"Сумерки: Рассвет" Фильм 4 часть 2

Став вампиром, я начал относиться к легендам и мифам куда серьезнее. Иногда, вспоминая первые три месяца после перерождения, я пытался представить, как выглядит моя нить на ткацком станке судеб — вдруг и он существует? Наверное, в какой-то момент он меняет цвет: сначала тянется бледно-бежевая, успокаивающая, неконфликтная — такая хороша в качестве фона. А теперь он, по-моему, ярко-алая или горит золотом. Нити друзей и родных сплетаются вокруг меня в пестрый гобелен, произведение искусства, радующее глаз сочными, взаимодополняющими цветами. Забавно, сколько всего в этот гобелен пришлось вплести. Вот оборотни с их насыщенными древесными оттенками — их я никак не ожидал, Минато, конечно же, и Сет. Рядом присоединившиеся к стае Минато мои старые приятели Квил и Эмбри, и даже Сэм с Эмили настроились доброжелательно. Былая вражда между семьями утихла — все благодаря Шиманору. Его трудно не любить. А еще с нашими судьбами тесно сплелись судьбы Сью и Ли Клируотер — кто бы мог подумать? Сью, похоже, взялась облегчить для Кенто знакомство с миром фантастики. Когда папа наведывался в дом Куренаеа, она почти всегда приходила вместе с ним, хотя и чувствовала себя тут гораздо скованнее, чем ее сын и почти вся стая Минато. Говорила редко, в основном просто держалась рядом с Кенто, оберегала. К ней обращался его взгляд, стоило Шиманору сделать очередной скачок в развитии — а это случалось часто. В ответ Сью многозначительно косилась на Сета, подразумевая: «Ну-ну, мне можешь не рассказывать!» Ли приходилось еще труднее, чем Сью, тем более что она единственная в нашей неожиданно разросшейся семье никак не могла примириться с объединением. Однако взять и уйти ей не позволяли узы товарищества, связывающие их с Минато. Однажды я попытался узнать у него подробнее — осторожно, опасаясь совать нос не в свое дело, но уж очень отличались их отношения от прежних, и меня разбирало любопытство. Он безразлично пожал плечами и сказал, что это связи внутри стаи. Она его правая рука, его «бета», как я однажды выразился. — Раз уж я взвалил на себя обязанности вожака, альфы, — объяснил Минато, — вполне логично соблюсти и прочие формальности. Так что Ли по статусу полагалось быть на подхвате у Минато, а раз Минато ни на шаг не отходит от Шиманору… В общем, наше вынужденное соседство счастья Ли не добавляло — но она была единственным исключением. Счастье пронизывало всю мою нынешнюю жизнь, выплетая основной узор на гобелене судьбы. Настолько, что и с Фри мы сошлись теснее, чем я мог бы представить. Сначала, правда, меня это раздражало. — Зря он! — жаловалась я Шу как-то вечером, когда мы уже уложили Шиманору в кованую колыбельку. — Раз я до сих пор пальцем не тронул ни Кенто, ни Сью, наверное, и дальше не убью. Зачем тогда Фри вокруг меня вьется? — Да нет же, Вальт, никто в тебе не сомневается! — начал разубеждать Шу. — Просто ты ведь знаешь Фри — его как магнитом тянет к положительному эмоциональному заряду. А ты, любимый, буквально светишься от счастья. И Шу обнял меня крепко-крепко. Для него не было большей радости, чем видеть, каким восторгом я переполняюсь от новой жизни. Я действительно почти все время пребывал в эйфории. Мне не хватало дня, чтобы отдать все свое обожание сыну, не хватало ночи, чтобы сполна насладиться любовью Шу. Но и в этой бочке меда не обошлось без ложки дегтя. Подозреваю, что с изнанки наш гобелен судьбы ткался из угрюмых, мрачных оттенков сомнения и страха. Шиманору исполнилась ровно неделя, когда он произнес свое первое слово. Слово «мама». Мне бы прыгать от радости — а я, пугаясь этих невероятных темпов, едва сумел растянуть в улыбке оцепеневшие губы. Хуже того, на первом слове мальчека не остановилась и без запинки выдала целое предложение. «Мама, а дедуля где?» — пропел он высоким, чистым сопрано. И только потому вслух, что я в тот момент был на другом конце комнаты. У Дайго он уже пытался это выяснить своим обычным способом. Дайго не знал, пришлось обратиться ко мне… А еще недели три спустя Шиманору научился ходить. Сперва он долго наблюдал за