Призвание

      Бой за ворота крепости Нерцазодена вышел затяжным, но основное действие всё равно осталось в стороне, где нанесли свой удар двое старейшин. Двое из десяти, что командовали Делрегайтом в этой войне. Уримор и Таллера. Пробили стену, обвалили форты, что высились над всем на сотни метров и были оснащены непонятным магическим оружием с простым артиллерийским. Действие двух старейшин, их расчёт спасли много солдат, и они сами удачно начали вторжение, повели бой, в очередной раз явив всем своё разнообразное могущество. Находящаяся далеко у главных ворот, Сельвигг чувствовала всё столкновение в этом невероятном сооружении целиком. До единой детали. Весь живой процесс. От края до края, магическое и не только — её аура неприметно накрывала собой пространство. Подсказывала обо всём, иногда нашёптывая, иногда крича — и к такому обилию информации она уже привыкла, научилась сразу выделять интересные и необходимые моменты. Такие как передвижения человека, из-за которого она вообще и оказалась в этом краю, ещё и в рядах военных. Будто у неё не хватало своих дел. Старейшина Таллера, в чей дом её как слугу отписал учитель. Когда она ещё оставалась ребёнком. «И если бы всё этим закончилось, проблем бы не было. Но он не захотел принимать от меня никакого выкупа. Да и после мы не оставили друг другу шансов расцепиться, слишком тяжело общаться по характерам» — девушка устало покачала головой и вернулась от ярких и детальных осязаний необычной ауры к ближнему окружению. По крайней мере пока что Таллера занят на ближайщие часы.       Синее небо с редкими и отдельными облаками начинало темнеть, а шум боёв постепенно отдалялся, и она не спешила вновь участвовать в них. Больше необходимого. Стояла на опустошённой улице, грудь медленно вздымалась и опускалась. Вокруг чёрные стены военной крепости, груды обломков на земле, осколки стёкол, разрушенные переходы-мосты над ними и высокие башни. Местами дымящие. В них хватало запаха крови, пороха, железа. Мёртвых тел. Порой изуродованных так, что сложно было признать останки именно за человеческим существом. Это не трогало больше, чем природный образ смерти. Нехорошо, но всё оставалось естественным. Они валялись в разных позах, но одинаково мёртво. И не отличались уже от груд и обломков. Она прикрыла тёмно-синие глаза, ощущая именно чужую возню вокруг, где продолжались стычки с жителями и гарнизоном, отходящим ко второму рубежу защиты. Если бы хоть кто-то вокруг кроме её маленького спутника знал о её собственной и подлинной силе, то бежал бы прочь. И свои, и чужие. Даже «хозяин» сумел узнать лишь о части её магического дара, что удачно играло ей на руку, позволяя как никак маневрировать. Иначе бы он постоянно держал её при себе в попытках подмять под свою волю. Так или иначе. Её магия удивительна и необычайно сильна. Даже по меркам родных скечиарских чародеев и тех же старейшин. Она могла бы в одиночку сокрушить весь этот военный город, но предпочитала таиться на задворках и скрываться в рядах запасной роты. Чтобы и не привлекать большего внимания к себе. Сила это ответственность, уважение и любовь, а не только могущество разрушать и покорять. Особый дар, что позволял прикоснуться ко всем стихиям, чем не мог похвастать никто за всю историю освоения волшебства, распознать и увидеть заклинания прочих, повторить. Перемещения, стабилизация частиц и неповторимая, почти животная работа с аурой. И венец всему — перевоплощение. С которым, впрочем, оставались не менее большие трудности. Не давалось лечение, телепатия. Последняя служила крупной и внезапной уязвимостью в её сложной натуре — всего один удар Таллера во время их ссоры и она провалялась несколько недель без сознания; но и дарила хоть что-то особенное. Светлое.       