Тайны, которые мы храним

Джеймс проснулся очень рано. В глухих сумерках он едва разглядел стрелки часов: те показывали пять тридцать утра. Дом спал, укутанный плотным одеялом тумана, поднявшегося с реки. Спали и все его обитатели, наверняка утомленные вчерашним праздником. Только Джеймс беспокойно ворочался, сбивая простыни. Он думал о том, что сделал накануне, как опозорил Хьюго перед всеми жителями деревни своей нелепой истерикой из-за денег. Перед глазами его вставало раздосадованное и разочарованное лицо крестного, хлесткое «Замолчи!», жгучее, точно пощечина. А ведь Хьюго согласился устроить этот дурацкий праздник ради его, Джеймса, блага: чтобы отвлечь его, заставить забыть о смерти родителей. Заботливый крестный, он был самым лучшим из людей, которых когда-либо знал Джеймс. Он привез его в этот дом, любил и заботился о нем, никудышном, никчемном. И как Джеймс отплатил ему? В отчаянии он вцепился в собственные волосы и с силой дернул их, взвыв от боли. Он заслужил любое наказание, которое Хью придумает для него. Джеймс будет молить его о прощении, ползая на коленях, и подставляя свой грязный рот и задницу для его удовлетворения — единственное достойное им применение. «Прости! Я люблю тебя!» — проскулил Джеймс и с силой выкрутил себе сосок. Грудь полыхнула огнем, но ему было мало. Он запустил руку в штаны, с силой впился ногтями в бедро и провел вверх до паха, оставляя алые полосы царапин. Он должен наказать себя сам, прежде чем Хью возьмется за него. Чтобы крестный понял, как сильно Джеймс раскаивается, как безгранично ему жаль. Второе бедро украсил зеркальный ряд царапин. Трогать собственный член Джеймс не решился — с ним Хью любил играть сам, иногда даже позволяя Джеймсу кончить, когда тот вел себя безупречно. Теперь, когда дело было сделано, Джеймсу оставалось только дождаться, когда крестный проснется и зайдет к нему. Он не допускал даже мысли, что Хью разочаровался в нем настолько сильно, что не захочет больше видеть его. Она вызывала у Барнса неконтролируемую панику настолько сильную, что он готов был сломя голову броситься в комнату Хьюго, чтобы проверить, что он все еще здесь, в доме, не уехал, не бросил его. Скорчившийся на кровати, поглощенный собственными тягостными мыслями, Джеймс не услышал, как в комнату беззвучно скользнула служанка с ведром угля. Присев у камина, девушка занялась его растопкой и испуганно подскочила, выронив лучину из рук, когда Барнс громко спросил: «Кто здесь?». — Простите, мистер Барнс, — тонко пискнула она, — это Шарлотта, горничная. Мистер Росс послал меня растопить камины в хозяйских спальнях. Ночь была холодной, и дом выстыл. — Ничего не нужно, уходи! — пробормотал Джеймс. — Да, сэр, конечно, как пожелаете! — девушка заторопилась к выходу. — Как вчера прошел праздник? — вдруг спросил мужчина, садясь на постели. Ему было жизненно важно знать, что его выходка не испортила все. Тогда, может, Хьюго не будет так на него сердиться. — Ох, мистер Барнс, вы же не знаете ничего! — всплеснула руками Шарлотта. Ей стало радостно от того, что она первая сейчас расскажет эту новость хозяину, опередив и строгую мисс Хилл и этого занудного мистера Росса. — Детишки у реки нашли покойника! Сюда приезжала полиция… — Покойника? — пробормотал Джеймс, бледнея. — Да вы не бойтесь, врач ихний с санитарами его увезли вечером, — поспешила служанка успокоить хозяина. — Покойника… — словно в трансе повторил мужчина. — Всё сбывается, все пророчества… Напуганная такой реакцией, Шарлотта попятилась к двери и, выскользнув в коридор, скатилась вниз по ступеням. Если мисс Хилл узнает, что она расстроила хозяина, ей несдобровать, а потому лучше помалкивать да пореже попадаться сегодня кухарке на глаза. «Мадам Рэд, мне нужна мадам Рэд!» — приговаривал Джеймс, натягивая на себя одежду. Его всего колотило от ужаса. Пес, потом зеркало, а теперь еще покойник. Смерть словно подкрадывалась к нему все ближе, расставляя ловушки. Только мадам Рэд с ее даром, способностью говорить с мертвыми, читать будущее по картам, могла помочь. Невзирая на ранний час, Джеймс снял телефонную трубку и набрал знакомый номер. — Чего хотел этот дурак в такую рань? — молодой темноволосый мужчина зевнул и с наслаждением потянулся. — Все как обычно, братик. Ему срочно нужна мадам Рэд, хоть ты тресни! — стройная девушка с молочного цвета кожей и медно-рыжими волосами поежилась от