Все — не то

      — Сегодня был казнен один из моих последователей, — ошарашил ее Марволо. То, с каким спокойствием он это произнес, не могло не удивить. — Мой старый друг. Самый, как я считал, преданный из них.       — К-казнен? — только и вымолвила Гермиона, отшатнувшись.       Марволо поймал ее за руки и притянул к себе. Его потребность в прикосновениях порой нервировала, а сейчас и вовсе пугала.       — То есть как казнен?       Марволо красноречиво посмотрел на нее, склонив голову к плечу.       — Достойно, — просто ответил он.       Рассвет уже пробивался сквозь тюль, вырисовывая узоры из теней на его коже, а в воздухе в повисшей розоватой дымке застыли плотные солнечные лучи. И если обычно это явление ассоциировалось у Гермионы с предвестником чего-то нового и дарило предвкушение будущего, то сегодня и сейчас — будто готовило к тому, чего Гермиона наверняка услышать не была готова. Или просто не хотела. Слишком много произошло за один вечер.       Сначала Марволо внезапно исчез вместе с ее котом, потом Гермиона обнаружила погром в своей комнате, а после — была вынуждена согласиться отправиться в это поместье… И если поначалу она все же допускала мысль, что это… уловка или что-то в этом роде, то после часа заточения ей стало страшно. Когда явился Чер — она разозлилась. И злилась долго — успела извести и домовика, и себя и в какой-то момент уснула. Она собиралась решительно высказать Марволо все, что думает о его методах принуждения и манипулирования, но его появление в окровавленной и разорванной рубашке сбило ее настрой.       Про то, какое влияние на нее оказало появление Лестрейндж — сестры Нарциссы, — она предпочитала не думать, потому что это вызывало странную ноющую боль в висках. Но возмущение, что эта женщина так спокойно может входить в покои Риддла, все же возникло. И если бы ситуация была чуть проще, Грейнджер обязательно бы расспросила об этом подробнее.       — Ты… убил его? — полушепотом спросила Гермиона, боясь потревожить то ли плотный рассветный воздух, то ли разрушить последние свои не оформившиеся надежды.       — Не я.       Их голоса тонули в розовом тумане, наполняющем комнату. Но сравнить его со сладкой ватой из «Фортескью» у Грейнджер просто не поворачивался язык. Скорее, это было похоже на кровь, оставшуюся разводами на руках Марволо.       — Ты убивал людей?       Не то чтобы она сомневалась в ответе. Просто хотела знать, обманет ли он ее.       — Да.       — Но… — она запнулась. Внутренности переворачивались от накрывающего ее ощущения безысходности. Получить подтверждение своим догадкам в этом случае было решительно неприятно. — Неужели сейчас не было другого выхода?       Марволо нахмурился, слегка отстраняясь, и Гермиона глубоко вдохнула. Она и не подозревала до этого момента, что дышать рядом с ним было трудно: настолько давила его аура.       — Какого, например? — насмешливо поинтересовался он, глядя в сторону. — Может быть, нужно было сдать его мракоборцам? О, они бы упекли Абраксаса в Азкабан… за то, что он… что? Предал меня? Это смешно, Гермиона, — заявил он. — Мои последователи знают, на что подписываются. И то, что кто-то из них позволяет себе мнить, что может занять мое место, уже достойно наказания. Что, по-твоему, я должен делать с неверными? Отпускать их? Если бы все было так просто, я не собрал бы вокруг себя столько достойных людей. У каждого бывают моменты, когда… они начинают сомневаться. И в этом случае все решают страх и боль, которая их ждет за ослушание.       Грейнджер пропустила вторую часть тирады, зацепившись за услышанное имя.       — Абраксас Малфой, — пробормотала она, ощущая, что земля уходит из-под ног.       Она сильнее вцепилась в плечи Марволо, и он сосредоточил взгляд на ней.       — Ты не очень-то удивлена тому, что услышала его имя.       