужно радоваться тому, что мы странные, что мы видим все мир под своим углом. Потому что если будем зациклены на одном плохом - завянем»       Она вспоминает его слова, напоминающие больше лирическое отступление философа, а потом невзначай просовывается момент неуклюжий, где отец в попыхах сносит с плиты сковородку. Задел нечаянно рукоятку и посуда упала вниз, вместе со всем блюдом, который приготовил Энтони. Девушка слышала в голове тот звон посуды о кафель, как плитка дала трещину ввиде паутины; слышала то, как Тони чуть не задохнулся от возмущения, но его шок перебил настолько, что и слова вымолвить не смог. У юноши глаза становились все больше и больше, наполняясь шоком, пока отец виновато не рассмеялся и не извинился перед сыном. — Будешь омлет?—ностальгический момент невзначай прерывает брат своим вопросом, вынуждая сестру придти в сознание и ответить угрюмо: — Не спрашивай даже. Я ем всю твою стряпню, Тони. — Тебе все, что в лицо лезет - все любимое, да, Джи-Джи? — Да. И кофе сделай пожалуйста, раз ты сегодня мой раб по уважительной причине. — Так я каждый день так де-... — Не занудствуй.       В маленькой уютной кухне каждый уголок наполнен теплом и домашним комфортом. Здесь так хорошо и до чертиков становится тепло в груди где-то. Микроволновка и плита аккуратно уложены под столешницей, керамическая плитка на полу еще больше подчеркивает атмосферу очага семьи Хоукинс, а небольшой настенный шкафчик придает кухне характер. Запах свежего кофе и омлета наполняли с каждой секундой пространство, создавая ощущение чего-то до боли в сердце родное, что вызвало у блондинки слабую улыбку. Тони ставит сковороду на разделочную доску и кладет на стол. — Каждый раз удивляюсь тому, как тебе не надоедает это все готовить,—с при поднятыми бровями говорит девчонка, собирая свои светлые волосы в небрежный пучок так, что несколько прядей волнообразно спадали на лоб, придавая образу лёгкую небрежность. — Мне просто нравится для вас готовить,—лаконично ответить Тони,— Ну и тебя страшно к плите подпускать. Мне хватило того раза. Как ты вообще умудрилась изнутри печь довести до такого состояния, что она не стала подлежать к ремонту? — Ну и что теперь? К единственной плите, к которой ты меня подпустишь - это твоя могильная что-ли? — Да и к ней не подпущу. Ты же мертвого достанешь, Джи. Ешь уже.       На столе перед ней красовалась сковорода с ярким, пышным омлетом, от которого прямо слюни сами по себе начали невероятно обильно выделяться. Девчонка, с удовольствием вдыхая аромат свежеприготовленного блюда, приподняла вилку, немного неуклюже зацепив кусочек омлета. Сложенные пальцы не удержали его, и он, как будто в замедленном движении, полетел в сторону, приземлившись на её щеку и оставив на коже желтоватый след. Она засмеялась, чуть приоткрыв губы, и, не замечая смешной ситуации, продолжила есть. Тони лишь успел закатить глаза, не скрывая своей слабой улыбки. — Ты как поросёнок, Джина. Неужели не можешь нормально есть?—брат опирается локтями о стол, подается чуть вперед, и заглядывает в бессовестные глаза своей сестры. Младшая Хоукинс, облизывая вилку, смотрит на него укоризненно, тянется молниеносно к чайной ложки лишь для того, чтобы ею несильно зарядить парню по лбу со словами: — А ты можешь не комментировать то, как я ем? — Я скоро все ложки начну от тебя прятать. У меня уже лоб скоро ими пробит будет. — И флава богу, фтоб не рафляблялся,—с набитым ртом произнесла кареглазая в адрес Тони, довольно улыбаясь столь аппетитным завтраком,— И фпафибо фа фавтрак. — Не за что. К слову, я приготовил тебе подарок, в честь твоего дня, что приближает тебя к пенсии,—поднялся на ноги брат и ненадолго отлучился, чтобы зайти на кухню с подарочный пакетом и протянуть его. Девушка, выбирая свои заляпанные пальцы об свои оголенные ляжки, вытирает дополнительно салфетками, чтобы с хитрой улыбкой принять пакет и начать распаковывать.       Джина подняла взгляд, удивлённо приподняв брови. Её сердце забилось быстрее. Она аккуратно открыла коробочку и увидела набор браслетов, сверкающих в свете лампы. Один браслет был украшен изящной металлической пряжкой, другой — с тонкими плетениями, а третий — с яркими бусинами, которые весело переливались на свету. Каждый из них был выполнен с вниманием к деталям. — Охре-...! —девушка не успевает даже договорить восторженно, как ее рот перекрывает черный прямоугольник и не дает больше ни единого нецензурной слова сказать, заглушив пищанием. Джина закатила глаза, привыкшая к такому удивительному явлению, и только сказала: — Ненавижу эту цензуру долбанную.       Тони наблюдал за её реакцией с теплом в душе. Блондинка принялась разглядывать каждый браслет, трогая кожу и изучая узоры. Она выбрала тот, что был украшен металлической пряжкой, и надела его на запястье, затем вск остальные. И все на левое запястье. — Ну как?—интересуется юноша, разглядывая их с таким же детским интересом, как и сама именинница. — Кру-уть!—произнесла она и, подскочив на ноги, прыгнула на Тони так, что руками обхватила его шею, а ногами обвила бедра, точно некая коала на эвкалипте. Её волосы растрепались слегка, начали походить больше на птичье гнездо, а когда брат еще как назло ладонью растрепал прическу, то и вовсе распустилась вся. Локоны каскадом упали на спину, плавной волной проходясь,— Лучший подарок за сегодняшний день! — Боялся, что не понравится тебе,—скромно отметил старший брат и отвел свои карие глаза в сторону,— Папа, кстати, сегодня...задержится. — Опять? Даже в мой день рождения нельзя было никак? Ладно...—за секунду в ее сияющих глазах потух тот самый детский огонек счастья, но она помотала головой, постаралась не придумывать себе всякого, а размышлять логически. Размышлять так же хорошо, как выполнять расчёты, построение многоуровневых графиков и чертежей. — Не хочешь сегодня прогуляться?—предлагает он. — Не-а, лень куда-то выходить. И не хочу с людьми контактировать,—невольно усмехнулась и прикрыла глаза. На её губах зарождалась улыбка - искренняя и светлая, что казалось, будто именно она, а не солнце озаряла собой всё вокруг.       Ступая босыми ступнями по полу, она на ходу убрала плед в руки и решила убрать его в комнату, а потом обратно пойти на кухню, чтобы помочь брату нарезать овощи. Когда ей в руки попадал нож или нечто подобное, то та ощущала внимательный взгляд брата. Но пока он на время вышел из квартиры, девчонка думала об отце. За всю жизнь они так и не поговорили ни о матери, ни о том, как его занесло в «секретную работу», связанную с людьми и...пришельцами. Когда-то Джина не верила в это, потому что не было причин верить, пока Белвуд не стали показывать по телевизору как один из источников для нападения на Землю. Это пугало, ставило ее в такой ступор, что блондинка не могла принять это до конца, пока в один момент отец не ставит ее и Тони перед фактом, что знаком с некоторыми пришельцами, о которых нельзя никому разбалтывать. Младшая Хоукинс девочка умная, она стала покрутила у виска, а когда заместо человека показался пришелец, то вместо падения в обморок последовал...детский интерес. И этот интерес перерос в нечто большее, чем простое знание о внеземных существах. Оно переросло в то, что Джине стало интересна их культура, их техника и то как она работает. Если б только кто-то посмотрел на это со стороны, то точно отца забрали в психоневрологический диспансер.       Была бы рядом с ними мама, то наверняка сморщиласт, да голову отвернула от них подальше. Хоукинс о своей матери не так много знает, не так много помнит. Прекрасно знает то, что она ушла из семьи куда-то, потому что «так нужно». Девочка никогда не могла воспринимать эту фразу, потому что «нужное» — тонкая грань между абсурдом и логичностью. Она не ощущала ничего к тому, когда ее спрашивали о матери, так как смутно помнит внешность этой женщины. Лишь пожимает плечиками, да скучающе отводит взгляд в сторону.       Пока девчонка резала кухонным ножом овощи, она, остановившись на секунду, ощутила на своих широких плечах легкое, непринужденное касание. Хоукинс почувствовала, как напряглись ее мышцы, как замерла и как сжались пальцы на рукоятке кухонного ножа. — Положи нож на место, Джина,—раздался позади тихий, размеренный голос человека. Настолько спокойным голосом это было произнесено, точно морские волны, что омывали у берега камни,— А то порежешься или порежешь еще кого-нибудь.       В ее карих глазах за мгновение пронёсся вихрь эмоций, словно рулетка в азартных играх. Она поворачивает голову, заглядывает в идентичные темные глаза человеку и поднимает сразу же, недолго думая, брови вверх. На ее бледном личике вспылили потоком радость, удивление, недоумение и закончилось неподдельной детской радостью, которую так трудно скрыть любому ребенку. Девочка разворачивается, бросает прочь ночь и подпрыгивает восхищенно, когда человек притягивает ее к себе и заключает в объятия. Она вешается на широкую шею мужчины и своими руками обвивает ее так крепко, отчего тот хрипло прошептал: — Сбавь обороты, метр с кепкой. Сначала убить пытаешься, а потом задушить? Надо наоборот ведь. — Тони сказал, что ты задержишься. — Если Тони с милым личиком тебе говорит что-то, это же не значит, что он говорит всю правду,—облокотившись на столешницу, он скрестил руки на груди и пристальным взглядом впился в девочку,— А если серьезно, то это я его попросил. Не уверен был, что успею домой. Столько дел было.       Та будто уже и забыла обо всем. Видеть его было каждый раз нечто завораживающим. Видеть отца перед собой было уже подарком. И девочке было все равно, что видела папу часто.       Он был высоким, словно сосна, устремленная к небу, с волосами, вьющимися, как солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густую листву. В этом они были крайне похожи с Тони, настолько, что Джина их путает. Эти светлые пряди переливались, создавая ощущение легкости и свободы, словно сам воздух вокруг него наполнялся радостью. Его шоколадные глаза, полные тепла, искрились каким-то детским весельем. Будто перед ней был не ее отец, а какой-то мальчишка с бородой. Широкая улыбка, яркая и такая до дрожи искренняя. Она всегда играла на его лице, словно носил её как неотъемлемую часть своего облика. Эта отцовская улыбка могла растопить с легкостью сердце дочери и развеять любые сомнения, как солнечный свет разгоняет утренний туман. Таким был Чейз Хоукинс — человек с самой яркой улыбкой, от которой не хочется думать о плохом. Одеваясь просто — в обычные потертые рубашки и джинсы, он умел подчеркивать свою индивидуальность, не прибегая к излишествам, ведь его истинная красота заключалась в простоте и практичности.       Пока блондинка ставила тарелку с салатом, заваривала кофе, он лишь вертел головой, наблюдая за перемещениями дочери и впитывая каждый момент. — Ты чего?—интересуется у отца девочка. — Да ничего, просто ты становишься старше...а растешь ближе к земле,—с подавленным смешком отметил папа, стараясь запечатлеть навечно в памяти каждое движение,— Как я и говорю - «метр с кепкой». — Между прочим я выросла на сантиметр!—когда дочка в очередной раз ловко продефилировала от плиты к обеденному столику и вернулась назад, сильные руки отца резко поймали её и увлеки в тёплые объятия. Джина начала ёрзать, извиваться как самый опытный уж на сковородке, да поговаривать: — Задушишь! Нечем дышать! Умира-а-аю! — Отпущу тебя, если удивишь меня чем-нибудь интересным,— без малейшего укора, лишь с какой-то задорной ухмылкой на губах, проговорил мужчина. — Технически, когда мы натягиваем носок на левую ногу, второй автоматически становится правым. И причем моментально. И здесь никак не влияет расстояние между ногами. Такова суть квантовой связи¹,—закинув голову, она залилась девичьим смехом,— А то, что у тебя вечно один носок пропадает в стиралке очень хорошо объясняет барионную ассиметрию Вселенной².