утренней сырости, царившей в комнате, и юркнула обратно в постель. — Надеюсь, к зиме с этим балаганом будет покончено, — пробурчал мужчина и приглушенно выругался, когда под одеялом к его ногам прижались ее ледяные ступни. — Уивинг обещал, что все это долго не продлится. — Этот дом невозможно протопить. Каминная труба того и гляди обвалится, да и от окон мало что осталось, — рассуждал мужчина, рассеянно поглаживая под одеялом впалый девичий живот. — Если придется здесь задержаться, пусть он найдет нам другое жилье. — Я поговорю с ним, Пьетро, обещаю. Но ты же знаешь, он делает только то, что считает нужным. Не нам диктовать свои условия! — девушка раздраженно спихнула его ладонь, накрывшую упругую грудь. — Не надо! Мне уже пора собираться. — Когда это закончится, мы забудем обо всем, как о кошмарном сне и уедем далеко-далеко! — Пьетро ласково погладил ее по щеке. — Иногда мне кажется, что он никогда нас не отпустит, — горько прошептала она. — Ванда, просто делай свою работу, а я буду делать свою. Еще месяц-другой, и у его крестника окончательно съедет крыша. Ты сама говорила, что он на грани. Надо только его подтолкнуть. Шепни ему что-то, нагадай, об остальном я позабочусь! Отбросив одеяло, девушка встала и, как была нагая, на цыпочках скользнула к шкафу, в котором висели три элегантных платья разных оттенков красного. Облачаясь в одно из них, она вдруг воскликнула: — Но все это так жестоко! — Жизнь вообще жестокая штука, сестренка! — процедил Пьетро и отвернулся. — Подумай о… — Не надо об этом! — Ванда подбежала к брату, поймала его лицо в свои ладони и прижалась лбом к его лбу. — Рано или поздно все это закончится! Мы будем свободны и наш колокольчик вернется к нам! Шэрон впустила даму в алом с черного хода и провела по лестнице для слуг на второй этаж. — Сначала к мистеру Уивингу! — медсестра открыла дверь его спальни и втолкнула девушку туда. Хьюго ждал ее, сидя в кресле у окна. — Ванда, ты сегодня рано! Подойди! — мужчина поманил ее жестом, словно комнатную собачонку, и девушка послушно приблизилась к нему. — Сегодня здесь будет полицейский офицер, и ты, моя милая, должна сыграть свою роль быстро и эффектно! Не трать зря время на прелюдию. Запугай Джейми так, чтобы после он не смог и двух слов связать. Мне нужно, чтобы мой крестник предстал перед сержантом в максимально неадекватном состоянии. Ты поняла меня? Хьюго откинул черную вуаль, взял девушку за подбородок и властно приподнял ее лицо так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза, не отводя взгляда. — Я все поняла, Хьюго! — пролепетала Ванда. Она боялась Уивинга, как боятся опасных и смертоносных змей, и не могла сопротивляться его воле. Чувствуя ее страх, он словно подпитывался им. Беспомощность девушки перед ним хоть и была несколько иного рода по сравнению с Джеймсом, но рождала в Хьюго то же ощущение безграничной власти и провоцировала на жестокость. И если с крестником Хью вынужден был вести себя осторожно, то Ванда, эта милая маленькая цыганка, никому не могла пожаловаться, кроме, разве что, своего беспутного муженька. Но она никогда, никогда не сделает этого! Нагнувшись к девушке, склонившись, нависнув над ней, Хью впился в ее губы жестким поцелуем, буквально насилуя ее рот. Он слышал, как та глухо застонала, и тело ее напряглось, сопротивляясь вторжению. Но так было еще слаще! — Прискорбно, — с сожалением проговорил мужчина, оттолкнув, наконец, от себя Ванду, — что сегодня у нас просто нет времени на большее. Я с удовольствием нашел бы твоему мягкому ротику иное применение. О, Ванда прекрасно знала, о чем он! Поначалу, когда ее «услуги» не требовались Джеймсу так часто, пока он не впал в абсолютную зависимость от ее гороскопов, гаданий и пророчеств, Хьюго часто пользовал ее в своей спальне. На этом самом ковре, чей рисунок навсегда отпечатался в памяти девушки, добропорядочный мистер Уивинг ставил ее перед собой на колени и трахал в рот до кровавых трещинок в уголках губ, до приступов удушья, до слюны, текущей по подбородку. Остальное ее тело не интересовало его. Только рот. Он никогда не просил ее раздеться, никогда не брал по-настоящему, раздвинув бедра и втискиваясь между ними. Ее задница тоже не прельщала его. И, может, только поэтому, а еще потому, что дома ее всегда ждал ласковый Пьетро, словно стиравший своими горячими руками всю боль насилия, девушка еще не сошла с