Тайны, которые мы храним

Вскоре после отъезда Джеймса Стив вернулся в полицейский участок. Отпуск его подошел к концу, да и будь по-другому, Стив все равно не смог бы дольше высидеть дома. Инспектор Беннер, приободрившийся и даже как-то помолодевший на вид, встретил его с распростертыми объятиями и ввел в курс текущих дел. Которых оказалось не так уж и много. Откровенно говоря, их было слишком мало, чтобы позволить Стиву, с головой погрузившись в расследования, забыть о Джеймсе. Уехав так спешно, тот будто проделал в груди Стива зияющую пустотой дыру, заполнить которую, казалось, не под силу было ни работе, ни книгам, ни рисованию. Дни летели, начался и закончился ноябрь, декабрь промчался, оставив после себя горькое послевкусие одинокого Рождества без традиционной ели, омелы и пряного плам-пудинга. Ни на что из этого у Стива просто не было сил. Инспектор, заручившись поддержкой мистера и миссис Старк, не так давно ставших родителями прелестной малютки Морган, а также вдовы майора Бартона Натали и всего семейства Паркеров, зазвали-таки его на праздничный новогодний ужин. И Стив, поначалу старательно растягивавший губы в улыбке и деланно смеявшийся над чужими шутками, к концу вечера, баюкая в своих больших руках крохотную мисс Старк, вдруг неожиданно для самого себя понял, что все не так уж и плохо в его жизни. Да, у него не было любви, и, даже останься Джеймс здесь, кто знает, как сложилось бы все между ними. В больнице тот цеплялся за него, как за единственную соломинку, дававшую ему чувство безопасности и защищенности. Но Стиву этого было мало! Он не хотел быть просто другом, безопасной гаванью — не смог бы довольствоваться этой малостью. Он жаждал другого: любить, желать, брать и сторицей отдавать в ответ, но не мог просить всего этого у человека, пережившего столько, сколько судьба от щедрот отсыпала Джеймсу. Принятие и смирение — вот были два столпа, на которых зиждилась, казалось, вся его чертова жизнь. В детстве он принял и смирился с тем, что судьба наградила его слабым, немощным телом, принял их с матерью бедность, порой граничившую с нищетой. Принял войну и тяжкий труд в госпитале. Принял и, в конце концов, смирился со смертью Сары. Служба в полиции научила его принимать людские несовершенства и смиряться с ними, позволяя закону вершить правосудие. Смириться же с тем, что в его жизни, вероятно, никогда не будет взаимной любви — о, по сравнению со всем остальным, это было сущей малостью! В 1951 год Стив шагнул обновленной версией себя. Он больше не позволял себе страдать вечерами. Вместо этого он брался за карандаши или краски и рисовал все, что придет в голову. Он много читал и по выходным баловал себя блюдами собственного приготовления, сверяясь с подаренной мисс Хилл толстой поваренной книгой. И понемногу дыра в груди хоть еще и пульсировала растревоженными, воспаленными краями, но все же затягивалась. А в самом начале лета молодой Паркер привез новость — в злополучное поместье в Санбери вернулся хозяин. Стив не мог и предположить, что Джеймс и правда вернется туда, где случилось столько всего, разрушившего его прежнюю жизнь до основания. Он скорее ждал, что поместье продадут с молотка со всем его содержимым. Но оказалось, что Стив зря ровнял Джеймса по себе, сбежавшему из их с матерью квартиры, лишь бы не бередить раны воспоминаниями после смерти Сары. «Съездишь к нему?» — спросил как-то Беннер, когда Стив подвозил того к коттеджу Наташи. Инспектор и художница - более странной пары Стив и представить себе не мог - официально встречались уже пару месяцев и планировали обвенчаться в начале июля, договорившись о церемонии в соборе Санбери, с недавних пор щеголявшем новой черепичной крышей. Стив тогда в ответ так отчаянно помотал головой, что их машину чуть не занесло в кювет. С тех пор Брюс эту тему больше не поднимал. А вот Стив задумался, как выглядел бы его визит, если бы он все же состоялся? Для официального посещения поместья повода как-то не находилось. А все предлоги для личной поездки казались ему надуманными и откровенно глупыми — они с Джеймсом как-то не успели стали лучшими друзьями. И потому усилием воли Стив задвинул эти мысли в самый темный угол, чтобы больше не травить себе душу. Но был еще телефон. Проклятый аппарат ежевечерне искушал Стива матовым блеском черного пластика, витым шнуром, мягкими округлостями микрофона и динамика трубки. Круглые отверстия диска, за которыми виднелись аккуратные буквы и цифры, так и манили к себе. Но Стив держался. Держался изо всех сил, пока в один прекрасный вечер, отужинав тушеным в вине кроликом — очередным блюдом из поваренной книги мисс Хилл — не обнаружил себя завороженно тянущимся к трубке. И стоило ему лишь коснуться ее, как та взорвалась оглушительной трелью звонка. От неожиданности Стив вздрогнул, хотя был не из пугливых, и слегка подрагивающей рукой снял трубку. В динамике была глухая тишина. — Роджерс, слушаю! — проговорил мужчина и замер. Он знал, совершенно точно знал, кто молчит на том конце провода. Потому что к нему Стива подхватило и поволокло бурным течением, обивая о камни, безжалостно стесывая все напускное равнодушие, которым он успел обрасти, обнажая самую его суть. — Джеймс, это ты? — Стив, это Баки. Я — Баки.