¹—Ква́нтовая связь, совокупность методов для передачи квантовой информации, то есть информации, закодированной в квантовых состояниях, из одной пространственной точки в другую.

²— Барионной асимметрией называется наблюдаемое во Вселенной явное превышение количества элементарных частиц над числом античастиц. К барионам прежде всего относятся протоны и нейтроны, а также еще несколько очень короткоживущих элементарных частиц.

— Ага, у меня есть еще носок Шрёдингера, который имеет дырку на пальце. Но если его правильно повернуть - он уже как бы целый. Таким образом он одновременно и целый, и порванный. Возникает суперпозиция носка, что выглядит абсурдно с точки зрения здравого смысла. Тяжела ноша квантовой неопределенности,—с усмешкой ответил тот,— Но ответ не принимается, микро-гений. Ты меня этим не удивишь. — Я платье сегодня надену сегодня.       Мужчина заметно прочищант горло, выпускает дочь из своих рук и театрально выкидывает брови как можно выше. — Метр с кепкой, ты козырь припрятать под конец решила? Ты что, девочка что-ли? Не, так не годится! Что дальше, туфли на каблуках и сумочка с блестками? А потом что? Мальчика приведешь в дом?!— он рассмеялся, представляя свою дочь в таком образе, и тут загибается пополам и начинает хохотать громко, прихрюкивая. Мужчина запускает ладонь в свои светлоые волосы и продолжает громко ржать, да так, что хохот по всей квартире разлетается тайфуном,— Хотя, скорее, ты его за шкирку притащишь. А вот по его воле или нет - вопрос уже другой. — Да сдались мне парни эти! Я сама все умею. — Вот и я об этом же. Нам хватает того, что только Тони пустырник пьет. — Я уже его с корнем ем, не прожевывая,—на кухню с этими словами заходит Тони, скрещивает руки на груди и опирается плечом о дверной косяк,— Я смирился с тем, что у нас вы в семье - главные любители искать приключения на ягодичные мышцы. Я молча смотрю и седею. — Королева драмы,—закатил глаза мужчина, усаживаясь громко на стул и вытягивая свои длинные ноги вперед, что сыну аж пришлось через него перешагивать,— Куда по ногам? Я же не вырасту. Быстро вернулся обратно! — Ты все дверные косяки итак собрал, хватит расти уже, папа,—издевательски протянул свои слова мальчишка, не возвращаясь по просьбе отца обратно через ноги,— Ты Джине когда подарок подаришь? — Еще не время, cordero impaciente³,—сказал отец, обращаясь к своему сыну по-испански, и подмигнул ему.

³— от испан. «Нетерпеливый ягненок»

      У отца была скверная привычка — заинтриговать и не давать ни малейшей возможности на то, чтобы узнать. Он был похож на опытного шпиона, из которого трудно достать хоть какую-либо информацию. Впрочем, никто из детей не особо торопился выковыривать из мужчины что-либо. Потому что это бесполезно: умолчит до самого последнего момента, а потом обнажит все карты невовремя.       Отец отпил горячий напиток, одобренно вытирая тыльной стороной ладони остатки напитка на усах, пока разговаривал с сыном о том, не придет ли их желанный гость в семье Хоукинс. Мужчина пожал плечами да и только, после чего хлопнул по коленям и сказал: — Раз уж сегодня такой праздник, то, может быть, сходим куда-нибудь? На экскурсию по робототехнике? Я на все согласен! Лишь бы там буфет был. — Мой гуманитарный ум не переживет четырехчасовую лекцию о технике,—тоскливо заверил Энтони, запрокинув голову назад. — Переживет, не беспокойся. Не Джина же будет рассказывать. — А, тогда ладно. Иначе это бы затянулось надолго. — Да ты совсем охр-... По хребту давно не получал?!—возразила яростно сестра, тут же поправив себя из-за периодического «напоминания» цензуры, отчего отец согнулся пополам и начал хохотать,— Вообще не смешно! Папа, ты-то чего смеешься? — А что я-то сразу?—поднял ладони перед дочерью мужчина и, как ни в чем не бывало, пожал плечиками.       Он всегда был полон энергии и идей, как будто сам никогда не вырастал из детства. Его заразительный смех и умение видеть радость в мелочах делали его любимцем среди людей. Он был тем человеком, который мог рассмешить даже самого угрюмого прохожего, и его дети унаследовали от него эту легкость и жизнерадостность. Ну, Тони унаследовал, если быть точнее. Потому что этот талант в Джине оскверненен, и она использует это с добавкой сарказма, иронии и черного юмора. — Ну так что, сходим?—снова предлагает папа,— Или есть какие-нибудь другие предложения?       Джина сначала скептически отнеслась к этой идее, предпочитая остаться дома и продолжить изобретать ПЭГ — персональный энергетический генератор. Устройство, которое генерирует электричество из кинетической энергии, создаваемой пользователем во время ходьбы или бега. Она интегрируется в обувь или одежду и может заряжать мобильные устройства или питать другие гаджеты. И когда ей в голову пришла эта нереальная мысль, то девушка не могла просто взять и не записать свои мысли, которые постепенно, с помощью отца, стали являться полноценными наработками. — Давайте я вам лучше свой проект покажу!—защелкала пальцами младшая Хоукинс, начиная перекатываться с кончиков пальцев ног на пятки, проделывая плавные движения,— Так сказать станете первыми свидетелями моего позора. Если и позориться, то до конца. Как говорится: «Нельзя убить в нас «позорную» сторону: позорьтесь вместе с ней».       Мужчина молча покосился на сына, который держал в руках пачку соленого поп-корна и уже намеревался пойти в зал, однако все же выждал, когда папа первый встанет и пойдет в комнату, чтобы последовать за ним. — Я ждал подобного,—подал голос он перед тем, как пригласить детей в зал,— А потому позвал на презентацию твоего шедевра нашего старого знакомого. Точнее, знакомую.       Двери распахнулись, и в зал, залитый солнечным светом, хлынул поток девичьего смеха и радости. В центре зала, окруженный ярко-красными воздушными шарами, стояла она. Неземная, во всех пожалуй смыслах, женская особь. Ее личико, окрашенное в яркие желтые тона, напоминали змеиную, с характерными вытянутыми чертами лица и чешуйчатой текстурой. Глаза выразительно смотрели на присутствующих, их проницательный вид заставил на миг Энтони сделать шаг назад, а вот Джину — вперед. Змееподобная женщина была одета максимально контрастна к светлой, человеческой комнате: в облегающий костюм, который подчеркивал ее обворожительную мускулатуру и стройную фигуру. Это чужеземное создание довольно скалилось, обнажая свои мелкие зубы и, поклонившись, скрестило чуть ноги и развело руки по разные стороны, как будто мосты развелись. Костюм напоминал неких персонажей из детских комиксов Джины про пришельцев: выполнен в тёмных оттенках, таких как черный и глубокий оранжевый, что создавал эффект строгости и элегантности. Черные акценты, расположенные на плечах, груди и бедрах — придали для гостьи тот самый образ, из-за которого девичье сердечко йокнуло от радости. Девочку привлекли по привычки специальные элементы на руках, которые вполне уверенно выполняли защитные, технологические функции. Капюшон, который надет был на ее голове, тут же скинулся, обнажая полностью дивный образ ящероподобной женщины.       Отец, улыбаясь, кивнул и повел дочь к женщине. Глаза существа, затуманенные временами, встретили девочку теплым и светлым взглядом. И как только иммениница шагнула еще ближе, она воскликнула: — Иридия!       И тотчас, как по щелчку пальцев, откуда-то из уголка зала начала играть одна из знакомых песен Джины, ту, что она ничуть не ожидала услышать сегодня. И играла как раз «Riot» группы Hollywood Undead — то, что любила слушать лишь в прилив бодрости и в такое настроение, когда хочется кататься в носках по скользкому линолеуму в длинном коридоре, точно опытный фигурист, и петь песню. Иридия, подняв голову, начала исполнять ее своим басистым, как раз тем что нужно, голосом:

I've been searching for an answer, but I ain't found one

I've been known to tear shit up and go off like a gun

I've been drinking way too much, but now I think I'm done

      Её чешуйчатое тело начало изменяться: чешуя растворялась в воздухе, оставляя за собой гладкую кожу. Длинные, извивающиеся формы постепенно упрощались, принимая более привычные человеческие очертания. Она чувствовала, как её тело становится более массивным, а конечности — другими. Змееподобный хвост исчезал, лицо становилось более округлым, а черты — мягче. Глаза как были неприлично-красивыми голубого оттенка, так и остались, а форма зрачка стала более привычной для людского восприятия. Изменения происходили довольно быстро: каждая деталь облика проявлялась молниеносно, как сглаженный, выученный механизм. Она самодовольно улыбнулась, губы приобрели форму, которой не было у неё прежде. На голове появились волосы - прическа «бикси» была идеально уложена. Короткие пряди обрамляли лицо, а укороченная челка придавала ей еще большую игривость. Девочка замерла на мгновение, восхищаясь тем, как юбка Иридии с изысканным узорным дизайном плавно драпировалась вокруг её ног, словно лёгкий ветерок играл с тканью. Каждый шаг этой женщины был наполнен грацией, а юбка, выполненная из легкого материала, подчеркивала женственность и элегантность. Джина терпеть не могла ни юбки, ни платья, но именно на этой женщине это выглядело действительно потрясающе. Тёмный свитер свободного кроя создавал уютный контраст с яркостью волос. Он выглядел так, будто был соткан специально для прохладного времени года, добавляя тепла и комфорта в эту комнату. Младшая Хоукинс заметила, как эта особа с лёгкостью могла сочетать стиль и простоту — в этом было что-то завораживающее. Темный макияж подчеркивал яркость голубых глаз, а проколотое ухо с аккуратной серьгой вызывало у блондинки искреннюю зависть, так как сама на такое еще не может решиться.       И как только настала секунда для припева, кареглазая именинница подбежала к Иридии и вместе с ней запела, наплевав на то, что половина ее слов будет перекрыто черным квадратом и звуком пищания, намекающий на запрет из-за цензуры:

F*ck that sh*t, let's start a riot!

Let's start a riot!

Tear sh*t up, f*ck peace and quiet!

F*ck that shit, let's start a riot!

Tear sh*t up, f*ck peace and quiet!