Связь с такими же как она. И один из них был теперь рядом. Сель цепко окинула тяжёлым взором улицу, примыкавшую к взятым воротам — меж железных, кованных стен остались только раненные и отдыхающие перед тем, как продолжить, соратники — и опустила голову к мальчику. Тот стоял вплотную к ней, насупленный, но не испуганный. Ни шумом, ни магией, ни схваткой, ни смертью, ни избытком всего. Сам напросился с ней в отвлекающую атаку и исполнил обещание не мешаться. Завороженно наблюдал за тем, как она управляется своей магией, не давая взрывчатым ядрам разлететься рядом с ними. Маленький, ещё очень худой для своих одиннадцати лет, стоял рядом с ней на улице, по которой лужами встречалась тёплая кровь, пыль, провалы в домах. Не восстановился после того, как она забрала его с плато у работорговцев, услышав в ночи его мысленный крик о помощи. У него сохранились ровные, пропорциональные черты лица, не отражавшие почти что ничего в эти минуты побоища. Но орехово-карие глаза смотрели цепко и внимательно за всем. Не доверял никому кроме неё. Да и ей тоже весьма относительно. Впрочем, как и она не ощущала себя уверенно с новой ответственностью. За ребёнка. Это очень меняло её жизнь. Но иного не стояло перед ней ни на секунду. Она взяла мальчика под своё крыло и приняла его сразу, как только поняла, что у него никого не осталось. Девушка почти все осознанные года росла одна — в раннем детстве Таллера сжёг её деревню, пощадил одну её ради своего слуги, Белуса, который и взял её в ученицы, названные дочери. Особого тепла от Белуса она не чувствовала. И когда он умер, она спокойно отправилась странствовать. Одна наедине с собой. Как правильно. Несколько удивительных лет свободы до всего этого беспорядка и вынужденного подчинения другому, что косвенно всё же привело её к такому же как она. Большая редкость и везение.       Мальчик не помнил своего имени, но выбранное ему нравилось. Джинно. Общаться с ним, потрёпанным насилием, получалось очень тяжело, и Сельвигг старалась, переступая через себя и привычки одиночества. Паренёк держался замкнуто и очень нейтрально, и девушка пыталась дать ему ту хоть сколько-то тёплую поддержку, заботу старшей, каких сама не ведала. Выходило порой грубовато, жёстко. И пока сейчас они переводили дух после закончившегося боя, ей приходилось чутко выбирать, что делать дальше. Она не касалась его лишний раз, зная, что на частые прикосновения тот реагирует нервно. Но не знала, как его лучше спросить о самочувствии, ведь её понятия нормального размыты. Воспитанием, скрытой ото всех природой. Как ей лучше с ним, детёнышем, обращаться? Эти переживания никогда не выходили на передний план сознания, но помогали иногда взвешивать слова, придерживать тон голоса. Он при той же самой натуре оставался ребёнком, с множеством незримых ран. А война не место для любых детей. Даже одарённых. Даже непростых. «Всё хорошо, Джинно?» — мысленно и серьёзно спросила девушка, зорко следя за его застывшим лицом. Его аура пока клубилась слабой и невнятной. Но он уже очень старался подражать ей, чувствуя и понимая, что их связывает нечто куда более глубокое и сильное, чем те же родственные узы. Он посмотрел на неё, в выражении собранности и отстранённости не прибавилось никаких живых эмоций. Но спустя пару секунд раздумий Джинно всё же сухо кивнул. И Сель ровно выдохнула — это самое главное.       Не побоище, не чуждое им обоим вокруг, не то, что у неё нет выбора не находиться здесь. Теперь они есть друг у друга, и девушка считала, что сегодняшнее испытание, походившее и на натаскивание, прошло неплохо именно для них отдельно. Ничего дурного, а остальное не занимало особо. Она умеренно переживала за то, что ему рано в бой, но и чувствовала, что никакой проблемы в этом нет. Им лучше держаться друг друга, разделять всё, а от действительных бед она его прикроет. «Идём, не стоит тут находиться дольше» — девушка утвердила и легонько коснулась мальчишку аурой. В призыве сдвинуться с места. Тот стоял по-прежнему, смотря теперь за знакомыми солдатами. Тишина непростого ожидания перед грядущим, перемежаемая раскатами боя впереди. «Они будут грабить? И насиловать, да?» — безжалостно спросил он, негласно понимая эти человеческие правила, примеряя их на собственный опыт у работорговцев. «Победитель берёт всё, что хочет» — без колебаний или же сомнений, но и без жестокости подтвердила Сельвигг и сама ещё раз взглянула на отдыхавших сейчас: «Когда вернутся остальные и основной бой закончится. Но мы посидим в стороне, Джинно. Нас это не касается». Утверждающий и нерушимый тон успокоил ребёнка. Он вдохнул смесь запахов разрухи, набираясь сил, и вновь просто кивнул. Девушка подождала ещё пару секунд и сама сдвинулась с места, а следом и мальчик. Они направились туда, откуда попали на эти улицы крепости. К воротам.       