"Сумерки: Рассвет" Фильм 4 часть 2

— Вот не знаю, до какой степени стоит посвящать Чихару… — стоя одной ногой на пороге, проговорил Кенто. Как только он потянулся, разминая мышцы, из живота раздалось урчание. Я кивнул. — Именно. Не хочу ее волновать. Лучше поберечь. Это ведь все не для слабонервных. Кенто грустно хмыкнул. — Тебя я бы тоже поберег — если бы знал как… С другой стороны, тебя слабонервным не назовешь. Я улыбнулся в ответ, вдыхая очередной раскаленный шар. Кенто рассеянно похлопал себя по животу. — Что-нибудь придумаю. У нас ведь еще будет время поговорить? — Конечно, — пообещал я. Странный получился день — то летел стрелой, то тянулся бесконечно. Кенто уже опаздывал на ужин. Вот там ему точно будет неловко, зато хоть порадуется полноценной пище. Хорошо, что есть кому спасти папу от голодной смерти, и его патологическое неумение готовить не обернется летальным исходом. Возникшее между нами напряжение так и не спало за весь день — минуты ползли медленно, Кенто ни разу не расправил сведенные плечи. Однако уходить все же не торопился. Посмотрел целых два матча, потом разбор игры, потом новости — и, наверное, не двинулся бы с места, не напомни Сет про время. — Кенто, вы что, хотите продинамить маму и Аро? Шиманору и Вальт никуда завтра не денутся. Едем, пожуем чего-нибудь. По глазам Кенто было видно, что прогнозу Сета он не очень верит, но к выходу за ним пошел. И вдруг остановился на пороге в сомнениях. Тучи расходятся, дождь закончился. Может, даже солнце успеет выглянуть перед закатом. — Минато говорит, вы собирались сделать отсюда ноги? — пробурчал папа. — Я оставался бы до последнего, используя малейшую возможность! Поэтому мы и тут, — тихо произнес я. — Он сказал, что вы еще побудете, — если только я проявлю выдержку и смогу держать язык за зубами. — Да… Но пап, я не могу обещать, что мы вообще никогда не уедем. Это сложно… — Меньше знаешь… — напомнил он. — Именно. — Вы ведь не уедете не попрощавшись? Заглянете? — Даю честное слово. Теперь ты знаешь вполне достаточно, так что, может, обойдется. А я постараюсь не пропадать. Он задумчиво прикусил губу, потом осторожно наклонился ко мне, раскрыв объятия. Я перехватил задремавшего Шиманору, сцепил зубы и, задержав дыхание, обнял папу свободной рукой за теплую, мягкую талию — едва касаясь. — Да уж, Вальт, пожалуйста. Не пропадай, — пробормотал он. — Люблю тебя, пап, — сквозь стиснутые зубы шепнул я. Он задрожал и высвободился. Я опустил руку. — И я тебя люблю, сын. Что бы там вокруг нас ни творилось. — Кенто дотронулся пальцем до розовой щечки Шиманору. — Он очень на тебя похож. Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица, хотя на самом деле до невозмутимости мне было далеко. — Скорее, на меня. А кудри — как у тебя, — добавил я после секундного раздумья. Кенто вздрогнул, потом засопел. — Хм… Наверное. Хм. Дедушка. — Он с недоумением покачал головой. — А мне когда-нибудь дадут его подержать? Я заморгал от неожиданности, однако тут же собрался. Полсекунды на раздумья, беглый взгляд на Шиманору — и… Был не был, испытывать судьбу, так уж по полной, а удача сегодня мне улыбается. — Держи! — Я протянул малыша Кенто. Он неумело подставил сложенные колыбелькой руки. По температуре его кожа ничем не отличалась от кожи Шиманору — такая же горячая — но, представив, как под тонким покровом бьется и пульсирует живое тепло, я снова почувствовал першение в горле. От моего прикосновения папина рука покрылась пупырышками. То ли от холода, то ли от нервов… — Надо же… Крепенькый! — крякнул Кенто, принимая Шиманору на руки. Разве? Я нахмурился. Мне он казался легче перышка. Видимо, мои ощущения уже не критерий. — Это хорошо, — увидев мое лицо, поспешил заверить Кенто — и добавил себе под нос: — Когда вокруг такой дурдом, только крепенькым и нужно быть. — Он осторожно покачал мальчека из стороны в сторону. — Красивее малыша за всю жизнь не видал. Даже считая тебя, сын. Прости. — Согласен. — Красавиц! — заворковал