      В этот момент зал затих — взгляды были прикованы к ним. Собравшись с духом, Иммениница направилась к сцене. Их голоса слились в единый, гармоничный хаос, создавая волшебное звучание. Движения были плавными и уверенными. Иридия слегка наклонилась вперёд, а Джиеа сделала шаг вбок, подражая её жестам. Они танцевали под ритм музыки, словно были частью одного целого. Зал наполнился концентрированной энергией, а отец со старшим братом лишь могли наблюдать со стороны. Песня развивалась, и каждая строчка была наполнена воспоминаниями о том, как они проводили время вместе — о громком смехе, переходящий больше в хрюканье, о мечтах и о том, как каждый из них поддерживал другого в трудные моменты. Иридия была для семьи Хоукинс как раз самым близким «человеком», пусть и мо своими особенностями. Иридия была той самой, что приходила, как снег в мае - так же внезапно. Когда музыка затихла и последние ноты растворились в воздухе, зрители взорвались аплодисментами, и красноволосая женщина впервые за все это время протянула ладонь девчонке и сказала: — Соскучилась, Джи-Джи? Готова увидеть подарок? — Соскучилась. Подарки потом. Ты как раз вовремя, кстати говоря,—гордо подняла подбородок девчонка и хохотнула,— Увидишь одна из первых мою разработку ПЭГ. — Звучит прекрас-с-сно,—шутливо прошипела по-змеиному Иридия, предлагая девочке приготовить все для своей презентации изобретения. Джина убегает прочь в сторону отцовского гаража, утягивая за собой Тони для помощи. Женщина оборачивается и видит, как к ней подходит мужчина, протягивает ей руку для пожатия со словами: — Рад видеть свою старую знакомую. Как у вас там, на Ноксис?       Женщина выразительно поднимает бровь и со смешком отвечает на его жест рукопожатием и отвечает: — Сам ты «старый», Чейз, а я винтажная. Я не была на своей по одной планете. Не до этого. Собирала...информацию важную. К слову, есть новости. И они для тебя явно не хорошие. — Выкладывай,—привычная улыбка Хоукинса тут же исчезла, слезла некой маской, обнажая серьёзное выражение лица. — Помнишь что-нибудь о Чистопородых?—голос Иридии не выдавал никакого волнения, но вот для Чейза это уже не было самым хорошим началом разговора. Потому что одно упоминание об этих существах вызывал в нем шквал не самых приятных воспоминаний. Однако он лишь поднял одну бровь и поинтересовался: — Мало приятного помню. Знаю, что были самой первой расой во Вселенной. Какое это имеет значение? — У твоего «давнего знакомого» обнаружен был Импульсный Генератор как раз этих Чистопородых. Не знаешь, каким образом он смог раздобыть это? Особенно у тех, кто считает, что все виды, кроме чистокровных этих представителей, являются не чем иным, как дворнягами,—Иридия смотрит на Чейза с каким-то напряжением, потому что хочет понять несколько важных деталей, о которых никому не стоит знать, тем более его детям. Женщина разводит руки в разные стороны и смотрит на кареглазого мужчину, да вздыхает невольно. — Иридия, мне неизвестно это, и сомневаюсь, что смогу спросить у него в ближайшее время. У нас с ним разные взгляды на жизнь и...на науку. И на кодекс чести. — Это тот, что «Он был обязан защищать слабых и беззащитных людей, делиться с ними, участвовать в военных действиях, управлять своим земельным владением»? Или какой там у вас кодекс был,—красноволосая хмарит брови, пытаясь в своей, казалось бы, шикарной памяти вспомнить хоть что-то из его сферы деятельности. У Хоукинса такая работа, что там либо от крличе правил можно сойти с ума, либо напрямую сказать ему о том, что это все правила давно старомодны. Иридии не понять этого, но осуждать мужчину не станет. — Они должны быть честными и держать свое слово. Обязаны проявлять мужество и отвагу в бою, а также защищать слабых и беззащитных. Верность своему господину, королю или даме сердца - ключевой элементом кодекса. Должны были проявлять благородство и великодушие по отношению к своим союзникам и побежденным врагам. Обязаны защищать церковь, страну и тех, кто не может защитить себя сам. Должны были проявлять уважение к другим, включая врагов, и избегать гордыни. Должны стремиться к справедливости и защите правды,—он говорил это все без умолку, как замученное стихотворение, которое нужно было рассказать перед классом и преподавателем. Иридия подняла брови и с усмешкой уточнила: — У тебя это уже на подкорке, да? — Такова участь. Была, по крайней мере. Появилась одна проблема, которую надо решить в ближайшее время, иначе...—Чейз замолкает на счет этой темы, потому что в зал заходят Джина и Тони, и им двоим уже приходится делать из себя веселых взрослых, потому что детям необязательно знать проблемы масштабные. — Ну, Джина, показывай уже! Нам не терпится посмотреть твой конечный вариант устройства. Кто знает, может пришельцам он когда-нибудь даже пригодился,—бодро произнесла Иридия.       Блондинка с горящими глазами и легким волнением подошла к ним ближе, готовясь представить свое изобретение. Она быстро поправила волосы, собранные в высокий хвост, и взглянула на своих близких: Тони, папу и Иридию, которые с интересом ждали. Для нее показывать свои изобретения всегда было нечто личным. Она не славилась своими достижениями за предами семьи, в которую так тактично вошла змееподобная ноксисианка, что не успела даже осознать. Эта женщина вечно ее звала ее учиться, твердила о том, что могла бы взять под крыло и обеспечить ей дальнейшую профессию такую как Санитар Космоса. Ноксисианка являлась одним из сотрудников межгалактической организации правоохранительных органов, а потому Джина так редко видела ее — из-за работы.       Хоукинс прикрыла глаза и попыталась восстановить дыхание. Сначала она посмотрела по инерции на брата. Его лицо светилось любопытством, а в глазах читалось ожидание. Когда она нацепила на себя пояс, то там обнаружено было устройство округлой формы и размером с кулак девичьий. Отец тут же отметил то, что корпус проделан был из высококачественного пластика, из под которого было видны мелкие лопасти для активизации движения воздуха. — Это ПЭГ — персональный энергетический генератор,—произнесла она с энтузиазмом, указывая на устройство. Оно выглядело как сложная конструкция из различных деталей: металлический корпус, тусклые проводки и небольшие экраны, на которых мигали цифры. Внутри генератора виднелись вращающиеся механизмы и аккуратно уложенные элементы, создающие ощущение того, что это проделал талантливый инженер. Джина подошла ближе к своему изобретению и начала описывать его принцип работы: — Этот генератор использует кинетическую энергию для производства электричества.       Ей пришлось указать на маленькие лопасти, которые вращались при любом движении. Девчонка объясняла, импульсивно жестикулируя руками, то, что ПЭГ может заряжать устройства, освещать комнату или даже подавать питание для небольших приборов. Её голос становился всё более уверенным по мере того, как рассказывала о каждой детали. Вот уж в чем она похожа на отца, так это в том, что оба становятся такими живыми, когда дело касается техники.       Тони наклонился ближе, его глаза расширились от удивления. — А как он это делает? Только попроще объясни, —спросил он, явно впечатлённый. Джина с радостью объяснила ему: — Когда ты двигаешься или просто ходишь рядом с ним, лопасти вращаются и создают электрический ток! Это значит, что ты можешь генерировать энергию только своим движением.       После чего показала ему, как работает механизм, и Энтони с изумлением наблюдал за тем, как лопасти начинают вращаться от лёгкого дуновения её руки. — Что по энергетическому модулю?—внезапно спросил отец, с такой неловкой строгостью, будто принимал у нее экзамен. Но, невзирая на это, внимательно слушал. Ему крайне интересно посмотреть внутрь устройства, где находится механизм, преобразующий кинетическую энергию вращения лопастей в электричество. — Модуль включает в себя уменьшенные механизмы с магнитами и катушками для оптимального преобразования энергии,—пояснила Джина, не уступая отцу ни на секунду. Девушка смотрела тому в глаза и прямо ждала, пока он засыпет её вопросами. Ничего так её не будоражило, как то, что ей придется крутить в голове шестеренки для лучшего ответа. Одна мысль об этом приносило ей огромный всплеск дофамина. — Вижу экран даже присутствует, запарилась с ним небось?—любопытствует Чейз. — Ты её решил как на тестировании завалить?—интересуется Иридия, повернувшись к мужчине, что смотрел на устройство с клиническим будто бы взглядом. Выглядел со стороны так, будто уже в мыслях разобрал устройство и изучил каждую деталь. — Немного. На передней панели устройства установлены небольшие LED-экраны, отображающие текущую выработку энергии, уровень заряда и другие параметры. Индикаторы показывают, сколько энергии было произведено за определенный период времени,—охотно отвечала дочка, не меняясь в выражении лица ни на одну секунду. — А сможешь сейчас зарядить мой телефон?—Иридия приподнялась и протянула ей свой смартфон. — Могу. Генератор имеет несколько USB-портов для подключения различных устройств. Еще я предусмотрела порты для подключения к небольшим аккумуляторам или другим источникам хранения энергии,—она протянула провод и подключила телефон к устройству. Как только девушка начала бегать на месте, потом вокруг дивана, а потом и вовсе отжиматься на полу, то экран телефона Иридии начал мигать - оповещение о поступлении заряда. Женщина подняла брови и с интересом наблюдала за этим, пока Тони доедал последние крошки поп-корна и облизывал пальцы, да ловил на себе упрекающий взор Иридии. Тот поднял ладони и неловко заулыбался, стараясь больше шума не создавать. — А какой тип аккумулятора?—задал неожиданно вопрос как раз инициатор чавканья поп-корном и создания шума на заднем фоне. Тони, конечно, не настолько умен в этом всем, как Джина, но не мог не знать таких вещей, потому что отец потом бы ему провел долгую, мучительную лекцию еще раз об этом. Помнится ему, что он тогда это делал специально долго, чтобы сын уже сам начал лбом биться о стол, пока тот давился смешком. — Литий-ионный аккумулятор,—сращу же с ходу отвечает ему сестра, уже в мыслях своих пробегаясь по типу электрического аккумулятора, который широко распространён в электронной технике,— Это самый популярный тип аккумуляторов. Сотовые телефоны, ноутбуки, цифровые фотоаппараты, видеокамеры имеют такой аккумулятор. — Зануда,—с довольной улыбкой буркнул брат,— Технарь озабоченный. — Гуманитарий недописанный,—с прищуром в глазах парирует девчонка, нисколько не сбавляя напор свой. Джина растягивает на лице улыбку, готовясь уже ответить что-нибудь, пока тот не залился смешком и не помотал головой, в знак смирения. — С чего вы в какой-то момент решили, что Энтони - гуманитарий? Я у него в руках книгу ни разу не видела,—ноксисианка не сильно понимала причины их перепалки словесной, но когда Чейз самодовольно усмехнулся, то он сказал: — Гуманитарным складом ума обычно называют отсутствие математического. А Джина один раз застала то, как Тони, в магазине, обманули с деньгами. — Может, хватит вам всем меня обсуждать и то, как я один единственный раз неправильно посчитал на кассе? И я держу в руках книги, Иридия. Ладно эти двое, я постоянно слышу от них такое,—он вдыхает побольше воздуха то-ли для того, чтобы разразиться крайне недовольным трёпом, то-ли чтобы просто показать то, что не очень доволен,— Серьезно, Иридия, от тебя удар в спину не ждал. Разве так герои поступают? — То, что я Санитар Космоса - не значит, что считаю себя хорошим героем, малыш,—женщина откинулась на спинку стула и отвела свой взгляд куда-то в сторону,— Я просто выполняю свою работу, которая мне нравится. Иногда приходится идти на жертвы. Я не этот мальчишка с инопланетными часами, я светиться не люблю. Предпочитаю тихую и не заметную работу. — Это ты про внука Теннисона?