Подозреваемая

У Чонгука сердце кровью обливается от вида потерянного Чимина. Адвокат Пак нервно водит пальцами меж прядей волос, создавая на голове пшеничный вихрь. У него в душе такая свалка из чувств и эмоций, что ни один бульдозер не разгребёт — мысли о возможном самоубийстве прокурора Пак доводят до кипения. Двадцать восьмое число. И как он раньше не обращает на это внимание? — Хён, я уверен, что с Чеён всё в порядке. И хотя фальшивый оптимизм Чонгука проезжается по ушам, Чимин терпит. Вынужденно молчит, наблюдая за тем, как друг изо всех сил старается его поддержать. В довесок, широкая ладонь адвоката Чона приземляется на очерченные сквозь синтетическую рубашку лопатки адвоката Пака. Ободряюще похлопывая. — Возможно, она просто очень переволновалась и упала в обморок… — предполагает Чонгук, оглядываясь по сторонам, — а вот почему в этой чертовой больнице никто к нам не подходит — это уже вопрос. Мы сидим здесь более двух часов. Нет… Всё, я собираюсь к главврачу! Адвокат Чон уверенно ступает подошвой кожаных оксфордов на холодный больничный кафель, когда… — … Сядь. — Ледяным тоном приказывает адвокат Пак, не ожидая от тонкого голоса подобной хрипотцы. Он обхватывает подорвавшегося Чонгука за локоть, вынужденно дергая вниз, и продолжает уже более мягче. — Чёрт, извини… Просто, я понимаю, что мы сейчас хоть всё здравоохранение на уши поставим, Ён-ни это не поможет. Ён-ни мог помочь только я. И я с этим не справился. Глаза Чимина щиплет от подступающих слёз, и, честно говоря, юристу будет безразлично, если он расплачется прямо здесь. Однако пока в нём ещё теплится слабая надежда на лучшее. На то, что его светловолосое чудо со строптивым характером вернётся обратно, вновь будет ставить палки в колёсах на слушаниях, а после — надменно пить шампанское за победу. Адвокат Пак отказывается думать, что прокурора Пак больше нет. Что её снятие свидетеля с дела — акт доброй воли, последний подарок мужу перед своей обдуманной и спланированной кончиной. Но пока что этот вариант кажется самым реальным; и Чимин, хоть и заторможено, всё же поддаётся настигающему отчаянию… Он ведь знает, что цифра двадцать восемь значит для Чеён. Подмечает настораживающее поведение супруги утром и то, как волнительно подрагивают её пальцы, когда она дергает крышку бутылки с минералкой и делает длинные глотки жидкости. Адвокат Пак уверяет себя, что проблема кроется в нервозности перед судом, что прокурор Пак всего лишь переживает из-за обвинительной базы и исхода слушания. Теперь же все эти мысли кажутся такими нелепыми и неправдоподобными… Чимин и сам выглядит последним глупцом, пустившим ужасное состояние супруги на самотёк. Это его небрежность и невнимательность убивают Чеён. Его Ён-ни… — Господи, надо было всё бросить и уехать куда-нибудь, — неожиданно разрывает затянувшуюся тишину. Чонгук наблюдает за тем, как стойкий друг в момент сгибает корпус к коленям, а лицо скрывает за руками. — Блять, да я ведь мог… — Чимин, — адвокат Чон придвигается ближе и вынужденно тормошит поддавшегося панике друга, — ты не виноват, слышишь? Что бы ни случилось, ты абсолютно не причём. — Да я… — Адвокат Пак? — неожиданно раздаётся вкрадчивый голос приближающегося человека, отчего Чимин вскидывает голову и показательно выпрямляется в спине. К ним навстречу шагает сдержанный доктор, убирая папку-планшет под подмышку и поправляя перекинутый через шею стетоскоп. Адвокат Пак вырастает с места, — адвокат Чон спешно за ним повторяет — украдкой стирая проступившие прозрачные крупицы с щёк. Он шмыгает носом, и пытается понять по состоянию врача, насколько всё плохо. Впрочем, безуспешно. — Я — адвокат Пак, — заявляет Чимин и сглатывает ком страха, чувствуя тяжелую ладонь Чонгука на плече. Он железно благодарен, что тот остаётся рядом, хотя, по правде говоря, не обязан. — Как… Как моя жена? — Прекрасно себя чувствует. Ещё двадцать минут капельниц, и сможете забрать супругу домой, — буднично сообщает доктор, оглушаемый двумя облегчёнными вздохами. А затем издает сообразительное «оу». По телу адвоката Пака проносится волна облегчения; он осознает, что совсем скоро сможет прижать к своему сердцу прокурора Пак. Чонгук тоже заметно расслабляется, отводя плечи назад и освобождая те от напряжения. — Что с ней стряслось? — вдогонку спрашивает Чимин, нервно подкатывая рукава на рубашке. — Вижу, мои интерны не осведомили вас, хотя я дважды их просил. Ох, уж эти негодники — четвертый день в больнице, прошу понять