Мемуары хронооперной примадонны

      Я устала. Устала постоянно искать смысл в чьих бы то ни было действиях; самой же придумывать какие-то взаимосвязи и искать подвох в них; лезть в эти разборки, устроенные для потехи мужского эго. Судьба с каждым днём подкидывала дров к уже и так невероятных размеров костру отчаянья, обманчиво согревая. Но стоя слишком близко, непозволительно, начинаешь забываться, как твои и так помятые крылышки превращаются в тлеющие угольки, не останавливаясь, а бросая искры на спину, прожигая её до выступающих позвонков, до сжатых легких, и, наконец, достигая сердца. Тело пробивает озноб от потери крови, и в попытке опять найти то ускользающее тепло, валишься в призывно раскрытую пасть пламени. И становится совершенно плевать на все те мирские тяготы и заботы. Тебе комфортно в том пожирающем плоть пламени. Хотя скорее это всё фантазии бьющегося в предсмертной агонии мозга, а последние уцелевшие нейронные клетки заменяют ощущения, но так плевать.       Так же и я, стоя у того окна, опираясь на дурацкий станок, и видя у перекрёстка блядского Ханму, сначала поддалась той авантюрной части себя, которая, оказывается, сама постоянно искала дерьмо, в которое можно вляпаться. А потом, достоверно зная его местоположение, проходилась по нему ещё раз. А спустя буквально несколько секунд, один из столпов, поддерживающий наивность, приключенческую натуру, и ещё с десяток схожих уродцев, которые к концу жизни сами погибали, — рухнул, заставив всю систему пошатнуться. Меня качало с просто космической амплитудой. Один день как жар на Солнце, а в другой — холод, как на Плутоне. Такие эмоционально-психологические качели происходили впервые, но я солгу, если буду отрицать мазохистское удовольствие от предвкушения. От ожидания скорых изменений.       После занятия, мы с Такуя никуда не спешили, и медленной походкой просто шли вдоль реки, разговаривая о чём-то, и в то же время ни о чем. Шуджи мы минули даже не контактируя. Оказывается, не лезть постоянно на рожон — до покалывания в пальцах — приятно.       Пусть диалог я вела с девушкой, ментально была точно не здесь. В голове составляла список тех, с кем стоило поговорить, но только имена появлялись на строках сознания, как другая часть меня их зачеркивала, изъявляя нежелание этих контактов. Что ж, пусть так. Эта же личина копошилась в памяти, чёрным замазывая некоторые эпизоды, а некоторые, поверх уже имеющихся, писала своё виденье. Даже она на повестку дня вынесла разговор с чертовым Ханагаки, который, видимо, забыл о том, что мы в одной лодке, напарники по несчастью, то мысль, предупреждающе выстрелив в воздух, заставила обратить на себя внимание. Точно. Я ведь даже ему навязала эту помощь, а он, будучи в шоковом состоянии от избиения и такого же всепоглощающего отчаяния, согласился. Он мне абсолютно ничего не обязан. Это его борьба, а мне и не сложно умереть вновь, если он потерпит поражение. Какой дурой я была всё это время. Ирония заключалась в том, что всё началось и закончилось появлением Ханмы.       Из горла вырвался тихий смешок, а Аюй, мерно идущая рядом, с подозрением покосилась в мою сторону, немо зевая вопрос.       — Да так, шутку вспомнила, но уже забыла, — озорные огоньки сверкнули в черных глазах, норовясь поджечь собой пару-тройку тел. — Предлагаю зайти за мороженым. Духота ужасная, — и в подтверждение своих слов — показательно помахала рукой перед лицом.       А девушка была и не против. Повторюсь, она действительно кажется мне очень хорошим, а главное понимающим человеком. Таких всегда хочется держать подле себя если не в качестве лучшего друга, так в эфемерном образе поддержки. Конечно, обоюдной, ведь таким людям также хотелось отвечать на все возможные просьбы и требования, если такие имелись. Так будет честно. По-человечески.       Домой идти, несмотря на жару, не хотелось совсем. Эмма уже должна быть в городе, и зайдя за псом, мы отправились к додзё семейства Сано.       