У них же, треснутых и сломанных, вилась куда более приятная тишина, топтались лошади, ждущие владельцев, а издалека медленно подкатывал блок снабжения и помощи. Точки приближались очень неспешно, но всё же по чуть-чуть обрастали отдельными деталями. Малоун, навалившись одной рукой на ногу, сидел на одном из достаточно высоких обломков железа и наслаждался покоем. Он как землевик помог пробить проход, занять пару сложных улиц, отбиться, но не спешил присоединяться к своим товарищам дальше. Не желал мараться или делать то, что полагал не верным. Смертельной угрозы больше не было — почти весь вражеский гарнизон отошёл ко внутренним рубежам защиты, где должны были развлекаться старейшины со своими отрядами. Война не тяготила, хоть и не радовала — не мешала жить. Просто жить в этом мире. Часть жизни. Как рождение и смерть. Мужчина отстранёно улыбнулся, смотря вверх на то, как у горизонта оттенок синего превращается в фиолетовый, как облака сбиваются в единое полотно. Конечно, на родине природа совсем другая, но и эта со своими плато и редкими, но бурными реками очень даже ничего. Если бы не начавшаяся война и не приказ его хозяина, Осиджеттэ, с коим шло обещание о вольной, то он бы и не увидел ничего из этого. Он прикрыл синие глаза второй рукой, думая о том, что принял правильное решение, переводясь в вспомогательную роту, а не в основную. «Удобное место. Так проще сохранить самого себя. Не поступиться с совестью и честью» — потёр переносицу, а потом распрямился, спустился руками к карманам серой военной куртки. Пожурил себя с улыбкой — трубку ведь выложил перед атакой. «Ничего, подожду, когда приедут повозки с нашими вещами» — Малоун добродушно хмыкнул и посмотрел на уцелевших в штурме лошадей, продолжая наполовину осязать, наполовину мыслить о том, как важно не предавать себя во всём этом. Что неизбежно происходило вокруг. Нравилось или же нет.       Хранить и нести то, что жило в нём. Его воспитали и обучили с доблестью, благородством, что не отрицало важного. Он защитник, нежели захватчик, именно наставник и старший. Защищать слабых, когда можно — вот одно из правил. И война со всем её ужасом и тяжестью не заставила его забыть о них, не размыла те грани. Мысли потекли к насущному. Когда в роте появился этот мальчик, единственный ребёнок, то мужчина опасался, что девушка, Сельвигг, взяла его как трофей для себя. И это забеспокоило куда больше, куда серьёзней, чем периодические схватки с нерцазоденцами, риск распрощаться с жизнью. Насилие в рядах над проигравшими норма, каждый мог взять себе такую добычу. Сделать всё, что пожелает. Но это был ребёнок… Этого Малоун не мог потерпеть. А уж то, что тот кричал по ночам от кошмаров, чурался всего и всех, молчал, пока с ним обрывисто не заговаривала сама Сель, вовсе вызывало определённые мысли. Джинно вёл себя как жертва надругательств и издевательств. И мужчина следил за всеми этими деталями, в один день открыто обозначив, что не потерпит насилия над ребёнком, что он готов сразиться с соотрядницей за него. И как же он обрадовался, когда девушка ответила ему, что наоборот защищает его от… ужасного повторения, что убила тех, кто сделал это с ним, и что убьёт любого, кто попробует вновь. Вполне открыто и поблагодарила его за редкое человечное участие. И только сам кое-как, но поговорив с мальцом, он убедился, что всё странное поведение взаправду лишь попытка их двоих, незнакомых, но теперь близких, ужиться. Преодолеть всё это. Хоть как-нибудь.       С тех пор он держал их на виду, общался понемногу, знакомясь, искренне радуясь тому, что среди всей роты нашёлся хоть один человек близкий по духу. Оказалось, что они почти что земляки, воспитаны в схожих обычаях слуг. Их хозяева были соседями. Разве что его был землевладельцем, а только потом воителем. Таллера же возглавлял один из древнейших домов Скечиара и занимался военными делами, политикой, магией. Магия нравилась Малоуну, и он очень уважительно относился к ней даже в таком возрасте, когда перестаёшь верить в чудеса, и со своим опытом. Родился с земляной стихией, вполне сильной, смог под присмотром слуг-наставников освоить и наследную трансформацию в медведя. И он чувствовал себя