The Light of our souls/Свет наших душ

— Хочешь, я прочитаю тебе мнение случайных магов? Скитер успела провести мини-опрос. — предложил Гарри, возвращаясь на диван и утягивая за собой Драко. — Честно говоря, я не знаю и того, что сказал ты. Я... Немного задумался в тот момент. — парень точно не собирался тревожить брюнета тем, какие мысли были в его голове, пока они стояли на одной из улиц Хогсмида. — Хорошо, я прочитаю и свою часть. — о, стоило специальному корреспонденту «Ежедневного пророка» подойти к ним, Гарри, конечно, сразу же заметил волнение Драко. Подобная реакция была понятной, даже ожидаемой и нисколько не раздражила его. — Кстати, на удивление, мои слова записаны действительно в точности. — после короткого, но убедительного предупреждения, предназначенного Скитер, Гарри говорил очень быстро и по сути, желая побыстрее избавить Драко от общества мало совсем не приятной женщины, которая сыпала вопросами и в его сторону, но он словно не слышал еë (брюнет не сомневался, что так и было). — Да... И правда удивительно. — не то чтобы парню сейчас было до удивления. Гарри ещë не начал читать, но Драко уже было стыдно. Теперь он знал, что услышит очень достойный ответ. Но вчера он даже дал себе подумать, будто зря Гарри позволил ему выйти из дома, будто бы ему было лучше вообще никогда нигде не появляться с ним, не создавать себе проблем. Запереть на Гриммо 12. Как самую страшную тайну. Но нет же, его Герой никогда не был тираном, не стал бы новым кошмаром для него. Драко передëрнуло. Он не пережил бы, если бы ошибся. — ... так... Это не то... бла-бла-бла... Вот! — Гарри наконец нашëл среди буквенных лабиринтов нужный абзац. — «Драко Малфой официально вернулся в магический мир, в министерстве уже есть соответствующие бумаги, свидетельствующие об этом. Если кого-то взволнует вопрос о правопорядке, то всë по закону. А у нас с Драко любовь, общий сын, один дом и общие совы.» — ... — Драко молчал, только корпусом ещë больше развернулся в сторону брюнета и обвил его шею руками, прижался отчего-то холодным носом к выпирающей жилке и замер в чувстве ещë большего стыда и безмолвной благодарности. Драко не знал и не верил в то, что есть такая перспектива: быть названным любимым человеком Гарри на широкую общественность, на первой полосе одной из самых известных магических газет. — А вот, что прохожие сказали, — Гарри в ответ прижался к Драко поближе и продолжил, — «Его взгляд... Он изменился. Думаю, это уже совсем другой человек.»; «Я не особо-то верю в эту внешнюю невинность, но, хоть мы и вольны придерживаться своего мнения, оно не всегда оказывается верным, поэтому оставим... пустое. Это выбор нашего Героя с кем водиться.»; «Он точно не выглядел, как человек, что-то замышляющий, он просто был счастлив. Внешне, по крайней мере.» Всë не так плохо, думает Драко, пока Гарри уверен, что это только начало всеобщей смены мнения об одном замечательном на самом деле человеке. Рождество наступает быстро и проходит суматошно. Но счастливо. Это первое семейное Рождество в жизни Скорпиуса (и Драко, пожалуй, — тоже). Семья Уизли с радостью принимает всех в Норе: приезжают Бил и Флëр (уже с близнецами-карапузами, даже слишком напоминающими маленьких Фреда и Джорджа); всë ещë официальный холостяк Чарли, утверждающий, что его сердце с недавних пор занято (Рон по секрету делится своей догадкой о том, кто может быть избранником драконовода); Перси с беременной супругой Одри и старшей дочкой (ровесницей Скорпиуса и Розы). Дом семейства весь светится, любовно украшенный гирляндами. Старая рождественская музыка создаëт особую атмосферу, отчего-то похожую на ностальгию, хотя ни Гарри, ни Драко не застали время популярности этих песен, пропитанных эстетикой и рисующих в воображении счастливую пару, согретую горячим чаем и обнимающуюся под тëплым пледом под завывания метели за окном. Молли не изменяет своей традиции: вручает каждому собственноручно связанный свитер. Когда блондин получает и свой шерстяной подарок, Гарри ловко ловит своим носом слезинку с его будто выбеленной щеки и целует чуть прикрытые веки прямо при всех. Парень замирает недвижимым изваянием, а потом ещë долго ходит по Норе в странном приятном смущении. К счастью он сразу понял, что никто не собирался возникать по поводу их с Гарри отношений, даже не думал предостерегать Гарри о возможной ошибке (чего он боялся больше всего, потому что мнение близких людей имеет много больший вес, чем, скажем, тех случайных прохожих, что опросила Скитер), каждый член семьи просто принял Драко и всë. Потому он был практически спокоен, хотя временами и не мог расслабиться полностью. Парню казалось это настоящей фантастикой. При нëм даже не прекращались личные разговоры, к обратному он, между прочем, был готов, и даже не обиделся бы. Наверное из-за подобных ожиданий такое принятие и трогало особенно сильно. В целом праздник запоминается ярким, словно искрящийся весельем детский перессказ, только с одной поправкой: он таким и был, без приукрас. Повсюду смех и шум, детские восторженные крики, игры и