Обратимая травма

Три дня я целомудренно накладывал нефтяной компресс, – три ночи бредил чёрными горячими каплями на вздрагивающем белом животе. Итогом моего служения стало то, что реальный Шерлок перестал реагировать на мою близость как на угрозу, тогда как основания для этой близости выцветали на глазах. Разрывов фейерверка из гостиной я более не слышал, или же для этого моим ушам хватало хлопчатой бумаги.* Натомест, я стал вылавливать иные доказательства того, что мой друг – и неосознанный возлюбленный – рождён смертной женщиной, а не высечен из мрамора или отлит из стали. Медленный, ленивый плеск из ванной, обозначающий движения люффы по разгорячённой коже. Агрессивные резкие выдохи рано поутру, характерные для «боя с тенью». - Шерлок? Не желаете ли спарринг? В своём полку я был на хорошем счету. * То был странный бокс, который вряд ли помог бы натренироваться против таких, как Мориарти, – джентльменский до мозга костей. Холмс, облечённый в элегантные спортивные рейтузы на ремне, лишь обозначал попадания (к чести сказать, обильные и точные). Я же козырял почерпнутыми у солдат уличными приёмами, гася свои удары на излёте. Мне претила мысль о том, чтобы пробиваться к Шерлоку сквозь боль. Не её ли было предостаточно в том прошлом, что он запер за семью замками, и что с бунтом прорывалось через кокаин и плеть? Я хотел начать с чистого листа, показав ему иную телесность – радостную, сладкую и утончённую. Кое-что произошло случайно. Оказавшись в клинче, я мазнул усами по ключице Холмса и замер, ошарашенный двусмысленностью положения. Чуть вежливей, чем можно было ожидать, мы рассоединились. Чуть непроницаемее ли́ца. Чуть расширенней зрачки. Я стал использовать свою маневренность, которой был обязан росту, загоняя партнёра и тут же подставляясь в клинч, чтобы тот мог перевести дыхание на моём плече без потери достоинства, – а сам наслаждался смешением нашего пота и запахов. Мне тоже требовалось время, чтобы свыкнуться с физическим контактом. Я обнимал его, крепко и бережно – не претендуя, а присваивая. Коснитесь женщины украдкой – и получите по физиономии. Коснитесь её так, как будто вы вместе не первую тысячу лет – и она ваша. Я не предлагал себя, а просто был. Тем, на кого Шерлок всегда мог положиться. Сказать «довольно» – означало сдаться, а упрямства нам обоим было не занимать. В какой-то момент Шерлок сдался физически, словно некий рубильник отключил его волю, вверяя мне внимательное тело. Я поколыхал его с ноги на ногу, смакуя микронные перекаты веса и скрутку послушного корпуса, а затем вышвырнул из объятий. Надо было видеть это обомлевшее, шокированное, покинутое выражение надменного лица! * Следующий спарринг Шерлок предлагает сам. Он долго держит дальний бой, бравируя великолепными физическими данными. Мне остаётся лишь блокировать каскады неожиданных атак. Изыскивать возможность вторгнуться на среднюю дистанцию, где можно использовать преимущества левши (точнее, амбидекстра), прикрываясь низкой группировкой. Я подныриваю под его прямой, проскальзываю сразу в ближнюю позицию, и частыми фальшивыми ударами мешаю отдалиться. Занятый защитой, Шерлок загнан в угол и, понимая, что скорее раскрывается в каждой контратаке, бросается в клинч. Я расслабляю перебинтованный кулак и всей ладонью вбираю его спину, прочертив мизинцем вверх вдоль позвоночника. Второй рукой захватываю голову, отклоняю набок и невесомо следую губами вниз, от уха до плеча, – больше дыханием, чем касанием. Противник на секунду замирает, а затем обхватывает мою талию – какие же большие, длиннопалые ладони! – и распрямляется, подставляя горло. Средний палец – основание черепа, седьмой шейный, «кошачье место» между лопатками, ложбина поясницы. Губы и язык – адамово яблоко, яремная ямка, грудина, контур пекторального мускула. Шерлок закидывает руку на затылок, выставляя стриженую – или давно бритую – подмышку, тёрпкую и влажную, до одурения родную, и когда мой рот находит плечевой сустав с изнанки, содрогается от пальцев ног до локтя, устремлённого в зенит. Всего одна метка, никто не увидит, позволишь? Оскорблённый резью в изнасилованных капиллярах, Шерлок сбрасывает поднятую руку, взвинчивается хребтом, но я уже перехватил губами сосок, и повторяю собственнический жест, вытягивая горький секрет. Волна разрушения застыла, рассыпалась и оставила в моих объятиях ошеломлённое, податливое тело, без сопротивления уложенное на диван. Я не так уж и шутил насчёт публичного предназначения своих щеголеватых усов, виня стрэндовского иллюстратора в обязанности ежедневной холи сего архитектурного излишества, однако и приватный их потенциал уже успел оценить. Положим, с поцелуями стоит поостеречься, да и сам я не готов пока что целовать мужчину в губы; но что касается этой чувствительной кожи… - Кхм. Предпочитаю гладко выбритых врачей. * Без единого слова, я встал с колен, поднялся к себе, переоделся в прогулочное и вышел из квартиры, не заглядывая в гостиную. Злился ли я на Шерлока? И да, и нет. Он был в своём праве – остановиться в любой момент или отдаться на своих условиях. Однако он довольно грубо отказал мне… или всё-таки не отказал? Во всяком случае, сломал момент. И что бы я ни сделал, если бы остался в доме, было бы неправильным. Гнетущим. Жалким. Я направился прямиком в Риджентс-парк. Прошёлся вдоль озера, покормил уток, и до самого закрытия любовался великолепием тюльпанов и нарциссов, примулы и анютиных глазок, вишнёвого и миндального цвета, радуясь возможности не пропустить весну.** Плотный ужин в пабе, под кружечку доброго пива, окончательно умиротворил меня. В квартире было темно и тихо.