Проиграл

      С тех пор, как Иллуми овладел техникой манипулирования собственным телом через булавки, ему достаются самые изощрённые на перевоплощения миссии и весьма экстравагантные на придумки заказчики. Сегодняшнее задание — не исключение. Член небольшой преступной группировки перешёл дорогу влиятельному чиновнику, при ограблении посмеявшись над его внешним видом и беспомощностью в плане физических способностей, поэтому оскорблённый чиновник обратился к Золдикам с особыми условиями в контракте: нужно не просто найти и устранить его обидчика, но сделать так, чтобы убийца выглядел в точности как он сам, заснять весь процесс беспощадной расправы на камеру, после чего передать ему собранный материал. Разумеется, всё должно произойти без свидетелей — проблемы с законом заказчику не нужны. Никто, кроме Иллуми, не смог бы исполнить все эти требования безукоризненно.       И он их исполнил.       За одним маленьким исключением — свидетель у его преступления всё-таки есть. Иллуми знает об этом, знал с самого начала, но ничего не предпринял, потому что нет его свидетелю никакого дела до соблюдения законов или доносов на важных шишек, он всего лишь своего рода вуайерист. Ценитель грубой силы, жестокости и насилия. — У тебя глаза светятся в темноте, ты в курсе?       Иллуми задаёт вопрос сразу, как только камера гаснет вместе с жизнью изуродованного до неузнаваемости мафиози под ногами. Ещё пару минут назад этот человек корчился и извивался от нестерпимой боли, не веря в происходящее, бормоча что-то о невозможности случившегося в перерывах между бульканьем, скулежом и приступами рвоты. Тяжёлый запах железа стоит в воздухе, заполняет собой всё пространство — неяркий, но забивающий ноздри. Руки Иллуми по локти в крови. Офисный пиджак, рубашка с галстуком, брюки, лакированные туфли — в утиль, да и только.       Заказчик однозначно будет доволен. Возможно, накинет чаевые, которые Иллуми с чистой совестью прикарманит себе. — Я уже понял, что опять имею дело с тобой, дорогой Иллуми. — Хисока и не пытается скрыть разочарования в голосе. — Ни один действительно жирный офисный клерк не смог бы двигаться столь грациозно во время избиения. А я ведь почти поверил, что нашёл новую игрушку… — Я знал, что ты в этом городе. — Иллуми с равнодушным выражением лица оборачивается на собеседника.       Их взгляды пересекаются: в холодном чёрном морионе отражается тёплый отблеск янтаря. Раздаётся мерный цокот каблуков по замшелой брусчатке неприметного закоулка — Хисока лениво выходит из тени, небрежно закинув за спину знакомую спортивную сумку. — Ну почему, когда я нахожу нового потенциально интересного противника, им всегда оказываешься ты? Уже шестой раз подряд. Твоя аура так переменчива, к этому я не могу привыкнуть, но твои движения легко узнаваемы. Становишься предсказуемым, Иллуми. — Это должно меня беспокоить? Мне не доплачивают за изменение тактики боя. — Зрачки Иллуми сужаются. — Зачем ты забрал мою сумку? — О, я подумал, ты её случайно обронил. — Наигранно невинная ухмылочка Хисоки говорит сама за себя. — Никто не стал бы «случайно обронять» сумку со сменной одеждой на крыше. — Иллуми требовательно протягивает короткую пухлую руку. — Отдай. — Отбери. — Хисока.       Снисходительно вздохнув, Хисока безропотно отправляет в полёт их «камень преткновения». Иллуми ловит одним отточенным движением — теперь лямка заляпана, но у него не было другого выбора, иначе бы сумка целиком грохнулась в лужу крови. — Можешь перевоплощаться прямо здесь, рядом никого нет. — Любезно подсказывает Хисока очевидную вещь, расслабленно прислоняясь спиной к стене и не сводя цепкого, жадного взгляда с пока ещё несуразной фигуры Иллуми.       Ни один мускул на лице не вздрагивает от наглости фокусника. Хисока жаждет зрелищ? Что ж, Иллуми наплевать, где переодеваться.       Он благоразумно отходит от запачканного места, предварительно сбрасывает обувь на пару размеров меньше его обычной, и начинает потихоньку вытаскивать «зачарованные» булавки. Метаморфозы не заставляют себя ждать. Сейчас Иллуми чувствует каждую клеточку своего истерзанного нэном тела: как крошатся и срастаются заново кости, увеличивая его рост до ста восьмидесяти сантиметров; как «тает» лишний вес и стягивается вдоль поджарых мышц мраморная кожа; как перестраиваются голосовые связки, уменьшаются нос и губы, расширяется разрез глаз, ниспадают чёрные волосы до плеч. Пиджак и рубашка не по размеру мешком обвисают на худощавой фигуре Иллуми, а брюки и вовсе сползают, лишь бляшка ремня жалобно звякает напоследок. Прохладный ночной ветер лижет вдруг оголённые щиколотки, колени, бёдра.       