—уточняет Чейз, не глядя на инопланетянку,— Любопытное к него...устройство. — Ага. Часики интересные. Джина бы глянула на них - тотчас разобрала на винтики,—ответила женщина. — А можно перейти с темы о каком-то парне на более важную тему? Например, когда мы принесем на стол торт и почему Тони съел весь поп-корн?—встряла в разговоров Джина, начиная капризно дуть губы и ощущать, как щеки её краснеют от возмущения. — В большой семье знаешь чем не щелкают?—осторожно приподнимаясь с дивана, парень осторожно обошел диван, когда заметил надвигающуюся «бурю», что была ниже его на голову. У парня на лице такая подлая улыбка, что девчонка взялась по инерции за гаечный ключ на 10, да пошла на брата. — Я тебе как раз щелкну гаечным ключом по тому месту, чтоб не ёрничал,—если бы взгляд мог разрезать, Джина уже могла бы, на самом деле реализовать это.       Чейз наблюдал за тем, как светлые макушки бегали вокруг дивана да перекидывались шутливо-грозными фразами друг с другом. Он мог лишь смотреть за тем, как его уже повзрослевшие дети бегали по комнате и заливались постепенно искренним смехом. Мужчина заметил, как мальчишеская улыбка на его сыне расползается теплой пеленой. Такая теплая и нежная, прямо как у родной матери, когда та слышала очередную глупую шутку своего мужа. Хоукинс видит в Энтони все самое светлое, все самое легкое и нежное, как в свежем зефире. Волосы развивались колосьями от прохладного ветра, что сочился с приоткрытого окна. Хороший, добрый и честный мальчишка. Мальчишка, каким был сам Чейз Хоукинс. Таким же бодрым, веселым до изнеможения и таким же невероятно талантливым. Это его сын. Его ребенок.       Он переводит взгляд с сына на дочь. Как же Джина быстро растет. И это почему-то Чейза пугает очень сильно. Настолько, что начинает замечать то, как она так же недобро скалится как он сам; как выгибает правую бровь при недоумении; как при стрессе перебирает пальцы и смотрит на человека в упор, как будто заранее прицеливается своими глазами оттенка горького шоколада.       Пшеничные локоны девочки развивались на ветру от бега. Щеки, усыпанные веснушками, розовели поминутно. Нарастала краснота с каждым ускоренным шагом, напоминая больше вареного рака в кастрюле. Когда девчонка догнала старшего брата, ее тонкие пальцы начали ласково щекотать подмышки высокого парня, который начал извиваться умоляющим змеем и хохотать громко, прихрюкивая. Девичьи глаза искрились от восторга, когда брат начинал сопротивляться ей. Она заливается звонким смехом лишь тогда, когда парень склоняет голову и начинает с искренней улыбкой щекотать ее в ответ. Со стороны Джина казалась совсем маленькой на фоне Тони. Такой крошечной куколкой, которую страшно в объятиях пережать, потому что может начать доноситься хруст костей. Малышка, над которой нависает высокий юноша с щенячьим взглядом и лучезарной улыбкой, начинает говорить, морща свой курносый нос: — Тебе давно по лбу гаечным ключом не давали, а, хТони?       Парень, что выставляет ладони перед своей сестрой и наигранным тоном говорит о том, что он сдается. Уже тактично пропускает мимо ушей то, что сестра называет его «хТони», ссылаясь «хтонь», к которой приплюсовала имя своего любимого старшего братца.       В такие моменты отцу хочется забыть все проблемы навалившиеся, да просто следить за тем, как живут его дети. — Снова в мыслях витаешь,—размеренным голосом произнесла Иридия, наклонившись к Чейзу, чтобы щелкнуть его по кончику носа. Ноксисианка поворачивает голову и видит, как Тони ловко уворачивается и пинка под зад со стороны младшей сестры, и издает смешок,— Из этого парня хороший бы боец вышел. Что думаешь? — Я бы искренне хотел, чтобы они жили своей спокойной, человеческой жизнью. Без осознания того, что в мире есть нечто хуже съеденного братом поп-корна или поломанного велосипеда сестрой,—голос мужчины становится тише, грубее. Как будто не хотел думать о том, что дети удосужаться пойти по его стопам или по стопам змееподобной инопланетянки. Он откидывается на спинку дивана, запрокидывает голову назад и шепчет одними губами: — Чтобы жили как обычные, без понимания того, что на каждом шагу может поджидать опасность. И иногда инопланетного характера. — Ты не сможешь их вечно опекать, как бы ты ни хотел больше всего жизни,—пояснила женщина, закинув ногу на другую. Ее юбка плавно последовала за движением ног, собирая новые складки ткани,— Они в состоянии о себе позаботиться, Хоукинс. — Они еще дети,—надавил на эти слова более строгим тоном мужчина. — Один из твоих детей уже создает то, что не создал бы средстатистический ребенок в ее возрасте, а второй превосходит в физической подготовке чем многие его сверстники,—наперекор переживаниям отца проговорила уверенно Иридия, заказывая свои глаза,— Им, конечно, есть куда расти, но все же. Не переусердствуй с опекой.       Чейзу нечего сказать. Он натянуто улыбается, глядя на детей, и думает о том, что в этом есть что-то толковое. Может, Иридия права. Дети у него действительно замечательные. Говорит об этом им по мере возможности, напоминает так сказать. Так вышло, что дети поменялись интересами: папа думал, что сыну будет интересна техника, создание изобретений, но Джина взяла на себя роль нарушителя стереотипов и начала идти по стопам Чейза. А за ней следом пошел и Тони, которому стал интересен вообще балет, школьный клуб по вязанию, игра на гитаре. Внутри мужчины витала смесь гордости и удивления, ведь он всегда старался дать детям свободу выбора, позволяя им развиваться в том направлении, которое их вдохновляло. Если Джина хочет орать в гараже на карбюратор из-за поломки, то пусть орет. Если Тони хочет ходить на балет несмотря на насмешки парней, то пусть ходит.       С самого их раннего детства Чейз поддерживал детские увлечения. Он помнил, как с трепетом смотрел, как девчонка, с блеском в глазах, собирала пластиковые модели автомобилей и смастерила первую для себя рогатку, а Тони только тогда приобрел гитару и начал стирать пальцы до мозолей. Чейз всегда думал, что именно это — путь к успеху и реализации, который приведет детей к великим достижениям. Но жизнь, как это часто бывает, любит вносить свои коррективы. Например, абсолютное понимание того, что как бы он ни пытался быть лучшим папой для детей, на его плечах все равно висит ответственность и чувство долга, а ладони перепачканы чужой кровью. Такова участь человека, что связан с теми, кто хочет истребить инопланетные расы. Он это понимает, но чем дольше находится среди тех людей с их антиинопланетной деятельностью, то сильнее осознает, насколько же они все поголовно глупы.       Чейз сам был так же глуп, как и эти люди. До определенного момента. — Ну что? Время дарить подарки и есть торт?—Иридия поднимается так бодро, что Чейз благодаря ее резким движениям вылезает из своих размышлений. Женщина обворожительно улыбнулась Тони и, взяв парня под локоть, сказала: — Пошли, поможешь нарезать торт. — А без меня ты не справишься?—пробухтел блондин, скромно отведя взгляд в сторону. — Не справлюсь. У тебя чудесно получается все аккуратно нарезать, а я это красиво подам это к столу. Не отказывай Иридии, Энтони. Я, между прочим, тебе всегда помогала когда дело касалось важного. И всегда тебя перед твоим отцом прикрывала. Помнишь о твоих очень интересных комиксах, а? Я же никому не сказала, что...—на этом моменте ноксисианка хитро, почти по-змеиному, ухмыльнулась мальчишке, у которого уши покраснели и уже сам влетел на кухню без лишних разговоров. В соседней комнате слышен лишь громкий смех красноволосой инопланетянки и не громкие возмущения Тони.       Отец изумленно смотрел им в спины и, повернувшись к дочери, спросил: — Это она про какие комиксы? — Про супергероев, пап. Ты же знаешь, он же раньше вечно собирал эти комиксы про героев из разных вселенных,—уклончиво ответила девчонка, усаживаясь по центру дивана с довольным выражением лица,— Он просто тогда от них та-ак в восторге, что даже слышны его восхищения были. — Ни разу не слышал. — И не стоило бы,—сдерживая свой дикий смех в груди, ответила девчонка, прикрыв рот рукой,— Уши вянут от его «восторженных криков». — ДЖИНА!—выглянул из-за дверей голова старшего брата, оглядывая ее смущенно,— Хватит уже меня подкалывать. Это было один раз всего. — Учись закрывать двери, умник, тогда и вопросов не будет.       Тони поджимает губы, так и не придумав в ответ ничего. С тех пор, как она появилась в его жизни, он не мог найти себе места. А еще забыл, что такое покой, потому что она буквально притягивала к себе неприятности, хаос и весь абсурд. И чем старше становилась Джина, тем сильнее проявлялись в ней личность отстраненного, молчаливого компаньона, которому рот лучше не открывать, потому что весь словарный запас будет состоять либо из научных терминов, подколов, пассивно-агрессивных шуток, сарказма и нелепых прозвищ.       Зал огласил звонкий смех сестры, и парень стыдливо покраснел, когда вышел из кухни, а за ним следом Иридия с небольшим тортом, на котором были вставлены горящие свечи с количеством, соотнесенный с ее возрасту. Четырнадцать лет исполнилось девочке как никак.       Женщина поставила торт, украшенный белоснежным кремом и яркими ягодами. Он выглядел как настоящее произведение искусства: на поверхности аккуратно выложены малина и черника (потому что Джина не любит клубнику), а по центру красовалась свеча в форме числа «14». Её глаза сверкали от предвкушения, а Энтони время от времени бросал взгляды на торт, как будто это было сокровище, которое он с нетерпением ждал, чтобы девчонка наконец задула свечи и мог со спокойной душой отложить себе кусочек. Волнение нарастало до такого, что когда Иридия ахнула, то младшая из Хоукинсов вздрогнула, услышав голос женщины: — Точно! Подарок! Пока свечи не задула, пошли за мной. Надо же приличной быть, Джи-джи. У вас, у людей, это же мелкая традиция. — Приличной?—выгнула бровь девочка. — ПРИЛИЧНОЙ?!—громко переспросил с большими нотами выразительности Тони. — А ну-ка потухни,—покосилась на него Джина, пригрозив ему чайной ложкой ввиде садовой лопатки и поджала наигранно губы,— Любителю съедать весь поп-корн слова не давали. — Джина, прекращай ущемлять старшего брата,—настойчиво отметил отец, замечая то, как девчонка меланхолично закатывает глаза и проскакивает мимо него и исчезает шустро за инопланетянкой ненадолго.       