Операция "БЕЛУГА"

Следующим утром посидеть с семьёй снова не получилось. В баре ей дали два дня отгула, а вот Ричарду отгулов никто не давал, так что, встав пораньше, Сапогов направился на работу как примерный семьянин. Его, как обычно, провожала Таня, которая всегда вскакивала ни свет ни заря, чтобы любимый муж не остался без самого важного приема пищи. Казалось бы, зачем? Ведь Ричард взрослый человек, сам может обеспечить себя вкусным завтраком, жил же когда-то без Татьяны. Но Восьмиглазова (или Сапогова? Валя так и не определилась.) возражений не принимала. Проснувшись, рокерша не обнаружила дома никого. Ни отца, ни Тани, ни сестрички. — Ну охренеть, блин, — она озадачено огляделась по сторонам. Реально никого. Сапогова прошла на кухню в надежде отвлечься от странного чувства завтраком, на ходу соображая, чего бы сварганить на скорую руку. Но на столе обнаружилась записка, и вопрос решился сам по себе. «Дорогая Валенька! Мы с Маргошей ушли в поликлинику на плановый осмотр и прививки. Ты, наверное, помнишь, как работают наши поликлиники и больницы… Жди к обеду в лучшем случае. Завтрак на плите, не забудь разогреть! Холодным не питайся. В чайнике заварен свежий чай, в шкафчике банка с кофе. Свари обязательно, турка на том же самом месте, где и обычно. Достань, пожалуйста, из морозилки курицу, я запеку ее на ужин. Люблю тебя. Таня.» На сердце, почему-то, стало так тепло. Сапогова принюхалась и четко ощутила аромат яичницы с томатом и колбаской. Она приподняла крышку. Так и есть, еще и сыром посыпано. Столько заботы, пожалуй, она уже очень давно не ощущала. Вот уж и правда возвращение блудного сына. Мельком глянув на часы, Валька прикинула, что успеет прошвырнуться по магазинчикам до прихода Татьяны. Или, может, устроить сюрприз, и приготовить что-то на обед для всех? Самой. Как-никак, а они теперь семья, и заботиться должны не только о ней. Валя открывает холодильник, скептическим взглядом осматривает набор продуктов. Да, из этого много не наготовишь. Овощи есть, молоко, сыр, а мясо? Их трое, растительной пищей особо не наешься. Тогда и назревает план сорваться в ближайший магазинчик за кусочкам какой-нибудь рыбки или стейками. Она без понятия, продается ли такое в ее родной глубинке, но, если хорошо поискать… Сумки очень тяжелые, нести их почти невозможно. Кажется, Валя оставила там добрую половину зарплаты. Которую ей платил бар, естественно. Стрельниковские деньги она, на всякий, прятала как можно дальше, чтобы не было соблазна потратить. Мало ли… Но сюрпризы сегодня, кажется, не заканчиваются. На пороге своей квартиры он встречает Шершанского, который нерешительно околачивается около дверей. — Хрена себе. Ты че тут делаешь, сколопендра? — Сапогова ставит продукты на площадке и идет к двери. С такими сумками она её точно не откроет. — Я н-не сколопендра, б-блин. Я Шершень, — как-то сконфуженно произносит тот, а потом, спохватившись, спешит на помощь. Мужчина он или кто? — Ой, не надо, а? — Валя прерывает его попытки затащить тяжелые сумки в квартиру и самостоятельно загружает продукты в коридор. — Ну, заходи. Или ты пришел на площадке постоять? Шершняга торопливо забегает внутрь, прикрывая за собой дверь.

