Шесть тысяч и еще четыре года

POV Дагон Мы с любимым стоим друг напротив друга, держась за руки. Теперь мы так можем, потому, что мы настоящие друзья, даже больше. Он мне теперь вторая Мама. Возлюбленный. Брат. Дитя. Целый мир. Он больше никогда меня не покинет. Те, кто нисходит вместе во тьму — не расстаются. Он это понимает. Он согласен. Теперь если мы вернемся, то вместе. Если нет, то останемся вместе. Если он уйдет в мир, мы все равно останемся вместе. Я буду ждать, но я буду отныне ждать его вместе с ним. Он смотрит мне в глаза и мягко улыбается. — Если ты не уверен в том, что хочешь войти, ты не выйдешь. Кроули, ты уверен? — Да… — Если Вечная Тьма поглотит тебя, в ней не станет больше на одного тебя, в живых мирах станет меньше на одного тебя. Кроули, ты уверен? — Да. — Испугаться, лучше сейчас, чем в Вечной Тьме, если ты предашься страху там, то останешься. Останешься, рассуждать наедине с отсутствием тебя, о разнице, между небытием и Этим. Кроули, ты уверен? — Да. — Сейчас мы узнаем, примет ли Вечная Тьма твой выбор. А теперь, встань на колени. Впервые в своей жизни, сделай что-то с трепетом и благоговением. Вечная Тьма, не приемлет никакой неискренности. Капля бравады, толика гордыни, кроха неуважения и ты погиб. Бессмысленно, бесцельно, случайно. Это не будет карой, наказанием, она просто не способна принять неискренность. Это как гравитация, если у тебя есть масса, упадешь. Для того, чтобы не упасть, нужно стать светом. Встань на колени, признавая за всем включая себя, право быть таким, какое оно есть. Мой любимый, такая умничка, опускается передо мной. Я подхожу ближе, прижимаю его голову к животу, расчесываю пальцами волосы. Он совсем спокоен, я чувствую его счастье, он меня понял, услышал. Он впервые отряхнул с души и крыльев пыль самого страшного порока. Этот, в случае с Вечной Тьмой, СМЕРТНЫЙ грех — ЛОЖЬ. Забавно, библейский змий, больше не отец лжи, такой каламбур Мамочке бы понравился. Интересно, а Она туда ходит? Почему-то мне кажется, что нет. А мой любимый, смелый, нежный Кроули, стоит на коленях прижавшись щекой к моему старому свитеру. Обнимает обвившись руками, как змейка. А я глажу его, перебираю пряди, он готов. Беру в ладошки его лицо, заглядываю в спокойные, любящие золотые глаза. Откидываю волосы со лба. — Пойдем? — Да. — Милый, любимый, мой, Кроули. Ничего не бойся, Кроули. Страх убивает разум, Кроули. Слушай мой голос, Кроули Там где нет ничего, нет ничего кроме нас. Там где нет нас, для нас нет ничего. Если ты там, где нет ничего кроме тебя, у тебя есть все. Если все вокруг есть, но в этом нет тебя, тебя нет вовсе. Кружатся тени, как молочные разводы в чашке кофе. Пенится кровь на губах, как утренний клубничный джем. Утро нового мира значит, что закат прежнего похоронен. Крошатся миры, как хрустящий круассан к твоему кофе. Начинаю тихо напевать: «Слушай, любимый. Слушай мой крошка… Помни. Слушай предание о бесконечной тьме. Сердце застынет и воля покинет. Знай. Слушай, о том, куда все миры уходят. Помни о водах, что всех укроют. Слушай. Нету там страха, есть лишь покой. Оттуда мы вышли, туда и вернемся домой. Мы не проснемся, не обернемся вспять. Нету другой дороги себя узнать.» Мысли глохнут. Глаза слепнут. Разум угасает. Тьма наступает… Остатками гаснущего сознания тянусь к любимому. Если сейчас он не сможет ответить мы не выйдем. — Кроули, повторяй за мной. Вечная Тьма, прими нас. — Вечная