По тону в его голосе она поняла, что ему что-то известно. Сначала Гермиона не сообразила, что именно. Но потом вспомнила, что видела Малфоя с Дамблдором. И ту реакцию Северуса, показавшуюся ей необычной. Выходит, все это время что-то происходило. Видимо, поэтому Снейп был угрюмее, чем обычно.       — Я…       Гермиона начала, но тут же запнулась, не зная, что ей вообще следует говорить.       — Почему ты рассказала Северусу, а не мне? — спросил Марволо, склонив голову к плечу.       Его взгляд пронизывал ее насквозь. Он умело пользовался словами. Намеренно говорил так, что появлялись совсем неуместные чувства вины и сожаления, которые она быстро придушила.       — Я не думала, что это важно, — ответила она. — Не могу найти ни одной причины, почему должна была рассказать тебе.       — Я должен знать обо всем, что касается моих слуг.       — Но я не обязана рассказывать тебе все, что вижу, — не менее категорично заявила Гермиона.       Услышав его обвинительный тон, она и не думала защищаться. Возможно, должна была, но от Марволо же узнала, что лучшая защита — это нападение.       — Я не потерплю, чтобы ты от меня что-то скрывала. Своим молчанием ты подставила под удар и себя, Гермиона.       Энергия Марволо подавляла, эфемерные витки злобы окутывали не только его, но и все, что его окружало. В данном случае Гермиону.       — Это какое-то сумасшествие, — прокомментировала она. Не желая в данный момент разводить демагогию на темы доверия, жизни и смерти сторонников Темного Лорда в целом и конкретных личностей в частности, но желая снизить градус напряженности, она перевела тему: — Но при чем здесь я? Ну, я хочу сказать, что мы ведь… Ты ведь…       — Абраксас очень умен, — Марволо перебил ее потуги подобрать слова и завуалировать их в вопрос о том, не распространялся ли он об их отношениях. — Был. Был умен, — исправился и повел челюстью. — Ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел погром в твоей комнате, — сказал он невпопад.       Гермиона ахнула.       Наверное, будь у нее больше времени, она бы сообразила, кто виновник того бардака, но сейчас бо́льшая часть ее сознания вопила от ужаса и здорово мешала думать.       — Значит, это… он?       — Да, — лаконично ответил Риддл. — И поверь мне, если бы он прикоснулся к тебе, он бы не отделался так легко. Смерть показалась бы ему благословением. Я убивал бы его долго и мучительно. Не магией — нет, он этого не заслужил, — а как магловский мясник. Я бы наслаждался хрустом каждой его кости, содрал бы кожу по клочкам…       — Марволо, — ужаснулась Гермиона, чувствуя, что зеленеет, — прекрати, пожалуйста. Я… — она покачала головой. — Но теперь все в… порядке? — на выдохе произнесла она, не веря, что может использовать эти слова в одном предложении после слов Марволо.       Мерлин… Во что же она ввязалась.       — Нет, мне понадобится время, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Есть ряд последователей, которые помогали ему…       — Боже, — простонала она, — ты вообще хоть в ком-нибудь уверен?       По изменившемуся лицу и яркой красной вспышке, мелькнувшей в глазах, она поняла, что наступила на больное.       — Я гарантирую твою безопасность, — твердо произнес Марволо. — И я хочу представить тебя Ближнему кругу. Чтобы они знали…       — Нет, — неожиданно даже для себя отрезала Грейнджер. — Нет, Марволо. До тех пор, пока ты не разберешься со всеми вашими внутренними… разногласиями, я предпочту оставаться в тени.       Он прищурился, глядя на нее, но медленно кивнул. Крепко сжатые челюсти указывали на то, что он недоволен. Но он в принципе редко бывал чем-то доволен, поэтому Гермиона предпочла просто это проигнорировать.       Вместо этого она отошла и призвала сумочку.       — Куда-то собираешься? — холодно поинтересовался Марволо.       — Мне нужно собрать оставшиеся вещи, — солгала Грейнджер. — К тому же я не собираюсь увольняться.       — Вообще-то я вполне обеспечен. Тебе не обязательно…       — Нет! — отрезала она, резко оборачиваясь. — Не договаривай. Ты не сможешь привязать меня к себе, Марволо, — раздраженно произнесла Гермиона.       