Пора цветения

Феликс просыпается с первыми лучами солнца. Стакан воды на голодный желудок, подтягивание на перекладине, упражнения на пресс. Он заваривает травяной чай и готовит сбалансированный завтрак — яйца, цельнозерновой хлеб, авокадо, немного овощей и рыбы. Феликс открывает ноут и смотрит текущую ситуацию на фондовом рынке, обнаруживает, что ночью закрылись несколько прибыльных сделок. Перед душем решает проверить, не проснулся ли его гость. Феликс подходит к кровати, подносит ладонь к чужому носу — дышит. Феликс уверен, что рассчитал дозу седативного правильно, хоть и пришлось колоть в тусклом свете автомобильного салона. Наверное, уровень алкоголя в крови отсрочит его пробуждение, поэтому Феликс спокойно отправляется в душ. После, приходится ещё долго развлекать себя чтением и готовкой хэджангука для Хёнджина. Но ближе к обеду Феликс слышит копошение в спальне. Он открывает кухонный ящик, достаёт один из самых крупных ножей, проводит подушечкой пальца по лезвию, проверяя остроту, и отправляется в комнату. — Какого хуя? — выплёвывает Хёнджин, когда дверь распахивается. Он мечется по кровати в попытке освободиться, но плотный ошейник давит на кожу его шеи, оставляя на ней красные следы. Верёвочные узлы надёжные — даже со свободными руками развязать не получится. — Осторожнее, Хёнджин, не дёргайся, — нарочито ласково просит Феликс, — мы же оба не хотим, чтобы ты нечаянно удушился. — Отпусти меня, живо! — кричит Хёнджин и продолжает беспорядочно двигаться, хватаясь длинными пальцами за ошейник. Оттягивает, пытается порвать — но ничего не получится. Лицо его красное, ноздри расширены, вены на шее вздуты. Он стискивает зубы и смотрит в ответ с презрением. Феликсу нравится картина перед ним. Хёнджин — живой. Такой сексуальный в этом бесполезном сопротивлении, в белой льняной рубашке, расстегнутый ворот которой красиво оголяет его напряжённую шею и острые ключицы. Феликс с удовольствием прошёлся бы языком по их чётким линиям. Но бо̀льшее наслаждение доставляет страх Хёнджина, буквально пропитавший воздух в помещении. — Я заплачу̀. Сколько ты хочешь? — угрожающе вопит он. Феликс наклоняет голову набок: — Ты правда думаешь, что я нуждаюсь в деньгах? Даже оскорбительно, — закатывает глаза он. Эти пустые разговоры изрядно раздражают, но Феликс понимает, что игрушка без сопротивления — не так интересна. — А чего ты, блять, хочешь? — шипит Хёнджин. — Тебя. Разве непонятно? — Ублюдок, отпусти меня! — всё так же безуспешно пытается сорвать ошейник Хёнджин. — Ты пожалеешь, тварь. — Не обманывайся моей внешностью и образом, Джинни, — мурлычет Феликс и вытаскивает из-за спины нож. Ловко закрутив его в руке, он подбрасывает орудие в воздух и в конце умело ловит за рукоять. — Возможно, я выгляжу вполне дружелюбно, но это не помешает мне подпортить твоё личико, а мне этого, ой, как не хочется. Хёнджин замирает в шоке. В его глазах читается неподдельный ужас. Он весь сжимается — точно не ожидал такого поворота событий. Он боится. Как бы ни пытался выглядеть дерзким и смелым — боится. Зрачки Хёнджина беспорядочно бегают, светлая кожа покрывается мурашками, губы подрагивают, а пальцы нервно сжимают простыни. Феликс плавно приближается к Хёнджину и опирается коленом на кровать. Медлит. Крутит лезвие в руках, рассматривая блеск металла в солнечном свете. Хёнджин внимательно следит за движением ножа, а Феликс наслаждается своей властью и страхом в чужих глазах. — Ты думаешь, — Феликс резко приближается, чем пугает Хёнджина ещё больше, проводит