Дорога в дюны

      Ночь застала Арифа уже в степи. Вечерняя прохлада постепенно сменилась пробирающим до костей холодом, но в степях путнику было выжить легче, чем в пустыне. Здесь были сухие низкорослые кустарники для костра, а почва дольше песка отдавала накопленное за день тепло.       Юноша развёл костёр из найденного по дороге кустарника и принялся отогреваться у огня. Он проголодался, так что ещё и поужинал одной из сытных лепёшек, что дал ему Зоид в дорогу. Мысленно он поблагодарил пустынного духа за угощение, но сейчас все мысли его занимал великий грех, что отяготил его душу. Странствие не дошло даже до середины, а Ариф уже сделал непоправимое. Он пытался утешать себя тем, что иначе убили бы его или продали в рабство, но тут же возражал самому себе, что можно было ранить противника не смертельно, а можно было вообще убежать. А лучше не попадаться на уловки хельмцев. Но разве мог послушник храма пройти мимо попавшего в беду ребёнка? Выходит, всё это было предрешено с самого начала. Это была часть испытания, и Ариф её провалил.       В голову закрались мысли не возвращаться в храм вовсе, но кроме молитв и труда в жизни юноши не было ничего, что он умел. Это было проще всего – сдаться, и именно по этой причине он должен был выдержать этот долгий год в пути, а потом вернуться в храм отмаливать грехи. Не стоило и сомневаться в том, что к концу странствия их число только возрастёт.       Ариф тяжко вздохнул, напился вдоволь воды из бурдюка, доел лепёшку и завернулся в свой балахон на ночь, а утром продолжил свой путь.       Долгие дни юноше не попадалось ни одного селения. Запасы провизии быстро растаяли, и тогда парень был вынужден искать пропитание под ногами. Степи не изобиловали пригодными в пищу растениями, но выбора не было. В ход шли листья и корневища, семена и ягоды – всё, что мог Ариф опознать по выученным наизусть описаниям растений и не слишком достоверным иллюстрациям в монастырских травниках. Главное было не отравиться, а уж вкус – это далеко не главное.       Лишь спустя дюжину дней скитания по степям на пути Арифа начали попадаться признаки стоянок людей – чёрные кострища, вытоптанные скотом участки земли, побледневшие под настилом временных жилищ травы. Очевидно, в этой части степи люди не останавливались на одном месте надолго. Неподалёку был Хельм, да и пастбища были скудные.       Прошло ещё несколько дней. Однажды Ариф остановился на ночлег, а проснулся от запахов человеческого селения – жарящегося мяса и дыма костров. Арифу нельзя было есть мясо, но запахи были столь вкусными, что в животе заурчало. Юноша направился к стоянке в надежде, что народ там окажется не слишком воинственный. По мере приближения он услышал ржание лошадей, блеяние овец, лай собак и смех детей. Всё это обозначало, что перед ним не военный отряд.       Тем не менее, на подходе к лагерю его окружили крепкого вида воины – смуглые и кареглазые, с охристыми и чёрными татуировками на плечах и шеях. Ариф успел лишь разглядеть, что у одного воина вырисованы на плечах чайки, а у другого – волчья голова. Остальных рассмотреть не было возможности, потому что один из них спросил у путника что-то на своем языке, грозно насупив брови.       Парень не понимал их языка, а потому смог только показать, что он безоружен. Он выставил пустые руки вперёд, снял белый балахон, под которым оказалась всего лишь потрёпанная до состояния убогости зелёная одежда - никаких доспехов. Из оружия только маленький нож, тщательно очищенный от крови. С ним пришлось расстаться. Молодой воин молча протянул Арифу ладонь, и юноша вложил в неё единственное, что могло его защитить.       Его еще обыскали дополнительно, а затем один из воинов спросил на ломаном всеобщем языке:       - Ты. Кто и зачем здесь?       - Я путник из храма Шахам. Иду рассказать о своём боге.       - У нас свои боги.       - Я хочу лишь рассказать.       - Идем. Пусть вождь решит, стоят ли твои слова того, чтобы их слушать.       