В блондинке мне нравилось абсолютно всё. Начиная от её искренней мягкой харизмы, совсем не такой, как у брата, заканчивая схожей с моею нелюбви к японскому менталитету. Именно такие, казалось бы, незначительные детали делали Эмму в моей системе координат тем самым вектором направленности. Делали лучшей подругой, и даже представлять не хочу, как бы сложилась эта жизнь без неё.       Кадан послушно шел рядом с нами, довольный частыми почесываниями со стороны Такуя. За последние дни они хорошо поладили, и под добрым взглядом шатенки, даже такой суровый с виду пёс таял, лишь подёргивая в нетерпении ушами. Она точно балует его. А ему и в радость.       Не сказать, что я строга к нему, ни разу, но с ним у нас особые отношения. С того самого дня, как Татсу привёз его к нам прямиком с собачьих боев, озлобленного, не доверяющего людям, мы прошли очень тяжелый и усеянный стекольной крошкой путь. Были и укусы, и побеги, однажды я его даже всю ночь искала по району, когда он в очередной раз выпрыгнул через окно на первом этаже. А как я плакала, когда нашла его забитым в угол, скалящимся, но скулящем от обиды, недалеко от дома. Вернулся всё же. Тогда, не страшась клыков, которые, возможно, разодрали не одну бедную шею противника. И закрадывалось у меня предположение, что даже не собачью, ведь Татсу, так просто бы не приказывал немедленно прекращать такие «потехи», учитывая, что официально, собачьи бои были разрешены в стране. Но натравливать собак на людей было слишком аморальным даже для главы преступного синдиката. Хотя что в наше время вообще можно назвать аморальным? А что представляет собой та сама мораль, являясь лишь относительным явлением для каждого индивида?       Я практически не помню, как проживала жизнь до 4 июля 2005 года, но почему-то, картинки, в которых я радостно, плача, обнимаю в смирении прижавшего длинные уши к голове Кадана, яркими пятнами иногда всплывают на периферии памяти. С того дня он стал для меня чем-то большим, чем просто домашнее животное. В моих глазах он становился человечнее некоторых людей, ведь несмотря на прошлое, заново научился доверять людям и радоваться таким простым вещам, как почёсывание за ушком.       Мы не обговаривали, куда именно собирались пойти, но зато знал пёс. То ли ведомый запахами, то ли ещё чем-то, но пришли к уже знакомому догфрендли кафе. В который раз поражаюсь его проницательности, но это даже к лучшему. Здесь и правда было очень вкусное кофе и десерты.       — А помнишь, как в детстве ты постоянно спорила с фавориткой тренера у кого из вас лучший шпагат? Казалось, костей у вас не было совсем, — Аюй весело и с присущей ей эмоциональностью рассказывала забавные моменты с балетной школы, а Эмма по-детски дулась, приговаривая, что тоже хочет такую растяжку, чтобы Майки обзавидовался. А я натянуто улыбалась, утвердительно кивая, ведь… Ну не помню. А хотелось бы.       — Это ещё что! Как-то Баджи поспорил с моим братом на десять затрещин, кто первый получит свой чёрный пояс, — младшая Сано заговорщически понизила голос, немного наклоняясь вперёд. Но лишь для того, чтобы в следующую секунду звонко щелкнуть пальцами и посмеиваясь, громко выдать: — У Кейске тогда ещё несколько дней лоб болел.       Было забавно представить такого брюнета. Беззаботного ребёнка, идущего на подобные авантюры, беззлобного, что никак не вязалось с образом того парня, которого она знала сейчас. Этот Баджи не контролировал агрессию, умело скрывал свои мотивы и постоянно искал поддержки в близких, но как только получал её — болезненно для предложившего отказывался. Физически болезненно. Хотелось узнать, что же с ним стало. Но не эгоистичное любопытство, нет. Хотелось попытаться стать тем звеном, что обратно может соединить этих двух, казалось таких разных Кейске, в одного. И не боятся последующей за этим боли.       — Тот угрюмый парень? — видимо Такуя также была удивлена такой сменой «имиджа» общего знакомого. — А по нему так сразу и не скажешь.       — Он не всегда был таким. — Эмма опустила глаза, словно вспоминая о плохом. О чем-то, что до сих пор оставляло тянущие шрамы. — Иногда лишь один инцидент способен бросить человека из крайности в крайность. А уж когда эти самые инциденты наслаиваются, можно совсем потерять себя.       