Когда дверь распахнулась, в комнату вошла Джина в новой одежде. На ней свободная серая футболка oversize, которая мягко обнимает её фигуру, придавая ей вид, словно она только что вышла из уютного заведения. На груди футболки ярко выделяется рисунок солнца. Широкие темные джинсы ниспадают до щиколоток, создавая эффект легкой небрежности. Как раз то, что так любит блондинка. Их свободный крой подчеркивает свободу движений и комфорт, а глубокий цвет добавляет контраст к светлой футболке. На ногах классические черные конверсы, о которых Джина мечтала весь этот год. — Ну как?—покрутилась вокруг себя девчонка. — В твоем стиле,—первый подает голос папа, оценивающе пробегаясь глазами по новому образу,— Мне нравится. — Согласен с отцом,—кивнул Тони,— Папа, остался ты.       Чейз, понимая намек своего сына, приподнялся на ноги. В воздухе витал легкий аромат свежезаваренного чая, который принес Тони с кухни, смешиваясь с нотами корицы и ванили. Уютные огоньки гирлянд на просторной стене мягко мерцали, создавая приятную атмосферу волшебства. Дочь, почувствовав волнение, встала и встретила его взглядом, полным ожидания. Мужчина скромно отвел взгляд и, прочистив горло, начал говорить: — Перед тем как я подарю тебе важную вещь, хочу сначала произнести речь... Я долго прокручивал, как бы все сформулировать и преподнести, потому что это оказалось не так-то просто — говорить. Ты же знаешь, когда начинаю волноваться, то забываю все напрочь.       Повисла пауза. — Сегодня я хочу поздравить тебя с этим особенным днем. Ты уже стала на год ближе к разочарованию в мире. Когда ты появилась на свет, я понял, что моя жизнь изменилась навсегда. Я до сих пор помню, как только мы с твоей матерью выходили с роддома, и произошла такая ситуация, что, когда я нес тебя в люльке, то мне вокруг кружили пчелы. Тогда было тепло очень и я не нашел ничего умнее, как начал переносной сумкой, в которой была ты, размахивать и отгонять пчел. Решил спустя столько времени рассказать, ха... Джина, ты для нас стала счастьем и бедой одновременно, но по сей день помню, как ты делала свои первые шаги, как с трепетом произносила свои первые слова. Твое первое слово было «Ёбот». Это ты так робота называла, что у нас во дворе стоял раньше. Каждый твой успех - будь то маленькая победа в школе или просто улыбка, которую ты дарила мне - наполнял моё сердце теплом и радостью. Джина, ты взрослеешь, и с каждым годом становишься всё более самостоятельной и уверенной в себе. Порой уж слишком уверенной в себе и то, что ты так с головой окунаешься в физику, в механику и в сам процесс инженерии приносит мне радость. Когда-нибудь ты обязательно построишь уменьшенную версию андронного коллайдера, как и хотела. Я хочу, чтобы ты знала: у тебя есть все, чтобы добиться всего, о чем ты мечтаешь. Ты сильная девочка. Ты мой маленький...борец. Не бойся следовать своим желаниям и верить в себя. Этот мир полон возможностей, но и опасностей. Будь аккуратна. Я...знаешь, я хочу напомнить тебе, что жизнь - это не только достижения, но и моменты счастья, которые мы создаем сами. Цени каждую улыбку, каждую встречу, каждый миг. Важно не только стремиться к целям, но и наслаждаться процессом, каждым шагом на этом пути. Не забывай о своих близких, о тех, кто всегда поддерживает тебя. Мы — твоя опора, и я всегда буду рядом, готовый поддержать и помочь. Я всегда буду рядом, даже если буду когда-нибудь...очень-очень далеко.       С каждым произнесенным словом у Джины Хоукинс начинало трепетать сердце и наказывать волной трепет. В какой-то момент у нее проскальзывает мысль, что это больше походит на последние слова, недели на поздравительную речь. — Метр с кепкой, верь в себя, даже когда будет сложно,—продолжает мужчина. Он подошёл к ней, его шаги были осторожными, словно боялся нарушить эту хрупкое равновесие понимания. На мгновение остановился, чтобы запомнить этот момент: как она улыбается растерянно, как светится её лицо, полное надежд и мечтаний. Ему хотелось сохранить эту картину в памяти навсегда,— Бывают моменты, когда кажется, что всё идет не так, как хотелось бы. Жизнь - та еще заноза в пятой точке. Но помни, что за каждой трудностью скрывается возможность стать лучше. Не бойся делать ошибки - они делают нас сильнее и мудрее. Никто из нас не идеален, Джина. Ты заслуживаешь всего самого лучшего в этом мире. Никогда не позволяй никому сомневаться в твоих способностях. Ты - чертов гений, так задуши всех своими знаниями. Я горжусь тем, что могу быть твоим отцом, и всегда буду восхищаться тем, какой ты есть. С днем рождения, Джина Хоукинс.       Его голос был полон тепла и нежности, словно обволакивал её, как мягкий плед. Отец аккуратно открыл коробочку, которую медленно вытащил из-за спины. Как только приоткрыл крышку, мужчина скромно добавил: — Мне показалось...что он должен тебе понравиться.       Джина осторожно коснулась украшения, проделанный из холодного металла. Это был медальон. Он был выполнен из темного сплава, украшенный изысканным, блеклым узором, который так тяжело вообразить и понять стилистику ювелирного изделия. В центре медальона красовался символ бесконечности, переливавшийся на свету, как будто запечатлевший в себе тайны далеких эпох. Он помог аккуратно надеть ей украшение на шею. Прохлада вызвала в ней мурашки по спине и та, спрятав его под ткань футболки, подняла голову. Когда их взгляды встретились, в воздухе повисло мгновение счастья, а потом раздался резкий дверной звонок. Звук прервал все слова девочки, и она, слегка смутившись, отстранилась, не в силах сдержать смешанные чувства. Отец, заметив её замешательство, мягко сказал: — Сходи, проверь. — Оке-ей.       Джина отстранилась и направилась ближе к двери. Сердце её колотилось от волнения, но она знала, что этот вечер уже стал для неё особенным, и ничто не сможет его затмить.       Лучше бы она вымыла рот с мылом.       В полумраке длинного коридора, освещённого лишь тусклым светом лампы, стояла девочка. Она подошла к массивной двери и потянула за холодную ручку. Дверь с глухим скрипом открылась, обнажая тёмный силуэт, стоящий на пороге. Это был мужчина в...доспехах. Его доспехи сверкали в полутени, словно отражая мрак, который он принёс с собой. Джина прищурилась. Каждая деталь его обмундирования была продумана до мелочей: от шлема до тяжёлых сапог, оставлявших грязные следы на полу. Лицо было скрыто шлемом, но глаза, сверкающие как угли, излучали холод и угрозу, пробуждая инстинктивный страх у нормальных людей. — Сдача металлолома в другом районе, сэр. Нынче снизили цену на черную металлургию,—первая обрушила напряженную тишину девчонка, никак не меняясь в лице. — Мне нужен Чейз Хоукинс,—хрипло проговорил он и шагнул вперёд,— Где он? — А, так он уехал. В командировку, представляете? Занятой человек. Все работает и работает, не прикладая рук. Ой, точнее не покладая рук. — Спрошу иначе: где твой отец? —спросил он, его голос звучал как гром в тихой ночи, разрывая тишину, которая окутывала пространство,— Я знаю, что он здесь.       Но Джина, вместо того чтобы дрогнуть от страха, подняла подбородок и с вызовом посмотрела на него. В её голосе прозвучала игривая язвительность, словно она не осознавала всей серьёзности ситуации. — Слушайте, может, расскажете секрет вашего мозгового прозрения? Ой, то есть везения! Папы нет дома, он ускакал на коне во-от тако-ом большом,—произнесла она, улыбаясь, как будто это была шутка, а не вопрос о жизни и смерти. Джина распахнула руки в разные стороны, показывая размеры выдуманного коня. — Не испытывай мое терпение, дитя. Это может стать последней моей каплей,—рыцарь замер, не ожидая такой дерзости от маленькой девочки. Его губы сжались в тонкую линию, хоть это и не было видно, а в глазах мелькнуло удивление. Блондинка уточнила: — Последняя капля? Чего? Мозга? Нет папы дома. Или, может быть, он просто не хочет принимать такой груз металла,— добавила она, с поддразниванием в голосе, и её смех, как нежный звон колокольчиков, раздался в тишине,— Приходите завтра. О, нет. Лучше во вторник. Нет, там вообще-то брат выступает. Давайте в среду? — Ты не понимаешь, с кем имеешь дело,— произнёс он и, наклонившись, прохрипел низким тоном. — Что здесь происходит?—за спиной Джины раздается голос отца и лишь тогда девочка позволяет себе повернуться и закатить глаза. — Да тут к тебе гонец короля Артура прибыл,—пробурчала девчонка,— Вы только это...эволюционируйте до прямоходячих, почирикайте недолго и пошли дальше праздновать. Ладно? — Какое скверное дитя, прямо-таки как отец,—сквозь скрежет зубов прошипел незнакомый мужчина. — «Я не мил тебе?» - прочитайте эту фразу наоборот по буквам и поймете мое отношение к этому.       Она хотела была бы пройти дальше, как отец схватил ее за запястье, дернул на себя и, впервые за всю жизнь, сказал низким, предупреждающим тоном: — Джина, иди в зал.       Как только девочка отошла назад, она увидела, как папа за спиной своей что-то жестикулировал пальцами. Они изящно танцевали в воздухе, передавая сообщение, которое не требовало слов. Джина знала этот способ его сообщений, он сам ее этому обучал, но никогда не подумала, что пригодится. Сначала он сложил их в жест, обозначающий «осторожно», потом указал на нее, а затем на дверь, словно показывая, что за пределами их дома таится враг. Его движения были четкими и уверенными, которые не требовали долгого размышления. Джина скрылась за дверью и ее шаги стали шустрее, а дыхание прерывистее. И чем сильнее она прокручивала в голове его жесты, тем сильнее начинала паниковать. Девочка поспешно забежала в зал, встретив на себе удивленные лица брата и знакомой семьи. — Джина?—произносит ее имя Иридия, вставая с дивана моментально, как только девчонка зашла в зал с выпученными от чего-то глазами,— Все в порядке?       Хоукинс молчит. Она смотрит в одну точку остекленеашими глазами, будто искала в ней ответы на вопросы, которые не давали ей покоя. В комнате царила тишина, но с ее приходом стало ощутимо чувствоваться, как внутри у блондинки разгорается нечто необъятное, труднокотролируемо, обжигающее подобное огню, который молниеносно захватывает всё вокруг, обращая все в хаос. Сердце стучало так громко, что казалось, его ритм был слышен с конца того коридора, где был папа и тот незнакомец. Первые секунды беспокойство было едва уловимое, как шёпот ветра за окном. Она пыталась игнорировать его, отвлекаясь на мелочи: пересчитывала цветы на обоях в коридоре, рассматривала фотографии на стенах. Но чем больше старалась отвлечься, тем настойчивее становилось это чувство. Мерзкое, липкое чувство, напоминающее щупальца осьминога, который приклеился своими присосками и теперь не отлипает. Это «нечто» росло, как тень, ползущая по стенам в сумерках. Время от времени её взгляд метался по залу, и каждый шорох заставлял её сердце замирать. — Там...мужчина. В доспехах. Папа...