Иллуми не смотрит на Хисоку, но точно знает — Хисока смотрит только на него. — Превосходен.       Голос фокусника словно надламывается то ли от неподдельного восхищения, то ли от неприкрытого вожделения. Тонкие пальцы Иллуми тем временем уже свободно гуляют вдоль пуговиц когда-то белоснежной рубашки. — С манипуляцией я закончил, так что дальше можешь не смотреть. — Хо-хо, Иллуми. Неужели ты смущаешься?       Иллуми бесстрастно возвращает взгляд на Хисоку, не отвлекаясь от основного занятия — пуговиц. Глаза последнего игриво сужаются, вкупе с приподнятыми бровями делая гримасу ещё противнее. — Стеснительность — бесполезное качество для убийцы. Я таким не страдаю. — Но ты не хочешь, чтобы я смотрел? — Просто подумал, что тебе не интересно.       Ещё в прошлом году Иллуми действительно бы замешкался — угловатое подростковое тело ему совершенно не нравилось, а демонстрировать это тело посторонним было… в крайней степени дискомфортно. Но проблема осталась в прошлом, и теперь знать о ней кому-то вроде Хисоки совершенно необязательно. Сейчас Иллуми вполне устраивает отражение в зеркале, хоть оно и не играет существенной роли.       Для хорошего убийцы внешние данные тела не должны быть важны. Важна способность этого тела на убийства.       Последняя пуговица расстёгнута, и рубашка незамедлительно скатывается на землю вместе с пропитавшимся кровью пиджаком. Иллуми вдыхает полную грудь, будто только сейчас появилась такая возможность, и незатейливо вышагивает из вороха чужой одежды, образовавшейся под ногами. Хисока всё ещё смотрит.       Смотрит не моргая: как Иллуми плавно наклоняется над сумкой, как неторопливо жужжит молния меж его ловкими пальцами, как он складывает внутрь камеру и испачканные вещи заказчика, достает пачку влажных салфеток, принимается оттирать белоснежную кожу от остаточных ало-бурых разводов. «Наверное, есть во всём этом процессе что-то примечательное для Хисоки», — рассеянно думает Иллуми, периодически скользя ответным взглядом по его фигуре, — «но что именно?»       Молчание, столь несвойственное говорливому фокуснику, несколько затягивается. Значит, скоро прилетит какой-нибудь бесполезный комментарий. И в своих ожиданиях Иллуми не обманывается. — Ты начал отращивать волосы, — участливо замечает Хисока. — Да. — Почему? — Хм, — плечи Иллуми мелко вздрагивают от очередного порыва ветра, — по моим наблюдениям, укорачивать волосы во время манипуляции менее безболезненно, чем удлинять их. Мне так кажется, по крайней мере.       Вид чужой крови, впитываемый в безупречно чистую синтетическую ткань и тем самым обезображивающий её — странным образом успокаивает, если концентрировать на этом всё внимание. По-своему завораживающее зрелище. — Понятненько. Что ж, тебе идёт. — Комментарии Хисоки безнадёжно выдёргивают Иллуми в реальность. — Мне нравится. — Мне наплевать на твоё мнение, — без обиняков отзывается Иллуми, бросая в раскрытую сумку первую салфетку и вытаскивая из пачки новую.       Хисока заливисто смеётся. — Как грубо, Иллуми! Чем я заслужил твою немилость? — Я лишь сказал правду. Ты высказал своё честное мнение, я — своё. Разве это не так работает? — Попробуй в следующий подметить какие-то изменения в своём собеседнике в ответ. — Даёт добрый совет Хисока, смешливо щурясь. — Или, на худой конец, просто поблагодари. — Не понимаю, за что здесь благодарить.       Вопреки прозвучавшим колкостям, Иллуми на несколько мгновений замирает, словно теперь сосредотачивается только на расслабленной фигуре напротив. А затем уверенно выдаёт: — Ты перекрасил волосы в синий. — Да, это так. — Уголки губ Хисоки приподнимаются. — Решил сменить имидж.       Вновь повисает непродолжительное молчание. Будто Иллуми должен что-то ещё сказать, но он этого совершенно не понимает. Продолжает приводить себя в порядок — аккуратно прихорашивается и прилизывается, эдакий породистый чёрный кот. Тогда Хисока великодушно вбрасывает подсказку: — Тебе нравится? — Нет, — невозмутимо отвечает Иллуми, — мне вообще наплевать на твою внешность. — Немного помедлив, добавляет: — И на тебя наплевать. — Режешь без ножа! — Хисока трагикомично вскидывает руки перед собой.       Очередное представление в театре одного актёра, а ведь сейчас Иллуми даже не смотрит в его сторону. — Не понимаю, чего ты добиваешься, Хисока. — Комплимента! — Забудь. Мне не за что тебя хвалить.       