Тьма, прими нас. — Вечная Тьма, мы перед тобой, узри нас. — Вечная Тьма, мы перед тобой, узри нас. — Вечная Тьма, мы в тебе, познай нас. — Вечная Тьма, мы в тебе, познай нас. — Вечная Тьма, мы часть тебя, будь. Будем и мы. — Вечная Тьма, мы часть тебя, будь. Будем и мы. Ощущение взгляда мириад глаз, которых нет. Голос тишины, в глухоте и немоте. Касание ничего. Познание. Вечная Тьма познала и приняла нас. Это величайшее чудо. — Кроули, все хорошо? — Все хорошо, — эхом отзывается он. Касание. И граница размывается. Я-и-Он больше нет. Мы, та часть что больше он, чем я, прекрасна. Я, когда-то бывшая Дагон, ощущаю нас, целым, идеальным. Правильным. Так правильно. Общие мысли, общие чувства. Простые, чистые. Когда Вечная Тьма познает и принимает, мы становимся ею. Она улыбается нашими глазами. Так правильно. Она познает и позволяет стать собой. Самими собой и Ею. Может быть, ни в одном из миров не знают каково это — стать бесконечностью. Может быть, ни один из живых более не знает каково это — не путать небо и отражение звезд в поверхности пруда. А может быть, те кто сюда входят, перестают быть живыми. Может быть, мы мертвы. Мы не боимся. Здесь Так, что можно думать обо всем, ведь Все уже случилось, Все еще случится, Всё сейчас происходит. Если захотеть думать физическими понятиями, то здесь многомерное время и одномерное пространство. А слившаяся с нами Вечная Тьма есть все. Только Познание и Отречение, позволяют Быть, нам, некогда живым, некогда бывшими Кроули и Дагон, ныне растворившимся-волплотившимся в Вечную Тьму. А потом та часть, которая больше он, неуловимо меняется. Это не-страх, не-сопротивление, не-неприятие. Это возвращение к началу. Мы стали чувствовать себя иначе, мы рады, еще больше рады, от того что у нас две половинки одной радости. Мы Рады. Мы хотим вернуться? Хотим уйти, чтобы познать уже познанное. Нам сложно выйти, ведь мы целостны, едины. Но я, которая в далеком прошлом родилась как Дагон, чувствует желание. Желание никогда не бывшее… Нашим… Тот, что был рожден Адоэлем, хочет принести новое в мир, некогда бывший нашим. — Повторяй за мной. Вечная Тьма, мы бывшие до тебя Кроули и Дагон, благодарим тебя. — Вечная Тьма, мы бывшие до тебя Кроули и Дагон, благодарим тебя. — Вечная Тьма, мы, ставшие Нами, радуемся тебе. — Вечная Тьма, мы, ставшие Нами, радуемся тебе. — Вечная Тьма, мы выходящие как Адоэль и Дагон, вернемся к тебе. — Вечная Тьма, мы выходящие как Адоэль и Дагон, вернемся к тебе. Комната, как комната. Вещи вокруг не должны меняться, когда меняешься ты. Он отключается от нас. — Кроули, любимый, все хорошо? — Хм… — сейчас он похож на меня даже цветом волос. — Любимый, как ты? Тебе так идет белый! Поднимает на меня взгляд. Все ещё золотой. Но совершенно пустой. — Кроули… Адоэль? — Не должен существовать, — произносит безэмоционально. — Угроза. — Кто, любимый, кто не должен существовать? — Он. Я. Не знаю. Не помню. — Успокойся, родной, так всегда бывает, это нормально. Мы были всем, а теперь стали собой. Не тревожься, я рядом. — Знаю. Она тоже. — Мамочка? Ты чувствуешь Мамочку? — Другая Она. — Сердечко мое, ты забрал кусочек Вечной Тьмы с собой? — Да. — А тебе она нравится? Тебе с ней хорошо? — Не знаю. — Подойди ко мне. Подходит. Взгляд все такой же. Обнимаю его, провожу рукой по снежно белым волосам. — Тише, мой хороший, тише любимый, мы изменились, но я тебя люблю. — Я знаю, маленькая. Но угрозу