Подозреваемая

Чеён сидит на маленьком обшарпанном диване, пытаясь осмыслить, что, чёрт возьми, случается менее получаса назад. Чимин опускается перед ней на корточки и ладонями упирается в коленные чашечки; адвокат Пак бережно растирает их, слегка надавливая большими пальцами. — Следователь Ким интересуется, собираешься ли ты выдвигать обвинение, — официально проговаривает Чонгук, быстро попадая по клавишам в телефоне, и, не глядя, приземляется на подлокотник. Прокурор Пак непреодолимо вздрагивает. Чеён прокручивает в голове киноленту из воспоминаний; кадры, где в толпе мелькает знакомая рыжая макушка, грозящаяся нанести увечья фальшфейером. Прокурор Пак знает, что сделала всё правильно, знает, что поступила по совести, однако всё равно чувствует себя виноватой. — Будем выдвигать, — вместо жены выпаливает Чимин, аккуратно присаживаясь на диван и перемещая голову Чеён на плечо. Прокурор Пак в бессилии прикрывает глаза, поддаваясь усталости из-за суматошности и нервозности дня. — Этот урод мог навредить Чеён. — Ему пятнадцать, Чимин. Я не собираюсь портить пареньку жизнь, — Чеён сипит, сильнее прижимаясь к мужскому телу и ощущая, как на поджатые ноги прилетает пиджак. — Тем более я знаю его. Чонгук, передай, пожалуйста, Намджуну, что у меня нет никаких претензий. — Что-о? — Это сын одного из осужденных. Ему было тринадцать, когда я вынесла приговор его отцу, — безразлично проясняет прокурор Пак, невольно приоткрывая глаза и отстраняясь. Её носовые рецепторы неприятно щекочет стойкий запах мятных сигарет. Вдобавок, он же баламутит малые остатки еды в желудке, что и без того целый день саднит. — Боже, от тебя… Но она не успевает договорить, опрометью устремляясь в офисный туалет, благо, тот находится за соседней дверью. Собственная уборная в кабинете прокурора скорее исключение, нежели правило — просто у Юнги и Чеён он располагается через стену, поэтому им удаётся — посредством нехилых манипуляций — настроить санузел под себя. Прокурор Пак склоняется прямиком над белым другом, позволяя остаткам сэндвича выйти наружу. Чимин без раздумий отправляется вслед за Чеён, игнорируя сползший на пол пиджак и кидая в Чонгука беглое… — …У меня в портфеле бутылка. Достань, пожалуйста. Желудок прокурора Пак конкретно подводит — возникшая из ничего тошнота заставляет пальцами впиться в ободок унитаза, а слезам подступить к глазам. Секундой позже, на спине отпечатываются нежные прикосновения мужа, а длинная копна волос оказывается собранной у затылка. — Я после суда над Лисой веду тебя к гастроэнтерологу, и это не обсуждается, — в голосе адвоката Пака нет ни капли агрессии, лишь вяжущее чувство беспокойства. Чеён заходится в кашле, сплевывая гадкую слюну, и слегка отодвигается от керамической утвари. — Не хватало, чтобы твой гастрит развился во что-нибудь похуже. — Вот, хён, — быстро вклинивается в разговор Чонгук, протягивая другу уже открытый напиток и поддерживающе нависая сверху. Но стоит прокурору Пак учуять резкий фруктовый запах, как её в очередной раз выворачивает. Она показательно отталкивает ладонь адвоката Чона, как бы прося вылить гремучую смесь в раковину, пока сама опорожняет единожды опустошенный желудок. — Это что такое? — Напиток, как ты и просил. — Гук, я говорил о воде, — Чимин бы насмешливо хмыкнул, если бы Чеён не скорчилась из-за нового рвотного позыва. Он поддерживающе проходится вдоль позвонков, медленно пробираясь к боку и животу. — Чёрт, наверное, я оставил её в машине. Набери тогда воду в кулере. — Понял. Чонгук, как заведенный мальчик на побегушках, мчится по помещению, стараясь максимально помочь подруге. Когда он во второй раз заглядывает в уборную, героически сжимая граненый стакан, Чеён уже отстраняется от унитаза и жмёт на кнопку смыва. Адвокат Пак помогает ей подняться на ноги и прополоскать рот чистой водой — он знает, что первые несколько минут после рвотных позывов нельзя употреблять жидкость вовнутрь. Прокурор Пак дрожит, но не от холода, а из-за плохого самочувствия, что так некстати подкидывает ослабевший организм. Она всё ещё слышит табачные нотки, исходящие от рубашки мужа, поэтому ожидаемо отправляет того на выход из туалета. — Ты весь прокуренный, Минни, — чуть грубо заявляет Чеён, пуская струю воды из-под крана и подставляя дрожащие ладони к напору. Прокурор Пак не одобряет зависимость Чимина, в особенности сейчас, когда её, в прямом смысле, тошнит из-за этого. — П-подождите немного снаружи. Мне нужно прийти в себя. Она осторожно прикрывает дверь, оставляя двух взволнованных юристов в кабинете прокурора, и легкими хлопками приводит тело в чувство. Адвокат Пак пристально принюхивается к рукаву белоснежной рубашки, тоже делает и адвокат Чон. Чонгук театрально кривится, отчего морщинки смешно собираются у него на переносице. — И впрямь так сильно? — Ты будто в море мятного табака искупался, — правдиво подмечает Чонгук, отстраняясь, и зажимает ноздри большим и указательным пальцем, — а ещё ты потный. Иу, Чеён подвинься, меня, кажись, тоже сейчас вырвет… И Чимин — в воспитательных целях — прописывает младшему подзатыльник.