Иллуми ошибся, но понимает это только после того, как высказывание вырвалось на свободу. Оно прозвучало как вызов, который Хисока не пропустит мимо ушей. И действительно, тот уже красноречиво складывает руки на груди. — Спорим, ты в конечном итоге мне его сделаешь? — Зачем тебе спор, из которого ты не выйдешь победителем? — Так уверен в себе?       Иллуми коротко вздыхает. Почему он вообще продолжает этот бессмысленный разговор? Наверное, Хисока его всё-таки развлекает. Очередная испачканная салфетка приземляется в сумку, и на смену ей в руке возникает следующая. — Понимаешь ли, комплимент — это манипуляция, которую ты применяешь к человеку, чтобы расположить его к себе. — Монотонно пускается в объяснения Иллуми. — А мне нет никакого резона располагать тебя к себе, как минимум, потому что ты и так прилип ко мне, как банный лист. Можешь даже не пытаться делать вид, что твои визиты ко мне — случайность. Ты периодически навещаешь каждую из своих будущих потенциальных жертв.       Хищный оскал ожесточает черты лица Хисоки. Он демонстративно скрещивает ноги, но в остальном поза не претерпевает изменений. — Какое громкое заявление, и без доказательств.       Иллуми непринуждённо заканчивает оттирать левый локоть, критически окидывает взглядом собственное тело. Наконец-то он чист. Теперь из сумки выныривает отдельный пакет со сменной одеждой и распаковывается. — У меня уже составлен список людей, с которыми ты пересекаешься чаще всего. Показать? — на кончике языка Иллуми разливается знакомый приятный вкус.       Вкус победы… — Ах, Иллу. — Пальцы правой руки Хисоки инстинктивно сжимаются на мочке уха. — Я догадывался, что гвоздики, которые ты оставил мне после того «бесплатного прокола по доброте душевной» — не просто украшение. … или вкус наваждения. — Догадывался — и всё равно не снял?       В ровный голос проскальзывает толика удивления. «Хисока не глуп. Всегда стоит брать это во внимание», — однако, несмотря ни на что, Иллуми невозмутимо натягивает брюки вслед за нижним бельём. Какой бы оборот не принимал разговор, чем быстрее Иллуми закончит со своим делом, тем быстрее уйдёт. — Мне нравится думать, что ты присматриваешь за мной так же, как я за тобой. — Без тени притворства сознаётся Хисока.       И что-то в его словах вдруг смущает Иллуми, выбивает из равновесия. Внешне — никакого проявления чувств, разумеется. А всё же… хорошо, что в глаза сейчас не смотрит.       Какое странное чувство. Позже Иллуми с ним обязательно разберётся. — Да, это бывает интересно. — Отвечает скорее на автопилоте, не подумав.       Теперь Хисока навострился, как гончая, учуявшая зайца. — Хочешь сказать, я интересный? — Хм. — Спорить с правдой бесполезно. — Да, ты интересный.       Хисока радостно хлопает в ладоши. — Это комплимент, Иллуми! — Нет, это правда. — Нет, комплимент. — Не улавливаю разницу. — Правда только для тебя. Субъективная положительная оценка моего качества, которую ты только что произнёс вслух. Сделал мне комплимент. — Хисока победоносно щурится. — И проиграл.       «Проиграл», — набатом отдаётся в голове. Вкус поражения не сладок, и мириться с ним так просто Иллуми не намерен. — Разве я соглашался на спор? — Ты не отказывался от него, так что я имел полное право истолковать твой ответ по-своему. — Подлая уловка. Впрочем, не мне судить. — Ты же был так уверен в своей победе… — нараспев тянет Хисока. — Считай, как тебе угодно, — сдаётся и отмахивается Иллуми. Не хватало ему растрачивать энергию по мелочам! — Это совершенно неважно, ставки всё равно не было. — Не было, — соглашается Хисока, — просто признай поражение.       Иллуми прикрывает на секунду глаза, чтобы утихомирить всплеск раздражения. Умеют же всё-таки некоторые люди бесить одним своим присутствием. Не воспитай Иллуми в себе стальную выдержку, они бы стабильно дрались с Хисокой каждую встречу, в этом он уверен на все сто процентов. — Хорошо, Хисока. Я проиграл. Ты доволен? — Более чем. — Самодовольная улыбка не покидает его лица. — Мне всегда так нравится твоя напускная отстранённость. Отличная игра!       Комплименты, опять комплименты. Иллуми, кажется, начинает их ненавидеть. А Хисока всё продолжает нести пургу: — Мы могли бы стать неплохим сценическим дуэтом, не находишь? — Нет. Мне пора идти.       К счастью, последняя пуговица жилета как раз застёгивается, после чего Иллуми нетерпеливо перекидывает сумку через плечо и отворачивается в противоположную от Хисоки сторону. — Что, даже не пригласишь на чай? — Не надейся. — Ну и ладно. — Ни капли не расстраивается Хисока. — Рад был повидаться, дорогой Иллуми. — Не взаимно, — уверенно заверяет Иллуми и скрывается за углом дома.       Хисока в ответ только гадко смеётся.

Невыносимый.