Покорно кивнув, юноша проследовал за мужчинами. На их загорелых спинах были вытатуированы животные, растения, явления природы. Очевидно, в племени это что-то значило... Кочевники в большинстве своём были язычниками и поклонялись силам природы. До нынешнего дня Ариф считал таких людей дикарями. Сейчас же он видел, что все они физически сильны, здоровы и хорошо сложены. Их одежда была чистой, а стоянка – опрятной. Дети были умыты и хорошо одеты, а женщины не боялись чужака. Скотина паслась неподалёку от небольших остроконечных шатров, а собаки выглядели сытыми и дружелюбными. Эти люди жили своей простой, но понятной для них жизнью – растили детей, трудились и защищали своё селение. Юноша представлял их иначе, и перемена образа в сравнении с тем, что он видел в лагере бедуинов, была разительной.       Тем временем парня привели в самый большой и длинный шатёр, который как будто составили из двух и соединили их крытым тканью и шкурами переходом. Вождь оказался немолодым, но очень крепким мужчиной, чье тело было испещрено шрамами. Выслушав пересказ ситуации от воина, он перевел тяжелый взгляд на чужака.       - Ты юн. Большего внимания достойны слова мужчины, а не ребенка.       - Я готов доказать, что я не ребёнок, - склонил голову Ариф. Он знал, что в племенах существуют некие обряды, и не везде они безобидны. Но нужно было попробовать - вера легко не даётся, а ему во что бы то ни стало нужно замолить тяжкий грех.       - Докажешь, что ты мужчина - можешь говорить о своих богах. Иди. Женщины тебя накормят. Вечером у большого костра будет твое испытание.       - Благодарю, вождь, - поклонился юноша и вышел из шалаша. Радовало уже то, что его тут готовы были слушать и не собирались сразу убивать. Юноша даже повеселел.       Он пошёл за воином, заботам которого его поручили. Тот повёл его между шатров и шалашей туда, где у большого костра женщины как раз готовили пищу - жарили мясо и лепешки, варили в котелках какую-то белую, похожую на жидкий творог массу. Гостю предложили довольно почётные, по мнению местных, части туши - сердце и печень, но Ариф лишь благодарно склонил голову и отодвинул от себя миску. Он отказался от мяса. Не позволяла ему религия... Послушник соблюдал свои обеты и в глухих степях, потому что Шахам видит всех своих детей, где бы они ни оказались. А обетов было много... Не есть мяса, не познавать женщин и мужчин, не сквернословить, не пропускать молитв. Сейчас из того, что готовили женщины, Ариф мог съесть только лепёшки и разве что запить их молоком.       На него покосились, как на блаженного, но налили вдоволь кобыльего молока и дали несколько лепешек из грубого помола муки. Юноша видел по пути, что зёрна для них растирали вручную на каменных жерновах.       Очевидно, новость о чужаке быстро разлетелась по племени, потому что понемногу к Арифу начали сбегаться, как муравьи, опрятные и весёлые ребятишки, среди которых парень наконец смог различать мальчиков и девочек. Первые были в штанишках и коротких рубашонках из грубой, но чистой ткани с вышитыми чёрными и коричневыми узорами. Все были почти лысыми. Разве что коротенький ёжик отрос у тех, что постарше. Девочки были в длинных туниках с красной и жёлтой вышивкой, а тёмные волосы были аккуратно заплетены у всех в две длинные косички.       Женщины, собравшиеся для готовки вокруг костра, тоже были одеты в длинные туники, но с широкими поясами, которые подчёркивали талию и приподнимали грудь. Арифу воспрещалось интимное общение с женщинами, но он не мог не оценить их красоту. Черноволосые, смуглые, с пышными ресницами и белозубыми улыбками… Молодые девушки и вовсе были одна другой краше. Или так казалось юноше, лишь перешагнувшему порог семнадцатилетия? Это испытание великого Бога, решил Ариф и отвёл взгляд в сторону. Он огляделся вокруг.       Юноше очень нравилось то, что он увидел, но ему вдруг стало за себя стыдно. Даже самые маленькие и несмышленые дети на руках у старших сестёр были тут чистыми и аккуратными, а он - в грязной и истёртой одежде, с давно не стрижеными волосами и с проклюнувшейся щетиной на щеках.       - Можно ли мне где-то отмыться и переодеться? – произнёс он вслух, не обращаясь ни к кому конкретному. Он не знал, многие ли тут знают всеобщий язык. Но к его удивлению одна из молоденьких девушек улыбнулась и с готовностью поманила его за собой. Его отвели на самую окраину племени, за один из шатров, где обнаружилась бочка с водой и что-то вроде тряпичной ширмы. Ариф поблагодарил девицу и принялся за дело.       Он отмылся и переоделся в то, что подарил ему Зоид. Бриться было нечем, пришлось выходить как есть, но к вечернему костру путник вышел уже более похожим на цивилизованного человека, а не на бродягу. Да, он похудел за месяцы странствия, но мышцы, наработанные тяжким трудом, остались при нём.       Вечером у костра, собралось, казалось, всё племя. Люди расселись широким кругом, пустив в первые ряды детей и стариков таких дряхлых, что казалось, их сегодня же заберёт Шахам в свои сады.       Ариф не заметил днём, что здесь же, на расстоянии от шатра стоит столб - высокий и совершенно гладкий. Что делать со столбом, юноша не совсем понимал. Он оглядел людей в поисках подсказки, но те лишь улыбались и молчали. Тогда парень нашёл взглядом вождя. Тот вскинул лук, натянул тетиву и, кажется, почти даже не целился - а в верхушке столба затрепетала стрела.       - А теперь достань мне стрелу, чужестранец, - хмыкнул вождь.       Из толпы зрителей донеслись возгласы - как подбадривающие, так и насмешливые. Путника накормили и позволили привести себя в порядок, но это не значило, что его тут есть за что уважать.       Ариф обвёл взглядом смуглые лица и неуверенно подошёл к этому своему "испытанию". Он взглянул на верхушку столба немного испуганно. Даже если он туда залезет, то как слезать? Да и на полпути свалиться довольно страшно... Но делать нечего - полез. Это получалось не слишком успешно: проползёт немного вверх и съезжает обратно. Столб был гладкий, даже зацепиться не за что. А толпа взорвалась от хохота… Смешной этот чужак!       Арифу стало обидно. Он пришёл рассказать о своём Боге эти людям, а не веселить их. Но что он за послушник, если не может залезть ради своей веры на какой-то дурацкий столб? Отказываться было стыдно. Смотрят старики и девушки, смотрят дети… Что они подумают? Что он слаб и глуп?       Тем временем расстояние между парнем и стрелой никак не сокращалось. Он мог лишь ползти на месте, а потом опять соскальзывал вниз. Глаза застил пот. Вся спина и грудь взмокли от усердия, и юноша вдруг понял, что так ткань по дереву скользит меньше.       - Всё в твоих руках, чужеземец, - громко выкрикнул вождь. – Достань стрелу, и я тебя выслушаю.       Тогда Ариф спустился вниз, снял рубашку и закатал до колена штаны. Он увидел неподалёку небольшую бадью с водой, вымочил в ней свою рубашку, стянул в жгут и уже с помощью неё полез наверх. Мокрая ткань больше сцеплялась с деревом, так что хоть и пыхтя от натуги и обливаясь потом, юноша продвигался уже увереннее.       Толпа одобрительно загудела. Сообразительный чужак! Это взбодрило Арифа. Он долго карабкался на столб, но в итоге стрелу всё же сдёрнул и запустил вниз, к ногам толпы. А сам аккуратно стал съезжать вниз.       Когда его пятки снова коснулись земли, Ариф тяжело выдохнул, но улыбнулся. Он справился с испытанием и был город этим. Его поздравляли, одобрительно хлопали по плечу, а затем пригласили к вечерней трапезе.       Парень уже смелее улыбался - настолько лестна была похвала чужого племени. Пока он лез на столб, уже и проголодаться снова успел, так что умылся в той же бадье и пошёл на трапезу вслед за всеми, где гость снова принялся за лепёшки, молоко и солёный сухой сыр.       Люди смеялись и этому. Что за чудной человек – от мяса отказывается? Но это была безобидная странность, на которую никто не обратил особого внимания. Все и так поняли, что в племя пришёл вовсе не воин.       