Все — не то

      Его поместье, сейчас осажденное совами, филинами, воронами и даже голубями, грозило превратиться в проходной двор. А так как он этого совершенно не желал, Риддл сдался, и вместе со Сметвиком они доставили Гермиону в Мунго. Ее определили в самую защищенную палату в том крыле, что отстроили на средства Риддла и его последователей — одно из последних вложений Ориона Блэка.       Гермиона, словно спящая принцесса, лежала в кровати, стоящей среди комнаты, в отблесках многочисленных диаграмм, контролирующих состояние. Разноцветные ниточки магии оплетали ее тело, словно сияющий кокон, покрывая кожу кляксами ярких застывших пятен.       В этом не было никакой необходимости. Магия Гермионы надежно блокировала любые колебания мозговой активности, будто выжидая, пока появится кто-то «извне» и сможет помочь.       Спустя неделю после раздачи указаний последователям, некоторого количества писем и решенных проблем с портключами, в Мунго стали прибывать специалисты по ментальной магии. Кто-то не проводил в палате и пяти минут, некоторые оставались с Грейнджер и на полдня. Дольше никто не задерживался — не было необходимости.       Твердили одно и то же: можно вернуть блок на память, а лучше и вовсе стереть старые воспоминания.       Но Том так не хотел. Ему нужна была память девчонки.       Он не мог поверить, что он-из-будущего так просчитался. Скорее всего, либо недооценил, либо переоценил Гермиону. Была у него, как выяснилось недавно, такая проблема — неверно оценивать окружающих: воспоминания о лице Абраксаса Малфоя, лежащего у его ног, и его слова о том, что Риддл его недооценил, были свежи в памяти. Ее магия была слишком сильна, чтобы позволить блоку пасть и свернуть мозг, как белок, но и была слишком слаба, чтобы пережить цунами из воспоминаний.       В середине августа, когда наплыв мастеров сильно спал, Риддл подумывал о том, чтобы вернуть Грейнджер в поместье. Ему все же было спокойнее, когда она рядом. Магия ли действовала на него, чувства или просто привычка — он скучал. Понимал, что привык к девчонке подозрительно быстро, но сейчас ему казалось, что без Гермионы поместье опустело. А он сам будто вернулся к состоянию внутренних терзаний, когда не понимал природу своих чувств. Влияние магии он принял легко, а вот действие гормонов презирал. И теперь, когда появился шанс, что все происходящее с его чувствами лишь действие магии, он не собирался отказываться от этого просто так.       Стараясь сбежать от этого сумасшествия с чувствами, магией и замешанными в этом девчонками из будущего, он погрузился в исследования крестражей, занялся Пожирателями и приступил к разработке стратегии для кампании. Снова сознательно лишил себя сна, потому что так было проще.       Как бы то ни было, нынешняя передышка в «отношениях» шла на пользу общему делу и его собственным проблемам. Заигравшись в рыцаря с Гермионой, он совершенно упустил из виду тот факт, что ему теперь не просто хочется решить вопрос с крестражами и дарами. Теперь это стало острой необходимостью, потому что ощущения от каждой из последних выпущенных Авад были даже не настораживающими или тревожными — нет, они сигнализировали об острой проблеме. А сопутствующие вопросы сыпались на голову один за другим. Влияло ли, каким именно заклинанием он убил человека? Или значение имел сам факт отнятой жизни, даже если он убьет кого-нибудь Левиосой?       Конечно, он не планировал убивать налево и направо, но он все же являлся Темным Лордом и не знал, в какой момент нужно будет поднять палочку. Более того, он боялся, что в один момент его душа действительно расколется, а он не успеет ни подготовить сосуд, ни в принципе подготовиться. И даже боялся представить, чем это может обернуться.       Может быть, то чудовище из воспоминаний Гермионы и есть последствие неосторожного раскола души?       