нужно устранить. — В чем ты видишь угрозу, расскажи, и я тебе помогу. — Во мне, маленькая. — Как что ты ее ощущаешь? — Сила. Сила — это угроза. Все очень просто, маленькая. Если уничтожить вместилище, она растворится и не погасит звёзды так рано. Они пройдут весь цикл. Так правильно. Движок прогреется, запустится. Отработает. И заглохнет. Сам. Так, как должен. — Милый мой, мой Кроули-дурачок! Как я тебя люблю! Даже Вечная Тьма, не изменила того, что ты у меня дурачок! Самый любимый на свете Ду-Ра-Чок! Не в звездах, дело. Звезды — холодные игрушки. Дело в бессмертных, ты ходил в гости к Вечной Тьме, с проводником, и то умудрился прийти к неверным выводам. Посмотри на меня, ты видишь, что я — ошибка? А знаешь, как появляются ошибки? Нет, милый, не знаешь. Иногда в Вечную Тьму, сходят глупые и чистые души. Хорошо, если они сгинут там на веки. Но, иногда, еще реже, но такое бывает, они оттуда выходят. И тогда рождаются такие, как Мамочка, которые хотят сделать все идеально. И ошибаются, они запускают новые циклы страданий для всех, внутри созданного мира. Накладывают ненужные рамки и ограничения, изменяют ход эволюции. Глупенький мой, как ты думаешь, где гибнут бессмертные? Или где окажется Владыка, после миллиардов лет сидения в своем домике? У него хватит воли выйти из Вечной Тьмы. Как думаешь, какой мир создаст он? Или Вельзи? Или Гавриил? Твоя смерть, откроет им путь для создания бесконечного и истинного безумия. Я давно хожу во Тьме, она говорит со мной, я знаю. А с силой справиться я тебе помогу. Ты разорвешь круг страданий, превратив его в спираль эволюции. Ты же умный у меня, дурачок. Ты же знаешь, что такое итерационные круги изменений. Это как мой маленький рай, девять кругов благодати и ты идеален. Нам остался всего один, на нем мы будем вместе, а потом ты уйдешь и ты же останешься. — Идеальное не может существовать, — он пожимает плечами. — Ох, говорю же, дурачок-Кроули. Идеальное — значит проэволюционировавшее. Вспомни, как эволюционирует материя звезд и туманностей, идеальное — это процесс. Процесс вечный, как сама Вечная Тьма. Это жизнь, циклы развития и угасания. Вспомни принципы. Звезды, потом планеты, потом хемосфера, потом биосфера, потом разум, потом эволюция разума, передаваемая осознанная информация. Это все и есть жизнь. — Да. И поэтому нельзя их погасить через оставшиеся два столетия. — Кроули, любимый, видишь ли в чем дело, рождение новых богов, таких как Мама, провоцируют такие, как ты. Те, кто обладает силой и возможностью, уничтожить план создателя, не задумываясь о последствиях. Ты у меня мастер поспешных решений, властелин необдуманных высказываний, дурачок, короче. Есть другие способы не гасить звезды. Есть способы не дать сойти во Тьму мириадам бессмертных душ. Ты должен понимать, что есть вещи, которые требуют эволюции. Без тебя эволюция невозможна. Если ты погибнешь, этот мир станет статичен. Твои любимые друзья, измучившись сойдут в Вечную Тьму, примерно тогда, когда от твоих любимых звезд останутся только черные дыры, испаряющиеся на квантовом уровне в пустоте черного космоса. Нравится перспектива? Или мы с тобой поищем другой выход? — Другой? — снова поднимает на меня взгляд. Зрачок расширяется-сужается и замирает. Во взгляде появляется что-то напоминающее осмысленность. — Да, другой. И он есть, Вечная Тьма, в которой я хожу и пуста и всеведуща. Ты сам видел, какова она. Сойдя туда с