Люди, лужи, немного граффити

      Надя была готова уснуть прямо на рабочем месте. Голова так и падала на папку с рапортами, а лукавость говорила: «Ну же, никто и не заметит». Но кое-кто точно бы заметил — Стрелков, который, видимо, пытался сжечь её взглядом. Некая часть отдела косо смотрела на Диму, а девушка, зачастившая ходить с ним, попадала под те же взгляды. Было неприятно, конечно, однако в сердце до сих пор оставалась надежда что-то изменить. Когда дело касается Грома, обычно оно не обходится без скандала. Игорь выкрутится. Даже без них. Стажёрка чиркала в тетради, ловя рвотные позывы над понимаем, что придётся боготворить Стрелкова и писать о том, какой майор некомпетентный. Но… университет этого точно не дождётся. Только через её труп.       Она и не заметила, в какой момент начала так позитивно высказываться об Игоре. Вчера Надя с Дубиным пересмотрели видео Юли раз, наверное, пятьдесят. Помогло ли? Не особо. Автомат делал полностью отвратительный кофе, так что Торофьева лишь наблюдала за новой суматохой отдела, не подходя ни к кому. Белобрысый коллега ходил очень явно расстроенный — неактивный и с кислой миной. Сидел, колупался в своих бумажках. Девушка вернула офицерше её рапорты, на что ей ответили благодарностью, потому все дела медленно, но верно, действительно закончились. Ох, эти суки-москвичи. Всё портят.       Их стажёрская компания потонула в новых бумажках, суете и тоске. Откидывая мысли о том, выключила ли она газ (кстати говоря о газе…), Надя полезла во Vmeste. Нужно было срочно понять, как создать огнемёт в домашних, ну, или не совсем, условиях. Просто как-нибудь создать. Гром такое искал. Телефон сразу оказывался в блоке экрана, как только рядом проходил Стрелков или его компания. Ей везло, наверное, что им всё ещё не было к ней интереса. Ведь он наверняка когда-то появится — и это будет весьма печально. День проходил стремительно, сухо и тревожно. Затишье перед бурей. Ты никогда не знаешь, какого размера и последствий будет она. К концу рабочего времени даже выдали форму.       Уже лёжа дома, Дима писал ей в личные сообщения пару теорий о докторе. Вряд ли они были хоть близко правильными, так что приходилось ждать следующего объявления маньяка. Сердце подозрительно тяжелело в грудной клетке, дыхание не успокаивалось, и в ночь глядя Надя всё высматривала: кто же будет следующим. Об Игоре не было никаких вестей, может, и к лучшему. Недовольно закрыла заднюю часть тетради, где вчера рисовалась схема «высше-богатых» и строились таблицы подозреваемых, бессонница больно ударила в голову. Только-только девушка смогла уснуть, как на столе противно завибрировал телефон. При любом другом обстоятельстве она точно не услышала бы его, однако материал стола распространял вибрацию на всю комнату.       Девушка потянулась за телефоном, путаясь в одеяле; стабильно горел тот же номер: «Дубин». В этот раз глаза не распахнулись так широко, как в прошлый, но с каждой проходящей секундой шок и удивление усиливались. Всё проходило слишком резко быстро — выпитая таблетка от головы, такси, участок, полицейская машина. Какое-то шикарное здание, полыхающее в окне огнём. Тревога пропала совсем, поступаясь кортизолу и адреналину, пока они полностью не заставили кровь идти по венам в трижды быстрее. Вот она — настоящая полиция.       Кажется, народу здесь было-то и больше, чем работало в участке. Или масштабы крупности главного управления впечатлили настолько. Стрелков кричал что-то в громкоговоритель, а телефон в кармане звучал уведомлениями о новой кучей эфиров с поджогом. Чумной доктор был наверху? Конечно, их с Димой не пустили исследовать верхний периметр, то есть крышу, потому отправили ниже: опытных работников на столько квадратных метров не хватит. Брезговать стажёрами не пришлось. Они были по разные стороны, и Надя, кажется, даже переживала — выскочит кто из-за угла или нет.       Услышав голос Дубина в рации (они всё ещё были непривычны для них), девушка, как и множество полицейских в разных углах здания, застыла с полуоткрытым ртом. Яркая звезда Чумного доктора горела недолго. И Торофьева была действительно рада, что словил его именно Дима. Ну, не повезло с Игорем, повезет с… Игорем?! Под маской чумного доктора был Гром? Что?       