~

Лиса жутко переживает, что не укрывается от зоркого взгляда адвоката Чона. Подозреваемая периодически кидает на него многозначительные взоры, словно страшится что-то уточнить — а когда их глаза ненароком встречаются, она стыдливо зарывается в бумаги по защите. Чонгук чувствует возникшее напряжение, решая действовать первым, и неряшливо привлекает внимание цоканьем. Упирается локтями в столешницу. — У Вас что-то случилось? — М-м, — мычит подозреваемая, отрицательно кивая головой. Приоткрытыми губами повторяет текст, напечатанный на белесых листах, однако ни звука не издаёт. Чонгук устало вздыхает. Понимает, что — как и с любой другой девушкой — здесь придётся идти напропалую. Господи, почему из женщин всегда нужно вытягивать информацию клешнями? — Это из-за предстоящего слушания? — понятливо интересуется адвокат Чон, исключая нажим из голоса. Он старается проявить несвойственную ему деликатность. — Или в камере что-то не так? Вас же не запугивали? — Нет-нет, всё в порядке, — честно отвечает Лиса, намереваясь вычислить, с какой стороны ей следует подобраться к непростой теме диалога. Может, стоит просто задать свой вопрос и не мучиться? Но тогда подозреваемая рискует ещё сильнее упасть в глазах правозащитника… Хотя на что Лиса рассчитывает? Чонгук — статный, завидный мужчина, который приманит к себе любую, стоит ему только захотеть. То, что он обещает адвокату Паку прояснить их взаимоотношения позже, совершенно ничего не гарантирует. Наверняка, адвокату Чону всё равно, когда сообщать, что они — глупая ошибка без будущего; а учитывая её невероятный дар и его здоровый скептицизм, не смогли бы спеться даже при желании. Лиса замирает в одной позе, погружаясь в грузные мысли и блуждая между мириадами вариантов. Личико подозреваемой выражает озадаченность, вперемешку с грустью и смятением; Чонгук видит, как женский взгляд ежесекундно мрачнеет, а уголки губ скульптурно замирают. В какой-то момент Лиса начинает напоминать ему античную статую с отточенными чертами, прорезанными в обожжённой терракоте. Адвокат Чон придвигается, пытаясь понять, не уходит ли подозреваемая в «видение», однако та вовремя отмирает, с неохотой возвращаясь к вдоль и поперёк изученному тексту. — Может, Вы хотели бы спросить нечто личное? Чонгук не знает, кого подстёгивает — её или себя, поскольку этот спасительный жест, направленный исключительно на поддержание разговора, больше походит на проникновение на заминированную территорию. Они оба взорвутся, если ступят не туда — между ними до сих пор витает неистовое напряжение. А ещё, адвокат Чон из тех типов парней, которые могут влюбиться с одного взгляда, десятилетиями страдая из-за невзаимности и нерешительности. И не то, что бы Чонгук признаёт свою влюблённость в Лису, нет, нисколько, до этого ещё далековато. Но симпатия? Да. Однозначно. И в ней кроется вся проблема. Чувства к подозреваемой — это нечто из разряда «иррационального», нечто субъективистское. То, что бывший прокурор Чон — в силу специфики своей работы — терпеть не может. — Почему Вы не любите футбол? И хотя Лиса выдаёт не совсем то, что вертится на языке, обратно слов не воротишь. Она пальцами небрежно постукивает по поверхности столешницы, в надежде усыпить расшатанные нервы. — В смысле, вы говорили, что не любите эту игру, но так профессионально выкинули горящую штуковину со сцены… — Вижу, слухи за решеткой распространяются довольно быстро. Чонгук подмечает, как ранее безэмоциональная Лиса сейчас выдаёт ему виноватую улыбку. Он каким-то невиданным образом понимает, что проблема заключается далеко не в сплетнях сокамерниц; делает глубокий вдох. Выдох, мысленно напоминая себе, что подозреваемая обладает феноменальными способностями. — Или у Вас было видение? Почему же тогда молчите? Раньше задержек с оглаской не возникало, — невольно ехидничает адвокат Чон. — Боюсь, что Вы снова попытаетесь разузнать об информаторах, которых у меня нет. — И хотя подозреваемая не имеет каких-то корыстных помыслов, Чонгуку кажется, что она намеренно тыкает его в неверие. Плюсом, слова отливают дерзостью и парированием. Диалог умирает на какое-то время, погружая допросную комнату в щемящую тишину. Лиса выглядит настолько обеспокоенной и задумчивой, будто ещё чуть-чуть и Чонгук начнёт слышать её мысли; подобная пауза нервирует адвоката Чона, вынуждая вновь прибегнуть к решительным действиям. — Я играл за команду университета, — неожиданно проясняет Чонгук, не понимая, зачем вместо стратегически правильного перевода темы, выбирает опцию «поделиться личной информацией». — Для меня футбол — весьма