хорошо со всем этим — сегодня земля спасла жизни ему и сотоварищам. Малоун довольно потянулся, сидя на нагретом месте, и мельком прислушался. Стычки неизбежно заканчивались, и скоро начнётся пир крови. Песня мародёрства. Но он не собирался принимать в этом никакого участия, пачкаться. В отличии от многих, кто был не против получить и такую награду за все труды и риски. Кто считал это не только естественным, но и правильным. Мужчина чуть сник — в этих, именно таких, мыслях сам собой возник образ. Сердце сжалось мучительно, на языке появилась нежданная горечь. Девушка. Невысокая, с задорно скалящимся лицом. Уверенность практически лилась из неё: взора косых мутно-зелёных глаз, дерзких эмоций, позы. Даже в красивых веснушках на остром лице. Его… избранная.        Он понял это сразу, как только увидел её в одном из штабов Делрегайта, когда его перебрасывали в действующую часть. Бити Тирапо. Его душу буквально сковало от нового ощущения. Ни на что не похожего. Ощущения другого человека. Её чувства и эмоции по щелчку пальцев возникли в его голове, открылись. Хотя тогда они даже ещё не были представлены друг другу, не обменялись ни единой фразой. Но она не почувствовала его, лишь посмеялась, когда он сам подошёл познакомиться, назвала глупцом, тратящим без толку её время. И со временем Малоун лишь узнавал её больше. И больше огорчался. Осторожно и вдумчиво разбирал и её, и свои чувства. Пытался понять. Бити была из тех, кто считал, что цель оправдывает любые средства. Любое преступление. Против закона, против человечности, против души. Служила в четвёртом отряде Делрегайта, разведка. И Бити с охотой устремилась в атакующие группы, когда началась война, на передовую. Хотя он… пробовал поговорить с ней и тогда, чувствуя её скрытую… боль и больше наигранности в этой уверенности и то, как она корёжила свою душу, вслепую и бездумно следуя общим требованиям. Они не для неё, не таким образом, по крайней мере. И чем дольше этот маскарад продолжался, тем хуже ей. Но так глубоко внутри, что она просто давила все тревожные эмоции как и связь с Малоуном в зачатке. Боялась к ним по-настоящему хотя бы на секунду прислушаться, а мужчина разговорами и своим видом лишь будил это в ней. Отчего она и раздражалась.       Он потёр озадаченно лоб, а вокруг плавно продолжал сгущаться вечер и та стадия боёв. Не мог жить за неё — мог лишь ощущать ту трансформацию в её душе, потерянность, которую забивали установками, гордостью за чужие страдания, детской убеждённостью. Мог бы воспользоваться своим правом избранного, и уже через старейшин добиться какого-то содействия в этой ситуации. С губ в тишину покоя, окружавшего этот островок, сорвался удручённый выдох. Сегодня Тирапо где-то далеко впереди, и ему с ней не пересечься. Может, и к лучшему. Хотя бы не увидит, как она убивает пленных или мучает кого-то. Он, назначенный судьбой, нужен ей на бессознательном уровне, что делало ей больно; но умом — нет. Они довольно разные люди. Одна из ироний, с которой ничего нельзя поделать. Ему остаётся лишь пытаться всякий раз, когда они рядом, и не брать на себя больше. Не рехнуться самому от чужих эмоций, наладить с ней общение. Ведь он понимал её отчего-то лучше и глубже, чем она себя. Малоун устало отогнал эту тоску, что озадачивала его. Всё слишком сложно, даже при условии наличия избранных в природе. Людей, которые идеально друг другу подходят на уровне душ. Он вновь обратился к лошадям. Отмечал чистую красоту и грацию их движений даже в такой обстановке. Разрушений, войны, неизбежного человеческого искривления. Спокойствие не потерять самого себя в этом лилось тихо, мерно. И оно не ослабевало, хранило от ошибок, Малоун подпёр подбородок рукой, тяжело упёрся в колено. «Пускай она просто живёт, выживет. Мне этого хватит, раз мы не можем найти общий язык. Вмешиваться в её жизнь не стоит. Менять её против воли тоже. Я справлюсь с этим» — выдохнул он и аккуратно скосил синие глаза в сторону медленно едущих повозок роты. Останется собой в любом случае, у него есть для этого силы. Выдержит. Переживёт, если что-то случится, но себя не предаст. Война закончится, хоть избранная его и не ждёт и не беспокоится о нём. Зато ещё минут пятнадцать блаженного затишья у него имеются. Сегодня.