Дальше всё как в тумане. Подкошенные ноги, абсолютно шокированные глаза Димы, наполненные непомерной тоской, поплывшая во взгляде картинка. Бледный до жути Прокопович (коллега сказал, что он воспитал Игоря) и довольное лицо Стрелкова. Нет, Надя не была так близко знакома с Громом. Нет, никогда с особой любовью к нему не относилась. Но это было слишком. Слишком подозрительно, слишком тупо. И Игорь не богач… Все закручивалось в неимоверные ряды слагаемых, и разгадать что-то равнялось невозможному. Дима сидел, потупившись на стол, пока Стрелков что-то там говорил о том, какой он ценный работник. Ночь была похожей на ночь расстрела.       Лысый сидел с Игорем в допросной, а отдел сошёл с ума: счастью не было предела, когда с разных сторон зала, минуя помощников Евгения, доносились слова о невинности майора. Обвинения были полной туфтой — у него нет нормального телефона, голова работает не по-психопатски, да и каким образом он собрал этот костюм? Дубин просто сидел. Просто, будто бы на глазах исцветал, становясь белее собственных волос. Надя стискивала зубы, раз в десять минут уходя в туалет умыться. Было плохо. Прямо до слёз.       Была, конечно, идея. Однако такая глупая и нереальная, что страшно её осуществлять. Спецназы обматывали стол Грома, пока вслед им шептали маты. Галстук душил сильнее ситуации. По городу пронеслась волна митингов, призывающая отпустить Чумного доктора. Толпы совсем не подозревали что, может быть, костюм и пропал. Но доктор-то гулял на свободе. Никого домой не отпустили, да и вряд ли кто нибудь бы пошёл. Бумажная борхотня и статья отошли на самую последнюю ступень. Очевидно, что это не Игорь. Тогда кто?       Косвенные улики и выводы возвращались к убитым и шли к богачам, но всё казалось слишком глупой затеей. Дедушка был потрясён и, даже не видя ни одного доказательства против Грома, сразу предположил, что это полная ложь и разбираться в деле никто не хочет. На утро руки сами набрали сообщение:       Полиция заявляет, что Гром Чумной Доктор, но это неправда. Стрелков некомпетентный мент, который угрожает другим, и нужно его выкрыть публично. Пожалуйста. Я знаю, как это странно звучит, однако вряд ли есть варианты лучше       И Юля-таки ответила. В трёх словах, конечно, но они вполне устроили Надю: «Есть идея круче».       Раз уж есть идея покруче, то оставалось ждать и молиться. Дима продолжал быть молчаливой рыбой, а Надя к нему и не лезла. Он всё ходил за Евгением, пытаясь объяснить ему что-то, однако тот упрямо это игнорировал. С жутким отвращением девушка писала статью, понимая, что сильно попадёт, не сдав её. Жаль.       Ещё через день, угрюмо заходя в участок, Торофьева окинула взглядом помещение и чуть не застыла на месте. Сверху ей кокетливо улыбнулась Пчёлкина в чёрном парике… Это было действительно неожиданно. Прямо вовсе неожиданно. Дубин, ошивающийся возле её стола, сразу начал заваливать какой-то информацией, а она поймала только самое важное: крадём Грома из участка, а дальше по обстоятельствам. Её задачей во всей этой суматохе было смотреть, чтобы никто не засёк парня, заносящего Игорю ментовскую форму. О, теперь всё устраивало Надю. Она была частью рискованной и незаконной истории, но зато во имя справедливости. Главное — не попасться. Стрелков будет рад выгнать и её, и Диму. И посадить за соучастие.       Выждав конца обеденного перерыва, когда все неохотно возвращаются работать (не учитывая, что зачастую никто не прерывает деятельность), план на миллион-таки начался. Пока Дубин скрывался во временной камере коллеги, она общалась с толстяком рядом с ней, пристально наблюдая за собирающимся назад в Москву Стрелковым. Ну и слава богу, на самом деле. От него было больше проблем, чем толку. Намного больше. Не надо было видеть, чтобы понять весь смех ситуации, как Надя отводила толстяка от камеры подальше. Как быстро шёл Дима и «какой-то длинный в форме», пусть Грома и тяжело было узнать, ведь нужной одежды он почти никогда не носил, к запасному выходу.       