скучная игра, однако студентам давали повышенную стипендию, если у них были достижения на спортивном поприще. А так как я с детства хорошо бегаю и, в целом, нормально отправляю мяч в ворота, то я решил попробовать себя на поле. Пять лет оставил на университетском стадионе. — Там же Вы и научились французскому? В смысле, в университете? Чонгук не до конца осознает, почему посреди подготовки к судебному процессу они приходят к абсолютно иному предмету обсуждения, но противиться этому не в силах. Сегодня рядом с ним нет Чимина, следовательно, вовремя отрезвить адвоката Чона ни у кого не получится. Да и Чонгук не видит здесь колоссальной проблемы; упрямо заверяет себя, что подобным образом помогает подозреваемой отвлечься от переживаний. — Нет, французскому я обучался в школе, а затем ездил в Париж по обмену на семестр. — Ничего себе, — неподкупно изумляется Лиса, хлопая большими глазками, чем не нарочно сводит Чонгука с ума. — Не знала, что во время учёбы на юрфаке можно ездить за рубеж. — Нельзя. По крайней мере не в моём ВУЗ-е, — еле сдерживая ухмылку, небрежно продолжает адвокат Чон, фиксируя, что подозреваемая невербально подаётся ему навстречу. Значит она чувствует себя в безопасности. Это льстит. — Я ездил во Францию в последний школьный год. Ну и потом пару раз бывал в отпуске, уж сильно мне там понравилось. Правда в браке о ней пришлось забыть. Юи не переваривала эту страну и её менталитет. — Я бы тоже хотела когда-нибудь там оказаться, — честно признаётся Лиса, опуская взгляд на пальцы, которые заведомо перекрещивает. В её образе вновь проскальзывает болезненный отпечаток печали, заставляющий Чонгука симпатически ощутить душевный дискомфорт, — хотя, теперь уже вряд ли… — Что заставляет Вас так думать? — адвокат Чон тщательно перебарывает инстинкт взять незнакомку за руку и убирает ладони под стол, подальше от соблазна. Поправляет собирающуюся на бедре ткань брюк. — Наша защита выглядит более чем внушительно. Лиса неосознанно понижает звук голоса, будто боится, что в пустующей комнате их могут прослушивать. — А как же новые подробности? — осторожно уточняет она после паузы. — Перед тем как… В общем, прокурор Пак сказала… — Да, она сказала, и это всё так, — перебивает Чонгук, намереваясь как можно скорее развеять сомнения собеседницы, — но здесь получилась запутанная ситуация. Адвокат Пак брал показания у другого человека, намного раньше, их мы и представим. Думаю, судья сочтёт подозрительным, что ранние сведения говорят о том, что вы не работали в «Атласной ленте», а новые — что работали. И мы укажем на кое-что ещё. — И что же это? У Лисы глаза загораются слабой надеждой, которую адвокат Чон не смеет рушить. Наоборот, ему становится жизненно необходимо поддерживать в ней такой запал веры в лучшее будущее. Вот только не играют ли здесь эгоистичные мотивы, связанные с тем, что Чонгуку не всё равно на подозреваемую? Ещё ни с кем из клиентов он не был столь обходителен и учтив. — Адвокат Чон? — Да, простите. Задумался. — Чонгук мысленно считает от пяти до одного, пытаясь вспомнить, что же он говорил до этого. — Так вот. Тот, кто давал показания про то, что Вы работаете в «Атласной ленте», является зятем окружного прокурора Чона. Его зовут Марк Ли. Лиса судорожно пытается сопоставить два ошеломляющих факта, приходя к неутешительному заключению. — Погодите-ка. Вы хотите сказать, что муж дочери окружного прокурора Чона — глава крупнейшего борделя в Сеуле? — Непростая у них семейка, не так ли? Подозреваемая разлепляет губы от неожиданности, нервно пробегая взглядом по помещению. — Но-но-но… Тогда окружной прокурор Чон должен знать, что я не работаю в «Атласной ленте». И-и-и тогда он должен знать, что я не имею никакого отношения к его племяннику… — Боюсь, они думают, что Вы познакомились непосредственно в борделе, поскольку туда нередко приходят «свободные» эскортницы подзаработать. Нижняя губа подозреваемой предательски подрагивает, пока она сама переваривает весь шквал полученной информации. Это плохо. Это очень-очень плохо, рассуждает девушка, как на иголках обдумывая, что бы ещё сделать, дабы доказать свою непричастность. — А как же камеры видеонаблюдения? — в неизбежности уточняет Лиса, нервно растирая запястья, на которых и без того красуются следы от наручников. Этот жест не утаивается от наблюдательного Чонгука. — Они ведь могут подтвердить, что меня там никогда не было. — В «Атласной ленте» люди незаконно торгуют телами. Плюс в вип-зонах частенько находятся высокопоставленные шишки Сеула, поэтому в ночном клубе слеш борделе нет камер. Зато у них есть крыша