и простить, — в виноватом тоне заключает врач, на нагрудном значке которого отблескивает «доктор Лин». — Думаю, будет уместнее, если я расскажу вам обо всём по пути к палате. Доктор Лин ладонью указывает на вход в отделение, выжидая реакцию и взирая на адвокатское дуо из-под очков в тонкой оправе. Адвокат Пак без раздумий кивает, подаваясь вперёд, и следует по больничным коридорам за врачом, пока адвокат Чон поднимает аккуратно сложенные пиджаки со скамьи. — У вашей жены сильно скакнуло давление, следствием чего и явился обморок с кровотечением из носа. Не переживайте, такое часто случается у женщин в столь деликатном положении, поэтому постарайтесь держать её подальше от переработок и стресса. И хотя бы раз в день измеряйте давление, — говорит врач довольно размеренно и авторитетно, внушая спокойствие. — Я прописал прокурору Пак две недели больничного. Сейчас с ней всё в порядке, но, по возможности, ей лучше воздержаться от частых выходов из дома. — Спасибо, доктор Лин, — искренне произносит Чимин, протягивая руку и в благодарном жесте сжимая мужскую ладонь. Адвокат Пак настолько погружается в мысли о стабильном состоянии Чеён, что на неосторожно обронённую фразу про «деликатное положение» не обращает внимания. К счастью, за его спиной маячит дотошный Чонгук, который, стоит им только остановиться у порога палаты, заинтересованно выпаливает… — … А что за «деликатное положение»? — И любознательность адвоката Чона не знает такта; благо, врач лишь добро посмеивается и приоткрывает дверь. — Прокурор Пак просила дать ей возможность самой рассказать. Да и мне уже нужно спешить к другим пациентам. Чонгук остаётся глубоко не удовлетворён полученным ответом, пока у его друга нутро уходит в пятки. Стоит сонной, но с притягательным розовым румянцем Чеён предстать перед глазами, как Чимин тут же двигается по направлению к ней; она по-черепашьи медленно приподнимается с матраса, поправляя перьевую подушку, и откидывается назад. Завидев двух усталых адвокатов, прокурор Пак немного удивляется, однако спешит выдавить слабую улыбку. — Пришли забрать меня в ресторан? — не смотря на неоднозначное состояние, она шутит, поправляя собранные волосы на затылке. — Мне сказали, что ещё чуть-чуть, и я буду готова. — Господи, ты нас так напугала! — эмоционально выдаёт Чимин, настигая любимую в упор и переплетая тонкие пальцы Чеён — на свободной от капельницы руке — со своими. Адвокат Пак нагибается, по-прежнему немного опасаясь. Он оставляет слабый поцелуй в висок и в кончик носа, в щёку и куда-то справа у подбородка; осторожно усаживается на малый край больничной кровати, прижимая выступающие костяшки тыльной стороны ладони к губам. Его покрасневшие глаза выдают потраченные слёзы, и прокурор Пак даже приоткрывает пухлые губы, дабы это прокомментировать. Но её останавливают. — Теперь две недели будешь под строгим присмотром, — абсолютно серьёзно заключает Чимин, а после умело целует за ухом. — Как ты себя чувствуешь? Сейчас ничего не болит? — М-м. — Чеён отрицательно мотает головой и ёрзает на постели, показательно просясь в объятия любимого. — К сожалению или к счастью, пострадала только моя профессиональная компетентность. Адвокат Пак безукоризненно подчиняется воле жены, позволяя ей осторожно приластиться к мужской груди. Положение они выбирают, конечно, не из удобнейших, однако для Чеён это не имеет значения. Главное, что рядом с ней сладкий и заботливый муж, согревающий теплом своего тела и по-хозяйски укладывающий руку на живот. Чимин просто следует инстинктам; вот только вряд ли он догадывается, что под его ладонью сейчас раздаётся неслышное для остальных «тук-тук-тук». У прокурора Пак столько мыслей на этот счёт витает в голове, что она внутри дрожит и от страха, и от счастья одновременно. Ей нужно встать на учёт в женскую консультацию, пройти скрининг, дабы узнать, всё ли в порядке с малышом. К тому же, показатели ХГЧ больно уж высоки. Да, они в пределах нормы, но опасливо подступают к краю отметки. В остальном, её здоровье выглядит нормальным, даже извечный гастрит не обостряется — просто ребенок развивается и давит на желудок, вызывая изжогу, а резкий скачок гормонов играется с непереносимостью запахов и умеренным токсикозом. — Мы чуть не поседели из-за тебя старушка, — дружелюбно ворчит Чонгук, наклоняясь ко лбу Чеён, и небрежно касается разглаженных морщинок губами. Затем адвокат Чон плюхается в кресло для посетителей, располагающееся с его стороны, и бросает