До самой ночи у костра под звёздным небом были танцы и песни на чужом для Арифа языке, но он поддерживал веселье этих людей до тех пор, пока сон не начал его соблазнять больше, чем праздник. Он сказал об этом вождю, и тогда ему выделили шатер для ночлега. Все серьезные разговоры явно оставлялись наутро.       Парень очень устал, так что с удовольствием расположился в шатре на ночлег. Он ещё слышал звуки праздника… Они ласкали слух, как колыбельная. Какое дружелюбное и весёлое племя! Такое вполне может согласиться на новую веру и нового Бога. Ариф завтра твёрдо решил рассказать вождю всё так, как его научили. Вождь – разумный человек, он сможет оценить все достоинства новой веры.       А пока юноша вытягивал уставшие ноги и витал на грани сна и яви, в шатер скользнула девушка. Красивая, юная, лет шестнадцати с виду, но уже вполне сформировавшаяся, с тонкой талией, округлыми бедрами и высокой грудью. Она без всяких церемоний скинула тунику, и из одеяний на красавице остались лишь брякающие деревянные браслеты да длинные волосы, распущенные ради ночи любви и ниспадающие до самых ягодиц. Прелестница опустилась на край ложа рядом с парнем, провела ладошкой по его торсу и игриво хихикнула...       Парень от неё отшатнулся, глядя с непониманием. Что это девушке надо в его постели в таком виде? Когда девица ткнулась в его губы неловким поцелуем, Ариф как будто прозрел. Он буквально вспыхнул. Кровь вдруг забурлила, а мужское естество вздрогнуло в ожидании. Юноша хотел того, что могла предложить эта девушка, но…       - Мне нельзя... - покачал головой он и мягко оттолкнул мягкие плечики девушки. - Ты красивая, но нельзя.       - Я недостаточно красива, чтобы ты меня захотел?       - Ты красива, но таковы обычаи в моей стране.       Девушка опустила голову и понуро покинула шатер, прихватив свою одежду. Арифу стало неловко, что она не оделась здесь, а вынуждена была сделать это на улице, но он побоялся догонять её. Вместо этого парень лег с чувством выполненного долга послушника храма Шахам. Он не притронулся к тому, что происходило у него под одеялом, чтобы получить освобождение и облегчение. Просто ждал, когда всё уймётся само по себе. Когда есть соблазн - нужно избежать его. Это он и сделал сейчас.       На следующий день Ариф проснулся с отличным настроением. Он намеревался как можно скорее отправиться на встречу к вождю и поведать ему заученную наизусть, как мантра, историю. Он оделся и направился в длинный шатёр вождя. По пути юноша улыбался людям, вспоминая о вчерашнем празднике, но вдруг заметил, что отношение к нему резко поменялось. Над чужаком снова посмеивались, некоторые отворачивались и фыркали. Мужчины же и вовсе смотрели с неодобрением и укором, будто на глупого провинившегося ребёнка.       Неужели это связано с той девушкой ночью? Неужели всё племя уже знало об этом?       Ариф робко вошёл в шатёр вождя. Тот тоже посмотрел на него сурово и недобро.       - Доброго дня, вождь… Объясни мне, что случилось? Почему все меня сторонятся?       - Неужели самая красивая из наших дев оказалась недостаточно хороша для тебя? Позор на ее голову, раз она не смогла должным образом предложить себя. И позор на твою голову, раз твоя плоть слишком немощна даже для юной девственницы. Ты не мужчина. Ты всего лишь мальчик, который умеет лазать по столбам.       Парень тут же покраснел. Так вот что случилось! Его сочли… немощным? То есть, как старик? Не способным поднять свою плоть, чтобы слиться с девушкой?       - Я не немощен, вождь! Моя плоть была готова… к этому. Просто я готовлюсь стать монахом, вождь. Это мой обет - не познавать женщин. Чтобы исполнить ваши обычаи, я должен пойти против своей веры.       - Тогда нам не подходит твоя вера. Зачем нам бог, который делает жеребцов меринами? - это уже была откровенная насмешка. – Мужчина носит семя, а женщина взращивает его в себе, и так появляется новая жизнь. Так было века назад и будет века спустя. Так задумано природой. Или твой бог идёт против неё? Или, может, он сам лишен мужской силы, а оттого злобен и завистлив, раз запрещает и своим слугам быть мужчинами?       - Мой бог добр, но это его испытание для своих слуг, - вздохнул парень.       - Испытания призваны показать силу, а не слабость. Испытание стрелой показало силу твоего ума и тела. А испытание женщиной ты не прошёл. Ты не доказал, что ты мужчина даже в этом. Я не стану тебя слушать. Иди.       - Но вождь…       - Уходи. Пока не докажешь, что вырос из коротких штанов, будешь вместе с детьми помогать женщинам кормить скот и готовить пищу. Там тебе место. Или ты покинешь наше племя.       Склонив голову, парень ушёл. По пути к своему временному обиталищу он не поднимал головы. Взгляды людей он буквально чувствовал на себе. Они жгли и царапали, было обидно… Но Ариф не готов был отступиться так просто и не хотел пока покидать это уютное племя. Следуя наказу вождя, юноша пошёл к костру.       - Вождь велел мне быть вашим помощником, - тихо сказал он старшей из женщин. Полноватая, с морщинками в уголках глаз и проседью на висках, женщина покачала головой. Она смотрела на парня с сочувствием, когда вручила ему жернова и миску с зёрнами.       - Не унывай. Всё образуется. Из каких ты краёв, мальчик? – на ломаном всеобщем спросила женщина. – Как тебя зовут?       - Я из Мермата, из храма Шахам. Меня зовут Ариф.       - Ариф… Что значит твоё имя?       - Оно значит… Честно говоря, я не знаю.       - Как же это? Разве это не важно?       - Наверное, важно. А как звать тебя, добрая женщина?       - Меня зовут Донома, что на всеобщем значит «Солнечный свет».       - Тебе это подходит… - улыбнулся юноша, и женщина белозубо улыбнулась в ответ. – Ты и правда как свет. Мне было очень плохо, но теперь лучше благодаря тебе.       - Плохо? Разве то, что происходит сейчас, это плохо?       - Увы, да… Меня считают немощным. Не мужчиной.       - Но ведь это не так?       - Конечно, нет.       - Тогда очень легко исправить.       Ариф вздохнул. Он исподволь огляделся и понял, что многие девушки, женщины и ребятишки прислушиваются к их разговору. Чем же ещё себя развлекать за работой, как не сплетнями?       - Если бы всё в жизни было так просто… Я готовлюсь стать монахом. Мне нельзя познавать женщин.       - Что же такого будет прекрасного в твоём монашестве? Лишение себя простых человеческих чувств стоит того, чтобы стать монахом? Ты получишь особые удовольствия? Славу? Богатство или почёт?       - Ничего из этого. Молитвы. Медитации. Доступ к библиотекам. Служение Шахам.       - А кто такой этот Шахам?       - Мой Бог.       - Тот, что запрещает тебе познать любовь?       - Шахам не запрещает любить…       - Но у любви должен быть плод, иначе она – пустоцвет. Наше племя полно цветов и плодов, посмотри, - она указала ладонью на своих соплеменниц. Те улыбнулись, не отрываясь от работы. Ко многим женщинам льнули дети. Одна и вовсе была на сносях. Нужен ли им этот Бог? Зачем он им? Чтобы лишаться того, что у них есть сейчас?       - Ваше племя прекрасно, - признал со вздохом Ариф. – Я вижу, что вы хорошие люди.       - Тогда почто ты обидел Аяш?       - Я не хотел её обижать. Я извинюсь перед ней сегодня же.       - То-то же, - хмыкнула Донома и замолчала. Несмотря на суровый тон последней фразы в глазах её была теплота. Сколько ей лет? Сколько детей она произвела на свет? Эта женщина светилась добротой и материнством… А Ариф никогда не видел матери, и наставления взрослой женщины сейчас оказались почему-то ценнее, чем слова мужественного вождя.       Парень перемалывал в жерновах не только зёрна дикой пшеницы, но и свои мысли. Он много думал... О вере, о словах вождя и Дономы. В их словах была простая и неоспоримая истина. Не хотелось признавать, но ни были правы. Послушник в юноше противился этому, но разум уже был готов принять новые знания и не находил в них никаких противоречий - в отличие от догм, что внушали ему с младенчества в храме. Ведь и правда, почему Шахам так ограничивает своих слуг, если он их любит? Почему быть мужчиной, быть отцом и мужем – это запретное и постыдное дело? Как же так? Выходит, дикари в степи больше понимают в жизни? И их вера правдивее?       