***

— Тебя Роза не потеряет? Они сидят на кухне. Вернее Шершанский сидит, пока Валя колдует вокруг плиты. Она об этом Шершне столько всего знает, что закачаешься. Даже спрашивать не нужно, что он будет есть или пить, потому что Роза за Яшу всё изложил давным давно. На столе материализуются две кружки с горячим чёрным кофе и завтрак, который Таня оставила Вале. Только теперь в двух тарелках и тёпленький. — Н-нет, блин, он ушёл п-по делам, — Шершанский как-то даже воспрял духом, когда понял, что его никто больше пугать и оскорблять не собирается. Даже наоборот, вот, кофе налили, яишенки. Жизнь налаживается. — Выкладывай, зачем пришёл, — приступая к еде, Сапогова сразу в лоб задаёт самый интригующий вопрос. Если бы Роза пришёл, она бы поняла. Но это был нихрена не Роза, а его дружок, которого вообще никто не ожидал увидеть в этом доме. — Д-да я, б-блин, поговорить хотел, — и вся решительность снова улетучилась. Как будто не он стоял у дверей с полчаса, а Валька. — Это я поняла, — выгнув бровь, Валя смотрела на Шершанского неотрывно. — И в чем суть разговора. — Роза, — пробубнил Яков, поджимая губы. — Блин, Шершень, ясен пень, что не дядя Кеша, камон. Не заставляй из тебя слова клещами вытаскивать. Если пришёл — говори. И как ни в чем не бывало опустила взгляд в тарелку, принимаясь за еду. Шершанский помялся ещё с минуту, а потом выдохнул и начал: — Я, в общм, п-пришел п-поговорить о вчерашнем инциденте… — Слушаю. — Я, б-блин, п-просто вижу как ты к Р-розке относишься, — он даже очки снял и отложил в сторону. Этот жест Белугу и вправду заинтересовал, так что она даже тарелку оставила, принимаясь за кофе, а взгляд зацепился за пару ярко-голубых глаз. — Он, б-блин, думает, что т-ты его предаешь, ч-что он т-тебе уже нахрн не н-нужен, но я, б-блин, вижу, ч-что это не так. Т-ты, блин, еще там на улице с-странная была. Валя пожала плечами. Смысл отрицать очевидное. Тогда она нагло врала, и если бы Роза не доверял ей так слепо, то тоже быстро раскусил бы. — Я, б-блин, просто был в такой же ситуации, п-понимаешь? — Шершанский неловко складывает пальцы в замок, поджимает губы и ищет слова для продолжения своего монолога. — Т-только, блин, я р-реально его по дурости предал. Ушёл к малышке к-какой-то тухлой, оставил моего Р-розочку одного. А т-ты, б-блин, не от дурости это делаешь. Т-ты, б-блин, что-то мутишь и не можешь сказать, точняк. Не п-потому, ч-что не доверяешь, а потому, ч-что заботишься о нём. — В точку, — выдохнула Сапогова, и маска пала с её лица. Читает, чертовка, ее как открытую книгу. — Да, Роза себе никогда дураков в компанию не выбирал, это уж точно. Яшка снова немного смутился. Так быстро скакнуть от оскорблений к комплиментам надо уметь. — У меня щас правда полная облава, я сама нихрена не понимаю. Только приехала, а уже какой-то треш трешатник происходит, ю ноу? Кручусь, как белка в колесе, а на всех всё равно не хватает. Но, блин, ты прав, это ради нашего общего блага. Не только ради Розы, ради всех. Меня, его, папы, Тани с Маргошей, дяди Игоря, Кеши, да даже ради тебя, Шершень. И я не то, что Розе не говорила, чем я занимаюсь. Никому, веришь или нет? — Он п-переживает очень, — Яша опустил глаза. — Вчера п-плакал всю ночь… — Да, ожидаемо, — она вздыхает, поднимается с места и забирает тарелки в раковину. — Роза ненавидит терять близких. Ты ещё не знаешь, что он тогда натворил, когда ты от него ушёл… И что, ты его успокоил? — Нет, б-блин. Он меня не п-пускал к себе, — покачал головой Шершняга. — А вы… в каких отношениях? — осторожно поинтересовалась Сапогова. — В-всмысле?.. — испуганные глаза Яши упираются ей в лопатки. Понял он всё, только вот что-то не так все-таки. — Ну в прямом, Шершень, блин, не тупи. Ты сказал ему? — О ч… — О том, Шершанский, — она даже тарелку кидает обратно в раковину, разворачивается на подошве и прижимается бёдрами к раковине, скрещивая руки на груди. — О твоих чувствах. — К-как ты?.. — его и без того большие зрачки расширились ещё сильнее, и он вжался в диван, испуганно соображая, что делать. — Ой, у тебя на лице всё написано. Ты, конечно, кунжут тот ещё, но твои поступки сами за себя говорят, Яшка. Хороший ты, только че молчишь… — на этих словах девушка снова поворачивается к раковине. — Да, б-блин, как мне не молчать? — Яшка неожиданно подскакивает с места и упирается ладонями в столешницу, а его голос дрожит, как у человека, который отчаянно ищет решение, но не может найти уже не один год. — Я, б-блин, ему уже как только ни намекал! Я д-даже этого г-грёбаного дивного лорда ему в-выдумал, чтобы с-сказать, какой он прекрасный, а он… — Яша, — Валя вытирает тарелку и снова оборачивается. — Роза не понимает намёков. Никаких. Никогда. Ему нужно прямо и в лоб, понимаешь? Также, как и он. — В каком с-смысле? — А ты не замечал? Не думал, почему он с тобой таскается столько времени. От черняжки тебя лечил, деньги последние вбухивал… Нет? Тогда я тебе ещё кое-что расскажу. Сапогова ставит на газ воду, а сама подсаживается за стол. — Знаешь, почему меня Белугой назвали? Потому что я адаптируюсь к любым условиям. Белуги же, блин, живут дохренища лет, вот и я так, блин. И тогда, в Америке, когда у тебя только начался этот заскок, я регулярно письма от Розки получала. Ну, он мне и писал, как устал, как ему тяжело, что ты нифига за ум не берешься. А у нас в Судьбоносных Пираньях тогда вторая гитара откисла. Ну, я его и позвала. Месяц письма ждала, а он мне пишет: «Спасибо, Белуг, но я Шершня бросить не могу.» Глаза Шершанского нужно было видеть. — Ты только погоди себя винить. Он бы и если ты черняжить перестал не поехал бы. Не думаешь, что с «просто друзьями» не так обращаются. — А к-как мне?.. А что?.. А… — Не кипишуй, Шершень. Просто скажи, отвечаю. Даже если я сейчас это всё придумала, Роза от тебя никогда не откажется. Ты ему очень важен, чесслово. Так что давай, лети на крылышках любви к своему рокеру, соблазняй и не отпускай никуда. А ко мне потом заскакивай. Поболтаем. Шершанский кинул что-то скомканное похожее на благодарность, неловко засобирался, чуть не уронив стол, потом тумбу в коридоре, а потом едва носом не сосчитал ступени. Валя смотрела ему вслед и улыбалась. — Ну вот, цветочек мой, устрою я тебе и твоей пчеле счастье, — улыбнулась она своим мыслям и снова приступила к готовке. А через два часа раздался звонок. — Да? — подняла трубку Валя. — Синичка, у нас экстренное собрание по поводу нашего дельца. Я к тебе машинку послал, прыгай в бричку, как говорится. — Что? Гриша, что за спешка? — у неё скоро Таня придёт, а она опять куда-то намыливается. Кажется, ей никогда не наладить отношения с семьёй. — Некогда, куколка. Мчи на базу, там все подробности. Накидывая на плечи кожанку, Валя думала, что лучше бы она прибила Стрельникова ещё в первый день.