пиджаки на подлокотник. — Серьёзно, скоро не только тебе придётся повсюду с собой тонометр носить. — Тогда я оставлю свой дома и буду пользоваться твоим, — шутливо парирует прокурор Пак, пытаясь отвлечься от страшных мыслей по поводу работы, проваленного дела и предположительных нарушений при протекании беременности. Она действует по совету доктора Лина и отпускает ненадолго ситуацию; думает о пошатнувшемся самочувствии и о маленьком продолжении её и Чимина, скрытым ото всех под одеялом. Адвокат Пак вновь не сдерживается и оставляет три беглых поцелуя на щёке жены. Чонгук давно привык к картине приторных влюблённых перед собой, однако сейчас их нежности вызывают только странную волну неприязни и мыслей об одиночестве. Адвокат Чон запрещает себе завидовать друзьям, поскольку момент не совсем подходящий. А затем, каким-то неведомым ассоциативным рядом, сразу переключается на размышления о... Лисе. Наверное, подозреваемая девушка уже дома, в окружении семьи и пушистых питомцев, наслаждается первыми глотками свободы. Интересно, раз уж она больше не его клиентка и не подсудимая, — и вообще не главная фигура на роль убийцы в деле Чон Хосока и Мин Юнги — то может ли он сделать шаг? Обязан ли Чонгук предпринять хоть что-то, исходя из их истории? Ведь мысли о Лисе не дают ему покоя на протяжении всего дела. А ещё между ними неистово искрит — и это не считая того факта, что адвокат Чон нарушает все кодексы и уставы, как правовые, так и моральные, когда переплетает с Манобан руки в зале суда. Будет кощунством снова упустить её, не правда ли? С другой стороны, не будет ли это смотреться странно? — Чонгук, ты думаешь слишком громко, — подмечает Чимин, переводя взгляд с друга на оставшуюся одну пятую раствора в капельнице. — Либо делись, либо делай лицо попроще. Адвокат Чон на это лишь ухмыляется и заводит язык за щёку.

~

Чонгук чувствует что-то мокрое, липкое и шершавое на своём лице, пока пытается разомкнуть налитые свинцом веки. У него такая страшная дезориентация в пространстве, что адвокат Чон поначалу и не понимает, в какой плоскости находится его тело. Хотя, судя по мягкой перине под ним и по непонятной тяжести, усиленно давящей ему на грудь, это определённо горизонтальная позиция. Он делает очередное усилие над собой и еле-как приоткрывает глаза, оставаясь в тонком прищуре. Голова не то, что трещит, она раскалывается и очень туго соображает. А потому, непонятное серое существо, смотрящее на него желтыми пуговицами с чёрными бисеринками, вводит Чонгука в заблуждение. Погодите, это что… Кот?! Адвокат Чон приподнимает шею, когда животное заряжает ему лапой по носу и издаёт достаточно протяжное… — … мяу! Блять, да откуда у меня кот?! Чонгук правильными вопросами пробирается к ответу на загадку, попутно растирая ушибленный пятачок. Он с горем пополам принимает сидячее положение, осматривая помещение, в котором просыпается. Адвокат Чон почти сразу понимает, что не припоминает ни окружающую обстановку, ни то, как здесь оказывается. Заинтересованная зверюга, тем временем, спрыгивает на пол, — все ещё властно поглядывая на незнакомца — и устраивается на задних лапах. Чонгук отворачивается от любознательного питомца на соседнюю половину постели. Где его изумлённому взору предстаёт укутанная в одеяло женская фигура… Эм… Естественно, у адвоката Чона и слов не подбирается, поскольку тот на несколько секунд впадает в замешательство. Но когда до Чонгука всё же доходит, он вцепляется в волосы, в шоке приоткрывая губы, и скулит от резвости действий. Адвокат Чон сдерживает панику в узде, изучая собственный вид, и в страхе признаёт, что на нём из одежды только тёмно-синие боксеры. — Вот дерьмо, — неосмотрительно бубнит он вслух. Тут же затыкает кулаком рот и осматривает мирно посапывающую Лису. Кажется, она до сих пор спит — а одетая или нет, у Чонгука духу не хватает залезть под одеяло проверить. — Мяу! — Ч-ш, — агрессивно шикает адвокат Чон на кота, отшатывающегося от проявленной грубости. Эта полосатая шкурка явно не привыкла к подобному обращению. Манобан опасливо мычит нечто нечленораздельное, благо не просыпается. Чонгук облегчённо выдыхает и как шиноби — точнее, как шиноби с нехилым похмельем и пульсирующими висками — приподнимается с постели, сквозь пелену звёздочек пытаясь определить, где лежит его одежда. В маленькой комнате очень чисто и прибрано, поэтому поиск не отнимает много времени; адвокат Чон в один заход и три скрипящие половицы забирает аккуратно сложенные