проделки (банда, надо сказать, собирается — что надо, особенно, когда к маленьким проказникам присоединяются их отцы, решившие вспомнить детство). Драко ещë никогда столько не смеялся. Под конец зимних праздников Чарли всë же сдаëтся: приводит с собой невероятно смущающегося и краснеющего парнишку, совсем ещë молоденького. — А что я говорил? — по-доброму самодовольно улыбается Рон, поводя рыжими бровями. — Я сразу заметил, как Эрик менялся, стоило о Чарли заговорить. Как выяснилось, Эрику недавно исполнилось восемнадцать, и он был младшим братом Одри, ещë лет с пятнадцати влюблëнным в Чарли, сильного и будто неуловимого, очень редко приезжающего на родину. Драко быстро находит общий язык с приятным молодым человеком, чем-то неуловимо напоминающим ему его самого. Без масок и игр на лице, без выверенного скрывания частого в детстве тремора. Отец, когда замечал эти подрагивания худенького тельца очень злился и вслух задавался вопросом: как же Малфой мог родиться таким. Драко наверное вообще возненавидел бы себя ещë раньше, если бы однажды не подслушал разговор расстроенной мамы с кем-то. Она рассказывала, что Люциус был точно таким же и изменился только из-за влияния жестокого отца и тëмной компании. Джинни и Блейз подъезжают самыми последними, за день до рабочего дня. Забини чувствует себя неуверенно. Это его первое посещение Норы. В любой семье обстановка напряжëнная в день, когда дочь приводит своего жениха, обычно держащегося по струночке и пытающегося произвести хорошее впечатление. У Блейза же ситуация была с поправками на прошлое. Его приняли, конечно, улыбались, старались скрыть конфузную стену между ними (но ничего не было упущено взглядом тëмных глаз). Такой не было даже перед Драко. Хотя Блейзу всë понятно. Он хуже Драко. Он просто был трусом, прячущимся в тени и сбежавшим в самый ответственный момент. А Драко пусть и был той ещë ледяной занозой, но какой-то близкой занозой, при том до последнего стоящей на той стороне, какая была выбрана. Ну и не последнюю роль сыграла истерика, с которой он начал новую главу в отношениях с семьëй Уизли. После таких душераздирающих переживаний — за свои ошибки, за близнецов, за Гарри, за сына, — какие блондин, не задумываясь, показал (и даже описал, — до мурашек), сердца рыжеволосых уже не могли относиться к нему иначе как к члену семьи. Блейз же был для них никем. Но парень давил в себе отголоски зависти, пусть она и не была плохой, он всë равно боролся, потому что знал: его несостоявшийся единственный друг был достоин столь быстрого сближения. — Завидуешь что ли? — тихо, с привкусом горечи спрашивает Драко, заметив взгляд темнокожего парня. — Нет, что ты!... — честный ответ, отмечает про себя блондин, — Ты заслужил. Выстрадал. Я рад за тебя. Правда. — Блейз говорит отрывисто. Волнуется. Оказывается Драко не так уж и плохо знает кучерявчика (он уже с детства не видел мелких-мелких завитушек на голове друга, но всë меняется и...). — Всë наладится. — пожалуй лучший источник энергии для беловолосого парня — делиться своей; даже тогда, когда у самого в резерве лишь блестящая пыль останется. — Наладится. Точно наладится! — чуть воспрянув духом, поддакивает Блейз, наливает Драко чай, подаëт ему горячую кружку и чувствует большую радость, когда блондин довольно кивает, отпив травяного настоя. — Не знаю, как это я запомнил, почему... Но точно знал, что ты не пьëшь чай с сахаром. Оба понимают, что ещë не всë потеряно. Складывалось впечатление, что Гарри, Драко и Скорпиус на целый год вперëд напитались этой уютной семейной счастливой атмосферой. Дни были очень насыщенными, пëстрыми и богатыми на эмоции и новые впечатления. В один из обычных понедельников Драко увидел приближающуюся проблему специфического характера. Всë это время он старательно пытался не думать о ней, изредка мелькающей где-то там, далеко на горизонте, хотя и понимал, что рано или поздно придëтся открыть глаза. До той ночи, что вновь изменила жизнь Драко, у него не было проблем с удовлетворением интимных потребностей организма. Потому что их не было. С самой беременности. Просыпался блондин либо от кошмаров, либо от криков (иногда и пинков), днëм тоже было не до того, вечером — и подавно, он был настолько измотан к концу дня, что еле волочил ноги. У него была лишь одна физическая потребность на весь день (и все последующие): обеспечить сыну настолько спокойное детство, насколько возможно. Вот только в тех обстоятельствах возможно было ни на сколько, так что ему оставалось только купать своë дитя в собственной любви (и тут было не до компенсации, главным было поддерживать психику сына). Драко не помнил, когда полностью перестал испытывать желание, его просто не было. Да, в его жизни не было ничего возбуждающего (фантазии с участием одного зеленоглазого Героя, вероятно, истощили бы его задолго до их встречи, и Драко это понимал, поэтому сразу же поставил табу на подобные муки), но ведь это физиология, семени нужен выход вне зависимости от желания хозяина, поэтому периодически должны были бы происходить казусы в виде