он. По его лицу было видно, как растет и крепнет симпатия. Кенто не стал исключением — подобно всем нам он оказался бессилен перед чарами мальчека. Две секунды у него на руках — и все, он покорен навеки. — Можно я завтра опять загляну? — Конечно, пап. Заезжай. Мы тут. — Да уж, пожалуйста, — сурово попросил Кенто, хотя тон его совершенно не вязался с нежным взглядом, направленным на Шиманору. — До завтра, Манору. — Ну, ты хоть не начинай! — А? — Его зовут Шиманору. Шу плюс Минато. Без уменьшительных. — Я попытался успокоиться, не делая глубоких вдохов. — Хочешь знать, какое у него второе имя? — Конечно. — Шенто. Через «ш». Широ плюс Кенто. В уголках папиных глаз лучиками разбежались морщинки, и неожиданная улыбка озарила лицо. — Спасибо, Вальт! — Это тебе спасибо, пап. Все так резко и стремительно изменилось. Голова до сих пор кругом идет. Если бы не ты, не знаю, как бы я еще сохранял связь… с реальностью. — Чуть не сказал «с собою прежным». Не надо взваливать на папу слишком много. У него снова заурчало в животе. — Езжай, поешь, пап. Мы никуда не денемся. — Я вспомнил свои чувства после первого неловкого погружения в фантастический мир — кажется, что все исчезнет с первыми рассветными лучами. Кивнув, Кенто неохотно отдал Шиманору, и взгляд его скользнул в ярко освещенную комнату. С минуту он, округлив недоуменно глаза, наблюдал за происходящим. Никто и не думал разбредаться — кроме Минато, который, судя по звукам, опустошал холодильник на кухне. Фри положил голову на колени Луи, уютно устроившейся у подножия лестницы. Широ уткнулся носом в какую-то толстенную книгу. Мирай, мурлыча себе под нос, набрасывала что-то в блокноте, а Дайго с Кеном выкладывали под лестницей фундамент для огромного карточного дома. Шу переместился за рояль и наигрывал негромкую мелодию. Никаких признаков вечера — того, что день клонится к концу, что пора ужинать и готовиться ко сну. Куренаи ослабили конспирацию, чуть приподняли завесу перед Кенто, и он чувствовал эту неуловимую перемену. Поежившись, папа со вздохом покачал головой. — До завтра, Вальт. — Потом добавил, сдвинув брови: — Я не в том смысле, что ты какой-то не такой. Ты отлично выглядишь. А я привыкну. — Спасибо, пап. Кивнув, Кенто задумчиво двинулся к машине. Я смотрел, как он выезжает, но только услышав шорох шин по асфальту, осознал, что у меня получилось. Весь день находясь рядом с Кенто, я его и пальцем не тронул! Сам, без поддержки. Наверное, у меня действительно сверхспособность! Даже не верится… Неужели в придачу к новой семье я получил возможность сохранить хотя бы часть прежным? Неужели еще накануне я думал, что лучше вчерашнего дня нет и быть не может? — Ух! — прошептал я. И моргнув, почувствовал, как растворяется третья пара контактных линз. Рояль умолк, руки Шу легли мне на талию, а подбородок — на плечо. — Я первый хотел это сказать. — Шу, у меня получилось! — Получилось. Просто невероятно! Столько волнений из-за «новорожденного» периода, а ты раз — и его перескакиваешь. — Он тихонько рассмеялся. — Я уже сомневаюсь, что он вообще вампир, не то что «новорожденный», — подал голос Кена из-под лестницы. — Такой паинька. В ушах снова зазвучали все двусмысленности, которые он себе позволял — при папе! В общем, хорошо, что рукиу меня в тот момент были заняты Шиманору. Хотя удержаться от хищного рыка все же не удалось. — Ой, боюсь-боюсь! — рассмеялся Кен. Я зашипел, и Шиманору шевельнулся у меня на руках. Поморгав, он в недоумении оглянулся по сторонам, потом, посопев носом, потянулся к моей щеке. — Кенто завтра вернется, — успокоил я. — Отлично! — отозвался Кен. Теперь его смех подхватил и Дайго. — Недальновидно, — упрекнул его Шу, протягивая руки, чтобы забрать у меня Шиманору. Увидев, что я не решаюсь, он подмигнул, и я, все еще в сомнениях, покорился. — Что недальновидно? — не понял Кен. — Глупо, ты не находишь, нарываться на конфликт с самым сильным в семье вампиром? Кен презрительно фыркнул, запрокинув