Луи, глядя, как той расставляет букеты, танцующей походкой двигаясь от одной вазы к другой с охапками цветов в руках. Смотрел-смотрел, а потом вдруг встал на ноги — даже не шатаясь — и с не меньшей, чем у дяди, грацией заскользил по паркету. Минато встретил его аплодисментами. Привязанность заставляла его отодвигать собственные эмоции на второй план, первым делом он старался угодить Шиманору. Но когда наши с ним взгляды встретились, я увидел в его глазах отражение своего страха. Пытаясь скрыть панику от сына, я через силу хлопнул пару раз в ладоши. Рядом так же тихо захлопал Шу, и стало ясно без слов: страхи у нас общие. Шу и Широ с головой ушли в исследования, пытаясь найти хоть какие-то ответы, понять, чего ждать дальше. Что-то находили, но очень мало и ничего достоверного. Для Луи и Дайго каждый день начинался с показа мод. Шиманору ни один наряд не надел дважды — во-первых, потому что моментально из всего вырастал, а во-вторых, потому что дяды задались целью соорудить детский фотоальбом, охватывающий годы, а не недели. Они делали тысячи снимков, запечатлевая каждый шаг на ускоренном пути его развития. В три месяца Шиманору можно было дать на вид и год, и два. Формой тела он уже не напоминал младенца, казался гораздо тоньше и изящнее, с пропорциями, приближенными к взрослым. Сыние локоны струились до талии. У меня рука не поднималась их остричь, даже если бы Луи позволил. Говорил Шиманору свободно, грамматически правильно, выговаривая все звуки, хотя предпочитал «показывать», если ему что-то было надо. Он уже умел не просто ходить, но и бегать, и танцевать. И даже читать. Как-то перед сном я читал ему Теннисона, понадеявшись на убаюкивающий поэтический ритм. Однако, послушав немного, он коснулся моей щеки, и перед моим мысленным взором возникли мы с ним — только книга у него в руках. С улыбкой я отдал мальчеку томик. Есть музыка, чей вздох нежнее упадает, Чем лепестки отцветших роз, Нежнее, чем роса, когда он блистает, Роняя слезы на утес; Нежней, чем падает на землю свет зарницы, На утомленные глаза… читал он без запинки. Плохо повинующимися руками я забрал у Шиманору книгу. — Как же ты уснешь, если будешь читать? — не сумев побороть дрожь в голосе, проговорил я. По замерам Широ ему физический рост постепенно замедлялся, зато умственное развитие по-прежнему стремительно неслось вперед. Такими темпами через четыре года он станет взрослым, даже если будет постепенно притормаживать. В четыре года. А к пятнадцати — стариком… Всего пятнадцать лет жизни. Но он ведь светится здоровьем. Живый, яркый, веселый, счастливый. Рядом с ним, глядя на это безоблачное счастье, я могу только радоваться, существуя сегодняшним днем, а мысли о будущем откладывав на завтра. Будущее во всех вариантах обсуждали Широ и Шу — приглушенными голосами, к которым я старался не прислушиваться. При Минато они умолкали, поскольку существовал один верный способ остановить развитие, который ему сто процентов не понравился бы. И мне тоже. «Слишком опасно!» — вопила интуиция. Минато с Шиманору так похожи, оба «полукровки», «два в одном»… А легенды оборотней гласят, что вампирский яд для них — смертный приговор, а не врата в вечность… Исчерпав все доступные источники информации, Широ с Шу стали готовиться к экспедиции на родину легенд. Сперва в Бразилию. Там среди индейцев тикуна ходят предания о таких, как Шиманору. Если когда-либо существовали дети, подобные ему, вдруг отголоски этих преданий поведают, какой срок жизни отпущен наполовину смертным? Оставалось решить один главный вопрос — когда едем. Всех задерживал я. Во-первых, потому что не хотел уезжать из Форкса до праздников — чтобы побыть с Кенто. А во-вторых, потому что сперва нужно было совершить еще одно путешествие, на данный момент более важное. Причем, в одиночку. Для нас с Шу это путешествие стало единственным поводом для споров после моего перерождения. В основном из-за того, что я собирался ехать один. Однако факты упрямы, а других разумных выходов я не видел. Мне нужно предстать перед Вольтури. Без сопровождающих. Даже избавившись от прежних кошмаров, о