запачканного белья по утрам. Должны были, но не происходили. Что ж, парень быстро смирился с тем, что он, очевидно, болен. Но вот с переезда на Гриммо Драко стал ощущать изменения в себе. Сначала то были лëгкие всполохи чего-то забытого на фоне громкого стука сердца и душевного трепетания от простого теплом окутывающего взгляда Гарри. После блондин всë чаще начал замечать в своëм теле некий подъëм, порой даже нечто похожее на томление, почти желание. Драко продолжал упорно гнать от себя мысли на этот счëт, но от неизбежного не спрячешься. Всю ночь в его голове ворошилось прошлое: давно въевшаяся под кожу боль, предательства и ложь, его подлая трусость, пролитые реки слëз и... любовь. Много любви к одному вихрастоволосому мальчишке. Во сне парень вновь увидел себя ещë совсем зелëным пацанëнком, неопытным, одновременно гордым за своë взросление и чуть растерянным. На утро Драко ощущает дискомфорт и обнаруживает мокрое и липкое пятно на внутренней стороне боксеров, однако не спешит радоваться. Хотя должен бы, ведь, его организм, очевидно, перезапустил одну конкретную систему после чуть отступивших на задний план стрессов. Похоже расположение на планах меняется обратно. Всë утро Драко иррационально холодно даже в тëплом домашнем костюме. Его не покидают мысли о том, что произошло что-то неправильное, что-то, за что он должен испытывать вину. Впрочем, блондин как раз еë и испытывает сейчас. И от понимания того, что это совсем необоснованное и в общем-то ненормальное ощущение, становится ещë хуже. Гарри с рассвета находится в «Больнице Святого Мунго». В целом он там уже почти не бывает, только по экстренным случаям, когда без него никак. Теперь его основная работа (не учитывая заботу о двух светленьких и часто нахохленных птенчиках) заключается в консультации менее сильных специалистов и работе с документами (чтобы не допустить царившей ранее бумажной волокиты) и изредкой варки зельев, для хорошего качества которых необходим зельевар с сильной доминирующей магией. Гарри возвращается домой поздно. Голодный, уставший и страшно соскучившийся. Скорпиус с разбегу влетает в его объятия и рассказывает, что они сегодня с папочкой вдвоëм отправились в Хогсмид. Услышав о спонтанном выходе в свет, брюнет мигом настораживается и внимательно, изучающим взглядом сканирует Драко. Тот улыбается, будто всë отлично, но Гарри не верит этой наигранности. Он сразу замечает красные, немного припухшие глаза в обрамлении трогательных белëсеньких ресниц. — Драко, что-то случилось? — спрашивает Гарри, напрасно надеясь на честный ответ. — Всë хорошо. — утверждает Драко, хотя нервно дëргающаяся к волосам рука говорит об обратном. Он догадывается: Гарри обратил внимание на лопнувшие капилляры на белом фоне белка. — Просто перестоял под душем, задумался. — быстро говорит парень и думает, что вроде убедительно. Нет, считает Гарри. Как раз вовремя появляется Мили и зовëт Скорпиуса посмотреть в окно на удивительно хорошо видные сегодня огонëчки вдалеке. Это группка подростков несколько раз в неделю выходит гулять с большими фонарями, издали очень похожими на старинные лампы, горящие за счëт керосина или масла. Скорпи убегает наверх, Гарри слышит, как хлопает о стену в попыхах открытая дверь детской комнаты, и начинает предполагать, что однажды сын попросится выйти в это время на улицу, чтобы познакомиться с ребятами, затеявшими прогулки по тëмным улицам. Он усмехается мальчишецкой увлечëнности и поворачивается к Драко, но его уже и след простыл. Гарри заглядывает в спальню блондина, но она пуста. На первый взгляд. В ванной комнате что-то громко звякает, разбивается. Парень направляется туда. Прежде чем войти надо было бы постучать (вдруг хозяин комнаты уже оперативненько успел раздеться), но до Гарри доходит эта мысль уже после того, как он переступает порог. Драко сидит на корточках и торопливо собирает с кафельной плитки осколки небольшой стеклянной баночки. На полу светло-бежевая лужица, в неë уже успели капнуть несколько капель крови. — Что ты делаешь, Драко? — Гарри присаживается рядом и берëтся за запястья — единственные не израненные части рук Драко — и чуть встряхивает их, побуждая бросить острые частички. Гарри смотрит взволнованно, с благим осуждением, так, как могла бы смотреть мать на своего ребëнка, пострадавшего по собственной глупости. Блондин вдруг пугается: а нормально ли это? Не может же он быть для Гарри вторым ребëнком на подсознании? Приходится силой отгонять непрошенные волнения. Ведь бывает же так, что партнëры сразу заменяют друг другу всех членов семьи, и ничего. Это даже хорошо и правильно, наверное. Такое вот восполнение. Не стоит искать себе новые проблемы. — Я... Просто разбил флакончик, убирал стëкла... — парень напряжëн, потому что не хочет начинать с Гарри разговор о их со Скорпиусом походе в магическую деревню, ведь брюнет точно же докопается до сути, а он не хочет беспокоить его лишний раз. Он и так сплошная проблема. — Нет, ты просто решил изрезать руки в кровавое месиво. — Гарри вздыхает, чуть остывая, и напоминает уже более