Он повел плечами, погружаясь в очередные расчеты. Они сходились, но Том проверял каждую строчку, и букву, и все ингредиенты по сотне раз, потому что не мог позволить себе ошибку.       Пламя камина полыхнуло зеленым — аудиенцию запрашивал Снейп.       Скорее от неожиданности, чем от желания увидеть Снейпа, Риддл пропустил его.       — Милорд.       Только сейчас он понял, что действительно давно не видел Северуса. Изменения, произошедшие с этим молодым человеком, бросались в глаза: совершенно перестал сутулиться, был одет опрятно и со вкусом, но самое главное — поменялся взгляд. Том понял, что не ошибся, когда решил дать ему шанс, и не стал лепить из него второго Петтигрю, который, к слову, оказался совершенно бесполезен — как выяснилось, Мантия у Поттера была, но тот, не зная ее настоящей ценности, кому-то ее отдал на время.       Снейп же, противореча внутренним выводам Риддла о том, что тот стал увереннее, каким-то нервным движением положил перед ним письмо.       — Это письмо для мисс Грейнджер от Молли, — сказал он.       Брови Риддла взметнулись вверх.       — И ты принес мне это, потому что?..       Снейп набрал воздуха в грудь, настраиваясь, чтобы выдать подготовленную речь.       — Мы не сразу узнали, что Гермиона планировала отправиться во Францию… Только когда Молли пошла в Аврорат, чтобы написать заявление о пропаже человека. Поттер просветил ее. И сказал, что портключом она не воспользовалась. Тогда Молли явилась в магазин — я ведь бывший… парень Гермионы, — он слегка поморщился, словно это «звание» было ему мало, — а там слово за слово, и она рассказала о новом мужчине Гермионы… и я думаю, что сделал правильный вывод.       Их взгляды впервые за время разговора пересеклись, и это значило больше, чем все сказанное Снейпом, потому что смотреть Волдеморту в глаза решались единицы.       — Какое это имеет значение?       Упрощать ситуацию и подтверждать или опровергать вывод Снейпа Риддл не спешил.       — Вы могли бы… передать ей письмо? Вы ведь наверняка знаете, где она… — под конец слова стали еле различимы.       Дверь кабинета мягко открылась, и в тонкую щель проскользил Живоглот, подтверждая догадку Северуса. Каким бы решительным он ни выглядел в начале, к этому моменту он совсем сдулся — появление книзла произвело на него эффект.       — Почему ты уверен, что она все еще жива? — поинтересовался Том, развлекаясь.       — Я и не… уверен, — на выдохе произнес Снейп.       Значит, пришел сюда с целью разузнать о своей подруге. Смело.       Риддл взял письмо и убрал его в верхний ящик.       — Я передам, — сказал он.       Северус облегченно выдохнул и поклонился. Он уже повернулся, чтобы направиться к камину, но потом приложил усилия и остался на месте.       — Милорд, я… должен сказать кое-что еще.       Риддл раздраженно зарычал — он не любил, когда его отвлекали от дел. А то, чем он занимался сейчас, было важно. До обеда он рассматривал новые варианты кампании с поправками на Амбридж, а после обеда — просчитывал ритуал, который позволит поглотить крестражи. И Северус невероятно мешал.       Том поднял взгляд и скользнул в чужое сознание, надеясь, что так потратит меньше времени.       Тут же об этом пожалел, потому что образ Беллатрисы, стонущей под Снейпом, не то, что он хотел бы видеть. Его проняла злость. Она колючками прорастала в венах, пока Риддл переходил от одного воспоминания к другому. Он не считал Беллу своей, более того, сам порвал эти «отношения»… но она ведь презирала Снейпа! Самое противное, что Риддл сам был частично виноват в ее интересе: это он приблизил Снейпа. И он приказал Белле приглядывать за парнем. А та, конечно, сделала это со свойственной ей самоотдачей.       На глаза попался момент, когда Том понял, что, кажется, совсем не знает своих людей.       * * *       Северус сидел, опершись на стойку. Он уже двадцать раз поменял положение тела, но все не находил удобное — то ли дело было в дурацком стуле, то ли в том, что мышцы болели после ночи, проведенной с Беллатрисой.       После того первого раза в книжном она буквально вцепилась в него. И Северус, как бы ни старался давить на ее совесть, долго сопротивляться не мог. Будь прокляты эти чертовы гормоны.       Да и обеды с Эванс не способствовали успокоению.       Так, по крайней мере, поначалу он мог представлять рыжие кудри на месте черных, и становилось чуточку легче.       От воспоминаний прошлого вечера, вызывавших приятную тяжесть ниже живота, его отвлек звон колокольчика. В магазин вошла Лили; она была в аврорской форме, которая выгодно подчеркивала ее фигуру. Раньше любое ее появление сопровождалось золотистым сиянием, которое, Северус был уверен, видел только он, и каким-то звенящим вакуумом в голове. Сердце то стучало медленно, то вдруг заходилось. А любой ее взгляд заставлял кипеть кровь. И Снейп мечтал долгое время, что скоро воплотит свой план в жизнь, и тогда эти прекрасные ощущения останутся с ним навсегда.       Но сейчас он не видел и не чувствовал ничего, кроме самого факта появления человека. Поначалу он успокаивал себя тем, что это влюбленность перешла в любовь. Что чувства забетонировались и застыли, потому что теперь-то Лили будет с ним.       Но, разговаривая с ней сейчас, Северус, наверное, впервые в жизни задумался… а надо ли?       А вдруг он остыл только по причине выплеснутых гормонов? А представлял ли он рыжие волосы этой ночью?       Раздумывая над этим, он разжал пальцы, сомкнувшиеся на флаконе с зельем, и отдал Лили обычный чай вместо чая, приправленного зельем.       После того, как ее обеденный перерыв закончился, она упорхнула, столкнувшись на входе с Беллой. Та проводила девушку взглядом, а потом посмотрела на Снейпа, сжимающего и разжимающего флакон в кармане мантии.       — А я все думала, чем закончится эта подростковая драма, — ехидно заметила она. Ее юбки прошуршали по полу в его сторону. Северус поднял взгляд и задержал его на тонкой талии и груди, а потом перевел к глазам. — Почему передумал? — поинтересовалась Белла, падая на его стул.       Снейпа до сих пор изумляло ее поведение. Она, не стесняясь, приходила в книжный посреди дня, разговаривала с ним. Представлял ли он, что когда-нибудь вообще сможет разговаривать с Беллатрисой Лестрейндж? Вряд ли.       Впрочем, подумалось ему, не просто так в моменты ее появления посетителей в магазине не бывало. Радовало, что это пока не сказалось на продажах, но лучше было бы все это прекратить.       — Засомневался в своих чувствах, — ответил он отстраненно.       — Так, может, ты и себе амортенцию подольешь? — веселясь, поинтересовалась Белла.       Северус фыркнул.       С того дня он ограничил общение с Лили, у которой перед свадьбой только усилилось желание встречаться с Северусом. И даже в моменты коротких встреч он видел ее сомнения касательно замужества. Еще Снейп старательно избегал Поттера, который тоже проявлял немыслимые усилия, чтобы хотя бы просто пересечься с ним — это, правда, всегда сопровождалось яркими короткими вспышками ссор. Судя по всему, Поттер уже пожалел, что упустил шанс в тот первый раз, когда Северус был обескуражен и растерян его напором, потому что теперь остаться наедине им, слава Мерлину, не удавалось.       А вот Белла — неожиданно — стала чем-то постоянным. Мир перевернулся с ног на голову.       * * *       Просмотр воспоминаний занял не меньше получаса, и Риддл, покинув чужое сознание, дышал так же тяжело, как и Снейп. Тот явно мечтал, чтобы пол открылся и дал ему провалиться под тяжелым взглядом Лорда, но послушно стоял на месте, ожидая выговора.       