вещи на стуле, не замечая завалившийся под ножку ремень. Кот, внимательно пасущий незнакомца, теперь следует за ним по пятам, внаглую повторяя маршрут. Чего ко мне привязался, чудище усатое? Чонгук выходит в коридор, сворачивая в первую попавшуюся комнату. Ей оказывается узенькая кухня, яблочного цвета, на которой сосредотачиваются ещё двое пушистых друзей. Они не спешат спрыгивать со столешниц, изучая чужака издалека, за что Чонгук остаётся им премного благодарным. Правда, тот серый гадёныш до сих пор его преследует, точно какого-то преступника. Кота останавливает только пустующая миска на входе и пластиковый графин с водой. Вот именно из-за этой природной хитрости адвокат Чон больше предпочитает собак. Что я, чёрт возьми, здесь делаю? Чонгук пытается напрячь трезвеющие извилины, однако в мыслях клубится непроглядный туман. Юрист помнит, как намеревается напиться, заваливаясь в один из любимых баров. Помнит, как заказывает бутылку соджу и первые несколько стопок опустошает залпом. Помнит, как после, закусывает вкуснейшим токпокки в приятном хмельном расслаблении. Тогда каким образом он оказывается в постели Манобан полуголый? Адвокат Чон вприпрыжку влезает в штаны, предусмотрительно доставая из кармана мобильный телефон. По привычке набирает лучшего друга, однако уже к пятому гудку сбрасывает звонок, награждая себя лёгким ударом по лбу. Беспокоить Чимина в такой момент? Le fantastique!* Тем временем, в коридоре слышатся смелые шаги и немного осипший голос, — у Лисы всегда так бывает по утрам — отчего адвокат Чон ловит настоящую панику. Он торопливо осмысливает, что мог бы ещё предпринять: метается между «забраться под стол» и «спрятаться за дверью», хотя прекрасно понимает, насколько оба варианта абсурдны. Очевидно же, что Манобан в курсе его присутствия в своей квартире. — Сейчас мамочка накормит тебя, Лука, — переступая порог кухни, игриво оповещает Лиса, почесывая загривок котёнка, и опускает того на пол к смиренно ждущему Лео. — Эх, вы, мужчины. Никогда не опаздываете на кормёжку. Лиса открывает дверцу холодильника, вытаскивая из неё контейнер с заранее нарезанным мясом индейки, а затем едва ли на месте не подскакивает, когда замечает уставившегося на неё Чонгука. Господи, я совершенно забыла о том, что он оставался на ночь! — Д-доброе утро, — переводя дыхание, первой здоровается Манобан, взглядом пробегаясь по растрёпанному адвокату Чону, с расстёгнутой ширинкой и наполовину натянутой рубашкой на рельефный торс. Она следом вспоминает, как ужасно выглядит на его фоне, — в растянутой, замаранной футболке с надписью «Led Zeppelin», в коротких шортиках и с гнездом из волос на голове — поэтому стремится спрятаться за дверцей с логотипом марки «Liebherr». От греха подальше. — Доброе, — любезно отвечает Чонгук, с противным звуком сглатывая ком нервозности. Адвокат Чон, изучаемый четырьмя представителями семейства кошачьих, замирает в наиглупейшем положении перед девушкой, с которой он, предположительно… Что? Занялся сексом? Иначе, почему Чонгук просыпается на соседней подушке? Но, чёрт, адвокат Чон ведь совершенно ничего не помнит! Значит, он был в такой некондиции, что не то, что его достоинство бы не встало, да и сам Чонгук, должно быть, едва держался на ногах. Но почему тогда Лиса ведёт себя столь странно? — Хорошо спалось? — неожиданно выпаливает Манобан, предпринимая одну из нелепых попыток завязать диалог. У неё уши краснеют из-за волнения, пока она продолжает развивать первую попавшуюся тему. — В смысле, я ночью открывала окно на проветривание, а то вся комната пропахла алкоголем, так что… Не было ли холодно? И не мешали ли кошки спать? От гостеприимства Лисы Чонгук робеет, напрочь забывая все слова, помимо пресловутых междометий. Манобан такая домашняя и забавная, что сердце адвоката Чона совершает кульбит; он просит его уняться и вести себя прилично хотя бы в присутствии дамы. — Н-нет, всё отлично, — кое-как отмазывается Чонгук, мысленно признавая, что не помнит ни легкого дуновения ветерка, ни других нарушителей спокойствия (помимо серого полосатика, конечно). — А я не мешал спать? Просто бывшая жена говорила, что выпившим я, бывает, храплю… Браво, Чон Чонгук! Ты точно знаешь, чем обольстить девушку! Когда он хотел куда-нибудь провалиться, он не имел в виду «упасть в глазах возлюбленной». И никакая она мне не возлюбленная! — Да я и не слышала, — спасительно прилетает из-за дверцы. — Впервые за долгое время ночевала в своей кровати, а