В воздухе повисла пауза. В этот момент каждый думал о своём, но мысли так или иначе соприкасались в одном месте, побуждая некий когнитивный диссонанс, что вибрацией ощущался в воздухе. И если не пустить громоотвод, мог произойти взрыв. Диэлектриком в нашей ситуации послужил Кадан, который, до этого играя с другими собаками в кафе, не рассчитав силу, врезался мне в ноги, от чего я чуть не свалилась, утаскивая с собой стол, но Эмма, до сих под державшая на нём руки, предотвратила падение. Пёс виновато из-подо лба смотрел на меня, а мы лишь весело засмеялись, наконец развеивая этот накалившийся воздух. Вот бы все проблемы так же легко решались.       После кафе решено было прогуляться, и выбор пал на уже излюбленную нами с Эммой спортивную площадку возле реки. Пришлось сделать круг, но оно оказалось к лучшему. По пути мы встретили Мицую с сёстрами.       — Такаши-кун! — Сано призывно замахала рукой, обрадовавшись такой встрече. Собственно, я тоже была очень рада встретить парня.       — Привет, — я присела на корточки, перед схожими с братом девочками, которые смущенно отступили. — Вы Мина и Луна? Такие хорошенькие. Такаши-сан часто о вас говорит. — Когда стараюсь быть максимально доброжелательной и прищурив улыбающиеся глаза, замечала, что я располагаю к себе. Или же мне хотелось, чтобы так было, но эти двое явно растолковали моё дружелюбие по своему, начав пытливо дёргать брата за рукава.       — Такаши, Такаши, а кто это? А это твоя девушка? — Мицуя сначала удивлённо округлил глаза, а затем тихо засмеялся, начав объяснять девочкам, что мы лишь его подруги и если бы у него появилась девушка, они бы точно первыми об этом узнали. И было в них что-то по-домашнему уютное, родное.       Иногда я представляла себе, как также мило беседую, возможно, даже дерзко пререкаюсь со старшим братом или сестрой. Мы бы до утра смотрели западные фильмы и оспаривали поступки главных героев. Брат бы защищал меня от гипотетических хулиганов, а сестра учила бы всяким девичьим штукам, которым не научит мама. Но эта мечта так и останется в ряду несбыточных. Родители не хотели больше детей, а после смерти отца, это уже и не имело смысла.       — Вот именно, я совсем не подхожу на роль девушки вашего брата, — наконец выпрямившись, в голову пришла одна шалость. — А вот Аюй-сан очень даже, — и скосила хитрый взгляд в сторону шатенки, которая, так только до неё долетел смысл сказанной мною фразы, тот час стала пунцовой, начав опять очень активно жестикулировать в смущении.       — Атсуко-чан! Что ты такое говоришь, — шатенка смутилась пуще прежнего, но в своеобразной игре участвовать согласилась.       — А вот я согласна с Кочан, — Эмма, поняв мою задумку, намерено задумчиво преподнесла руку к подбородку, оценивающе оглядев Такуя, для убедительности прищурив один глаз. — Аюй-сан у нас готовит вкусно, заботится о всех, к тому же спортсменка. Ну мечта просто. Вы с Такаши-куном очень похожи. Он тоже очень хозяйственный, к тому же в обиду не даст. На твоём месте я бы пригляделась, — на этом моменте уже смутился Мицуя, и зачем-то утвердительно кивнул.       На самом деле, было бы неплохо, подружись они, а если дело дойдёт до отношений, то ещё лучше. Всё же, редко можно найти среди своих знакомых столь похожих людей — им бы точно нашлось о чём поговорить.       Как бы не были приятны дружеские встречи, мы всё же решили продолжить прогулку, и обходивший уже десятый раз по кругу нас Кадан лишь подтверждал это. Попрощавшись с блондином и его сёстрами и пообещав себе ещё погулять когда-нибудь, мы двинулись дальше.       Воздух у берега реки был прохладней, но в совокупности с высокой влажностью в Японии, сильно не освежал. Только редкий ветерок треплющий волосы, словно манна небесная, приносил долгожданное облегчение.       