Сознание Тома разрывалось от мыслей об увиденном.       Снейп собирался насильно влюбить в себя грязнокровку — это желание разбудило в Риддле такое презрение, что не откажись Снейп от этой идеи сам (с помощью Беллы, конечно), он бы тут же его придушил голыми руками, потому что не мог пустить Аваду. Можно считать это травмой детства, но амортенцию Риддл презирал — у него были на то причины. Лучше смерть, чем это поганое зелье…       А в остальном — союз Снейпа с Беллой, если отстраниться от собственнических чувств, сам по себе был довольно выгодным предприятием с перспективой на будущее — пусть и меньшей, чем от сотрудничества с Амбридж. Правда, выгодны эти отношения только в том случае, если не появится лишних скандалов и разногласий в Ближнем кругу.       На секунду сознание прострелил мстительный вопрос: а как к этому выбору спутника теперь отнесутся Сигнус с Друэллой и Вальбурга. Как долго продержится этот союз, если родственники будут против… а Риддл знал, что будут.       Но, конечно, самым важным было:       — Поттер заинтересован тобой? — хрипло спросил Том.       Снейп дернулся, как от удара.       — Вы действительно заинтересованы в нем?       Если бы не явная надежда на отрицательный ответ в его словах, то Риддл наказал бы Северуса за дерзость. Но по его лицу было понятно, что боггартом Снейпа является ответ «да» на озвученный им вопрос.       — Возможно, — уклончиво ответил Риддл.       Если бы Петтигрю раньше не выяснил, что Мантии у Поттера нет, то это задание точно отошло бы Снейпу. Тем не менее, даже просто знать о слабом месте Северуса было приятно. Можно было бы использовать это в качестве наказания в будущем.       — Я… милорд, я согласен на все. Что угодно, лишь бы мое задание не касалось Поттера.       Договорив, он поморщился.       — Поосторожнее со словами, Северус, — отстраненно протянул Риддл. — Даже неосторожные обещания имеют большой вес.       — Я не… — тот умолк на мгновение. Осознав, что ему дали ценный совет, а наказание — откладывается, он поклонился. — Спасибо, милорд.       Он мялся на месте, опасливо косясь на Лорда.       — Ты свободен. И, Снейп, — добавил он, сфокусировав взгляд на парне, — если в Ближнем кругу начнутся какие-нибудь распри и разногласия из-за вашей связи с Беллой, жестоко наказаны будете оба.       

-

      Том сбился с шага, а потом и вовсе остановился, глядя на замок. Он не испытывал ни привычного трепета, ни благоговения. Замок, который он считал домом довольно долгое время, вызывал лишь отвращение. Наверняка дело было в Дамблдоре. И если бы не острая необходимость, ноги Риддла здесь бы не было.       Тряхнув головой, он продолжил путь, стараясь поменьше смотреть по сторонам.       Это была крайняя мера, уговаривал он себя. Да что там, он повторял это, словно мантру, последние несколько дней.       Приветливо распахнутые ворота были единственным напоминанием о том, что его ожидают.       Даже когда Том приходил на собеседование в 1956, Дамблдор встречал его. Не то чтобы ему это помогло.       Сейчас же Альбус старался продемонстрировать, насколько ему доверяет. Совершенно напрасно.       Дорогу до кабинета директора Том проделал на автомате — не забыв перед этим заглянуть в Выручай-комнату — и, пробормотав каменной горгулье пароль, вошел.       — Мистер Риддл, — проговорил Альбус, приподнимаясь. Он жестом указал на кресло у стола.       — Альбус, — усмехнувшись, кивнул Риддл.       Было несколько странно осознавать, как поменялись его эмоции по отношению к этой комнате.       