Пора цветения

Под бурление кипящей воды в чайнике и тихое шипение жировых полосок бекона на сковороде Феликс напевает второй вальс си минор шестьдесят девятого опуса Фредерика Шопена. Он закрывает глаза и дирижирует палочками в воздухе, когда утреннюю идиллию нарушает громкая музыка, доносящаяся из спальни. После знакомой дебильной песенки гнусавый голос произносит: «Время приключений». Хёнджин там совсем ахуел? Феликс раздражённо бросает палочки и распахивает дверь в комнату. Из-за громких звуков Хёнджин его не слышит, но когда замечает, резко дёргается и вжимается спиной в изголовье. Лицо его отекшее, глаза красные и влажные от слёз. Феликс опускает взгляд ниже и приходит в бешенство. Светлая кожа Хёнджина покрыта красными полосами, а под ошейником огромная гематома. Тот нервно сжимает предплечья в мерзких царапинах, и Феликс замечает грязь под его ногтями, похожую на застывшую кровь — Хёнджин своими собственными руками изуродовал такое идеальное тело. Феликс сам не замечает, как оказывается совсем близко и уже держит чужую израненную руку, внимательно рассматривая. Отвратительно. Хёнджин вздрагивает от каждого движения Феликса и всё больше вжимается в изголовье. — Пошли, — дёргает его за руку Феликс, поднимая с кровати, но Хёнджин сопротивляется и мотает головой отрицательно. — Давно по лицу не получал? — Мне похуй, делай, что хочешь, — врёт, опуская взгляд, Хёнджин. Пытается выглядеть равнодушным, спокойным, отстранённым, но он боится — дёргается от любого звука, сжимается, кусает израненную губу. Феликс мог бы в очередной раз его ударить, но это кажется бессмысленным. Он наклоняется и перекидывает тело Хёнджина себе через плечо. Тот вяло злится, пару раз ударив по спине, но после бессонной ночи, судя по его опухшему лицу и израненному телу, у Хёнджина не так много моральных и физических сил на сопротивление. Обнажённый, в прозрачной воде, он выглядит потрясающе, хоть Феликса и раздражают красные полосы на его шее и предплечьях… И ужасная грязь под ногтями. Он берёт чистую зубную щётку и начинает их тщательно оттирать. Хёнджин в это время не двигается, откинув голову на борт ванны, позволяя Феликсу управлять его конечностями, будто игрушечными. Когда ногти становятся чистыми, Феликс аккуратно промывает раны на его теле губкой, в очередной раз наслаждаясь красотой чётких мышц на руках, подтянутом прессе и в меру накачанной груди. Хёнджин настолько красивый, что и правда, больше похож на куклу. После водных процедур они оба оказываются в спальне. Хёнджин сидя всё на том же большом пуфе по центру, а Феликс перед ним на стуле. Склонившись, он берёт руку Хёнджина, аккуратно, бережно, и начинает подпиливать ногти на длинных пальцах. Они изящные, красивые, Феликс любуется, рассматривает каждый сантиметр идеальных конечностей. Сдувает образовавшиеся пылинки и замечает внимательный взгляд на своём лице. Поднимает глаза, но Хёнджин резко отворачивается. Кожа его руки так близко. От неё пахнет цветочным гелем для душа, так любимым Феликсом, но, смешиваясь с естественным запахом Хёнджина, тот образует какой-то волшебный аромат. Будто зачарованный, Феликс подносит чужую ладонь ещё ближе к лицу. Хёнджин вяло отдёргивает её, но Феликс настойчиво притягивает к себе, целует тыльную сторону и, опустив веки, проходится губами по каждой костяшке идеальных пальцев. Открыв глаза, он встречается с удивлённым взглядом Хёнджина. Тот растерян и, кажется, даже смущён. На светлых щеках проступает румянец, а его зрачки бегают по лицу Феликса. Темные пряди спадают на глаза, но он их не замечает. Зато Феликсу не нравится. Он уходит на кухню, берёт из ящика расчёску, белую ленту и, вернувшись в спальню, находит Хёнджина неподвижно сидящим на том же месте. Он смотрит куда-то в окно, не моргая. Подгибает под себя одну обнажённую ногу, а другая, стройная, с заметным рельефом, вытянута вперёд. Изящная стопа служит ей продолжением — у Хёнджина явно очень гибкий подъём. Нужно будет обязательно проверить его растяжку. Полупрозрачная белая рубашка из мятой натуральной ткани прикрывает его член и задницу, но демонстрирует острые ключицы, спадая на одно плечо. Феликс