Вольтури невозможно было забыть. Тем более что они не уставали о себе напоминать. До того дня, как мне вручили подарок от Амо, я даже не подозревал, что Луи послал предводителям Вольтури объявление о нашей с Шу свадьбе. Пока мы наслаждались медовым месяцем на острове Мирай, в его видениях возникли воины Вольтури — в том числе убийственная парочка Джейн и Алек. Кай собирался отправлять поисковый отряд, выяснить, вдруг я до сих пор остаюсь человеком в нарушение указа. Луи выслал объявление, надеясь отсрочить визит Вольтури. Но рано или поздно они объявятся. Без сомнений. Сам по себе подарок угрозы не внушал. Да, щедрый, и да, щедрость эта пугала. Угрозу внушала последняя строчка поздравления, написанного рукой Амо черными чернилами на квадрате плотной белой бумаги: «Жду, когда собственными глазами увижу новоявленного мистера Куреная». Подарок хранился в антикварной резной шкатулке, инкрустированной золотом и перламутром и украшенной радугой самоцветов. Луи сообщил, что шкатулка сама по себе бесценное сокровище, способное затмить любой ювелирный шедевр — кроме того, который в ней приехал. — Давно задаюсь вопросом, какая судьба постигла драгоценности короны, после того как в тринадцатом веке их заложил Иоанн Безземельный, — прокомментировал Широ. — И меня, признаться, не удивляет, что Вольтури своего не упустили. Ожерелье не было замысловатым. Толстая золотая цепь, чешуйчатой змеей обвивающаяся вокруг шеи. И драгоценный камень под горлом — белый бриллиант размером с мяч для гольфа. Недвусмысленное напоминание от Амо волновало меня куда больше, чем бриллианты. Вольтури должны увидеть, что я бессмертный, что Куренаи исполнили приказ, причем увидеть как можно скорее. Нельзя пускать их в Форкс. Значит, есть только один способ сохранить нашу жизнь в безопасности. — Один ты не поедешь! — стиснув зубы и сжав кулаки, возражал Шу. — Они меня не тронут, — как можно ласковее убеждал я, стараясь придать голосу уверенность. — С какой стати? Я вампир. Дело закрыто. — Нет. Ни в коем случае. — Шу, это единственный способ уберечь его. Тут его аргументы кончались, разбиваясь о мою железную логику. Даже короткого знакомства с Амо мне хватило, чтобы разглядеть в нем коллекционера — для которого нет ничего вожделеннее живых экспонатов. Ни одна драгоценность в сокровищнице не способна зажечь в глазах Амо такого алчного блеска, как красота или редкость дара его бессмертных последователей. Хватает и того, что он успел заприметить способности Шу и Луи, так что незачем давать Амо еще один повод позавидовать семье Широ. Шиманору. И красавиц, и одаренный, и единственный в своем роде. Нельзя, чтобы он его увидел, даже в чьих-то мыслях. А все остальные мысли, кроме моих, он сумеет прочитать. Так что, разумеется, я еду один. У Луи моя поездка опасений не вызывала, его тревожило другое — размытость видений. По его словам, такая неопределенность возникает, если существуют сторонние решения, которые могут вступить в противоречие и не получили окончательного завершения в прошлом. Шу, который и без того мучался сомнениями, эта неопределенность настроила решительно против. Он хотел проводить меня хотя бы до Лондона, однако оставить Шиманору без обоих родителей разом было выше моих сил. Вместо него меня проводит Широ. Нам с Шу будет гораздо спокойнее от осознания, что Широ, в случае чего, рядом. Луи продолжал заглядывать в будущее, но постоянно видел совсем не то, что искал. Текущую биржевую тенденцию, возможный визит Ирины с целью примирения, снегопад месяца через полтора, звонок отЧихару — для нее я пока болею. Билеты до Италии мы купили, когда Шиманору исполнилось три месяца. Поездка планировалась короткой, поэтому Кенто я ничего говорить не стал. Зато Минато был в курсе, причем разделял точку зрения Шу. Однако сегодня спор шел о Бразилии. Минато был полон решимости ехать с нами. Мы отправились на охоту втроем — я, Шиманору и Минато. Звериную кровь Шиманору не слишком жаловал, поэтому Минато разрешили присоединиться. Он устроил из охоты состязания, и у Шиманору тут же проснулся интерес. Что такое хорошо, и что такое