Все — не то

      Их просто бросили в подвал, заполненный многовековым хламом, который, очевидно, не разбирали со времен девятнадцатого века. Дамблдор с удивлением следил за Гермионой, сохранявшей почти спартанское спокойствие.       — Я не очень хорошо знаю это место, — произнесла она, деловито прохаживаясь вдоль рядов всякого мусора. — Но, должна признать, это здорово напоминает Выручай-комнату. — А потом повернулась к Дамблдору. — Поверить не могу, что вы вот так просто позволили Волдеморту забрать вашу палочку!       Дамблдор опешил.       — Я даже не подозревал, что Тому известно о Дарах…       Она фыркнула.       — Так себе оправдание. Нужно придумать способ выбраться отсюда. Попробуйте вызвать домовиков Хогвартса.       Решив, что она в данный момент лучше него подстроена под обстоятельства, Дамблдор послушно произнес:       — Домовик. — Ноль эффекта. — Дилли. Черри. Эпл.       — Это бесполезно, — перебила его Грейнджер, понимая, что директор так до утра может перечислять эльфийские имена. — Нужен домовик, вхожий в дом Блэков.       — Вы хорошо осведомлены о магии домовых эльфов.       Гермиона, заглянувшая до этого в какой-то старый покосившийся шкаф, набитый всяким хламом, выглянула из-за створки, приподняв бровь.       — Полагаю, степень моей осведомленности вас еще удивит.       И все же они не торопились обсуждать что-либо. То ли боялись, что их могут подслушать, то ли не доверяли друг другу, но большую часть времени Гермиона, кутаясь в мантию Дамблдора, разглядывала хлам, а сам Дамблдор присел на сломанную кровать и уставился в пустоту лестницы, ведущей наверх. С которой менее получаса назад их неаккуратно столкнули вниз.       Он мог попробовать воспользоваться лунным камнем — первым, второй оставался у Риддла, — единственным средством связи с внешним миром. Понимая, что Риддл патронуса вызвать не может, Альбус решил зачаровать лунные камни протеевыми чарами. Лунный камень обладал поразительным свойством усиливать действие магии, а потому ему не важны были расстояния. И все же Дамблдор сомневался, что это теперь имеет значение, ведь Риддл наверняка решит, что это уловка. Кроме того, единственное, что он заметит — это сияние. Ни координаты, ни сообщение передать невозможно.       — Какой сейчас месяц? — внезапно спросила Гермиона.       Она, как оказалось, уже некоторое время сверлила Альбуса взглядом.       — Конец августа.       Грейнджер принялась расхаживать вперед и назад.       — Как думаете, что случится, когда на свет появится Гермиона Грейнджер?       Это не было праздным вопросом. Кроме того, его вряд ли мог понять кто-то неосведомленный о ситуации, в которую попала Гермиона.       — Боюсь, она не появится.       Грейнджер кивнула и помассировала переносицу. Уселась на стопку книг.       — Я это предполагала, — удрученно протянула она.       Он не знал, мыслят ли они в одном направлении, но надеялся, что у них еще будет время, чтобы обсудить эту ситуацию. Тем не менее, он не мог сказать ей сейчас, что в мире не может быть двух копий чего-либо. По крайней мере, когда время отматывается не с помощью маховика времени, а нагло вспарывается с помощью темной магии.       Альбус еще в тот момент, когда увидел клочок пергамента с знакомой надписью — последним «подарком» Геллерта, сунутым ему в руку тогда, после дуэли в сорок пятом, понял, что Грейнджер из будущего. Из рассказа Риддла он понял, что записка из книги Альбуса исчезла тогда, когда в этом времени появилась Гермиона. И точка ее перемещения не была случайной. Гермиона появилась в этом времени, когда, очевидно, была зачата — должна была быть зачата. В тот день, двадцать третьего декабря, исчезла записка, которую он держал между станиц сказок Барда Бидля. Он доставал ее в особенно темные времена, когда оставался один на один со своим внутренним раздраем.       — Я… эм… не совсем помню события последних месяцев.       Дамблдор поднял голову. Он догадывался об этом — уж слишком равнодушно она отреагировала на предательство Риддла.       — Память со временем восстановится.       — Что делал Риддл в моей палате? — спросила она. Наверняка этот вопрос волновал ее еще сильнее, чем рождение настоящей Гермионы Грейнджер.       Альбус протянул руку и сжал ладонь Гермионы.       — Уверен, вам лучше вспомнить все самой.       