застывает в проходе, любуясь и представляя, как лента соберёт его чёрные волосы, как откроется прекрасное лицо Хёнджина, как его мягкие локоны будут красиво струиться в задуманной Феликсом причёске. Хёнджин замечает на себе его пристальный взгляд и оборачивается. Эмоции нечитаемы, но он пиздецки красивый. Несмотря на припухшее лицо, синяки под глазами, красные полосы на шее — всё равно жутко привлекательный. Пухлые, такие мягкие, с плавным контуром губы не портит даже рана с запёкшейся кровью. Феликс хотел бы их поцеловать, ощутить вкус… Он уверен, что Хёнджин везде вкусный. Даже немного досадно, что их поцелую не суждено случиться. Феликс подходит сзади. Осторожно зарывается ладонями в волосы Хёнджина, нежно надавливая подушечками на кожу головы. Тот вздрагивает, но Феликс не обращает внимания. Расчёсывает, пропускает мягкие пряди сквозь пальцы. Тщательно приглаживает волосы на макушке, собирает их в небольшой хвостик на затылке, перевязывая лентой. Некоторые опавшие пряди у лица Феликс легко скручивает у висков, а распустившимся на шее волосам придаёт немного небрежный вид. Он гладит пальцами шею и очерчивает ключицы. Наклоняется и вдыхает аромат волос, наслаждаясь. Хочется видеть прекрасное лицо Хёнджина. Феликс, отстранившись, возвышается над ним и накрывает ладонью кадык. Надавливает, заставляя опрокинуть голову назад. Чужой затылок почти упирается в пах Феликса, который нажимает ещё сильнее, слегка придушивая, и Хёнджин распахивает глаза испуганно. Он смотрит на Феликса снизу вверх, пытается ловить воздух ртом, немного хрипя, а Феликс гладит его шею, давя на напряжённые мышцы. Из уголков хёнджиновых глаз текут слёзы, поблёскивая в утреннем свете. Член в штанах твердеет, и Феликс закусывает губу, наслаждаясь этой картиной. Пальцами свободной руки, он проводит по мягким губам… Сука. Как хочется поцеловать, пройтись языком, изучить каждую трещинку, каждую ранку. А как потрясающе бы смотрелась головка члена на этих губах… Феликс обходит Хёнджина и, оказавшись перед ним, поправляет стояк в штанах, вдыхая воздух сквозь зубы. Член так близко к лицу Хёнджина, к его блядским губам. Феликс запрокидывает голову и закрывает глаза. Под веками картина лучше любого шедевра европейской живописи — пухлые алые губы Хёнджина вокруг его члена. Феликс будто наяву ощущает горячую скользкую щеку изнутри, его влажный язык и узкое горло. Феликс от нахлынувшего возбуждения тихо рычит себе под нос. Очнувшись от сладких фантазий, он открывает глаза и смотрит вниз. В глазах Хёнджина паника — умный мальчик, понимает, к чему всё идёт. Феликс запускает пальцы в его волосы на затылке, легко подталкивая к паху. Хёнджин сопротивляется, пытается отстраниться и головой трясёт отрицательно. — Ну же, малыш, не капризничай, — низко мурлычет Феликс — зашуганный вид Хёнджина его забавляет. Феликс, опустив штаны и оголив свой член, придерживает его у основания и наслаждается растерянным видом Хёнджина. Надавливая на его затылок, приближает головку к щеке, ведёт от скулы к уголку губ… Боже, как хочется протиснуться между этих порочно пухлых губ. Как хочется насаживать Хёнджина ртом на член, вбиваться в узкое горло… Но доверять Хёнджину не стоит, а его зубам — тем более. — Не надо, прошу, — тихим севшим голосом испуганно просит Хёнджин, не двигаясь, еле дыша и смотря умоляющим взглядом снизу, — прошу, отпусти, я сделаю всё, что ты хочешь, заплачу, сколько ты хочешь. — Ты ещё не понял, Джинни? — улыбается Феликс снисходительно, будто с маленьким ребёнком разговаривает. — Мне не нужны деньги — мне нужен ты. Униженный, просящий Хёнджин срывает последние предохранители. Дикое желание накрывает Феликса. Хёнджина хочется трахать, и терпеть он больше не в силах. Он резко наклоняется, закидывает Хёнджина на плечи и, быстро оказавшись у кровати, швыряет его на матрас. Тот пятится к изголовью в ужасе, отрицательно мотая головой. Кажется, пытается возразить, беззвучно открывая рот. Феликс хватает его за щиколотки, Хёнджин брыкается, пытается отпинывать, но Феликс крепко держит его и тянет на себя. Тело Хёнджина волочится по кровати, собирая складками одеяло, он пытается хвататься