мягко, — У тебя есть палочка для таких случаев. И вообще я не об этом. Совсем скоро мы будем ложиться спать, зачем ты сейчас стал намазываться тональным кремом? — будучи колдомедиком, парень прямо на ходу от ванного зеркала до кровати, к которой ведëт блондина, залечивает (к счастью поверхностное) нарушение его кожных покровов. — Просто не хотел смущать вас со Скорпиусом своим видом. — оправдывается парень, и замирает от прикосновения чужой ладони, побуждающей опуститься на кровать. — Драко, я же вижу, что тебя что-то беспокоит. — Гарри приближается, нежным движением стирает тональник, в торопях даже не втëртый в тонкую кожу под глазами, и целует Драко. Блондин наверное никогда не перестанет каждый раз, когда любимые губы накрывают его, мысленно слетать вниз с какой-нибудь верхотуры. Сердце то слишком быстро сжимается, то вовсе перестаëт биться. — Расскажи мне, м? — Гарри имитирует котëнка и ластится, потираясь носом о бледную щëку, — Драко-о-о... — для Гарри очень важно доверие Драко, он не хочет давить, лишь всем своим нутром желает быть для него тем, кому можно рассказать любые волнующие мысли, будучи при этом уверенным в том, что в ответ последует только понимание. — Гарри... — внезапно Драко осеняет, что он сам себе обещал быть честным с Гарри во всëм, и ему становится совестно. Блондин не знал с чего начать. Они со Скорпиусом сначала долго просто гуляли. Парень давно не практиковал аппарацию (а двойную — вообще никогда), так что ему понадобилось время прийти в себя. Но окончательно замëрзнув, им с сыном пришлось заняться поиском наименее людного заведения. Конечно, они заглянули во «Всевозможные волшебные вредилки», но близнецов на рабочем месте не оказалось. Приветливая девушка, стоящая за прилавком, сообщила, что Фред и Джордж отлучились по личным делам и улыбнулась так, будто дала однозначный намëк. В итоге Скорпи тянет папочку в кафетерий «Мармеладный единорог», почти во всю витрину которого значится подсвечиваемая надпись: «Только в честь недавнего открытия! Успейте насладиться волшебными скидками!». Драко не против, к тому же внутри предпочтительно маги молодого поколения, не знающие его как Драко Малфоя (по крайней мере лично). Это заставляет блондина чуть расслабиться, хотя он в любом случае согласился бы, не раздумывая, ведь в конце концов эта прогулка была призвана не для того, чтобы отморозить себе ноги, обходя людные заведения, а затем, чтобы порадовать сына. — Драко, что-то серьëзное случилось? На вас напали? На тебя? — Блондин так долго подбирает слова, что у Гарри не хватает нервов для молчаливого ожидания рассказа. Он обхватывает плечи парня, осматривая его с головы до ног на наличие явных травм, синяков, царапин — чего угодно, указывающего хоть на малейшее насилие, но ничего не обнаруживает. — В сущности ничего страшного не произошло... — теперь Драко стыдно ещë больше. Не только за позорный срыв, о котором он всë же решился поведать, но и за то, что напугал Гарри. Он кратко перессказывает начало вылазки, а потом снова стопорится. — Всë было отлично пока Скорпи не ушëл в туалет. Я остался ждать его в зале, как за наш столик села девушка в мантии с огромным капюшоном, полностью закрывающим лицо. — у Драко в тот момент даже мурашки появились, нехорошие такие, жутковатые. — Извините... — неловко произнëс блондин, когда от ведьмы не последовало вопроса на разрешение присесть. Он всем телом отпрянул назад, когда она молнеиносно оказалась совсем близко, а еë ледяные пальцы очутились на задней стороне его шеи. Ткань капюшона была откинута назад и Драко потерял дар речи. — Пэнси неожиданно подсела ко мне и... — Драко очень жалеет, что не успел замазать красноту и закапать в глаза до того, как Гарри вернулся, потому что теперь, рассказывая ему о произошедшем, он чувствует себя слюнтяем. Он ведь жалуется. Как размазня какая-то. Как же дерьмово получается. — Продолжай, пожалуйста. — просит Гарри и, будто прочитав чужие мысли, добавляет, — Ты наверняка сейчас думаешь о том, что жалуешься... Но нет. Гони эти мысли, Драко. Ты просто делишься со мной тяжестью на сердце, потому что я искренне хочу тебя поддержать, взять хоть немного на себя. — в нефритовых глазах и правда столько готовности выслушать, успокоить и переубедить, если понадобится... Драко выдыхает, принимаясь за продолжение истории. — Пэнс... — девушка никогда не была для Драко настоящей подругой, но видеть в еë глазах ледяную ненависть вместо холодного одобрения (пусть для Драко — сейчас так точно — оно не имело значения, потому как оно предназначалось не ему, а тому слизкому ублюдку коим он был) было слишком непривычно; не то чтобы больно, но страшно. — Вот это да! Неужто наш принц, — последнее слово было для Драко настоящей издëвкой, таранящей его самовосприятие. Он точно не считал себя принцем. Он был самоуверенным ничтожеством, скинутым самой судьбой с верхушки башни и, как назло, не с самой высокой, чтобы после он смог насладиться муками,— вернулся? Наверное можешь представить, как все рады этому? Все мы: те, кто благодаря тебе лишился