Она вспыхнула. Черты лица за доли секунды сложились в мрачную злобную решимость, что Альбуса удивило — не такое выражение лица он привык видеть у мисс Грейнджер. Высокопарные слова Геллерта «в свету естественно налет едкой тьмы осязать», служившие Альбусу напоминанием о собственной сути, касались даже Гермионы.       — Я не Гарри, — прошипела она. Дамблдор хотел было уточнить, о каком Гарри идет речь, но не решился, — и вы все же постарайтесь, уж будьте добры, рассказать мне эту, очевидно, не радужную историю. Потому что вы себе не представляете, как я устала от этого дерьма. Мало того, что мы год скитались по каким-то лесам по вашему велению, потом это чудовище отправило меня назад в прошлое, выдрав из моего времени и оставив совсем одну… и я неизвестно сколько времени провалялась в больнице, а теперь нас похитил предатель Волдеморта. Если это не ваших рук дело, то наши дела очень — очень! — плохи.       

-

      Когда он закончил рассказ, Гермиону стошнило.       — Наши дела, — прохрипела она, показываясь из-за стопки хлама, — очень плохи.       Домовик Блэков подал им еду, а еще раздвинул часть хлама и перенес два высоких матраса, словно в подтверждение ее слов.       Альбус понимал, что, если мисс Грейнджер действительно была нужна Регулусу как средство шантажа, то его собственная жизнь вряд ли чего-то стоила.       * * *       Вернувшись в свое поместье, Риддл положил перед собой Мантию, Палочку и призвал кольцо с Камнем. Было трудно в это поверить — он превзошел Дамблдора и Гриндевальда. Он сумел собрать все Дары. И это не было фортуной или удачей, он приложил усилия, и они, наконец, были вознаграждены.       Вынув мешающийся в кармане мантии лунный камень, Риддл запечатал магией все хозяйское крыло поместья и закрыл камин ото всех. Теперь в его крепость — не хуже Нурменграда — никто не мог попасть. Ни сторонники, ни враги, ни даже Гермиона, на чьей бы стороне она ни была.       Риддл разложил перед собой крестражи. Ритуал был готов — все давно просчитано до последней мелочи. Готов, кажется, был и сам Том.       Что удивительно, для создания крестража нужна была жертва, а вот для возвращения кусочков души на место, необходимо было только искреннее желание. Ну, или раскаяние, но Том не был на это способен — он не сожалел ни об одной смерти, даже о случайной смерти Миртл. Даже спустя почти полвека он по-прежнему кривился от воспоминаний о вечно рыдающей девчонке. Соответственно, не приходилось жалеть и о смерти папаши-магла и Хепзибы Смит. Их смерти послужили великой цели, ведь бессмертие иначе не назвать.       При взгляде на дневник, диадему, медальон, чашу и кольцо Риддл испытал сильную ностальгию. Он помнил, как появился каждый из этих предметов. Осознавал, почему выбрал именно их. И чувства, просыпающиеся каждый раз, когда очередная великая реликвия становилась вместилищем его души, навсегда врезались в память.       А еще он помнил, как с каждой отделившейся частичкой чего-то лишался. Дневник лишил его инстинкта самосохранения и погрузил в эйфорию, ведь он знал, что бессмертен. Кольцо лишило его той крохотной привязанности к родителям. Диадема — сочувствия. Чаша и медальон — последних крупиц совести.       Все эти чувства, возвращаясь вместе с тем, как крестражи теряли свою силу, будто воздавали за все те годы, что он жил без них. Риддл и забыл, каково это, когда душевная боль так сильна, что превращается в физическую. Его тошнило, выворачивало наизнанку, всплески магии были так сильны, что содрогались стены. Каким-то краем сознания он успевал волноваться о том, чтобы Крауч не заметил этих всплесков.       Риддл тонул и захлебывался чувствами, наполняющими его тело. Смертельная усталость сменялась эйфорией и обратно за считанные минуты и секунды. Перед глазами мелькали лица и утраченные воспоминания, который он запер в своем сознании в стальной ящик. Все замки были сорваны.       Он был рад, что никто не видит его в этот момент слабости. Страхи проносились перед глазами как колдографии.       