тобой, я поняла, что есть план. Это не твой план. Но ты в нем играешь очень важную роль. Это не моя тайна и не твоя. Но ты обязан жить и с этой минуты не имеешь больше права ни на какие необдуманные и неосторожные действия. Единственное, что я тебе могу сказать, что это план того, кому ты больше всех доверяешь. Пойми, только добрая воля Мамы, может изменить мир. Не бунт, не убийство, только осознание. Дай ей повзрослеть, она очень хорошая, она очень несчастная, она пришла с добром, из очень больного мира, в котором был такой же торопыга как ты. Ты меня понимаешь, дурачок мой? — Я тебе верю, — произносит он. — Любимый мой Кроули! Какой ужас, тебя не изменила, даже Вечная Тьма, только волосы смогла перекрасить. Я так тебя люблю! — Да? Как думаешь, это плохо или хорошо? — интересуется он. — Тебе очень идет! Ты стал еще больше похож на меня. — Я был тобой. И всем остальным тоже. — И я была тобой, только у Вселенной не нашлось для меня красной краски! Кроули-дурачок! Конечно новый цвет тебе к лицу, но то что ты не меняешься, это прекрасно, это значит, что план сработает. Вселенная не погибнет, а я буду счастлива, что все получилось по-твоему! — Хорошо. А это временно, — он рукой растрепал пряди. — Она решила, что на мне не должно оставаться следов. На всех остаются. А на мне нет. — Это потому, что ты мой самый особенный Кроулик! — Самая особенная — ты, маленькая. Обнимаю его крепко-крепко, он самый лучший! — Кроули, любимый-прелюбимый! Обнимает меня в ответ. — Я готов к следующему этапу, маленькая. — Последний круг нашего рая, мой любимый. Ты у меня уже почти взрослый, поэтому спрошу. У тебя есть выбор: знать или не знать, что будет. Это очень важный выбор, первый приведет тебя на путь ответственности, второй на путь доверия. И то и другое развитие. И то и другое твое право. Ты можешь отдать свою волю. Или… Ты можешь точно знать, что будет и не терять контроль. Сложно и полезно и то и другое. — Я хочу знать, — отвечает он через минуту. Я снова иду во тьму, я снова возвращаю благодать. Я надеюсь что мой Кроули любит и принимает меня разной. — Первый выбор сделан. Дальше следует еще два. Затем разъяснения. После 9 уровней последнего круга. Потом ты выйдешь, и больше никогда не вернёшься сюда. — Хорошо. А ты? — А что, я? — Ты ведь тоже изменилась, маленькая. Ты хочешь меняться дальше? — План, помнишь, не всегда есть выбор. — Хорошо. Мы поговорим об этом ещё раз. Не сейчас, — кивает он. — Ты готов, Кроули? — Да, я готов, Дагон. — Скажи мне, демон Кроули. Ты хочешь, научиться терпеть благодать, которую вы называете болью. Или… Ты хочешь, научиться принимать и наслаждаться благодатью, которую вы называете болью. И то и другое изменит тебя. И то и другое полезно для тебя. Первое научит тебя терпению и смирению, это великие добродетели. Они помогут тебе примириться со своей сущностью. Второе научит тебя отдаваться благодати и черпать в ней силу и мудрость, ты обретешь великую силу и полный контроль. Сложно и полезно и то и другое. — Первое, Дагон. Первого мне всегда не хватало больше. — Второй выбор сделан. Скажи мне, ангел Адоэль. Ты хочешь помнить, то, что здесь было? Или… Ты хочешь забыть, то, что здесь было? И то и другое изменит тебя. И то и другое полезно для тебя. Первое научит тебя контролю и ответственности. Ты будешь меня помнить, но не сможешь сюда вернуться. Тебе придется сделать вид, что ты практически потерял себя, когда мы