многого. Те, кого ты пытал, — пусть Драко и не делал подобного, косвенно он был действительно виноват (хотя бы в своëм бездействии), потому не переставая чувствовал вину, — все ученики Хогвартса, куда ты пустил Упивающихся и, наконец, все мы. Слизеринцы, даже не получившие метку, но вынужденные скрываться в тени. И это в то время, как ты спокойно разгуливаешь по всему Хогсмиду. Ах, ну да, ну да!.. Как же это я забыла-то?! — тон был совсем издевательским, — Ты же официальная подстилка всем известного Гарри Поттера! Подумать только... Драко Малфой содержанец самого Героя! — Все предыдущие и последующие слова девушки были выплюнуты ядом, с шипением оседающим на нежные слизистые оболочки Драко, на тонкую барабанную перепонку, на его сердце, вновь раскрывающее лепестки глубоких рваных ран, похожих на окровавленные цветы. — ... Ну-ну... Что это плечики так напряг? — заострëнные ногти надавили на нежную кожу за ушными раковинами, чудом не оставляя следов. — То, что происходит в наших жизнях — не всегда наш выбор. Но прятаться выбрали вы сами. — пусть тело уже и отвыкло слушаться парня, свой голос распускать он не собирался. — О! Не знаю ни одного! Никто из нас не был настолько умным, чтобы удачно подставиться под Героя, накачавшись перед этим зелья беременности! — Пэнси рассмеялась так же ядовито. — И когда ты успел только?.. Впрочем неважно, ходячая зеленоглазая энергия явно не упустила бы шанс унизить тебя, будь у него хоть одна минутка. Как мы видим, была. Но, как думаешь, позарился бы он даже на этот шанс, подозревая, что через девять лет ты приползëшь к нему с ублюдком за ручку? Сейчас-то у него, великодушного нашего, нет выбора. Не может бросить даже выродка своего. — Слова продолжали быть острыми, но до поражающих лучей Сектумпсемпры им было далеко, поэтому внешне Драко не подавал повода посетителям, уже заинтерисовавшимся их столиком, перейти к действиям. Блондин был удивлëн, что кто-то вообще что-то заметил. — Ну, признайся, Драко! Не очень-то приятно быть с любимым на условиях постельной грелки?! — Чт... Я... — Драко запинается, не в силах удержать уверенность уже и в голосе. Тема слишком... Слишком. — Вот только не надо делать такие глаза. Я не знаю, что там было у тебя на уме много лет назад, но сейчас, судя по твоему затасканному виду, ты являешься настоящей преданной ободранной бродягой. Псиной, что готова вечно ждать возвращения своего хозяина на коврике. — парень дëрнул головой, чужие пальцы начинали приносить дискомфорт.— Не возражай даже! Так оно и есть! И будет. И место твоë не изменится, потому что Поттер никогда не простит тебя полностью. — девушка упивается возможностью безнаказанно крошить крупицы равновесия в Драко. — Не смей называть нашего с Гарри ребëнка подобными мерзкими словами. Мы любим его всем сердцем. И Гарри простил меня. Потому что он сильнее нас всех. — блондин возвращает себе самообладание. Голосовые связки вновь окрепают. Может за прошедшие годы он и научился не замечать существования собственной гордости, но не терпеть сквернословия в сторону родных. — Даже я ещë не сумел перешагнуть прошлое, всë ещë не простил себя, а он — сумел и простил. А теперь уходи, мой сын возвращается. — Время покажет, Малфой, что к чему. — Пэнси поджала губы, накинула капюшон и выскользнула на морозный воздух. — До конца прогулки я был погружëн в радость Скорпиуса, но когда мы вернулись домой... Я накрутил себя... — сдаëтся Драко, кратко изложив брюнету разговор в кафетерии. — До слëз. — с досадой заканчивает за парня Гарри. Хотел бы он оказаться в тот момент дома и успокоить Драко сразу же, на корню пресекая все эти изматывающие переживания. Драко кивает. Не будет же он поправлять Гарри. То были не просто слëзы. Как только Скорпиус ушëл заниматься к себе в комнату, Драко отправился в свою спальню и дверь он прикрывал, уже зажимая ладонью рот, искривлëнный подобающим при плаче образом. Пэнси ошибалась, каждым словом попадая мимо. Еë реплики были не просто неправильными, они были диаметральными настоящим. И от того находили яблочко цели. Всë равно, что с обратной стороны. Драко вышел на балкон и подошëл к окнам, с громким звуком стукаясь лбом о стекло. Можно было конечно подумать, что Гарри просто бережëт его, но ведь он не подавал ему особого повода осторожничать, довольно долгое время реагируя на его прикосновения только положительно. Чëрт, кого Драко пытается обмануть? Даже если Гарри захотел бы, он не смог бы. Не сейчас. И неизвестно, когда вообще сможет (а сможет ли). Драко может и рад был бы поступить по глупому (так он раньше считал, однако в жизни мозг начинает совсем иначе смотреть на такие вещи), как в дурацких любовных романах: уйти. Вот так просто, не сказав ни слова, лишь оставив короткую записку на прощанье, уйти и не вернуться. Освободить Гарри, не мучать ни его, ни себя. Но разве же он мог? Нет. Не имел права даже. У него Скорпи, только-только обретший более-менее нормальную семью. И Гарри, смотрящий на него таким ласкающим, нежным взглядом, точно в его юношеских мечтах. Позабыть о них, его любимых