Когда-то впервые попав в этот кабинет, тогда еще Диппета, Риддл благоговейно замер, восторженно рассматривая портреты директоров Хогвартса; кучу грамот, вырезок статей и заметок, — Диппет был сентиментальным стариком и собирал свидетельства достижений бывших учеников. В этом кабинете Том получал значок старосты и страшно гордился собой в тот момент. Здесь же Диппет приставил его к награде за особые достижения — после смерти Мирттл Уорен, когда Риддл нашел акромантула. Тогда, правда, Риддл испытывал некое ехидство.       Во время собеседования — единственный раз, когда он оказался в этом кабинете при директорстве Дамблдора, Риддл испытывал раздражение и неудовлетворенность. Его ужасно раздражали звенящие, шелестящие и не ритмично постукивающие безделушки, расставленные по полкам.       Сейчас раздражения не было — Дамблдор заставил все свои штуки замолчать — очевидно, для него тоже был важен этот разговор. Сейчас Риддл испытывал что-то вроде надежды — неоформившейся и неоперившейся.       — Том, мы можем долго ходить вокруг да около…       — Мне было достаточно долгой утомительной переписки и кучи сов, осадивших мой дом, — перебил Риддл. От осознания насколько затянулась их переписка, он поморщился. — Я пришел сюда за конкретикой.       Дамблдор сосредоточенно смотрел на него.       — В Хогвартсе тот, кто просит помощи, всегда её получает.       Риддл закатил глаза.       — Восхитительно, — ответил он. — Только мне необходима не помощь замка, а твоя.       Было странно произносить это вслух, потому что Дамблдор сам предложил ему помощь — не сразу, конечно. А Риддл, естественно, не сразу согласился.       Когда на имя Тома пришло письмо из Хогвартса — он сначала не поверил и своим глазам, и честным глазам-блюдцам Чера, подавшего ему конверт, словно Риддл — принц Персии. Следующим открытием стало то, что Дамблдор, как и Снейп, и Молли Уизли, тоже волновался о Гермионе.       Быстро выяснилось, что процесс создания и регистрации портключа пытались ускорить всем миром — Риддл со своей стороны давил на Нотта, а Дамблдор дергал за свои ниточки. Итогом стал пресловутый портключ во Францию — так считал Дамблдор, ведь конечным пунктом было поместье Риддла, — которым Гермиона так и не воспользовалась: очевидно, Поттер доложил.       Позже директор убедился, что в книжном мисс Грейнджер не появляется… и быстро свел концы с концами.       Почему какая-то безродная девчонка заинтересовала Дамблдора, Риддл понять не мог. Но не мог и упустить шанс подобраться к Дамблдору и Бузинной палочке поближе, а заодно и помочь Гермионе.       — Я хотел бы услышать историю мисс Грейнджер. С самого начала.       Том глубоко вдохнул. И начал ее историю с самого начала — с того, как она очнулась около полугода назад. Естественно, он не стал упоминать, что Гермиона из будущего. Также, как и не стал упоминать о их связи, благодаря которой их ненавязчиво тянуло друг к другу. Том справедливо полагал, что это никакого значения для Альбуса не имеет. В конце концов, Риддлу всего лишь была необходима помощь в создании заклинания от природного менталиста, причем достаточно опытного. Если бы опыт не имел значение, Том обратился бы к Снейпу.       — … Долгое время мы пытались создать заклинание, — завершая свой рассказ, сказал он. — Увы, мы не успели.       — Полагаю, ее память была зачарована на слово?       Том процедил:       — Да.       — И что это за слово?       Риддл склонил голову к плечу и, сдерживая усмешку, ответил:       — Волдеморт.       Дамблдор, к удовлетворению Тома, еле заметно вздрогнул, поджал губы и откинулся на спинку кресла, уставившись пустым взглядом в стену.       — Могу я увидеть записку? Вы проверяли ее на чары?       Риддл удивленно приподнял брови и одарил Альбуса взглядом «ты держишь меня за идиота?» Он достал записку, которую прихватил на всякий случай, а вовсе не потому, что она до отвратительного сентиментально напоминала ему о Гермионе, из внутреннего кармана мантии и заставил медленно левитировать в сторону директора. Том не пытался его удивить, но Альбус казался впечатленным владением беспалочковой магией. Сейчас он был впечатлен сильнее, чем, когда Том признался ему о своих способностях, когда тот приходил в приют Вула.       — Полагаю, ты проверил своих последователей? Ведь если ее память была закрыта на твое имя…       — Проверил, — перебил Риддл.       Он не собирался рассказывать Дамблдору о том, что Гермиона из будущего. Как и не собирался признаваться в том, что он отправил ее в прошлое. Заклинанием, которое ему пока не известно. Не исключено, что именно то змееподобное существо и создало его.       Он уставился на Дамблдора. Записка, наконец, приблизилась к нему. И Риддл впервые в жизни видел, как кто-то стремительно бледнел. Он наблюдал, как краски тон за тоном покидали кожу, а глаза Альбуса расширялись.       — Не может быть, — хрипло прокаркал он.       Его потемневший взгляд уставился на заинтересованное лицо Риддла. Заметив отсутствие реакции, Дамблдор наколдовал стакан воды и осушил его. Он взял записку и покачал головой, а потом приложил кончик палочки к пергаменту. Риддл уже набрал воздуха в грудь, чтобы спросить, что это он собирается сделать, как от бумаги вдруг отделились чернила и поплыли вверх. Увеличиваясь в объеме, они сливались, и переливались, и перетекали, то соединяясь в одну каплю, то растягиваясь в слова и предложения, пока не достигли центра комнаты. А потом вдруг вспыхнули бриллиантовой зеленью, так что нестерпимо захотелось прикрыть веки — настолько это сияние было сильным. Но Том, как завороженный смотрел на растекающееся предложение.       — В свету естественно налет едкой тьмы осязать, — озвучил Дамблдор.       — Как патетично, — с готовностью съязвил Риддл, не отрывая, впрочем, взгляда от слов.       Ему стало неприятно, что Дамблдор вот так сходу раскрыл секрет записки, над которой Гермиона билась полгода. Да и сам Риддл прикладывал палочку к этому пергаменту.       Шартрезовая мерцающая пыль отражалась в каждом из многочисленных механизмов Альбуса. И если до этого было просто тихо, то теперь звуки, чувства, да и само время и вовсе превратились в застывшее плотное желе. Риддл не мог оторвать взгляда от букв, забыв, как дышать.       Он не мог понять.       Надпись в воздухе медленно исчезала, оставляя после себя сначала абрис, а потом одну единственную зеленую пылинку, которая безошибочно точно направилась к пергаменту в руке Альбуса. Том мог поклясться, что там снова появилась надпись «все — не то» — первые буквы безумно патетичной фразы, которая звучала бы претенциозно даже в 1640.       — Гермиона работает на тебя? — хрипло спросил Риддл.       Стекла очков блеснули, когда Дамблдор поднял голову — его радужки словно прилипли к надписи. Будто это нечто самое дорогое и ценное, а не кусок зачарованного пергамента. Риддл быстро выбросил из головы противный голос, напоминающий ему, что он и сам носил с собой клочок того же пергамента, как напоминание о Гермионе, потому что тот был ей дорог.       — Это почерк Геллерта, но…       — Она работает на Гриндевальда? — изумился Риддл.       В совокупности с известными ему фактами картинка развалилась окончательно. Гриндевальд ведь мертв в настоящее время, как же она в будущем могла работать на него?       — Мисс Грейнджер не из этого времени.       Дамблдор сказал это с такой уверенностью, что Том понял — это не блеф. И желание разгадать эту чертову загадку на миг превзошло изначальное желание выдать Дамблдору только крохотный минимум информации.       — Да, — резковато ответил он. — Что все это значит? — спросил, понимая, что Альбус, кажется, обошел его на шаг. Возможно, на два.       — Что мисс Грейнджер оказалась очень-очень дорогой совой, — пробормотал тот.       