не на камерной койке, так что спала как убитая, — неловко посмеиваясь, заключает Лиса, обращая внимание на трущихся об лодыжки котов. Она торопливо присаживается, молясь, чтобы её не по-монашески сшитые шорты не оголили упругие ягодицы, и раскладывает еду по пяти мискам сразу. Манобан знает своих сорванцов — если начали трапезничать одни, совсем скоро подтянутся и другие. Лиса меньше чем через минуту возвращается в исходное положение, намереваясь предложить Чонгуку принять душ — по отдельности, разумеется — и по-компанейски позавтракать. Но трель его смартфона решает направить диалог в совершенно иное русло. — Это адвокат Пак. Наверняка, что-то важное, — на ходу выдумывает Чонгук, снимая вызов и слыша удивительно бодрый для десяти утра тенор собеседника. Юрист подпирает телефон плечом, а сам юрко принимается застёгивать рубашку со скользкими пуговицами. Адвокат Чон думает, что создатель данной вещицы решает поиздеваться над ним и проверить на мелкую моторику, иначе не объяснить всю ту боль и унижение, которое он испытывает при попытке разобраться с чередой пластмассовых кругляшков. — Привет, Гук. Неужели ты встал раньше обеда после вчерашнего? — насмешливо причитает Чимин, шелестя бумагами на фоне. Адвокат Чон рискованно натягивает удивление на своё лицо, собираясь провернуть типичную аферу из под копирку снятых американских фильмов. — Что? Нужно срочно подъехать? — невпопад лепит он, заправляя рубашку в штаны, и грубо проезжается собачкой молнии в опасной близости к боксерам. — Да-да, конечно, я сейчас буду. — Никуда подъезжать не нужно. Это была просто шутка, — от собеседника на другом конце провода доносится непонимание, — слушай, совёнок, ложись-ка ты дальше спать. У тебя заслуженный выходной. — Хён, конечно, я приеду. Раз такое дело, то можешь на меня рассчитывать, — вводя в ещё большее заблуждение Чимина, продолжает Чонгук. Лиса прикрывает холодильник, выкладывая на столешницу продукты для будущего завтрака. И хотя её мама заботливо оставляет три заранее приготовленных блюда, Манобан ужасно хочется сварганить что-нибудь самой. После выхода из-под заточения она начинает смотреть на мир совершенно иначе — теперь такие банальные вещи как готовка, которую Лиса не особо жалует ранее, выглядят для неё очень зазывающе. Чонгук умудряется ловко натянуть на себя пиджак и перебросить трубку в ладонь. Неумытый, со шлейфом алкогольного амбре и смольными слипшимися патлами на голове — адвокат Чон сейчас выглядит мечтой любой девушки. — Полагаю, завтракаю в одиночестве? — осторожно осведомляется Лиса, доставая тарелки, и вопрошающе окидывает взглядом застопорившегося юриста. Он расстроенно кивает. — Всё в порядке, я понимаю — работа не ждёт. У меня в холодильнике есть еда, которую можно взять с собой. Готовила моя мама, так что никаких жженых овощей или других эксцессов быть не должно. Подогреть или не нужно? Хлюп. Хлюп. Это оттаивает ледяное сердце Чонгука; его кроет от накатившего чувства забытой нежности. — Это Лиса? — едва ли не кричит в динамик адвокат Пак, вынуждая адвоката Чона судорожно зажать кнопку уменьшения громкости. — Чего молчишь, партизан? Скажи: «Встретимся у меня», — если да. «Встретимся у тебя», — если нет. Чонгук знает, что попадает в ловушку ещё тогда, когда глупой, не до конца протрезвевшей головой предпринимает попытку набрать номер друга. Он сдавленно выдыхает и решает, что скрываться нет никакого смысла. — Встретимся у меня. До связи, — и адвокат Чон быстро сбрасывает вызов, поскольку осознаёт, какую потрясающую демагогию может развести из данной новости Чимин. Виновато улыбается, убирая средство сотовой связи во внутренний карман пиджака, и неуверенно возвращается к разговору, — а… насчёт завтрака. Правда не стоит… — Глупости, — добро отмахивается Лиса, доставая заготовленный контейнер вопреки ранее озвученным возражениям, и успешно протягивает коробочку юристу. — Возьмите. Считайте, это проявлением моей бесконечной благодарности. Чонгук стеснительно принимает небольшой контейнер жёлтого цвета, с изображением симпатичных котиков на нём. Жест действительно… Милый, в целом, как и сама Манобан с её любовью ко всему живому. Адвокат Чон даже жалеет о плохо разыгранной авантюре; ему неожиданно хочется по-человечески позавтракать с Лисой, узнать, как проходит семейный вечер по случаю возвращения и извиниться за неподобающее поведение. Пусть и в окружении странных созданий, таращащихся на него как на экспонат в музее и требующих разделить