в лице окружного прокурора Чона, что всегда подчистит за ними. Мне конец. Лиса ощущает, как знакомая безысходность поселяется в желудке. Она обречена — подозреваемая точно знает, что окружной прокурор Чон не остановится, пока не засадит её за решетку до скончания века. И как он не может понять, что настоящий убийца его племянника до сих пор на свободе? Сколько ещё жертв падут от рук загадочного мужчины в маске, пока подозреваемая будет сидеть в камере за то, что не совершала? Слёзы вновь подступают к глазам, но Лиса небезуспешно с ними справляется. Складывает губы в ровную линию, подавляя грусть, тоску и отчаянье, рвущиеся наружу — в конечном итоге, подозреваемая сделала всё, что могла. Включая тот факт, что собственноручно подписала себе приговор. На слабину и лояльность прокурора Пак надеяться не приходится. Лиса знает, что Чеён по ней бульдозером из фактов пройдется; непременно убедится, что от подозреваемой не останется и мокрого места. От разрывного шквала эмоций Лиса тихо, истерично посмеивается. Поднимает пальцы ко рту и зажмуривается, пытаясь сдержать очередной плаксивый порыв. — Адвокат Чон, — неуверенно издаёт она, открывая глаза и встречаясь с встревоженным взглядом правозащитника напротив. Наверное, он испугался того, что ему вновь придётся иметь дело с истеричкой-подсудимой. Иначе как ещё объяснить этот вид? — Могу ли я попросить Вас о личном одолжении? Чонгуку и лихорадочно, и интересно, и боязно, в одно и то же время; однако адвокат Чон всё равно решительно кивает, даже не представляя, о чём собирается просить расстроенная Лиса. Исходя из её-то положения и состояния. — Если… Если вдруг суд примет решение не в мою пользу… И вы когда-нибудь вновь окажетесь во Франции… Отправьте мне открытку с Триумфальной аркой, пожалуйста. После прочтения книги Ремарка я всегда мечтала её увидеть, — через себя выпаливает подозреваемая, не скрывая того, с каким остервенелым усилием ей даётся это признание. Она часто вбирает носом воздух, применяя дыхательную гимнастику в надежде успокоиться и не допустить повторение панической атаки. Одинокая слеза устраивает подлянку и безропотно скатывается по лицу; подозреваемая смахивает ту и вразумляюще ударяет по щекам. — Хорошо, — без толики сомнения соглашается адвокат Чон. В нём так мало остаётся от хладнокровного юриста — настолько, что, кажется, даже проглядывается знакомый Лисе Чон Чонгук с того самого декабрьского вечера. — Однако раз я Вам дал обещание, то и Вы должны мне кое-что пообещать. — Всё, что угодно, адвокат Чон. Юрист театрально поднимает ручку и щелкает ей для дополнительного привлечения внимания. — Когда Вас оправдают, и когда Вы всё же решитесь посетить Францию, отправьте мне открытку с видом на Парижскую оперу. Она невероятно красива, — оповещает адвокат Чон, дружелюбно ухмыляясь. Его «прямо, как и ты» остаётся где-то глубоко запрятанным и неозвученным. — Кстати, посетить её, я тоже советую. Я был там трижды, но самым запоминающимся, конечно же, стал мюзикл Нотр-Дам-де-Пари*… Чонгук продолжает в красках описывать впечатления от постановки, напористо уводя Лису от суровой реальности всё дальше и дальше. Она на минуту позволяет себе расслабиться, помечтать, окунуться во французскую атмосферу с ласкающим слух иностранным языком и запахом свежей выпечки; ей бы понравилось в Париже, определенно. Теперь подозреваемая в этом не сомневается. Как жаль, что из возможностей оказаться в городе любви — и на свободе — у неё остаются только рассказы адвоката Чона.

~

И хотя Чеён и Чимин пытаются устроить непринужденную атмосферу, становится заметно, что они оба нервничают. Ведь сегодня наступает злополучный день икс. Двадцать восьмое число. День, когда решится судьба Лалисы Манобан. Прокурор Пак безуспешно пытается застегнуть юбку, нервно сетуя на набранный вес и на то, что адвокат Пак заставляет её плотно позавтракать. Чимин, после минувших событий, становится гипер-докучливым, сводя едва ли не все разговоры к заботе о здоровье и правильном образе жизни. Чеён больше не тошнит, — слава Богу. Ну, правда, если только от супружеской опеки — однако небольшая изжога иногда проскальзывает в общем состоянии. К счастью, это не критично; в отличие от рвотных позывов, она не мешает работе. Прокурор Пак победно справляется с молнией на одеянии и вдыхает полной грудью. Но быстро жалеет об этом, поскольку юбка — что с таким усердием сходится на талии — болезненно впивается верхним швом в нежную кожу. Не на шутку озадачивает. Юрист обращается к отражению в зеркале, в попытке разобрать, что же не так с этой дурацкой униформой, когда