Медленно поднялся, прошел к дальним стеллажам, заглянул в какие-то ящики из массивного темного дерева. Судя по всему, раньше на них стояли чары отвлечения внимания, потому что до этого Риддл упорно избегал смотреть в ту сторону.       Взгляд его невольно зацепился за палочку — Бузинную палочку — Дамблдора, оставленную на зеленом суконном участке на столе. Искушение воспользоваться случаем было размером с дом. Но он пересилил себя, понимая, что это — не последняя возможность. А просто так истратить шанс помочь Гермионе он не мог. Во-первых, ее знания могли стоить больше той палочки. Во-вторых, даже будь палочка в его руках, он мог не справиться один. В конце концов, сам волшебник тоже играл большую роль.       — Полагаю, там в будущем меня не стало, раз я доверил ей нечто… настолько важное. Для меня, — добавил он. Впервые в жизни Том наблюдал — не без интереса — за растерянным и разбитым Дамблдором. Гермиона была привязана к этой записке, как к амулету, и Альбус теперь держал ее как нечто самое ценное на планете. И в этот момент Риддл действительно оценил силу любви и привязанности — в плохом смысле этих слов. Это было жалко и отвратительно. Он даже порадовался, что им самим руководят ответственность и магия. Последнее и вовсе было тем, чему он доверял беспрекословно и безоговорочно. Ведомым магией быть не стыдно. И он решил, что не станет требовать эту записку назад.       — Мисс Грейнджер значила или будет значить для меня очень — очень! — многое, — сказал Альбус таким тоном, что не приходилось сомневаться в искренности его слов.       — Тогда, наверное, пришло время выяснить насколько ты доверяешь самому себе? — спросил Том.       Ладно, ему не особенно хотелось расставаться с запиской. Но отстаивать сейчас свое право владеть ей — значит, размениваться на мелочах. Потому что в случае, если все пройдет, как надо, у Риддла будет Гермиона из будущего, а еще Мантия, Палочка и Камень — то есть бессмертие. Все это стоило куда больше дурацкого зачарованного пергамента.       — Я помогу тебе с заклинанием для мисс Грейнджер, — ответил Альбус, убирая книгу, в которую до этого вложил записку, в один из ящиков в стеллаже.       Он прошаркал к столу так, словно на его плечах лежит тяжесть всего мира, взял палочку и направился к выходу. Риддл пошел следом.       Несмотря на то, что Альбус выглядел достаточно сиятельно — даже брюки, как и жилет, были расшиты серебристым узором, — аура, окружающая его, была мрачной, а проворные липкие тени обступали его фигуру, словно он сам притягивал мрак. Это настолько не походило на Альбуса Дамблдора, что Том углубился в содержание записки снова.       «В свету естественно налет едкой тьмы осязать».       И это записка Гриндевальда, попавшая от Дамблдора к Гермионе в будущем. Но для начала она попала от Гриндевальда к Дамблдору. И, если рассматривать историю с этой стороны, то открывался бо́льший смысл.       — Не очень-то романтичное послание, — заметил Том вслух, не сомневаясь, что Дамблдор поймет, о чем речь.       Некоторое время Альбус молчал, неспешно шагая по коридорам школы. И Том уже было подумал, что тот либо погрузился в свою печаль настолько, что не услышал его замечания, либо решил его проигнорировать, но Дамблдор ответил:       — Эта записка не несет никакого любовного посыла. Она, скорее, является напоминанием.       Том не сомневался, что так и есть. Вообще-то такая записка, на его взгляд, выглядела одновременно и мелочно, и нет. Несмотря на то, что Гриндевальду вряд ли пришлось потратить много времени, чтобы зачаровать ее, это все равно выдавало его заинтересованность и желание уколоть возлюбленного посильнее. Очевидно, его посыл достиг своей цели.       — Вряд ли тебя это утешит, но Гриндевальд — не единственный, кто понимал, что твой светлый образ — лишь образ, — проговорил Риддл.       — Я приложил достаточно усилий, чтобы вытравить все темное, — заявил вдруг Дамблдор.       