за изголовье, но ничего не получается. Когда Хёнджин оказывается совсем близко, Феликс, чтобы усмирить его пыл, замахивается и ударяет — тому прилетает ладонью по лицу. Не сильно, но страх Хёнджина быстро сменяется смирением. Кажется, его слом — это только вопрос времени. Смазка и презервативы наготове. Особой растяжки из-за вчерашнего рандеву не требуется. Поэтому совсем скоро Феликс оказывается внутри. Боже, как ахуенно. Движения Феликса медленные, размеренные — он наслаждается каждым неторопливым проникновением. Чужая рубашка распахнута, и в этой позе он может видеть подтянутое тело Хёнджина с сухим напряжённым прессом, тёмные небольшие соски на груди, почти плоской, но с чёткими линиями рельефа. На лице Хёнджина нет наслаждения, но даже в гримасе боли оно прекрасно. Зажмуренные раскосые глаза, брови, сведённые к морщинам на переносице, и поджатые губы. Лоб покрыт капельками пота, а к вискам прилипают пряди мокрых волос. Феликс смотрит на свой член, что то появляется, то исчезает в теле Хёнджина. Его сфинктер, уже красноватый, так красиво натягивается и обволакивает ствол. Налившиеся яйца беспорядочно двигаются, то вверх, то вниз от каждой фрикции Феликса, а твёрдый член бьется об живот Хёнджина. И да. На его лице только боль и отвращение, но крепко вставший член противоречит этим эмоциям. В Хёнджине восхитительно. Он такой горячий внутри, такой скользкий и узкий. Феликсу кажется, что нутро Хёнджина буквально затягивает его ствол, вынуждая проходиться головкой по простате и заставляя самого Хёнджина всхлипывать от удовольствия, хоть тот и маскирует это под маской боли. Каким бы ахуенным актёром ни был Хёнджин, его телу точно нравится. А это очень нравится Феликсу. И он вбивается в комфортном для себя темпе. Закидывает голову назад. Закрыв глаза, наслаждается узостью чужого нутра… Удар в грудь. Сильная боль в районе рёбер. Затылок впечатывается в подушку. Тяжесть на бёдрах. Зрение фокусируется, и первое, что видит Феликс — это нависающего над ним Хёнджина. Ещё буквально несколько мгновений назад он казался сломанным и слабым, а сейчас седлает его бёдра и смотрит хищным взглядом. От осознания Феликс дёргается, чтобы освободиться, но не успевает. Хёнджин резким движением впечатывает его в подушку, хватая за горло. Давление с каждой секундой всё сильнее, а лицо Хёнджина становится всё более ожесточённым. Невозможно дышать. Мышцы начинает сводить от давления. Феликс предпринимает попытку оттолкнуть Хёнджина, открывает рот для угрозы, но не получается выдавить ни звука. В горле ужасная боль, в уголках глаз чувствуется влага, а на корне языка кислый привкус. Вдруг грудь начинает жечь. Это чувство поднимается выше и выше, даря ещё больше болезненных ощущений. Когда кажется, что Феликс сейчас сгорит заживо, это пламя резко превращается в холод. В мороз, что острыми ледяными иголками пронзает всё тело. Феликсу нестерпимо больно. От кислородного голодания в глазах темнеет, и прежде чем их закрыть, он видит испуганное лицо Хёнджина. Неожиданно чужие руки пропадают с горла, и его теперь обжигает такой желанный глоток воздуха. Феликс лежит на кровати и пытается прийти в себя. Хёнджина он не видит, когда полностью приходит в сознание. Голова всё ещё кружится, дышать тяжело. Феликс с трудом садится и осматривает помещение. Хёнджин обнаруживается забившимся в угол рядом с кроватью. Он, зарывшись пальцами в волосы и уткнувшись в предплечья, рыдает, не скрывая эмоций — в голос. Слабость в теле отпускает, и Феликс начинает чувствовать ярость. Хёнджин. Пытался. Его. Задушить. Вот сука. Феликс вскакивает с кровати. От злости кровь буквально кипит в венах. Хёнджина хочется убить прямо сейчас. Тот даже испугаться не успевает, как Феликс хватает его за волосы, поднимает с пола и впечатывает лицом в матрас. Несдержанно давит на затылок так, чтобы точно перекрыть кислород. Хёнджин начинает мычать и стучать ладонями по матрасу. — Что? Не нравится, сука? — кричит Феликс и вжимает Хёнджина сильнее. — Мне тоже не нравилось. Когда движения Хёнджина становятся вялыми, Феликс снова хватает его за волосы и отрывает от кровати. Чуть наклонившись, он видит лицо