плоскостью ножа по его щеке, — если я выгляжу, как ангел, — ухмыляется, — я не причиню тебе серьёзного вреда? — очерчивает лезвием каждый изгиб чужого лица. — Ты заблуждаешься, малыш. Внешность очень обманчива, — Феликс не скрывает самодовольной улыбки и говорит тихо, понижая тембр, — мне ничего не стоит искромсать твоё личико. Думаешь, если ты красивый, я пожалею? Ошибаешься. Хёнджин замирает и, кажется совсем не дышит. Даже интересно, что творится в его голове. Феликс водит лезвием по его скулам, надавливает на нежную кожу и наслаждается тем, как та, упругая и гладкая, проминается под ножом. Феликс сейчас, словно художник, рисующий тенями на его светлом лице. Потрясающая картина. — Ты такой преступно идеальный, Хёнджин, — вздыхает Феликс, любуясь своей добычей, — мне, честно, не хочется портить эту красоту. Феликс фиксирует ладонью затылок Хёнджина и приближает нож к его рту. Ведёт вниз, надавливая на пухлую подрагивающую губу, так что лезвие прорывает суховатую кожу. Хёнджин дёргается, но Феликс сжимает его волосы в кулак, не давая отстраниться. Тот морщится и шипит от боли. Острие покрывается багровыми каплями, и небольшая струйка крови спускается вниз по его подбородку, игривой линией очерчивает изгибы изящной шеи и задерживается на воротнике льняной рубашки. С застывшим в глазах ужасом, Хёнджин нервно сглатывает стон и тяжело дышит. Феликс следует жадным взглядом вниз за извилистой дорожкой крови, рассматривает мышцы на поджаром животе, что виднеются между пуговицами чуть распахнутой рубашки. Её полы топорщатся из-за вставшего члена. Занимательно. Может, всё же Хёнджину нравится эта игра? Даже если он сам этого не осознаёт, тело его реагирует однозначно. Феликс ухмыляется: — Внешность обманчива, Хёнджин, — он делает паузу, приближаясь к чужому уху, — я покажу тебе, в чьи на самом деле руки ты попал. Отстранившись и отбросив нож подальше, Феликс резко замахивается и мощно ударяет кулаком по лицу Хёнджина. Рана на чужой губе рвётся ещё сильнее. В рассеянных лучах солнца мелкие капли крови разлетаются в воздухе и оседают на белые простыни и прозрачную ткань балдахина. Эстетично. Хёнджин, откинутый ударом к изголовью, смотрит в глаза Феликса с паническим страхом и касается пальцами разбитого носа. По его подбородку и шее стекают багряные дорожки, рваная губа подрагивает, а на щеках блестят слёзы. Феликс встряхивает рукой. Костяшки ломит, но это приятная боль. Он за ошейник тянет на себя Хёнджина, сжимает щёки, покрытые слезами и кровью, награждает его презрением во взгляде и почти рычит басом: — Здесь ты никто, Хёнджин, всего лишь красивая игрушка, — он размазывает пальцами алые пятна по его лицу, проводит с нажимом по губе. Хёнджин шипит от боли и пытается отстраниться. Но Феликс резко дёргает его за ошейник, приближается к его уху и шепчет с особым наслаждением: Ты в моей власти. Феликс швыряет Хёнджина на подушку и одним рывком переворачивает на живот. Ухватив за ноги и резко раздвинув их, он притягивает его к себе. Хёнджин, пытаясь воспрепятствовать Феликсу, цепляется пальцами за металлические прутья изголовья. Он дёргает задницей, сжимает бёдра, но Феликс расталкивает их своими коленями и надёжно фиксирует чужую талию, вдавливая в матрас. Наваливается сверху, несдержанно проходится своим стояком между мягких ягодиц. Закатывает глаза от предвкушения и, прижимая Хёнджина к подушке, угрожает в самое ухо, понизив голос: — Будешь сопротивляться — будешь получать по лицу, пока не разобьётся или оно, или твоя воля, ты понял? Возня