людях, Драко не мог, потому и не мог эгоистично принять подобное решение в одиночку. Но он ведь всего-навсего трус, слабак, горько усмехается парень и, развернувшись, медленно приседает на корточки, после совсем садясь на неожиданно холодный пол. Но вставать не хочется, наоборот есть желание посидеть так подольше, до пробирающих тело и душу мурашек. Хотелось, чтобы хоть что-то напомнило (заверило) Драко: он живой человек, достойный счастья (может чуть меньше других, но всë же, — поправляет себя блондин). Он не сломанная кукла, подобранная Гарри на одной тëмной улице в один ужасный и очень непогожий день. Он его осознанный выбор. Драко всë ещë боялся признаться себе в том, что до тëмных пятен в глазах хотел в это верить. И отчаянно верил. И одновременно страшился однажды потерять всë то, что обрëл. Так ведь часто бывает. А может и нет. Драко не знал наверняка, потому что с детства начинал утрачивать то, чего ещë не успевал добиться: лучшего друга, первую светлую любовь, просто тихий мир вокруг и себя самого. Становилось по-настоящему дико, тесно, душно, доверчиво светло и трепещуще внутри, когда он думал о том, что только Гарри может вернуть ему всë то, давно утерянное и насильно забытое. А что Драко мог дать Гарри? Он действительно был нагнут самой жизнью, а это не проходит бесследно. У него нет ничего. Только любовь. Настоящая и преданная, бережно сохранëнная, пронесëнная сквозь время (больше десяти лет тайно любить одного человека... шутка ли?), сокрытая от бурь обстоятельств в нежных ладошках верного и верящего сердца. Так блондин и просидел до самого гарриного прихода. Услышав звуки родных шагов, соскочил быстро, будто послушный подросток, боящийся, что его застанут за депрессивными думами под такие же мрачные песни. В случае Драко серыми мелодиями играли воспоминания в его голове. Но скорее увидеть Гарри хотелось на столько, что он в секунду позабыл о своëм опухшем лице, пестрящем красноватыми пятнами. Гарри внимательно глядит на упавшего в прострацию Драко, у него будто непроизвольно чуть сжимаются пальцы, всë ещë покоящиеся в поддерживающем жесте на чужом плече. Конечно услышанный рассказ был кратким, и парень был уверен, что блондин утаил некоторые подробности, но вообще он был очень тронут откровенностью Драко. Неожиданно уже замолкнувший блондин продолжает, не давая брюнету, только-только осмыслевшему его монолог, возможности как-то отреагировать на него: — И я подумал... — парень давится словами, будто не желая произносить их. — Подумал, что... — взгляд отведëн, словно то, что будет произнесено является чем-то непотребным. Впрочем, таким оно и является. — Что ты мог бы найти себе партнëра для... для... — Гарри всё ещë надеется, что фраза закончится не так, как он думает. Что ж, она вообще никак не заканчивается, потому что Драко в свою очередь надеется на понимание и без озвучивания окончания. — Я ни разу не заметил, чтобы я вызывал в тебе такие... чувства и желания?.. — в слабом голосе вопрос скорее, а в глазах цвета седого агата разливается боль, течëт бурными реками, пеной выбрасывается на берег гарриной души. — И я понимаю всë. Правда! Но... Но и я не смог бы сейчас, и не знаю, когда и как, если бы ты даже хотел... Поэтому возможно такой договор стал бы выходом... Помог бы сохранить наши взаимоотношения?.. — всеобщему Герою хочется по-детски искренне отреагировать на эти слова, потому что эмоции распирают изнутри. Возмущение так велико, что ещë чуть-чуть, и оно повалит дымом из ушей, длинной нравоучительной речью изо рта или даже, может быть, мелкими брызгами солëной влаги из глаз, словно у до глубины нежной души обиженного мальчишки. Гарри мог представить насколько должно было быть ему, некогда очень гордому и высокомерному парню, конфузно и стыдно решиться поделиться с ним своей очередной тихой истерикой, своей неуверенностью и своей подобной идеей. Только поэтому он давит в себе раздражëнный жëсткий порыв и говорит как можно мягче, запихивая куда подальше клокотавшее внутри негодование: — Боже... Ну как же ты мог такое придумать?! Драко!.. Не оскорбляй ни себя, ни меня, пожалуйста, я прошу тебя! — Гарри начал чуть жëстче, чем хотелось бы, но так было нужно. Просто необходимо вернуть Драко понимание того, что он загнал себя в тупик, грязный и мерзкий, но теряющий своë устрашение, стоит открыть глаза и увидеть: до широкой мостовой нужно сделать всего-лишь несколько уверенных шагов. И даже если ноги дрожат и глаза не видят, ему незачем впадать в панику: в крайнем случае Гарри, ожидающий его за углом, придëт и уведëт, сжав его руку своей, за собой. — Таким выходом из ситуации я никогда не воспользуюсь! Не унижу тебя. Ты сказал, что хочешь сохранить то, что создалось между нами. Но изменами можно только разрушить. От подобного договора боль изгрызëт, обгладает и нас, и наши отношения до самых костей... Да и не смог бы я уже ни с кем другим... Ты только подумал об этом, а у тебя уже столько отчаяния на глубине глаз, что я сейчас захлебнусь в нëм. — Драко тоже сейчас захлебнëтся. Только от немного иррационального