Хёнджина в кровавых подтёках — рана на губе снова порвалась. Кожа красная, вены на висках вздуты, а из глаз текут слёзы. Он открывает широко рот, пытаясь захватить как можно больше воздуха. Жалкий. — Я ещё не кончил, — шипит ему на ухо Феликс и резко ударяет головой о матрас, — ёбаный, — удар, — ты, — ещё удар, — пидр. Хёнджин, стоя коленями на полу, валится торсом на кровать обессиленно. Не двигается и дышит тяжело. Феликс опускается сзади, поддёргивает его задницу выше и направляет к ней член. Презерватив давно слетел, и он, сплюнув на ладонь побольше слюны, несколькими движениями по всей длине, заставляет ствол снова затвердеть. И резко вставляет. Хёнджин вскрикивает. Дёргается, но Феликс впечатывает его голову в матрас, снова лишая воздуха. И когда тот перестаёт брыкаться, Феликс отпускает его немного и наконец в полной мере ощущает момент. В Хёнджине пиздец как узко. Феликс отключается от реальности, лишь отдалённо слышит чужие глухие всхлипы, когда вбивается в задницу в диком темпе. Ничего больше не существует, только горячее удовольствие, накрывающее лавиной снова и снова, заставляя Феликса забыться окончательно. Он двигается будто в трансе. Не ощущает ни усталости, ни боли в мышцах — только наслаждение, ласкающее языками пламени, но не обжигающее. Он закрывает глаза. Он близко. Ещё немного и… долгожданная разрядка. Феликс лениво открывает глаза. На спине Хёнджина белёсые густые капли, а в руке Феликса собственный член. Полутвёрдый, блестящий, с алыми разводами… Блядь. Феликс в бешенстве. Выходка Хёнджина вывела Феликса из себя. Ярость его опьянила. Феликс ненавидит поддаваться эмоциям. Не привык ощущать их настолько сильно. Не привык действовать несогласованно с разумом. Хёнджин ёбанный ублюдок. Если прикончить кишка тонка — так не рыпайся. Терпи и не вякай, сука. Феликс покидает спальню и нервно закуривает. Дрожащими руками наливает себе виски со льдом. Его потряхивает. Одно присутствие Хёнджина в доме начинает раздражать. Феликс чувствует себя слабаком, раз позволил этому выродку вытворять такое. Он достаёт из аптечки заживляющие мазь и свечи, хватает первое попавшееся полотенце и возвращается в спальню. Швыряет их рядом с Хёнджином, что, кажется, даже не пошевелился ни разу с момента его ухода. — Сам себя обслуживай, грязная сука. Выкурив вторую сигарету и допив виски, Феликс уходит в гостевую спальню. Ощущает себя испачканным. Противно. Принимает душ, тщательно смывая с себя пот и кровь Хёнджина. А после долго отвлекает себя чтением, и когда уже глаза начинают болеть, проваливается в сон. Утром за приготовлением завтрака Феликс жалеет, что его спальня находится так близко к кухне. Хёнджин не спит и периодически всхлипывает тихо, но всё равно раздражает. Занося поднос с едой в комнату, Феликс обнаруживает Хёнджина завёрнутым в одеяло. На простыни вчерашние следы крови, и Феликс уверен, что если бы не хорошая вентиляция, то в спальне бы всё ещё пахло сексом и потом — Хёнджин так и не вставал с кровати. Феликс злится. На себя, на Хёнджина. Видеть его не хочется, а в таком отвратительном состоянии — тем более. Так что весь оставшийся день Феликс проводит, как и любой другой выходной, немного занимаясь работой, читая и только изредка заходя к Хёнджину с подносом еды. Тот так и не покидает своего укрытия из одеяла. Следующим утром за приготовлением завтрака, Феликс слышит звук воды из спальни. Кажется, Хёнджин соизволил помыться. Феликс бросает готовку и отправляется в комнату, чтобы сменить постельное бельё, балдахин и ковёр. Стоящим на стуле его застаёт Хёнджин и застывает, пялясь как-то слишком долго. Он чистый, в белом махровом халате, с мокрых волос на шею падают капли воды и стекают по ключицам под ворот халата. Красивый, сука, но Феликс отворачивается. Привычно собирает всё в ковёр и выносит из комнаты, бросив короткое: «Завтрак через полчаса». Феликс всё ещё зол, поэтому второй день проходит так же, как и предыдущий. Отличие лишь в том, что Хёнджин немного оживает. Передвигается по комнате, смотрит сериалы по телевизору, но на Феликса внимания не обращает, когда тот заносит еду в комнату. Третий день проходит так