Хёнджина прекращается, но всё его тело напрягается. Тишину нарушает его тяжёлое дыхание, Феликс ощущает своей грудью, как рвано вздымается его спина то вверх, то вниз. — У меня нет цели тебя порвать, — успокаивающе мурлычет Феликс, опаляя горячим дыханием колечко хеликса и мягко прикусывая хрящик, — поэтому попытайся расслабиться, насколько это возможно — иначе будет больнее. Отстранившись, он шарит по карманам, находит тюбик смазки и презерватив. Быстро натянув его на палец, обильно смазывает и другой рукой надавливает на поясницу Хёнджина для прогиба. Мягкие половинки раздвигаются и Феликс замирает. Перед ним открывается гладкая ложбинка, розовая дырочка, по которой так и хочется пройтись языком. Феликс перекатывает налитые яйца в руке, наслаждаясь мягкостью кожи, ведёт пальцами выше, по чувствительному месту, и очерчивает подушечкой края сфинктера. Тело в его руках дрожит. Когда палец проникает внутрь сразу на две фаланги, Хёнджин резко подаётся вперёд, пытаясь увернуться, но Феликс крепко удерживает его свободной рукой. Не останавливается, медленно вводит до конца, круговыми движениями чуть раздвигая стенки. Феликсу уже надоело церемониться — хочется просто выебать и удовлетворить, наконец, свои животные желания. Но рвать Хёнджина он всё ещё не планирует, поэтому старательно растягивает тугие стенки, не особо аккуратно — его терпение на исходе. Хёнджин всхлипывает в подушку, когда Феликс вставляет уже три пальца, хорошо чувствует натяжение стенок и представляет, как ахуенно будет скользить его член в заднице Хёнджина. Немного сбившийся настрой Феликса возвращается — твёрдая головка его члена натягивает нижнее бельё. Хочется уже освободиться от одежды. Занятый процессом подготовки, он и не обратил внимание, как Хёнджин потрясающе порочно смотрится в этой позе — пропорции его тела идеальны: широкая линия плеч, довольно мускулистая спина красивым треугольником переходит в узкую талию, задница маленькая, но раскрытая, выглядит очень аппетитно. Хёнджин прекраснее самой дорогой шлюхи, любого смазливого мажорчика, падкого на лесть и дорогие цацки. Такой податливый и беспомощный. Когда пальцы начинают двигаться свободно, Феликс спускает свои штаны под яйца и раскатывает по члену презерватив. Подставляет головку ко входу и проникает сразу наполовину. Хёнджин стонет болезненно. Дальше Феликс проталкивается медленно, пока не касается лобком его задницы. Склонившись, он убирает тёмную прядь волос, открывая себе лучший вид на профиль Хёнджина. Тот стискивает зубы и зажмуривается, готовясь. Феликс выходит, оставляя в анусе только головку, и резко толкается обратно одним слитным движением. Хёнджин вскрикивает. Сжимает простыни и дрожит всем телом. Феликсу похуй. Он фиксирует Хёнджина крепкой хваткой за талию и начинает проникать в быстром темпе. Ахуенно. Как ахуенно узко и горячо в Хёнджине. Как охуенно красноватая кожа его сфинктера обволакивает член. Как ахуенно тот вскрикивает при каждом толчке. Как красиво собирается пот блестящей росой на его позвоночнике, и напрягаются мышцы спины. Как приятно биться лобком о его мягкую задницу, и как приятно ласкают слух его жалобные всхлипы. Феликс хватает его за волосы на затылке и тянет на себя. Вбивается в задницу по самые яйца. Хёнджин кричит, рыдая. Феликс ярко представляет его красное лицо, покрытое слезами с кровавыми подтёками, и хочется кончить, прямо сейчас. Но он сдерживается. Замедляет темп, входит волнообразными движениями, растягивая стенки. Хёнджин дышит тяжело, скулит. Феликс