счастья вперемешку с облегчением. — Иди ко мне. — Драко поднял опущенную вниз голову и увидел раскинутые в разные стороны руки Гарри. Вздох облегчения был очень громким, но зато искренним. Он с удовольствием потянулся всем телом к желанному успокаивающему теплу и прикрыл глаза. — Естественно я хочу тебя во всех смыслах! — Гарри вздыхает мысленно, потому что Драко так цепляется за его футболку, как будто ему необходимо доказательство. Тогда брюнет ненавязчиво кладëт свою ладонь на бедро Драко. Стоило только кончикам чужих пальцев коснуться худой ноги, обтянутой тканью свободных домашних штанов, как бледный парень непроизвольно вздрогнул, весь будто подобравшись, моментально напряглись мышцы тела. Смуглые руки взмывают вверх, как ошпаренные, вот только всë немного наоборот. Хочется поморщится от саднящего вакуума, в который поместили сердце, Гарри трудно держать себя в руках, но он не помнит, чтобы было легко. Нет, он не собирается скрывать от Драко свои истинные чувства полностью (это было бы нечестно), только немного скроет излишки, чтобы не добивать. Он вновь опрометчиво поторопился, напугав своего мальчика. — Прости... — вид у Драко такой, будто он вот-вот снова заплачет. Он так зол на себя, что хочется покусать свои локти. Что за реакция такая? Сам-то он понимает, что беспокоиться неочем, но разве ж телу и чему-то ещë (совсем тупому, между прочим), наводящему панику внутри, объяснишь это? Другой же своей частью, разумной и наверное настоящей, Драко вкушал приятный трепет от мысли о тëплой руке на себе. Это было только касание без интимного подтекста с одной стороны, а с другой стороны очень даже интимное (но не совсем в том смысле, а ближе к ментальному), потому что друзей например так не поддерживают. С такой печальной нежностью и с таким взглядом. Подобное так важно, что Драко очень стыдно за испорченный момент. Гарри наверняка очень обидно, он ведь со всей душой, терпеливо, заботливо, а Драко вот как с ним. Но он ведь не виноват, что на мгновение в его мозг поступил сигнал, как от ожога. С признаний, объятий, первого поцелуя прошло достаточно времени, но Гарри не пытался заходить дальше этого, никогда не шарил по его телу в порывах и даже не пробовал просто трогать. Скорее всего именно поэтому этот пусть и осторожный переход через невидимую границу обернулся неудачей. — Это я должен просить прощения за то, что напугал. Всë хорошо, Драко, — Гарри ещë и делает подтверждающее движение головой, чтобы убедительнее было и, медленно перебирая тонкие прядки пальцами, любовно проводит по волосам, выбеленным самой природой. Блондин правильно понимает Гарри: он не обижается, лишь принимает с грустью. И Драко ужасно благодарен за это. Но продолжение гарриного монолога всë равно слушает с замершим сердцем. — Я в курсе твоей травмы... Я врач, я не насильник. Не животное, сдвинутое на инстинктах, в конце-то концов! Я всë понимаю. И я люблю тебя. Поэтому никогда не стал бы (и не стану) принуждать тебя к близости. Я буду ждать тебя столько, сколько тебе понадобится времени. Всë случится только тогда, когда ты будешь готов. — Драко смаргивает неуспевшие пролиться из глаз слëзы и чувствует приятное чуть горячее прикосновение. Это Гарри нежно и немного робко целует его в плечо. — Я очень благодарен тебе за то, что ты не пытаешься быть рядом со мной сильнее, чем ты есть на самом деле. Я ценю это. И не предам твоего доверия. — интимно заверяет брюнет. — Только с тобой я не боюсь быть слабым... — шепчет Драко, и у обоих сводит зубы от той отдачи, что слышна в его голосе, недавно напряжëнном, теперь же только тихом, уставшем. — Но вообще я, конечно, и свинья истеричная: накрутил себя, свалив на тебя всë, а сам вот чуть не рассыпался пару минут назад. — усмехается Драко, почему-то представляя свою школьную версию, отчитывающую себя настоящего. — Но... Я буду стараться настроить себя... — последнее было говорить вовсе не обязательно, но парень не контролировал себя, и это мини-обещание просто вылетело само по себе. На самом деле всë ещë была такая возможность, что у него там вообще что-то сломалось (кто знает, что это было такое этой ночью, вдруг разовая акция). И вот это очень беспокоило. Но ведь Гарри колдомедик... Скорее всего с подобными проблемами за почти десяток лет специалисты, подобные ему, научились справляться? Только Драко не хотел проходить этот свой внутренний барьер с помощью магии. Хоть что-то же он заслужил испытать напрямую, лишь с поддержкой любимого. — Не перегружай себя, прошу. Ты считаешь, что должен очень много чего достичь в ближайшее время, но всë должно быть естественно: без торопливости, размеренно и своевременно. Слышишь? — Драко получил поцелуй в нос и был вынужден выдохнуть тихое «угу», скрывающее в себе слишком объëмное количество чувств, чтобы их можно было выразить сейчас. По прошествии не более десяти минут до острого слуха Гарри донеслось умиротворëнное сопение. Укрыв Драко одеялом, он ушëл в спальню напротив, чтобы поиграть с сыном, наверняка заждавшимся его. — Папуль, — уже за полночь Скорпиус