закончим, это будет не сложно. Второе подарит тебе в будущем свободу и спокойствие. Ты не будешь знать, что я жду тебя и не будешь от этого страдать, ты обретешь счастье, радость и утешение. Сложно и полезно и то и другое. В этот раз он молчал дольше. — Первое, Дагон. — Третий выбор сделан. Ты готов, мой любимый Кроули? — Да, я готов. — Ты выбрал терпение, и поэтому первый этап — это зеркало. Ты должен знать, что когда ты совершаешь тяжелый героический выбор, в своих интересах, или в интересах других, неважно, его вместе с тобой принимают и все твои близкие. Только вот их обычно не спрашивают. И выбора у них нет. На секунду опускает ресницы и кивает. — Мама учит нас смирению, любимый, гордыня Владыки, привела ее к выбору научить нас летать. Ты подвержен этой страсти много более других любимый. Мне иногда кажется, что не все из нас хотели научиться летать, просто хотели жить с Мамочкой, но Владыка повел их за собой. Знали ли его близкие, что выбор сделан за них? — Не все, — выдыхает он. Мы все ещё в одинаковой одежде. Я взмахиваю рукой, его волосы удлинняются, становятся копией моих. Теперь мы действительно похожи, только он выше ростом. Это простой этап. Ничего экзотического. Все поверхности превращаются в зеркала, одинаковые мы стоим среди своих отражений. — Кроули, каждый удар, который получаешь ты, получаю и я. Не печалься, мой милый, мы пройдем через все вместе. Достаю огненную плеть, три хвоста, каждый хвост плети покрыт стальными лезвиями в форме акульих зубов. Такой инструмент действует на все слои реальности и на все формы нашего существования. Мамочка, помоги мне и поддержи меня. — Ты готов, мой родной? — Да. Спасибо, маленькая. Комната созданная из зеркал просто пустой куб, рассеянный приятный свет, чуть теплее чем дают лампы дневного света. Мы в центре комнаты, противостоящие зеркала создают коридоры уходящие в бесконечность и везде мы. Одинаковые он и я. Знаю что с каждым ударом мы будем меняться, до тех пор, пока… — Я люблю тебя. — Знаю. И я тебя. Стоим на расстоянии трех шагов, хвосты плети длинные, рукоять удобная, в руке лежит привычно. Первый удар наношу поперек груди, хвосты плети раздирают и прожигают растянутый бежевый свитерок. Под ним изорванная плоть. Сейчас я его полная копия на мне абсолютно симметричные повреждения. Не согнуться стоит больших усилий, но я стою спокойно. Он шипит сквозь зубы и смотрит на меня широко распахнутыми глазами, зрачок снова расширяется. Я вижу, как чуть, буквально на толику, изменилось его лицо, глаза стали чуть менее желтыми, черты лица стали мягче. В моих же наоборот брызнули блеклые золотые искорки. Он перевел дыхание. Перекидываю плеть в левую руку, хлесткий удар выходит идеально зеркальным. От его левого плеча к правому подреберью протянулись такие же три рваные полосы. Один из хвостов ламии задел плечо и предплечье руки. Придется снова переложить плеть в другую. Первый крик тихий. Кроули рефлекторно распахивает крылья, но удерживается от того, чтоб ими закрыться. Выпускает когти, руки едва заметно дрожат, крылья опускаются. За моей спиной появляются сикрылья, даже движения синхронизированы с его. Плетка снова в правой, удар сильнее поперек живота. Короткий вскрик, он сгибается, разводит крылья и шипит, удерживается от того, чтобы по привычке вонзить когти в ладони, Медленно выпрямляется и ловит мой взгляд. Кровь выступила на губах. Окровавленные лохмотья оставшиеся