с ними трапезу. Интересно, а если мы сексом занимались, они тоже на нас так смотрели? Чёрт возьми, Чон Чонгук! Тебе пятнадцать? День куда-нибудь свой пубертат. — Итак… Мои ботинки... Они у выхода? — Угу, — Лиса поспешно отвлекается от раскладывания столовых приборов и юрко отступает к коридору. Машет рукой в подзывающем жесте, — идем, я провожу. Чонгук послушно подаётся вслед за девушкой, неловко почёсывая затылок и ощупывая в кармане пиджака ключи от машины. Ах да, он же приезжает сюда на своём минивэне, дабы потом — стратегически — отоспаться в нём после закрытия бара. Интересно, а далеко ли от дома Манобан оказывается припаркован автомобиль? — Что же, спасибо за гостеприимство. И за завтрак, я обязательно верну... Эм, тару. Адвокат Чон, наспех обутый, одетый и выглядящий как настоящий французский клошар, пытается предугадать, каким образом ему стоит попрощаться с сонной девушкой перед ним. Если они всё же переспали, то кем теперь приходятся друг другу? А если нет — то что, блять, тогда произошло после фиг-знает-какой-по-счёту стопки? И ведь даже методом субординации не вычислить; они всё утро избегают хоть какого-либо проявления обращений. Лиса стеснительно улыбается, проворачивая ручку замка. Она буквально на секунду отвлекается; задумывается о том, насколько же ярко светит солнце и жмурится от проникающих через застекленную крышу подъезда лучей, когда Чонгук, расхрабрившись, подходит к ней в плотную и оставляет мягкий поцелуй на щеке. Это на тот случай, если они всё-таки переступают черту. — Я позвоню, — небрежно бросает он на прощание, пулей скрываясь за дверью и без оглядки отправляясь к лестнице, как смущенный подросток. Всё происходит настолько спонтанно и непредсказуемо, что Манобан от трепета момента забывает как дышать. А затем второпях втягивает носом недостающий воздух. Лиса в смятении прикладывает пальцы к месту поцелуя, провожая взбалмошного юриста ошеломленным взглядом. Ч-что только что произошло?!

~

— Ты — лох. — Да, спасибо, я в этом очень нуждался, — недовольно шипит Чонгук, взъерошивая волосы перекинутым через шею полотенцем, и наблюдает за тем, как Чимин нагло пробует его рагу с говядиной. — Хён, я просил разогреть, а не продегустировать. — А вдруг Лиса решила тебя отравить? Я должен был проверить. Кстати, хочу заметить, что тебе однозначно повезло с тещей, — добро посмеивается адвокат Пак, откладывая палочки в сторону, пока адвокат Чон показательно закатывает глаза. — Я тебе поражаюсь, Гук. То есть, ты не побоялся поцеловать Лису в щёку, но уточнить, было ли что-то между вами, не решился? Порядком протрезвевший юрист усаживается на высокий стул, отпивая из стакана зелёный коктейль от похмелья, — изготовленный по рецепту Чеён, между прочим — и потягивается за чистыми столовыми приборами. Он подцепляет кусок аппетитной говядины, нагло отправляя ту в рот вместе с нарезанным кубиками тофу. — Я подумал, фто это не этифно, — пережевывая пищу, продолжает адвокат Чон, смотря прямиком на привычно искривившееся лицо друга. Чимин терпеть не может, когда кто-либо чавкает или же говорит с набитым ртом — для него это высшее проявление бескультурья. — Фто? И, о, какой же карт-бланш адвокату Паку выпадает сегодня в разговоре с Чонгуком. — Предстафь, как ей будет обидно, ефли я забыл про нафу нофь? — И что она в тебе нашла? — недовольно хмыкает Чимин, незамедлительно получая скомканной салфеткой по голове. Он прыскает смехом, — ладно-ладно, шучу я. Послушай, ну даже если у вас что-то и было… Разве это плохо? Она больше не подозреваемая, а ты не её адвокат. Тем более вы понравились друг другу задолго до всех событий. Разве это не прекрасный способ начать всё заново? Позови её куда-нибудь. На свидание, например. Адвокат Чон проглатывает еду и довольно облизывается, языком стирая кусочки красного соуса с мягких губ. Он подпирает правой рукой подбородок, с зажатыми между пальцев ажурными палочками, и задумчиво лязгает металлом. — Думаешь, она согласиться? — в некоторой уязвимости интересуется Чонгук, поглядывая на ухмыляющегося друга. — Только если ты научишься кое-какому этикету. — Ой, да пошёл ты. Любитель держать бокал за чашу, а не ножку, — в шутку парирует адвокат Чон, укоризненно прищуриваясь. — Знаешь, а я ведь всегда догадывался, что ты тот ещё дилетант. Они ещё немного посмеиваются в надежде насладиться размеренной обстановкой. У обоих на сердце кошки скребут, а возможность без опаски подтрунивать друг на другом хоть немного помогает