Тройка стояла за самой укромной частью здания, и когда к ней подъехала красная машина, в душе по-детски затрепетало. Надя будет ехать в одной машине с Юлей Пчёлкиной! Это невероятно. Игорь, кажется, не был особо рад, что вышел. Конечно, все понимали, что он просто этого не показывает, но мог бы и спасибо сказать. Невоспитанный. Посадить его на переднее сидение было бы глупо, ведь скоро он будет в розыске, потому туда села Надя. Рядом с Юлей было и захватывающее, и тревожно одновременно, будто бы сидеть рядом с какой-нибудь звездой. Хотя это была и правда.       Кажется, за время поездки Торофьева успела несколько раз покричать в душе и перезнакомилась со всеми соседями: вряд ли получиться вернуться домой к вечеру, а кот точно не будет рад отсутствию еды. У кого-то есть ключи от её квартиры? Игорь пытался вынудить Пчёлкину отдать машину рулить ему, потому что трудно мог объяснить адрес, но она ни в какую не соглашалась. Дима успокаивал Игорька как получалось, однако это не помогало. Ехали, наверное, целую вечность: дорога менялась на щебёнку и наоборот. Представлять разные места, к которым они могли бы ехать, было занимательно. А подъехали… к старенькой уютной даче.       Заходя в открывающийся гараж, Надя ощутила нахлынувшее чувство ностальгии. Что-то в этом доме было родное, детское. Напоминало папину дачу, куда они часто ездили до его смерти. Тогда было классно. Она воровала соседские абрикосы вместе со старшим братом и разбивала спину, прыгая с тарзанки… Наблюдая за тем, как Игорь по-домашнему роется в вещах, можно было подумать, что это его дом. Тихо хмыкнув на странный вопрос Димы (как Чумной доктор вообще может быть Прокопенком, ну?), девушка, как и все, ждала указаний Грома. А их и не оказалось.       Сидеть в доме, или даже в гараже, пока он там ловит ЧД, было за гранью понимания. Торофьева, похоже, реально открыла рот на словах «хлопну Разумовского». Они с Дубиным воодушевлённо переглянулись, ведь пусть их и не вело так конкретно к нему, однако Сергей оказывался в списке возможных докторов. Было очень странно и в то же время приятно понимать, насколько они были близки к разгадке. Почти в один голос, все втроем начали уламывать Игоря. Надю неприятно поёжило, когда майор причитал о том, как они ему не нужны там, получив, в отличии от Димы — «вытащил, совесть очистил» и Юли — «узнала, кто Чумной доктор», только: «тебя я вообще почти не знаю». Ну, это было правдой.       Пока он продолжал рыться в полках, Пчёлкина наклонилась к девушке и еле слышно кинула, лукаво улыбаясь:       — Иди-ка посмотри, может, где-то ключи от дверей есть.       Надя кивнула, посматривая на Дубина. На улице уже была ночь, и холодная осень мерзко забиралась под рубашку. Куртку из выданной формы она оставила в машине. Конечно, оставлять ключ там, где посторонний может его найти, — глупо. Если ты начальник полиции — глупее в тысячи раз, но на то это и была дача. У её семьи ключ лежал в одной из уличных кладовок, где были вёсла, веники и велосипеды. Полицейская обошла участок вдоль и поперёк, по крайней мере тот, который видела. Изредка к ней доносились разговоры, которые не хотелось пропускать.       Даже возле самой двери ключа не было. Разочарованно возвращаясь назад под звук заводящегося мотоцикла, Надя зацепилась о какой-то корень, торчащий из земли. Не успев вытянуть ногу из него, она полетела на траву, в полголоса матерясь на судьбу. Радовало лишь то, что никто не видел этого позора. Потирая колени, девушка зашла в полупустой гараж, где была только Юля.       — А Игорь и Дима где?       — Уехали, — увидев удивленный взгляд Нади, она добавила: — Сама в шоке.       Девушка уселась на какой-то пень в углу гаража, сказав тихое «ахуеть». Во-первых, было обидно, что их не взяли. А во-вторых, чем Дубин был её лучше? Ладно. Вряд ли они будут здесь сидеть, ведь это неведомо — чтоб Пчёлкина не хотела экстрима. Хотя, может быть, в кои-то веки собственная жизнь стала дороже видео: всякое случается. Она сидела, задумавшись о чём-то, а какая-то неясная вещь всё шуршала на всю комнату. Смахивало на привидений или что-то вроде того. Напрягало.       