её осеняет… …Твою же… — О нет, — слетает с уст ошеломлённой Чеён, уставившейся на фигуру в зеркальном полуобороте. Округлившей глаза от шока, — нет-нет-нет! Ноги, кажется, больше не держат; прокурор Пак медленно оседает на кровать, пятой точкой приземляясь на ребро нижней спинки. Впрочем, тут же вскакивает обратно, поскольку материал, туго сдавивший сакраментальную область, вынуждает это сделать. Чеён торопливо ослабляет тиски и возвращается к пугающим мыслям, периодически всплывающим в хаосе из предположений. Связанных с её потенциальной беременностью. Прокурор Пак понимает, что ведёт себя глупо, всякий раз выдумывая новую отмазку: задержку в три недели объясняет сбившимся циклом, резкий набор веса — беспорядочно-неправильным питанием, а тошноту и проблемы с желудком — пресловутым гастритом. Она иначе не может; обнадеживаться мечтами о семейной жизни, когда врач прямым текстом сказал о мизерных шансах, довольно глупо. Однако, когда после завтрака Чеён встречается со слегка округлившимся животом, — характерным для беременных после плотного перекуса во время конца первого триместра — то понимает, что дальше обманываться нельзя. Чёрт, внутри неё же развивается ребёнок. Ребёнок! Прокурор Пак осторожно прикасается к молочной коже, ужасно боясь навредить столь хрупкому созданию внутри. Сколько ему ещё остается? День? Два? Пока её дефектный организм вновь не решит убить беззащитное существо, сотворенное из большой и необъятной любви наперекор вероятности. У Чеён спирает дыхание, стоит ей лишь почувствовать характерное уплотнение. Она рефлекторно отдергивает руку, как ошпаренная, а затем снова пробует пальцами прикоснуться к выпуклости. Ей кажется, что в этот момент сердце стучит в два раза сильнее, а на лбу выступают первые капельки пота из-за жара, в который бросает. Господи, если прокурор Пак действительно в положении, то Чимин ни за что на свете не должен узнать об этом. В четвертый раз он этого просто не перенесёт. — Ён-ни, ну ты готова или… — И словно на зло, адвокат Пак без стука врывается в комнату. Прокурор Пак торопливо реагирует — прикрывает скомканной юбкой живот и профессионально выдавливает фальшивую улыбку. И хотя внутри её нехило так потряхивает, а сама мысль о беременности вызывает дикий испуг, снаружи она одаривает мужа спокойным взглядом. — Я замарала юбку в тональной основе, сейчас быстро переоденусь в брюки, — резво оправдывается Чеён, приказывая себе — в солдатской манере — отставить панику и не поддаваться слабости. Впереди у неё важный день; если сейчас она не сумеет собраться, то дело будет провалено. Во всех смыслах. — Ты пока спускайся в машину. — У тебя всё в порядке? — на всякий случай интересуется Чимин. Он прекрасно распознаёт, когда жена что-то не договаривает, а прямо сейчас, адвокат Пак уверен, именно так и есть. Чеён не решается поделиться своими опасениями, вместо этого утвердительно кивая головой. — Да, конечно-о, — голос прокурора Пак едва ли не надламывается на последней ноте. Боже, возможно, она беременна — естественно, что у неё плохо выходит совладать с эмоциями. — Дай мне буквально пару минут. Адвокат Пак взглядом сканирует жену на наличие каких-либо увечий, а следом и комнату, только на этот раз на предмет спрятанных лезвий или таблеток. Благо ничего не находит; он немного успокаивается, списывая всё на собственную нервозность, хотя внутренняя чуйка не спешить замолкнуть. Вопит о чём-то ещё. Чимин планирует подольше задержаться на фигуре полуголой жены, но его прерывает настойчивый телефонный звонок. — Да, Чонгук, — вместо приветствия отвешивает адвокат Пак, понятливо сигнализируя о том, что ждёт прокурора Пак в машине. — А что, есть принципиальная разница в каком я галстуке?.. Да, в тёмно-синем… Нет, без броши в виде звёздочки… М-хм, ну если хочешь, надень зажим… О, так наш малыш-Гуки кого-то впечатлить пытается?.. Зайчик, ну только в твою… — приглушенно доносится из-за двери спальни, устремляясь вглубь коридоров. Чеён осторожно приземляется на колени, откидывая юбку в маленький угол шкафа и обессиленно упираясь руками в пол. Ей хочется знать наверняка, хочется решить эту проблему сейчас же, однако у неё не находится ни теста в шкафчике ванной комнаты, ни дополнительных 3-х минут. Соберись, Чеён. Сейчас не время впадать в панику. Да и знание на пару часов раньше, ровным счетом, ничего ей не даст. Прокурор Пак точно также поедет в суд представлять сторону обвинения, точно также будет делать выпады и публично опрашивать свидетелей. Чеён просто желает быть уверенной, в том что… Впрочем, это и вправду может подождать.