За этими мыслями Ариф не заметил, как прошёл его день. Донома давала ему и другие задания, более привычные. Он носил воду из тоненькой, как ручеёк реки; кормил собак, мешал в котле похлёбку, которую тут варили на всё племя сразу. Ему не отказали в миске похлёбки тоже, но относились скорее как к не оправдавшему надежд ребёнку.       Вечером, когда Ариф пришёл в свой шатёр, внутри он обнаружил плачущей вчерашнюю гостью. Аяш… Кажется, так назвала её Донома?       Он присел рядом с ней на колени и коснулся плеча ладонью.       - Прости, милая дева... Я тебя подвёл перед племенем.       - Мама сказала, что я ее позор... – шмыгнула носом девушка, совсем как ребенок. – Мне оказали честь, выбрали для тебя меня, а не Вико.       - Чем же я так хорош?       Ариф и не подозревал, что оказался таким ценным гостем.       - Ты чужеземец – дар судьбы. У тебя свежая кровь. Дети от тебя будут здоровее. Но ты пренебрёг гостеприимством. И теперь мы оба – позор.       - Прости, Аяш, - парень снова вздохнул, а девушка подняла на него удивлённый взгляд.       - Ты знаешь моё имя?       - Да, мне сказали. Прости, я не знал ваших обычаев и следовал своим. Я не знал, что это так обидит тебя, и что я так ценен для вас. Ты очень красивая, правда.       Ариф неловко поднял руки и неуверенно приобнял девушку за плечи.       - Это я виноват во всём, не ты. Ты вовсе не позор.       Девушка покачала головой и принялась утирать слёзки, а Ариф думал о том, что вот – результат его святого соблюдения обетов. Опозоренная девушка и презрение к любому послушнику храма. Неужели Шахам такого хотел для своих детей? Стоит ли оно того?       - Я готовился стать монахом, Аяш, а потому соблюдал обет безбрачия. Но теперь, наверное, не стать мне монахом. Позволь мне искупить свою вину. Ты сможешь снова войти в мой шатёр? Как вчера…       - Я уже здесь.       - Только не суди меня строго, милая… Я ничего не умею из того, что должно мужчине, - грустно улыбнулся юноша. Он сегодня ради этой прелестницы и восстановления её доброго имени, по сути, отказался от возможности стать монахом. Теперь он не более, чем верующий странник.       - Это ничего. Я всё умею.       И с этими словами девушка потянула подол своей туники и быстро избавилась от неё. Сегодня она не была столь игрива, как вчера, но зато сегодня сам Ариф был настроен серьёзно. Можно сказать, ночь любви была в их общих интересах. Юноша не сопротивлялся поцелуям мягких губ, а даже наоборот, сам пытался девушку погладить, поцеловать. Он был девственен, но тело - здоровое, молодое и горячее – с готовностью откликалось на женскую ласку. Мужское достоинство быстро налилось твёрдостью и силой. И вот уже юная Аяш перекинула стройную ножку через бёдра Арифа и мягко опустилась на член. Юноша выдохнул от удовольствия, которого не ожидал. Внутри тела девушки оказалось так хорошо, так мягко и приятно, что дальше сдерживаться не было никаких сил. Аяш двигалась в своём темпе, а Ариф начал тихонько подмахивать бёдрами - неумело, но с жаром. А после и вовсе перевернулся и овладевал девичьим телом сам, пока спустя некоторое время не излился в него. Аяш была не против. Она тяжело дышала и улыбалась, ласково гладила ладошками плечи и лицо чужеземца. Это утешало. Значит, всё прошло хорошо.       Ариф улыбнулся и легонько поцеловал её. Он не знал, как принято дальше - спать вместе или раздельно, а потому доверился девушке. Только спросил:       - А если ты понесла от меня, не будет тебе позора?       Волновался юноша теперь за её судьбу... Как-никак сам подвёл, сам исправлять должен, но как бы ещё хуже не сделать.       - Это будет радостью. Меня будут уважать. Завтра колдунья объявит меня взрослой. Я смогу приходить на общие собрания вместе со взрослыми и смогу жить с мужчиной, если меня выберут, а я соглашусь.       - А разве мы не будем теперь друг другу мужем и женой? Растить дитя вместе?       - Не обязательно. Если я зачала, то это будет моё дитя и дитя племени. Его можешь воспитывать ты, но также могут и остальные. Не грусти. У тебя может быть другая жена, а у меня - другой муж. А ты теперь даже выбирать женщину сможешь - многие будут хотеть лечь с тобой. Или сможешь взять себе какую-нибудь девушку в шатер насовсем - одну или несколько.       - Это... Большая честь, - смутился юноша. - Несколько мне не надо.       - И правильно. У нас чаще берут одну. Потому что если ты берешь себе женщину в жёны, то несешь за нее ответственность. Ты должен заботиться о ней и её детях. Нельзя брать больше женщин, чем сможешь сделать счастливыми, потому что если женщина недовольна - она от тебя уйдет. Но если она плохая женщина - ты тоже можешь ее прогнать из своего шатра.       - У вас необычные порядки. Там, откуда я родом, родители сами выбирают, с кем лучше жить их детям. А жена и муж должны жить друг с другом до конца жизни, даже если им плохо.       Сейчас, когда Ариф это озвучил, он сам поразился тому, как глупо и жестоко это прозвучало. Раньше такие порядки казались парню нормальными, но сейчас он узнал и иное, и теперь понял, что дикари - это его сородичи, а вот у степных племён как раз всё по совести. Они живут только хорошим, а плохое выгоняют.       - А если мужу и жене плохо вместе, разве не лучше им найти тех, с кем будет хорошо?       - Лучше, - признал со вздохом парень. - Но считается, что они уже супруги перед богом, и пути назад нет.       - Твой бог жесток, если не хочет, чтобы люди были счастливы.       Ариф обречённо кивнул.       - Может ты и права…       Юноша немного помолчал и тихо спросил «Что значит твоё имя?», но девушка уже спала. Уснул и он.       Утром Аяш в его постели уже не было. Ариф немного страшился выходить на улицу, на суд людей, но он не мог скрываться вечно, да и трудиться на благо племени тоже было его обязанностью, пока он здесь.       На этот раз его никто не поздравлял, но и не фыркал при виде его. Относились уже спокойнее. У большого костра ему позволили утолить голод. Дономы тут не было, и Ариф, честно говоря, немного обрадовался. Ему было бы неловко говорить с ней о случившемся ночью. Он искал взглядом Аяш, но и её тоже не нашёл.       Парень, весь в смятении, пошёл на разговор к вождю. Только теперь он не так сильно рвался рассказать о своём боге - степным людям просто не нужен такой, и это было понятно сразу.       Вождь, как будто бы ничего не было, подозвал Арифа поближе к себе, позволил сесть и стал слушать. Жена вождя поднесла им обоим по пиале с каким-то травяным чаем. Юноша колебался, но начал рассказывать всё так, как его учили. То и дело он останавливался, чтобы обдумать сказанное им же самим. Под конец своей речи он вздохнул печально, поймав себя на мысли, что не во всё сказанное он верит сам, как было раньше. Во многое он верил до сих пор, но теперь – не во всё.       Ариф отошёл от привычной ему проповеди и мало-помалу рассказал вождю и о своём странствии тоже. Он был горд тем, что вынес столько лишений и испытаний ради Шахам и надеялся, что хотя бы этот поступок вождь оценит.       - И ты странствуешь, чтобы рассказывать всё это в деревнях, племенах и селениях?       - Да, вождь. Я веду проповеди и призываю всех в свою веру.       - Ты терпишь побои, унижения, голод ради этого. Питаешься подножным кормом, как животное, бродяжничаешь… - продолжал мужчина, будто бы не слыша слова Арифа. Юноша покраснел.       - Да… - только и смог ответить он.       - Ты считаешь себя хорошим слугой для своего Бога.       - Да, - тихо произнёс Ариф.       - Выходит, хороший слуга должен быть униженным, избитым, нищим и голодным? И ты всё равно думаешь, твой Бог любит тебя?       Ариф не ответил. Из глаз его брызнули слёзы. Он почувствовал себя обманутым, но сейчас, а когда-то давно.       - Зачем ваш Бог заставляет вас страдать безо всякой пользы?       - Я... не знаю, вождь, - прошептал юноша.       - И почему этому богу каждый раз надо что-то доказывать? Он так самовлюблён, что свою славу ставит выше счастья своих подопечных?       