голову. — Тоже мне! — Вальт! — вполголоса позвал Шу на глазах у обратившегося в слух Кен. — Помнишь, несколько месяцев назад я просил оказать мне одну услугу, как только станешь бессмертным? Что-то смутно знакомое. Я прокрутил в голове покрытые туманом человеческие разговоры. И ахнул, вспомнив. Луи рассмеялся звонким заливистым смехом. Из-за угла высунул голову Минато — с набитым ртом. — Что такое? — прорычал Кен. — Точно? — переспросил я Шу. — Поверь мне. Я глубоко вдохнул. — Кен, как насчет небольшого пари? Он с готовностью вскочил на ноги. — Отлично! Давай. Я на мгновение прикусил губу. Эта груда мышц… — Конечно, если трусишь… — начал Кен. Я расправил плечи. — Мы. С тобой. Будем бороться на руках. За обеденным столом. Сию секунду. Улыбка Кена растянулась до ушей. — Вальт, — поспешно предостерег Луи, — Мирай очень дорожит этим столом. Антиквариат, как-никак. — Спасибо! — одними губами поблагодарила Мирай . — Ничего страшного, — сияя, успокоил Кен. — Прошу вот сюда, Вальт! Я проследовал за ним через заднюю дверь к гаражу. Остальные не отставали. На берегу, среди россыпи камней торчал большой гранитный валун — к нему-то Кен, похоже, и вел. Неровный, чуть округлый камень вполне годился для состязания. Поставив локоть на гранитную поверхность, Кен жестом пригласил меня. При виде бугрящихся мышц меня снова охватили сомнения, но я не подал виду. Шу уверял, что какое-то время я буду сильнее любого из них. Внутренне я себя так и ощущал. «Настолько?» — усомнился я, глядя на мощные бицепсы Кена. Впрочем, мне едва исполнилось два дня, это что-нибудь да значит. С другой стороны, вдруг общие правила не для меня? Вдруг я гораздо слабее, чем положено новоявленному вампиру? И поэтому так легко себя контролирую? Стараясь казаться невозмутимой, я поставил локоть на гранит. — Значит так, Кен. Если побеждаю я, ты больше ни словом не обмолвишься о моей сексуальной жизни. Никому, даже Дайго. Никаких намеков, никаких подколок — ничего. Кен сощурился. — Идет. Но если побеждаю я — держись, будет в сто раз хуже. Я задохнулся от возмущения, и на его губах заиграл саркастическая ухмылка. — Уже стушевался, братишка? — поддел Кен. — Не пылкый ты у нас? Домик небось целехонький стоит, нигде ни царапины… Тебе Шу не рассказывал, сколько мы с Дайго домов по камешку развалили? Скрежетнув зубами, я обхватил его широкую ладонь. — Раз, два… — Три! — прохрипел он и налег на мою руку. Рука не дрогнула. Я чувствовал, как он старается. Вампирскому мозгу разного рода подсчеты давались без труда, поэтому я мгновенно вычислил, что без моего сопротивления ладонь Кена уже ушла бы в каменный валун. Он надавил сильнее. Интересно, с чем можно сравнить такую силу? С грузовиком цемента, катящимся под гору на скорости шестьдесят пять километров в час? Восемьдесят? Сто? Больше? А рука не шелохнулась. Кен давил на нее с сокрушительной силой — а мне было не больно. Наоборот, даже радостно как-то. С прошлого пробуждения я старался двигаться с оглядкой, чтобы ничего не сломать. Теперь наконец можно поиграть мускулами. Дать силе выход, вместо того чтобы мучительно ее сдерживать. Кен захрипел от натуги, наморщил лоб и всем телом налег на мою неподвижную руку. Я позволил ему попыхтеть и попотеть — образно говоря, — наслаждаясь кипящей в мышцах сумасшедшей силой. Через несколько секунд мне, правда, надоело. Я напряг руку. Кен уступил на пару сантиметров. Я рассмеялся. Кен грозно зарычал сквозь оскаленные зубы. — Не распускай язык! — напомнил я и припечатал его руку к гранитной поверхности. Между стволами деревьев пошло гулять эхо от оглушительного треска. Валун дрогнул, от него по невидимой линии раскола отвалился кусок — примерно в одну восьмую общей массы. Он ухнул прямо на ногу Кена, и я задохнулся от смеха. Минато с Шу тоже не удержались от сдавленного хохота. Кусок гранита Кен отфутболил на тот берег. На лету камень расщепил стволик молодого клена и рухнул прямо на комель огромной ели, которая, закачавшись, повалилась