Секунда, когда над головой пролетали бомбы; минута, когда перед глазами оказалось полуразрушенное здание приюта; час, когда ему вновь отказали в прошении остаться на лето в Хогвартсе — все в том же кабинете Диппета, а ведь Риддл так старался это забыть, заместив воспоминание тем, когда он получал награду за избавление школы от опасности; день, когда вышел из замка, понимая, что ему некуда идти, и испытал жуткое разочарование от работы в Горбин и Беркс. А еще бесконечные моменты одиночества, но не те, светлые, когда он им наслаждался. Оказалось, он надежно выбросил из памяти дни и часы, когда ему было страшно во время странствий по миру, а надежду на то, что все не зря, давали лишь письма Абраксаса.       Спустя долгих три дня, осунувшийся, но вернувший свой истинный облик — никаких красных глаз и размывающихся черт лица — он наконец пришел в себя.       Таким уязвимым, как в этот момент, он себя не ощущал еще никогда. Но это был не конец.       Дрожащими руками он провел палочкой над кольцом, которое больше не являлось крестражем, отделяя от него Камень…       Камень, Мантию и Палочку окутало небесно-голубое сияние, а Риддл, откинувшись на спинку кресла, закатил глаза, так, что были видны только белки, а его лицо потеряло любое выражение.       

-

      Он оказался перед мостом. Ни мост, ни само место не были ему знакомы.       Все вокруг было окутано розоватым туманом и, казалось, плавилось от высокой температуры, только вот по коже пробегал холодок. Воздух был застывший и плотный, как желе.       Риддл чувствовал себя насквозь остывшим, словно он опустел внутри, и там, во всем этом пространстве, гулял ветер, от которого все немело. Чувства не давили на щиты окклюменции — их не было вообще. И сейчас, после испытанного им потрясения, это казалось раем небесным.       Старый мост — он выглядел идеально, без зазубрин и щербинки, но почему-то Том не сомневался, что он старый, — притягивал его взгляд. Не сопротивляясь этому чувству, Том ступил на него. И стоило ему сделать шаг вперед, как доска за ним исчезла.       Он перевел бессмысленный взгляд с ног на пустое пространство. Покинутый им берег казался близким и бесконечно далеким одновременно. Наверное, у него был шанс вернуться назад. Но ему не хотелось.       Он сделал еще шаг. И еще один. Уже не оглядываясь, ведь прекрасно знал, что позади не остается ничего, кроме бездонной, как у него в груди, пустоты.       Лишь дойдя до середины моста, он остановился. Перила и доски висели в воздухе, словно строителям не хватило материалов, и они решили остановиться на том, что есть. А потом понял, что этому мосту не к чему приходить — второго берега тоже больше не было. Как не было и песка, и деревьев, и палящего солнца, заставляющего все вокруг плавиться. Не было даже неба. Одна лишь вылинявшая бескрайняя белая пустота.       Вода внизу шелестела и бурлила, не ощущая плотность воздуха. Она была прозрачной — было видно песчаное дно. И каждая капля будто жила своей отдельной жизнью. Присмотревшись к потоку, Риддл понял, что так и есть. Какое-то седьмое чувство подсказывало, что это не вода — под ним, под ногами, под мостом, — а души. И не было ни истока, ни устья.       И он был над ними.       Где-то на краю сознания болтались беснующиеся чувства и мысли, но стоило ноге ступить на второй берег, как и их размыло в бескрайнюю белую пустоту.       Конечно, его ожидали.       Эфемерная фигура, напоминающая все и одновременно — ничего. Он не мог ее рассмотреть, как ни старался, но не сомневался, что она смотрит на него.       Мост, построенный Певереллами, канул в лету.       Он оглянулся и, к своему изумлению, увидел за рекой душ клочок земли. Берега больше не соединял мост.       Как и я, ты теперь бессмертен. Дары утратили свою силу, и не обретут ее и после твоей смерти.       Риддла настолько изумила противоречивость этих предложений, что эмоции пробились наружу за щиты окклюменции и вновь стали наполнять его сознание.       Это случится тогда, когда ты будешь к этому готов — через год, два или сотню лет.       Это не случится никогда, уверенно решил Риддл.       Даже Никогда имеет свой срок.       Он и не заметил, когда он и эфемерная фигура зашагали вдоль берега. Они разговаривали, как старые друзья, но вслух не прозвучало и слова. У него вертелось много вопросов в голове, но на каждый из них, стоило ему оформиться, он уже знал ответ.       И когда впереди на горизонте показался исток, Риддл понял, что беседа окончена. Он закончил этот путь один, двигаясь по бесконечной дороге вдаль, за плотный туман и стены воздуха, пока не обожгло легкие.       