~

Зал суда полон враждебной атмосферы и злостных взглядов, направленных исключительно на Лису. Подозреваемая старается не обращать внимания на зардевшую вдову Чон, окружного прокурора Чона, судебного секретаря Пан, Чанмёна и журналистов, однако от этого легче не становится. Их тяжелая энергетика ощущается даже на расстоянии, а ненависть пробирается под кожу, вдавливаясь в кости. Но Лиса всё равно держится молодцом; дарит натянутую улыбку родителям и команде поддержки, собранной из отъявленных интернет-активистов. Она пытается не принимать на свой счёт оскорбительные выпады и провокационную речь прокурора Пак, покрепче сжимая окантовку оранжевой робы и стискивая зубы до скрежета. Чеён её сегодня не щадит — без оглядки бросает ледяные взгляды и точно такие же выражения. — Мистер Ли, правильно ли я понимаю, что, когда подозреваемая работала на Вас в «Атласной ленте», там она познакомилась с погибшим? — ровным тоном заявляет прокурор Пак, своими остроносыми лодочками вымеряя очередные несколько сантиметров. — Абсолютно. — И правильно ли я понимаю, что Вы заявляете, что между ними что-то было? — Абсолютно, — самодовольно повторяет темноволосый красавец, небрежно поправляя причёску. Лиса горит от возмущения и наглой лжи — подозреваемая ведь даже не знает этого человека, а он уже правдоподобно заверяет всех, что она с ним работала. Вдобавок, лицо прокурора Пак отливает надменностью; она явно остаётся довольна проведённым допросом. Озвученная информация, так кстати всплывшая за несколько дней до суда, теперь делает из Лисы настоящую вертихвостку. Вот же подлая стерва! Подозреваемая негодует в сердцах, напрочь забывая, что когда-то даже сочувствует разбитой Чеён. Сейчас перед ней не та заплаканная девушка, с душевным надломом и болью, а скорее продажная прокурорская крыса, из-за нечестности которой невиновная грозится попасть в тюрьму. Лиса невольно перемещает взгляд на спокойного адвоката Пака, ни одним мускулом не выдающего привязанности к стальной леди. Она неодобрительно хмурится. Как же так получается, что добродушный Чимин напарывается на гадкую Чеён в своей жизни? Неужели, у него не было другого выбора? В это довольно сложно поверить, ведь он так талантлив, красив, умён, безумно очарователен и… — К-хм, — Чонгук наигранно кашляет в кулак, облокачиваясь о столешницу и выбрасывая корпус вперёд. Своей фигурой адвокат Чон моментально загораживает коллегу, точно специально перекрывает обзор для любопытной подозреваемой. Он грозно дышит через ноздри, нервно облизывает нижнюю губу, а затем языком упирается в щёку. Наверняка, Чонгук просто раздосадован тем фактом, что Чеён подставляет их самым прескверным образом, однако Лисе глупо кажется, что он… Ревнует? Какой вздор… Сейчас совершенно не об этом нужно думать! — На этом у меня всё, Ваша Честь, — заканчивает свой допрос прокурор Пак, спеша вернуться на место и осторожно опуститься на стул. Она кривится, будто её тело пронзает притупленная волна дискомфорта. Однако судья не акцентирует на этом внимание, предоставляя слово стороне защиты. В этот момент Лиса опасливо съеживается, на инстинктах придвигаясь ближе к Чонгуку. — Ваша Честь, — в игру вступает Чимин, театрально запахивая пиджак и направляясь в центр зала. Каблуки его лаковых туфель звонко соприкасаются с кафелем, привлекая всеобщий интерес. — Мистер Марк Ли. Наверное, стоит начать с простых вопросов… Мистер Ли, скажите, это правда, что Вы приходитесь мужем дочери окружного прокурора Чона? — Ваша Честь, это никак не относится к делу! — несмотря на своё самочувствие, Чеён вновь приподнимается с сидения и кидает вопрошающий взгляд на мудрого мужчину в глубоких шестидесятых. На мужа она показательно не смотрит. — Протест отклонён. Прошу, адвокат Пак, продолжайте. Чимин мысленно ликует, но вовремя себя останавливает. Он знает, что одно выигранное сражение — это ещё не успешно выигранная война. — Благодарю, Ваша Честь. Мистер Ли? — Да, это так. Но какое это имеет значение? — уклончиво отвечает свидетель, нервно сцепляя пальцы между собой и демонстративно наклоняясь ближе к микрофону, установленному на стойке. — Боюсь, Вы не в том положении, чтобы задавать вопросы, — учтиво осаживает адвокат Пак, перекрещивая руки на груди. — Скажите, если Вы нанимали подозреваемую, то почему Ваш HR-менеджер утверждает обратное? — Потому что это была исключительно моя благотворительность. Лиса говорила, что ей хотелось бы немного подзаработать, так что я предоставил ей эту возможность. Всего на несколько вечеров. — Значит, Вы поощряете незаконное трудоустройство? — Между нами была составлена расписка. К тому же, танцовщицы в ночных клубах относятся к тем двум процентам профессий, что не платят налоги с зарплаты. Всё более чем законно. — Очевидно, что зять окружного прокурора Чона оказывается неплохо подкованным юридически, но и Чимин не собирается сдаваться просто так. Марк Ли, подмечая самодовольство в лице правозащитника, решает немного «осадить» его, — в отличие от деятельности Вашего отца. Это правда, что достопочтенный господин Пак ввозит товары под процедурой «реимпорт», избегая ввозных таможенных пошлин? Куда лезешь ублюдок? — Ваша Честь, это не имеет никакого отношения к делу, — на этот раз в ход судебного разбирательства вмешивается Чонгук. Он столь резво вскакивает с места, что Лиса вздрагивает и пугается. — Протест принимается, — лаконично заключает судья, поправляя сползшие к переносице очки. — Без вольностей, мистер Ли. Адвокат Чон благодарно кланяется мужчине, удобно устраиваясь на стуле и подмечая взвинченное состояние подозреваемой. Он притворяется, будто потягивается, а затем — совершенно невесомо — ладонью очерчивает путь по правому боку Лисы. Продвигается ниже по ноге и, в кульминации, поддерживающе сжимает колено. Всё происходящее длится какие-то доли секунды; а после, рука Чонгука, как ни в чём не бывало, возвращается обратно к бумагам. Его вид ни разу не выдаёт то тактильное взаимодействие, которое он недавно разделяет с подозреваемой. И Лиса знает, что сейчас для этого не время и не место, но, Боже, как же краснеют её щёки! Она закусывает губу, в