от наших, некогда очень уютных свитерков приходится развеить. Милый, так жаль… Золото из его глаз постепенно перетекает в мои. Его волосы остаются прежними, а вот у мня укорачиваются практически на половину. Держаться на ногах становится тяжело. Во рту металлический привкус. Дальше ламия проходится от правого плеча вниз. Разорванная плоть свешивается с нас ошметками. Он кричит. Крылья взмахивают, обдавая нас воздухом и помогают удержаться на подкашивающихся ногах. Закашливается и сплевывает сгусток крови. На клыках блестят капли яда. Трясет головой и снова смотрит в глаза. Я становлюсь выше ростом, волосы — короткое каре, глаза практически золотые, смотрят в его серо-стальные. Кровь лужицами собирается у наших ног. И еще удар поперек живота. Качнулся, снова сгибаясь, руки дернулись к животу. Волосы местами стали ало-розовым, кое-где доходя до бордового. Воздух пахнет ржавчиной и почему-то яблоками. Он поднимает голову, уголки губ вздрагивают. Мамочка, помоги мне стоять ровно. Мамочка… Смотрим друг на друга. Я смотрю в свое лицо, а он в свое. Я протягиваю ему плеть. — Когда ты рискуешь собой, ты рискуешь всеми, кому ты дорог, они принимают страдания, а плеть в твоих руках. Но их боль будет легче той, что испытаешь ты осознав слишком поздно, к чему привела твоя бравада и неосмотрительность. Продолжай Кроули, до тех пор, пока мы вновь не поменяемся обликами. Он принимает плеть из моих рук. Рука ощутимо дрожит. Переводит дыхание. На секунду зажмуривается, шипит. Ему сложно. Открывает глаза, ловит мой взгляд. Замахивается и бьёт. Три хвоста плети проходятся по бедру. Мамочка, я должен просто стоять ровно, ему сейчас хуже чем мне, очень жалко, но это научит его быть бережным и заботиться о любимых, и еще думать прежде чем делать. Его глаза широко распахиваются. — Твою дивизию, — выдыхает он. Взгляд скользит по моему телу. — Вот же… — закусывает губу. Новый замах короче и удар приходится на другую сторону. Смотрю на нас, детей заблудившихся в лабиринте отражений. Мама, и ты с нами бродишь по ничьим кошмарам. Я очень тебя люблю. Мамочка… Кроули… Любимый пришел поиграть со мной. Демон медленно выдыхает, ведёт плечами, прежде чем выбрать место и всматривается в мои глаза. — Вот же дьявол, — тихо ругается и бьет поперек груди, чуть выше и в стороне от запекшегося следа первого удара. Любимый, мой, хорошо, что она рядом, я по нему скучала. Ноги совсем подкашиваются, но нужно стоять, то что начато должно быть завершено. Кроули издает глухой полустон-полурык, ведёт крыльями, раскрывая их и разводя в стороны. Плеть взлетает и ложиться чуть ниже второго удара. Золото из моих газ медленно стекает каплями по щекам, убираю крылья — слишком хочется укрыться ими. Мама, любимая помоги мне устоять я должен. Кроули, любимый со мной… Я счастлива, я счастлив, все меня любят. Он останется еще ненадолго… Я так рада. — Звёздочка, пожалуйста, — шепчет он, кровь стекает с уголка губ. Новый замах и новый удар приходится по животу, но выше раны. К запаху ржавчины и яблок примешивается пепел. И полынь. Вечная Тьма… Дай мне просто спокойно сказать то, что я должна. — Любимый, Кроули, следующий будет последним. Мамочка, Мама, я должна устоять. Я должна потом все сделать правильно. Опускает ресницы. Вода из глаз оставляет тонкие дорожки в размазанной по щекам крови. Сглатывает. Открывает глаза и ловит мой взгляд. Короткий замах и плеть снова ложиться на