-

      Зрение постепенно прояснялось, а легкие переставали гореть и сжиматься. Воздух, наполняющий грудь, казался сладким и сочным, как спелое яблоко. Мир наполнили звуки и цвета, и запахи.       Дары исчезли.       Мантия, Камень и Палочка — их не было.       Но Тома это не взволновало. Смерть сделала так, что теперь они не могли достаться никому кроме него — они стали его частью. Он сам был Даром или Избранным, Поцелованным Смертью.       Время превратилось в вялотекущую субстанцию. Оно растягивалось и сжималось вокруг него. И хотя Риддл не мог повлиять на его течение, он должен был подстроить себя под него.       Ощущение бессмертия — теперь он понял, что это такое, оно не шло ни в какое сравнение с тем, что было у него, когда были крестражи — дарило странное спокойствие.       Ему хватило минуты, чтобы насладиться им — большего не требовалось. У него были планы, которые он собирался реализовать. Он собирался продолжить свое дело.       Его внимание, сфокусированное ни на чем и сразу на всем, привлекло мерцание лунного камня. Он засветился и погас. Засветился и погас снова. И снова. Три коротких, три длинных. Три коротких, три длинных. Он делал это без пауз и остановки.       Риддл убрал камень в ящик стола и взял свою палочку.       * * *       На пятый день пребывания в заточении Альбус решил, что идея с лунным камнем может быть не так уж и плоха. Вообще-то рядом с деятельной мисс Грейнджер любая его идея была так себе, очевидно, у нее было больше — гораздо больше — опыта по нахождению в плену.       Однажды ей почти удалось вскрыть замок на двери, но бдительный эльф Блэков вовремя доложил хозяину, и мисс Грейнджер была наказана.       — Круцио, ­— играючи произнес Блэк, и Гермиона неестественно выгнулась, царапая ногтями бетон.       Ее крик, казавшийся плотным и сконцентрированным в заставленном помещении, оглушал.       — Прекрати!       Дамблдор, с несвойственной ему прытью, подскочил к Блэку, но был остановлен направленной на него палочкой. Тем не менее, цель была достигнута — заклинание с Гермионы он снял.       — Отойди, — приказал он Дамблдору.       Альбусу ничего не оставалось, как сделать шаг назад. Однако неприятное чувство в груди от того, что ему смеет приказывать мальчишка, еще вчера бывший его учеником, проросло и оформилось в нечто отвратительное, от чего Дамблдор мечтал избавиться годами — в ненависть и злость.       Блэк, не обращая внимания на мысленные терзания Дамблдора, опустился на корточки рядом с Гермионой и брезгливо убрал волосы с ее лица кончиком палочки.       — Где Хозяин? — спросил он.       Гермиона, поразительно быстро отошедшая от Круцио, нагло усмехнулась — совершенно напрасно, по мнению Дамблдора.       — Понятия не имею, где твой хозяин, — ответила она.       Регулус фыркнул.       — У меня нет хозяина, — заявил он.       — Скажи это метке на своем предплечье.       Блэк поменялся в лице и снова направил палочку на нее, но Гермиона, сделав внезапный рывок, почти выбила ее из руки. За что получила удар по лицу — совершенно по-магловски, кулаком. Стоявший в стороне Дамблдор ринулся к ним. К тому моменту, когда он оказался рядом с Гермионой, ситуация вновь была под контролем Блэка. Альбус только успел затолкать девушку себе за спину, как мышцы и кости прожгло невыносимой болью.       