попытке унять дурацкие влюбленные мысли. — Мистер Ли, когда, согласно Вашим наблюдениям, подозреваемая впервые встречается с погибшим? Марк ехидно улыбается, поправляя часы швейцарской марки «Omega» на запястье. Он кидает насмешливый взгляд в сторону столика защиты и почти заговорщическим тоном оглашает… — … В новогоднюю ночь. — И его наглый взгляд встречается с округлившимися глазами адвоката Чона, судорожно пытающимся разгадать, как свидетель умудряется узнать об этом. Чимин замирает на мгновение. Он понимает, что не в их позиции парировать — если сейчас станет известно о связи Лисы и Чонгука, то это может отрицательно сказаться на ходе дальнейшего судебного разбирательства. Поскольку, в таком случае, адвокат Чон выступит в роли заинтересованного лица. И всё же, адвокат Пак не понимает, откуда у напыщенного индюка Ли подобные сведения? Он, ровно, как и Чонгук, мигом поворачивается к столу Чеён, но застает лишь естественное смятение. Кажется, будто прокурор Пак и сама в шоке от заявления; она судорожно осознаёт, что нити её обвинительной базы фальшивы. Куплены. — Это исключено, в новогоднюю ночь подозреваемая была вместе с родителями на одном торжественном мероприятии, — старается вырулить Чимин, нервно поправляя галстук. — Но не всю же ночь, верно? Лиса понимает, что если адвокат Пак начинает переживать о ходе судебного процесса, то дело обстоит совсем худо. Она ощущает подступающий страх, окидывая публику взором и задерживаясь на с недоумением застывших родителях. У неё нутро рвётся от слезящихся глаз матери и напряженных плеч отчима; подозреваемая готова под землю провалиться. Ещё чуть-чуть и её напускному мужеству придёт конец. Лиса подготавливается к самому худшему, тихо шмыгая носом и чувствуя обеспокоенного Чонгука, в ободряющем знаке прикасающегося к её плечу локтём. По мнению подозреваемой, слишком уж много тактильности для той, кто меньше чем через два часа будет упрятан за решётку. — Думай про Париж, хорошо? — шепотом и почти что нечленораздельно мурлычет адвокат Чон, когда с другой половины зала слышится звук отъезжающих ножек сидения. — Ваша Честь, — неожиданно для всех в разбирательство вмешивается Чеён, нервно сжимая бумаги пальцами и сглатывая ком волнения. Она знает, что справедливость и закон — разные вещи, и иногда стоит немного подыграть, дабы за преступление назначали должное наказание. Однако Чеён даёт клятву закону и не собирается жульничать, в особенности тогда, когда преступление неочевидно. У них есть отпечатки на оружии — но абсолютное отсутствие мотива, нехватка косвенных улик и настоящих ниточек, по которым бы Лиса была стойко повязана с Чон Хосоком. Если сегодня суд решит, что подозреваемая перед ним — виновна, то сделает это на основании реальных фактов. — Прошу снять свидетеля со стороны обвинения и не учитывать ранее произнесённые им факты. Чеён непреклонна. Она сознает, что собственноручно меняет ход дела, и явно не в пользу прокуратуры. Сознает также, что праведный гнев окружного прокурора Чона в скором времени обрушится на неё; прокурор Пак лишь надеется, что тот не изобьёт её до полусмерти и не сделает дальнейшую работу сущим адом. — Прокурор Пак, это весьма смелое заявление, — важно подмечает судья, говоря столь же размеренно и вкрадчиво, как и ранее, — какова будет причина для снятия свидетеля? Адвокат Чон напрягается и жилки на его шее красноречиво выступают. Чонгук уверен в подруге и в том, что она не выдаст их маленькую тайну, однако неприятное щекочущее чувство всё же обосновывается в желудке. Чеён выходит из-за стола, по пути захватывая пульт от прожектора и поспешно начиная перелистывать ранее продемонстрированные доказательства на большом экране. — На стене в доме погибшего есть большое количество фотографий, одна из которых помечена датой и временем. В новогоднюю ночь Чон Хосок был вместе с бизнес-партнёрами в Пусане, что также записано в его ежедневнике. Прокурор Пак уверенно находит нужные доказательства, пока адвокат Пак с ужасом понимает, что жена закапывает свою карьеру, помогая ему и адвокату Чону выиграть дело. — Даже, если предположить, что лететь из Сеула в Пусан недолго, и он воспользовался частным самолётом, то всё равно получается несостыковка. Поскольку с шести часов вечера тридцать первого декабря и до шести часов утра первого января погода была нелетная. Я лично не смогла отправиться в Сеул в тот день. По этой же причине Чеён и Чимин не присутствуют на мероприятии, организованном господином Паком. По этой же причине Чонгуку приходится идти на скучное собрание богатых слюнтяев и веселиться с горой дорогущего шампанского в компании бесцветных разговоров о бизнесе. По этой же причине адвокат Чон знакомится с подозреваемой, что сейчас сидит рядом с ним и в потрясении ловит каждое слово, произнесенное прокурором Пак. Вся эта ситуация выглядит несколько нереальной — словно она связывает их задолго до совершенного преступления, именно в ту пресловутую ночь. В ночь, где сюжетные линии главных героев судьбоносно переплетаются. После слушания я хорошенько напьюсь… — Если принять во внимание, что встреча закончилась в час ночи, то ближайший подходящий поезд приходится на три часа утра. Если выбирать автомобильный вид транспорта, что же… Как-то не сходится, что погибший просидел в дороге четыре часа ради того, чтобы потом сходить в клуб «Атласная лента». Поэтому, история встречи погибшего с подозреваемой в новогоднюю ночь выглядит весьма хлипко и неправдоподобно. Если бы Чимин уже так рьяно не любил Чеён, то определенно бы влюбился сейчас. Он наблюдает за ней, за её недюжинным профессионализмом и храбростью, с которой она вступается за правду и закон. Адвокат Пак обещает себе, что сделает всё, дабы защитить прокурора Пак — поскольку теперь, для окружного прокурора Чона, она враг номер один. — Хорошо, — вынужденно соглашается судья, едва заметно кивая кому-то из зала, — показания свидетеля со стороны обвинения не будут приняты к сведению, не повлияют на принятие решения и будут исключены из протокола. Разозлённый Марк Ли опрометью вырастает и насильно руками сжимает деревянные бортики стойки. — Какого…?