язык жестов,— с каждой секундой дыхание становилось всё быстрее и поверхностнее. Джина всеми фибрами своей души ощутила, как холодный пот стекает по спине, пропитываясь в ткань новой одежды, вынуждая ее ощущать себя неприятно грязной. Внутри неё нарастало ощущение такое, будто кто-то невидимый подкрадывался сзади. Она пыталась успокоиться, но мысленные слова «всё будет хорошо» теряли свою силу, разбиваясь о стены её растущего страха.       Перед глазами у нее предстали образы — невероятно мрачные, пугающие. В какой-то момент, между ритмичными ударами её сердца, девушка отслеживала, как страх медленно подкрадывается к ней, словно хищник в ночи. Он разделился на тысячи мелких осколков, каждый из которых пронизывал её сознание: «Кто этот человек?» или «Почему мне стало страшно за отца?» — эти мысли пронзали, как иглы. Паника разрасталась, занимая всё больше места в её сознании, вытесняя здравый смысл.       Она смотрит на Тони, который подскочил и растерянно осмотрел сестру. Глаза его расширились, зрачки устремились к двери, как будто ожидал, что сейчас что-то плохое обернется реальностью и войдет в комнату, растоптав маленькое убежище. Руки у сестры начали дрожать, несмотря на то, что младшая Хоукинс заставила себя сделать вдох. Это не помогло, потому что в груди стоял заедающий ком. Тёмное облако, полное неизвестности, разрасталось все быстрее и быстрее. Ощущение того, что воздух становится все более тяжёлым, стремительно нарастало, и им с Тони сейчас казалось, что стены сжимались вокруг, лишая пространства и свободы. — Так, Джина, спокойно. Все нормально,—Энтони с хлопком кладет свои руки ей на плечи, стараясь выдавить из себя слабую улыбку, которая кажется слишком сейчас искусственной. Слишком ненастоящей для Джина, что она кривится в лице и скидывает с себя руки мальчишки. Коридор наполнился гулким звуком. Вдруг из его темной глубины раздался резкий треск, и в зал врезался мужчина, снарядом пробив все прочные стены и мебель собой. Тело отца с глухим стуком врезалось в стены зала, оставляя за собой трещины и облака пыли. Стены дрогнули под напором, разваливаясь и крошась. По залу разоетел этот гулкий удар о пол, звук разбивающегося дерева и треск бетона. Чейз упал спиной на пол прямо у ног дочери и сына. Теперь у Джины с каждой секундой еще сильнее мир сужался до размеров этой комнаты. Её словно окатили холодной водой. Новая волна дрожи и страха накрыла девочку, заставляя мысленно сжаться в комочек на полу и медленно сползти вниз по стене. — Иридия, уводи их,—из широкой груди мужчины вырвались с трудом слова, обращенные в сторону ноксисианке, которая потеряла свой человеческий облик и плавно обнажила свою инопланетную сущность, которое теперь достигает в длину до двух метров и напоминало все больше и больше огромного варана. Девочка никогда не видела ее в такой форме и смотреть на то, как меняется ее чешуя переливалась из глубокого синего до ярко-зеленого при свете дня. Она заметила, как от макушки и по хребту Иридии у нее располагались заостренная дорожка из мелких шипиков.       И как только с коридора темного показалась ступившая в зал нога, Иридия ожила и набросилась на ногу незнакомца. Существо, коим являлась доброжелательная инопланетянка, разверзло свою немаленькую пасть и с торжествующим воем сомкнуло челюсти на икрах незнакомца, пока зубы не звякнули о металл его брони. Незнакомец неосознанно качнулся влево, чуть выставив ногу назад. Зубы «инопланетного варана» клацнули, оставляя полосы на броне. — Глупое отродье,—рыцарь на выдохе проговорил, после чего металлическая подошва оказалась за два счета у морды Иридии и с той же молниеносной скоростью отшвырнул от себя огромную ящерицу в сторону другого коридора, что вел в ванную комнату. Та завопила от резкой боли и рывком поднялась на свои лапы, встав перед детьми, огибая их дугой из своего тела. Существо не собиралось отступать после неудачной попытки, но строгий голос Чейза вывел всех из колеи: — Иридия, не лезь я сказал! Уводи. Сейчас же.       Рыцарь приподнял забрало своего рыцарского шлема и обнажил омерзительный оскал, говоря в сторону поднимающегося на ноги Хоукинса: — Как же низко вы пали, сэр Хоукинс. Контактируете с инопланетным существом, сбегаете как юная дева перед брачной ночью с незаконченным проектом,—незнакомец рассмеялся собственным умозрительным рассуждениям. Рыцарь провел ладонью по бородке клином, стряхнув капли крови. Вооружен он был лучше большинства присутствующих: сюрко клюквенного оттенка с длинными свисающими рукавами надето поверх нагрудника; превосходный стеклянный меч. Его рукоять, выполненная из черного металла, была обрамлена тонкими линиями серебристого узора, напоминающими древние руны. Когда незнакомец поднял меч, его клинок засиял ярким светом. Ярко-красная аура оружия колебалась в воздухе, оставляя за собой легкий шлейф света, который мерцал и искрился, как звезды на ночном небе. Клинок излучал тихий гул. — От тебя любая дева сбежит. Там даже закрытые глаза не помогут, сэр Кей,—Чейз отряхнулся и, оглядев оружие своего соперника, прыснул недовольно: — Не трогай их, они здесь не причем. — Какая самоотверженность! Я бы мог сказать, что это благородно для такого человека, как вы, но затем я вспоминаю ваши скользкие деяния, и понимаю - как вам легко вскружить голову такими примитивными понятиями как "семья" и "близкие люди". Хотя, в вашем случае, нелюди тоже. — Сэр Кей, среди вещей, которые меня сейчас действительно интересуют, вопрос развития твоих умственных способностей находится где-то между проблемами овладения технологией термоядерного синтеза и особенностями налогообложения в Белвуде. Так что, остолбень, прекращай выершиваться. Как говорится: «чай дохлёбывай и уё...»,—не стал договаривать Чейз, потому что не было уже время на это. Иридия прикрыла собой Тони и Джину, прорычала им в носы и что-то проговорила шепотом, обнажая челюсть с острыми зубами. Энтони перехватил свою сестру и дернулся в сторону окна, когда же Джина начала брыкаться и сопротивляться, выкрикивая то, что нужно помочь папе. Иридия, перебирая своими лапами, со звоном стекла выскочила следом за подростками на улицу. Ее змеиная голова метнулась в сторону дома и она, приподнимаясь на задние лапы, обратилась моментально в свою изначальную, инопланетную форму, что могла легко стоять на двух ногах. Она сама не в восторге была от сложившейся ситуации, и смущало ее лишь то, что рыцарь был один, а значит вероятность того, что он силен, была высока. Детей впутывать в это категорически нельзя.       Когда в доме остались лишь двое мужчин, Чейз с хрипотцой усмехнулся и поднялся с обломков стола. Посуда разбита напрочь, а изобретение Джина теперь разбросано было на тысячу кусочков, не давая ни единого шанса на починку синей изолентой или супер клеем. Мужчина поднял крохотные осколки пластика ценных трудов дочери, перевед свой потемневший взгляд карих глаз на врага и сказал: — Не переходил бы ты мне дорогу, старый друг. Не иди на поводу этого кретина. — Где объект-150?       Рыцарь сразу перешёл к делу. Чейз не стал бы его винить за это — работа такая. За свою жизнь, где предателей, однако, попадалось приличное количество, мужчине редко доводилось сталкиваться с тем, что самим им станет. В какой-то временной промежуток времени с ним случилось несколько неприятных событий, которые помогли ему понять одно: правила этих рыцарей крайне нелепы и слишком субъективны. Убийство демонической сущности из другого измерения, истребление всех инопланетных и магических существ — это ли поистине те самые забвенные цели рыцарей? Такими ли они должны быть? Чейз задавался вопросами о том, что для него было "правильным", а что нет. Какой был смысл в истреблении всех существ, если можно было найти какую-то золотую середину и обнаружить то, что иноземная или магическая техника может быть пригодна и для людей. В какой-то миг Чейз ощутил себя пацифистом, потому что после встречи с Иридией он понял, что необязательно убивать всех пришельцев. Помнит, как она лежала в луже собственной голубой крови, успевшей просочиться сквозь узкие щели между кафельного пола. То, как ноксисианка плюнула ему под ноги конечность и смотрела в глаза Чейза с опаской, вызвало в человеке ступор. На лбу будто бы выгравировано «Не приближайся пожалуйста». Голень чья-то оказалась отделяющейся от всего тела. Чейз не мог понять: зачем это существо внеземное прикрыло его спину? Удивительные формы жизни. — Не помню, дружище. Позабыл что-то я... Ну, знаешь, старость - она такая,—пожал плечами мужчина. — Лжешь, сволочь. Не прикидывайся идиотом, иначе я выпотрошу тебя на глазах твоих детей. Я вытащу твои кишки и... — Так, а ну-ка не ругайся. У меня в доме цензура. Понял? Снеси свое непрезентабельное выражение лица до заводских настроек, отвернись к стенке и бейся головой. Ты мне аппетит весь портишь,—богохульные слова не пришлись ему по нраву, ведь в его доме принято не ругаться нецензурной бранью и не говорить о жестоком способе насилии. Потому что он так решил. Если кто-то из детей и хочет выругаться, то пусть делает с умом и красиво. Чейз закатал рукава и оторвал от столешницы металлическую ножку. Взвешивая его в руке, он изумленно поднял брови и одобренно усмехнулся. Радость была такой временной, почти призрачной, потому что это средство самозащиты располовинилось на две части почти сразу, как только Хоукинс выставил ее в качестве блокировки.       Пришлось мужчине увернуться от атаки мечом, чтобы по случайности не задело. Откинув как можно дальше ножку от стола, он услышал надменный смешок от рыцаря — Ты паршивая крыса, Чейз,—произнес сэр Кей,— Сражайся как мужчина! Или в тебе ни капли чести не осталось?! —рыцарь поднял свой меч и провёл им по воздуху, очерчивая скрупулезно дугу для последующей атаки в сторону мужчины, что одет был как современный простолюдин. Меч Кея, взметнувшийся в воздух, оставил за собой яркий след, идя к противнику. Тот, казалось, даже не заметил угрозы, спокойно шагнул в сторону, позволяя мечу просвистеть мимо.       В ту же секунду, словно из ниоткуда, из-под широкого рукава кофты Чейза, выскочил тонкий клинок, сияющий холодным блеском. Кей встретился с карими глазами Хоукинса и тут же между ними промелькнула одна истина — «никто отсюда не выйдет живым». Блондин, со скоростью молнии, извлек из-под ткани собственную разработку, что полностью вылетает с облегченного рукодельного наручи. Лезвие ударило по поверхности стеклянного меча, оставив запоздалую, тоненькую трещину. Простолюдин, каким тот казался в глазах Кея, с ослепительной скоростью пересекал воздух, постоянно нанося удар за ударом. — Честь?—вызывающе переспросил светловолосый мужчина,— И это мне говоришь ты? Ты, что являешься подстилкой «этого сумашедшего», смеешь мне говорить о чести? В отличие от вас, я куда человечнее. — Ты слаб, Чейз. Слабый и трусливый. Последний шанс тебе сказать, где находится краденный тобою объект-150. Ты не понимаешь, во что ты ввязался.       