плохо по отношению к охоте на людей Шиманору усвоил как дважды два, а донорскую кровь считал отличным выходом из положения. Человеческая твердая пища помогала утолить голод и нормально усваивалась организмом, но Шиманору встречал ее с тем же мученическим выражением, что появлялось у меня в свое время при виде цветной капусты и фасоли. Так что лучше уж звериная кровь. А вызов, брошенный Минато, будил в нему дух соревнования и охотничий азарт. — Минато! — Я попытался снова воззвать к голосу разума, пока Шиманору умчался по следу вперед, на вытянутую полянку. — У тебя здесь свои обязанности. Ли, Сет… Он фыркнул. — Я им что, нянька? У них у самих куча дел в Ла-Пуш. — А у тебя? Школу ты уже не будешь заканчивать? Учти, если хочешь угнаться за Шиманору, придется подналечь на учебу. — Считай, что я взял академку. Восстановлюсь, когда темпы у Шиманору… поутихнут. Я тут же растерял все аргументы, и мы оба машинально посмотрели на мальчека. Запрокинув голову, он любовался танцующими над головой снежинками, которые таяли, не успев долететь до пожухлой травы на вытянутом стрелой лугу, где мы стояли. Пышная одежда с слоновой кости чуть темнело на фоне снега, сынеи кудри отливали и сияли, несмотря на то, что солнце скрылось за плотными облаками. Шиманору согнул ноги — и вдруг подпрыгнул вверх на четыре с половиной метра. Поймав снежинку как бабочку, двумя руками, мальчик мягко опустился обратно на землю. С невероятной улыбкой он повернулся к нам и продемонстрировал идеальную восьмиконечную звездочку, тающую на ладони. — Красивая! — восхитился Минато. — Но ты, кажется, подзастрял, а, Манору? Шиманору со всех ног помчался назад, к Минато. Раскинув руки, он подхватил его, когда он с разбега прыгнул ему на шею. Получилось у них слаженно и четко: Шиманору всегда так делал, когда хотел что-то сообщить. Вслух ему по-прежнему нравилось меньше. Умилительно хмурясь, он дотронулся до щеки Минато. В полной тишине мы слушали, как небольшое стадо лосей уходит в глубь леса. — Коне-е-ечно, тебе не хочется пить, Манору! — с ехидцей и в то же время любя протянул Минато. — Ты просто боишься, что самый большой опять достанется мне! Мальчик кувырнулся назад из Минатовой объятий и, мягко приземлившись на ноги, хитро прищурился — в точности как Шу. А потом стремглав полетел в рощу. — Я первый! — крикнул Минато, увидев, как я пригнулся, готовясь мчаться следом. Сорвав футболку, он кинулся догонять, дрожа на бегу. — А жулить нечестно! Я улыбнулся, глядя на взметнувшиеся вихрем листья, и покачал головой. Минато иногда еще больший ребенок, чем Шиманору. Задержусь чуть-чуть, дадим охотникам фору. Выследить их по запаху не составит труда, а Шиманору с радостью похвастается потом размерами добычи. Я снова не смог сдержать улыбку. На узком лугу царила пустота и тишина. Танцующие в вышине снежинки поредели, почти исчезли. Луи говорил, что снег ляжет не раньше чем через месяц. Обычно мы с Шу выбирались на такие охотничьи вылазки вместе. Однако сегодня он остался с Широ, обсуждать поездку в Рио, пока нет Минато… Я нахмурился. Вернемся, встану на сторону Минато. Он должен ехать с нами. Слишком велика его ставка — целая жизнь, как и у меня. Заблудившись мыслями в недалеком будущем, я не прекращал обшаривать глазами горный склон — в поисках добычи и чтобы не проглядеть опасность. Машинально, бездумно, по привычке. А может, все-таки была причина. Которую мои обостренные чувства засекли раньше, чем отметило сознание. Скользя взглядом по кромке дальнего кряжа, вставшего серовато-голубой стеной на фоне темно-зеленого леса, я вдруг зацепился за серебристую — или золотистую — искорку. Я всматривался изо всех сил в цветную точку, которой на этом склоне неоткуда было взяться. И орел не разглядел бы ее в густом тумане. Она смотрел на меня. С первого взгляда было ясно, что это вампирша. Белоснежно-мраморная кожа, в миллион раз глаже человеческой, слегка мерцающая даже в этот пасмурный день. Впрочем, если бы не кожа, ее выдала бы неподвижность. Только вампиры и статуи умеют так застывать. Волосы у нее были светлые-светлые, почти