Прошло около двадцати минут, половину из которых обстановка была очень тревожная. Несмотря на то, как мало они с Димой проработали вместе, накатывало беспокойство. Он всё-таки пока неопытен… Как Игорь вообще его взял? Юля выглядела так, будто очень хотела что-то сказать, но не могла. Ещё через пару минут то, что она так в себе держала, вырвалось вместе с тем, как журналистка встала из пола:       — Ладно, Дима просто в кладовке закрытый.       — В кладовке?       Надя прыснула от смеха.       — Какой ужас.       Юля открыла дверь кладовки. Теперь стало понятно, кто шуршал, и неясно, как она не поняла это раньше. Дима, явно весь красный с обиды, быстро вылетел на улицу. Это было жестоко. Значит, нетипичное поведение Игоря было весьма типично — он поехал один. Разве Пчёлкина будет с этим мириться? Вот и сама она поняла, что нет.       — Значит так, — журналистка заглянула за дверь гаража, чтоб посмотреть, где Дубин, — едем спасать этого неблагополучного.       Надя заулыбалась. Вот, теперь настоящий экстрим! Кое-как закрыв гараж, она закинула на переднее сидение разного размера камеры, потому полицейских отправила ехать вместе сзади. Хоть было и немного неловко, даже банально страшно, Торофьева не жалела, что оказалась тут. Мысль о том, что скоро придётся возвращаться в Москву немного пекла в голове. Нельзя было сказать, что она полюбила это место, но привязалась — точно. Всё же первая форма, первое удостоверение, первое преступление.       На улице было темнее, чем обычно. Каждый ехал, задумавшись о чём-то своём, пусть и основная тема оставалась общей. Дороги менялись быстрее, чем полицейские успевали моргать, потому что Пчёлкина нагло превышала скорость (а что, если бы сейчас они попали в аварию?) и пыталась не терять времени. Проехавшись дважды по кругу, ища, как заехать к офису Разумовского, Юля просто кинула машину на обочине дороги. Видимо, она действительно крупно зарабатывала, ведь такой транспорт мог себе позволить далеко не каждый.       В офисе не горел свет. Где-то мигали красным и белым цветом экраны. Они почти смирились с тем, что лифт не приедет и придётся идти вверх по ступенькам, как где-то сзади послышался мощный взрыв. Он долетел к компании эхом, почти неотличимой ударной волной, которой подтолкнуло их в, на удивление, приехавший лифт. В железной кабине зависла гнетущая тишина, и Надя была готова поклясться, что молилась, абы это не был участок или какой-то жилой дом, где всего одна квартира принадлежала богачу. Нажав на наивысший этаж, они чем ближе к нему поднимались, тем всё больше начинали слышать грохот и звон битого стекла. Ох.       Как только дверь лифта открылась, все ринулись бежать, пусть и не знали, куда. Минуя стеклянные двери, больше похожие на обычные куски стекла, они встречали железные кабины с синим названием «Vmeste». Походило на те давние комнаты, где хранились компьютеры. С каждым шагом шум и чьи-то слова становились громче, а потом всем пришлось лицезреть совсем не мотивирующую картину: лежащего Грома с горящей штаниной и Чумного доктора, из костюма которого торчала рыжая макушка. Девушка и не могла подумать, что день завернёт в такое интересное русло…       Кажется, Разумовский хотел сжечь Игоря, поэтому надо было что-то делать. Юля побежала за огнетушителем, а Дима потянул Надю к шлангу. Она, боясь не успеть помочь, сбила колени, пытаясь открыть напор воды, пока Дубин держал пожарный рукав. Замёрзшие пальцы плохо слушались, а ум, сидящий на адреналине кричал, что всё бесполезно, однако вода-таки хлынула огромным напором. Серёжу, который читал свою «злодейскую» речь, снесло в угол странной комнаты, а журналистка начала опрыскивать майора огнетушителем.       Дальше были искра, буря и безумие. Все пропустили мимо мыслей то, как многозначительно Юля трогала Грома, а после настроение сменилось на острое желание выжить. «Вы чё здесь делаете? Живо прячьтесь!», а дальше только хруст костюма на Разумовском. Только убегая, она заметила, что форма наполовину мокрая, как и у коллеги, однако сейчас это вряд ли кого-нибудь волновало. Игорь снова валялся на полу, пока все запрятались за перевёрнутой мебелью. Забившись в угол со скульптурой и полуоткрытой дверцей автомата, Надя-, наверное, таки громко вскрикнула, когда майор начал падать с Чумным доктором. Она была дальше всех от разбитого окна, потому как бы не спешила, добежала туда последней.       