Обычно синие глаза Риддла светились багрянцем — и это вовсе не было отражением рассвета, как показалось сначала. Свет шел изнутри, словно где-то за радужками разверзся самый настоящий пожар.       — Меня нельзя просто взять и запереть, хорошо?       Сцепив челюсти, он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Внутренняя борьба отражалась на его лице, и Гермионе даже стало совестно, всего на секунду, что она позволяет себе разговаривать так резко. Однако в следующий момент вернулся страх, и сожаление быстро размылось, словно его и не было, потому что по взгляду Марволо было понятно: он может просто так и взять, и запереть. И какой бы ни была причина, по которой он этого не делал, Гермиона была рада, что она вообще имелась.       — Если ты вдруг почувствуешь угрозу, — проговорил Марволо отстраненно, — любую угрозу, Гермиона, трансгрессируй в поместье. Оно всегда для тебя открыто.       — Спасибо, — кивнула Грейнджер.       Она все так же стояла в стороне, замершая в нерешительности. Но потом сделала пару шагов в его сторону, наклонилась и опустила свои губы на его. Кажется, Марволо удивился ее поступку так же сильно, как и она сама. Своим поцелуем она попыталась выразить поддержку, что по большей части ее и смутило.       Считалась ли она причастной к убийству, если выказывала поддержку убийце? И можно ли верить его словам о том, что Абраксаса Малфоя убил не он? Она не ловила Риддла на вранье и вообще слабо представляла, что может заставить лгать взрослого состоявшегося мужчину, Темного Лорда. Да, порой он недоговаривал, но на откровенной лжи она его не ловила.       Естественно, свою поддержку она порывалась оказать не Темному Лорду, а Марволо, который, несмотря на демонстративную холодность, все же казался если не сломленным, то задетым. Он ведь не один раз упоминал Абраксаса, когда она расспрашивала о деятельности Пожирателей. И Гермиона понимала, что тот определенно что-то значил для самого Риддла. И так же ясно осознавала, каким потерянным, должно быть, он теперь себя чувствовал. Грейнджер просто не могла проигнорировать выросшее и оформившееся внутри нее сочувствие — это было не в ее стиле.       Договорившись с собой и отстранившись, она взмахнула палочкой и в следующее мгновение уже была в Центральном.       

-

      Свежий утренний воздух отрезвлял ее и прояснял мысли. В голове постепенно обрастал подробностями план, который начал формироваться еще после слов о казни. Мозг будто только и ждал притока кислорода, чтобы начать работать активнее.       Внутренние противоречия раздирали ее на куски. И Гермиона очень старалась сосредоточиться только на себе. Не думать о Марволо, о его, какими бы они ни были, чувствах. Не думать о Молли, которая без нее останется совсем без поддержки, ведь Мюриэль, узнав об очередной беременности племянницы, оборвала все связи с Уизли… А Артур и Гилдерой жили в неведении: Артур был счастлив и очень надеялся, что родится девочка, а Гилдерой не понимал, почему женщина, в которую он влюблен, избегает его.       Старалась не думать о Снейпе, с которым сблизилась. И о своей памяти, проблесков в которой так и не появилось.       Ей нужно было бежать, если она хотела сохранить свою жизнь. По какой-то причине она была уверена, что рядом с Темным Лордом спокойствия ей не видать. А она и без того прожила слишком мало, чтобы рисковать. За грань она не спешила. Если первую пару месяцев после того, как пришла в себя, она допускала мысль о том, чтобы действительно расстаться с жизнью, ощущая жгучую безысходность, то сейчас Грейнджер отчаянно хотела остаться на этой стороне.       Полдня она не могла найти себе места, чувствуя себя так же подавленно, как и Снейп. О причинах его плохого настроения Грейнджер могла только догадываться, но лезть ему в душу больше не собиралась.       Еле дождавшись наступления времени обеда, она спешно выскочила из книжного.       