бедро. Все, все, Мамочка, да славится твое имя, все хорошо. Еще чуть-чуть сил. И все будет правильно. Стою, я стою. Я не имею права иначе. Потом, все потом, ему плохо, я должна его утешить, объяснить, что все хорошо. Аккуратно переставлять ноги. Никуда не спешить, никаких падений. Это все испортит, а я обещала не стирать ему память, я не могу все испортить. Подхожу к нему. Зря он бил по ногам, опять не подумал наперед, ну ничего. Ни один урок нельзя выучить без осознания, а на это нужно время. У нас оно будет. Обнимаю его. — Кроули, любимый, все хорошо. Не плачь, ты всегда будешь думать о ближних, и ничего такого больше не случится. Я люблю тебя и я на тебя совсем не обижаюсь. Мне тебя очень-очень жалко. Я очень тебя люблю. — Маленькая, — шепчет, обнимает и накрывает крыльями. — Прости. — Дай потрогать крылышки. — Трогай, — проводит рукой над плечом, шипит, ощущаю тепло. Волосам становиться мокро. Запускаю пальцы в перья на внутренней стороне крыла. Выдыхает мне в волосы. — Прости, маленькая, не получается. Можно я?.. — Можно, конечно. А что можно? — Прикоснуться к тебе, — отзывается он и я снова ощущаю касание его сущности. Она обволакивает мою, очень осторожно, мягко. Демон опускается на пол и усаживает меня на свои колени, легонько укачивая. — О, любимый! — выпускаю свою в ответ. Кроули, я так тебя люблю. Сущности смешивается на самой границе. — Так лучше? — шепчет мне в волосы. — Мне всегда хорошо, когда ты рядом! Но так ещё лучше. — Я рядом, маленькая. Хочешь я тебе спою? — Конечно, очень. И он продолжает меня укачивать тихо напевая о тепле, мурлыканье кошки и маминых руках. И что все хорошо. — Мой любимый Кроули, самый лучший… — Ты самая лучшая маленькая, — он касается губами моего лба. — Кроули, милый, хочешь поспать? Не бойся, сны будут хорошие. — А ты? Поспишь со мной? — Да, обязательно, хочешь кровать сделаем? И я нас немножко полечу, я сейчас «множко» не смогу. — Немного полечишь себя. На мне и так все зарастет быстро, — ворчит он. — С перевязкой я как-то справлюсь. — А вот и нет. Какой же ты! Как же до тебя донести, что другие за тебя переживают. Мы учимся и учимся с тобой. А ты опять за своё? Вот объясни мне, где в демоне помещается такое количество бессмысленного благородства? — Хорошо, хорошо. Но я тебе помогу. Я умею без чудес. Понятия не имею. Такой вот хреновый демон. — Я не спрашивала хороший, ты или плохой. Я уточняла локацию этого несчастного сгустка благородства. Кроули, ты ужасно смешной. Создаю кровать. Довольно сносно, для своего состояния, исцеляю нас обоих. — Говорю же, понятия не имею, — фыркает он. — Хорошо. Тогда будем считать, что локация этого несчастного новообразования находится? Примерно в том месте, на которое ты ищешь приключения. И хотелось бы, чтобы оно покидало своё пристанище, исключительно в жизненно важных ситуациях. Желательно продуманных, тобой, заранее. — Хорошо. Я приложу все усилия. Иди сюда, — снова обнимает и утягивает на кровать. Накрывает крылом. — Спеть тебе еще? — Да! Да! И на ручки! — Ну вот, так лучше. Знаешь, как смертные укачивают детей? — притягивает меня на те самые ручки и укрывает крыльями. — Теперь знаю. — Засыпай. А я буду петь и тоже усну. — Тебе хорошо? — Да. А тебе? — Я самая счастливая на свете, как тот кто ждал солнца и дожил до рассвета. Спи Кроули, спи любимый, ничего не бойся, я рядом, я с тобой. Я всегда буду знать где ты, и всегда приду тебя защитить.