серебристые. Вот она, искорка, притянувшая мой взгляд. Прямые, как линейкой, разделенные на пробор, они обрывались ровным каре у подбородка. Незнакомка. Раньше я ее точно никогда не видел, даже в человеческой жизни. Ни одно лицо из смутных воспоминаний не походило на это. Однако темно-золотистые глаза моментально подсказали мне разгадку. Ирина. Все-таки решила наведаться. Мгновение мы смотрели друг на друга. Неужели ей тоже хватит одного взгляда, чтобы понять, кто я такой? Я хотел помахать рукой, но ее губы внезапно скривила злобная гримаса. Из леса донесся победный клич Шиманору, которому вторил вой Минато. Через несколько секунд звук долетел до Ирины, и она машинально дернула головой. Взгляд ее переместился чуть вправо — понятно, что она увидела. Огромного рыже-коричневого волка, возможно, того самого, что прикончил ее возлюбленного Лорана. Сколько она уже за нами наблюдает? Наверняка достаточно, чтобы не пропустить предшествовавший обмен любезностями… Ее лицо исказилось от боли. Я непроизвольно развел руками, извиняясь. Она повернулась ко мне и ощерила зубы. Из горла вырвался глухой рык. Когда он долетел до меня, вампирша уже скрылась в дальнем лесу. — Черт! — простонал я. Ноги сами понесли меня в рощу, за Минато и Шиманору, которых я теперь боялся упустить из вида. Неизвестно, куда подалась Ирина и насколько она сейчас разъярена. Все вампиры одержимы мстительностью, а подавить ее стоит огромных усилий… Не прошло и двух секунд, как, мчась во весь опор, я оказался возле них. — Мой больше! — раздался возмущенный голос Шиманору, когда я, продравшись через густые заросли колючего боярышника, ступил на полянку. Увидев выражение моего лица, Минато прижал уши и припал к земле, обнажив клыки на окровавленной после охоты морде. Глаза принялись прочесывать лес, а из груди донесся раскатистый рык. Шиманору, как и Минато, вся обратился во внимание. Позабыв о добытом лосе, он прыгнул мне на руки и прижал обе ладони к моим щекам в ожидании разъяснений. — Ничего страшного, — поспешил успокоить я. — Перестраховываюсь. Все в порядке. Наверное. Сейчас, погодите. Вытащив сотовый, я нажал кнопку моментального набора. Шу ответил после первого гудка. Минато и Шиманору напряженно слушали мою часть диалога, пока я вкратце обрисовывал случившееся. — Беги сюда, возьми Широ, — тараторил я так, что Минато хорошо если половину разбирал. — Я видел Ирину, она видела меня, а потом разглядела Минато, психанула и убежала — наверное. У нас не появлялась — пока, — но, может, появится. Если нет, вам с Широ нужно будет догнать ее и поговорить. Я беспокоюсь. Минато глухо зарычал. — Будем через полминуты, — пообещал Шу, и за его спиной засвистел ветер. Мы понеслись обратно на луг и сели ждать. Вслушивались в тишину, надеясь вовремя уловить незнакомые шаги. Впрочем, они оказались знакомыми. Рядом со мной возник Шу, потом, через несколько секунд, — Широ. Затем — к моему удивлению — послышался мягкий топот больших лап. Впрочем, что удивительного? Конечно, Минато вызвал подкрепление, стоило появиться крошечному намеку на грозящую Шиманору опасность. — Она стояла вон на том утесе, — показал я. Если Ирина бросилась наутек, то фора у нее уже приличная. Вряд ли она остановится, чтобы выслушать Широ. — Может, вызвать на подмогу Кена с Фри? Она… очень уж всполошилась. И на меня рычала. — Что? — вскинулся Шу. Широ успокаивающе положил ему руку на плечо. — Она переживает. Я ее догоню. — Я с тобой! — не отступал Шу. Они обменялись долгим взглядом — Широ, судя по всему, взвешивал: с одной стороны, Шу злится на Ирину, с другой — чтение мыслей может сослужить хорошую службу… Наконец Широ кивнул, и они с Шу отправились по следу, не став звать ни Фри, ни Кена. Минато нетерпеливо засопел и ткнул меня носом в спину. Наверное, хочет как можно быстрее доставить Шиманору домой, в безопасное место. Поскольку я думал так же, мы немедленно поспешили обратно, с Ли и Сетом в арьергарде. Шиманору довольно восседал у меня на руках, не отнимая ладошки от моей щеки. Раз охоту отменили, значит, остается только донорская кровь. Еще бы тут не быть довольным.