-

      Гермиона трансгрессировала к министерству. Весь отведенный на время перерыва час она промаячила у здания, не решаясь войти. Она злилась на себя за то, что не может переступить этот порог и отправиться к мракоборцам. Конечно, она не собиралась рассказывать о том, что ей известно об убийстве. Не сомневалась, что у Марволо и там имеются верные сторонники. Но ее безумно раздражало, что она не может даже войти туда и заявить о том, что ей нужно зарегистрироваться. Чуть не плача от досады, она вернулась в Центральный, ругая себя за испуг.       Уже вечером, закрыв магазин, она отправилась наверх, чтобы нехотя собрать вещи. Гермиона намеренно не торопилась — возвращаться в поместье, в его напряженную атмосферу, желания не было. Сейчас она не могла поверить, что ждала встреч с Марволо с нетерпением, и гнала день, молясь о том, чтобы время ускорило ход.       Лениво взмахивая палочкой, она приводила в порядок мебель и отправляла вещи в сумочку, прощаясь с комнатой, которая чуть больше чем за полгода успела стать ей домом.       

-

      Когда она трансгрессировала в поместье Риддла, был уже глубокий вечер. В спальне его не было, поэтому Гермиона, отвоевав у Чера право на это занятие, распределила на пару полок, явно освобожденных для нее, свои немногочисленные пожитки. Живоглот поначалу крутился рядом, но ему быстро надоела кипучая деятельность, и он оккупировал кровать Риддла. То, с какой опаской Чер поглядывал на огромного кота, не укрылось от внимания Гермионы. И ее разорвало от желания закатить глаза и от накатившего умиления, когда Живоглот толкнулся носом в протянутую ладошку эльфа, а потом и вовсе замурчал, подставляя живот.       На подозрительно пустой огромный письменный стол — он был немного необычной формы: его подпирало три толстых резных ножки вместо привычных четырех — Гермиона выложила все свои книги, пергаменты и перья. Те вещи, что раньше занимали все пространство ее комнаты над книжным магазинчиком, внезапно не заняли и четверти помещения. И только сейчас Грейнджер обратила внимание на то, какой огромной оказалась эта спальня.       Судя по вещам в шкафу, она явно принадлежала Марволо. Сама комната была такой уютной и мягкой, что никак не вязалась с образом Темного Лорда. И это лишь прочнее укрепляло тот барьер в голове Гермионы, которым она разделяла образы Марволо и Темного Лорда, мешая им слиться воедино.       Гермиона хотела отвлечься от разрывающих сознание мыслей, а еще лучше — найти Марволо. Решив совместить приятное с полезным, она отправилась исследовать поместье.       Поначалу она сомневалась, стоит ли идти одной, но успокоила себя тем, что Чер вряд ли перестанет за ней следить, а, что скорее всего, еще и доложит о ее передвижениях Марволо.       Она почти не ошиблась. Риддл нашел ее в тот момент, когда она почти полностью обошла, как она предположила, хозяйское крыло. Две спальни, кабинет, с точно таким же необычным столом, библиотека — на втором этаже, и комната, которую Гермиона решила условно считать гостиной, кладовка, прачечная, кухня и столовая — на первом. Марволо появился, когда она была уже в кухне.       — Осмотрелась? — поинтересовался он, прислонившись к косяку плечом и скрестив руки на груди.       Гермиона кивнула.       — Что скажешь, все в порядке?       — Конечно, — живо отозвалась она.       В порядке — не то определение, которым можно было бы описать ее чувства по отношению к этому дому. В поместье было невозможно не влюбиться. Просторное, но уютное. Кто-то мог бы назвать его мрачным, но Гермионе нравилось.       — Я рад, — кажется, искренне сказал Марволо, и Гермиона повернулась к нему.       Взгляд невольно зацепился за перебинтованную ладонь, и предрассветный разговор воскрес в памяти. Подойдя к Марволо, Гермиона провела кончиками пальцев по шершавой ткани.       — Я думала, к вечеру должно было зажить.       Риддл небрежно пожал плечами. Его глаза неотрывно следили за пальцами Гермионы.       — Абраксас был сильным волшебником. Пройдет к утру.       — Ладно, — согласилась Гермиона. Развивать она не собиралась, зная, к какой неприятной теме это может привести. — Займемся рунами? — поинтересовалась она вместо этого, поднимая голову.       Марволо качнул головой, внезапно притягивая ее за плечи к себе и обнимая. Его руки обвили ее тело, вдавливая в его. Он зарылся носом в волосы и пробормотал в макушку:       — Мы поужинаем, а потом займемся чем-нибудь, что не потребует много размышлений.       Это звучало необычно, хорошо и… по-домашнему. И то, что Марволо ждал ее, чтобы поужинать вместе, смутило Гермиону.       Естественно, она не привыкла жить с кем-то. Ей было неуютно и не по себе от того, что она находилась в чужом доме. А то, что хозяином этого поместья являлся Темный Лорд, окончательно все усложняло. Все люди, которых знала Гермиона, боялись даже имя его назвать, а она жила с ним. Это пугало и волновало одновременно. И чем больше Грейнджер думала об этом, тем меньше понимала, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.       Если бы Марволо был обыкновенным мужчиной вроде Снейпа, у Грейнджер не возникло бы вопросов к его симпатии. Даже внимание Абраксаса Малфоя ее не удивило бы — тот был известным дамским угодником. Чем она заслужила симпатию Темного Лорда, было загадкой, заставляющей анализировать и себя, и Риддла. Да еще и явление Лестрейндж этой ночью напомнило Гермионе, что у Риддла были варианты и получше. Единственное сомнительное преимущество, которое обнаружила в себе Грейнджер, это возраст, ведь она была младше Беллатрисы лет на десять. Но это было действительно сомнительным плюсом, ведь говорило о том, что она менее опытна… ну, во всем.       Тем не менее за столом с Марволо сейчас сидела она. И какие бы противоречивые ощущения это ни вызывало, в первую очередь это льстило.       Темный Лорд сидел на расстоянии вытянутой руки от нее.       Домовик грозы магической Британии обслуживал ее.       Впрочем, Гермиона сразу же обозначила, что хочет готовить сама. Нет, претензий к самим блюдам она не имела. Ни к говяжьему стейку в тесте, ни к картошке, ни к салату с беконом и сухариками — все это великолепно выглядело и имело умопомрачительный аромат. Но, во-первых, это все было настолько жирным, что блестело в свете ламп. А, во-вторых, хоть Гермиона и не страдала паранойей, но есть еду, приготовленную кем-то другим, она опасалась. Исключением были рестораны или кафе, в которых вся посуда была зачарована.       За приемом пищи Гермиона и Марволо скатились в обсуждение какой-то ерунды, и напряжение и неловкость отступили.       Они и до этого провели пару вечеров без рун, но сейчас все отличалось. Возможно, дело было во влиянии поместья Марволо, а, может, в чем-то еще. Просто в какой-то момент Гермиону отпустили терзающие мысли, и она расслабилась и начала получать настоящее удовольствие от времяпровождения с Марволо.       После ужина Гермиона хотела осмотреть вторую часть поместья, но Риддл предупредил ее, что там живет один из его последователей.       Грейнджер своего мнения не изменила и знакомиться ни с кем не хотела, поэтому согласилась на вариант, предложенный Марволо, как альтернативу исследованию. Взяв бутылку вина, они опустились в одно кресло перед камином в спальне, и просто сидели.       Гермиона понимала, что Риддлу нужно отдохнуть, поэтому не мучила его своими расспросами. Просто позволила себе опустить голову на его грудь, слушая биение сердца, и наслаждалась его поглаживаниями по спине и волосам.