Снова Ариф смолчал. Он настолько привык считать своего бога единственным и правильным, что не задавал себе эти вопросы сам. Нельзя. Сомневаешься в боге - ты неверен ему. Задаёшь вопросы - неверен. На родине никто такого и не спрашивал. А сейчас Ариф понял, что у него нет ответов.       - Видно, плохой я слуга своего бога.       - Или ты просто выбрал себе не того хозяина. Если хочешь - ты можешь рассказывать об этом боге людям племени, но они скажут тебе то же, что и я. Не нужен нам такой бог.       - Не того хозяина? - потерянно переспросил Ариф, подняв на вождя взгляд. - Я вижу, что вы счастливее всех моих собратьев. И во многом вы более правы. Теперь я не уверен, что моя вера так уж нужна кому-то ещё в этом мире.       - Вы молитесь вашему богу о милостях, как пес выпрашивает у хозяина обглоданную кость, и довольствуетесь этим. Мы просим наших богов о мудрости и силе, чтобы мы сами могли поймать целого бизона. Вы стремитесь быть послушными, чтобы ваш бог на вас не сердился. Мы стремимся быть достойными, чтобы наши боги нами гордились. Чувствуешь разницу, чужестранец?       - Да, вождь, - вздохнул парень. - Но что мне теперь делать? Всю свою жизнь я мечтал быть верным слугой своему богу и готовился стать им в скором времени, как только пройду испытание странствием. Мне осталось всего шесть месяцев… Выходит, моё испытание окончилось здесь, в твоём племени. И я его не прошёл.       - Значит, и не так нужно было тебе проходить это испытание. Скажи, ты хочешь служить своему богу просто ради служения? Либо ты хотел ему служить с какой-то целью?       - Я хотел быть полезным богу и людям, нести в мир добро и свет. Хотел молиться за тех, кто не ведает, что творит. Хотел помогать тем, кому нужна помощь.       - Разве не можешь ты помогать и быть полезным просто так? Без служения именно этому богу? Я видел достойных и благородных людей, у которых вообще не было богов. И я видел тех, кто стремился угодить своим богам так сильно, что ничего большего не имел в помыслах. Не помогая ни одному человеку, они считали себя безупречными слугами богов, но кому от этого была польза? Не так важно, какому богу ты служишь. Важно, кто ты сам.       Ариф не одну минуту просто молчал, опустив грустно голову и обдумывая сказанное вождём. Этот человек был прав, и понимать это было ещё больнее. Выходит, всю свою жизнь парень просто ошибался и обманывался.       - А кто я? - тихо спросил в итоге Ариф. Уже не послушник, уже не ребёнок, но ещё и не мужчина. Обманутый странник в чужой степи.       - Ты - человек. - дал вождь исчерпывающий ответ. - А остальное можешь только ты сам для себя решить. Будешь ли ты воином, охотником, мужем, отцом, другом, братом. Будешь ты опорой для кого-то, храбрецом или трусом. Только ты можешь это решить. Ты можешь жить с нами в племени, если будешь приносить пользу наравне с другими мужчинами. Может, найдешь ответы здесь. А если нет - ты волен уйти искать их в другом месте.       - Я постараюсь быть полезным. Позволь мне побыть в племени, вождь.       - Будь столько, сколько можешь. Лучше всего - попытайся немного выучить наш язык. Всеобщий в племени знают многие, но не все. Тебе делали одолжение, как гостю, говоря на нём, но теперь ты – часть племени. Тебе жить по нашим устоям и говорить на нашем языке.       - Да, я понимаю.       - Тебе придется участвовать в охоте, стоять в дозоре, когда придет твоя очередь, помогать ставить шатры и делать то, что не по силам женщинам. Первое время за тобой будет наблюдать Хонон - это тот воин, который тебя ко мне привел. Он знает язык. Он же будет твоим наставником - обращайся к нему, если потребуется чему-то научиться или что-то узнать из обычаев племени.       - Спасибо, вождь. Я благодарен тебе за то, что ты принял меня, хоть я и чужак. Я с радостью воспользуюсь помощью этого воина.       Ариф ещё несколько минут сидел, молча, укладывая в голове всё, что там разбередилось. А после вышел из шатра уже не послушником, а простым человеком и частью племени степных кочевников. Он вдохнул тёплый воздух с сухим запахом трав, окинул взглядом лагерь и понял, что он дома.