-

      После этого случая попыток побега они не делали. Да и сил на это не оставалось — кроме воды они больше ничего не получали. Регулус еще несколько раз пробовал расспросить Гермиону, но все без толку: кроме оскорблений и бесконечного презрения он ничего не получал.       После рассказа Дамблдора о пребывании Гермионы в этом времени она стала медленно вспоминать. Сначала, конечно, ее стошнило, а с лица не уходило выражение отвращения и презрения к себе. Но Альбус видел, что с каждым днем, вспоминая все больше и больше, ее отношение к произошедшему менялось. Так же, как и ее отношение к Темному Лорду — Марволо, как она его называла.       — Он отправил меня сюда, — сказала она как-то. — Значит, это все — петля?       Альбус тяжело вздохнул.       — Ответить на этот вопрос можете только вы, мисс Грейнджер. Только вам известно, изменились ли события…       — Насколько мне известно… — протянула она задумчиво.       Она лежала на матрасе, закинув ногу на ногу, совсем не озабоченная отсутствием еды, будто голодать — привычное для нее состояние. Она немного рассказывала о войне, когда они убедились, что их не подслушивают, и от ее рассказов у Альбуса волосы вставали дыбом. И все-таки он мог поверить, что это он частично виноват в том, что подросткам пришлось — буквально — спасать мир. Частично ее история перекликалась с его планами на будущее. С теми, что они обсуждали с Абраксасом Малфоем. И самыми поразительными и страшными были слова мисс Грейнджер о пророчестве — они действительно собирались провернуть нечто подобное. Малфой обладал каким-то знанием, благодаря которому не сомневался, что Лорд исчезнет — так он и говорил, не умрет, а именно исчезнет, если продолжит убивать.       — Гриндевальд в моем времени все еще был жив, — сказала она и скосила взгляд в его сторону. — О вас, кстати, написали целую книгу.       Дамблдор поморщился. Он представлял, что могли о них написать. И был готов на многое, чтобы эта история не стала достоянием общественности. Правда, это «многое» было сильно ограниченно пространством этого подвала, и все, что он мог делать — бесконечно сжимать лунный камень, потому что в принципе не понимал, почему все еще жив.       — Сколько вам лет?       — Не знаю, — ответила Грейнджер. — С учетом маховика, которым я пользовалась на третьем курсе, а потом еще и этого странного перемещения… должно быть, чуть больше двадцати.       Дамблдор кивнул. Он думал, что она старше. Было тяжело смириться с мыслью, что она была совсем девочкой, когда ее окунули в проблемы чужого мира.       * * *       — Милорд! — воскликнул Барти, стоило ему увидеть Риддла.       В тоне его голоса было намешано много всего: и удивление, и облегчение, и восхищение.       — Сколько я отсутствовал?       — Семь дней, милорд, — неуверенно протянул Крауч.       — Ты сомневаешься? — поинтересовался Риддл. Тот уверенно покачал головой. — Что произошло за это время?       Барти дал отчет, словно готовился к этому всю жизнь. Его аудиенции просили многие, но важных имен Риддл в этом перечне не услышал. Долохов и Эйвери объявили Ближнему кругу, что Темный Лорд странствует, поэтому все продолжили заниматься своими делами. Однако то, что одновременно с ним пропал и Дамблдор — вот и первое важное имя, которое он желал услышать в списке запрашивающих аудиенцию, — вызвало ряд вопросов.       Риддл вспомнил о лунном камне, отбивающем SOS.       — Вызови Северуса, — приказал Риддл, — срочно.       Снейп явился уже спустя десять минут. Одновременно с ним в комнату проскользнул Живоглот, странно похудевший и осунувшийся за эти дни.       Конечно, Гермиона в книжном не появлялась.       — Белла не виновата, — сходу заявил Снейп. — Она не… ничего не могла сделать.       Он стушевался под взглядом Риддла.       — Тогда почему ты об этом заговорил? — спросил он.       — Вы говорили, что если с Гермионой что-то случится, то накажете Беллу…       Риддл махнул рукой.       — Ну, раз ты считаешь, что она не виновата, — протянул он недовольно.       — Нет, просто дело в том, что… — он запнулся и принялся теребить край мантии, напоминая Риддлу о том, насколько Снейп все-таки еще мальчишка. — Все эти дни Белла была с Цисси, ни на шаг от нее не отходила, — сказал он, наконец. — Нарцисса плохо себя чувствует из-за беременности.       Риддл кивнул, принимая такое пояснение. Он не сомневался, что Белла могла на время отложить месть ради страдающей сестры — семья превыше всего.       — Расспроси знакомых, — приказал Риддл Снейпу. — Всех, с кем была знакома Гермиона.       — Милорд, произошло что-то серьезное? — осторожно спросил тот.       — Возможно.       Поклонившись, Снейп поспешил удалиться через камин.       Риддл тоже решил не тратить время зря. Однако, чем больше времени проходило, тем отчетливее становилось ощущение, что Дамблдор и Гермиона исчезли вместе. Лунный камень был тому подтверждением. А еще Живоглот. Риддл был уверен, что кот, словно отражение своей хозяйки. И Гермиона, судя по всему, не была в порядке.       Вот тут-то и накрыли его в полной мере совесть, сочувствие и привязанность. Пусть Гермиона не была его последовательницей, но она была его. Он сам так решил и взял ее под свою ответственность.       Риддл посетил Мунго и разругался в пух и прах со Сметвиком, утверждавшим, что больная покинула палату на своих двоих в сопровождении Дамблдора — абсолютно добровольно. И, кстати, Сметвик был совершенно недоволен тем фактом, что ему не дали осмотреть мисс Грейнджер перед уходом.       После Мунго следы обрывались.       Риддл за один день поставил на уши всех, кому было известно о Гермионе, а именно Снейпа, Долохова, Беллу — пусть та и скривилась, услышав приказ, а Амбридж с Ноттом было поручено следить за всем министерством, и, если прозвучит нужное имя, сразу же вызывать его.       Весь день он провел в переговорах, а после — слушал отчеты. Снейп, как и все остальные, ничем порадовать его не смог.       — Стоит обратиться к аврорам, — сказал Долохов.       И если бы Снейп не вздрогнул, Риддл и не вспомнил бы о том, что есть один аврор, пообщаться с которым можно было бы неофициально. С написанными на лице смирением и отчаянием, Снейп отправился в министерство. За время его отсутствия Риддл еще раз обговорил с посвященными, как следует действовать дальше. Их прервал Регулус Блэк, запрашивающий аудиенцию, но сейчас Риддлу было не до проблем подростков, так что он просто закрыл для него камин, без объяснения причины.       К моменту, когда Снейп вернулся, в поместье оставались лишь Долохов, за координацией действий среди Пожирателей которого Риддл наблюдал, и Белла, решительно отказавшаяся уходить без Снейпа. Кажется, за это непродолжительное время Ближний круг успел смириться с тем, что у Беллатрисы Лестрейндж новая игрушка.       Поттер и Снейп появились достаточно комично — они буквально выпали из камина, рыча друг другу угрозы, но быстро взяли себя в руки. Поттер переводил заинтересованные взгляды с Долохова на Риддла и назад, очевидно, пытаясь вычислить, кто из всех в этой комнате больше похож на Темного Лорда.       — Милорд, — решил помочь ему Снейп и поклонился, глядя на Риддла. — Поттер доставлен, — не без злорадства в голосе сказал он.       — Так это вы! — грозно воскликнул Поттер. — Где Дамблдор?       Он выглядел забавно — весь взъерошенный, без палочки в руке, но с отчаянной решимостью размером с дом. Ну точно гриффиндорец.       — Это нам и предстоит выяснить, — в стиле Дамблдора ответил Риддл. — Не думаете же вы, что я пригласил бы вас на встречу, если бы был виновен в исчезновении вашего любимого директора?       Поттер стушевался и почесал затылок, а Снейп презрительно хмыкнул.       — Ну, вообще-то…       — Вместе с Дамблдором исчезла и мисс Грейнджер.       — Гермиона? — удивленно переспросил Поттер, и его брови показались из-за дужек очков. Он обвел всех вокруг взглядом. — А вам какое дело до нее? — воинственно спросил он.       — Гермиона, — скривившись, сказала Белла, — подружка Темного Лорда.       И Риддл очень пожалел в этот момент, что позволил ей остаться в поместье. Более того, пожалел, что она в принципе жива.       — Ох, — протянул Поттер. Взгляд его забегал в поисках горизонтальной поверхности, и, заметив свободный стул, он сел на него.       — Так как Ордену тоже неизвестно, куда исчез Дамблдор, я полагаю, есть третья сторона, заинтересованная в его исчезновении, — заметил Риддл.       Поттер не был совсем уж дураком и не стал спрашивать, откуда Темному Лорду известно о делах Ордена. Петтигрю еще утром доложил, что там все стоят на ушах и грешат на Волдеморта.       — Может быть… — проговорил Поттер. — Может быть, кто-то заинтересован не в нем, а в Гермионе… И вообще, вы так говорите, словно они были вместе, перед тем как…       — Так и было, — перебил Риддл.       — Дамблдора и Грейнджер последний раз видели вместе в Мунго, — доложил Долохов.       — Зачем они были вместе в больнице, может иметь значение для следствия? — осведомился Поттер — его воинственность смыло деловитостью.       — Нет, — ответил Антонин.       Камин внезапно вспыхнул зеленью, и будто издалека послышался голос Вальбурги. Все головы повернулись на звук. Риддл взмахнул палочкой, прерывая связь.       — Тогда…       — Ну, у вас же должны быть способы связи с Дамблдором на такой вот случай? — спросила Белла.       Поттер пожал плечами и покачал головой.       — Нет, — сказал он. — Директор — сильнейший волшебник, и…       — Никто не ожидал, что его могут просто похитить, — закончил за него Снейп.       — Или убить, — сказала Белла.       Кажется, они все задумались об одном — кто настолько сильнее Дамблдора, что может заставить того исчезнуть?       Все головы повернулись в сторону Риддла. Сказать ему было нечего. Чувство вины за украденную у директора палочку постепенно росло и оформлялось в виде ноющей боли в висках.       Все резко отвернулись от него, когда пламя камина снова изменило свой цвет. На этот раз Риддл не успел его закрыть — Вальбурга, будто постаревшая и осунувшаяся, буквально ввалилась в комнату.       — Закрывай, — хрипло сказала она Тому.       Два раза повторять не пришлось — Риддл закрыл каминную сеть, тем более, что и так собирался это сделать.       К Вальбурге подскочили Долохов и Снейп, помогая подняться. Риддл тоже встал, встревоженный видом Вал. Белла уже вызывала диагностические чары, хмурясь сильнее и сильнее.       — Что случилось? — спросила она.       Вальбурга обвела взглядом собравшихся и остановилась на Поттере.       — А этот что здесь делает?       Несмотря на слабость, она все же вложила достаточную долю яда и презрения в свой голос.       — Что произошло, Вальбурга? — повторил вопрос Беллы Риддл, не собираясь отчитываться за гостей в своем поместье.       — Регулус, — на выдохе произнесла она.       — Что-то случилось с Регом? — мгновенно навострившись, спросила Белла.       Вальбурга покачала головой и сделала то, что заставило сердце Риддла похолодеть — всхлипнула.       — Кажется, он кого-то держит в нашем подвале.       Как по волшебству, все резко замерли. Но лишь на мгновение. А в следующее все уже толпились у камина.       — Белла, останешься с Вал. Вызови Сметвика, — приказал Риддл, бросая порох в пламя.       Такой же неорганизованной толпой они вывалились в поместье Блэков. И именно в этот момент — ни раньше, ни позже — Риддл вспомнил о великих актерских талантах Блэков. В этот момент, когда Поттер на кой-то черт вывалился вслед за ними, а камин погас, Риддл понял, что их заманили в ловушку.