      * * *

      Похороны Абраксаса Малфоя были назначены на следующий день. Как бы Том ни уговаривал Гермиону, она решительно отказалась присутствовать там в качестве его спутницы. В вопросе открытия их отношений она проявляла почти несвойственную ей категоричность, с которой Риддлу пришлось смириться. По крайней мере, временно, ведь доля правды в ее словах была — не следовало им открыто заявлять о связи, пока он не разберется с последователями. Достаточно было того, что Северус находится рядом и, в случае чего, Том был уверен, не даст ее в обиду.       Раннее серое утро постепенно прояснялось. Стояла совсем неподходящая погода для похорон, будто в насмешку дразнилась над неискренне скорбными лицами волшебников. Пожиратели прибывали разрозненными группами, выражали соболезнования Люциусу и отходили в сторону. Кого-то расспрашивали репортеры, тоже присутствующие здесь в огромном количестве.       Бесконечные пишущие перья и вспышки колдокамер напомнили Тому о мысли, которую поселила в его голову Грейнджер, о том, что следует открыть свое издательство. Он планировал заняться этим сразу же после похорон Абраксаса. Точнее, передать это задание Рабастану. Тот как-то обращался с подобным вопросом, но тогда Риддл ответил решительным отказом на возможность финансирования независимого издания под руководством Лавгуда. Он и сейчас не планировал ставить эксцентричного Ксенофилиуса во главу, но его супруга была вполне подходящим вариантом. Ее имя часто мелькало в зарубежных научных журналах, потому что в консервативной Великобритании ее исследования не ценились и считались слишком… слишком. Так что у Риддла было что предложить ей в обмен на услугу от нее.       В бесчисленной толпе Риддл выделил присутствующих Вальбургу и Беллатрису и подумал, что, возможно, Гермиона была права, что отказалась идти сюда. Она казалась слишком хрупкой для присутствующих здесь, слишком ранимой, пусть и ранить ее могли бы всего лишь взглядом, максимум — словом. Порой он раздражался, считая, что она даже чересчур мягкая и светлая.       Он задумался о том, почему вообще выбрал ее? Он не подходил к этому решению с рациональной точки зрения. Если бы подходил, то на месте Гермионы должна была бы быть Вал — чистокровная, влиятельная. Да, он и сам перестал быть безродным полукровкой уже давным-давно, но поддержка с любой стороны не была бы лишней, а Вальбурга могла бы этим его обеспечить.       Если бы он подходил к выбору с точки зрения удовлетворения своих потребностей, то определенно на первом месте стояла бы Беллатриса — она соответствовала всем критериям. Красота, ум, преданность. Кроме того, Белла успела неплохо подстроиться, она знала о его предпочтениях и вкусах в постели. И Том тоже не мог сказать, что ее тело ему приелось или надоело.       Так почему же, имея такой широкий выбор, вместо того, чтобы снизойти до любой из этих двух самых чистокровных из чистокровных, как заметил Абраксас, красивых и мудрых женщин, он остался с Гермионой, которая ничего о себе не помнила, не была кем-то выдающимся и в принципе не соответствовала Риддлу в плане чистоты и мягкости?       Ответ на этот вопрос был на поверхности, но Том упорно игнорировал правду, предпочитая выискивать какой-то глубокий смысл в своих поступках. Объяснение «просто хочу» было недостаточным. Этого было мало. За этим крылось много тайного смысла. И если поначалу он мог списать свое влечение на инстинкт охотника — ведь Том не привык, чтобы ему приходилось кого-то уговаривать, — то сейчас и это не было актуальным.       От размышлений Тома оторвало нарастающее ощущение зуда между лопатками. Осмотревшись, он понял, что его разглядывает Долорес Амбридж — та самая заместительница Хадсона из отдела учета. Она крутилась рядом с Ноттом, периодически косясь в его сторону. И, присмотревшись к недовольно-ехидному лицу Бенджамина, Риддл понял, что разговор идет о его персоне.       Он хотел подойти поближе, но заметил Септимуса Малфоя. Из всего огромного количества людей, присутствующих на похоронах, Септимус, конечно, выделил именно Тома.       — Хотел прибыть еще вчера, — поделился он после коротких приветствий. — Но эта беда с порталами…       — Я слышал об этом, — вежливо подтвердил Риддл.       Рядом с этим человеком всегда нужно было оставаться предельно собранным.       — Люциус выглядит расстроенным, — заметил Септимус, смотря в сторону внука.       Брови Риддла дернулись.       — Полагаю, смерть отца выбила его из колеи, — смягчил он рвущееся наружу «конечно, это ведь он убил Абраксаса».       Малфой усмехнулся и покачал головой.       — Абраксас был редкостным идиотом. Я сомневался, что на похороны вообще кто-то придет.       Риддл испустил тяжелый вздох: если Люциус только-только начал перенимать семейную хитрость, Абраксас — был гуру, то Септимус и вовсе мог зваться главным манипулятором. Он отличался умом, изворотливостью и уклончивостью. При разговоре с ним приходилось особенно тщательно подбирать слова и следить за своими реакциями. Поэтому Том отгородился от Малфоя стеной окклюменции, опуская на лицо невозмутимую маску.       — Многое изменилось с тех пор, как вы общались в последний раз.       — Сомневаюсь, — проворчал Септимус. — Уверен, свою смерть он целиком и полностью заслужил, Том.       Бросив на него короткий взгляд, Риддл повел плечом.       Септимус же, кивнув на прощание, направился к Люциусу, чтобы выразить соболезнования. Риддл с интересом следил за сменяющимися эмоциями на лице Малфоя-младшего: очевидно, дед ничего приятного ему не сказал. В конце концов взгляд Люциуса стал настолько острым, что Септимус, бросив еще пару слов на прощание, удалился на поиски своей спутницы. Поиском, правда, это назвать было трудно. Девушка, явно младше его на несколько десятков лет, стояла в стороне от всех, с интересом осматриваясь. Она выделялась неподходящим нарядом и настолько пустым взглядом, что Риддл засомневался, что она в добровольных отношениях с Септимусом. Это заставило его не без самодовольства задуматься о том, что Гермиона рядом с ним смотрелась иначе, несмотря на большую разницу в возрасте.       Хорошо поразмыслить над этим вопросом ему не дали. Жужжащую толпу внезапно накрыло пологом тишины. Все взгляды повернулись в сторону, куда пришлось посмотреть и Риддлу. На его лице тут же застыло абсолютно пустое гротескное выражение: в их сторону шагал Альбус Дамблдор. Один.       Риддл никогда его не видел в обыкновенной черной мантии, которая казалась настолько ему не подходящей, что Дамблдор вмиг утратил очарование образа доброго волшебника из сказки, который складывался вокруг его имени упорным трудом долгое время. Предельно серьезный и сосредоточенный, с таким же, как и у Риддла, застывшим выражением лица.       Провожаемый молчаливыми взглядами, он подошел к Люциусу. Дамблдор тихо выразил свои соболезнования, а потом отошел в сторону, присоединившись к ожидающим процессии.       Как бы ни старался Риддл отвести от него взгляд — не мог. Его главный недруг находился перед ним. С зажатой в руке Бузинной палочкой. А Том ничего не мог сделать при толпе свидетелей.       Спустя мучительно долгое время, показавшееся Тому вечностью, процессия двинулась в сторону семейного склепа. Засмотревшись на Дамблдора, Риддл упустил этот факт и присоединился лишь к концу колонны, возглавляемой Септимусом и Люциусом. И как-то незаметно рядом с Риддлом зашагал Альбус.       — Тяжело терять друзей, — произнес он тихо.       Том скосил взгляд. Он не видел Дамблдора на расстоянии вытянутой руки уже очень давно. Наверное, последний раз был в 1956, когда он ходил на собеседование в Хогвартс на должность преподавателя ЗОТИ. Альбус постарел за эти двадцать с лишним лет. Седых волос значительно прибавилось, борода стала длиннее, а вокруг глаз растянулась сетка глубоких морщин, какие бывают у людей, которые много улыбаются. Риддл не мог не признать, что несмотря на всю неприязнь, которую он испытывал к Дамблдору, его впечатлял тот образ, который он умудрился создать вокруг себя.       И настолько сейчас резонировал этот образ с тоном, которым он произнес короткое предложение, что это убедило Тома в его правоте: образ есть всего лишь образ. Там внутри, за масками и ясными синими радужками, сидит зверь, не уступающий внутреннему чудовищу Риддла.       — С этим трудно поспорить, — парировал Том. — Хотя и очень хочется.       Сдерживаться от язвительных комментариев рядом с Дамблдором было решительно невозможно. И он даже не пытался сопротивляться своей гадкой натуре, обнажающей зубы в присутствии этого человека.       — Недавно я тоже потерял близкого друга.       Риддл усмехнулся.       — Соболезную, — неискренне сказал он.       Они шагали рядом, практически нога в ногу. Они давили друг на друга и ментальными щитами, и тяжелыми липкими аурами. Нахождение в непосредственной близости давалось нелегко: казалось, вот-вот начнет потрескивать магия. Прохладный утренний воздух вокруг них ощутимо разогревался, будто подготавливая атмосферу к бою. Волшебники, шедшие неподалеку, непроизвольно отодвигались и не решались бросить даже взгляд в их сторону.       — Теперь и ты лишился своего, Том, — ровным тоном проговорил Дамблдор.       От осенившей его догадки Риддл запнулся. Он послал Альбусу самый открытый и самый честный взгляд за всю свою жизнь: взгляд, полный неподдельного удивления.       — Так ты намеренно отпустил его, — тихо проговорил Том.       — Очевидно, — пожав плечами, признался Альбус.       Теперь слова Гриндевальда о том, что у них гораздо больше общего, чем они думают, не казались Риддлу такими уж бессмысленными. Он вынес образ и слова Гриндевальда на поверхность своего сознания, позволив Дамблдору увидеть их. Сжатые в кулаки руки стали ему наградой.       — Должен признать, — заметил он, — я надеялся на несколько иной исход ситуации.       — Не ожидал, что в Ордене тоже могут завестись крысы? — оскалился Том.       — Да, — лаконично ответил Дамблдор.       — Ты будешь разочарован в конце, — заявил Риддл, стараясь уколоть побольнее, — когда узнаешь, сколько их на самом деле.       — Полагаю, у нас обоих наступили нелегкие времена, — мудро протянул Альбус.       Это был их самый длинный разговор за всю историю знакомства. И, видит Мерлин, он не был так невыносим, как представлял себе Риддл.       — Знаешь, Абраксас успел поведать мне кое о ком перед тем, как получил укрытие в замке. О девушке, которая, возможно, тебе дорога. Должен признать, я удивлен твоим выбором, — проговорил он. Риддл проследил за выразительным взглядом, направленным на Беллатрису, а потом и на Вальбургу. Но дальнейшие два слова разбили вмиг его вспыхнувшие надежды: — Мисс Грейнджер, — протянул Альбус, смакуя имя.       — Она не дорога мне, — отрезал Том, а внутри него все напряглось до предела.       — О, не нужно скрывать своих привязанностей, — тоном, как дружеское похлопывание по плечу, протянул Дамблдор. — Мне лишь любопытно, как такое светлое и чистое существо заинтересовало тебя? Ты ведь… оскверняешь все, к чему прикасаешься. Ты задавишь ее так же, как и все, что тебя окружает. Неужели тебе совсем ее не жаль?       Риддл сцепил челюсти так, что заиграли желваки. Слушать это было настолько же неприятно, как и слова Гриндевальда о любви. И он решил отплатить Дамблдору той же монетой, демонстрируя в сознании картинки. А потом тихо добавил:       — Великая сила любви творит чудеса.       Дамблдор показательно заткнулся.       Все оставшееся время Том думал только об одном: кого приставить к Гермионе для охраны, чтобы она не прокляла его, как только заметит слежку.       И не мог не признать, что слова Дамблдора всколыхнули в нем что-то неприятное, потому что отчасти были правдой. Ему же нравилась чистота девчонки. Так почему его так упорно раздражало, когда она сдерживалась в ситуациях, где кто угодно повел бы себя иначе? Почему ему не нравилось, что она сдерживает злость? И почему было приятно, когда она отвечала на провокации, когда ее поведение выдавало ее твердый характер? Действительно ли он осквернял все, к чему прикасался?       Он бросил короткий взгляд на Вальбургу и Регулуса, шагающих сейчас рядом. Его решимость обсудить с Вал события последнего месяца растаяла. В любом случае теперь, когда угрозы в лице Абраксаса не осталось, Том мог отложить разговор до более подходящего настроения.