расслабиться и не впасть в уныние. Чонгук ни капли не в обиде на высказывания Чимина; он знает, что адвокат Пак озвучивает всё исключительно любя. Адвокат Чон также знает, что, если потребуется, Чимин с большой охотой сопроводит его на свидание и будет сидеть за дальним столиком, шпионя из-за какого-нибудь полудохленького бонсая. — Как Чеён? — осторожно заводит не самую приятную тему Чонгук, но беспокойство за подругу берёт своё. — Она дома? — Да, обещала сидеть смирно, пока я езжу по делам, — Чимин слабо улыбается, точно вспоминая о картине домашней упрямицы в тонком шелковом халатике. — На самом деле, сегодня была потрясающая ночь… — Без подробностей. — Я не об этом, — поспешно отмахивается адвокат Пак, снимая крышку с настаивающегося чая и отставляя на неё фильтр с заваркой. Он делает жадный глоток, сцепляя пальцы на керамике и издавая кроткое «а» в наслаждении. — Мы много говорили о произошедшем и… Кажется, она готова снова ходить к психотерапевту… Чонгук не может сдержать улыбки, поскольку новость об улучшениях в состоянии Чеён его безмерно радует. Ему думается, что после того, через что прокурор Пак проходит, она, как никто иной, заслуживает обрести своё «долго и счастливо». — Это здорово, хён. Я, правда, рад за вас. — Осталось только разобраться с тем типом, который разбрасывается фальшфейерами, — хмыкает Чимин, демонстративно ударяя по портфелю, где между папками с делами оказываются запрятаны другие необходимые документы, — кстати, если ты не занят, то можешь со мной съездить в Тэджон. — Тогда с тебя обед. Чимин скептично изгибает бровь. — Разве ты сейчас не утоляешь голод? — А я в состоянии похмелья есть хочу постоянно, — горделиво утверждает Чонгук, вновь притрагиваясь к заветной трапезе, и на этот раз подцепляет чуть больше рисового гарнира. Кусочки мяса настолько вкусные, что буквально таят во рту; адвокат Чон издает слишком счастливое мычание, отчего адвокат Пак поднимает свои палочки и нагло ворует немного из порции друга. — Походи, а разфе фы не вамяли истовию с фафей-йерами? — Неф, не вамяли.

~

Чеён чувствует опасность, исходящую от окружного прокурора Чона. Честно говоря, она нещадно материт себя за то, что приезжает в прокуратуру в первый день больничного. Но грозный тон начальника, сообщающий о серьёзности ситуации, вынуждает едва ли не материализоваться в его кабинете. Прокурор Пак, воспользовавшись отъездом мужа, как раз находится по дороге из женской консультации домой, когда на её телефон поступает тревожный вызов. Уже сейчас, стоя напротив безмерно злого окружного прокурора Чона, Чеён жалеет, что вообще снимает трубку. Рука в защитном жесте охраняет область живота, а сама прокурор Пак соблюдает приличную дистанцию — её от собеседника отделяет внушительных размеров дубовый стол. Всё тело напрягается как натянутая струна, а сердце, кажется, грозится выпрыгнуть из груди от волнения. — Знаете, прокурор Пак, все совершают ошибки, — протяжно начинает окружной прокурор Чон, стоя спиной к Чеён и внимательно разглядывая высеченную на латыни клятву правосудию. Его старые жилистые пальцы сведены за спиной, они неловко дергаются от злости. — Но не всем даётся возможность их искупить. — При всём моём уважении, господин окружной прокурор, я не думаю, что… — Вот именно, ты совсем не думаешь, мелкая дрянь, — перебивая, сквозь зубы цедит разъярённый мужчина, оборачиваясь через плечо и встречаясь погруженными в ненависть глазами с испуганной подчиненной. — Думаете, что можете опозорить прокуратуру на всю общественность и жить дальше? Думаете, что можете дать убийце моего племянника уйти? — У нас недостаточно улик против подозреваемой. А переступать закон я Вам не позволю, — уверенно выдвигает Чеён, а после — вздрагивает, когда окружной прокурор Чон с разворота заряжает ладонями по поверхности стола. Носовые рецепторы различают резкий запах спирта, и прокурор Пак понимает: человек перед ней пьян. Она осторожно делает шаг назад, спиной устремляясь к выходу. — Я работаю в этой стези больше, чем ты живёшь на свете, милая, — подхватывая с краю стопки какие-то бумаги, ненавистно шипит мужчина и грозным станом начинается двигаться на пятящуюся Чеён. — Я впитал в себя знания правовых кодексов от корки до корки. Я посадил столько уродов за решётку, что тебе даже и не снилось. У меня глаз намётан на правосудие, так что запомни — теперь я и есть закон. Прокурор Пак оказывается в настоящей ловушке, пытаясь совладать с паникой и разобраться с тем, как