на соседнюю. — Реванш! Завтра! — Сила так быстро не уйдет, — предупредил я. — Может, через месяц. — Завтра! — сверкнув зубами, прорычал Кен. — Ради тебя — все что угодно, братишка! Уже развернувшись, чтобы уйти, Кен вдруг стукнул по валуну кулаком, вызвав лавину щебня и гранитной пыли. Мило так, по-детски. Завороженная неоспоримостью своего превосходства над самым сильным из всех известных мне вампиров, я положил руку с растопыренными пальцами на камень. И медленно запустила их в гранит — скорее, сминая и кроша, чем вгрызаясь. По плотности валун оказался как твердый сыр. Вскоре я держал горстку щебня. — Круто! — вырвалось у меня. Расплывшись в улыбке от уха до уха, я завертелся волчком и каратистским движением саданул ребром ладони по камню. Валун застонал, завизжал — и раскололся надвое в облаке пыли. Я захихикал. Не обращая внимания на смешки за спиной, я начал крушить остатки валуна. Мне было так весело, что я хохотал от души. И только услышав вдруг чье-то незнакомое хихиканье, похожее на звон колокольчика, я отвлекся от дурацкой забавы. — Это он смеялся? Остальные с таким же изумлением, как и я, уставились на Шиманору. — Да, — ответил Шу. — Лучше спроси, кто не смеялся, — пробурчал Минато. — Скажешь, ты в первое перевоплощение не оттягивался, псина? — беззлобно поддел Шу. — Это другое! — К моему удивлению, он шутливо ткнул Шу кулаком в плечо. — А Вальт вроде как взрослый. У него муж, ребенок. Посолиднее надо быть! Шиманору, нахмурив брови, дотронулся до щеки Шу. — Что говорит? — спросил я. — Поменьше солидности, — с улыбкой передал просьбу Шу. — Ему было почти так же весело наблюдать за тобой, как и мне. — Я себя смешно веду? — поинтересовался я у Шиманору, подскакивая к нему. Мы одновременно протянули друг к другу руки. Забрав мальчека у Шу, я раскрыл перед ним ладонь с кусочком гранита. — Хочешь попробовать? Он улыбнулся ослепительной улыбкой и схватил камень обеими руками. Между бровей залегла складка. Шиманору нажал посильнее. Результатом был едва уловимый скрежет и струйка пыли. Нахмурившись, мальчек протянул осколок обратно. — Сейчас! — И я двумя пальцами стер камень в порошок. Тогда он захлопал в ладоши и засмеялся — так заразительно, что присоединились и остальные. Внезапно из-за туч пробилось солнце, озарив нас десятерых рубиново-золотыми лучами. Потрясенный, я залюбовался мерцанием своей кожи в свете заката. Глаз не оторвать… Шиманору погладил переливающиеся бриллиантовым блеском крошечные грани, а потом поднес руку к моей. Его кожа светилась изнутри едва заметным таинственным сиянием. Которое, в отличие от наших «бриллиантов», не заставит Шиманору скрываться дома в погожий день. Он дотронулся до моей щеки, обескураженная разницей. — Ты самый красивый! — поспешил успокоить я. — Не могу согласиться, — возразил Шу. Я повернулся — и замерл, увидев его освещенное закатным солнцем лицо. Минато прикрыл глаза рукой, притворяясь, что глазам больно от блеска. — Чудный ты, Вальт, — заключил он. — Чудный, — поправил Шу. Ослепленный и ослепительный. А я впервые ощущал, каково это — в чем-то отличиться. В человеческой жизни я не выделялся ничем. Да, умел находить общий язык с Чихару — только многие смогли бы еще лучше. Токо и Ника, например, смогли. Я хорошо учился, но никогда не выбивался в круглые отличники. Спорт во всех видах точно отпадает. Художественные или музыкальные способности — тоже мимо. Никаких особенных талантов. А за чтение книг призы не вручают. За восемнадцать лет я привык быть посредственностью. И только сейчас осознал, что давно уже оставил надежду хоть в чем-то блеснуть. Просто жил как живется, слегка выпадая из рамок привычного мира. Так что теперь все разом перевернулось. Я удивительный — и для самого себя, и для остальных. Такое чувство, что я был рожден для вампирской жизни. При этой мысли я чуть не рассмеялся — и чуть не запел. Наконец я обрел свое место в мире, который создан для меня, и где наконец взошла моя звезда.