На спортивной площадке было безлюдно, собственно оно и к лучшему. Качаясь на качелях, мы ловили эти беззаботные моменты. Эмма делилась увиденным в другом городе, куда, оказывается, ездила с дедушкой за компанию по делам в додзё. Такими людьми, как самый старший Сано — я восхищалась. Отдаваться любимому делу, в таком преклонном возрасте, ещё и обучать подрастающее поколение, действительно вызывает уважение. Наверное именно от него внуки, хоть и в своей интерпретации, получили эту преданность к дорогому им.       — Ты не связывалась с родителями? — после очередной истории с детства, Эмма задала интересующий не только её вопрос.       Я повернулась к шатенке, которая понуро опустила голову. Задумалась. Честно говоря, я бы не хотела её возвращения домой. Внутреннее чутьё, интуиция, чем его не назови, но всё вопило о защите Аюй.       — Сегодня утром звонила мать. Когда ты пошла на кухню, — она посмотрела на меня каким-то виноватым взглядом, и я поняла, о чём она подумала. Видимо дальше о родителях она говорить не хотела, поэтому постаралась скорее перевести тему.       — Как раз это я и хотела тебе сказать. Мама сказала выделить тебе отдельную комнату, а то по её словам, мы ведём общажную жизнь, — я неловко закинула руки за голову, в совсем не девичьем жесте. Зато так делали парни с банды, общение с которыми, все же ощутимо на меня повлияло.       — Я вас правда не стесняю? — разве можно хоть что-то сказать против этому щенячьему взгляду?       — Правда. — И только я успела закончить слово, как меня, стиснув в объятьях свалили с сидения, а после, придавили к песку, который секунду назад я шаркала носком кроссовок. — Ох, Такуя-чан тяжелая, — хоть это звучало скорее как недовольное бормотание, но губы растянулись в, до приятных колик в щеках, улыбке.       — Прости-прости, — обе мы были грязные, но этот факт никак не смущал нас. В который раз пришло полное осознание того, что подруги у меня всё же хорошие. И даже в голове я их называю друзьями.       Мы с Такуя все ещё лежали на земле, а одна моя нога застряла на качели, и именно в таком положении нас исподтишка сфотографировала Эмма, также весело хохоча, тряся телефоном мол, компромат на вас уже есть.

***

      Домой мы шли отдельно от младшей Сано. Оправдываясь делами, она умчалась, но я почти на сто процентов была уверенна, что в той стороне находилась больница, из которой сегодня должны уже выписать Рюгуджи. Ещё одна пара, за чьим будущим я бы хотела наблюдать. Кен любит Эмму, хоть и не показывает сильно этого, а девушка напротив, всячески намекает ему о своих чувствах.       Уже на подходе к дому, мобильник завибрировал, оповестив о звонке. На дисплее высветилось «Такемичи Ханагаки». Так даже проще.       — Извини, Аюй-чан. Не могла бы ты одна домой пойти? У меня тоже дело появилось, но обещаю, я быстро, — дождавшись от неё утвердительного кивка, подняла трубку.       — Слушаю.       — Атсуко? Привет. Не занята сейчас? — по запыхавшемуся голосу можно сказать, что парень спешил.       — Нет. Ты хочешь встретиться? — ответ и так был ясен, но лишь ради уточнения озвучила вопрос.       — Да, уже иду к тебе. Буду ждать тебя в парке, где виделись в прошлый раз. — он не задавал лишних вопросов, а значит дело не терпело отлагательств. Казалось мне, я уже знала о чем он хотел поговорить, но это не отменяло моего негодования по факту его молчания о Кисаки.       Завидев идущего на встречу Ханагаки, немного сменила траекторию в сторону скамеек. Челюсти сжались, препятствуя сквернословию, уже готовому слететь с губ, но я сдерживалась. Серьёзное лицо Такемичи не сулило радостных вестей, но говорить он не спешил. Иногда, общаясь с этим парнем, сразу и не скажешь, что он на порядок старше, чем кажется. Плаксивый, неуклюжий, часто неловкий перед Хинатой, но в то же время до невозможности решительный, стойкий и безгранично преданный друзьям. И эти качества притягивали. Вот в такие моменты понимаешь — Тачибана выбрала правильного человека. Понимаешь, что Манджиро не зря полагается на него. Так чего же я порой не понимаю его намерений?       Пауза затянулась. Такемичи явно подбирал слова, которые следовало произнести, но бросив на него красноречивый взгляд, чтобы не нежничал с выражениями.       — Кисаки, — выражение моего лица никак не изменилось, и он неоднозначно потупил взгляд. — Он чертовки опасен. И именно он станет причиной всех бед Токийской Свастики, — это было очевидно, ведь где бы он не появился, везде несет за собой череду несчастий разрушения. Я нахмурилась. — Но это ещё не всё. Доракен… — от упоминания имени друга, тело напряглось, и это мне не нравилось совершенно. — Из-за Кисаки, Кена посадят за решетку и казнят. А ещё Хина… Она опять погибла, — раздавшийся всхлип заставил меня обернуться к нему. — Я не смог её защитить. Она умерла прямо у меня на глазах, а я ничего не смог предпринять, чтобы предотвратить это.       От услышанного, мои глаза округлились, а кулаки сжались. Пусть я и ожидала чего-нибудь эдакого от этого урода, но какого черта? Чем ему так сильно досадила Тачибана? А Рюгуджи? Из раза в раз они страдают, но какой-то взаимосвязи меж ними, кроме общих друзей я не нахожу. Так в чём причина? А она обязательно должна быть. Обязательно сложная, запутанная, редко личная, ибо это очень не похоже на почерк этого расчетливого ублюдка. Он всегда преследует конкретные цели. Об этом я и сказала Такемичи.       — Так мне не показалось? Вы и правда знакомы? — парень был удивлён. Уже окончательно успокоившись, выпустив пар, он снова был настроен на конструктивный диалог.       — Это достаточно запутанная история, — тяжелый вздох вырвался из груди. — Я не могу рассказать детали, но да, мы знакомы. И даже больше — в будущем, он не только Хине жизнь подпортил.       Биологический отец Татсу, единственный оставшийся из его семьи, но с которым он практически не контактировал, женился повторно. На матери Тетты. А Кисаки был безумно рад крутому старшему брату, и во всём норовил быть на него похожим. Высокий, сильный, умный — всё это было у Татсу, и к чему стремился младший. Когда Татсу исполнилось 16, его отец умер, а после, к ним в дом заявился мужчина и забрал парня под опеку, дав это имя. Я не знаю деталей, как они там узнали друг о друге, да и не важно это. Важен постфактум, в котором Кисаки не только ставит палки мне в колёса от того, что я, каким-то неведомым образом, «украла» у него внимание аники, но и всячески пытается мешать деятельности Сумиёси-Кай. Своей группировкой. Токийской свастикой.       Догадка дробью рассыпалась по нейронам, болезненно задевая каждый, для пущего эффекта.       — Ему не нужен Доракен, — фраза была сказана шепотом, скорее для себя, чем кому-то. Но Такемичи обернулся ко мне, прося повторить. — Его цель не Доракен. Ему нужен тот, кто за ним. Ему нужен Манджиро. А если точнее, то вся банда.       От очевидности догадки, хотелось вдарить себя по лицу, но что нам даёт это знание? Сано меньше нужен ему не стал. Но каким образом Кисаки подобрался так близко, и какого черта он точит зуб на Хинату, мне пока и приблизительно неизвестно.       — Понятно. Но это не всё. Есть ещё кое-что важное. Там, в будущем, — он на несколько бесконечно долгих секунд замолчал, а после упёр нечитаемый взгляд в меня. Но где-то на уровне сетчатки в нём колыхалось сожаление и… сочувствие? — Я узнал о твоей смерти. Правда, ты была помощником какой-то банды или даже мафии. Наото не смог узнать больше деталей. Но тебя убили.       — Достаточно очевидный факт. — Всё же и в этот раз я не прожила долго. Прискорбно. Хотя становилась немного жутко осознавать, что я умирала немного больше раз, чем думала.       — Погоди, как так? Тоисть ты и правда не можешь перейти черту 2017 года? И мы никогда не увидимся в будущем? — от такой формулировки, плакать уже захотелось мне, но я до последнего сдерживала эти порывы. Такого счастья мне ещё не хватало.       Хотелось что-то сказать, но я словно забыла толкование слов, не имея возможности сложить из них предложение. Да и что, собственно, уместно будет говорить в сложившейся ситуации. Внутри меня всё ещё шла борьба меж тем, чтобы отстраниться от всего этого дерьма, и тем, чтобы приложить максимум усилий к помощи. Последняя явно задействовала монтировку.       — Так, сосредоточься. Нужно придумать, как выкурить Тетту с банды, — в голове вспомнился вчерашний разговор у храма. — Точнее, как вернуть в неё Баджи, — я раздраженно растрепала и до того запутанные волосы. Я была зла на брюнета. Но его уход от чего-то не так сильно меня задел, словно уже были предвестники, но я не обращала на них внимания.       — Блядство, — глядя на парня, я почти физически ощутила ветер в его голове. Слаженностью и командной работой даже не пахнет, чего уже говорить о хорошем плане, который смог бы потягаться с вмешательством Тетты. — Не киснуть! — это было сказано так громко, что заставило невольно тело вздрогнуть. — Ты ведь неплохо ладишь с командиром первого отряда? — я заторможено кивнула. — Тогда решено. Первоначально, нужно узнать о его мотивах. Не может же он так просто предать Свастонов?       Я задумалась. А правда ли не может? Возможно мы и часто пересекаемся, иногда слишком близко, но всё так же мало знаем друг о друге обыденных вещей. Какое его любимое блюдо, какие качества в человеке он ценит, хорошие ли у него отношения с родителями. Всё это остается под завесой отчуждённости и агрессии. И кажется мне, единственным сдерживающим рычагом от её всплеска на окружающих является Чифую. А вот он уже, точно что-то, да должен был знать о решениях Кейске, ведь не зря так спокойно отреагировал на весь тот цирк на собрании. Не факт, что захочет говорить, но это всяко лучше, чем ничего.       Наконец, сдвинувшись с мёртвой точки и придя хоть к какому-то умозаключению, настрой в разы улучшился. Ситуация хоть и была невероятно сложной, но больше не казалась обречённой.       Сказав парню не провожать меня, в приподнятом настроении мы разошлись. В который раз поражаюсь своей непостоянности и отходчивости. Я ведь шла на встречу с четким намерением повздорить по поводу умалчивания о ситуации с Кисаки и червячок гнева всё ещё отчаянно прогрызал себе пути в сознании. Пестицид под названием «рационализм» всячески распылял свои химические вещества в сознании, которые, впрочем, отравляли лишь здоровые нейронные клетки, мутя и так потерянный рассудок. Ещё днём я держалась от идеи оставить всю эту альтруистскую чушь, зато сейчас так легкомысленно поддалась порывам, ведомая «великими целями». Нет, я никогда не была мизантропом, но сейчас явно искала золотую пыль в тонне меди. Мне было жаль Такемичи в его заранее проигрышной войне, где он только выигрывал битву, как враг делал настолько изысканный ход, сжирая королеву и ставя шах. Зато в руках блондина ещё оставались простые пешки, а их он мог сделать кем угодно. И именно это преимущество могло позволить сделать мат.       Со временем я начала понимать стремление отца скрывать наше местоположение, путём постоянной смены жилья. Ибо теперь мне кажется, что гости у меня дома бывают чаще, чем я. Особенно часто захаживало блондинистое дуо, очищая мои запасы сладостей, или Эмма, но ей я всегда была рада. А ещё иногда заглядывал брюнет, но его появление отдельное искусство. Он приходил или сильно побитый, или чрезмерно взвинченный, тоже после драки — его состояние прямо зависело от настроения и количества противников. Иногда мне даже казалось, что он давал себя побить, чтобы в конечном итоге иметь больший стимул изукрасить — а иначе и быть не могло — очередную мелкую банду в характерных отметинах его тяжелых ботинок. В любом случае, он всякий раз искал схватки, таким образом снимая напряжение. Но сейчас он был вполне спокойный, даже в каком-то роде задумчивый.       Баджи заметил меня сразу, но так же и остался стоять у ворот усадьбы, подпирая собой деревянную стену. Я помнила о просьбе Ханагаки, а ещё помнила об упёртости брюнета и чрезмерном желании оградить всех от своих проблем. Эта черта в нём меня особенно бесила, ведь в ней я узнавала себя. Так же хранила проблемы до последнего, до момента, пока они не начинали искать выход в негативе на окружающих. Впрочем, я хоть не избивала прохожих.       — И чего ты здесь делаешь? — пытаясь придать голосу незаинтересованности, пыталась вбить себе эту же незаинтересованность в голову. Не лезть дальше дозволенного.       — Пришел поговорить, — а вот он вёл себя вполне непринуждённо. Сегодня без формы, и я так желала, чтобы он снова надел её в качестве члена банды. — А ещё спросить, какого черта ты делала на собрании?       — Так ты заметил? — ещё бы, на нас с Эммой, до прихода Манджиро постоянно бросали косые взгляды, или же я была ими удостоена, но приятного было мало в них.       — Так же бесит, — его спокойствие с каждой секундой перерастало в раздражение, и хоть такие перемены были свойственны взрывному характеру парня, всегда настораживали. — Неужели ты не можешь не совать свой нос куда тебя не просят?       Я опешила. Хотелось сказать ему, что он слишком многое себе позволяет и вообще, я была приглашена на те сборы, но взгляд напротив так и норовил поджечь, стоит приблизиться поближе. Я даже стоя здесь ощущала это пламя. Ладно, в непостоянстве он лидировал без всяких претензий.       — Почему ты такой? — вопрос слетел с языка быстрее, чем я осмыслила его суть, но о нём не жалела.       Выражение лица Баджи, немного надменное, так и говорило «Какой же я по-твоему?», но участвовать в его спектакле я больше не была намеренна. Всё это больше не казалось детскими забавами в гопников; не после ножевого ранения Рюгуджи; не после вступления в банду опасного Кисаки и мгновенного его продвижения в ряды капитанов.       — Я пришел не вести с тобой задушевные беседы о моём прошлом. Хотел только предупредить по старой дружбе, — на последней фразе рот его скривился в неприятной усмешке, а внутри меня что-то надломилось. — Игры кончились. Больше добреньким я не буду, и при следующей встрече, если будешь мешать, не посмотрю на то что ты девчонка. — Слышать его не хотелось. Я не знаю этого человека. Это не тот Кейске, которого я знала. Не мог кто-то так резко перемениться. Да о каком конструктивном разговоре сейчас может идти речь?       Он продолжал излагать обидные мне вещи, а я продолжала глотать каждое слово, желчью оседавшее на корне языка. Помолчи. Не говори больше ничего. Не найдя решения лучше, я влепила ему звонкую пощечину. Со всей накопленной злостью. Ладошка сразу начала пульсировать и ныть. А он словно и ждал этого. От удара, голова по инерции обернулась в право, но даже так я уловила ту горькую усмешку, и враз погрустневшие глаза.       — Правильно. Помни эти эмоции, когда в следующий раз пойдёшь спасать кого-нибудь, а в особенности меня. Не стоит оно того. Мы сами выбираем свой путь, так что будь добра, учитывай чужие желания, Атсу, — не оборачивая лица, он корпусом развернулся и уже собрался уходить. Лишь после этого тело отмерло, и в странном для меня порыве, руки сами обхватили торс парня, а голова уткнулась в спину. Баджи замер он неожиданности, но, в противовес сказанному, остался стоять на месте, не предприняв попытки накричать или отстраниться. Я не могла отпустить друга так легко. Чувствовала, что если не остановлю, та стена, которую он возвел, станет непреодолимою преградою между ним и Свастонами.       — Обещаю, что влезу точно не в своё дело и обязательно, слышишь? Обязательно спасу тебя. — Он молчал.       Не чувствуя отдачи, намеревалась уже разомкнуть руки, лишь бы не растерять крупицы и так, искалеченной гордости, но тяжелая мозолистая ладонь, накрывшая их, не позволила совершить задуманное.       — Какая же ты дурёха, — слова не звучали оскорбительно, несмотря на своё содержание. — И на кой черт я полез в тот парк? — вопрос был риторическим, но ответ на него я бы тоже была не прочь получить. — Жил себе спокойно, голова лишний раз не болела бы.       Я хотела возмутиться, чем же это вызываю у него головную боль, но резко развернувшийся вокруг своей оси брюнет, остановил. Я и без того не чувствовала преимущества в ситуации, но теперь смыло волной даже былую спесь. Руки, до этого державшие мои, теперь прижимали к твёрдому торсу, одетому в черную футболку. Нос упёрся в твёрдую грудь и я сделала то, что хотелось давно — полной грудью вдохнуть его запах. Пахло мазутом и чем-то терпким.       — Раз уж ты заделалась в спасатели, хотя бы не действуй в одиночку, — я не видела, но почти на субментальном уровне ощутила эту грустную улыбку. Это он мне говорил или себе?