Люди, лужи, немного граффити

      Колыхания поезда медленно успокаивали её душу. Катя недавно рассталась со своим хахалем, поэтому была совсем не против принять Надю на пару дней. Гром был шокирован такими сменами мест, так что спал в каком-то из углов вместе с чужим котом, пока девушки пили дешёвое вино в честь встречи. За подругой побивался ещё какой-то тип, а на её вопрос о личной жизни полицейской, девушка тяжело вздохнула. Повидав ей эту короткую интригующую историю, она оказалась осыпана искренним удивлением. Как уж получилось. День приезда выдался медленным и вялым, и она только лишь ела, пила и спала.       Следующая неделя прошла будто в невесомости. Надя не наведалась к дедушке, узнав, что он уехал к какому-то другу, подала документы в один из полицейских отделов и закинула мысли о прошлом в самую дальнюю часть головы. Она уже несколько раз видела, как у заголовка «Дубин» висела надпись «печатает…», но новых сообщений никогда не было. Девушка надеялась, что это всё-таки просто глюк. В новом месте всё было не так, как обычно, а в отданной статье оказалась зацензурена часть с осуждением Стрелкова. Как обычно.       Найти съёмную квартиру оказалось намного легче, чем казалось. Она думала, что, учитывая имеющегося кота, предложений окажется мало, а тех, которых она сможет себе позволить, — единицы. Квартира оказалась красивая, ухоженная, пусть и старая. Соседи не пытались познакомиться, совсем к ней не лезли. Всё вроде как было просто отлично, однако жильё ощущалось слишком пустым. Жизнь заключилась в круг «работа-дом-работа», а полицейские будни ничем не отличались от обычных. Разве что писать больше нужно. Все уже были знакомы, разбились на друзей и даже компании — мало кому она была интересна. А с теми, кому-таки да, общаться точно не хотелось.       Месяц прошёл, тянясь словно безвкусная жвачка. Дедушка был счастлив снова увидеть её, однако домашнее чаепитие с тортом рушилось исходящей от внучки грустью. Наде всё-таки не лежала душа к этому участку, но и возвращаться не хотелось, ведь здесь останется и он, и бо́льшая часть друзей, с которыми она общалась через сеть. Надя пыталась убедить себя в том, что привыкнет и это нормально, а снова затянувшие в себя мысли прервались:       — Рассказывай давай.       Девушка непонимающе на него попятилась.       — Сидишь, как с креста снятая.       — Ну, — она вынула чайную ложку из кружки, — как-то здесь не так.       — Тогда возвращайся назад.       Надя закрыла руками лицо. Судьба сразу решила зайти с козырей. Дедушкины слова её совсем запутали, ведь он совсем не переживал о том, что из-за работы видеться получится не так часто, тем более если в Петербурге. Да и коллектив до сих пор казался ей глупой причиной для увольнения, а случайная интрижка с Димой только мешала.       — А ты?       — А что я, — дед посмеялся, — обойдусь как-нибудь. Что ж ради меня жизнь себе портить? Не дурей, Надя, не дурей.       Это было обескураживающее. Теперь мыслей стало слишком много. Они ещё долго говорили о жизни, о любви, работе — всё становилось на свои места. Так просто принять своё желание не получилось, поэтому девушка ещё дней пять ходила будто в тумане. Получив первую зарплату, дома трясущимися руками было написано заявление на увольнение по собственному желанию. Смелости отдать его строгому начальнику накопилось тоже не сразу.       Дубин не отправил своё сообщение. Интересно, думал ли он об её уезде? Эта мысль знатно напугала. Чего вовсе о таком переживать? Что-то с ней не то. Начальник, сидя в своём кресле, смерил бумажку оценивающим взглядом.       — Ошибаешься.       Надя не ответила. Он не потребовал проработать ещё две недели, однако заставил доработать этот рабочий день и завтра сдать форму и оружие. Ближайшие билеты можно было купить на дату через две недели, и, к сожалению, других вариантов не было. Пытаясь вложить в свободные дни все возможные события для Москвы, девушка встретилась с друзьями, несколько дней подряд просидела у деда и принялась сортировать вещи. Раз уж теперь её ждёт реальный переезд (до сих пор казалось, что это глупая ошибка), то вещей будет невероятно много.       Ночи превращались в периоды ожидания отъезда. Бо́льшую часть одежды она расфасовала по картонным коробкам, перенося их Кате, чтоб она отправила по почте, а остальную — по сумкам. Для кота это, наверняка, было слишком много стресса, но уже ничего нельзя было изменить. В последнюю ночь в квартире Торофьевой сидела на полу, опёршись спиной о кровать, уставшая от генеральной уборки. В окне виднелись огни фар и фонари, однако теперь они не были красивыми или родными. Да, здесь действительно не так дышалось. Как получилось здесь столько прожить?       Дедушка стоял на вокзале, махая в окно поезда. Кажется, ему было больно осознавать то, сколько километров будут их разделять, но он старался этого не показывать. Надя сидела, удерживая мурчащего Грома, и вместе с отдаляющимся транспортом сердце в груди леденело. К горлу лез комок несказанных мыслей и, несмотря на уйму пассажиров рядом, она плакала, поглаживая кота. Девушка слишком долго держала переживания в себе, чтобы сейчас снова делать вид, будто ей плевать. Никто важный, в конце концов, не видит.       Леса плыли за большими городами. Женщина рядом угостила её печеньем, говоря, какой милый у неё Гром. Может, всё было и не так плохо, а душа-таки металась по разным сторонам и страх пробирал до самых костей. Хотя она, наверное, справится. За время поездки, не желая оставаться с мыслями наедине ещё более, Надя нашла квартиру, в которую могла бы въехать. Подруги в переписках поддерживали, говорили, что всё правильно, а она всё отгоняла от себя негатив. Мотивирующие песни в наушниках не помогали, только сильнее загоняли в угол собственных действий.       На удивление, Дубин, давно уже переставший мелькать своими «печатает…», сейчас что-то строчил в телеграмме. Минуя тему, которая вызывала ещё больше невнятных чувств, девушка закрыла приложение, решив закачать какой-то фильм. На половине просмотра сон:таки одолел и руководимое страхом подсознание показывало ей гнетущие картинки ужаса. Откидывая желание курить, пусть она и давно уже завязала, уснуть снова девушка не смогла. Доносившийся храп только мешал. Дорога прошла и медленно и слишком быстро одновременно. Вот уже и вокзал, площадь, квартира за сорок минут от участка. Единственный минус.       Ещё два дня Надя забирала с почты вещи, обживалась в комнатах и просто пыталась собраться с мыслями. В любом случае прийти в отдел надо было, абы вернуть документы и чисто сердечно попросить Прокопенка не послать её куда подальше. Эта страница трудового договора будет весьма интересной… Пытаясь не попадаться никому на глаза раньше времени, девушка проскочила мимо бывших (и одновременно будущих) коллег, сливаясь с пострадавшими за столами. У Фёдора Ивановича было свободно. Кажется, его брови чуть не свернулись в букву «с» при виде её на пороге.       Димы в участке не было. Не его смена, похоже. Для получения формы и удостоверения, оружия и остальных штук нужно было время. Прокопенко, пусть и совершенно шокированный, принял её на работу и даже пошутил. Из-за заканчивающейся недели первая смена была поставлена на понедельник. Уносясь с отдела, Надя краем глаза заметила Игоря, который резко начал пялиться ей в спину. Узнал? Пытаясь отдохнуть на пару месяцев вперёд, девушка снова валялась в кровати. Ночь закрыла темнотой окна лучше штор, и всё было бы легче, стабильней, если б рядом с дедушкиным «Не бойся, Надюш» не появилось всплывшее сообщение от Дубина.