В тот же момент сбоку вырвался ледяной блеск. Хоукинс ударил, но попытка отпрыгнуть от последующей атаки оппонента была бесполезной. Меч пронзил его плечо с чавкающим звуком. Чейз обхватил правой рукой воткнутое в него стеклянное лезвие чужого оружия и сжал как можно сильнее. С сжатой ладони начала стекать багровая кровь, омывая ею раннее прозрачную поверхность изделия. — Краденный? Вздор! Это Джозеф украл мои чертежи. Уточняй у своего хозяина, второсортная шавка,—сквозь зубы процедил Хоукинс.       Секунды замерли в воздухе. Рыцарь скривился в лице и ногой пнул в грудь мужчины, откидывая назад. Чейз прижался спиной к стене и схватился рукой за ранение, но противник уже рванулся вперёд. Удар пришёлся с металлическим лязгом в перекрестие их оружия, оглушая комнату звуком стекла, столкнувшееся с прочным металлом. Каждый раз, когда их оружия соприкасались друг с другом, яркие искры разлетались в разные стороны. — Долго без брони ты не продержишься, Чейз. Смирись со своим поражением и прими достойно свою смерть, как полагается рыцарю. — Да хватит шаблонные фразы говорить. Ты откуда вылез, черт возьми, Кей? С книг про рыцарей круглого стола?—прыснул негодующе кареглазый блондин и застал в секунду следующую картину: сосредоточив всю свою силу, он неосознанно сделал мощный замах скрытым клинком. Урон пришёлся точно в цель — рыцарское лезвие из прочного, казалось бы внеземного, стекла было отброшено в сторону, а громоздкое тело в броне оказалось в момент на грани потери равновесия.       Но сэр Кей почему-то скривил губы в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Резко дернул за рукав предателя, и, ухватив за загривок, швырнул о книжный шкаф. Чейзу повезло напороться лицом не на стекло, а на деревянные ящики, потому и обошелся меньшей кровью. И тут этот бугай в доспехах накинулся. Скорость, с которой он это проделал, не поддавалась человеческому воображению. Одной перчаткой ухватил Хоукинса за голову, другой завладел его сооружением и рывком оторвал весь механизм с руки. Провода, мелкие детали, вставки пластиковые посыпались с рукава. Еще до того, как изобретение свалилось в обломки, от рыцаря раздался победный смешок, смешанный с гадкими словами: — Прощай, Чейз Хоукинс. Я передам обязательно племенное приветствие твоим родственникам. Они должны знать в лицо человека, который перегородил дорогу Вечным Рыцарям. Особенно твоя мелкая девчонка. Король, думаю, не будет огорчен, если у него во владениях будет подопытный кролик, что является дочерью его врага. Приятный бонус.       Слова, точно терновник на голове блондина, своими острыми шипами врезалась в саму кожу головы, протыкая и впуская яд в скальп. Они ударили в сознание человека так, что вызвало сотряжение в теле, предупреждающий об извержении вулкана эмоций. Чейз старался никогда не показывать свой гнев, потому что считал, что его нужно применять в бою, и по ситуации.       Но когда дело касается детей, ЕГО ДЕТЕЙ, то ни о каком контроле, ни о какой морали и речи не будет идти. Злость, подобно бурному потоку, мгновенно охватил, превращая спокойного, уравновешенного человека в хищника, который поднял свой ледяной взгляд. Его глаза сузились до щелей. В них зажглись огни, отражающие пламя внутренней ярости, которая трещала и обжигало изнутри органы. Черты лица исказились, и можно было подумать, что они были вылеплены из глины, поддающейся воздействию пламени, искажая его привычный облик. Он почувствовал, как мускулы напряглись, как тело само знало, что сейчас пришло время действовать.       В момент, когда сэр Кей насмехался над истекающим человеком, держа при этом за череп, Чейз вынул из спины свою правую руку.       На любой войне, в том числе между рыцарями, все средства хороши. А потому после этого раздается резкий выстрел, и говорящий Вечный Рыцарь прерывается на полуслове, поймав пулю из самодельного пистолета тем местом, которым родил звук. — Запомни раз и навсегда - если ты отключаешь мозги, то ты обязательно должен включать инстинкт самосохранения. Хоть что-то одно из этого должно работать всегда,—произносит сиплым голосом, когда хватка рыцаря на нем ослабляется и Чейз, не теряя возможности, отталкивает врага от себя на обломки и хватается за истекающие участки тела,— Плохо дело...       Когда звуки дороги за окном затихли окончательно, он отвалился на спину и, ощущая, как жар на спине начинает успокаивать ледяная стена, которая чудом смогла уцелеть. Чейз покосился в окно и посмотрел в небо. Оно было омерзительно голубым, безоблачным и веселым, что совершенно не соответствовало его настроению. Мужчина сползает вниз, садится кое-как на пол и дрожащими руками вынул телефон с разбитым экраном. Стекло мелкой паутиной распластался по всему девайсу, но это не мешало ему напечатать в быстром поиске имя своего сына. В предложенном списке отображается номер Тони с изображением его лица, и он, недолго думая, набирает ему номер.       Эмоции, как бурные волны, хлестали в груди, наполняя дьявольски сильным жаром, который с каждым мгновением становился всё более невыносимым.       Угораздило же его...       Спокойствие, которое когда-то царило в его душе, рассеялось, как утренний туман под первым светом солнца, оставляя лишь пустоту и неукротимую ярость. Он переводит запись на громкий разговор. Когда по ту сторону связи раздается секундный вздох родного сына, отец опережает все следующие вопросы парня и говорит: — Вы в безопасности? Можешь отойти от Иридии и Джины? — Да, мы...в Подземном городе каком-то. Как ты?—Тони спрашивает наиянуто спокойным тоном, но тут же озирается и добавляет: — Да, могу. Говори. — Отлично. Слушай меня внимательно, сынок. Все, что я скажу дальше — до жути банально, как в тех глупых фильмах. Ты мудрый парень, должен меня понять как никто другой. Я сильно ранен и вряд ли скорая помощь успеет...помочь. Побудь сейчас не только моим ребенком, но и мужчиной. Прими это и не пытайся даже возвращаться в ближайшее время. Береги себя и сестру. Любой ценой. Чтобы ни произошло, как бы вы ни спорили друг с другом — оберегайте и подставляйте плечо друг другу когда будет очень плохо. Я готов отдать себя за ваши жизни, потому что у вас все еще впереди. Не говори ничего Джине о том, что я...ну, ты понял. — Пап...—голос Тони стал тверже, строгим прям как у него,— Она должна знать. — Нет...нет... Если она узнает, что я мертв, есть...м-м-м... Что я наделал?! Что я наделал... Тони, если она узнает о моей смерти, ей будет очень-очень плохо,—руки сжались в кулаки, вены вздулись от напряжения, словно он был на грани взрыва, готовый выпустить наружу всю накопившуюся ярость. Чейз только сейчас понял, что есть риск того, что если она узнает, то сойдет с ума, не сможет принять смерть отца. И есть еще кое-что, за что он тоже беспокоится: медальон на ее шее. Он уверен в том, что это незаконченное изделие не активизируется, потому что для этого нужно время для завершения объекта. Нет. Оно не сработает. В нем нет тех деталей для полного функционирования. — Ей в любом случае будет плохо, отец. Нельзя так. Это не по-человечески,—настаивал сын, поглядывая на свою сестру. Ему было тяжело сейчас смотреть на нее. Несколько минут ранее Джина потеряла сознание. В тот момент время словно замедлилось: она увидела, как перед ней появляется металлический предмет — ржавый угол старой машины, который остался забытым. Пару секунд хватило, чтобы мозг успел проанализировать, не не смог предотвратить. Удар был резким и неожиданным. Девочка почувствовала, как холодный металл встретился с её лбом, и мир вокруг неё закружился. В черепной коробке раздался глухой звук, и перед глазами вспыхнули яркие огни. Она попыталась удержаться на ногах, но силы покинули, и упала на землю, теряя сознание. Мир вокруг неё был окутан тишиной до поры времени. До нее доносились голоса знакомые, что звали ее по имени, но это было так приглушенно, как будто она находилась под водой где-то на глубине пяти метров. Хоукинс почувствовала неприятное тепло на своём лице и, приходя постепенно в себя, с размытым зрением дотронулась наотмашь пальцами до лба. Тепло обдало и ее пальцы. Визуальное изображение перед глазами трудно фокусировалось сейчас, а железный привкус на губах помог ей ощутить тошнотворное чувство. Багровая жидкость медленно стекала вниз со лба и пачкала землю, пропитывая ею. Тяжелая подаренная подвеская грохнулась с приглушенный звуком у ее лица, падая выгравированной лицевой частью на теперь еще более грязную землю. Биологическая жидкость, смешиваясь с потертыми знаками, стала первой картиной, которую блондинка четко увидела. Сердце заколотилось бешено в груди, словно одичавшая птица, насильно заточенная в клетке. Дыхание срывалось короткими, прерывистыми вздохами, застревая в горле, будто там застрял ком терзящий. Тело ломило, а голова гудела. Она испуганно отдернула руку и посмотрела на нее. Ее пальцы обволакивает липкая, зловонная, головокружительная жидкость.       Тони видел это испуганными глазами: видел как ее ладонь тянется к медальону запачканному, будто за спасательный круг. Его рука, держащая телефон, внезапно вздрогнула так, что он едва взял себя в руки и не уронил гаджет. — Послушай меня, Тони. Сообщи ей о том, что я исчезну на какое-то время, чтобы разобраться с плохими ребятами. Выполни мою просьбу. Я - нехороший человек, но хочу думать о том, что ты им станешь. Будь молодцом, ладно?       В этот момент мысли Чейза были сосредоточены только на воспоминаниях о детях. Ему плевать на ранения, плевать на то, что мигающее устройство на покойном рыцаре начало мигать. Плевать, что в скором времени придут за ним и увидят то, что он и без доспехов может быть рыцарем. Только вот это достижение уже бесполезное. Эта маленькая победа пустая, чистая как бумажный лист. — Я...люблю тебя, пап. — Я тебя тоже, Энтони. И Джину люблю. Все будет у вас еще хорошо, дайте этому время. Прощай,—он не дожидается ответа от своего ребенка и сбрасывает.       Угораздило же его так облажаться. Он совершил ошибку, когда забыл впопыхах о дне рождения своей дочери и не смог ничего умнее придумать, как подарить ей медальон, из-за которого сейчас сидит у стены и истекает кровью. — Человеческая глупость выходит за рамки любого понимания...       Он закричал, каждое слово было запечатано неистовой, кристаллической яростью и защитным инстинктом, что сам воздух вокруг него начал раскаяться до предела. Бушевал тот неконтролируемый ураган мыслей, и Чейз знал, что это вторая ошибка в его жизни, о которой так невероятно жалеет. Первая же — позволить своей любимой женщине уйти к другому, просто потому что так было лучше. Он позволил ей уйти, оставив на него воспитание детей, потому что это был самый лучший вариант. Настолько лучший, что сейчас жалеет больше о нем, нежели об уходе Кассандры к другому мужчине, которого любит. Такое случается в жизни. Мир несправедлив и жесток. Но он благодарен ей. Благодарен Кассандре Хоукинс за то, что позволила ему поистине полюбить детей так, что он теперь валится на пол с одинокой, почти уже высохшей, мокрой дорожкой из слез на щеке.       Такова участь рыцаря — жертвовать собой ради других.