хватает за верёвку и тянет на себя, будто поводья. Слышит, как Хёнджин начинает задыхаться, как хрипит его голос. Эти звуки лучше любого произведения симфонического оркестра. Глубокие, пропитанные эмоциями и чужой моральной болью. Но терпение на исходе — пора заканчивать. Феликс переходит на бешеный темп, вбиваясь в узкое горячее нутро. Мышцы немеют от напряжения и сокращаются. Под стоны и влажные звуки Феликс кончает. Кровь бежит по венам, член пульсирует, а яйца становятся лёгкими. Он закрывает глаза, наслаждаясь горячим теплом, разливающимся по телу. Устало опирается на руку и загнанно дышит. Отпускает верёвку, и Хёнджин валится на кровать. Хочется курить. Выйдя из Хёнджина резким движением, он снимает презерватив, завязывает и уходит на кухню к мусорному ведру. Достаёт сигареты и, подкурив, глубоко затягивается, чтобы следом медленно выпустить дым, наслаждаясь его игрой в солнечном свете. Феликс возвращается в комнату. Конечности Хёнджина раскиданы по кровати. Он не двигается. Лицо в подушку, рубашка мятая и лишь слегка прикрывает сочную задницу. Ноги бесконечные. Стройные, жилистые — как подобает танцору. Феликс поднимает нож с пола. Берёт из шкафа верёвку длиннее, чтобы помыть Хёнджина. Привязывает к изголовью один конец, к ошейнику — другой, а старую перерезает. — Если не пойдёшь в ванную на своих двоих — будешь ползти на четвереньках, — предупреждает Феликс, стискивая сигарету в уголке губ и наматывая на локоть верёвку. Хёнджин не реагирует — всё так же лежит, не двигаясь. Феликс дёргает его на себя за ошейник несдержанно: — Давай, вставай. Он поднимает Хёнджина с кровати и тот падает перед ним на колени. Лицо опущено, кажется, он готов повалиться на пол. Феликс, сделав затяжку, наклоняется, кладёт его руку к себе на плечо и тащит в ванну. Снимает рубашку, погружает в воду и тщательно моет. Гладь быстро окрашивается красным. Хёнджин склоняет голову обессиленно. Глаза закрыты. На его тёмных ресницах блестят слёзы. Он разбит. Феликс насухо его вытирает и несёт до комнаты, сажая на большой пуф по центру. Хёнджин смотрит в окно стеклянными глазами, пока Феликс находит в шкафу пижаму. Проходит через кухню, где захватывает аптечку. Одевает Хёнджина и снова закуривает. Зажав сигарету в уголке губ, он обрабатывает рану антисептиком и наносит заживляющую мазь на пухлые губы. Хёнджин всё так же смотрит в окно, не моргая, но скоро начинает закашливаться. — Можешь не курить? — хрипит он. — Меня мутит. — Тебе нужно поесть, — тушит сигарету Феликс, — садись за рабочий стол, я принесу тебе еды. Феликс отправляется на кухню. Пластиковый поднос, тарелки и приборы. Не очень удобно, но так безопаснее. Он разогревает приготовленный ранее хэджангук, небольшую миску риса, панчханы и жареную говядину. Относит в спальню. Хёнджин так и не сдвинулся с места. — Не будешь есть — буду кормить тебя с ложки насильно или поставлю капельницу. Хёнджин вздрагивает от звука его голоса. Оперевшись на пуф руками, встаёт и, еле передвигая ноги, подходит к столу. С трудом садится и начинает лениво мешать ложкой суп. Феликс в это время, осматривает кровать. Слёзы Хёнджина смешались с кровью, оставив на подушке розоватые узоры. Хаотичные, рваные, они напоминают бутоны цветов сакуры. Феликс залипает на созданную им картину. Потрясающую. На простыни мокрое пятно, с белёсыми каплями. Хёнджин кончил. Без единого прикосновения к члену, без нежности и ласки. Это интересно. Запрыгнув на стул, Феликс снимает балдахин, бросает его под кровать. Убирает постельное