Твои глаза словно солнца два Золотыми всполохами горят Речи твои как сказания, Я готова слушать их до утра

      Руки начали понемногу трястись. Она и не ожидала подобного спустя, тем более, такое время. Теперь плюсов от возвращения, кроме коллектива, становилось больше. Дима показывал всё больше смелости, которую не было видно сразу за его доброй. Надя наверняка сама бы на подобное не осмелилась. Сообщение было огромное, почти граничащее с лимитом символов, но выделить можно было конкретную мысль: «за время твоего отсутствия стало ясно, что ты не просто мимолётно понравилась мне, и я точно не жалею о том, что произошло на вокзале». А жалела ли она? Нет, однако нужно было подумать над тем, достаточно ли серьёзны были мысли о нём. В конце концов обманывать людей — не круто.

Дождусь зари, я уверена - Встретиться с тобою судьба мне была, Тогда сниму маску я с лица, И с тобою буду впредь навсегда…

      Пост заканчивался словами о том, что им, наверное, не судилось. 700 километров между городами и ужасно загруженный график рушил бы даже отношения на расстоянии. На самом деле, девушка всё лежала, прижав телефон к груди, ожидая, пока стучащее в ушах сердце пробьет ей грудную клетку. Было страшно. Он написал столько слов и столько хорошего о ней, что в такое не особо верилось. «Не буду больше держать в себе, извини» и резкий выход из сети (он точно переживал не меньше) вдохновили ответить, а не просто удивлённо молчать. Из двух зол надо было выбирать меньшее, а лучше — вовсе не зло. Трижды подумав, Надя боялась ответить честно, однако пересилить себя было необходимо.       Нашкрябав вдвое меньше строк о своих неопределённых чувствах, она закончила слова ещё одним сообщением:

вы

в понедельник переговорим

Дубин Смена сейчас?

вы

почти. С тобой и не сейчас)

      И глаза, прилипшие к её силуэту в участке, нужно было запомнить на всю следующую жизнь.