Писана картина маслом: два висящих из окна мужика, Юля и Дима, держащие Грома за щиколотки. Чего он вообще добивался этим действием? А если бы они не успели? Не понимая, как помочь их вытащить, Надя немного ошиблась со стороной. Было бы логично считать Дубина сильнее блогерки, ведь он всё же мужчина, но отсутствие времени на размышления сократило возможность хорошо думать. Девушка упиралась своим коленом в его руку, пытаясь вытянуть Игоря за колено. Будь она на его месте — уже бы летела вниз, растерявшись с испуга висеть на такой высоте верх ногами. Пыхтя и хватаясь за стены, с, действительно, Божьей помощью, дотащить их-таки они смогли.       Надя сидела на диване с Юлей, читая новости о взрыве и рабочий чат. На телефоне были десятки пропущенных звонков и сообщений, упрёки и угрозы — всем было ясно, что пропажа Игоря из участка и двух работников были связаны между собой. Терактом, ударную волну от которого они чувствовали, оказалось горючее вещество на площади возле управления полиции. В сердце теплилась надежда, что пострадавших было мало, однако во Vmeste творился полный беспредел. Царство мести и крови. Откинув телефон, девушка пошла помочь Диме, который всё возился с узлом на шланге, но от откровений Грома стало удивительно.       — Я был неправ, — они со стажёром удивлённо попятился на его раскисшее лицо, — без вас бы я не справился.       Торофьева стала поближе к Разумовскому, оставляя парням больше места. Для Дубина это было, безусловно, важнее, чем ей, пусть и хотелось услышать что-то хорошее и на свой счет. Не зря же старалась, вон, все ноги разбила.       — Напарник.       Надя невольно улыбнулась. Это было действительно мило.       — Ну ты тоже молодец, — Гром похлопал её по плечу, собираясь отойти, пока ехидный смех Серёжи не испортил этот план.       — Вы поцелуйтесь ещё…       Он вроде как говорил про парней. Вспыхнувшая перепалка между майором и доктором переросла в его монолог. Девушка сжимала руками грязные висящие рукава, вслушиваясь в то, что звучало. Умно, но… Игорь не мог бы проколоться в чём-то таком очевидном.       — Ты сбежал из участка, устроил теракт, беспорядки на улице. Потом напал на самого Сергея Разумовского, надел на него этот костюм… Я останусь на свободе. А ты получишь пожизненное, вместе со своими, — он сделал паузу, будто ему мерзко было это говорить, — друзьями.       Они с Димой переглянулись. «И что делать?» — читалось во всех взглядах. Это могло бы стать большой проблемой, если бы, конечно, с ними рядом не сидела гениальная разоблачительница. Из юлиного телефона послышался разговор Серёжи про жертв. В идиллии победы ребята слушали этот отрезок, наконец, успокоившись от всего стресса последних пяти часов. Игорь снял со своей шеи «жучок» (теперь стало ясно, над чем в телефоне задумывалась Пчёлкина), и дело оставалось за малым: пойти и отдать его в руки Прокопенка.       Надя иногда придерживала буйного Чумного за плечи, по большей части отдав эту честь Дубину, пока они ехали на первый этаж.       — Ну и чё ты добился, Игорь? Вернул всё на круги своя? Молодец.       Он цедил каждое слово из оскала. С такой непомерной ненавистью, будто готов был сжечь Игоря только своими предложениями.       — Ты меня совсем за дурака держишь? Думаешь, мент тупой, не понимает нихрена, да? Да каждый день всё это вижу. Только с улицы, а не с высокой башни. Несправедливость, безнаказанность… Что ты думаешь, ты один людям хочешь помочь? Нельзя людей убивать. Даже самых последних тварей. Иначе весь мир с катушек слетит.       — Я был единственной надеждой этого города!       Девушка схватила Серёжу за плечо, вместе с Димой пытаясь удержать от навязчивой попытки… откусить Грому нос, наверное. Стажёр впечатал Разумовского в стену, держа за мокрую голову и попавшись в Юлин объектив. Оставалось совсем немного до развязки, но расслабляться было нельзя — всё ещё не закончилось.