***

В зале свет был тусклым, почти даже интимным, хотя в такой ситуации скорее преступным, потому что то, что будет обсуждать, отношения к интиму никакого не имеет. Рукава сидели слишком уж серьёзные даже для их обычного состояния. Артём нервно дёргал ногой, стуча пальцами по телефону, а остальные пытались себя занять компьюктером и синтезатором. Гриши не было. «Вот идиот, — Валя вздохнула, вглядываясь в мутное стекло окна, — говорит, что срочно, а сам ждать заставляет.» Попытки узнать у Артёма что-то не увенчались успехом. Тот сам ничего не знал, а потому так переживал. — Захар мой настоящий отец, — поделился он своей болью. Кажется, именно это так долго лежало у него на душе, болело, ныло, тревожило. — Столько лет жил, а правду только в этом году узнал. — Это же ничего не меняет, — Валя пожала плечами. — Гриша тебя любит, он тебя растил. Может, конечно, твоя судьба с родным отцом могла иначе сложиться, но ты разве жалеешь о своей судьбе? — Нет, — честно признался он. — Я папку очень люблю. Просто за мать обидно, может, её судьба иначе бы сложилась. — Ну, тут загадывать нечего, — пожала плечами Валя. В этот же момент в зал вошёл Гришка. Чересчур хмурый даже для самого себя. Он уселся за стол рядом с сыном, поправил рукава и начал вещать. — Значит так, — Стрельников оглядел всех собравшихся. — Тенденция такая: мой брат был на нашей старой квартире. Он что-то искал, может даже нашёл. Вещи были перерыты, всё вверх дном. Проблема в том, что помимо всего пропало оружие нашего отца. Очень ценное, раритетное. И стреляет дай Боже. Захар к чему-то готовится, это понятно и идиоту. Валя напряглась. Теперь её брал страх не только за близких, но и за Гришу тоже. — И ты ездил туда один? Ты в своём уме вообще? А если бы вы пересеклись там? — ей было не понятно, почему вдруг Стрельников пренебрёг своей безопасностью. — Мне лестно, синичка, что ты беспокоишься о моём здравии, но там людей много, он бы просто не посмел. Так вот, приступим, как говорится, к делу. Примерное местоположение Захара мы выяснили вчера после бара. Артём и Валя, — он внимательно посмотрел на ребят, — на вас самая ответственная задача. Нужно разведать территорию, по возможности узнать, что замышляет мой братец. Вы самый лучший вариант. У Артёма опыт есть, а у тебя, синичка, способности к бандитскому ремеслу. Нужно проникнуть в квартиру, как говорится, а там уже найти пресловутые планы Стрельникова. Дальше будем думать потом. — Когда выдвигаемся? — Артём отложил телефон. — Завтра во время вечернего выступления. Я договорился, цыплёночек, тебя подменят. Сапогова кивнула. Что ж, вот и её первое крупное дело. — Поедете отсюда. Я пришлю за тобой машину, а пока можешь быть свободна, — Стрельников задержался на ней взглядом, будто бы хотел что-то ещё сказать, но в конечном счёте обратился уже к сыну. — Заряди оружие и машину подготовь. Завтра их ждёт интересный день.