окликает уходящего из его комнаты отца, — папочка плакал сегодня. Я не показал виду, что заметил его красные глаза и голос... Но может нужно было... — зелëные глазки прищуриваются, лобик слегка морщится. — Не волнуйся, малыш. — Гарри, вернувшийся к кровати сына, ободряюще улыбается. — Ты всë сделал правильно, если бы папочка заплакал при тебе, я уверен, ты бы позаботился о нëм. А так он расстроился бы ещë больше, если бы узнал, что заставил тебя переживать. Сейчас всë хорошо, не волнуйся. Я уже успокоил его, он спит. И тебе пора. — у беловолосого мальчика сразу же как от сердца отлегло: папочка отдыхает, оставив переживания позади. У него самые лучшие папочка и папуля, думает Скорпи, проваливаясь в сон. У них с Драко самый лучший сыночек, думает Гарри, напрявляясь в душ. Невозможно мечтать о лучшем любимом человеке и лучшем ребëнке, чем были у него, думает Драко. Он обещает себе больше никогда не ставить под сомнение Гарри и выходит из-за своей притворëнной двери, наконец достигая спальни Скорпи, чтобы оставить на его светлых завитушках ласковый родительский поцелуй. Глаза слипаются, Драко готовится в любую секунду провалиться в приятную дрëму, но слышит вдруг звук тихо скрипнувшей двери и замечает полоску света со стороны балкона. Задвинув плотные шторы обратно, Гарри на цыпочках подходит к его кровати. Драко пытается замереть, притворившись спящим и посмотреть, что будет делать Гарри, но его план с треском проваливается, брюнет даже в кромешной темноте уже успел заметить нет-нет да показывающуюся на тонких устах улыбку. Он ещë больше замедляет шаг, крадëтся предельно тихо, а затем наклоняется к изголовью и зависает в сантиметре от родного лица. Веки Драко двигаются, но остаются закрытыми. Гарри сам пытается не засмеяться от ребяческих игр, что они тут устроили, ещë сокращает расстояние и дышит совсем уже в тонкие губы. Драко не двигается, хотя рука от напряжëнного ожидания всë же чуть дëргается. И дыхание учащается. Гарри наклоняет голову и чмокает дрогнувшие губы с неожиданно приятным приглушëнным, бархатным звуком. — Я не думал, что ты придëшь... — серебристые глаза раскрываются, мерцают в морионовой тьме, голос полон радости от неожиданной встречи. О подобной романтике Драко раньше только читал и точно не мог подумать, что однажды сможет насладиться ею в реальности. Ещë и с Гарри. — Я будто почувствовал, что ты проснулся, — Гарри мягко бодает парня и засматривается на то, как его волосы жемчугом переливаются в отсветах луны, просачивающихся между полотнами штор, сквозь щель, созданную порывом ветра, — и пришëл пожелать тебе сладких снов. Вместо каких-либо пожеланий двое губ вновь находят друг друга, продолжая свои неспешные ласковые изучения друг друга. Драко чувствует сухость чуть обветренных губ и его посещает неожиданное и отдалëнно пугающее желание смачивать их своей слюной до того момента, пока каждая из трещинок не зарастëт, дав ему возможность увидеть собственный рисунок губ, неповторимый, как отпечатки пальцев. Гарри проводит вершинкой языка по кромке ровных зубов и натыкается на еле заметный скол, отмечает про себя потом рассмотреть острую здорово-молочную поверхность, потому что сейчас не в силах даже запомнить: снизу небольшая бороздка или сверху, на пятом зубе или на клыке. И это всë не для того, чтобы удовлетворить свой врачебный перфекционизм и сравнять неровность, а чтобы запомнить еë, не мешающую по жизни особенность, своеобразный шрамик, наверняка оставленный прошлым. От глядения на Драко у Гарри внутри стал собираться горячий комок, только вот не внизу живота, а где-то в груди, потому что рано ещë для жара в других местах. Поцелуй очень ласковый, неторопливый, такой, как и большинство предыдущих, первоочерëдным призванием которых является доверительное разделение чувств и эмоций. Два горячих языка мягко-мягко соприкасаются, плавно двигаются друг по другу, но это действо не распаляет крышесносную страсть, только головокружительную тягучую нежность. После такого хоть капельку раскрывающего друг друга изучения, прикосновения снова становятся долгими, как в начале, и всë более лениво лëгкими. Губы уставших и эмоционально измотанных парней просто соединены, так мягко-мягко и слишком естественно подходя, словно частички когда-то разорванной мозаики, не дающей задуманных отсветов без целостности. Теперь все переливы и блики на месте: теплом разливаются из груди по всему нутру, согревая. Брюнет хотел чуть прихватить уже не сказать, что тонкую — опухшую от поцелуев — губу на последок, но внезапно понимает, что Драко спит. Вот так вот прямо и уснул во время поцелуя, измотанный, но, наконец, умиротворëнный и расслабленный. Гарри подтыкает под длинные ноги одеяло и отправляется ложиться в свою кровать с ноющей от долгого наклона спиной (и была бы ещë одна проблемка ниже пояса, если бы Драко не был так открыт и доверчив перед ним), но он не жалуется. Напротив: улыбается счастливо, так же, как и Драко прямо сейчас только во сне. У обоих на душе просвет и лëгкость, словно безоговорочное счастье уже не за горами.