Том опешил настолько, что даже взглянул ему в лицо. Ну не мог же он…       По лицу Альбуса невозможно было прочесть, серьезно ли он заявляет, что считает себя абсолютно светлым человеком? Да даже то, что он дал Тому казнить Абраксаса, уже оставляло разводы крови на его руках. А если вспомнить, сколько было казнено фениксовцев Пожирателями, а Пожирателей — фениксовцами за последние несколько лет, то Дамблдор и Риддл, как когда-то метко выразился Гриндевальд, стоили друг друга.       — Меня удивляет, насколько спокойно ты воспринял смерть Карадока, — сказал Том, и его слова в тон шагам эхом отразились от каменных стен.       Лестницы подстраивались под желания Дамблдора — Том это чувствовал, и испытывал нестерпимое желание продемонстрировать, что замок лоялен и к его желаниям.       — Пока ты выискиваешь пешек, ферзи делают свое дело.       Ну просто апломб чистоты и непорочности. Очевидно, Дамблдор пошутил насчет усилий, чтобы вытравить все темное. Ну либо имел в виду лишь свой общественный образ, потому что были люди, которые действительно верили в то, что он победил Гриндевальда Риктумсепрой.       Риддл ехидно ухмыльнулся в спину Альбусу, когда следующая лестница повернулась мимо, не останавливаясь. Тот проводил ее таким же удивленным взглядом, каким Риддл несколько минут назад удивленно смотрел, как от записки отделялись чернила.       — Ошибку с ферзем я учел, — ответил Том.       Дамблдор поджал губы, а потом отвернулся. Больше они не разговаривали — Дамблдор окончательно погрузился в размышления о чем-то эфемерном, судя по редким образам, проскакивающим на поверхности сознания, а Риддл размышлял о том, как легко сломить человека, если тот испытывает к кому-то чувства.       Да он ведь сам несколько недель назад почти оказался на месте Дамблдора, когда посчитал, что Гермиону похитил Абраксас. Но в его случае все было иначе, ведь за его «чувствами» стояла магия.       Уже спускаясь по главной лестнице, Риддл услышал обрывки знакомых голосов, выдернувших его из размышлений.       — …Запретном лесу?       — Никаких проблем, профессор! Дык… да, думаю, через пару ночей и пойдем тогда, да?       — Спасибо, Хагрид! — поблагодарил Слагхорн и повернулся на звук шагов. Брови его слегка приподнялись вверх. — Здравствуй, Альбус! И… — он внимательно вгляделся в лицо Риддла. Том не спешил напоминать свое имя.       — Том, — сказал Дамблдор отстраненно.       Лицо Слагхорна — заметно постаревшее — сначала просветлело, потом так же стремительно побледнело. Хагрид все еще непонимающе хмурился.       — Том! — фальшиво воскликнул Слагхорн. — Сколько лет, Мерлиновы подштанники! Как же вы изменились!       Риддл приподнял краешек рта в полуулыбке.       — Рад вас видеть, — учтиво сказал он, вспомнив, какими интонациями пользовался во времена обучения.       Хагрид издал нечленораздельный звук, а потом пробормотал что-то про гиппогрифов и не очень изящно поспешил удалиться. Проводив его взглядом, Том подумал о том, что неплохо было бы заглянуть и к Миртл. Возможно, им стоило бы устроить что-то вроде встречи выпускников? Том, Хагрид, Миртл и василиск.       Он усмехнулся своим мыслям и вернул взгляд Слагхорну.       — Какими судьбами в Хогвартсе? — поинтересовался тот.       — По личному вопросу, — улыбнувшись, ответил Риддл.       Слагхорн как-то насупился.       — А я уж было подумал на мгновение, что мой бывший ученик захотел занять мое место, — произнес он. — Впрочем, насколько я вас помню, должность преподавателя вряд ли утолила бы ваши амбиции.       Он подмигнул и по-дружески хлопнул Тома по плечу.       — Верно, — ответил Риддл. Его легкая улыбка стала натянутой и неестественной.       — Боюсь, нам пора, — наконец сказал Дамблдор. — Всего доброго, Гораций.       И, не дожидаясь ответа, зашагал дальше.