ума. — Я могу идти? — хрипло спросила Ванда, едва сдерживаясь, чтобы не развернуться и убежать прочь. — Конечно, моя милая! — Хью потрепал ее по щеке и сам опустил и тщательно расправил вуаль. В спальне царил полумрак, шторы были задернуты, а на круглом столике, где обычно Ванда раскладывала карты, горели две черных свечи. — Джеймс! — позвала девушка, потому что из-под этой чертовой вуали она еле видела даже очертания мебели. — Мадам Рэд, вы пришли! — воскликнул Барнс и, соскочив с кровати, подбежал к ней. — Я ждала твоего звонка. Этой ночью у меня были твои родители. Они боятся за твою жизнь! — изменив голос, Ванда нараспев проговорила, — Ба-аки, милый мальчик! -Мама? — неверяще пробормотал Джеймс. — Мама, это ты? Девушка принялась покачиваться на месте, повторяя его детское прозвище «Баки! Баки! Баки!», а потом вдруг резко подняла руки и стиснула пальцами собственное горло. — Не могу! — простонала она. — Слишком тяжело! Не надо, миссис Барнс, отпустите меня! — Мама, нет, не уходи! Мадам Рэд, не отпускайте ее! — Джеймс едва не плакал. Изобразив слабость, Ванда упала ему на руки, и мужчина довел ее до кресла. — Прости, Джеймс. — Верните ее, прошу вас, мадам Рэд! Она ведь хотела что-то мне сказать. — Я… — девушка замешкалась, словно обдумывая план действий, — я ведь не всемогуща, Джеймс. Когда духи захватывают чужое тело, оно быстро теряет физическую силу. Мне нужно что-то, с помощью чего я смогу провести дух твоей матери сюда. Ванда откинула вуаль и лихорадочно осмотрелась. — Мне нужна бумага и… уголь, вытащи его из камина, Джеймс, и поторопись, я чувствую ее! Скорее! — девушка закатила глаза, словно в припадке. Мужчина бросился к секретеру и вытащил из-под стопки книг листы бумаги, потом кинулся к камину и выхватил из черной топки уголек. — Вот, мадам Рэд, здесь все, что нужно! Бумагу он разложил перед девушкой на столе, а уголь сунул ей в руку. — Ба-аки! — замогильным голосом пропела Ванда, а потом захрипела и начала писать. Джеймс во все глаза смотрел, как уголек, крошась, вырисовывает на белых листах закорючки, совсем не похожие на буквы. Наконец, Ванда закончила и подняла на него усталый печальный взгляд. — Баки, милый мой, мама так… — не договорив, она откинулась на спинку кресла, тяжело дыша. Барнс не смел даже шевельнуться, пока девушка не пришла в себя. — Что произошло? — слабым голосом спросила она, обводя комнату рассеянным взором. — Моя мама! Она была здесь! Вам удалось. Смотрите! — Джеймс ткнул пальцем в исписанные листы. — Вы можете разобрать, что здесь? Когда Ванда закончила, Барнс был сам на себя не похож. Бледный, с горящими от возбуждения глазами, он готов был сделать все, что ему сказала провидица от лица его покойной матери. — Помни, Джеймс! Ты должен во всем слушаться своего крестного и беспрекословно выполнять его указания. Зло ходит вокруг вас двоих. Любой твой неверный шаг может привести к его гибели. Ты никому не должен говорить, что связывает вас! Рот на замке! — Ванда провела рукой по его губам, словно помадой пачкая их черным. — Иначе ты навсегда останешься один. Бойся синего цвета, собачьего лая ночью и не открывай окно, если в него постучат в час быка. Не давай денег взаймы, не подбирай чужих монет и не смотри в лицо покойникам. — Если… если я выполню все это, Хью не умрет? — В нашей власти, — девушка поймала его ладони в свои и с силой сжала, — сдержать смерть. Возьми мой амулет. Он защитит вас от дурного! Сняв с шеи один из дешевых кулонов с алым стеклышком, она торжественно надела его на Джеймса. — Не снимай его ни при каких обстоятельствах. А сейчас мне пора! Барнс вцепился в побрякушку, словно та была самой большой ценностью в мире, и уже не в первый раз Ванда пожалела его. Хьюго был страшным человеком, раз мог так издеваться над собственным крестником. Девушка помнила, как увидела Джеймса впервые. Тогда, хоть и убитый горем от потери родителей, он еще выглядел типичным лондонским щеголем. Сейчас же от того прежнего Барнса мало что осталось. Морально он был сломлен, уничтожен волей и стараниями Хью. Ванда знала, что Уивинг подчинил его и физически, но ни разу не видела ни на лице Джеймса, ни на открытых участках тела ни синяков, ни царапин, ни укусов. А значит Хью был очень осторожен. Но, несмотря на всю свою жалость, Ванда никак не могла помочь Барнсу, потому что и сама находилась в той же тюрьме, только в клетке по соседству.