же ей выбраться из кабинета. Она отдаляется, поспешно мельтеша ногами, пока не натыкается на кофейный столик, о который, так некстати, спотыкается. Чеён отвлекается на предмет мебели буквально на секунду, но этого хватает противнику, дабы подобраться неумолимо близко. От окружного прокурора Чона не критично несёт спиртным, будоража чувствительный женский желудок. Прокурор Пак старается лишний раз не вдыхать противные пары алкогольного амбре, часто сглатывая. — И только потому, что я милостивый, я даю тебе шанс всё исправить, — заговорщически осведомляет подчиненную юрист, наконец-то демонстрируя обставленную печатями бумагу. — Это твоё заявление о подаче апелляции с просьбой повторного проведения слушания. По причине плохого самочувствия и непредставления всех улик. Тебе остаётся только подписать его, а затем уйти на заслуженный больничный. Позже — я лично выдам тебе отпуск, а делом моего племянника займётся совершенно другой прокурор. Это понятно? Чеён не верит своим ушам; ещё никогда прежде она не встречается с беззаконием в столь чистом виде. Она понимает мотивы окружного прокурора Чона, его боль от утраты и стремление получить хоть какое-то успокоение после поимки преступника, однако станет ли ему легче, если они посадят невиновную? — Простите, господин окружной прокурор. Но у стороны обвинения нет новых доказательств. Я не буду переступать черту, и Вам не советую, — гордо взирая в лицо опасности, издаёт прокурор Пак, хотя до чертиков боится свирепого человека напротив. Она думает, что если оголит зубки, то сможет спугнуть враждебный настрой, ведь лучшая защита — это нападение. — Я знаю, какого это терять близкого человека, но, поверьте, лучше потратить силы на поиск настоящего преступни- Чеён не понимает, как это происходит. Просто в какой-то момент тяжелая мужская рука с приличным замахом приходится по нежной щеке, напрочь сбивая с ног. От неожиданности и силы удара, юрист теряет равновесие, стыдливо падая на палас; её колени неприятно врезаются в жесткий ворс, место пощёчины горит, а бок колит. Прокурор Пак рефлекторно прикасается к лицу, зажмуриваясь от боли и проступивших из раны первых капель крови. — Слушайте меня сюда, — злобно произносит окружной прокурор Чон, присаживаясь рядом и обхватывая шею Чеён со стороны затылка. Он подкладывает бумаги на кофейный столик — об который прокурор Пак так неучтиво ударяется бедром — и нагло вставляет ручку в пальцы левой руки. — Вы упустили преступника. Если хотите доказать обратное, то предоставьте мне того, кто сотворил эти ужасные вещи с моим племянником. Заявление будут рассматривать две недели, а затем понадобится ещё одна для согласования даты слушания. Таким образом, у Вас будет предостаточно времени, дабы оправдать Вашу драгоценную подозреваемую, если она всё-таки невиновна. Ледяной перстень в виде змеи, тот самый, что дарит царапину женской щеке, теперь пугающе трётся о шею. — Я не оставлю Ваши выходки без внимания, — угрожающе издаёт Чеён, однако дымка страха постепенно затягивает рассудок, превращаясь в непроглядный туман тревоги. — И я не подпишу это безобразие! — Тогда Вы подпишите своему мужу смертный приговор, — едко ухмыляясь, озвучивает худший расклад окружной прокурор Чон и с удовольствием обнаруживает, что женская фигура перед ним напряжена до предела. Его угроза звучит до колик правдоподобно; и прокурор Пак никак не может разобрать: обман это или реальное запугивание? — Предполагаете, что я могу сделать с человеком, выпустившим убийцу моего племянника на волю? В Ваших же интересах подписать эту бумажку: если Вы сейчас не согласитесь, то слушая предложение в третий раз, случайно можете налететь животом на кофейный столик. Как думаете, Вашему малышу понравится подобная встряска? Дыши, Чеён. Не поддавайся. Он блефует. Просто блефует! Хлипкое терпение окружного прокурора Чона начинает иссякать. Мужчина сильнее сдавливает тонкую женскую шею, в надежде показать всю решимость, и наставляет кончик ручки прямиком в поле для подписи. Он противно приближается, грязным шепотом пуская по жилам панику. У Чеён начинает кружиться голова; становится тяжело дышать, будто весь воздух спирают из лёгких. Прокурор Пак мужается, но понимает, что долго в таком положении не протянет. А окружной прокурор Чон, тем временем, даже не собирается ослаблять хватку. — Вы выйдете из этого кабинета только тогда, когда подпишите заявление. Решайте сами, какие потери за своё ничтожное упорство Вы готовы понести.