бельё и, швырнув его к балдахину, сворачивает ковёр и выносит из комнаты. Кладёт другой такой же ковёр под кровать, заправляет её свежим постельным бельём, скрупулёзно разглаживая складки, крепит новый балдахин. Всё снова чистое и белое — идеально. — Может, хочешь выпить? — интересуется Феликс, заметив, что Хёнджин всё же съел всю еду подчистую. — Вино, пиво, соджу? — Можно вина, — тихо отвечает Хёнджин, глядя в пустую тарелку. Феликс отправляется к винному шкафу, достаёт Chateau Figeac две тысячи десятого года выпуска. Заполняет два бокала, накладывает в тарелку немного сыра и возвращается в спальню. — Прежде чем выпить, ложись на кровать животом вниз, — просит Феликс мягко, но настойчиво. Хёнджин послушно выполняет его приказ. Феликс берёт из аптечки заживляющие свечи. — Выстави для меня свою попку, Хёнджин. Тот оборачивается, видит в руках Феликса лекарство и шипит: — Это унизительно… — Будешь себя хорошо вести — будешь делать всё сам, и мыться, и свечи вставлять, а пока терпи. Он приближается к кровати, оголяет ягодицы Хёнджина и вставляет свечу. Не сдерживается. Прикусывает аппетитную половинку, надевает обратно штаны, и, хлопнув по ягодице, побуждает Хёнджина расслабиться. — Ты можешь спокойно передвигаться по комнате. Все ящики пусты, в ванной только рулон туалетной бумаги. Телевизор тоже в твоём распоряжении. Доступа к интернету нет, но я скачал обширную базу фильмов и сериалов. Управлять можно с помощью голосового помощника. Если нужны книги — только скажи, а пока оставлю тебя одного. Сегодня буду спать в гостевой комнате, — «так безопаснее для меня», остаётся невысказанным. — Ещё вопрос: как часто ты созваниваешься с родителями? — Дай бог, раз в неделю, — равнодушно отвечает Хёнджин. — Давно созванивался? — Вчера. — Это хорошо, — Феликс достаёт айфон Хёнджина, подходит близко и подносит к лицу, разблокируя тот с помощью фейс-айди и сразу меняет пароль, — пока я буду вести от тебя переписки. Позже позвонишь родителям. Кажется, Хёнджину всё равно — он просто молча сворачивается калачиком, обнимая пуховое одеяло. Феликс уходит на кухню и проверяет историю звонков — Хёнджин не соврал. Пролистав его переписки с друзьями и изучив манеру речи, Феликс отвечает в чатах. Шутит. Отправляет одно из многочисленных селфи в кровати, найденных в галерее Хёнджина. Информатор прислал материалы на Хёнджина. Тот проверялся в клинике несколько дней назад, сдавал кровь на зпп. Чист — это прекрасно. Также от него прилетают очень интересные сведения, которые явно пригодятся — хороший рычаг давления на Хёнджина. Феликс осушает бокал с вином и решает поесть. Уже вечереет и необходимо избавиться от ненужных улик. Он водружает на плечо завёрнутый ковёр, захватывает бутылку вина и выходит во двор своего дома. Помещает поклажу в бочку, заливает керосином и поджигает. Костёр разгорается быстро, тёмные клубы дыма пляшут на фоне заката. Он садится на кресло рядом, подкуривает сигарету и отпивает из горла. Как приятно смотреть на огонь. Как красиво солнце в алом обруче заходит за горизонт. Он оборачивается, заглядывая в панорамное окно своей спальни. В тусклом свете комнаты, Хёнджин лежит, свернувшись на полу рядом с кроватью, прижимая колени к груди. Сквозь стеклопакет слышны глухие звуки его истошного крика. Это истерика. Ожидаемо. Не каждый день он оказывается игрушкой психопата. Феликс, сделав глоток терпкого напитка, удовлетворённо затягивается, выпускает дым на фоне чёрных клубов и языков пламени. Наслаждается огненным закатом. Хорошо и спокойно.