же, как и второй, а на четвёртый что-то меняется. Хёнджин встречает Феликса не в обычной хлопковой футболке с шортами, а в льняной рубашке. Такой же, что надевал на него Феликс в первые дни. Пока он раскладывает по столу приборы, Хёнджин глаз с него не сводит, а когда Феликс уже собирается выходить, вдруг подаёт голос: — Ты каждый день приносишь мне банку колы, которую в Корее редко кто пьёт, — заинтересованность на его лице сменяется раздражением. — Как ты узнал? Ты что, ебаный сталкер? Феликс, усмехнувшись, произносит с издёвкой: — А тебя только это во мне смущает? Занятно, — он оборачивается к Хёнджину и складывает руки на груди. — И нет, я не сталкер в привычном понимании. — И что это значит? — вопрос Хёнджина будто пропитан ядом. Феликс не знает, зачем собирается оправдываться, но почему бы и не ответить, раз Хёнджину так интересно: — Я не слежу за кем-то конкретным, а наблюдаю за всеми без исключения — это просто привычка, выработанная годами, — пожимает он плечами, глядя на Хёнджина, который не скрывает любопытства. — Если кто-то привлекает моё внимание, за ним я наблюдаю чуть больше, чем за остальными. Именно поэтому я так много о тебе знаю. — Странная привычка, — хмурит брови Хёнджин, походя на непонимающего ребёнка. — Хёнджин, — обращается мягко немного оттаявший Феликс, отчего его собеседник вздрагивает, — из-за психических особенностей большинство человеческих эмоций мне недоступны, а к инаковости люди относятся достаточно враждебно. Так, чтобы выжить… — Тебе приходится имитировать эмоции, — прерывает Хёнджин понимающе. — Да, а чтобы имитировать эмоции, мне приходится собирать множество информации с так называемых нормальных людей. Хёнджин с задумчивым видом переводит взгляд в окно и молчит какое-то время. Феликс уже делает шаг к двери, когда слышит тихое: — Неужели ты вообще не чувствуешь жалости? Феликс задумывается, а потом отвечает уверенно: — К собакам чувствую — они мне нравятся. — А люди? — с каким-то страхом спрашивает Хёнджин. Феликс заглядывает ему в глаза и отвечает коротко: — А люди нет, — обыденно бросает он и покидает комнату. Странный диалог, но на удивление не напряжённый. Любопытство и интерес Хёнджина даже в такой ситуации не оставляют Феликса равнодушным. К тому же Хёнджин оказывается достаточно догадливым. Это к лучшему. Больше людей Феликс ненавидит только тупых людей. Хёнджин теперь таким не кажется. Также интересна эта смена поведения Хёнджина. Кажется, игнор ему не нравится куда больше издевательств над телом. Теперь хочется его ещё «потомить». К тому же его задница ещё точно не зажила. Но проблема в том, что злость спала, и на смену пришёл голод. И Хёнджин, как назло, снова кажется безумно привлекательным. Пора отвлечься и наведаться к Минхо. Ближе к вечеру Феликс отправляется в основной гардероб, примыкающий к спальне, где сейчас находится Хёнджин. Тот почти подпрыгивает на кровати, видимо, не ожидая увидеть Феликса после ужина. Пятится к изголовью, когда он проходит мимо и открывает кодовый замок гардероба. Оставшись наедине с собой в изолированной комнате, Феликс выбирает чёрные классические рубашку и узкие брюки. Расстегнув верхние пуговицы, добавляет крупную золотую цепь на шею, на запястье — Ролекс. Всё, чтобы не выделяться среди толстосумов. Глядя в зеркало, Феликс собирает волосы в хвост, выпускает пряди у лица и покидает гардеробную. Хёнджин снова вздрагивает при его появлении. Но испуг быстро меняется на удивление и такое знакомое любопытство. Феликс буквально кожей ощущает на себе жадный изучающий взгляд, когда сообщает: — Я буду отсутствовать какое-то время, но не советую даже пытаться сбежать. Стёкла бронированные, все замки будут заблокированы, территория вокруг дома в датчиках движения и под видеонаблюдением. Я буду близко, так что быстро приеду, если что-то пойдёт не так, — Феликс делает паузу и продолжает с угрозой, — но не советую прерывать мой… отдых. Мне давно нужно снять сексуальное напряжение. Глаза Хёнджина расширяются, но он быстро принимает нарочито равнодушный вид и только кивает понимающе. Феликс покидает комнату, оборачиваясь в двери и бросая: — Будь хорошим мальчиком.