~

Перерыв на решение судей длится невероятно мало. Лиса, сидящая рядом с Чонгуком и Чимином, размышляет о том, чего же она не успевает сделать в своей жизни. К пятой минуте список накапливается приличный; такой, что его не хватило бы реализовать даже за тридцать лет. Хотя теперь-то у неё остаётся всего ничего. Подозреваемая дышит полной грудью, пытаясь абстрагироваться от зала, от происходящего и мыслей о последних мгновениях на воле. Она ведь так и не записывается на стрип-пластику, не пробует утку по-пекински из китайского ресторана, — что на другом конце улицы — не отправляет Луи на выставку котиков до трёх лет и не перекрашивается в блондинку. Сейчас Лиса смело корит себя за то, что не рискует тогда — ведь всё это было осуществимо, просто она боялась и откладывала на потом. Потом, которое теперь проведёт за решеткой. Когда судьи возвращаются в зал, подозреваемая оказывается на пределе. Лиса дарит последний взгляд перед пугающим решением родителям, в натяжном смирении принимая грядущую участь. А затем, неожиданно для себя, под столом переплетает пальцы с адвокатом Чоном. Пускай он сейчас отдёрнет руку, пускай отъедет на стуле — ей плевать. Подозреваемой просто хочется ощутить тепло, исходящее именно от этого мужчины. В последний раз. Ладонь Чонгука шершавая, но большая и широкая, придающая уверенности. Адвокат Чон наперекор всему потуже сжимает их руки в непобедимом замке, как бы намекая, что он здесь. Рядом. И не даст ей сломаться раньше времени. Будет до тех пор, пока судьбоносный молоток не прозвучит вместе со страшным вердиктом: «Виновна». Они ничего не говорят — просто молча разделяют момент как какая-то пара. — Руководствуясь статьями… — начинает главный судья, взором упираясь в папку цвета бордо и гордо оглашая приговор. Лиса чуть сильнее сдавливает замок из рук и получает в ответ от Чонгука то, как заботливо его большой палец очерчивает её тыльную сторону ладони. — … Суд приговорил признать Манобан Лалису невиновной в отношении пункта один статьи 250, предусмотреной действующим уголовным кодексом Республики Корея… Не… Виновна? Невиновна?! — Ха-х? — взвинчено срывается с уст оправданной, когда она в панике оглядывается по сторонами, замечая обнимающихся родителей и группу поддержки, на эмоциях отбивающих друг другу «пять». Чонгук неохотно выпускает женскую ладошку из захвата, предоставляя Лисе возможность закрыть лицо и радостно поправить причёску. Она не верит — Лисе кажется, что всё это происходит не в реальности, а где-то в другом, альтернативном измерении. Вдруг она попросту спит? Лиса нарочно оттягивает кожу рядом с локтём и чувствует болезненный зажим; но не расстраивается, а совсем наоборот, расплывается в глупой улыбке сумасшедшего. Теперь она обязательно сходит и в ресторан, и в парикмахерскую, и спланирует долгожданный отпуск в Европу. Чёрт, да перед ней ныне все дороги открываются! Судья возносит деревянный молоток и оглушительно бьёт им по подставке. Выходит как-то уж слишком громко и резонно; Лиса вместе со всеми оборачивается в сторону, откуда доносится грохот, и удивляется, не находя на почётном месте прокурора Пак. — Чеён! — совершенно позабыв про субординацию, прикрикивает адвокат Пак, в испуге вскакивая и рысью направляясь к жене. Молодая девушка-протоколист подлетает к прокурору намного раньше, поскольку находится ближе всех. Её глаза округляются от ужаса представшей картины, а сама она делает два мельтешащих шага назад. — Срочно звоните в скорую! — звонкий женский голосок разносится по залу суда, вынуждая назойливых репортеров броситься в гущу произошедшего ради жажды наживы. — И есть ли среди присутствующих врач? Когда до чертиков взволнованный адвокат Пак добирается до жены, он видит, что та находится без сознания. А ещё, что родное миловидное личико оказывается замарано в крови.